Алек мог проявить пленку в любой день недели, но он дождался субботы и только тогда отправился в мастерскую Тома Нестора. Уже паркуя машину, он признался себе, почему медлил. Ему снова хотелось увидеть Оливию Саймон. Всю неделю Алек ловил себя на том, что мысленно разговаривает с ней, рассказывает ей об Анни то, что остальным его знакомым уже надоело слушать. Он всегда мог поговорить с Томом Нестором, но горе Тома оставалось почти таким же острым, как и его собственное, и это не нравилось Алеку. Ему не хотелось ни с кем делить память о своей Анни.
Оливия сидела за рабочим столом. Она низко наклонила голову и надела очки Анни. Алек привык видеть на этом месте свою жену. У него едва не оборвалось сердце, когда еще на прошлой неделе он увидел Оливию в очках Анни, но так и не сумел придумать веского основания для того, чтобы Оливия не могла ими пользоваться.
Оливия держала паяльник и кусочек припоя. Том нагнулся над ней, наблюдал за ее работой и давал советы. Над его головой в воздухе висело облако дыма. Том никогда не курил в мастерской, пока Анни была жива.
Нестор поднял голову, как только Алек закрыл за собой входную дверь, и поздоровался:
– Привет, Алек.
Оливия оторвалась от работы и улыбнулась.
– Привет, – ответил он, подошел к столу и взглянул на фрагменты стекла. – Над чем работаете? – спросил он Оливию.
Она протянула ему листок миллиметровки, и Алек принялся изучать рисунок, набросанный фломастером, – прямоугольник, содержащий фрагменты разной формы и цвета. Он отметил простоту замысла и удовольствие, написанное на ее лице.
– Она просто рождена для этого, – заметил Том, кивком указывая на Оливию.
– Я всего лишь новичок, – не согласилась со своим наставником Оливия, и ни Том, ни Алек не стали с ней спорить.
Алек легонько похлопал ее по плечу, и Оливия снова подняла на него глаза, почти такого же яркого зеленого цвета, что и оправа защитных очков.
– Позвольте мне угостить вас обедом, – попросил Алек, – на этот раз настоящим. Никакого несварения желудка.
Казалось, Оливия взвешивает все «за» и «против» этого приглашения, но потом она все же кивнула:
– Я согласна.
Алек отправился в темную комнату и начал проявлять пленку, отснятую им в прошлое воскресенье. Он думал о маленьком витраже, который пыталась создать Оливия. Первое творение Анни было сложным – две овечки на траве пяти разных оттенков зеленого. Она никогда не делала что-то просто так, ради тренировки. Если первая попытка не приносила ожидаемых результатов, Анни к этому больше не возвращалась.
В полдень Алек ждал Оливию на стоянке напротив мастерской.
– Вы торопитесь? – спросил он, когда Оливия устроилась на сиденье рядом с ним. – Мы могли бы поехать в Дак и пообедать на берегу, если у вас есть время.
– Это будет замечательно.
Оливия застегнула ремень безопасности, и на мгновение Алек замер, пораженный изяществом ее рук, белизной пальцев и округлыми, ровными, розовыми ногтями. Он вспомнил ее слова о том, что она держала сердце Анни в руке, и едва сумел отвести глаза, завел мотор и вывел «Бронко» на дорогу.
– Я никогда не бывала в Даке, – призналась Оливия, когда Алек выехал на шоссе.
– В самом деле? – Это показалось ему странным. – Городок всего в нескольких милях от вашего дома, и вы уже живете здесь… Как давно, кстати?
– Почти год, – ответила Оливия. – Я вышла на работу на следующий день после приезда. У нас был новый дом, который надо было обставить, так что у нас с мужем просто не осталось времени, чтобы осмотреть окрестности.
Оливия говорила так, словно муж не ушел от нее. Может быть, за ту неделю, что они не виделись, ситуация изменилась и муж к ней вернулся?
Они заняли столик на веранде маленького ресторанчика над самой водой, и несколько уток выжидательно посмотрели на них, когда они уселись на свои места.
Оба заказали крабовый салат. Алек расслабился, он чувствовал себя совершенно иначе, чем в предыдущую субботу. Он помнил, как заказывал сандвичи в кафе, напряженный, готовый взорваться в любую секунду. Тогда он боялся услышать рассказ Оливии о последних минутах Анни. Но она описала все так тактично, и это ему очень помогло, как и осознание того, что она изо всех сил стремилась сохранить Анни жизнь.
Алек заказал вино, а Оливия минеральную воду. Вместо объяснения она похлопала себя по животу, напоминая о будущем ребенке.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Алек. Она выглядела прекрасно, если не считать бледной, почти прозрачной кожи. Но Алек предполагал, что это у нее от природы, а не от плохого самочувствия.
– Со мной все в порядке. Немного устала. Я беспокоюсь только о том, не повредит ли ребенку тот стресс, который я испытываю.
– Ваш муж так и не вернулся?
– Нет. – Оливия посмотрела на свои руки, лежащие на коленях. Вероятно, она опять вертела обручальное кольцо, как и неделю назад. – Я никогда не думала о том, что мне придется переживать беременность в одиночестве, и уж тем более о том, как я буду одна растить ребенка. – Она улыбнулась Алеку. – Мне ночью приснился кошмар, будто у меня родились близнецы. Только этого мне и не хватало.
– А в вашей семье были близнецы?
– Я одна из близнецов.
– В самом деле? У вас есть сестра, похожая на вас? – Алек никак не мог представить себе точную копию Оливии.
– Нет, у меня был брат.
– Был?
– Он умер несколько лет назад. – Оливия махнула рукой, явно давая понять, что не хочет говорить на эту тему. – Не важно. У меня пару раз появлялось чувство, что малышей там двое, и я запаниковала. Но на приеме у моего врача на этой неделе я слышала биение только одного сердца. Так что ребенок один.
Они оба молчали, пока официантка ставила перед ними еду. Луч солнца заиграл на темных прямых волосах Оливии.
– Как обстоят дела с вашим мужем? – спросил Алек, когда официантка отошла.
Теперь Оливия крутила в пальцах вилку.
– Плохо. Мне кажется, что я его совершенно не интересую. Я позвонила ему, чтобы сказать, что люблю его, как вы посоветовали, а он ответил, что не стоило беспокоиться и что он этого не стоит. – Она попыталась улыбнуться, но у нее плохо получилось.
– Возможно, он чувствует себя виноватым из-за своего романа.
Алек заметил, как напряглась Оливия.
– Это был не роман. Я же говорила вам, что это была всего лишь фантазия.
– Простите, – поторопился извиниться Алек.
Она съела немного салата и только потом заговорила снова:
– Муж работал с этой женщиной, она стала для него навязчивой идеей, он все время говорил о ней. Он сравнивал меня с ней, и я не выдержала сравнения.
– В это трудно поверить.
– Эта женщина была замужем, мой муж не представлял для нее никакого интереса. Он сам признал, что его чувства были безответными. – Оливия говорила так, словно пыталась убедить не только Алека, но и саму себя. – В любом случае, – продолжала она, – я оказалась настолько далека от идеала, что когда эта женщина… Короче, даже тогда, когда муж понял, что не сможет ее получить, меня он все равно бросил.
Алек нахмурился. Муж Оливии выглядел в его глазах полным идиотом.
– Пол говорил только о ней, и я с этим примирилась. Я думала, что мне не стоит реагировать слишком бурно, пусть рассказывает, пусть выговорится. Я заставлю его со временем забыть о ней. Но у меня ничего не вышло.
– Он ушел для того, чтобы быть к ней ближе? То есть простите меня, Оливия, но, может быть, он хотел завести с ней роман, но не мог этого сделать, пока жил с вами? Поэтому он и…
Оливия покачала головой:
– Она уехала с косы до того, как он от меня ушел.
– А куда она отправилась? Возможно, ваш муж как-то с ней общается?
Оливия неожиданно рассмеялась, но тут же прикрыла рот рукой.
– Нет, я уверена, что они не общаются. – Она подцепила вилкой кусочек крабового мяса. – Она в Калифорнии.
– Калифорния не на другой планете, – пожал плечами Алек. – Почему вы так уверены, что ваш муж не звонит ей по телефону или не пишет?
– Пол сказал бы мне об этом. Он никогда не скрывал от меня своих чувств, хотя временами мне этого хотелось. – Она посмотрела через стол на Алека. – В чем-то эта женщина была лучше меня. И это оказалось очень важным для моего мужа.
Алек выпрямился на стуле.
– Ну знаете, этот парень просто одержим. Он нерационально себя ведет. Даже не допускайте мысли, что он прав. Ваш муж никогда по-настоящему не знал эту женщину. Если бы у него был этот шанс, он, скорее всего, понял бы, что она самая обычная женщина…
Оливия опустила голову, и Алек увидел слезинку на ее нижних ресницах. Капелька упала на блузку цвета лаванды, оставив на ткани маленькое круглое темное пятнышко.
Алек подался к ней:
– Оливия?
Она поднесла салфетку к глазам, покосилась на других посетителей и сказала негромко:
– Простите. Вы вряд ли пригласили бы меня на обед, если б знали, что я поставлю вас в неловкое положение.
Алек придвинулся ближе к столу.
– Я пригласил вас не для того, чтобы вас расстраивать. – Их колени соприкоснулись под столом, и Оливия немного отодвинулась и принялась теребить салфетку.
– Я ничего не понимаю… Мой муж был таким замечательным до встречи с ней. У нас был благополучный брак, и вдруг все рухнуло. Я все жду, что вернется прежний Пол, но у меня такое ощущение, что он умер.
Алек покачал головой:
– Возможно, он просто запутался. Оставайтесь в его жизни, Оливия, напоминайте ему, как вам было хорошо раньше.
Оливия перестала плакать, но от слез у нее покраснел нос, и она выглядела такой беспомощной. В ней сейчас не осталось ничего от той женщины, которую Алек встретил неделей раньше.
– Я старалась стать похожей на нее, – продолжала Оливия, – на ту, другую, женщину.
Алек снова нахмурился:
– Но ведь ваш муж влюбился в Оливию, верно? Именно с Оливией у него был счастливый брак, а не с этой… – он хотел сказать «сукой», но ему показалось неудобным употреблять это слово при Оливии, – не с этой женщиной, которая довела его до безумия.
Она скрестила на груди руки, кулаки были крепко сжаты.
– Я не могла родить ребенка, – призналась Оливия. – Думаю, поэтому Пол стал иначе относиться ко мне. Я сделала операцию, но оказалось уже слишком поздно.
– А если вы скажете ему о ребенке? – предложил Алек.
– Тогда я никогда не буду уверена, ради кого он вернулся, ради меня или ради ребенка.
Неожиданно из ее сумочки раздался писк пейджера. Оливия достала его, прочитала сообщение.
– Здесь есть телефон? – спросила она.
– Я уверен, вам разрешат воспользоваться телефоном в зале.
Оливия встала, выпрямилась, легко тряхнула темными блестящими волосами и пошла внутрь ресторана. Она снова стала уверенным в себе врачом.
Когда Оливия вернулась, Алек раскрошил свой нетронутый кусок хлеба и кормил уток.
– Вам надо ехать? – поинтересовался он.
Она покачала головой:
– Нет, там справятся без меня.
Оливия посмотрела на свою изорванную салфетку, насупилась, словно не понимая, как эта бумага попала на столик. Она собрала клочки и положила на тарелку, виновато улыбнувшись Алеку.
– Извините, Алек. В следующий раз, когда я снова начну плакаться на мою жизнь, просто засуньте мне в рот пробку, договорились?
– Я готов вас выслушать. – Он бросил последний кусок хлеба в воду. Утки начали шумно драться за него. – Ваша жизнь совсем не похожа на мою, но итог одинаковый. Мы оба одиноки. И я знаю, каково это.
Оливия крутила соломинку в чае со льдом, потому что с салфеткой уже было покончено.
– Когда я начинаю тосковать о Поле, я сразу вспоминаю, каково вам без Анни. И я… – Она замялась, покачала головой. – Мне очень не хватает прикосновений. Я говорю не о сексе, а о том, что нет человека, которого можно взять за руку, нет близости с другим человеком. Пока это имеешь, не понимаешь, насколько это важно.
Алек кивнул, Оливия откинулась на спинку стула и снова сложила руки на коленях.
– Я начала ходить на массаж, чтобы чувствовать, что хоть чьи-то руки касаются меня. – Она смутилась от собственного признания.
Алек улыбнулся ее откровенности, понимая, что она имеет в виду. Интересно, Оливию массирует женщина или мужчина и имеет ли пол массажиста значение? Может, ему самому начать ходить на массаж? Как он будет себя чувствовать, если станет платить постороннему человеку за то, что тот облегчит боль тела, преданного забвению?
Они остановились у светофора на обратном пути в мастерскую, и Алек указал на улицу, ведущую к пляжу.
– Видите вон тот коттедж, третий справа? Там мы с Анни жили, когда только приехали на косу. – Маленький коттедж стоял на сваях над песком. – Как вы уже поняли, у нас почти не было денег.
Оливия молчала, пока машина медленно ехала в плотном потоке транспорта.
– После смерти Анни я начала работать в приюте для женщин, – наконец сказала она.
Алек удивленно посмотрел на нее:
– Почему? – Он ненавидел это место.
Оливия только пожала плечами.
– Благодаря Анни я узнала о его существовании. Муж ушел, у меня появилось свободное время. – Она посмотрела на него. – Сотрудники приюта до сих пор говорят об Анни.
– Правда?
– Они ее обожали. У Анни всегда было множество идей, и все они полагались на ее изобретательность. Без вашей жены там все разваливается. Во всяком случае, они в этом уверены.
– Как и мой дом. – Казалось, Алек говорит сам с собой.
Машина остановилась на стоянке перед мастерской. Оливия расстегнула ремень безопасности и повернулась к Алеку.
– Какой Анни была на самом деле? – спросила она. – Когда о вашей жене говорит персонал приюта, создается впечатление, что ее можно причислить к лику святых.
Алек рассмеялся:
– Сомневаюсь, что атеистов причисляют к лику святых. – Он повернул ручку кондиционера еще на одно деление. – Анни была человеком очень высоких моральных принципов, никогда не жалела денег на благотворительность. Практически все, что она зарабатывала, она передавала в различные фонды. Защитники прав животных, больные СПИДом, бездомные, борцы за право на жизнь – все получали от нее пожертвования.
– Борцы за право на жизнь? – переспросила Оливия.
– Да, Анни была ярой противницей абортов. А я отдал деньги в фонд планирования рождаемости, чтобы свести на нет ее усилия. – Алек улыбнулся, вспомнив об этом. – Она так на меня разозлилась!
– Меня это удивляет. Судя по тому, что я слышала, Анни придерживалась очень либеральных взглядов.
– Так и было во многих отношениях, но только не в том, что касалось абортов. – Алек поднял голову и посмотрел на окна мастерской. – Складывается впечатление, что Анни была идеальной. Но она была обычным человеком. Иногда у нее портилось настроение.
Он вдруг почувствовал себя виноватым за то, что принижает образ Анни в воображении Оливии, но странные и неожиданные приступы меланхолии были такой же частью натуры Анни, как и ее альтруизм. Меланхолия накатывала на нее и отступала, словно волны. Алек никогда этого не понимал, да Анни и сама не умела этого объяснить. В такие моменты она отгораживалась от него, от всех. «Это моя темная сторона», – говорила Анни ему, и Алеку казалось, что он видит, как темная туча опускается ей на плечи. Он быстро понял, что никак не может помочь ей справиться с таким настроением. Ему только оставалось ждать, пока эта полоса пройдет. Алеку не давало покоя то, что Анни погибла именно во время такой черной полосы, что она ушла из этого мира в тоске.
– Я восхищаюсь Анни, – застенчиво сказала Оливия. – Теперь, когда я знаю, как сложно создавать витражи, я смотрю на ее работы с восхищением.
Алек был тронут.
– Моя жена была очень талантливым художником. Думаю, она достигла бы большего, если бы не ушла из колледжа, чтобы выйти за меня замуж.
– Где училась Анни? – спросила Оливия.
– В Бостонском колледже.
– В самом деле? – На лице Оливии Алек увидел изумление. – Но там же учился и мой муж. Он закончил в семьдесят третьем.
– В тот год должен был заканчивать и курс Анни. Когда будете с ним говорить, спросите, не знал ли он ее. Ее девичья фамилия Чейз.
Оливия помолчала, потом поблагодарила его за обед и потянулась к ручке дверцы.
Алек остановил ее, коснувшись руки.
– У вас здесь есть друзья? – спросил он.
Она покачала головой:
– Только коллеги по работе.
Он достал бумажник, вытащил визитную карточку, написал на чистой стороне свой домашний телефон.
– Звоните, как только появится желание, – попросил Алек, протягивая визитку Оливии.
– Хорошо. – Она открыла дверцу.
– Оливия!
Она обернулась к нему:
– Я хочу, чтобы вы знали, насколько я рад тому, что именно вы были в ту ночь в операционной.
Оливия улыбнулась:
– Спасибо.
Она вышла из машины и мягко закрыла дверцу. Алек проводил ее взглядом. «Ее муж просто дурак», – решил он.