Заседание комитета снова проходило в доме Алека. Пол предпочел бы любое другое место, но он решил, что это станет для него своего рода испытанием. Пора выяснить, может ли он находиться в доме Анни и не предаваться воспоминаниям о ней. Этим утром Пол отдал еще два витража, оставив себе только самый большой в спальне и еще несколько маленьких, разбросанных по всему дому. Расставаться с работами Анни оказалось очень нелегко, но он счел это необходимым. Так дальше продолжаться не могло.

Накануне вечером Пол видел Оливию в выпуске новостей. Репортер брал у нее интервью перед входом в отделение неотложной помощи. Они обсуждали перемену в общественном мнении после ухода Джонатана Кремера и публикации в «Береговой газете» письма Алека.

— Случай с миссис О'Нил доказал, что необходимо лучшее оснащение для отделения неотложной помощи на Внешнем косе. Кто бы ни стал заведующим, этот человек должен действовать именно в этом направлении. — Так ответила Оливия на последний вопрос репортера.

Она выглядела очень хорошенькой и невероятно сексуальной в своем медицинском костюме, произносила правильные слова и чувствовала себя очень уверенно. После того как Пол увидел ее на экране, к нему пришло вдохновение, и он написал жене стихи, чего очень давно не делал Положив листок в конверт, Пол оставил его в почтовом ящике Оливии по дороге к дому Алека.

Теперь в этой уютной кухне ему казалось, что у него при ступ дежа-вю. Алек наполнял корзинки попкорном и печеньем, Пол разливал вино по бокалам, стоявшим на подносе Только на этот раз Пол намеренно избегал смотреть на ту кухонную полку, где стояла синяя лошадка из перегородчатой эмали.

Он покосился на Алека.

— Оливия говорила мне, что вы с ней выступали в Норфолке несколько недель назад.

— Верно, она хорошо выступила. — Алек достал салфетки из ящика.

— Спасибо, что ты написал письмо в газету. Это имело для нее огромное значение.

— Это самое малое, что я мог для нее сделать. Пол наполнил еще один бокал.

— Я понимаю, что последние несколько месяцев были для Оливии просто ужасными, — продолжал он. — Я ей почти не помогал. Мне самому требовалось прийти в себя.

Алек собрался выйти в гостиную, отнести закуски и салфетки, но задержался у двери и обернулся к Полу:

— Позаботься о ней хорошенько.

На пороге появилась девочка, и Алек представил ее:

— Это моя дочь Лэйси. Лэйси, познакомься с Полом Маселли, журналистом и мужем доктора Саймон.

С этими словами Алек вышел, а Пол приветливо улыбнулся девочке. Она была высокой, очень белокожей, унаследовала синие глаза Анни, а ее волосы были рыжими у корней и черными на концах. Лэйси рассматривала его, набирая из пакета чипсы.

— Так это вы перепутали мой возраст. — Она прислонилась к шкафчику.

— О чем ты? — удивился Пол, ставя бутылку.

— Вы написали статью о моей матери для «Морского пейзажа» и перепутали мой возраст. Мне тогда было не двенадцать, а тринадцать. Этим летом мне исполнилось четырнадцать.

Пол нахмурился.

— Готов поклясться, что твоя мать сказала, что тебе двенадцать.

Лэйси кинула несколько чипсов в рот.

— Надо мной все смеялись, — скривилась она. — Двенадцать лет, это надо же! — Неприязненно оглядев Пола с ног до головы, девочка покинула кухню. — Я ухожу, папа! — крикнула она Алеку. Задняя дверь дома закрылась за ней.

Пол смотрел ей вслед. Он был готов поклясться всеми витражами Анни, что та говорила о двенадцатилетней дочери.

На собрании Алек говорил о состоянии дел по переносу маяка. Платформа была почти готова, инженеры завершали необходимые работы.

Пол едва слушал его. Матери никогда не путают возраст своих детей. Его мать назвала бы точный возраст каждого из своих шестерых детей в любое время дня и ночи. Анни могла солгать о возрасте Лэйси только по одной причине.

Когда собрание закончилось. Пол торопливо поблагодарил Алека и поспешил к своей машине. Ворвавшись в свой маленький коттедж, он тут же принялся рыться в ящике с кассетами, стоявшем в свободной комнате. Он нашел три кассеты с записями интервью Анни и отнес их вместе с магнитофоном к себе в спальню. Пол уселся на кровать и стал перематывать пленки, пока не нашел то место, которое искал. Он прислонился спиной к стене и нажал на кнопку «пуск».

Пол услышал звон приборов за соседним столиком в «Морской утке». Потом зазвучал его голос:

— Расскажи мне о твоих детях.

— Что тебе сказать… — Он так давно не слышал голоса Анни. Чуть хрипловатый и в этом месте слегка неуверенный. Полу казалось, что теперь он понимает, почему Анни говорила медленно, осторожно подбирая слова. — Что ты хочешь о них узнать?

— Все. Полагаю, ты не назвала их Роза и Гвидо?

Пол поморщился, услышав эту фразу, вспомнив, как сердито посмотрела на него Анни.

— Ты обещал мне не… — начала Анни, и Пол быстро прервал ее:

— Прости. Больше не буду. Значит, Клан и…

— Лэйси.

— Лэйси. И сколько им лет?

— Клаю семнадцать, Лэйси двенадцать, но ты бы ей дал все двадцать.

Пол нажал на клавишу перемотки, «…двенадцать, но ты бы ей дал все двадцать».

Он выключил магнитофон и закрыл глаза. Анни могла солгать только по одной причине. Пол вспомнил девочку с глазами Анни и смешными черно-рыжими волосами. Начав вспоминать, он уже не мог остановиться.

В двадцать четыре года Пол получил степень магистра. Будущее открывалось перед ним ясное, определенное, но в нем не было той, без кого это будущее представлялось ему никчемным. Пол не видел Анни четыре года, с тех самых пор, как они попрощались в Бостонском колледже перед летними каникулами. Он не начинал поиски работы, не мог ни на что решиться. Пол должен был предпринять последнюю попытку вернуть Анни в свою жизнь.

Пол приехал в Нэгс-Хед поздней весной, снял однокомнатную квартирку с кухней в одном квартале от океана, прошел прослушивание в летнем театре в Мантео и получил роль в «Потерянной колонии», исторической пьесе, которую играли каждое лето. Он нашел номер Алека и Анни в телефонной книге, но звонить не стал. Вместо этого Пол отправился на машине в Китти-Хок и разыскал маленький коттедж на самом берегу по тому адресу, который был указан в справочнике.

Пол приехал ранним утром, припарковал машину недалеко от дома и принялся потягивать кофе, не сводя глаз с дома. Около семи вышел высокий темноволосый мужчина и уселся в старенький грузовичок, стоявший у крыльца. Пол решил, что это Алек. В его душе боролись ненависть и зависть, пока он смотрел вслед мужу Анни.

Он выждал еще минут пятнадцать, чтобы быть уверенным, что Алек не забыл ничего, за чем следовало бы вернуться. Пол завел машину, проехал немного вперед, рассматривая себя в зеркало заднего вида. За прошедшие четыре года он не сильно изменился и все еще носил те же самые очки в металлической оправе. Только волосы он теперь стриг немного короче.

Пол вышел из машины, быстро подошел к двери и постучал, не оставив себе времени передумать.

Дверь открыла Анни. Казалось, она его не узнала. Но через мгновение она взвизгнула от радости:

— Пол!

Она бросилась ему на шею, Пол обнял ее, облегченно смеясь. За ее спиной в манеже сидел малыш и внимательно рассматривал их. Даже с такого расстояния Пол увидел светло-голубые глаза, унаследованные, как он решил, от отца.

Он не отпускал Анни несколько дольше, чем требовали приличия, и она, раскрасневшаяся, вырвалась из его объятий сама.

— Пол, Пол, — повторяла она, держа его руку в своих ладонях. — Прости меня за то, что расставание оказалось таким болезненным. Мне это долго не давало покоя. Я так рада, что могу попросить у тебя прощения. — Анни увлекла его в дом. — Заходи же. — Отступив от него на шаг, она критически оглядела его. — Выглядишь отлично.

— Ты тоже. — Она еще больше похорошела.

— Это Клай. — Анни подошла к манежу и взяла ребенка на руки.

Пол легко коснулся ручки мальчика.

— Гвидо, — тихонько поправил он. Анни смутилась, потом рассмеялась.

— Я и забыла об этом. А девочку мы хотели назвать Розой, верно?

— Ага. — Полу вдруг стало невыносимо грустно. Анни посмотрела на сына.

— Поздоровайся, милый.

Малыш спрятал лицо у нее на груди.

— Он хочет спать, — объяснила Анни, уложила мальчика в манеж и прикрыла легким одеяльцем. — Что ты здесь делаешь? — спросила она. — Ты в отпуске? Ты надолго приехал? — Анни забросала его вопросами, но не ждала от него ответов. — Я была бы рада, если бы ты познакомился с Алеком. Если тебе это не будет неприятно. — Она уселась на диван. — Ах, Пол, неужели ты смог простить меня? Я отвратительно поступила. Но я так волновалась из-за отца…

— Я знаю. — Пол сел с ней рядом, взял Анни за руку. — Я здесь по меньшей мере на все лето. — Ее улыбка мгновенно угасла, но Пол предпочел не обращать на это внимания.

— На все лето? — переспросила Анни.

— Да, я получил роль в «Потерянной колонии».

— Это замечательно. — В ее голосе слышалась неуверенность.

— Я снял квартирку в Нэгс-Хед.

— Ты один?

— Да.

Анни словно спохватилась:

— Но почему именно здесь? Почему на Косе?

— А ты как думаешь?

Она покачала головой и вырвала руку.

— Я замужем, Пол.

— И счастлива?

— Очень! Я стала совсем другой. Я больше не такая… бесшабашная. Я жена и мать. У меня есть обязанности.

— Могу ли я иногда видеться с тобой? Почему бы старым друзьям не встречаться за обедом?

— Если тебе нужно от меня нечто большее, то мы не будем встречаться. — Анни сложила руки на груди и отодвинулась на другой конец дивана.

— Я приму все, что ты захочешь дать мне, Анни. Если ты согласишься лишь один раз за все лето пообедать со мной, я буду доволен и этим.

Пол записал свой номер телефона в блокноте, лежавшем на кофейном столике, обнял Анни еще раз и вышел, дав себе клятву выждать по меньшей мере неделю, прежде чем он попытается снова увидеться с ней.

Пьеса стала для него спасением. Роль требовала много сил, дружеские отношения в труппе помогали ему пережить день, пока шли репетиции. А ночью он представлял себе Анни в ее маленьком коттедже, в постели рядом с высоким светлоглазым Алеком.

В то лето первое представление «Потерянной колонии» состоялось жарким и влажным вечером. В плотных облегающих костюмах было невыносимо играть, но зрители принимали выступление восторженно. Пол чувствовал себя на подъеме, когда вышел подышать воздухом в антракте. Взяв бутылку колы у кого-то из помощников, он заметил Анни возле гримуборных. Она не сводила с него глаз. Один из актеров коснулся рукой ее волос, проходя мимо нее. Анни улыбнулась ему, прощая за дерзость, словно понимала, что он не мог удержаться.

Пол подошел к ней.

— Я рад видеть тебя.

— Ты был неотразим, Пол. Эти узкие штаны тебя преобразили. — Анни дотронулась до его бедра, и ему показалось, что его ударило током. Пол заглянул в ее глаза и понял, что Анни сделала это намеренно.

— Анни…

— Тс-с. — Она коснулась пальцем его губ. — После спектакля увидимся, — пообещала Анни. — Есть одно место, где мы можем встретиться. Там живет мой друг. Ты поедешь за мной. У меня красный «Фольксваген» с открытым верхом. Ты меня увидишь.

Пол и в самом деле увидел ее после представления. Анни сидела на своей красной машине, закинув ногу на ногу, освещенная фонарями на стоянке. Пол отказался от предложения отпраздновать успех вместе с остальной труппой. Вместо этого он поехал за машиной Анни, загипнотизированный тем, как ветер играл ее рыжими волосами в темноте.

Они проехали по мосту, миновали Нэгс-Хед, свернули на автостраду, и следующие пятнадцать миль Пол не выпускал из виду задние фонари машины Анни. Куда, черт побери, она его везет? Наконец Анни остановилась на одной из боковых улочек, обернулась к нему и крикнула:

— Припаркуй машину здесь и перебирайся ко мне.

Пол повиновался. Едва он сел в «Фольксваген», как Анни резко развернула машину и помчалась в обратном направлении.

— Где живет твой друг? — спросил Пол.

— Увидишь.

Они проехали еще несколько миль среди темных таинственных дюн. Пол пытался разглядеть огни на горизонте, но их окружала темнота, которую прорезал свет фар «Фольксвагена».

— Где сегодня Алек? — Пол попытался перекричать ветер.

— Работает на материке. Он сейчас часто лечит скот у фермеров.

— А где твой сынишка?

— У соседки.

Машина подскочила на выбоине, Пол ухватился за ручку дверцы.

— Анни, куда мы едем, черт возьми?

Она указала в темноту впереди, и Пол увидел, как белый луч распорол ночь.

— Маяк?

— Киссриверский маяк. Мы навестим его смотрителя.

Пол замолчал, сдаваясь. Пусть она будет его поводырем.

Анни свернула на проселочную дорогу. Машина запрыгала по ухабам, и наконец они выехали к маяку. Анни остановила «Фольксваген» на утрамбованной песчаной площадке рядом с белым домом. Пол вышел из машины и посмотрел вверх на огромную башню. Вспыхнувший яркий свет заставил его зажмуриться.

— Здорово! — выдохнул он.

— Я знаю. Идем.

Анни взяла его за руку и повела по выложенной кирпичом дорожке к дому. В окнах первого этажа горел свет.

Она постучала, и через мгновение дверь им открыла высокая старуха в длинной темной юбке и белой блузке.

— Заходи, Анни, — пригласила она и отступила в сторону.

— Мэри, познакомьтесь с Полом Маселли. Пол, это Мэри Пур, смотрительница потрясающего Киссриверского маяка.

Пол кивнул Мэри, не слишком хорошо понимая, что затеяла Анни. Что происходит? Неужели они проведут весь вечер в разговорах со старухой?

Анни поцеловала Мэри в щеку.

— Вам ничего не нужно, дорогая?

— Нет, нет, — отмахнулась Мэри. — Отправляйтесь наверх.

Анни схватила Пола за руку, повела вверх по узкой лестнице, потом по темному коридору и распахнула перед ним дверь маленькой спальни с большой кроватью, покрытой лоскутным одеялом. Она закрыла дверь и тут же повернулась к нему, чтобы поцеловать.

— Пол, ты был таким красивым на сцене. Я совсем забыла об этом. — Анни принялась расстегивать на нем рубашку, но он перехватил ее руки.

— Анни, я не понимаю…

— Тс-с. — Она торопливо скинула с себя блузку, сняла лифчик. — Обними меня, — приказала Анни.

Пол прижал ее к себе. От волос Анни пахло солнцем, и этот запах показался ему до боли знакомым, кожа на спине была теплой под его ладонями. Каждые несколько секунд яркий свет маяка заливал комнату, высвечивая медь ее волос, снежную белизну кожи.

— Трогай меня, — прошептала Анни. — Везде…

Пол быстро разделся и уложил ее на кровать, чтобы выполнить ее пожелание. Ее тело острее, чем прежде, отвечало на его ласки, и ему было неприятно думать, что этой страстностью он обязан мужу Анни. Она обхватила его ногами.

— Я хочу чувствовать тебя совсем близко, Пол. Близко, как только можно.

Пол вошел в нее, краем сознания помня о скрипучей кровати и старой женщине внизу. Но та наверняка знала, что происходит в спальне на втором этаже. Пол постарался отключиться от посторонних мыслей и сосредоточился на Анни. Наконец-то он был с ней и в ней. Она двигалась в такт его движениям, но когда Пол сунул руку между их телами, чтобы дотронуться до самой чувствительной ее точки, Анни покачала головой.

— Незачем, — сказала она.

Но он был настойчивым и упорным, и она наконец достигла разрядки. Содрогания ее тела вызвали оргазм Пола.

Через несколько мгновений Пол попытался лечь рядом с ней, но Анни остановила его.

— Нет, будь со мной.

— Я люблю тебя, Анни.

— Обними меня.

— Я обнимаю тебя, я с тобой. — Пол постарался покрепче обнять ее, чтобы успокоить дрожь, сотрясавшую ее тело. Он все-таки лег рядом с ней, чтобы видеть ее лицо. — Я не очень понимаю, Анни. Эта старуха…

— Ее зовут Мэри. Она знает, что мне было необходимо тебя увидеть. Когда Алек работает, я часто к ней приезжаю. Я рассказала ей о тебе все.

— Мы сможем встретиться снова?

— Мы обязательно встретимся. Лучше это делать после обеда. Ты сможешь освободиться?

— Конечно. Но почему бы нам не встречаться в моей квартире?

— Нет, мы будем приезжать сюда, — покачала головой Анни. — Меня многие знают, Пол. Мне не удастся прийти к тебе незамеченной. А здесь мы в безопасности.

Они продолжали встречаться в доме Мэри Пур. Для Пола это лето стало блаженством, первые недели счастья после тех каникул, которые они с Анни провели в Нью-Хоуп. Анни привязывала красный шарф в углу крылечка своей мастерской, давая ему понять, что в этот день они могут встретиться. Она попросила его никогда не заходить в мастерскую, ей не хотелось объяснять его появление Тому Нестору.

Несколько раз за лето Пол видел Анни вместе с Алеком но издалека. Как-то раз он столкнулся с ними в магазине потом наткнулся на них на пляже. Они играли в «летающую тарелку». Анни хохотала, улыбалась Алеку, на ее щеках по являлись ямочки, и Полу не удавалось избавиться от этого видения до их следующего свидания.

Чаще всего алый шарф оказывался в условленном месте Анни и Пол встречались в доме смотрительницы маяка и проводили послеполуденные часы в спальне на втором этаже. Они часто вспоминали прошлое, но никогда не говорили о будущем. Пол старался быть не слишком требовательным, но к середине июля уже не мог выносить скрытности их отношений. Он хотел большего.

— Пришла пора тебе уйти от Алека, — заявил Пол однажды днем, после того, как они занимались любовью.

Анни резко дернулась, подняла голову с его плеча. Она была поражена его словами.

— Я никогда не уйду от Алека. Никогда.

— Почему? Я могу лучше тебя содержать, и Клая тоже. Я его усыновлю. Я мог бы…

— Не говори так! — Анни села. — Ты сказал, что будешь доволен тем, что я захочу тебе дать. Это все, что я могу дать тебе.

— Но я люблю тебя.

— А я люблю Алека.

Впервые в жизни Пол рассердился на Анни. Он оттолкнул ее, встал с постели, но она тут же схватила его за руку.

— Прости, прости, прости. Я не хотела, чтобы это прозвучало подобным образом.

— Вы же почти не видитесь, — горячо заговорил Пол. — Твоего мужа все время не бывает дома. Он оставляет тебя одну с ребенком и…

— Алек пытается заработать побольше. А работа есть только на материке. Если бы мы захотели жить в городе, ему бы не пришлось столько ездить, но мы хотим жить на Косе. Поэтому его разъезды — это цена нашего пребывания здесь.

Пол посмотрел на нее с высоты своего роста.

— Ты просто используешь меня.

— Нет!

— Именно используешь. Я всего лишь помогаю тебе справиться с одиночеством, когда Алека нет рядом, верно? Добрый старина Пол.

— Не говори так! — Анни заплакала, потянулась к нему, обняла его за талию, и у Пола пропало желание ссориться с ней.

Провожая его в тот вечер до машины, Анни не выпускала его руку.

— Я никогда не уйду от Алека, Пол. Если ты готов встречаться со мной на этих условиях, мы будем встречаться. Если не готов, то больше не приезжай сюда.

Разумеется, Пол продолжал приезжать, смирясь со всезнающим кивком Мэри Пур, со скрипом кровати. Он не терял надежды, что Анни передумает. Спектакль «Потерянная колония» прошел в последний раз на День труда в первый понедельник сентября. Пол нашел работу официанта в Мантео. Не для этого он учился столько лет, но он просто не мог уехать. Все изменилось совершенно неожиданно.

Несколько дней подряд красный шарф не появлялся. Пол встревожился, не заболела ли Анни, не рассердилась ли на него. Он уже решил позвонить ей, когда увидел шарф в условленном месте. Он отправился в Киссривер с чувством невероятного облегчения.

— Анни наверху, — сообщила Мэри Пур, открыв Полу Дверь. Ему не хватало смелости посмотреть ей в глаза. Пол чувствовал, что не нравится смотрительнице, что старуха с трудом мирится с его присутствием. — Она плохо себя чувствует.

Анни выглядела ужасно. Под глазами залегли темные тени, и Пол впервые заметил морщины на лбу и в уголках рта.

— Что случилось? — Он коснулся ее лба, проверяя, нет ли жара, но кожа была холодной. — Бедняжка, ты неважно выглядишь. — Пол попытался обнять ее, но Анни оттолкнула его.

— Мы не можем заниматься любовью, — сказала она, садясь в постели.

— Конечно, не можем, раз ты так плохо себя чувствуешь.

— Я не об этом. — Анни явно нервничала. — Нам необходимо поговорить.

Пол решил, что Алеку все стало известно. Что ж, будь что будет. Через мгновение Пол узнает, выиграл он или проиграл.

Анни сложила руки лодочкой на коленях.

— Я не могу больше этим заниматься.

— Что случилось? Алек обо всем узнал?

— Нет. Я просто… отвратительна самой себе.

Она вдруг сорвалась с кровати, пробежала по коридору и закрылась в маленькой ванной. Пол услышал, как ее рвало. Он сразу же вспомнил, как Анни запрещала ему пользоваться презервативами, потому что они помешают его наслаждению. Она уверяла его, что ему не о чем беспокоиться, что она пользуется диафрагмой, которая намного надежнее тех методов контрацепции, которыми она пользовалась в колледже. Но насколько надежной была диафрагма?

Когда Анни вернулась в спальню, ее лицо было серым, на лбу выступили капельки пота. Пол все-таки обнял ее, и она заплакала, прижавшись щекой к его груди.

— Ты беременна, — тихонько сказал Пол, гладя ее волосы.

— Нет! — Анни отпрянула от него, ее глаза вспыхнули. — Прошу тебя, Пол, уезжай с Косы и никогда больше не возвращайся.

— Я не уеду. Во всяком случае, до тех пор, пока не выясню, что произошло.

— Я прошу тебя! — Анни громко зарыдала. Она умоляла его уехать. Пол услышал на лестнице тяжелые шаги Мэри Пур, схватил Анни за руку, пытаясь успокоить ее. Дверь распахнулась.

Мэри вошла в комнату, и вдруг Пол увидел, что никакая она не старуха. Она выпрямилась во весь свой внушительный рост, синие глаза прожигали его насквозь.

— Убирайся немедленно и прекрати расстраивать ее! — приказала Мэри. Она села на кровать, прижала Анни к себе, и та доверчиво прильнула к ней. — Тихо, Анни. Не плачь, а то тебя снова затошнит. — Мэри взглянула на Пола. — Уходи, — повторила она, но теперь ее голос звучал мягче, добрее, и Пол почувствовал, что вот-вот расплачется сам.

— Неужели я не могу узнать почему?

— Уходи сейчас же, — Мэри говорила твердо.

Анни еще теснее прижалась к Мэри, свернулась калачиком, словно ища защиты. Полу ничего не оставалось, как уйти. Он вернулся в свою квартиру, собрал вещи.

В тот же вечер Пол уехал с Внешней косы, прикрепив записку с адресом и телефоном своих родителей в Филадельфии к двери мастерской Анни.

«…Двенадцать, но ты бы ей дал все двадцать». Значит, Анни все-таки была беременна. По какой еще причине она могла так резко расстаться с ним? Если бы во время интервью Анни прямо сказала, что Лэйси тринадцать, он бы сразу обо всем догадался.

О боже! Пол открыл ящик тумбочки, достал пачку снимков, сделанных фотографом из «Береговой газеты». Он снимал Анни в ее доме. Среди прочих был снимок Лэйси и Клая, который они не стали публиковать. Пол внимательно смотрел на девочку. Она была точной копией Анни. Он должен был увидеть Лэйси снова. Он должен был уловить в ее лице сходство с собой и его сестрами. Он должен был узнать наверняка, и только один человек мог сказать ему правду.

Пол вложил другую кассету в диктофон, нажал на клавишу «пуск» и закрыл глаза, завороженный голосом Анни.