Телефон зазвонил в десять тридцать пять. Оливия как раз намыливала голову в душе, но она замоталась полотенцем и вышла в спальню, чтобы ответить.
Она услышала голос Пола, а не Алека и на сотую долю секунды почувствовала разочарование.
– Ты вернулся?
– Нет, я звоню из вашингтонской гостиницы. Я возвращаюсь завтра.
Голос Пола звучал устало и немного напряженно.
– Как ты? – Оливия не могла не беспокоиться о нем.
Он помолчал немного, потом она услышала легкий смешок. Или Пол кашлянул?
– Физически абсолютно здоров. А в остальном – только сейчас начал ощущать, что последнее время был не в себе.
Струйка шампуня поползла по спине Оливии.
– О чем ты говоришь? – Взяв аппарат, она отошла к шкафу, достала еще одно полотенце и накинула на плечи.
– Мне звонил Гейб, мой коллега из «Береговой газеты». Он рассказал о той шумихе, которая поднялась вокруг смерти Анни. Мне очень жаль, Оливия. Я не подозревал, что работаю в бульварном издании. Возможно, если бы я не уехал, этого бы не произошло.
Оливия подошла к кровати, села.
– Ты тоже считал меня виноватой, – сказала она.
– В смерти Анни? Нет, Лив, ты не права. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы так думать. Я только не понимал, как ты вообще взялась ее спасать. Как ты могла работать, когда из-за Анни я вел себя как последний дурак? Но я знаю, что ты сделала все возможное. Прости, если я в чем-то обвинил тебя.
– Твои слова очень много для меня значат, – Оливия держала трубку обеими ладонями.
– Я много думал о нас, – признался Пол после недолгого молчания. – Здесь все напоминает о тебе, о нас. Сегодня вечером я заходил в книжный магазин Донована.
– Да? – Оливия сразу же вспомнила звуки и запахи их любимого места.
– Лучше бы мы никуда отсюда не уезжали. Нам было хорошо в Вашингтоне.
– Но мы же решили, что не хотим растить детей в столице, не важно, будут ли это наши собственные дети или приемные…
– Знаю, знаю. – Пол снова замолчал. Оливия слышала, как он вздохнул. – Мы можем встретиться, когда я вернусь?
– Разумеется.
– Я имею в виду настоящее свидание. Мы бы сходили куда-нибудь, познакомились заново.
– Буду только рада, – в голосе Оливии звучала такая же нежность, что и в голосе Пола.
– Я приеду около пяти.
– Я работаю до семи. – Оливия напряглась, ожидая выговора за то, что ее работа снова мешает их браку.
– Значит, в семь, – спокойно ответил Пол. – Лив? – неуверенно сказал он. – Почему ты не борешься с этим Кремером? Это на тебя совсем не похоже. Ты сидишь сложа руки и позволяешь ему себя оскорблять.
Оливия провела рукой по покрывалу на кровати. Пол прав. Обычно она сражалась со своими противниками с открытым забралом, преодолевая все препятствия.
– Я могу лишь обратиться в комиссию по медицинским конфликтам, но не уверена, что сейчас у меня есть силы пройти через эту процедуру.
– Сделай это, Лив. Я поддержу тебя, обещаю.
Оливия поблагодарила Пола, удивленная и немного настороженная, неспособная до конца поверить словам мужа, его нежности. Но к тому моменту, когда она закончила разговор с Полом, она уже приняла решение и сразу же позвонила Майку Шелли.
Заведующий отделением внимательно слушал, пока Оливия излагала ему свой план. Ей казалось, она понимала ход его мыслей. Обращение в комиссию по медицинским спорам привлечет внимание не только к Оливии, но и ко всему отделению в целом.
– Прошу тебя, Оливия, подожди день-два, прежде чем предпринимать какие-то шаги. Дай мне немного подумать, – попросил Шелли.
Положив трубку, она вдруг почувствовала себя лучше. Оливия уже не казалась себе совершенно беспомощной, как это было за час до разговора с Майком. Она подошла к зеркальной дверце шкафа, сбросила на пол полотенце, повернулась и стала рассматривать себя в профиль. Живот уже заметно выдавался вперед. Если Пол обнимет ее, он все поймет. Алеку этого хватило, чтобы шарахнуться от нее как от огня.
Домыв голову и приняв душ, Оливия не стала надевать ночную рубашку, а влезла в футболку и старенькие джинсы, которые еще застегивались на ней. Она прошла в гараж, вытащила из шкафа пару отверток и маленький чемоданчик с инструментами, который Пол не забрал с собой. Оливия отнесла все это в детскую, прихватив по дороге приемник и стаканчик имбирного эля, и устроилась на полу. Ее ждал долгий, упоительный вечер. Она намеревалась собрать колыбель.
На другой день, когда смена Оливии и Джонатана закончилась, Майк вызвал их к себе в кабинет. Джонатан сел поближе к окну. Его губы кривились в пренебрежительной усмешке, которая стала привычной для него в последнее время. Оливия заняла стул у двери.
Майк немного подался вперед, опершись локтями о стол.
– Джонатан, – начал он, – я хочу, чтобы ты опроверг заявление о так называемом убийстве Анни О’Нил, которое недавно сделал прессе.
– Я не собираюсь опровергать то, что я считаю правдой.
Майк покачал головой:
– Оливия намерена обратиться в комиссию по медицинским спорам, и, если это произойдет, я буду вынужден высказать свое мнение. – Майк говорил очень медленно, словно боялся, что Джонатан не уследит за ходом его рассуждений. – Оливия была права, потому что ее опыт и умение позволяли ей провести такого рода операцию. Ее можно было бы обвинить в преступной небрежности, если б она не попыталась спасти миссис О’Нил. Но и ты, Джонатан, поступил правильно. И знаешь почему? – Шелли не стал ждать ответа. – Ты поступил правильно, потому что у тебя нет ни необходимого опыта, ни умения для такого вмешательства. Если бы ты попытался это сделать, я бы обвинил тебя в преступной небрежности. – Майк откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с Джонатана. – Ты хочешь, чтобы местные жители узнали об этом?
Джонатан нахмурился. Над верхней губой выступили капельки пота.
– Ты передергиваешь…
– Я не передергиваю! – рявкнул Майк, снова наклоняясь вперед, и Оливия не меньше Джонатана была удивлена его бурной реакцией. – Либо ты опровергаешь собственное заявление, либо Оливия обратится в комиссию, чтобы очистить свое имя. И она его очистит. Но при этом ты будешь выглядеть не слишком хорошо, верно?
Оливия чувствовала, что Джонатан смотрит на нее, ощущала его яростный, враждебный взгляд.
– Не трудись, – бросил он ей, вставая. – Я немедленно напишу заявление об увольнении. А потом можешь экспериментировать над пациентами сколько твоей душе угодно. Мне плевать! – Театральным жестом Кремер сорвал с себя стетоскоп, бросил его на стол перед Майком и выбежал из кабинета.
Шелли посмотрел на стетоскоп, и Оливия заметила, что он с трудом сдерживает улыбку. Майк поднял на нее глаза.
– Прости, что не сделал этого раньше, Оливия. Пожалуйста, не обращайся в комиссию, пока мы не выясним, что получилось из сегодняшнего разговора. – Он кивком указал на телефон. – По-моему, пора мне позвонить в «Береговую газету» и сообщить им новости.
Оливия переоделась в ординаторской перед свиданием с Полом, не обращая внимания на то, что все отделение перешептывается о том, что произошло в кабинете заведующего. Она остановила свой выбор на синей юбке, скрывающей раздавшуюся талию, и белом джемпере с короткими рукавами. Выйдя в комнату ожидания, она увидела Пола и вздрогнула от охватившего ее желания.
Он принес ей изящную голубую розу в серебряной вазе, и она узнала тот редкий сорт, который выращивала в их саду в Кенсингтоне. Ей вдруг стало трудно дышать от желания снова оказаться там, где они были так счастливы.
– Я срезал ее сегодня утром, – сказал Пол, пока они шли к его машине. – Пролез в сад перед самым рассветом.
Совершенно несвойственный для него хулиганский поступок заставил Оливию улыбнуться.
Пол вывел машину со стоянки и только тогда посмотрел на нее.
– Ты хорошо выглядишь.
– Спасибо.
Она заметила, что Пол снова надел обручальное кольцо. Значит, он не лгал, когда говорил, что скучает по ней, хочет, чтобы они снова были вместе. Оливия изучающе взглянула на него. Пол выглядел неважно. Он очень похудел за последние несколько месяцев, кожа приобрела землистый оттенок, щеки впали, и ей стало его немного жаль.
Оливия рассказала ему о разговоре с Джонатаном и Майком, поблагодарила за поддержку.
– Я была словно в параличе, – призналась она.
– Каково тебе пришлось, когда вся эта история появилась в «Береговой газете»?
Оливия рассказала о возмущенных письмах издателю, которые появились в двух последних номерах. Их тон и нагнетание неприязненного отношения к ней были унизительными. Оливия не забыла и о том, что ей стало сложнее работать, что она усомнилась в своем профессионализме. Ей самой было странно, с какой готовностью она так откровенно говорит с Полом. Потом Оливия рассказала о петиции.
– Я предполагала, что твоя фамилия будет стоять первой среди подписавшихся. Мне казалось, что ты не поставил свою подпись только потому, что был в отъезде.
Пол оторвал руку от руля и легко сжал ее локоть.
– Прости меня за недоверие, Лив. Мне больно видеть, как твое имя обливают грязью. Честное слово.
На следующем светофоре он достал из бумажника фотографию внучки Джо Галло, пересказал свой разговор с хозяином кафе. Он не забыл упомянуть о том, какую гордость за нее он испытал. Но Оливия слушала его невнимательно.
Ей необходимо сказать Полу, что она ездила в Норфолк с Алеком, выступала на радио. Он наверняка услышит об этом на следующем заседании комитета. Лучше будет, если Оливия сама ему все расскажет. Но не сейчас. Оливии не хотелось разрушить ту духовную близость, которая возникла между ними.
Пол остановил машину на парковке у ресторана. Только обходя «Хонду» сзади, Оливия увидела овальный витраж, прикрепленный к стеклу. Темнота не позволяла разглядеть рисунок, но она не сомневалась, что это работа Анни. Надежда, владевшая ею последние двадцать четыре часа, сменилась разочарованием.
Оливия поставила подаренную Полом розу между приборами, попросив официантку унести украшавшую стол гвоздику. Когда им принесли заказанные напитки, она глубоко вздохнула, прежде чем начать.
– В прошлую субботу я выступала в ток-шоу на радио в Норфолке, – объявила Оливия. – Я говорила о маяке.
– Что?! – Глаза Пола за стеклами очков округлились. – О чем ты говоришь?
– Мне позвонил Алек О’Нил. Ему необходимо было успеть на два выступления в один и тот же день, поэтому он спросил, не захочу ли я выступить на радио, раз уж мне приходилось делать это раньше.
– Это просто нелепо. Ты же ничего не знаешь о маяке.
– Теперь знаю.
Пол дергал соломинку в стакане вверх-вниз.
– И вы с Алеком ехали туда в одной машине?
– Да.
Пол судорожно перевел дух, потер рукой подбородок.
– Что ты наговорила ему, Оливия? О’Нил знает, почему мы разошлись?
– Алек ничего не знает о тебе и Анни.
– Так о чем же вы разговаривали почти четыре часа?
Оливия помнила, что она рассказывала Алеку, но не хотела посвящать в это Пола.
– По дороге туда мы говорили о предстоящих выступлениях, а на обратном пути – о том, как они прошли. Вот и все.
Пол немного расслабился.
– Ничего не понимаю. Почему именно ты? Почему ты так беспокоишься о маяке, что решилась рассказать о нем на радио?
– А ты почему так о нем беспокоишься?
Пол заметно смутился.
– Маяки всегда привлекали меня. Ты просто не знала об этом, потому что мы жили в округе Колумбия, где маяков нет. – Он вертел соломинку в пальцах, пока не сломал ее. – Мне не по себе оттого, что ты общалась с О’Нилом. Ты еще будешь выступать?
– Нет.
– Впредь не соглашайся, ладно?
Оливия скрестила руки на груди.
– Если у меня будет на это время и желание, Пол, я буду выступать. Ты не имеешь никакого права запрещать мне.
Женщина из-за соседнего столика посмотрела в их сторону, и Пол понизил голос:
– Давай больше не будем говорить об этом, согласна? Мне хочется, чтобы этот вечер прошел хорошо. Лучше я расскажу тебе о Вашингтоне.
– Я не против.
Оливия чуть отклонилась назад, когда официантка ставила перед ней тарелку с салатом.
– Мне было там так хорошо, Оливия. Давно я не чувствовал ничего подобного. Я на косе всего лишь несколько часов, а напряжение уже снова охватило меня. Во всем виновато это место. – Он вздрогнул. – Здесь мне все напоминает об Анни. Здесь слишком тесно. Куда бы я ни пошел, я вижу что-то, что заставляет меня вспоминать ее. Даже запах напоминает о ней.
– А мне нравится здешний воздух, – возразила Оливия и тут же испугалась, что так открыто возражает ему. Аромат, насыщавший воздух, заставлял ее думать об Алеке, вспоминать, как они стояли на чугунной галерее Киссриверского маяка, а над ними пульсировал луч света.
Пол посмотрел на свой салат.
– Если мы снова сойдемся, то нам придется уехать отсюда.
Оливии было неприятно слышать это.
– Но мне нравится на косе, Пол, даже учитывая тот факт, что местные жители готовы меня линчевать. Я надеюсь, что отношение людей изменится. Это место кажется мне идеальным для воспитания детей.
– Каких детей? – запальчиво поинтересовался Пол, и женщина за соседним столиком снова посмотрела на них. – Тебе тридцать семь лет. Ты сделала операцию, но она лишь на двадцать процентов повысила способность забеременеть. Это не слишком хороший шанс.
Оливия придвинулась ближе к нему, чтобы их никто не слышал.
– Я уверена, что могу зачать. Если этого не произойдет, мы можем усыновить ребенка. Мы уже это обсуждали. Ничего нового я тебе не сказала.
– С тех пор, как мы это обсуждали, Оливия, многое изменилось.
Официантка принесла закуски. Пол замолчал, пережидая, пока она отойдет. Оливия смотрела на мужа и видела, как дергается мускул на его щеке.
– Ты не понимаешь, – продолжал он, когда они остались наедине. – Я должен уехать отсюда, Оливия, другого решения нет. С тобой или без тебя, но я должен уехать. Я ехал сюда, чувствовал себя бодрым, исполненным оптимизма, мне не терпелось увидеть тебя. Но как только я пересек мост и въехал в Китти-Хок, словно черное облако поглотило меня. Мое настроение становилось все хуже и хуже, пока я ехал по шоссе, и к тому моменту, когда я подъехал к моему дому и вышел из машины… – Пол покачал головой. – Анни как будто все еще здесь, и ее власть стала сильнее теперь, когда ее нет.
Оливия почувствовала, что терпение ей изменяет.
– А чего ты ждал? Твой дом наполнен вещами, напоминающими об Анни. Возможно, если бы ты избавился от всех этих… икон, от всех вещественных доказательств вашего знакомства, ты бы начал забывать о ней.
Пол сердито взглянул на нее, и Оливия неожиданно поняла, что не может простить его и делать вид, что ничего не случилось. Ее тоже переполнял гнев.
– Больше всего на свете мне хочется, чтобы мы снова были вместе, – сказала она, – но я не собираюсь жить в тени Анни.
– Тогда мы должны уехать отсюда, – настаивал на своем Пол.
– Я не намерена бросать место, которое успела полюбить, пока не буду на сто процентов уверена, что ты излечился от страсти к Анни. Выброси ее витражи, разбей их.
Пол явно испугался.
– Ты не готов к этому, правда, Пол? – Оливия скомкала салфетку и положила рядом с тарелкой.
– Разбить витражи я определенно не готов. – Он выглядел измученным, глаза покраснели и чуть припухли. И Анни вдруг представилась Оливии вампиром, являющимся по ночам, чтобы пить из него кровь. Вполне вероятно, Анни была не столько наказанием Оливии, сколько мукой Пола.
После ужина он отвез ее обратно к больнице, чтобы она могла забрать свою машину. Оливия обрадовалась, что Пол не довез ее до дома. В таком случае ей бы пришлось пригласить его зайти, и он мог увидеть колыбель, с которой она возилась накануне весь вечер, пока у нее не закружилась голова. Но Пол лишь проводил ее до машины, держа за руку. Он легко поцеловал ее в губы, и она тут же отвернулась, чтобы открыть дверцу своей «Вольво». Оливия не хотела, чтобы он обнял ее и раскрыл ее тайну.
Когда Оливия вошла в дом, на автоответчике ее ожидало сообщение от Кларка Чэпмена, главного врача Мемориальной больницы Эмерсона. Она нахмурилась, слушая его громкий, сильный голос.
– Пожалуйста, перезвоните мне, как только вернетесь. – Чэпмен оставил свой номер телефона и предупредил, что ему можно звонить до одиннадцати. Еще не было и десяти.
Оливия сразу же набрала его номер.
– Доктор Саймон! – Он явно обрадовался ее звонку, словно они были старыми знакомыми. – Как поживаете?
Оливия замялась, гадая, не встречались ли они раньше. Вдруг она об этом забыла?
– Спасибо, хорошо, – наконец ответила она.
– Вас удивил мой звонок, верно?
– Да, действительно.
– Разумеется, я бы с большим удовольствием встретился с вами, но мне не хотелось надолго откладывать этот разговор. Я слежу за вашей историей, доктор Саймон. С моей стороны это было не простым любопытством, так как ваша пациентка миссис О’Нил оказалась бы у нас, если бы вы решили переправить ее.
– Правильно.
– Мы с вами знаем, что к нам привезли бы труп.
Оливия вздохнула от облегчения и признательности, ее глаза предательски налились слезами.
– Я говорил с коллегами из Центральной больницы Вашингтона, – продолжал Чэпмен, – и они мне подтвердили вашу квалификацию и ваш опыт. – Оливия поняла, что он улыбается. – Вы не догадываетесь, куда я клоню? Я предлагаю вам работу у нас.
Невероятная удача. Одно из тех совпадений, благодаря которым все сразу становится на свои места. Они с Полом могут быть вместе в новом городе, вдали как от суеты Вашингтона, так и от напоминаний об Анни. Но почему-то Оливия совсем не обрадовалась предложению Кларка Чэпмена.
– Я очень польщена, но, может быть, не время уезжать с Внешней косы. Я не хочу убегать от возникших проблем. – Это было не совсем правдой, но Кларк Чэпмен ей поверил.
– Приглашение остается в силе, – сказал он, – приезжайте к нам в гости. – Чэпмен продиктовал Оливии свой рабочий телефон. – Мы специально откроем для вас вакансию, – добавил он. – Сейчас такой должности нет, но мы получили дополнительные ассигнования на отделение неотложной помощи, так что должность ваша, как только пожелаете.
Оливия попрощалась с ним, повесила трубку, чувствуя себя странно опустошенной, усталой. Она не могла позволить себе надеяться, не могла мечтать о будущем, потому что не могла доверять мужу и рассчитывать на то, что он будет верен ей. Оливия напомнила себе, что Пол вернулся. Он скучал по ней. Они наверняка сумеют во всем разобраться, и их жизнь пойдет на лад.
Но как только Оливия легла в постель, как только она закрыла глаза, перед ней был лишь овальный орнамент на заднем стекле машины Пола.