2 августа, 1954 г.

Сегодня мне исполняется двадцать семь лет. Папа, Сюзанна, я и Кайл ели сегодня ужасно вкусный пирог с малиной после обеда, а потом Кайл сказал мне, что хочет прокатиться со мной на машине, потому что хочет со мной поговорить, но я заранее знала все, что он мне скажет. Доктор Латтерли сейчас в Нью-Йоркском университете, и хочет, чтобы Кайл прошел докторскую программу, а потом присоединился к нему в экспедиции в Южную Америку. Доктор Латтерли считает, что Кайл обладает большим талантом и не хочет, чтобы он пропал в таком захолустье, как Линч Холлоу. До сегодняшнего дня мы обсуждали с Кайлом условия поездки: как, куда и когда. Но они оба знали, что, если он на них согласится, то надолго уедет из Линч Холлоу.

И вот мы поехали в парк в Колбруке. Мы вылезли из машины, потому что было слишком жарко внутри, и присели на скамеечку на берегу реки. Кайл сказал, что его тянет снова учиться. Потом он стал просить у меня извинения за это желание, а я сказала, что я бы на его месте ни за что бы не отказалась от такого предложения, и пыталась всячески его поддержать. Но когда я сказала ему, что мне неважно, где он будет – в Линч Холлоу, или в Нью-Йорке, сердце мое защемило от тоски.

– Мне здесь очень нравится, это самое лучшее место на земле, – сказал Кайл. – Но я не должен этим себя ограничивать.

Я направилась к машине.

– Давай считать, что мы все решили, – попросила я, в надежде скорее уехать. Не хочу плакать в его присутствии. Мне уже двадцать семь лет и я успела опубликовать семнадцать книг. Я смогу прожить сама.

5 сентября 1954 г.

Кайл уехал. Мэтт заехал за ним час назад, чтобы он не опоздал на поезд. Я не могла поехать с ними, да и Кайл не согласился бы. Он даже не дотронулся до меня перед уходом, хотя обнял Сюзанну и похлопал по плечу отца. Потом произнес: «Пока, Кэйт», и сел в машину. Я даже не успела добежать до своей пещеры, как расплакалась.

О, Кайл!

Прошлой ночью он зашел в мою пещеру в то время, как я разбиралась в своих бумагах. Кайл осторожно отодвинул их в сторону и присел на матрац. Он казался обеспокоенным, и я спросила у него, что случилось.

– Я не хочу уезжать от тебя, – ответил он.

– Я переживу.

– Может быть, – сказал он, – но я не уверен, смогу ли я без тебя!

Это меня удивило.

– Я тебе никогда не была особенно нужна, – сказала я.

Он покачал головой.

– Ты не права, Кэйт, – он откинулся назад и уставился на скалы, нависшие над нами. – Я хотел бы, чтобы все было по другому.

– Что, «все»? – спросила я, смутившись, хотя мне показалось, что я поняла, что он имел в виду.

– Многое, – ответил он, взглянув на меня. – Меня в тебе многое восхищает, но я беспокоюсь о том, что у тебя чего-то не было в жизни.

– Ты имеешь в виду мужчин? – спросила я.

– Да, частично. Я имею в виду близость с другими людьми. Ты все время держишься обособленно.

– Но ведь есть еще Мэтт, – заметила я.

– Да, – сказал он, – Мэтт. Но ты не обращаешь на него внимания, как будто ждешь еще кого-то. Он взял мою руку и положил к себе на колено. – Я знаю, Мэтт не в твоем вкусе, но думаю, что вряд ли ты кого-нибудь еще найдешь, если будешь сидеть сложа руки.

– Я никого и не хочу искать.

– Но тебе нужен ребенок, Кэйт. Я знаю, что это так. Выходи замуж за Мэтта. Даже если он тебе не подходит, он может подарить тебе ребенка.

Я удивилась, с каким отчаянием он это произнес, однако улыбнулась и сказала, что не выйду замуж за Мэтта, потому что он будет против того, чтобы растить детей в пещере, а не дома. Мне хотелось пошутить, чтобы развеселить Кайла, который был в тот момент ужасно серьезным, но он даже не улыбнулся. Наоборот, расплакался, вызвав и у меня дрожь. Я обняла его, и он сказал:

– Кэйт, я очень о тебе беспокоюсь. Я боюсь, что ты закончишь так же, как мама.

Я оттолкнула его. – Не говори так.

Его щеки были мокрыми, и я попыталась вытереть его слезы, сперва пальцами, а потом губами. Я тогда ни о чем не думала. Клянусь, это мой инстинкт заставил меня целовать его, чтобы его печаль исчезла. Я целовала его щеки, глаза, в то время, как волна страстного желания постепенно захватывала меня. Он сел прямо, и его дыхание участилось. Глаза были широко раскрыты и смотрели на меня. Я нагнулась, целуя его волосы и моя грудь оказалась напротив его лица. Я почувствовала исходящее от него волнение и тепло. Я знала, чего он хочет, даже если он сам этого не знал. Он схватил мои руки.

– Не надо, Кэйт, – сказал Кайл, отодвигаясь от меня, но я наклонялась все дальше, целуя его шею, уши, губы. – О, господи, Кэйт! – прошептал он. – Прекрати! – Я попыталась остановиться, отойти от него, но ничего не могла с собой поделать. Кайл тоже начал целовать меня и повалил меня на матрац, не давая передохнуть между поцелуями. Он целовал меня так сильно, как будто сердился на меня, но потом его губы нежно и мягко дотронулись до моих губ. После этого он встал на колени, и я испугалась, что он уйдет от меня, но по выражению его лица я поняла, что он решил закончить то, что начал, и я расслабилась.

Кайл начал меня раздевать очень, очень медленно, расстегивая пуговички на моей одежде так осторожно, как будто они были фарфоровыми. Он снял с меня колготки и трусики, а потом мне пришлось приподняться, чтобы он смог снять с меня бюстгальтер. Мои волосы рассыпались у меня на груди, и он стал медленно раздвигать их. Он долго водил языком по моим соскам, прежде чем полностью взять их ртом. По-моему, я выкрикнула тогда его имя, но не уверена, потому что совсем потеряла чувство реальности. Сперва я почувствовала себя виноватой в том, что происходит, но внезапно все изменилось, и Кайл завладел мной полностью. Он снова уложил меня на матрац. Я стала смотреть на его лицо, ставшее желтоватым в ночном свете, в то время, как он разглядывал мое тело.

– Кэйт, ты самая красивая девушка из тех, кого я когда-либо встречал, – сказал он нежно, – а лицо его выражало такую любовь и желание, что я расплакалась. Я поняла, что он был единственным человеком, которого я когда-либо хотела, и только потому, что Сет Галахер был похож на Кайла, я заинтересовалась им. Я глубоко задышала и молча благодарила бога, что ни с кем не занималась любовью и осталась девушкой, что мне уже двадцать семь лет, и Кайл будет моим первым мужчиной.

Он позволил мне себя раздеть, и в это время его руки все время гладили меня. Ему пришлось помочь расстегнуть пуговицы и молнию, потому что меня всю трясло. Я никогда не видела голого мужчину, члена и испугалась, но напрасно. У него был такой же красивый пенис, как и весь Кайл. Под моими руками он казался стальным, однако губы доказывали мне, что он атласный. Он был нежен со мной. Я вспомнила, как показывала ему урок анатомии, когда мы были подростками. Кайл многому научился с тех пор, а я так ничего и не узнала. Он Целовал мне те места, до которых я ему в детстве разрешала дотрагиваться, и мне нравилось, как он это делает, зарываясь всем лицом в мои самые интимные части тела. Его язык был очень нежным и горячим, как огонь, и пещера заполнилась моими криками. Когда он вошел в меня, то спросил, не больно ли мне. Мне не было больно, однако, даже если бы и было, то я бы все равно ничего не сказала. Я хотела удержать его рядом с собой, внутри меня. Навечно!

Я не выйду замуж за Мэтта. Я ни одного мужчину не впущу туда, куда впустила Кайла. Никогда!

Кайл быстро заснул. Неподалеку лежало одеяло и, прежде чем накрыть Кайла, я увидела темные шрамы на его ягодицах и бедрах от побоев. Они останутся у него навсегда, и я почувствовала то, что давно не испытывала – ненависть к маме. Я быстро укрыла Кайла и легла рядом с ним, обняв его.

– Я не как мама, Кайл, – прошептала я, – и никогда не буду такой.

Я часто просыпалась ночью, думая о том, что могу с ним уехать из Линч Холлоу. Людям же мы будем говорить, что мы – муж и жена, или же можем действительно пожениться. В первый раз я обрадовалась, что он – только мой двоюродный брат. В Вирджинии разрешен брак между родственниками, хотя я понимала, что это не везде так. Мы могли бы проводить так каждую ночь и, как только я это представлю, у меня на сердце становится теплее. Посмотрев на спящего Кайла, я подумала, что он не представляет себе жизни без меня, впрочем, как и я без него.

Я решила разбудить его рано утром и сказать, что поеду с ним. Должно быть, я заснула, потому что когда проснулась, увидела, что Кайл уже встал и начал одеваться, хотя было еще темно.

– Не уходи, – попросила я.

– Извини меня, Кэйт. Это была моя вина. Мы плохо поступили.

Он начал застегивать рубашку потому, что ему стало холодно. При свете фонаря было видно, что он дрожит. Я села.

– Я хочу поехать с тобой, нам надо быть вместе.

– Нет, не надо, – остановил он меня. – Тебе нужно выбросить все из головы и накрыться одеялом.

Я специально сняла одеяло с груди, потому что хотела посмотреть на его лицо, снова увидеть его взгляд, полный любви и желания, но поняла, что, наверное, никогда уже этого не увижу. Натянув одеяло на плечи, я сказала:

– Мы можем пожениться, ведь в Вирджинии разрешен брак между двоюродными братьями и сестрами.

Он нагнулся, чтобы завязать шнурки.

– Ты никогда не называла меня двоюродным братом. – Тогда я встала, прижав к себе одеяло, и попыталась обнять его, но он меня отстранил.

– Этого никогда не случится, Кэйт, разве ты не понимаешь? – Потом он ушел, растворившись в темноте. Я на него рассержена не столько из-за прошлой ночи, сколько из-за сегодняшнего утра. Я не могу поверить, что он со мной так холодно обошелся и даже не взглянул на меня. Всегда, когда я буду до себя дотрагиваться, то буду представлять, что это его руки. Всегда, когда я буду лежать на матраце в пещере, у меня в ушах будет звучать его голос: «Я люблю тебя, Кэйт!» Так он говорил, когда был внутри меня. Я никогда не смогу забыть эти слова: «Ты закончишь, как твоя мама».

Иден положила записную книжку на колени. За окном ее спальни была безмолвная ночь. Единственным звуком было биение ее сердца. И ей вспомнились слова Кайла: «Твой отец был первым и последним любовником твоей матери». Она подняла руку и стала загибать пальцы. Октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, апрель, май, июнь. Когда она подняла блокнот, чтобы читать дальше, ее руки тряслись.

2 ноября 1954 г.

Я беременна. Для меня не было неожиданностью, когда прошли все сроки начала менструации. С тех пор, как уехал Кайл, новая жизнь появилась в моем теле. На те восемь писем, которые я написала Кайлу, пришло только три ответа. Его письма были холодны, как будто мы были знакомы совсем недолго. Он писал о погоде, новой квартире и занятиях. Я читала между строк и видела, что он считает себя виноватым и раскаивается, но я не могла ему этого простить. Он пишет, что много учится. Они с Латтерли собираются в июне поехать в Южную Америку. Еще он пишет, что он познакомился с одной женщиной, которая живет в деревне Гринвич, около Нью-Йорка. Ее зовут Луиза, и она художница, очень сильно отличающаяся от остальных. А знает ли он, какую боль причинил мне этими словами? Интересно, стал бы он это писать, если бы знал, как плохо мне будет? В первый раз я усомнилась в любви Кайла. Я не хочу раскаиваться в той ночи в пещере, но, если мне это стоило его любви, то я буду винить себя до самой смерти.

Я боюсь говорить ему о нашем ребенке, потому что он будет просить избавиться от него. Он скажет, что ребенок родится нездоровым и будет плохо развиваться, как Элли Миллер, потому что мы с ним близкие родственники, но я чувствую, что с нашим ребенком все будет хорошо. Я вспомнила маленькую Элли, которой сейчас уже семь лет.

У нее была медленная шаркающая походка и постоянная улыбка, потому что она не может понять, что жизнь приносит ей больше боли, чем радости. Ее руки выглядели очень маленькими. По правде говоря, я буду любить своего ребенка, даже если он родится с двумя головами и пятью ногами. Он все равно останется моим ребенком, моим и Кайла.

Я знаю, что не смогу от него это скрыть, но и не смогу написать ему об этом в письме. Мне придется поехать в Нью-Йорк, хотя мысль эта меня пугает. Мне сейчас никуда нельзя ездить, потому что я слышала, что первые три месяца не рекомендуется ездить на поезде, и я не хочу ставить под угрозу жизнь моего ребенка.

4 января 1955 г.

Может быть я совершила ошибку, не предупредив Кайла о своем приезде. Он не был готов меня видеть и, наверное, поэтому так поступил. Или я только себя утешаю?

В поезде я чувствовала себя неважно. Я всегда считала, что беременные женщины чувствуют себя плохо в первые месяцы беременности, однако, они прошли для меня великолепно, кроме последней недели, когда было головокружение.

Нью-Йорк для меня слишком велик. Я сразу почувствовала себя не в своей тарелке, как только вышла из вагона. Мне удалось поймать такси, и я дала шоферу адрес Кайла.

– Это в деревне Гринвич, – сказал он, – ваш брат, случайно, не художник или музыкант?

Я не могла найти связь между тем, что он спросил, и деревней Гринвич, он стал расспрашивать меня о моем акценте и был со мной очень дружелюбным, но я была так слаба, что не могла ему отвечать. В доме было очень жарко, а квартира Кайла находилась на шестом этаже. Несколько раз мне пришлось остановиться, чтобы отдохнуть, и к тому времени, как я добралась до квартиры, я вся вспотела, у меня перехватило дыхание и сильно затошнило. Я постучала в дверь, и мне открыла женщина. Она была высокой блондинкой, на ней был вязаный черный свитер, черные колготки и черные туфли. В руках у нее был мундштук из слоновой кости с зажженной сигаретой.

– Я, должно быть, ошиблась квартирой, – сказала я. Женщина улыбнулась.

– Нет, я думаю, вы попали туда, куда нужно. Судя по-вашему акценту, вы, должно быть, подруга Кайла. – Я поняла, что передо мной стоит Луиза. Я была потрясена. Она выглядела гораздо старше Кайла и была не похожа на всех остальных.

– Я его сестра.

– Кэйт? – девушка усмехнулась и сделала шаг назад, давая мне пройти. – Заходи. Кайл только что ушел в магазин. Он тебе очень обрадуется.

Квартира Кайла представляла собой одну комнату и маленькую кухню. В комнате стоял диван, один из тех, которые раскладываются и превращаются в кровать. Он был разобран и застелен желтым покрывалом. На подушках еще сохранились два отпечатка, и я знала, что эта тощая, одетая во все черное девушка спала с моим братом.

Луиза приготовила мне чашку крепкого кофе, и мы выпили его в крохотной столовой. Должна признаться, что она была очень вежлива со мной, говоря со мной о поезде и о всякой чепухе, но мне нечего было ей сказать. Мне хотелось ее ненавидеть. Я смотрела на ее худую фигуру, одетую во все черное, и представляла, как Кайл гладит ее, как гладил когда-то меня, целуя ее ноги. Мне стало не по себе, и я пошла в ванную.

Когда я вышла, Кайл уже вернулся и разговаривал с Луизой на кухне.

Он меня сразу обнял.

– Тебе нужно было бы предупредить о своем приезде, – сказал он сердито, и на его лице я не заметила даже тени улыбки.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала я, – наедине.

Луиза поднялась.

– Увидимся там, где и раньше, Кайл.

Она поцеловала Кайла в щеку и, после того, как она ушла, я заметила по его глазам, как неловко он себя чувствует наедине со мной. Он налил нам еще немного кофе.

– Не могу поверить, что ты приехала, – сказал он смущенно.

– Эта женщина тебе не подходит. Кайл улыбнулся.

– Ты ее даже не знаешь.

– Она для тебя слишком стара.

– Ей только тридцать два.

– Мне казалось, что ты с ней встречаешься лишь для того, чтобы забыть меня.

Кайл покачал головой.

– Я с ней встречаюсь, потому что люблю ее.

У меня перехватило дыхание. Неужели та ночь в пещере ничего не значила?

– Ты с ней так же занимаешься любовью, как и со мной? – спросила я.

Кайл выглядел обеспокоенным, не услышит ли нас кто. Он наклонился ко мне и прошептал:

– Ты и вправду забыть не можешь, как хорошо нам было?

Он порывисто поднялся.

– Что касается меня, то я не хочу об этом вспоминать. У меня начинает болеть живот, когда я это делаю.

Я поняла, что мне нужно уйти, потому что была здесь незваным гостем. У Кайла началась другая жизнь, и появилась новая женщина. Мысль обо мне у него вызывала дурные ощущения. Я, наверное, не смогу ему сказать, что у меня будет ребенок.

Мне показалось, что Нью-Йорк проглотит меня, как только я выйду из дома. Мне нужно было поймать такси, вернуться на вокзал, стоять в очереди. Сердце стучало так, как будто хотело вырваться у меня из груди, но я заставила себя подняться.

– Не стоило мне приезжать, – сказала я, направляясь к своему чемодану.

Кайл не знал, что делать.

– Кэт, ты можешь остаться. Я имею в виду, у Лу дома. Там есть одна свободная комната, а тут у нас очень мало места.

Я вышла, даже не дослушав его, и медленно пошла вниз по ступенькам, надеясь, что он меня догонит, но, конечно, – этого не произошло. Он порвал со мной, с Линч Холлоу и со старой жизнью.

У меня закружилась голова, но я смогла поймать такси и поехала на вокзал. В тот момент я хотела умереть. Человек, на которого я всегда могла рассчитывать, отказался иметь со мной что-либо общее. Теперь я поняла, почему моя мама захотела покончить с собой. Мне показалось таким легким взять и броситься под поезд, так быстро все может кончиться, однако вспомнила, как моей матери пришлось ждать моего рождения. В конце концов, во мне тоже есть ребенок.

Когда поезд приехал в Винчестер, я позвонила Мэтту и попросила встретить меня. По дороге я расплакалась. Дома я ему рассказала, что мы занимались любовью с Кайлом в то время, как он уезжал в Нью-Йорк.

Никогда я не видела Мэтта таким разъяренным и поэтому была поражена, когда он начал бушевать в гостиной, ударяя кулаками по стенке и разбивая посуду.

– Как он мог с тобой такое сделать?

Я объяснила ему, что сама была виновата. Мэтт покачал головой.

– Нет, Кайл должен был знать. У тебя неправильное представление о плохом и хорошем.

Я почувствовала себя оскорбленной, но не могла спорить с ним. Я не видела ничего плохого в том, что спала с Кайлом, хотя мне стало теперь понятно, что совершила ошибку.

В конце концов Мэтт немного успокоился и сел на диван. Его лицо до сих пор было красным.

– Я никогда этого ему не прощу, – сказал он. – Никогда.

– Я беременна, – прошептала я, обрадовавшись, что, наконец-то, могу сказать об этом вслух.

Мэтт некоторое время оставался спокойным. Потом улыбнулся.

– Похоже, что у тебя нет другого выхода, как только выйти за меня замуж.

Я ответила, что не собираюсь выходить за него замуж, хотя он самый лучший и самый достойный человек в мире.

Он сказал, что я всегда могу рассчитывать на его помощь. Мэтт предложил мне поехать в Нью-Йорк, чтобы поговорить с Кайлом, но я взяла с него обещание ничего ему не рассказывать, потому что не хотела, чтобы Кайл чувствовал себя в долгу передо мной. Я хотела только, чтобы он меня любил, как и до Нью-Йорка, до Луизы и до 5-го сентября 1954 года.

20 января 1955 г.

Сегодня я получила письмо от Кайла. Он извинялся за свое поведение. Он был очень «удивлен» и «не знал, что делать?» «В следующий раз предупреди». Он надеется, что я нормально доехала, и что счастлива. В конце он писал: «Жду ответа. С любовью, Кайл». Я уставилась на слово «любовь» и пыталась разобрать по почерку, просто так ли он его написал, или имел в виду что-то большее.

Я не собиралась отвечать ему. Все, что он хотел услышать – это хорошая ли у нас погода, купил ли себе папа новый автомобиль, и прошел ли у Сюзанны бронхит? Он не стремился узнать, причинил ли он мне боль. Никогда ему больше об этом не узнать!