Когда он вернулся домой, Лейси уже спала. Она соблюдала «комендантский час» и в эту пятницу даже никуда не пошла. Оливия была права: хотя Лейси и протестовала вслух, в душе она, похоже, приветствовала ограничения своей свободы. Он слышал, как она по Телефону жаловалась своим друзьям: «Папа не хочет, чтобы я возвращалась домой так поздно», – однако в ее голосе при этом звучала какая-то гордость.

Был уже почти час ночи – слишком поздно, чтобы звонить Полу, но он не сможет уснуть, пока не поговорит с ним. Нужно сделать это быстрее. Он пошел в кабинет, нашел телефонную книгу и, устроившись за письменным столом, набрал номер Пола.

– Алло, – голос Пола звучал бодро. Алек слышал музыку, игравшую в его комнате: что-то инструментальное, классическое.

– Это Алек, Пол. И поскольку уже час ночи, позвольте мне сначала извиниться, если я вас разбудил.

– Я не сплю, – ответил он. – Что-нибудь случилось?

Алек засмеялся.

– Ну, это слишком сильно сказано, – он бесцельно перелистывал страницы телефонной книги. – Я хочу вам сказать, что сегодня утром находился в студии, когда вы пришли туда, и слышал все, что вы сказали.

Пол молчал, и Алек продолжил.

– Жаль, что вы не рассказали мне все честно. Я бы смог понять вашу влюбленность в Энни – в нее было очень легко влюбиться.

– Э-э-э… Оливия уже рассказала вам обо всем?

– Нет. Она сказала, что вы ушли от нее, потому что полюбили кого-то, кто был вам недоступен. Она так и не сказала мне, кто это был.

– А она… Что она рассказала вам? Я хочу знать, она объяснила вам, что это было всего лишь…

– Успокойтесь, – ему было жаль Пола. – Она сказала, что ваши отношения были платоническими, если вы об этом беспокоитесь.

Пол некоторое время молчал.

– Вам повезло, что вы были ее мужем, – наконец сказал он. – Я завидую вам.

– Не стоит завидовать, Оливия – замечательная женщина. Она помогла вернуть мир в мою семью, – Алек вспомнил, как Пол спрашивал Оливию, не спала ли она с ним. Он надеялся, что этот вопрос сейчас не всплывет.

– Не знаю, что на нее нашло. Эти витражи, и все остальное… – сказал Пол. – Это так на нее не похоже! Она просто сошла с ума.

– Бога ради! Если вам кажется, что она ведет себя странно, то, может быть, вам стоит взглянуть на себя? Вы ушли от нее, потому что потеряли голову из-за женщины, которая уже мертва. – Алек посмотрел на фотографию Энни, висевшую на стене над столом. Она сидела на покосившемся заборе и с улыбкой подмигивала ему. – У вас есть хоть капля жалости? Оливия была так расстроена, когда вы ушли, и попыталась, сделать хоть что-то, чтобы вернуть вас.

Пол вздохнул.

– Я не мог выкинуть Энни из головы.

– Энни умерла, Пол, и я – вдовец. А у вас есть жена, живая и красивая, которая все еще любит вас. Вы отбрасываете нечто реальное, ради того, что уже не существует.

– Я знаю, – ответил он тихо.

Алек дошел до буквы «С» в телефонной книге, и его палец застыл на имени Оливии.

– Оливия должна вам кое-что сказать.

– Что именно?

– Поговорите с ней сами. Завтра, – Алек зевнул, внезапно почувствовав усталость. – Да, и, между прочим, не забудьте, что Мери Пур согласилась провести в среду утром экскурсию по дому смотрителей для вас, меня и Нолы.

– Вы все еще хотите, чтобы я остался в комитете?

– Конечно. Пол колебался.

– Этот фрагмент о доме смотрителей мог бы написать кто-нибудь другой.

– Никто из членов комитета не сделает это так, как вы. Значит, увидимся около девяти?

– Хорошо.

Алек повесил трубку, чувствуя себя совершенно измотанным. Он рухнул в постель, но уснуть не смог. Он все еще чувствовал запах Оливии и, каждый раз закрывая глаза, почему-то видел, как она говорит человеку с пораненной рукой, что отделение скорой помощи – не Мак-Доналдс. Это воспоминание заставило его рассмеяться вслух.

Не надо было ходить к ней сегодня, он же знал, что произойдет и хотел этого. Он надеялся, что выясняя отношения с Полом, Оливия как-нибудь обойдет эту незначительную подробность. Одно дело желать чужую жену, и совсем другое – спать с ней.

Утром он проснулся невыспавшимся. Его сон был полон кошмарами о маяке и фантазиями об Оливии. Он вылез из постели и хмуро глянул в зеркало в ванной комнате. Давно уже он не видел таких темных кругов у себя под глазами. Он напоминал жертву преследований из фильма ужасов.

Он спустился вниз, взял из шкафа ящик с инструментами Энни, принес его на кухню и поставил у задней двери. Затем он насыпал в миску хлопья и налил чашку кофе.

Сегодня он должен навестить маяк. Необходимо сделать еще несколько снимков, прежде чем его передвинут, потому что после этой процедуры он уже не будет таким, как прежде. Вид будет другой, воздух на галерее будет пахнуть не так, и ощущения будут совсем иными.

Он выдвинул ящик стола рядом с холодильником и достал стопку фотографий маяка. Последний раз он их рассматривал много недель назад. Он прислонил их к стакану с соком и сел завтракать.

– Папа?

Он поднял взгляд на Лейси, которая стояла в дверях кухни:

– Привет, Лейс.

– У тебя все в порядке?

– Конечно. А что?

– Ты выглядишь… не знаю… – Она села за стол и сложила руки на груди. Ее взгляд упал на фотографии на столе. – Почему ты их достал?

– Сам не знаю, – он поднял верхнюю фотографию, которую снимал изнутри линзы. В выгнутом стекле пейзаж был перевернут вверх ногами. – Я просматривал их, чтобы понять, не пропустил ли чего-нибудь, и прежде, чем его передвинут, убедиться, во всех ли ракурсах я его снял.

Брови Лейси поползли вверх.

– Папа, но ты же уже снял его во всех ракурсах, какие только можно придумать.

– Может быть, – улыбнулся Алек.

Из миски с фруктами, стоявшей посреди стола, Лейси взяла апельсин и стала катать его между ладоней.

– Что ты сегодня делаешь? – спросила она. Он удивленно посмотрел на нее через стол:

– Ты что-то задумала?

– Не знаю. Что-нибудь. Придумай сам.

– Хочешь поехать со мной к маяку?

– Папа, – у нее был такой обиженный вид, что он подумал, она сейчас разревется, – пожалуйста, не начинай снова ездить туда. Пожалуйста.

– Я там уже давно не был, Лейси.

– Знаю. Так почему тебе нужно ехать туда сегодня? – теперь Лейси действительно начала плакать.

Она уперлась пятками в сиденье своего стула и подтянула колени к груди. Апельсин скатился со стола, но она, казалось, даже не заметила.

– Я не понимаю этого, – проговорила она. – Я встала сегодня утром и вдруг все стало так, как было раньше.

– Что ты имеешь в виду – как было раньше?

Ее взгляд остановился на ящике с инструментами у двери.

– Почему он здесь стоит? – Она указала на чемоданчик.

– Я хочу забросить его Оливии, в отделении скорой помощи.

– Она может приходить сюда, чтобы пользоваться этим.

Он покачал головой.

– Она больше не может приходить сюда, Лейс. Она должна проводить время со своей семьей, а не с нами.

– У нее нет семьи.

– У нее есть Пол.

Лейси пренебрежительно сморщила нос:

– Он просто засранец. Алек пожал плечами:

– Независимо от того, что ты о нем думаешь, он все же ее муж.

– Мне казалось, она тебе нравится.

– Она мне действительно нравится, но она – замужняя женщина. Кроме того, мама умерла не так уж давно.

– Мама умерла, – Лейси кинула на него свирепый взгляд. – Ее сожгли, и она превратилась в пятьдесят миллионов кусочков пепла, которые акулы, возможно, съели на обед вечером после похорон. Теперь от нее ничего не осталось, кроме акульего дерьма, папа.

Если бы он сидел ближе к ней, то отвесил бы ей оплеуху. Хорошо, что между ними был стол. Ее щеки тут же запылали. Она сама испугалась того, что наговорила.

– Прости, – проговорила она извиняющимся тоном, не отрывая взгляда от стола. – Я действительно жалею, что сказала это, папа.

– Она была необыкновенным человеком, Лейси, – мягко сказал он. – Ее нельзя заменить.

Лейси немного помолчала, рисуя пальцем по столу.

– Могу я продолжать звонить Оливии?

– Дорогая, – он отложил фотографии, – сейчас ты не шляешься допоздна, и я действительно не вижу причин для того, чтобы беспокоить ее каждую ночь.

– Но… когда я могла бы поговорить с ней?

У нее был вид беспомощного ребенка, с этими чудными волосами, красным носиком и большими печальными голубыми глазами.

– Прости меня, Лейс! Я пустил все на самотек, и тяжелее всего пришлось тебе. Почему бы тебе не позвонить ей… ну не сегодня – сегодня ей нужно кое-что сделать… через несколько дней. И вы договоритесь, как и когда будете общаться. Пожалуйста, можешь разговаривать с ней, если она захочет, но я больше не собираюсь с ней встречаться.

Оливия сидела у себя в кабинете – у нее был короткий перерыв на обед – когда Кейти принесла чемоданчик с инструментами и поставила его на стол.

– Это тебе передал Алек О'Нейл.

– Спасибо, Кейти, – кивнула Оливия.

– И скоро должны привезти сложный перелом.

– Хорошо. Я сейчас иду.

Когда Кейти вышла из комнаты, она отложила свой персик и раскрыла чемоданчик. Инструменты были аккуратно разложены, как она оставила их, когда была у Алека в последний раз. В один из кармашков был вложен белый конверт, на котором она прочитала свое имя. Там лежала записка, написанная рукой Алека.

«Можешь оставить инструменты у себя до тех пор, пока они будут тебе нужны. Пусть они тебе хорошо послужат. Вчера я разговаривал с Полом – он знает, что тебе нужно поговорить с ним. Я сказал Лейси, что она может позвонить тебе через несколько дней. Надеюсь, ты не против. Желаю тебе всего самого лучшего, Оливия.

Люблю тебя, Алек».

Она не будет больше плакать. Ни в коем случае не будет. И все же минуту ей необходимо побыть наедине с собой. Она заперла дверь своего кабинета на ключ и прислонилась к ней спиной. Затем она закрыла глаза, сложила руки на груди и стояла так до тех пор, пока отдаленный звук сирены скорой помощи не вернул ее к действительности.