повествующая о том, как мятущаяся обезьяна вступила на путь Истины, и как были уничтожены шесть разбойников

И вот не успели охотник и Сюань-цзан прийти в себя от изумления, как снова услышали тот же голос:

– Учитель пришел!

Тогда слуги, сопровождавшие охотника, сказали:

– Это голос старой обезьяны, которая заключена в каменном ящике под горой.

– Да, конечно, это она! – воскликнул охотник.

– А что это за обезьяна? – спросил Сюань-цзан.

– Когда-то гора эта называлась Усиншань – Горой пяти элементов, – пояснил охотник. – Но после того как император Танов совершил походы на запад и установил здесь границу, эта гора стала называться Пограничной. Несколько лет назад один старик рассказывал мне, что когда Ван-ман узурпировал власть во времена Ханьской империи, небо спустило эту гору на землю, чтобы придавить ею волшебную обезьяну, которая не ест, не пьет и не боится ни жары, ни холода. Охраняет ее местный дух, который, если обезьяна очень уж проголодается, дает ей поесть железных пилюль и расплавленной меди. Несмотря на холод и голод, обезьяна до сих пор жива. Это, конечно, она кричит. Но вам, почтенный учитель, нечего беспокоиться. Мы сейчас спустимся с горы и посмотрим на эту обезьяну. Сюань-цзан последовал за охотником. Они прошли всего несколько ли, и действительно увидели каменный ящик. Из него высовывалась голова обезьяны и лапы, которыми она усиленно жестикулировала:

– Учитель! Почему вас так долго не было? Вы пришли очень кстати. Освободите меня из этого ящика, и я буду охранять вас на протяжении всего вашего пути.

Сюань-цзан подошел к ящику и внимательно посмотрел на обезьяну. Кого же, вы думаете, он увидел?

Охотник смело приблизился к обезьяне, вытащил траву из ее шерсти и, смахнув с подбородка песчинки, спросил:

– Что ты хочешь сказать?

– Тебе – ничего, – ответила обезьяна. – Позови сюда почтенного отца, я хочу его спросить кое о чем.

– О чем же ты хочешь спросить меня? – поинтересовался Сюань-цзан.

– Не вас ли император великих Танов послал в Индию за священными книгами?

– Да, именно меня, – отвечал Сюань-цзан. – А почему ты об этом спрашиваешь?

– Я – Великий Мудрец, равный небу, – промолвила обезьяна. – Пятьсот лет тому назад я обманул небо и учинил там дебош. За это Будда заточил меня в ящик. Недавно здесь побывала бодисатва Гуаньинь, посланная Буддой в Китай для того, чтобы отыскать человека, который отправился бы на Запад за священными книгами. Я обратился к ней с просьбой спасти меня, и она обещала мне сделать это, если я не буду впредь совершать злодеяний, буду следовать законам Будды и преданно охранять человека, отправившегося на Запад за священными книгами. С тех пор я дни и ночи с нетерпением жду вашего прихода в надежде, что вы освободите меня. Я буду охранять вас во время вашего пути и стану вашим верным учеником.

Сюань-цзан, выслушав его, пришел в восторг.

– То, что у тебя такие благие намерения и ты решил стать последователем учения бодисатвы, очень хорошо. Беда лишь в том, что у меня нет с собой ни топора, ни долота, и я не знаю, как освободить тебя.

– Для этого не потребуется ни топора, ни долота, – отвечала обезьяна. – Достаточно вам только захотеть, и я буду свободен.

Я очень хочу помочь тебе, – промолвил Сюань-цзан, – но как это сделать, не знаю.

– На вершине этой горы, – сказала тогда обезьяна, – есть печать с золотыми иероглифами, тиснутыми самим Буддой. Вам нужно только подняться на гору, снять печать, и я буду свободен.

Сюань-цзан тут же попросил охотника проводить его на гору.

– Да ведь еще неизвестно, правда ли все это? – усомнился охотник.

– Это самая настоящая правда, и никакого обмана здесь нет, – громко крикнула обезьяна.

Тогда охотник, поддерживая Сюань-цзана под руку, повел его на гору, а своим работникам приказал взять у Сюань-цзана коня и следовать за ними. Им пришлось пробираться сквозь густую чащу. Цепляясь за заросли, они с большим трудом взобрались, наконец, на вершину. И здесь действительно увидели квадратную каменную плиту, излучающую золотое сияние, предвещающее счастье. На плите была надпись из золотых иероглифов: «Ом мани падме хум».

Приблизившись к плите, Сюань-цзан опустился на колени и стал отбивать поклоны. Затем, повернувшись лицом к Западу, он произнес молитву:

– Твой почтительный ученик Сюань-цзан, повинуясь указу, отправился за священными книгами. И если этой обезьяне действительно суждено быть моим учеником, пусть эта надпись отделится от плиты, волшебная обезьяна получит освобождение и будет сопровождать меня к священному месту Будды. Если же эта обезьяна не может быть моим учеником, не совершит ничего достойного и по-прежнему останется непокорным чудовищем, тем самым опозорив звание ученика, тогда пусть эта надпись останется на месте.

И вот, когда он кончил молитву и, продолжая кланяться, подошел к плите и легонько дотронулся до надписи, подул ароматный ветерок, который отделил надпись от плиты и вознес ее в воздух. В тот же момент раздался голос:

– Я охраняю Великого Мудреца. Сегодня кончился срок его испытания, и я отправляюсь к Будде, чтобы отнести ему эту надпись с печатью.

Трепеща от страха, Сюань-цзан, охотник и работники склонились в том направлении, откуда послышался голос, затем спустились с горы и, приблизившись к ящику, в котором сидела обезьяна, – сказали ей:

– Надпись снята, можешь выходить.

– Учитель! – обрадованно воскликнула обезьяна, – отойдите немного, не то я могу напугать вас своим появлением.

Услышав это, охотник отвел Сюань-цзана и сопровождавших его работников в сторону на несколько ли, но тут снова раздался голос обезьяны:

– Дальше, дальше!

Сюань-цзан и его спутники отошли еще немного и спустились с горы. В этот момент они услышали такой грохот, словно земля разверзлась и рушились горы. Они замерли от страха и тут увидели обезьяну, которая приблизилась к коню Сюань-цзана, как была голая, опустившись на колени, сказала:

– Учитель, я свободна!

Совершив перед Сюань-цзаном четыре поклона, она поспешно вскочила на ноги и приветствовала также охотника:

– Почтенный брат, – промолвила она. – Вы взяли на себя труд проводить нашего учителя. А теперь не откажите в любезности и вытащите солому у меня из шерсти.

Поблагодарив за услугу, обезьяна увязала тюки и привязала их на спину коня. А конь, завидев обезьяну, стал смирным, послушным и дрожал, не смея двинуться с места. Дело в том, что обезьяна была в свое время бимавэнем – надзирателем в небесных конюшнях и знала, как управлять конями и драконами, вот почему этот земной конь отнесся к ней с величайшим послушанием.

Убедившись в том, что у обезьяны добрые намерения и что ведет она себя как и подобает истинному последователю Будды, Сюань-цзан обратился к ней с вопросом:

– Скажи, ученик мой, как твоя фамилия?

– Фамилия моя Сунь, – отвечал Царь обезьян.

– Я дам тебе духовное имя, так удобнее будет к тебе обращаться, – предложил Сюань-цзан.

– Не затрудняйте себя понапрасну, учитель, – сказал на это Царь обезьян. – Оно уже есть у меня и зовут меня Сунь У-кун, что значит – Познание пустоты.

– Вот и замечательно, – обрадовался Сюань-цзан. – Это имя как раз напоминает имена, которые носят последователи Будды моей секты. Но так как с виду ты похож на отшельника, то я хотел бы дать тебе еще и другое прозвище и назвать тебя Странствующим монахом. Что ты на это скажешь?

– Чудесно! – воскликнул Сунь У-кун, и с этого времени у него появилось еще одно имя: Сунь – Странствующий монах.

Между тем охотник, увидев, как старательно Сунь У-кун все выполняет, стал поздравлять Сюань-цзана:

– Я очень рад, почтенный учитель, что вам посчастливилось найти такого хорошего ученика. Он очень пригодится вам. Теперь я могу спокойно распрощаться с вами и вернуться домой.

– Я заставил вас так далеко идти, – промолвил Сюань-цзан, – и не знаю даже, как благодарить вас. Когда вернетесь домой, передайте вашей матушке и жене мою благодарность и извинения за те хлопоты, которые я причинил им. На обратном пути я непременно заеду к вам, чтобы еще раз поблагодарить за все.

На этом они расстались.

Сунь У-кун пригласил Сюань-цзана сесть на коня а сам, взвалив на спину вещи своего учителя, совершенно голый пошел впереди. Через некоторое время, когда они перевалили Пограничную гору, перед ними вдруг появился тигр. Он свирепо рычал и яростно колотил хвостом. Сюань-цзан пришел в ужас, но Сунь У-кун почему-то обрадовался.

– Вы не бойтесь его, учитель, – сказал он, опуская вещи на землю. – Этот тигр пришел для того, чтобы снабдить меня одеждой. – С этими словами он вынул из уха иголку и, повернувшись лицом к ветру, взмахнул ею. В тот же миг игла превратилась в огромный железный посох.

– Прошло уже более пятисот лет, как я в последний раз пользовался этой прекрасной вещью, – сказал смеясь Сунь У-кун. – Пусть же сегодня она послужит мне и поможет добыть одежду.

И вот, ринувшись навстречу тигру, он крикнул:

– Ты куда бежишь, проклятая тварь?

Тигр от страха даже присел, а потом припал к земле, не смея пошевелиться. В тот же момент посох всей своей тяжестью обрушился на голову тигра, земля вокруг обагрилась кровью, зубы по – выскакивали, словно бусинки жемчуга. Пораженный всем этим, Сюань-цзан даже свалился с коня, отскочил и, кусая пальцы от страха, воскликнул:

– О, небо! – Он вспомнил, что, когда позавчера охотник убил тигра, ему пришлось очень долго бороться с ним. А Сунь У-куну это не стоило никаких трудов. Он подошел и одним ударом уложил тигра на месте. Недаром говорится: «И среди сильных всегда найдется более сильный».

Между тем Сунь У-кун подтащил тигра и сказал:

– Вы отдохните немного, учитель, пока я сниму с него одежду и надену ее на себя. А потом мы двинемся дальше.

– Да какая же у тигра одежда? – удивился Сюань-цзан.

– Не беспокойтесь, учитель, – отвечал на это Сунь У-кун. – Я знаю, что делать.

О Прекрасный царь обезьян! Он выдернул у себя волосок, дунул на него своим волшебным дыханием и крикнул: «Изменяйся!» В тот же момент волосок превратился в небольшой острый нож. Царь обезьян вспорол тигру живот и снял с него шкуру. Затем он отрезал лапы и голову, вырезал квадрат и поднял шкуру тигра, примеряя ее:

– Немного широка, – сказал он, – надо разделить на две части. – С этими словами он разрезал шкуру. Одну часть обмотал вокруг талии, а другую свернул и заткнул за пояс. Затем он выдернул растущее у дороги ползучее растение и, крепко подпоясавшись им, скрыл нижнюю часть своего тела.

– Ну что ж, учитель, теперь можно идти, – сказал Сунь У-кун. – Когда мы доберемся до какого-нибудь жилья, я попрошу иглу и там уж сделаю все как полагается.

После этого он произнес заклинание, и посох снова превратился в иглу, которую он положил в ухо. Взвалив вещи на спину, он пригласил Сюань-цзана сесть на коня.

Когда они тронулись в путь, Сюань-цзан спросил:

– А где же твой посох, которым ты убил тигра?

– Вы не знаете, учитель, что это за посох, – сказал с улыбкой Сунь У-кун. – Я получил его во дворце Царя драконов Восточного моря. Он раньше назывался волшебным брусом, утрамбовавшим Млечный Путь, или еще Посохом исполнения желаний. Как раз с этим самым посохом я и учинил дебош в небесных чертогах. Я могу изменять его по своему желанию, делать большим или маленьким. Сейчас я превратил его в иглу для вышивания и положил в ухо. Таким образом он у меня всегда под рукой.

Сюань-цзан остался очень доволен.

– А почему, когда тигр увидел тебя, он застыл на месте и позволил убить себя? – снова спросил Сюань-цзан.

– Мне нечего скрывать от вас, учитель, – отвечал Сунь У-кун. – Не только тигр, но даже дракон при встрече со мной не осмелится причинить мне вреда. Более того, я обладаю сверхъестественной силой: могу усмирять драконов, покорять тигров, поворачивать вспять реки и вызывать бурю на море. Встретив любой предмет, я могу определить его сущность, услышав звук, могу определить причину его возникновения. Я могу одолеть все на свете от тончайшего волоска до всей вселенной, я могу бесконечно превращаться, и никто не сможет догадаться, что это я. Поэтому нет ничего удивительного в том, что я смог содрать с тигра шкуру. Вот когда мы встретимся с настоящими трудностями, вы увидите, на что я способен.

Выслушав все это, Сюань-цзан понял, что теперь ему можно ни о чем не беспокоиться, и, подхлестнув коня, спокойно поехал вперед. Так, беседуя друг с другом, они не заметили, как солнце стало склоняться к западу.

– Учитель, – промолвил Сунь У-кун, – поспешим, время не раннее. Я думаю, что в лесу, который виднеется вдали, непременно должны жить люди. Нам надо прийти туда пораньше и попроситься на ночлег.

Сюань-цзан подхлестнул коня, и вскоре они действительно увидели усадьбу. Подъехав к воротам, путники остановились.

Сунь У-кун положил вещи на землю и, подойдя к воротам, громко крикнул:

– Откройте!

В тот же момент, опираясь на бамбуковую палку, из дома вышел старик и распахнул ворота. Увидев Сунь У-куна, закутанного в шкуру тигра и страшного, словно Бог грома, он от страха едва не упал и мог лишь пробормотать:

– Оборотни явились! Дьяволы!

Но Сюань-цзан поспешил к нему и, поддерживая, сказал:

– Высокочтимый благодетель! Не бойтесь. Это не оборотень, а мой ученик.

Глядя на Сюань-цзана, имевшего степенный вид, старик немного успокоился и спросил:

– Из какого монастыря вы пришли и откуда взяли такое чудовище?

– Я посланец императора Танов, иду в Индию за священными буддийскими книгами, – отвечал Сюань-цзан. – Встретив на пути ваш дом, мы решили обратиться к вам с просьбой разрешить нам переночевать у вас, так как время уже позднее. А завтра до рассвета мы отправимся дальше. Окажите милость и пустите нас переночевать.

– Вы, может быть, действительно посланец императора, – сказал на это старик, – но можно поручиться, что это отвратительное чудовище к Танам никакого отношения не имеет.

– Да что у тебя глаз, что ли, нету? – заорал Сунь У-кун. – Посланец Танов – мой учитель. И никакой я не сахарный и не медовый. Я – Великий Мудрец, равный небу. В здешних краях знают меня. Да и с тобой мы раньше встречались.

– Где же это мы встречались? – удивился старик.

– Разве не ты, когда был маленьким, очищал от травы и мха мое лицо?

– Что ты городишь? – рассердился старик. – Где жил ты и где я? Когда это с твоего лица я собирал хворост?

– Это ты ерунду городишь, дорогой сынок! – сказал Сунь У-кун. – Ты просто не узнал меня. Всмотрись-ка хорошенько, неужели ты не узнаешь Великого Мудреца, заключенного в каменном ящике на Пограничной горе?

– И верно ты похож на него. – Только теперь старик начал припоминать Сунь У-куна. – Но как же тебе удалось выбраться оттуда? – спросил он.

Тогда Сунь У-кун рассказал ему историю о том, как бодисатва призвала его к добродетельной жизни и как после этого он ждал прихода Танского монаха – Сюань-цзана, который должен был снять с него заклинание. После этого старик почтительно склонился перед Сунь У-куном и пригласил их с Сюань-цзаном в дом. Он позвал жену и детей и представил их гостям. Потом был подан чай.

– Сколько же вам лет, Великий Мудрец? – спросил старик Сунь У-куна.

– Ты лучше сначала скажи, сколько лет тебе? – вопросом вопрос отвечал Сунь У-кун.

– Да вот сто тридцать стукнуло, – отвечал старик.

– Тогда ты можешь быть моим праправнуком, – сказал У-кун. – Я сам не представляю, когда родился, но знаю точно, что под этой горой я пробыл пятьсот лет.

– Верно, верно! – подтвердил старик. – Помню, как еще мой прадед рассказывал мне, что эта гора была опущена с неба для того, чтобы заключить под ней волшебную обезьяну. Значит, вы только сейчас освободились. Когда я был еще ребенком, то видел вас. На голове у вас росла трава, а щеки были вымазаны грязью, и все же я не боялся. А вот сейчас травы на голове у вас нет, лицо чистое, вы стали как будто тоньше, но шкура тигра делает вас похожим на чудовище.

Тут все громко расхохотались. Вскоре его жена подала на стол постную пищу. После еды Сунь У-кун спросил у хозяина:

– А можно узнать, как ваша фамилия?

– Наша фамилия Чэнь, – отвечал старик.

Услышав это, Сюань-цзан встал и, поклонившись старику, промолвил:

– А мы с вами, уважаемый благодетель, – однофамильцы.

– Как же так? – удивился Сунь У-кун. – Ведь ваша фамилия Тан!

– Моя фамилия в миру была Чэнь, – пояснил Сюань-цзан. – Я уроженец деревни Цзясянчжуан, уезда Хуннун, округа Хайчжоу, империи Танов. Мое монашеское имя – Чэнь Сюань-цзан. Когда император великих Танов сделал меня своим побратимом, он пожаловал мне еще одно имя – Трипитака и повелел носить фамилию Танов, вот почему я и называюсь Танский монах.

Старику было очень приятно, что гость – его однофамилец.

– Уважаемый господин Чэнь! – обратился к хозяину Сунь-У-кун. – Раз уж нам пришлось побеспокоить вас, я хочу обратиться к вам с просьбой. Дело в том, что в последний раз я умывался более пятисот лет тому назад. Не можете ли вы дать нам немного горячей воды? Я думаю, что и учитель с удовольствием умоется. На прощанье мы за все отблагодарим вас.

Хозяин тотчас же велел согреть воды, принести таз и зажечь лампу. Умывшись, гости сели у лампы.

– Почтенный Чэнь, – снова обратился к хозяину Сунь У-кун. – У меня есть к вам еще одна просьба. Не могли бы вы дать мне иголку с ниткой?

– Как же, пожалуйста! – с готовностью отвечал хозяин велел жене принести иголку с ниткой.

Сунь У-кун был очень наблюдателен. Заметив, что Сюань-цзан снял перед мытьем белую рубашку и больше не надел ее, он схватил рубашку и надел на себя. После этого он стащил с себя шкуру тигра и сшил оба куска вместе. Получилось нечто вроде передника со складками. Он надел его на себя, подвязался поясом из пальмы, завязав его узлом в виде лошадиной морды и, подойдя к Сюань-цзану, спросил:

– Как вы находите, сегодня я одет лучше, нежели вчера?

– Великолепно! – воскликнул Сюань-цзан. – Вот теперь ты похож на настоящего паломника. Ученик мой, – продолжал он, – если не брезгуешь, то можешь носить мою рубашку всегда.

– Премного вам благодарен, – промолвил Сунь У-кун, почтительно кланяясь.

После этого он вышел во двор, достал сена и накормил коня. К этому времени все уже закончили свои дела и разошлись на покой.

На следующее утро Сунь У-кун поднялся очень рано и предложил Сюань-цзану отправляться в путь. Сюань-цзан стал одеваться и велел Сунь У-куну собрать постели и упаковать вещи. Они хотели распрощаться с хозяевами, но в это время хозяин принес им кувшины с водой для мытья и приготовил завтрак.

Позавтракав, они отправились в путь. Сюань-цзан ехал верхом, а Сунь У-кун шел впереди в качестве проводника. Так, потихоньку они продвигались вперед. Ранним утром отправлялись в путь и поздним вечером останавливались на ночлег. Днем они делали привал, чтобы отдохнуть и подкрепиться. Незаметно наступила зима.

И вот однажды раздался резкий свист и на дорогу с пиками, мечами, кинжалами и луками выскочили разбойники – их было шесть человек, и с шумом и криками бросились на них.

– Эй вы монахи! – кричали они. – Куда идете? Если вам дорога жизнь, оставляйте своего коня и вещи.

Сюань-цзан свалился с коня и от страха не мог вымолвить ни слова.

– Да вы не беспокойтесь, учитель, – поддерживая его, сказал Сунь У-кун. – Теперь у нас прибавится одежды и денег на дорогу.

– Да ты что, оглох, что ли? – удивился Сюань-цзан. – Они требуют у нас коня и вещи, а ты говоришь, что у нас прибавится одежды и денег.

– Вы присмотрите за вещами и конем, а я сейчас расправлюсь с ними. Тогда поймете, что я хочу сказать.

– Не зря говорится, что один в поле не воин. Их шесть здоровенных парней, а ты – маленькое существо. Как же ты рискнешь драться с ними?

Сунь У-кун не стал больше спорить, выступил вперед и, слоруки на груди, поклонился разбойникам.

Почтенные господа! Зачем вы останавливаете нас, бедных монахов, и не даете нам возможности следовать своим путем?

– Мы атаманы с большой дороги, справедливые хозяева гор. Наши имена известны повсюду. Неужели вы не слышали о нас? Ну, живо оставляйте свои вещи и можете отправляться дальше. Не вздумайте только возражать, не то мы раскромсаем вас на куски и сотрем в порошок ваши кости.

– А я ведь тоже наследный царь и долгое время был правителем гор, – продолжал Сунь У-кун. – Но о вас я никогда не слышал.

– Ну, раз не слышал, так вот, что я тебе скажу, – промолвил один из них. – Первого из нас зовут Глаз, который видит и наслаждается, второго – Ухо, которое слышит и возмущается, третьего – Нос, который обоняет и радуется, четвертого – Язык, который пробует и жаждет, пятого – Разум, который постигает и испытывает вожделение. Шестой олицетворяет собой печаль.

– Да вы просто мелкие воришки, – рассмеялся Сунь У-кун. – А известно ли вам, что мы – монахи – ваши господа, как же вы смеете преграждать нам дорогу? Сейчас же доставьте сюда награбленное добро, разделите его на семь частей и одну отдайте мне. Тогда я помилую вас!

Его слова поразили разбойников и в соответствии со своими именами каждый реагировал на это по-своему. С криком они ринулись вперед.

– Да что этот монах спятил, что ли?! – орали они. – Хочет, чтобы мы делились с ним. Прощайся лучше со своим добром!

Размахивая пиками и мечами, они ринулись на Сунь У-куна, и на его голову посыпался град ударов. Однако он продолжал спокойно стоять, словно все происходящее вовсе не касалось его.

– Вот так монах! – закричали они. – Крепкая у тебя голова!

– Ну что, убедились! – воскликнул Сунь У-кун. – А вот когда вы устанете, я выну свою иглу и немного побалуюсь с ней!

– Да этот монах видно из лекарей, которые лечат уколами, – сказал кто-то из разбойников. – Но среди нас ведь нет больных.

Тут Сунь У-кун вынул из уха свою иглу и, взмахнув ею несколько раз против ветра, превратил ее в огромный железный посох, толщиной с чашку.

– Ни с места! – крикнул Сунь У-кун. – Сейчас увидите, как я буду расправляться с вами!

Разбойники в страхе бросились кто куда, но Сунь У-кун мигом догнал их и перебил всех по одному. Затем он стащил с них одежду, забрал их пожитки и, подойдя к Сюань-цзану, сказал:

– А теперь, учитель, мы можем следовать дальше. Я перебил их всех до единого.

– Должен сказать тебе, что ты чересчур жесток, – упрекнул его Сюань-цзан. – Этих разбойников надо было передать властям. А тебе следовало отогнать их, вот и все. Зачем же ты убил их? Это говорит о твоей жестокости, а монах не может быть жестоким. Человек, отрекшийся от мира, подметая пол, старается не погубить муравья, а из любви к бабочкам на фонарь надевает шелковый абажур. Как же мог ты без разбору убивать их? И если здесь, в горах, где так мало людей, ты ведешь себя подобным образом, что же будет в городе? Если ты будешь раздражаться по всякому поводу и убивать, в какое положение поставишь меня?

– Но если бы я не убил их, они убили бы вас, – оправдывался Сунь У-кун.

– Нам, монахам, лучше умереть, нежели совершить злодеяние, – отвечал Сюань-цзан. – Если бы они убили меня, погиб бы один человек, а ты убил сразу шестерых. Чем же можно оправдать твой проступок? Представь себе, что это дело разбирали бы в суде и судьей оказался бы твой отец, ведь и он не смог бы тебя оправдать.

– Известно ли вам, учитель, – сказал тогда Сунь У-кун, – что пятьсот лет назад, когда я царствовал на Горе цветов и плодов, я перебил невесть сколько народу. И если бы я придерживался таких же взглядов, как вы, я никогда не стал бы Великим Мудрецом, равным небу.

– Вот за все твои преступления и сумасбродные действия, за то, что ты обманывал небо и бесчинствовал на земле и никто тобой не управлял, ты и должен был нести наказание в течение пятисот лет, – отвечал на это Сюань-цзан. – И если впредь будешь совершать злодеяния и губить людей, ты не сможешь идти в Индию, не сможешь быть монахом. Ведь это отвратительно.

А надо вам сказать, что Сунь У-кун не выносил, когда его ругали. Вот и на этот раз он не сдержал своего возмущения.

– Хорошо! Раз вы позволяете себе так говорить и считаете, что я недостоин быть монахом, я не пойду в Индию и покину вас. Не желаю слушать ваши нападки!

Сюань-цзан молчал. Это еще больше разозлило Сунь У-куна, и он крикнул:

– Я ухожу!

Когда Сюань-цзан поднял голову, обезьяны уже не было. Слышался лишь гул, удалявшийся в восточном направлении. Сюань-цзан одиноко стоял, покачивая головой. «Учить таких людей бесполезно, – подумал он, тяжело вздыхая. – Сказал ему несколько слов, а он исчез. Ну что ж поделаешь! Не суждено мне, видно, иметь учеников. Теперь все равно не найдешь его. Станешь звать – он не откликнется. Придется идти одному». И несмотря на опасности, которые ждали его в пути, Сюань-цзан все же решил отправиться дальше.

Собрав вещи, он привязал их к коню, и, держа в одной руке повод, а в другой посох, тяжело вздыхая, двинулся на запад. Пройдя совсем немного, он увидел старуху. Она несла рясу, поверх которой лежала вышитая шапочка. Когда старуха приблизилась, Сюань-цзан поспешил отвести лошадь в сторону, чтобы пропустить женщину.

– Вы откуда, почтенный отец, и куда направляетесь в одиночестве? – спросила старуха.

– Я посланец Танского императора и путь держу в Индию к Будде, чтобы взять у него священные книги.

– Будда живет в Индии, в храме Раскатов грома, – промолвила старуха. – Это в восемнадцати тысячах ли отсюда. Как же вы доберетесь туда без помощников и учеников, с одним лишь конем?

– Несколько дней назад я нашел было одного послушника, – отвечал Сюань-цзан, – но он стал бесчинствовать, и я отчитал его. Это ему не понравилось, и он покинул меня.

– Ватная ряса, которую я несу, и шапочка с металлическим обручем, – продолжала старуха, – принадлежали моему сыну. Он постригся в монахи, но через три дня после этого умер. Сейчас я как раз возвращаюсь из монастыря: поплакала там, простилась с его учителем и взяла себе эти вещи на память. Если бы у вас, почтенный отец, был послушник, я с радостью подарила бы вам эти вещи для него.

– Вы очень добры, – сказал Сюань-цзан, – но мой ученик сбежал от меня, поэтому я не могу принять от вас эти вещи.

– А в каком направлении он исчез? – спросила старуха.

– По звуку можно было определить, что в восточном, – отвечал Сюань-цзан.

– В таком случае он далеко не ушел, – сказала старуха. – Там как раз находится мой дом. Я думаю, что он непременно придет туда. У меня есть заклинание, которое называется «Истинное наставление для утверждения сердца», или «Заклинание сжатия обруча». Вы хорошенько запомните его, но, смотрите, не передавайте никому другому. А я пойду искать вашего ученика и пришлю его к вам. Дайте ему рясу и шапочку. А если он не будет повиноваться вам, произнесите это заклинание, и он никогда не будет бесчинствовать и не посмеет больше покинуть вас.

Выслушав это, Сюань-цзан склонил голову в знак благодарности, а старуха превратилась в золотой луч и исчезла в восточном направлении. Тут Сюань-цзан понял, что слышал наставления самой бодисатвы Гуаньинь и поспешил возжечь фимиам и совершить поклоны. Затем он убрал рясу и шапочку в узел, а сам сел у дороги, повторяя переданное ему заклинание. Он повторял его до тех пор, покуда не выучил наизусть.

Вернемся теперь к Сунь У-куну. Покинув своего учителя, он сделал волшебный прыжок и вмиг очутился у Восточного моря. На облаке он опустился вниз и, рассекая воду, явился ко дворцу Царя драконов Восточного моря. Встревоженный царь вышел ему навстречу и, введя во дворец, усадил на почетное место.

Когда была закончена церемония приветствий, Царь драконов сказал:

– Я слышал недавно, что срок вашего наказания кончился, но не успел поздравить вас. Я всегда был уверен, что вы снова станете праведником и вернетесь в свои владения.

– Так я и хотел сделать, – промолвил Сунь У-кун. – Но сначала мне пришлось стать монахом.

– Как же так? – удивился Царь драконов.

– Бодисатва Южного моря Гуаньинь посоветовала мне стать на праведный путь и сопровождать Танского монаха в Индию к Будде за священными книгами. Я выполнил ее волю и стал странствующим монахом.

– Вы поступили очень хорошо, – сказал Царь драконов, – примите по этому поводу мои поздравления. Это как раз и называется искупить свои прегрешения, встать на праведный путь, осудить свои заблуждения и усовершенствовать свое сердце. Однако почему вы возвратились на восток? – спросил он. – Вы ведь должны быть сейчас на западе.

– Этот Танский монах совершенно не понимает вежливого обращения, – сказал Сунь У-кун. – В пути на нас напали разбойники, ну я и перебил их. А он стал меня отчитывать. Стерпеть этого я не мог, покинул его и теперь возвращаюсь в свое царство. По дороге решил заглянуть сначала к вам в надежде на то, что вы угостите меня чаем.

Царь драконов тут же приказал подать ароматного чаю. Выпив чашку, Сунь У-кун оглянулся и увидел висящую на стене картину: «Чжан-лян на мосту Ицяо подносит туфлю». Сунь У-кун поинтересовался, что это за картина.

– Вы не знаете ее истории, – сказал Царь драконов, – потому, что в то время были на небе. Эта картина называется «Троекратное подношение туфли на мосту Ицяо».

– А что это значит? – спросил Сунь У-кун.

– Святой человек, который изображен здесь – Хуан Ши – гун, – промолвил Царь драконов. – А этот паренек, Чжан-лян, жил в Ханьскую эпоху. Хуан Ши-гун сидит на мосту, с ноги его упала вниз туфля. Он подозвал Чжан-ляна и велел ему достать туфлю. Чжан-лян поспешил выполнить приказ и, почтительно преклонив колени, преподнес ему туфлю. Но бессмертный снова уронил ее, – так было три раза. Однако Чжан-лян не проявил ни нетерпения, ни заносчивости. Хуан Ши-гуну понравились прилежность и почтительность Чжан-ляна, и в одну прекрасную ночь Хуан Ши-гун передал Чжан-ляну небесную книгу и послал его оказать поддержку дому Ханей. Впоследствии Чжан-лян стал самым заслуженным сановником Ханьской династии и, работая у себя в кабинете, решал исход сражений за тысячу ли. После того как в государстве воцарился мир, он бросил свою должность, отправился в горы, сделался учеником Чи Сун-цзы и постиг учение Дао. Великий Мудрец, – закончил свою речь Царь драконов, – если вы не будете сопровождать Танского монаха и не раскаетесь в своих проступках, то так и останетесь простым мудрецом-волшебником и никогда не постигнете Истину.

Выслушав его, Сунь У-кун глубоко задумался.

– Вы должны научиться сдерживать себя, Великий Муд – рец, – продолжал Царь драконов, – и не действовать так, как вам заблагорассудится. Иначе вы погубите свое будущее.

– Ну ладно, хватит об этом, – сказал Сунь У-кун. – Я вернусь к Танскому монаху, буду сопровождать его в Индию, и дело с концом.

Царь драконов несказанно обрадовался.

– В таком случае не смею задерживать вас, – сказал он. – Явите милосердие и не будьте грубым и невнимательным к своему учителю.

Заметив, что царь торопит его, Сунь У-кун простился, потянулся и покинул дно морское. И вот, когда он на облаке плыл обратно, он повстречал бодисатву Гуаньинь.

– Ты что здесь делаешь? – обратилась она к нему. – Почему не совершенствуешься и не сопровождаешь Танского монаха?

Растерявшийся Сунь У-кун поспешил приветствовать бодисатву и промолвил:

– Вы милостиво обещали мне, что Танский монах освободит меня из заточения. Так и случилось. После этого я стал учеником монаха. Но когда он упрекнул меня в жестокости, я решил сбежать. А сейчас снова иду к нему.

– Отправляйся быстрее и постарайся исправиться, – сказала бодисатва. После этого каждый из них отправился своей дорогой.

Вмиг Сунь У-кун очутился на месте. Сюань-цзан с убитым видом сидел на обочине дороги. Сунь У-кун подошел к нему и спросил:

– Учитель, почему же вы не отправились дальше?

– Где же ты был? – спросил в свою очередь Сюань-цзан, подняв голову. – Ты отбил у меня всякую охоту идти, я сидел и дожидался тебя.

– А я ходил к Царю драконов Восточного моря попить чайку, – ответил Сунь У-кун.

– Вот что, ученик мой, – отвечал Сюань-цзан. – Запомни, монахи никогда не должны лгать. Ты ходил всего какой-нибудь час, а говоришь, что пил чай у Царя драконов Восточного моря.

– Мне нечего обманывать вас, учитель, – улыбнулся Сунь У-кун. – Я обладаю искусством одним прыжком сквозь облака покрыть расстояние в сто восемь тысяч ли. Вот почему я успел побывать у Царя драконов и вернуться обратно.

– А я подумал было, что ты рассердился на меня и сбежал, – сказал Сюань-цзан. – Хорошо, что ты обладаешь способностью совершать прогулки, во время которых можешь попить чаю. А я вот не могу этого сделать и поэтому сижу голодный. Тебе, я думаю, и самому стыдно.

– Если вы голодны, учитель, – сказал Сунь У-кун, – я могу достать для вас еды.

– Нет, в этом нет никакой необходимости, – отвечал Сюань – цзан. – У меня в узле осталось немного сухих лепешек, которые мне положила мать охотника. Ты лучше возьми чашку и принеси воды: я подкреплюсь, и мы двинемся дальше.

Сунь У-кун развязал узел, достал сухие лепешки и передал их Сюань-цзану. И тут он заметил сверкающую на солнце вышитую парчовую рясу и вышитую шапочку с металлическим обручем.

– Вы привезли эти вещи из Китая? – спросил он.

– Я носил их, когда был еще маленьким, – не задумываясь отвечал Сюань-цзан. – Тот, кто наденет эту шапочку, может читать священные книги, даже не изучив их, – продолжал он. – А кто наденет эту рясу, может совершать церковные обряды, даже не зная их.

– Дорогой учитель! Разрешите мне надеть их на себя, – попросил Сунь У-кун.

– Что ж, если они тебе подойдут, надевай, – сказал Сюань-цзан.

Сунь У-кун, не мешкая, нарядился в рясу, а на голову надел шапочку. Все это, казалось, было сделано специально для него. Увидев, что Сунь У-кун нарядился, Сюань-цзан не стал есть, и быстро пробормотал заклинание.

– Ой, голове больно! – завопил Сунь У-кун.

Сюань-цзан продолжал шептать заклинание, а Сунь-У-кун от боли катался по земле, пытаясь сорвать металлический обруч. Боясь, как бы он этого действительно не сделал, Сюань-цзан на миг умолк, и в тот же момент у Сунь У-куна прекратились боли. Он ощупал голову, и ему показалось, что кто-то металлической проволокой крепко-накрепко прикрепил эту шапочку к его голове, она словно вросла в кожу, так что ни снять, ни сдвинуть с места ее было нельзя. Тогда Сунь У-кун вынул из уха свою иглу и попробовал приподнять шапочку, но напрасно. Между тем Сюань-цзан, опасаясь, как бы Сунь У-кун не сломал обруч, снова начал бормотать свои заклинания, и у Сунь У-куна тотчас же начались боли. Он корчился, прыгал, как стрекоза, кувыркался. Лицо его побагровело и казалось, что глаза вот-вот выскочат из орбит.

Сюань-цзан не в силах был больше смотреть на мучения Сунь, У-куна и перестал произносить заклинания. Сунь У-кун тотчас же успокоился.

– Эту боль вызывают у меня, вероятно, ваши заклинания, – промолвил Сунь У-кун.

– Какие еще заклинания? – сказал Сюань-цзан. – Я просто читал цитату из сутры Железный обруч.

Не успел Сюань-цзан раскрыть рот, как боли сразу возобновились.

– Остановитесь! Стойте! – закричал Сунь У-кун. – Как только вы начинаете читать, у меня сразу же появляется боль! Что все это значит?

– Ну как, будешь ты впредь выполнять все, что я тебе скажу? – в свою очередь спросил Сюань-цзан.

– Конечно, буду, – сразу же согласился Сунь У-кун.

– И никогда больше не станешь безобразничать?

– Никогда, – отвечал Сунь У-кун.

Однако в душе Сунь У-кун затаил недобрые намерения. Он вынул свою иглу, помахал ею и, превратив в огромный посох, бросился на Сюань-цзана. Сильно напуганный Сюань-цзан снова произнес заклинание, и Сунь У-кун тут же свалился от боли, посох выпал из его рук, и он, совершенно беспомощный, закричал:

– Учитель, простите меня! Перестаньте читать!

– Вот видишь, как ты коварен, ты осмелился поднять на меня руку!

– Теперь уж я больше не осмелюсь поступать подобным образом, – сказал Сунь У-кун. – А кто научил вас этому заклинанию, учитель?

– Старуха, которую я только что встретил, – отвечал Сюань-цзан.

– Можете больше не говорить! – гневно воскликнул Сунь У-кун. – Теперь все ясно, это была не кто иная, как Гуаньинь! И как только она осмелилась причинить мне такое зло? Вы обождите меня учитель, а я мигом слетаю на Южное море и дам ей хорошую трепку!

– Раз этому заклинанию научила меня она, – сказал Сюань-цзан, – то сама, видимо, тоже знает его. Если ты отправишься к ней, она прибегнет к помощи заклинания, и ты погиб!

Поразмыслив, Сунь У-кун решил, что Сюань-цзан прав и, не решаясь больше что-нибудь предпринимать, опустился на колени.

– Учитель! Этот способ Гуаньинь придумала для того, чтобы заставить меня сопровождать вас в Индию. Я больше не буду вызывать ее недовольство. Учитель, не принимайте всерьез того, что я говорю, и молитесь бодисатве Гуаньинь. Отныне я буду верой и правдой служить вам и охранять вас до конца вашего пути.

– Что ж, очень хорошо, – отвечал Сюань-цзан. – А сейчас помоги мне сесть на коня.

Удрученный Сунь У-кун покорно уложил вещи, встряхнулся и подвязал рясу. Затем навьючил вещи на коня, и они двинулись на Запад.

Однако о том, что происходило дальше, вы узнаете из следующей главы.