3 августа 1947 г.
Прошлым вечером, на мой двадцатый день рождения, Сара Джейн родила девочку без рук. Я узнала эту новость сегодня утром от Сюзанны. Полагаю, в Колбруке сейчас только об этом и говорят. В том месте, где у всех детей ручки, у малышки сразу растут крохотные ладошки. Несмотря на прошлые наши разногласия, я искренне сочувствую Саре Джейн. Столько месяцев вынашивать ребенка, с радостью ждать его появления на свет, а потом взглянуть на него только раз и понять, что у него нет ни единого шанса на счастье. Сегодня я, как обычно, пыталась сочинять в пещере свою историю, но мне это не очень-то удавалось – никак не могу выбросить из головы мысли о Саре Джейн и ее ребенке. В результате я решила написать об этом в своем дневнике.
Надо сказать, я давно уже не брала его в руки. Время от времени я перебираю старые тетрадки и подумываю о том, не выбросить ли их. Дневник – часть моего детства, а я не слишком-то люблю вспоминать об этом времени. Но меня что-то удерживает всякий раз, когда я решаю окончательно от него избавиться. Так странно писать эти строки. Такое чувство, будто встретился со старым другом, с которым не виделся уже много-много лет.
Тем не менее за этот год я написала больше чем достаточно – сразу двадцать детских историй. В отсутствие Кайла и Мэтта я особенно остро нуждаюсь в компании своих юных героев. Кстати говоря, Кайл и Мэтт сейчас дома – приехали на лето. Мэтт вообще оканчивает учебу. Теперь он будет издавать в Колбруке свою газету. В последнее время он щеголяет в костюмах и с трубкой в зубах! Впрочем, при малейшей возможности он надевает рабочие брюки и помогает нам с Кайлом на раскопках. Мы вырыли перед пещерой большую яму, где регулярно находим глиняные черепки и наконечники стрел. Хотя Кайл в следующем месяце снова уезжает в колледж, он будет возвращаться сюда на выходные, чтобы вести раскопки. Интерес к тому, что лежит под землей, прочно привязывает его к дому. Что до меня, то я решила больше не уезжать из Линч-Холлоу. За его пределами меня не ждет ничего, кроме неприятностей.
Этим летом я написала несколько иных историй – тех, что без труда могли бы посрамить леди Чаттерлей и ее любовников. Но их я прячу, поскольку они не для чужих глаз. Именно они, а не детские мои рассказы помогли мне пережить этот год без Кайла и Мэтта.
5 августа 1947 г.
Сегодня я познакомилась с Элли Миллер, новорожденной малышкой Сары Джейн. Этой ночью она приснилась мне в четвертый раз. Она все время мне снится – то без ног, то без лица. И я поняла, что мне нужно повидать ее.
Когда я спросила Кайла, не мог бы он подвезти меня, тот глянул на меня, как на сумасшедшую. «Оставь ее в покое, Кейт, – сказал он. – Пусть Сара Джейн побудет наедине со своим горем».
Но что-то так и толкало меня в дорогу. Сюзанна разрешила мне взять ее старый велосипед. И хотя прошло уже несколько лет с тех пор, как я ездила на велосипеде, у меня не возникло с ним никаких проблем. Набрав у ручья букет цветов, я сунула его в корзинку и отправилась в путь.
В этот год я все время держалась возле пещеры, так что совсем забыла, как плохо мне может быть среди людей. Меня замутило уже в тот момент, когда по обеим сторонам дороги потянулись кукурузные поля. Но я преодолела себя и добралась-таки до Колбрука (чем весьма горжусь). Впрочем, я по-прежнему здорово нервничала, и к тому времени, когда нашла наконец дом Сары Джейн, меня просто трясло.
Дверь открыла сама Сара Джейн – необъятная, как ее дом. Глаза у нее были припухшими от слез, и я вновь ощутила прилив жалости к ней.
– Привет, Сара Джейн, – сказала я, протягивая ей букет. – Вот, пришла навестить твою малышку.
Она взяла у меня цветы и пропустила в дом, так и не вымолвив при этом ни слова.
Томми Миллер сидел за столом в гостиной.
– Привет, – сказал он мне. – Спасибо, что заглянули.
Сара Джейн заявила, что еще слишком рано для таких визитов. Девочке всего три дня, и она легко может подхватить какую-нибудь болезнь.
– Да ладно тебе, пусть посмотрит, – сказал Томми. – Присядьте, мисс.
Это его «мисс» дало мне понять, что он меня не признал.
Я уселась на диван, а Сара Джейн исчезла в соседней комнате. Когда она появилась вновь, на руках у нее была девочка (такой крохотули мне еще не доводилось видеть). Сара Джейн дала мне ее подержать, и в этот момент я вдруг узнала о себе кое-что новое: я тоже хочу быть матерью. Хочу, чтобы у меня был собственный ребенок.
Элли Миллер прелестна до невозможности. Хорошенькое личико и светлый пушок на голове делают ее похожей на ангелочка. Сара Джейн подала мне ее завернутой в одеяло, так что я не могла видеть рук, но я была настроена решительно. Если уж она и дальше будет мне сниться, то пусть хотя бы снится правильно. Я развернула одеяльце, не обращая внимания на Сару Джейн, которая стояла рядом и пыхтела, как паровоз. У Элли крохотные ладошки на месте рук. Маленькие, чудесные ладошки. Я понимаю, что ребенок родился не таким, как нужно, но в тот момент я этого даже не заметила. Девочка показалась мне настоящей красавицей. Мне страшно не хотелось отдавать ее Саре Джейн, которая по-прежнему почти не разговаривала со мной. Я подумала о том, каково ей будет, когда она начнет выводить Элли на улицу, а люди станут перешептываться за ее спиной, и сердце у меня чуть не разорвалось от жалости. От жалости к Саре Джейн! Уже перед уходом я сказала ей: «Люди не всегда бывают добрыми, но ты их не слушай. Элли – чудесная девочка, и мы обе это знаем». Сара Джейн по-прежнему не промолвила ни слова. Должно быть, просто не знала, как вести себя с Кейт Свифт, которая проявляет к ней сочувствие.
Кайл, узнав о моей поездке, пришел в бешенство. Он заявил, что это не принято – врываться в дома людей, у которых только что появился ребенок (даже если это здоровый малыш, которому все рады). В ответ я заявила, что меня никогда не беспокоили правила приличия. Не собираюсь я обращать на них внимание и впредь.
5 октября 1947 г.
Сегодня я снова навестила Элли. Почему меня так тянет к этой девочке? Она по-прежнему снится мне по ночам. Доктор сказал Саре Джейн, что Элли будет «отставать в развитии». Это значит, она будет медленно ходить, говорить и усваивать все новое. Скорее всего, она так и не научится читать и писать (для меня это самое страшное, что может быть).
– Но у нее остается ее воображение, – сказала я Саре Джейн.
– И что с того? – рявкнула она. Сара Джейн по-прежнему не слишком высокого мнения обо мне.
Я попыталась объяснить ей, что умение представлять вещи, как наяву, является самым главным в жизни. Это гораздо существенней, чем иметь здоровые руки или складывать два и два. Мне-то казалось, я говорю поэтическим языком, но Сара Джейн взглянула на меня так, как смотрела еще в школе, – как будто я слишком странная, чтобы мне можно было доверять.
25 октября 1947 г.
Кайл приехал домой на выходные, но на улице слишком мокро, чтобы копать (и слишком мокро, чтобы съездить на велосипеде к Элли). Я умоляла Кайла отвезти меня к Саре Джейн на машине, и он в конце концов согласился. Думаю, ему самому любопытно взглянуть на малышку.
Увидев на пороге своего дома Кайла Свифта, Сара Джейн по уши залилась румянцем, так что я лишь с трудом сдержала улыбку. Сама я прямиком направилась к кроватке, где спала Элли, и взяла ее с собой на диван. Тем временем Сара Джейн и Кайл уселись за стол и начали болтать о всяких пустяках. И мне сразу стало ясно, что она по-прежнему его любит. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы распознать это чувство, ведь любовь к Кайлу – единственное, что нас объединяет. Я наблюдала за Сарой Джейн, пока сама она смотрела на Кайла. Она явно думала о том, насколько иначе могла бы сложиться ее жизнь, дождись она его с войны. Она могла бы выйти за него замуж, вместо того чтобы стать женой булочника, который закармливает ее плюшками и прочими сладостями так, что она скоро не сможет встать со стула. Останься она с Кайлом, думала Сара Джейн, и у нее мог бы родиться здоровый ребенок, над которым не стал бы хихикать весь город. Когда Кайл пересел ко мне на диван, чтобы взглянуть на Элли, по глазам Сары Джейн я видела, что она вспомнила, как занималась с ним когда-то любовью. И во взгляде ее читалось нечто большее, чем сожаление.
А что же Кайл? Самое удивительное, что в его глазах нет снисходительной жалости. Куда больше это похоже на сострадание. Сара Джейн по-прежнему ему небезразлична – но уже не как подружка, а как человек. Несмотря на то что она бросила его, ушла к другому, она по-прежнему очень много для него значит. Одно лишь это говорит о том, что за человек мой брат.
Пока Кайл болтал с Сарой Джейн, мне удалось поворковать с Элли. Обычно я сажаю малышку себе на колени, и она смотрит на меня, хотя уже через несколько секунд глазки ее начинают блуждать. Вот и в этот раз я смогла поиграть с ней, с ее крохотными ручонками, хотя больше всего на свете мне хотелось прижать ее к себе. Я страшно завидую Саре Джейн, которая каждый день кормит малышку грудью. Мне взгрустнулось чуть ли не до слез, пока я сидела там и размышляла о том, что у меня, скорее всего, никогда не будет собственного ребенка. С трудом представляю, чтобы я смогла настолько близко подпустить к себе мужчину. Обычно я лишь отшучиваюсь, когда папа и Сюзанна заводят разговор о том, что мне давно уже пора обзавестись своей семьей. Но Кайла мне не обмануть: ему ничего не стоит заглянуть мне прямо в душу. Вот и тут, когда мы ушли от Сары Джейн и уже ехали домой под проливным дождем, он внезапно сказал:
– Ты хочешь ребенка.
Меня поразило то, что он произнес эти слова как бы между прочим, даже не взглянув в мою сторону.
– Мне и думать нечего о своем ребенке, – возразила я.
– Мэтт с радостью помог бы тебе в этом деле, – заметил Кайл.
– Не припомню, когда я в последний раз видела такой дождь, – промолвила я, не желая развивать эту тему.
10 сентября 1948 г.
У меня совершенно потрясающие новости! Но для начала неплохо бы обновить дневник. Поверить не могу, что не писала в него почти год. Раньше я держала его у себя под подушкой и строчила туда день и ночь, а теперь с трудом отыскала нужную тетрадку.
Элли Миллер уже годик. Она очень спокойная девочка. Ходить она пока не научилась, но улыбается так, что может растопить любое сердце. Я видела ее лишь несколько раз за год, когда вместе с Сюзанной заглядывала в булочную. Сама я перестала ее навещать, поскольку Присцилла Кейтс рассказала Сюзанне, что мои визиты нервируют Сару Джейн. А поскольку у меня нет ни малейшего желания выводить из себя Сару Джейн, я перестала приходить к Элли. Так оно даже и к лучшему. Всякий раз, когда я видела малышку, мне страшно хотелось завести своего ребенка. Не могу даже описать, насколько это было мучительное чувство. Так что теперь я с удвоенной силой вкладываю свою энергию в сочинительство и археологию.
Наши раскопки все ширятся и ширятся. Кайл этим летом снова был дома, и мы выкопали перед пещерой еще две ямы. Мы достаем оттуда глиняные черепки и наконечники, которым уже три тысячи лет. Большую часть дня я разрываюсь между кропотливой работой по извлечению из земли этих древних артефактов и сочинением своих историй. Надо сказать, я с легкостью переключаюсь с одного на другое, и мне искренне жаль Кайла, у которого в жизни всего лишь один интерес. Впрочем, выглядит он вполне довольным – очевидно, что этот человек нашел свое призвание.
Мне часто приходилось размышлять о Рози – том маленьком скелете, который лежит посреди лабиринта сталактитов. Мы ни разу не возвращались в ту комнату, и у нас нет возможности узнать, когда она жила и как умерла. Но все эти раздумья навели меня на мысль написать историю о ребенке, который жил три тысячи лет назад. Как говорится, сказано – сделано. А в июле Мэтт отправился в командировку в Нью-Йорк и прихватил эту историю с собой, чтобы почитать ее в поезде. А вот и мои потрясающие новости: вернувшись, он вручил мне чек на сто долларов! Он продал мою историю издательству Waverly Books, и в следующем году она уже появится на прилавках с иллюстрациями настоящего художника. Более того, им нужны еще истории! Мэтт заявил, что они в восторге от моих работ, только хотят, чтобы я описывала все немножко подробнее. Вот над этим я и тружусь большую часть времени.
10 июля 1949 г.
В прошлом месяце Кайл защитил диплом. Тем не менее он хочет вернуться в университет, поскольку планирует получить еще и докторскую степень. Втайне я надеялась, что он осядет наконец-то дома, но придется мне, видимо, распрощаться с этими надеждами. Конечно, раскопки значат для него очень много, но жажда странствий в нем так сильна, что он не сможет долго оставаться на одном месте. Я не слишком расстроена, поскольку Кайл пообещал, что будет приезжать на выходные домой.
За этот год я продала еще пять книг. Иногда я пишу небольшие статьи для «Колбрукских хроник», газеты Мэтта. Когда он только создавал ее, никто не верил в успех этого предприятия, ведь Колбрук – слишком маленький городок. Но сейчас «Хроники» читают все без исключения.
Вчера Мэтт пришел ко мне в пещеру. Я печатала, он читал – все, как обычно. Неожиданно он поднял голову и произнес:
– Почему бы нам с тобой не пожениться? Мы же все равно почти все время проводим вместе.
– Что ты сказал? – спросила я, вытаскивая из ушей затычки, хотя прекрасно расслышала его слова.
Совсем необязательно заниматься любовью, если я того не хочу, заявил Мэтт. Ему было бы в радость просто находиться рядом со мной.
– А как насчет твоих светских раутов, ужинов, встреч и тому подобное? Ты же знаешь, я не смогу ходить туда вместе с тобой. – Мне хотелось показать, насколько смехотворным было его предложение.
– Плевать. Я буду ходить туда один, а ты можешь оставаться в пещере. Мне просто хочется по ночам спать с тобой.
В этот момент во мне что-то шевельнулось. Я вдруг подумала, что это не такая уж плохая идея. Я не желаю выходить за него замуж и не желаю заниматься с ним любовью – просто потому, что это здорово осложнит наши отношения. Но я не имею ничего против того, чтобы спать рядом с ним всю ночь. Он мог бы пробираться ко мне в комнату, когда папа и Сюзанна уснут. Мне будет приятно ощущать тепло его тела. Полагаю, у Мэтта хватит выдержки не приставать ко мне. Если честно, то я вообще думаю, что он еще девственник.
12 июля 1949 г.
Я рассказала Кайлу о предложении Мэтта спать в одной постели. Кайл заявил, что я могу попробовать, однако не стоит ожидать, что Мэтт удовлетворится одним спаньем. Когда я сказала ему, что Мэтт, по моему мнению, еще девственник, Кайл расхохотался:
– Ради бога, Кейт, открой глаза!
Оказывается, наш Мэтт не так прост, как я о нем думала. В общении со мной и с большинством девушек – это мягкий, благовоспитанный джентльмен. Но у него есть и иная, «животная», сторона (как выразился Кайл). И такого Мэтта знают лишь немногие женщины. Так, у него есть подружка в Люрее и еще одна – в Страсбурге.
– Мэтт? – ошеломленно повторяла я. – Мэтт Райли?
– На самом деле ему нужна только ты, – сказал Кайл. – Но он так заводится рядом с тобой, что ему приходится спускать пар где-то на стороне.
Боюсь, я уже не смогу относиться к Мэтту как прежде. Вот он сидит тут перед тобой и смотрит на тебя своими невинными карими глазами… которые в действительности оказываются не такими уж невинными. В общем-то, я рада, что узнала это. Меня все время мучило чувство вины, что я лишаю его чего-то важного. А теперь выяснилось, что он ничуть не обделен.
29 октября 1949 г.
С началом учебного года Кайл каждые выходные приезжает домой. Он даже умудрился заинтересовать нашими «дворовыми раскопками» доктора Латтерли (которого он теперь запросто называет Стэном). Пару недель назад Кайл привозил его сюда. Должна признать, что более забавной сцены мне видеть не доводилось. Кайл и профессор пришли в пещеру, и профессор явно впал в ступор при виде женщины, печатающей с затычками в ушах, и молодого человека, развалившегося на диване с книжкой в руках и трубкой в зубах. При этом Кайл, Мэтт и я держались как ни в чем не бывало. Думаю, доктор Латтерли был изрядно потрясен увиденным. Но его так впечатлили наши с Кайлом находки, что он решил положить их в основу своих занятий с Кайлом.
Пасхальное воскресенье, 1950 г.
Мэтт привел к нам на ужин свою очередную пассию. В последнее время он сменил несколько подружек, из чего не делал никакого секрета. Видимо, ему хочется, чтобы я приревновала, но трюк этот, увы, не срабатывает. Мэтта считают одним из самых завидных холостяков в округе – как, впрочем, и Кайла. Но Кайл появляется здесь так редко, что ему от этого никакой выгоды. Кайл утверждает, что он и в университете почти не встречается с девушками. Зная моего брата, поверить в это весьма сложно. Впрочем, он настолько увлечен работой и учебой, что какая-то доля истины в его словах вполне может быть.
Подружка Мэтта, Долорес, влюблена в него по уши и пытается предугадать каждое его желание. Отвратительное зрелище. Я знаю, что Мэтт не испытывает к ней ничего подобного. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала о той потаскушке из Люрея, к которой он регулярно наведывается? Несколько месяцев назад я призналась Мэтту, что знаю о его низменных интересах. Поначалу он здорово разозлился на Кайла, но затем, по-моему, даже обрадовался. Теперь он может свободнее разговаривать со мной о своей интимной жизни. Никогда еще наша дружба не была такой крепкой. Я знаю, что Мэтт хотел бы от меня большего, как знаю и то, что именно чувства ко мне мешают ему завести серьезные отношения на стороне, но я честно сказала ему, что нас будет связывать только дружба. И он, судя по всему, наконец-то поверил мне.
10 ноября 1951 г.
Вчера вышла в свет моя десятая книжка. Кайл, Мэтт и я решили отметить это событие шампанским и, как итог, здорово надрались. В результате этих возлияний у меня развязался язык, и я наболтала много лишнего. Я заявила, что считаю себя необычайно счастливым человеком, ведь у меня в жизни сразу четыре серьезных чувства, тогда как большинство женщин довольствуются одним.
Кайл и Мэтт поставили свое шампанское, чтобы послушать, а я начала перечислять. «Мои истории, – сказала я. – Раскопки. Мой брат. – Кайл в приветственном жесте поднял свой стакан. – И моя пещера».
В общем, я была необычайно довольна этой маленькой речью. И лишь когда шампанское начало выветриваться из наших голов, а в воздухе потянуло холодком, я вдруг осознала, что Мэтт необычайно молчалив. В его глазах читались боль и обида. Меня чуть не стошнило, когда я поняла, из-за чего: о нем-то я не упомянула ни слова. Не понимаю, как я могла так ужасно обойтись с ним. Ну что мне стоило сказать о пяти привязанностях и включить его в этот список? Тем более что я действительно люблю его. В любом случае теперь уже было поздно что-то добавлять.
– Похолодало, – сказал он наконец. – Мне пора домой.
– Не спеши, – ответил Кайл. По его лицу было видно, что он прекрасно понимает, почему так расстроился Мэтт. – Мы можем посидеть еще немножко у нас дома.
Мне надо было поддакнуть ему тогда. «Конечно, Мэтт, пойдем, посидим с нами». Но я вместо этого опустилась на холодный пол и стала подбирать страницы из моей новой истории.
– Мне завтра рано вставать, – произнес за моей спиной Мэтт. Я услышала звук его шагов, а затем наступила тишина.
Я молча сидела на полу, не в силах сдвинуться с места. Вокруг валялись разбросанные страницы, а меня мучила мысль о том, какой жестокой я могу быть, сама того не желая. Кайл опустился рядом со мной на колени.
– Идем, Кейт, – сказал он. – Пора возвращаться домой.
– Я не хотела обидеть его, – промолвила я. По щекам у меня текли слезы.
– Я знаю. – Кайл легонько погладил меня по голове. – С ним все будет в порядке.
– Мне нужно было подумать, прежде чем говорить такое.
– Ш-ш-ш. – Кайл сидел рядом на полу, бережно сжимая меня в объятиях. Он говорил о том, что завтра сам объяснит все Мэтту. Расскажет ему, что это было лишь досадным упущением с моей стороны. Он говорил и говорил, но я спустя какое-то время перестала его слушать. Спиной я прижималась к груди Кайла, а его щека касалась моих волос. Несмотря на осенний холод, я могла просидеть так всю ночь.
А сегодня Мэтт проинформировал меня о том, что теперь он помолвлен с Долорес Уинтроп. Он написал мне записку, поскольку ему, как и мне, проще выражать свои мысли на бумаге.
«Дорогая Кейт,Искренне твой, Мэтт».
я, как последний дурак, старательно закрывал глаза на истину. Столько лет я лелеял надежду, что ты все-таки любишь меня (или хотя бы готова полюбить). Ты даже не представляешь, как отчаянно я желал твоей любви. Я от души восхищаюсь тобой – твоей красотой, твоим талантом и честолюбием. Я бы с легкостью примирился с твоими «причудами», ведь они чаруют меня не меньше твоих талантов.
Я не вправе сердиться на тебя, ведь ты никогда не скрывала от меня своих истинных чувств. Твоя любовь была не чем иным, как плодом моего воображения, за которое ты не можешь нести ответственность. Прошлым вечером, когда ты говорила о том, что любишь (и меня в этом списке не оказалось), я понял, что мне пора наконец расстаться с надеждой на взаимность. Поэтому я и предложил Долорес выйти за меня замуж. Надеюсь, ты не расскажешь ей о том, что я женюсь не по любви.
Мне уже почти двадцать шесть; пора обзавестись домом и семьей. Я от всего сердца желаю тебе, Кейт, встретить человека, который пробудит ту любящую женщину, которой ты являешься на самом деле. Прости, что мне это так и не удалось.
Я плакала, пока читала это письмо. Но я знаю, что для Мэтта так будет лучше. Мне будет его ужасно не хватать. Не сомневаюсь, что он уже не придет ко мне в пещеру в компании Долорес (так и представляю, как она морщит носик при подобном предложении). Но Мэтту она будет хорошей женой.
Наступит день, когда и Кайл решит жениться. Надеюсь, он выберет кого-то, кого я смогу хотя бы терпеть, а не пустышку вроде Сары Джейн и не какую-нибудь самодовольную особу вроде Джулии из Джорджтауна. Я не собираюсь ревновать его. Она может жить с ним в одном доме и спать в одной постели, но ей не удастся лишить меня той близости, которая существует меж нами с самого детства.
12 декабря 1951 г.
Кайл будет свидетелем на свадьбе у Мэтта. Подружкой невесты станет Ванесса, сестра Долорес. Каждый вечер Мэтт приходит к нам, чтобы рассказать о новых приготовлениях. Такое чувство, что он совершенно не контролирует ситуацию. Свадьба назначена на 5 января. Меня уже не радует это событие, поскольку Мэтт выглядит откровенно несчастным. Он похож на человека, которого все больше и больше затягивает в трясину. Мне бы хотелось поговорить с ним об этом (или хотя бы написать ему). Но я прекрасно понимаю, что это не мое дело и мне в его жизнь лучше не вмешиваться.
23 декабря 1951 г.
Мэтт разорвал помолвку с Долорес. Прошлым вечером он пришел в пещеру и откровенно рассказал обо всем мне и Кайлу.
– Я не люблю ее так, как способен любить, – признался он. – Вдобавок она отказывает мне в сексе. Бережет себя для замужества, как будто это бог весть какой дар. Я мог бы с уважением отнестись к ее решению и даже был бы рад ему, если бы она меня и правда интересовала. Но меня ничуть не вдохновляет перспектива спать с ней.
Все это время мы с Кайлом сидели очень тихо, поскольку никогда не слышали, чтобы Мэтт говорил с таким пылом.
– Я боюсь нашей брачной ночи, поскольку мне предстоит заниматься любовью с Долорес, но думать я буду о тебе, Кейт. – Сказав это, он покраснел так, что не заметил, как запылали мои щеки. – Я не в состоянии сосредоточиться на этой свадьбе или на чем-либо еще; я просто одержим мыслями о тебе. Если я женюсь на Долорес, то потеряю тебя навсегда. Этого мне не пережить. Уж лучше у меня будет такая малость, чем совсем ничего.
В пещере воцарилась тишина. Мне хотелось, чтобы Кайл нарушил молчание, но он, в свою очередь, смотрел на меня, так что волей-неволей пришлось говорить мне.
– Беда в том, Мэтт, – промолвила я, – что ты водрузил меня на пьедестал. Я никогда не выйду замуж – ни за тебя, ни за кого-либо еще. Но и ты не должен жениться на Долорес, раз это делает тебя таким несчастным. Другое дело, что тебе не стоит бросать ее только из-за меня.
Я чувствовала, как бешено колотится сердце. Все-таки я эгоистка до мозга костей. Что ни говори, меня порадовало решение Мэтта. Мне хотелось, чтобы он приходил в пещеру, но на моих условиях. Как он сказал мне давным-давно, «все должно быть по-твоему, Кейт». И он был прав.