Теперь Алек звонил Оливии по вечерам. Первый раз у него для этого был предлог. Он вспомнил, как она говорила, что выступала в ток-шоу после публикации книги. Алек легко мог представить ее на телеэкране — Оливия была красивой, естественной и говорила убедительно.

— Вы не выступите от имени комитета? — спросил Алек когда позвонил ей в первый раз. Детей дома не было, он сидел в одиночестве в гостиной, глядя, как лучи заходящего солнца заливают песок жидким золотом. — У нас много предложений выступить, а после публикации брошюры их станет еще больше. Одному мне не справиться.

— Но я ничего не знаю о маяке, — возразила Оливия.

— Я расскажу вам все, что вам нужно знать.

Оливия замялась, и Алек уже спрашивал себя, не слишком ли много он от нее требует.

— Почему маяк так важен для вас, Алек? — спросила Оливия.

Он посмотрел через комнату на десять маленьких овальных окошек в торцевой стене дома, закрытых витражами. В неярком свете сумерек рисунок был едва различим.

— Там я встретил Анни, — просто ответил он. — В то лето мы с друзьями ремонтировали дом смотрителя. Я только что окончил колледж. Анни путешествовала по побережью, и однажды вечером мы с ней одновременно оказались у маяка. Полагаю, он стал для меня символом.

— Хорошо, я выступлю. Если только мне не помешает работа в больнице.

— Замечательно. — Алек не надеялся так легко ее уговорить. — Кстати, вчера вечером я наткнулся на Пола в супермаркете.

— В самом деле? — В голосе Оливии прозвучала тревога. — И что вы ему сказали?

— Я просто задал ему несколько вопросов о его фантазиях.

— Надеюсь, вы шутите? — спросила она после долгого молчания.

— Разумеется, шучу. — Алек нахмурился. — Но такие шутки вам не по душе. Я не ошибся?

— Нет.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Алек. — Мы говорили только о маяке.

Он позвонил и на следующий день, и через день, на этот раз уже не придумывая причину для звонка. На четвертый день Алек вернулся домой поздно, потому что отвозил Клая в Дак. Сыну предстояло провести пять дней в колледже, чтобы окончательно выбрать, чем он станет заниматься. Алек решил, что в половине одиннадцатого Оливии звонить поздно, и день показался ему каким-то незавершенным. Впервые за последние несколько недель одиночество в постели снова стало тяготить его. Поэтому Алек все-таки взял телефон и набрал номер Оливии, который уже выучил наизусть.

Когда она ответила, ее голос был сонным.

— Я вас разбудил, — забеспокоился Алек. I. — Нет. То есть да, но это ничего.

Повисло молчание. Алек вдруг осознал, что говорит с ней, лежа в кровати, и что Оливия тоже лежит в постели. Он легко мог нарисовать себе ее образ. Шелковистые прямые волосы, белоснежная кожа, зеленые глаза.

— Сегодня я отвез Клая в Дак, — наконец сказал Алек. — Я так себя странно чувствую, потому что он впервые не ночует дома.

— Возможно, вам с Лэйси теперь будет легче найти общий язык.

— Едва ли. — Алеку становилось не по себе при мысли, что ему предстоит провести четыре дня без Клая, который хоть немного снимал напряжение, возникшее между отцом и дочерью.

Оливия потратила три вечера на телефонные разговоры, чтобы убедить Алека хотя бы попытаться наладить отношения с Лэйси. Наконец в среду он заглянул в комнату дочери перед завтраком. Она собиралась в школу и надела чересчур короткие желтые шорты и футболку из магазина спортивных товаров, где работал Клай. Когда появился отец, девочка разыскивала потерявшуюся сандалию и Алек присел на краешек кровати.

— Давай придумаем, чем нам заняться сегодня вечером, Лэйси.

К Девочка подняла на него глаза. К — С какой стати?

— Мы же раньше так делали. Помнишь? Мы проводили много времени вместе.

— Сегодня вечером я договорилась погулять с Джессикой.

— С Джессикой ты встречаешься каждый вечер. Да ладно тебе, Лэйси. Удели отцу немного твоего драгоценного времени.

Она прислонилась к стене рядом со шкафом, держа в руке сандалию.

— И что мы станем делать?

— Что захочешь. — Алек пожал плечами. — Тебе нравился боулинг.

Лэйси пренебрежительно хмыкнула.

— Не хочешь? Тогда можно пойти в кино.

— Я уже видела все фильмы, которые идут в здешних кинотеатрах.

— А как насчет ночной рыбной ловли? Когда-то ты это любила.

— Ага, когда мне было восемь лет. Алек вздохнул.

— Тогда помоги мне, Лэйси. Предложи что-нибудь сама.

— Уже придумала. — Девочка оживилась, и в Алеке шевельнулась надежда. — Я могла бы погулять с Джессикой, а ты бы остался дома с твоими обожаемыми фотографиями старого маяка.

Он посмотрел на нее с такой грустью, что Лэйси вздохнула и бросила сандалию на пол.

— Прости, — в ее голосе слышалось раскаяние. — Будем делать то, что захочется тебе.

Алек встал.

— Тогда отправимся ловить рыбу.

Путь к небольшой бухте прошел в молчании. Развалившись на сиденье, Лэйси нацепила наушники, положила ноги на приборную доску и отбивала такт рукой, повторяя ритм не слышной Алеку музыки.

На берегу Лэйси вышла из машины и немедленно прикрепила приемник к поясу шорт, и Алек понял, что все его надежды провести спокойный вечер с дочерью рушатся.

— Лэйси! — окликнул он.

Она продолжала идти впереди, либо не слышала из-за музыки, либо игнорировала его присутствие. Этого Алек не знал. Да это и не имело значения. Как бы там ни было, общаться с ним дочь не желала.

Он догнал ее, остановил, положив руку на плечо.

— Пожалуйста, Лэйси, не бери приемник с собой, — попросил Алек. — Оставь его в машине.

Она пробормотала что-то сквозь зубы, но вернулась к машине и оставила приемник на переднем сиденье.

На корабле Лэйси оказалась единственной особой женского пола. На корабле отправились порядка десяти молодых мужчин, и все они уставились на нее, как только девочка вступила на сходни. И это заставило Алека посмотреть на дочь оценивающе. Он вдруг осознал, что ее одежда выглядит вызывающе. Шорты были бесстыдно короткими, они открывали длинные тонкие ноги, покрытые золотистым загаром. Она сменила футболку на топ — кусочек белой полупрозрачной ткани, не прикрывавший ее пупок. Сквозь тонкую материю просвечивали соски маленьких округлых грудей. В руке Лэйси несла синюю ветровку, и Алеку захотелось немедленно закутать дочь в нее.

Один из молодых людей подмигнул ей, когда Лэйси поднималась с пирса на корабль.

— Я ее отец, — обратился к нему Алек. — Так что последи за собой.

— Вот теперь ты видишь, папа, почему я не хочу никуда с тобой ходить? — процедила сквозь зубы Лэйси. — Ты ставишь меня в неловкое положение.

Алек нашел для них местечко у борта, недалеко от салона, подальше от других рыбаков. Те периодически отрывались от удочек, заходили взять пива или свежей наживки и пялились на Лэйси. Неужели так бывает всегда, когда его дочь выходит на улицу? Если парни не скрывали своих намерений, когда рядом был он, ее отец, то как же они вели себя, когда его не оказывалось поблизости?

Лэйси насадила на крючок кусок макрели так ловко, будто делала это каждый день.

— Ты всегда лучше обращалась с удочкой, чем Клай, — не преминул заметить Алек. — Он никогда не мог заставить себя прикоснуться к наживке.

— Клай иногда бывает таким размазней, — вздохнула Лэйси.

Алек сел с ней рядом, вдохнул терпкий соленый воздух. Берег постепенно удалялся, скрываясь в дымке.

— Ты помнишь рыбу, которая сорвалась с крючка, а, Лэйси?

— Что?

— Та пеламида, которую ты поймала, а она выпрыгнула с палубы.

Она улыбнулась, но отвернулась от отца, чтобы тот этого не увидел.

— Это было так давно.

— Но пеламида была огромная. Я помог тебе вытащить ее, а ты была так взволнована, что, как только мы сняли рыбу с крючка, ты ее упустила.

— Никто мне не поверил, — напомнила отцу Лэйси. — А ты сказал, что заснял ее на пленку.

— Только фотоаппарат намок, и пленка не проявилась. Девочка рассмеялась, но тут же осеклась.

— Не думаю, что мама мне поверила. Несколько минут они сидели молча.

— Ненавижу пеламид, — вдруг выпалила Лэйси. — Я во обще ненавижу рыбу!

Быстро стемнело, а с темнотой налетел и неожиданно сильный ветер. Море заволновалось, и судно закачалось на волнах. Они с Лэйси натянули ветровки.

Неожиданно девочка поднялась с места.

— Я кое-что поймала. — Удилище изогнулось, леска натянулась, как будто рыба тащила наживку в море.

— Пока просто держи удочку, Лэйси. Вот так.

Лэйси крепко держала спиннинг, высунув кончик языка от напряжения.

— Остановилась! — воскликнула она.

— Отлично. Сматывай леску, не торопись, аккуратно. Тебе помочь?

— Не-а.

Один из молодых рыболовов подошел поближе и встал рядом с Лэйси.

— Молодец, девочка, — похвалил он Лэйси, — рыбка тебя еще немного помотает, а потом…

Лэйси взвизгнула, когда рыба снова натянула леску, но она уже устала и вскоре утихомирилась. Девочка принялась сматывать леску.

Подошел еще один рыбак.

— Это пеламида, — заметил он, как только рыба показалась из воды. — Настоящая красавица. Почти так же хороша, как и рыбачка.

Сражаясь с удилищем, Лэйси все-таки сумела улыбнуться ему.

— Верно, — согласился его приятель, — на этот счет нет никаких сомнений.

Лэйси залилась краской, а Алек почувствовал, как в нем шевельнулась отцовская ревность.

Один из рыбаков нагнулся через борт с сачком, как только Лэйси вытащила рыбу из воды.

— Я бы сказал, фунтов на восемь, — оценил он, легко вытаскивая пеламиду на палубу.

— Не дайте ей улизнуть в море! — крикнула Лэйси, опускаясь на корточки рядом с рыбой и придерживая ее тряпкой, пока Алек вынимал крючок. Один из молодых людей поднял крышку холодильника, и Алек бросил туда рыбу. После этого, похвалив еще раз улов Лэйси, рыбаки вернулись к своим удилищам, оставленным на корме.

Алек и Лэйси снова наживили крючки и заняли свои места. Девочка улыбалась.

— Отличная работа, Лэйси, — похвалил Алек.

— Но мы же не обязаны ее есть, правда? — спросила она.

— Нет. Мы можем отдать ее Ноле. Она очень любит рыбу.

— Нолер, — поправила его дочь, и он рассмеялся. Анни, с ее бостонским акцентом, никак не удавалось свободно произнести последнюю гласную в слове. — Познакомьтесь с моей подругой Нолер и ее дочерью Джессикер, — сказала Лэйси, подражая хрипловатому голосу матери.

— Ну, все было не так плохо, — заметил Алек.

— Я рада, что она не назвала меня Мелиссой или еще как-нибудь в этом роде.

— Анни хотела назвать тебя Эммой, но я не позволил. Я сказал, что соглашусь только в том случае, если она неделю будет произносить его правильно, а не превратит в Эммер.

— Эмма! Господи, папа, спасибо, что ты спас меня! Молодой человек, назвавший Лэйси красавицей, прошел мимо и снова наградил ее пристальным взглядом.

— Следовало бы мне сказать им, что тебе только-только исполнилось четырнадцать, — покачал головой Алек.

Лэйси пожала плечами.

— Что ж, маме было пятнадцать, когда она в первый раз… Ну, ты знаешь.

— Кто тебе сказал?

— Мама. Она говорила, что в том, чтобы начать так рано, нет ничего хорошего…

— Ей повезло, она не забеременела, — хмуро заметил Алек. — И в ее время не было всех этих ужасных болезней.

— Я знаю об этом, папа.

В темноте Алек не видел лица Лэйси, но догадался, что она страдальчески округлила глаза. Поэтому он сделал паузу, прежде чем снова заговорить.

— Значит ли это, что ты намерена заняться сексом на следующий год, как только тебе исполнится пятнадцать?

— Папа, это совершенно тебя не касается.

Алек не стал возражать, что как раз его это касается непосредственно. И так все слишком хорошо. Дочь с ним общается. Ему следовало бы, наверное, поговорить с ней о противозачаточных средствах. Но не взорвется ли Лэйси?

— Джессика уже сделала это, — неожиданно призналась Лэйси, не отрывая взгляда от воды.

— Что?

— Господи, зачем я это сказала! Но ты же не выдашь ее Ноле, правда, папа? — взмолилась девочка. — Пожалуйста, не надо. А то Джессика меня убьет.

— Я ничего не скажу. — Должен ли он сдержать это обещание? Придется. Он попытался представить малышку Джессику Диллард в постели с мужчиной, но у него ничего не получилось. — А она… была осторожна?

— Наверное, — Лэйси явно раздражали его вопросы, и Алек не решился продолжать.

Они поймали еще пару пеламид к тому времени, как слишком сильная качка осложнила рыбалку. Алек только обрадовался, когда капитан развернул судно и направил его к берегу. Большинство рыбаков сложили удочки и сидели на палубе. Некоторые ушли в салон, когда ветер стал особенно сильным.

— Если кому-то нехорошо, он должен смотреть на горизонт, так, кажется? — спросила Лэйси.

— Тебе нехорошо, Лэйси? — встревожился Алек, хотя и сам страдал от качки.

Она лишь покрепче завернулась в ветровку и покачала головой. Начался дождь. Алек видел, как капельки в волосах Лэйси сверкали в свете, падавшем из салона.

Неожиданно Лэйси вскочила и перегнулась через поручни. Алек встал рядом и придерживал длинные тяжелые волосы, убирая их от лица дочери, пока ее рвало. Он вспомнил, как точно так же помогал Анни, когда та вынашивала Дэйси. Тяжелая беременность, хотя Анни всегда говорила дочери, что это были дивные девять месяцев, словно пыталась стереть из своей памяти ужасные воспоминания. Алек достал из кармана платок и вытер Лэйси губы.

— Пойдем-ка отсюда, — сказал он.

Они сели на палубу, прислонившись спинами к салону, прикрывавшему их от ветра и дождя. У Лэйси стучали зубы. Алек обнял ее, обрадованный тем, что она не запротестовала. Она крепче прижалась к Алеку.

— Папочка, мне так плохо.

— Знаю, малышка. — Он посмотрел на горизонт. Сквозь темноту и дождь он разглядел цепочку огней на берегу и призывный свет Киссриверского маяка. — Смотри, Лэйси, мы почти дома.

Она подняла голову, но потом снова опустила ее ему на плечо. Алеку было холодно, он промок, и Лэйси было совсем худо, но он давно не чувствовал такого удовлетворения.

Когда судно причалило, Лэйси кое-как сама добралась до машины. Алек нес сумку-холодильник с рыбой. Он поставил ее на заднее сиденье «Бронко», сел за руль и посмотрел на дочь.

— Ты такая бледная. Тебе не лучше?

Она скривила губы в подобии улыбки, опустила голову на подголовник и закрыла глаза.

Всю дорогу домой Лэйси молчала. Она даже не стала включать свой приемник, и он лежал у нее на коленях.

Войдя в дом, Алек оставил улов на столе в кухне и внимательно пригляделся к дочери, снимавшей промокшую ветровку. Ее лицо было бледным, глаза припухли.

— Догадываюсь, что рыбная ловля не слишком тебе понравилась.

Она повесила мокрую куртку на стул и открыла крышку переносного холодильника.

— Что ж, — сказала она, вынимая самую маленькую пеламиду, — полагаю, Нолер будет довольна.

Алек улыбнулся.

— Я займусь рыбой, Анни. А ты… Лэйси рывком повернулась к нему.

— Я не Анни! — Она швырнула рыбу в него. Пеламида попала ему в щеку, холодная, мокрая, и упала на пол с противным стуком.

— Прости меня, Лэйси.

— Меня от тебя тошнит! — Она развернулась на каблуках и вышла из кухни, длинные рыжие волосы сверкали в свете лампы.

Когда Алек встал утром, Лэйси уже не было. В доме стояла гулкая тишина. Он отнес рыбу в дом Нолы. Ее не было, но дверь не была заперта. Алек положил рыбу в холодильник и оставил записку на кухонном столе. «Рыба в холодильнике», — написал он и мысленно добавил: «Кстати, твоя дочь уже занимается сексом». Как бы он себя чувствовал, если бы Нола узнала что-то о Лэйси и ничего ему не сказала?

Алек подбирал материалы о маяке для выступления Оливии, когда дочь вернулась домой. Он услышал, как хлопнула задняя дверь, а затем ее легкие шаги взлетели по лестнице. Он все утро репетировал, как будет говорить с дочерью. Оливия уговорила его накануне вечером по телефону сказать девочке, что ему очень понравилась прогулка с ней и он просит ее не портить все из-за глупой оговорки.

Дверь в комнату Лэйси была открыта, и сначала Алек решил, что к дочери зашла незнакомая ему девочка. Коротко стриженная брюнетка рылась в верхнем ящике комода.

— Лэйси?

Девушка обернулась, и Алек потерял дар речи. Дочь коротко остригла волосы и выкрасила их в черный цвет. В некоторых местах волосы были такими короткими, что просвечивала кожа.

— Что ты с собой сделала? — выдохнул Алек.

Лэйси уперлась руками в бока и с вызовом посмотрела на отца.

— Теперь я на нее ни капельки не похожа, верно?