Бен Александер сидел на постели в своем домике, расположенном высоко над долиной Линч-Холлоу. На коленях у него лежала потрепанная записная книжка. Он вновь поднес ко рту бутылку с виски, стоявшую прямо на полу, и бросил взгляд в открытую книжку. Валери Коллинз. Эта была последней. За несколько месяцев он обзвонил всех, кого знал. Валери оставалась последней его надеждой.
Раньше она присылала ему открытки на каждое Рождество. Валери адресовала их ему и Шэрон, но он-то знал, что предназначены они только для него. На открытках неизменно красовалась сама Валери с персидскими борзыми. С каждым годом она все больше походила на своих собак, таких изящных и лощеных. Нос у нее становился все тоньше и острее, волосы – темней и длиннее. Шэрон всегда веселило преображение Валери из женщины в собаку, но она не улавливала тайного смысла, сквозившего за этими простенькими на первый взгляд посланиями: «Надеюсь на скорую встречу». Или: «Люблю». И только Бен понимал, что она имеет в виду исключительно его. До Шэрон Валери не было дела.
Сделав очередной глоток, он передвинул телефон с деревянного ящика, служившего ему ночным столиком, на свою кровать. Наверняка Валери обрадуется, услышав его голос.
Телефон, старенький и потрескавшийся, был заклеен скотчем и грозил развалиться с каждым новым поворотом диска.
– Добрый вечер, – прошелестел в трубке голос Валери. Если бы борзые могли разговаривать…
– Валери? – Бен выпрямился и расправил плечи.
– Кто это?
– Это Бен Александер, Валери.
В трубке повисло тяжелое молчание, к которому он уже начал привыкать. Услышав его имя, каждый тут же представлял фотографии из газет, на которых был изображен Бен Александер – с измученным, в то время еще бородатым лицом.
– Уже поздно, Бен. Я как раз собиралась лечь.
В отчаянии он поспешил предложить:
– Я просто подумал, не могли бы мы с тобой встретиться? Я сейчас живу в долине Шенандоа, но мог бы подъехать… Мы уже столько не виделись. Не знаю, известно ли тебе, но я сейчас в разводе.
Вновь молчание. И тяжкий вздох. Чувствовалось, что Валери собирается с духом.
– По правде говоря, Бен, я не хочу с тобой встречаться. Думаю, ты сильно изменился, если сделал то, что сделал. Пожалуйста, не звони мне больше.
Раздался щелчок, от которого Бен вздрогнул. Валери бросила трубку за мгновение до того, как он опустил собственную.
Несколько минут он молча сидел на кровати, сложив руки на коленях. Его манил свет, сочившийся из-за приоткрытой двери ванной. Бен представил пузырек с валиумом, стоявший на краю раковины. Успокоительное ему выписали еще несколько месяцев назад, но он так и не принял ни единой таблетки. Их там по-прежнему двадцать. Этого должно хватить. Интересно, как скоро Кайл сможет найти его? Если он не покажется сегодня утром на раскопках, Кайл, пожалуй, решит, что он проспал или занят чем-то неотложным. К обеду он начнет беспокоиться. А вечером подъедет сюда и обнаружит его тело. Наверно, стоит оставить ему записку. Поблагодарить за то, что он – единственный, кто поверил Бену, кто дал ему работу, когда другие отказались иметь с ним дело. Поблагодарить за дружбу. Бен содрогнулся. Нет, он не может поступить так с Кайлом.
Еще один глоток из бутылки. В последнее время он слишком много пьет. Да еще в одиночестве. Впрочем, выбора у него все равно нет. Типы, которые готовы были снизойти до выпивки с ним, были не из тех, кого Бен хотел видеть у себя в друзьях. Они будут смотреть на него с понимающей ухмылкой, показывая тем самым, что ничуть не осуждают его за то, в чем он был обвинен.
Бен надеялся, что хоть в этой долине ему удастся избежать осуждающих взоров. Но нашлась пара человек, которые обо всем знали. Они-то и рассказали остальным. Неудивительно, что здесь он чувствовал себя таким же прокаженным, как в Аннаполисе.
Телефон зазвонил, и Бен на мгновение проникся несбыточной надеждой: а вдруг это Блисс, каким-то чудом нашедшая его номер? Сейчас он снимет трубку и услышит ее запинающийся пятилетний голосок: «Папочка, ты когда-нибудь вернешься домой из путешествия?»
Взяв трубку, он услышал голос Кайла.
– Прости, что звоню так поздно, – сказал тот, – но к нам сегодня приехала моя племянница.
Бен промолчал, не в силах избавиться от мысли о дочери.
– Бен? Ты помнишь? Она собирается снимать фильм о своей матери.
– Конечно, помню. Иден Райли.
– Ей нужно познакомиться с местом раскопок. Они очень много значили в жизни ее матери. Да и тебе не помешает лишняя пара рук, верно?
На мгновение Бен вновь вспомнил про валиум, но тут же повернулся спиной к двери в ванную.
– А она знает что-нибудь о раскопках?
– Нет, но она быстро учится. Ты ведь не возражаешь?
– Конечно, нет.
«Знает ли она что-нибудь обо мне?» Вопрос так и вертелся у Бена на языке, но он промолчал. Завтра он увидит по глазам Иден, рассказал ли ей обо всем Кайл.
– Значит, договорились. Присылай ее завтра утром.
Повесив трубку, он взял бутылку и перебрался с ней к дивану. Здесь он включил телевизор и быстро пощелкал по каналам, после чего снова выключил его. Бен откинулся на спину и уставился в мокрое пятно, проступившее на деревянном потолке.
Он ненавидел одиночество и старался избегать его всеми способами. В детстве он был неразлучен со старшим братом, Сэмом. Бен даже не знал, что такое подростковый бунт. Может, потому, что родители его были скоры на подзатыльники. Впрочем, их уже пять лет как нет. Бен был рад тому, что их миновали события последних полутора лет. Ему хотелось думать, что они не усомнились бы в его невиновности, однако полной уверенности у него не было. Но ему нравилось представлять, что они поддержали бы его на процессе – совсем как это сделали Сэм и Джен. Кроме них, у него не осталось никого из близких. Сэм и Джен по-прежнему виделись с Блисс. После каждого такого визита они звонили ему и рассказывали о том, какая чудесная у него дочь. «С ней все в порядке, – уверяла Джен. – И она все время спрашивает о тебе». Правда ли это или Джен просто хотелось утешить его? Прошло уже много времени, а детские воспоминания так неустойчивы. К тому же у Блисс теперь новый отец. Джефф. Интересно, его она тоже зовет папой?
После того как Бен вышел из тюрьмы, Сэм и Джен умоляли его остаться в Аннаполисе. «Тебе лучше быть поближе к нам», – повторял Сэм. Возможно, они догадывались о том, о чем сам Бен пока не подозревал. О том остракизме, с которым ему предстоит столкнуться. Поскольку экспедиции были для него теперь закрыты, он попытался устроиться в ряд университетов, но везде получал отказ. А в скором времени ему позвонил Кайл.
– Почему ты ничего мне не рассказал? – упрекнул его Кайл тем привычно мягким голосом, который был так хорошо знаком Бену со времен его студенчества. – До меня лишь недавно дошли слухи, но мне бы хотелось узнать все от тебя.
И Бен, сдерживая волнение, поведал ему о выдвинутых против него обвинениях, о суде, о том вале свидетельских показаний, которому он не в силах был противостоять, и, наконец, о заключении. Еще он сказал Кайлу, что потерял работу и не может нигде устроиться.
– Я знаю тебя, как родного сына, Бен. – В голосе Кайла не было и тени сомнения. – Мне плевать на все свидетельства, сколько бы их там ни было. Никогда не поверю, что ты виноват. Если хочешь, я могу предложить тебе работу здесь, все равно артрит уже не позволяет мне проводить много времени на раскопках. Я знаю, это сущие пустяки по сравнению с тем, к чему ты привык, так что не обижайся.
– Да что ты, это будет просто замечательно.
Поначалу он старался держаться поближе к Лу и Кайлу. Было невероятным облегчением узнать, что тебе еще кто-то доверяет. Вскоре после приезда, когда Бен еще не оправился от месяцев, проведенных в тюрьме, они втроем отправились смотреть «Сердце зимы». Этот фильм изменил его представление об Иден Райли. До сих пор он видел ее в ролях ангелов и добрых мамочек, а любимой героиней Блисс была прекрасная колдунья из фильма «Дитя Северной звезды». Но теперь при мысли об Иден у него вставала перед глазами та сцена, в которой она играла с Майклом Кэрри. Единственная сексуальная сцена в совершенно несексуальном фильме. Затаив дыхание, наблюдал он за тем, как Кэрри раздевает ее, освобождая от нижнего белья. Пояс, чулки, трусики, лифчик. В конце концов она осталась в одном только шелковом черном платье, открытом лишь настолько, чтобы помучить зрителя видением полуобнаженной груди.
Бен чувствовал, с каким вниманием Кайл и Лу наблюдают за тем, как женщина, которую они вырастили, которую обожали и видели так редко, занимается любовью с нагловатым Майклом Кэрри. Вот у Лу невольно вырвалось «господи!», на что Кайл ответил приглушенным смешком. В кинотеатре воцарилась напряженная тишина, будто атмосфера вдруг странным образом наэлектризовалась. После месяцев полной бесчувственности Бен был удивлен тем, насколько остро отреагировало его тело. Он вдруг ощутил желание, выходившее далеко за рамки сексуального. На мгновение ему даже показалось, что жизнь его, может, еще и не кончена. Может, и для него осталось в ней что-то хорошее.
А затем он вернулся к себе в домик – к немому телефону, к удушающей пустоте. У Кайла с Лу была своя жизнь. Глупо надеяться, что они смогут проводить с ним каждый вечер. Одного за другим обзванивал Бен старых друзей, и их категоричное нежелание иметь с ним дело ранило прямо в сердце. Никто даже не потрудился проявить хоть капельку вежливости. Для них он стал олицетворением всего, что они презирали и ненавидели.
Из этой пустоты не было выхода. Виски стало для него последним прибежищем – только оно и давало ему временное забвение. Таблетки помогут решить эту проблему раз и навсегда.
Но он уже дал Кайлу обещание. Он покажет Иден место раскопок – объяснит ей, что нужно искать и как это все описывать. Это самое малое, что он мог сделать для Кайла.