Катулл Мендес – универсальный автор, хотя по своей основной литературной специальности он все-таки поэт, основатель направления, названного «Парнасская школа». На протяжении тридцати лет оно во многом определяло стиль французской поэзии, считалось скандально-революционным, сеющим отчаяние и упадочнические настроения – и, наверное, было из-за чего, хотя другой вопрос, является ли это «грехом» для поэтов. Современный читатель при всем желании особого упадочничества в стихах «парнасцев» не заметит, но более близкие к ним по времени представители французского направления «Прóклятых поэтов» (Бодлер, Верлен, Рембо) ощущают с ними свое творческое родство, как несколько позже многие представители нашего «Серебряного века» (Брюсов, Волошин, Лившиц), регулярно удостаивавшиеся сходных обвинений.
Кроме того, Мендес создал несколько мистических романов (к сожалению, только они и переводились на русский язык, а это не лучшие его произведения: он все-таки был мастером малой формы), множество пьес и ряд коротких рассказов «о странном и страшном», на стыке готического хоррора и еще не осознавшего себя жанра фэнтези. С одним из них мы вас и знакомим в этом сборнике.
Слезы на мече
Однажды, когда Роланд возвратился после очередной победы над маврами, он услышал, как окрестные поселяне рассказывают о невиданных и жестоких бесчинствах, которые творит в соседней округе какой-то чародей.
Верный конь Роланда – а он понимал человеческую речь, во всяком случае когда она велась о возможных подвигах, – раздул ноздри, захрапел и был готов немедленно скакать в ту округу, ибо было ему известно, что его хозяин в таких случаях без раздумий спешит на помощь угнетенным и на погибель злодеям. Но на сей раз Роланд, должно быть, услышал нечто странное, и он сперва как следует расспросил поселян, знавших о колдуне более прочих.
Они поведали воистину загадочные вещи. Злой маг, живший в замке на берегу моря, не только грабил путешественников, опустошал окрестности, жег селения, убивал стариков и насиловал девушек; нет, он, кроме того, одерживал победы над всеми рыцарями, которые являлись в его владения, чтобы положить конец этому бесчинству. И столь велико было могущество чародея, что ни отважной атакой, ни стремительным бегством нельзя было спастись от него. Пред замком мага были разбросаны груды костей, обглоданных дикими зверями, и воронье тучами слеталось на них со всех сторон.
Выслушав это повествование, отважный Роланд не ужаснулся, а расхохотался:
– Что?! Какой-то волшебник, ничтожный колдунишка, пускай он трижды знаток черной магии – и смог победить рыцаря, облаченного в доспехи, с копьем в руке и с мечом у бедра? Рассказчик, или ты плохо придумал свою небылицу, или же те, с кем случилась та беда, были просто жалкие трусы, недостойные именоваться рыцарями! В самом крайнем случае такая судьба могла постигнуть мальчишек-пажей, вздумавших покрасоваться в рыцарском облачении…
– Добрый господин, – сказал пастух, который подробнее прочих рассказывал о творившемся зле, – не храбростью своей и не силой маг побеждает любого противника, но тем, что сумел благодаря своему дьявольскому искусству обзавестись неизвестным оружием. И теперь он убивает издалека, сам не подвергаясь риску.
– Магическое оружие? – произнес Роланд, чувствуя, как изумление в нем борется с отвращением, подобным тому, которое вызывает вкус протухшего мяса.
– Ему не надо спускаться в долину, – продолжал пастух, – не надо встречаться с врагом лицом к лицу, так как он знает, что в такой схватке даже отважнейшего воина не всегда может спасти боевое искусство или прочнейшая броня. Но маг разит из-за каменной стены, укрываясь за скалой, прячась за грудой костей. А затем из его укрытия с сухим коротким треском появляется стремительное пламя – и рыцарь, приближавшийся к нему открыто, падает наземь, не в силах даже прочесть «Отче наш», а из его пробитого черепа, из горла или из сердца хлещет кровь.
– Клянусь Иисусом, – воскликнул племянник Карла Великого, – никогда не слышал о таком способе сражаться! Поистине счастье, что я остановился здесь напоить коня и услышал твой рассказ. Но все же думаю, что еще до наступления следующего дня, если Небеса помогут, я покараю этого труса, жизнь которого составляет оскорбление Господу. Но скажи мне: известно ли хоть что-нибудь о том, что представляет собой это дьявольское оружие?
– Говорят, – отвечал пастух, – оно похоже на длинную трубку, возле одного конца которой на миг вспыхивает огонек, смердящий запахом серы, а из другого конца, свистнув в воздухе, со скоростью молнии вылетает свинец.
Роланд задал пастуху еще несколько вопросов. Затем он подтянул подпругу, вскочил в седло и, пришпорив коня, помчался к берегу моря, где высился замок чародея. Все время, пока скакал он, сумрак печали лежал на его лице. Впервые узнал Роланд о столь злодейском способе убийства – и хотя не ведал сомнений насчет того, как должен поступить, все же был мрачен. Ибо опасался, что кровь врага, которую он готовится пролить сегодня, окажется такова, что замарает его руки навсегда.
Солнце уже близилось к закату, когда пред Роландом встал замок чародея, черный на фоне пурпурного вечернего неба. Казалось, что этот пурпур стекает на землю, окрашивая все перед замком в кровавый цвет. И немудрено, что так могло показаться: страшным было обиталище мага, тут и там перед ним простерлись людские останки, а от вороньего карканья закладывало уши. Рыцарь остановился, высматривая путь к главной башне, но тут же понял, где он пролегает: там гуще всего лежали человеческие кости и пробитые доспехи. Не было иной возможности приблизиться к замку, кроме как пройдя прямо по костям. Роланд, стиснув зубы, мысленно попросил прощения у воинов, сложивших здесь голову, – и направил коня по этой скорбной дороге.
Он чувствовал, как в душе закипает бешеный гнев, но не давал ему себя ослепить. Помня рассказ пастуха, ехал, прислушиваясь и глядя по сторонам; хотя ничего, напоминающего опасность, не было видно окрест, правую ладонь рыцарь держал на рукояти меча и в любой миг был готов дать коню шпоры.
Вдруг какой-то странный грохот прозвучал в стороне – и, обгоняя его, нечто просвистело в воздухе. Не были эти звуки похожи на те, которые рыцарский слух мог воспринять как угрозу, но Роланд понял: черный маг пустил в ход свое оружие. Однако первая свинцовая молния прошла мимо, а вторую ему пустить не довелось: рыцарь сразу погнал коня во весь опор, перейдя из шага в галоп, и, по грохоту определив место, где затаился враг, налетел на него, даже не выхватив меча из ножен. Миг – и могучая рука в стальной перчатке стиснула горло чародея; еще миг – и его черная от грехов душа отправилась в ад, а тело Роланд с омерзением отбросил в сторону.
Труп колдуна упал на груду костей, в которой давно уже нечем было поживиться воронам. Но сейчас черные птицы вновь слетелись к ней, завидев добычу.
Уже совсем стемнело, когда Роланд выехал на морской берег. Там ждал корабль. Не интересуясь, откуда он взялся и куда держит путь, Роланд направил коня к сходням. Вскоре над мачтой взлетел парус – и корабль отошел от берега, держа курс в открытое море.
Куда же хочешь ты прибыть, Роланд? Зачем отправился ты в это путешествие сквозь мрак? Может быть, тебя утомила воинская жизнь и теперь твой путь лежит на один из тех островов, где прекрасные феи нежными руками ласкают изнемогших в сражениях рыцарей? Или у тебя еще остались дела в этом мире – и ты, узнав, что где-то творится несправедливость, спешишь туда, чтобы покарать зло и восстановить добро?
А может быть, Роланд, ты просто должен завершить дело этого дня?
Нельзя просто бросить оружие черного мага на том самом месте, где сразил его хозяина. Даже разломать это оружие на куски недостаточно. Всегда найдется злодей, который соберет обломки и восстановит оружие – либо, поняв его устройство, сделает новое, которое тоже будет сеять смерть…
Уже далеко берег, морская ширь окружает корабль. Твердой рукой Роланд взял дьявольскую трубку, плюнул на нее и бросил через борт. Со всплеском она скрылась под волнами.
Выпрямившись во весь рост, стоял Роланд на корме. Глаза его были закрыты, но все равно перед ними проплывали сейчас странные видения: война, где враги не сходятся лицом к лицу, но убивают издали, почти не видя друг друга; война, где подлость торжествует над доблестью; война, где исход сражения решается не силой и мужеством, а могуществом магических приспособлений, с грохотом мечущих смертоносные молнии.
Но покамест еще не истекло время его меча, имя которому Дюрандаль.
Роланд обнажил благородный клинок. Чистая сталь блеснула в лунном свете, отразила звезды – и на миг вдруг словно бы сделалась прозрачной, как стекло.
Черная кровь колдуна не оросила ее в недавнем бою, но сейчас по клинку текли слезы. Роланд, лучший из рыцарей, плакал над ним о погибшей эпохе, и мрак подступал к кораблю со всех сторон.