Июль 1991 года

– Откуда у тебя это? – Клай посмотрел через стол на сестру. Алек поднял глаза от газеты, чтобы узнать, о чем идет речь. Лэйси сидела в наушниках, соединенных с маленьким красным радиоприемником, стоявшим возле ее тарелки. Он впервые видел это.

– Джессика мне подарила на день рождения, – равнодушно ответила Лэйси. Она взяла приемник со стола, встала и прикрепила его к поясу шорт, не доев завтрак.

Алек нахмурился:

– На день рождения? Который?

– Не имеет значения. – Лэйси взяла свою сумку с книгами. – Мне пора.

– Лэйси, подожди минутку. – Алек встал, но дочь уже выбежала из дома. Лэйси явно решила подождать школьный автобус на улице. Ей предстоял первый день занятий в летней школе.

Алек посмотрел на сына. Тот не сводил с него глаз.

– Мы забыли о дне ее рождения, – сообщил Клай.

– Не могли мы этого сделать. Она родилась первого июля, верно?

– Верно. Только сегодня уже второе.

Алек почувствовал себя так, словно его ударили под дых.

– Проклятье!

Он снова сел, закрыл глаза, прижал пальцы к вискам, неожиданно налившимся тупой болью, стоило ему только вспомнить прошедший день. Лэйси была необычно молчаливой за завтраком, а он был поглощен докладом об эрозии почвы у основания маяка. Он почти не отрывался от него, пока ел.

Когда Алек вечером вернулся домой, Лэйси сидела в своей комнате. Она сказала, что ужинать не будет, поэтому они с Клаем заказали себе пиццу и поели в кухне. Лэйси не показывалась весь вечер. Алека это удивило. Она часто сидела в своей комнате, но еще ни разу не проводила там весь вечер.

– Папа?

Алек открыл глаза, услышав голос сына. Он со вздохом выпрямился на стуле.

– Не могу поверить, что такое случилось. Я куплю ей подарок. А у тебя будет время, чтобы купить ей что-нибудь?

Клай кивнул.

– Но что мне купить? – Алек беспомощно посмотрел на сына. – Чем можно ее обрадовать?

– Мама всегда покупала ей старинную куклу.

– Это так, но Лэйси уже четырнадцать.

И потом Алек понятия не имел, где купить такую куклу. Обычно Анни покупала куклу заранее и прятала ее до дня рождения дочки. И к тому же это был особый подарок, только от Анни. Анни умерла, когда Лэйси уже исполнилось тринадцать. Значит, у нее должно было быть тринадцать кукол.

После ухода Клая Алек заглянул в комнату дочери. Там уже не было того беспорядка, который царил до генеральной уборки перед выпускной вечеринкой Клая, но одежда и книги снова начали скапливаться на столе и на полу. Комната стала для Лэйси убежищем.

Как-то вечером Лэйси вернулась домой и торопливо прошла мимо отца в свою спальню. Но ему хватило одного взгляда на нее, чтобы понять – что-то случилось. Блузка Лэйси была застегнута кое-как, глаза покраснели от слез. Он нерешительно постоял под ее дверью несколько минут, прислушиваясь, потом все-таки постучал и вошел. В комнате было темно, и Алеку пришлось на ощупь пробираться к ее кровати. Он присел на край, и, когда глаза привыкли к темноте, он увидел, что Лэйси лежит, повернувшись лицом к стене. Она тихонько всхлипывала, стараясь изо всех сил скрыть свои слезы.

– Что случилось, Лэйси? – спросил Алек.

– Ничего.

Ему пришлось нагнуться, чтобы расслышать ее ответ.

– Тебя кто-нибудь обидел?

Она презрительно фыркнула:

– Господи, ты все о своем!

Алек не мог уйти и оставить ее в таком состоянии.

– Может быть, тебе поговорить с психологом, Лэйси? – предложил он. – Не хочешь? Ты сможешь рассказать обо всем, что тебя тревожит.

Она молчала.

– Так ты не хочешь поговорить с психологом? – повторил Алек свой вопрос.

– Нет!

– А мне не скажешь, что тебя беспокоит?

– Я тебе уже сказала: ничего.

– Дорогая… – Алек коснулся руки дочери, но она резко отдернула ее.

– Уйди, пожалуйста.

Алек встал, подошел к двери.

– Я люблю тебя, Лэйси, – сказал он, прежде чем закрыть дверь.

Девочка промолчала. Алек постоял в коридоре и слышал, как дочь заплакала снова, на этот раз еще сильнее, словно он только усугубил ее боль.

И вот теперь он стоял на пороге ее комнаты и думал о том, как все исправить. Куклы с упреком смотрели на него, а затянутые в черную кожу молодые люди на постерах глумливо смеялись над ним. Ну что ж, Алек О’Нил сделал все, чтобы у его дочери была причина для слез.

Алек купил шоколадный торт с белой глазурью и попросил продавщицу в кондитерской супермаркета написать на нем «С днем рождения, Лэйси!» среди белых сахарных цветов. Он заглянул в магазин одежды, куда Анни обычно водила Лэйси, но ряды кофточек, юбок, платьев и брюк повергли его в ужас. Он не знал размеров дочери, да и ее вкусов тоже не знал. В конце концов в музыкальном магазине Алек оплатил подарочный сертификат – он не имел представления, какую музыку слушает Лэйси – и, более или менее довольный собой, отправился домой готовить на ужин ее любимые блинчики с курицей.

Рецепты в кулинарной книжке Анни не слишком ему помогли. Судя по всему, она сама придумывала состав для этих блинчиков с пряной мясной начинкой, а записи были сделаны ее совершенно не поддающимся расшифровке почерком. С годами Алек научился разбирать эти каракули, но из этого перечня продуктов и манипуляций с ними он понял только приписку внизу страницы: «Любимое блюдо Лэйси».

Алек позвонил Ноле.

– Ты не поверишь, но я забыл о дне рождения Лэйси.

– Я знаю. Джессика мне рассказала.

– Мне следовало отметить этот день в календаре. Последнее время память меня подводит.

– Не кори себя, Алек. Лэйси с этим справится.

– Я хотел приготовить блинчики, которые раньше всегда готовила Анни. Лэйси их любит, но я не могу разобрать рецепт. У тебя он записан?

– Конечно. Давай я приду и помогу тебе, – предложила Нола.

– Нет, пожалуйста, не надо. Ты не могла бы просто продиктовать мне рецепт?

Нола жила на другой стороне тупика и через минуту уже стояла бы у него на кухне, но этого Алеку совсем не хотелось. Интересно, она уже догадалась, что он намеренно избегает оставаться с ней наедине?

Готовить любимое блюдо дочери оказалось куда сложнее, чем он предполагал. Алек сжег пальцы, готовя фарш из курицы, и испортил несколько блинов, прежде чем освоился.

Лэйси пришла домой в половине шестого. Алек обнял ее и прижал к себе прежде, чем она успела этому воспротивиться. Он почувствовал, какая она худенькая, ощутил ее напряжение. Наушники показались ему холодными, когда он случайно коснулся их щекой и услышал ритм рок-музыки.

– Прости меня, Лэйси, – попросил Алек. – Я перепутал все дни.

Она вырвалась, не глядя на него.

– Да ладно, подумаешь, большое дело.

Девочка сняла наушники и положила на стол.

– Зови Клая ужинать, хорошо? Я приготовил твое любимое блюдо.

Лэйси покосилась на духовку и направилась к лестнице.

– Вкусно, папа, – одобрил Клай, подцепив на вилку последний кусочек.

У блинчиков оказался совсем другой вкус, чем у тех, которые готовила Анни. И Алек гадал, что он сделал не так. Лэйси низко опустила голову и возила по тарелке вилкой, не съев ни кусочка.

– На мамины они совсем не похожи, – поспешил сказать Алек, признавая свою неудачу, пока этого не сделали дети.

– Мама добавляла острую зеленую фасоль из баночки, – пробубнила Лэйси, не поднимая головы.

– Hу надо же! В следующий раз буду знать.

– Не стоит беспокоиться, – жестко ответила ему дочь голосом, полным сарказма.

Клай недоверчиво посмотрел на Алека.

– Hу ты и стерва! – бросил он сестре упрек, но Алек быстро покачал головой, призывая сына к молчанию.

– Что ж, перейдем к десерту, – предложил Алек. – Его готовил не я, так что, возможно, он окажется вкуснее, чем ужин.

Торт ждал своего часа на столе в столовой, и, зажигая четырнадцать свечей, Алек вдруг сообразил, что Анни никогда не стала бы отмечать день рождения в кухне. А он об этом даже не подумал. Ни Алек, ни дети ни разу не ужинали в столовой после смерти Анни.

Алек внес торт с горящими свечами в кухню, напевая «С днем рожденья тебя».

– Не пойте, пожалуйста, – взмолилась Лэйси, когда Клай присоединился к отцу. Они запели еще громче. Девочка зажала ладонями уши. – Не надо! – крикнула она. – Я ненавижу эту песню!

Алек увидел слезы в глазах дочери и замолчал, давая знак Клаю прекратить.

– Ладно, повеселились, и будет, – сказал он, ставя торт на стол и протягивая Клаю нож. Алек достал приготовленные подарки из кухонного шкафчика. Положив их перед Лэйси, он вдруг прочувствовал всю несообразность происходящего. Перед Лэйси лежали коробка со шлепанцами для бассейна от Клая и тоненький конвертик от него самого. И все. Анни всегда готовила множество подарков для любого члена семьи. Стол бывал завален свертками и коробочками, завернутыми в подарочную бумагу, разрисованную самой Анни. Мало того, что они праздновали день рождения Лэйси на день позже, но Алек еще и не сумел сделать все, как надо.

Лэйси будто очнулась от сна. Ей действительно понравились шлепанцы. Алек видел это по ее лицу. Он был благодарен Клаю за то, что сын так хорошо знает вкусы сестры. Она поблагодарила Алека за подарочный сертификат и принялась лениво ковырять торт. Алеку отчаянно захотелось порадовать дочь, вызвать на ее лице улыбку.

– У меня еще есть для тебя чек, Лэйси, – объявил он, хотя никакого чека ей еще не выписал. – Пятьдесят баксов. Можешь потратить их на что угодно. – Анни убила бы его за такое, но ничего лучше он придумать не мог.

«Пока я росла, я не получала от родителей ничего, кроме денег, – как-то сказала она ему, когда Алек предложил подарить детям деньги на Рождество. – А мне не нужны были деньги, мне нужны были мама и папа. Я бы отдала все, что имела, каждый цент, подаренный ими, если бы они хотя бы один раз сказали мне: «Мы любим тебя, Анни. Не важно, что ты делаешь, не важно, как ты выглядишь, ты наша дочка, и мы тебя любим».

– Впервые в жизни я не получила куклу на день рождения, – нарушила молчание Лэйси. Она не смотрела ни на отца, ни на брата и водила вилкой по розовому сахарному цветку.

– Hу, я решил, что тебе уже четырнадцать, – ответил Алек. – Ты уже выросла из кукол.

Она пожала плечами:

– Мама обещала мне дарить куклу на день рождения, пока мне не исполнится двадцать один.

– В самом деле? – искренне удивился Алек.

Лэйси подняла голову. За последние месяцы она впервые прямо посмотрела на него, и Алек вздрогнул, увидев боль в ее глазах.

– Когда у меня будут дети, я никогда не забуду об их дне рождения.

– Я не забыл об этом, Лэйси, – попытался оправдаться Алек. – Я помню, что ты родилась первого июля. Я сбился в датах и не сообразил, что июль уже наступил.

– Значит, по твоим подсчетам, было двадцать девятое или тридцатое июня, верно? Ты уже должен был бы приготовить мне подарок, разве не так? – Девочка встала из-за стола, у нее на глазах выступили слезы, и она попыталась скрыть их, низко наклонив голову.

– Дорогая… – Алек поднялся и коснулся ее плеча.

Лэйси отпрянула.

– Я уверена, что ты точно знаешь дату постройки своего дурацкого маяка! И ты наверняка уже спланировал пышное торжество по этому поводу! – Она рванулась к задней двери.

– Тебе завтра в школу, Лэйси, – окликнул ее Алек. – Я не хочу…

– Да пошел ты! – бросила дочь через плечо.

Эти слова больно ударили его. Алек хотел уже побежать за ней, сказать, что не позволит так разговаривать с собой, но не двинулся с места. Лэйси оказалась очень близка к истине. Строительство Киссриверского маяка началось 5 апреля 1869 года и закончилось пять лет спустя. В первый раз огонь на маяке зажегся 30 сентября 1874 года, и в этом году комитет «Спасем маяк» намеревался торжественно отпраздновать очередную годовщину этого события. Алек уже заказал огромный торт по этому случаю.