17 апреля 1975 года в Камбодже закончились тяжелые пять лет вторжения, бомбежек и гражданской войны: столица Пномпень перешла в руки партизанских армий, известных как красные кхмеры, осаждавших городе начала года. К тому моменту в столице находилось свыше миллиона беженцев из сельских районов. Почти ничего не зная о красных кхмерах, городское население предполагало, что мир лучше войны и что, объединившись, камбоджийцы смогут восстановить свою страну.

То, что произошло потом, застигло врасплох всех, за исключением командиров красных кхмеров. Они за неделю согнали в деревни все население Пномпеня, Баттамбанга и других городов и велели людям приступить к сельскохозяйственным работам. Тысячи эвакуированных, в особенности маленькие дети и старики, вскоре умерли. Уцелевшие долго брели по дорогам, к родственникам в надежде, что те их приютят. «Почему нас ведут как пленников?» — спрашивали несчастные, указывая на шагающих рядом хорошо вооруженных молодых солдат. Им отвечали, что нужно подчиняться революционной организации, которая заменит семью. Эвакуированных называли «новыми людьми», или «людьми 17 апреля», потому что они с большим опозданием присоединились к революции. Жители сельской местности считались опорой строя, и с ними обращались не так сурово, как с остальными.

Опустошив города, революционная организация приступила к выполнению программы социальных преобразований, затрагивавшей все стороны камбоджийской жизни. Деньги, рынок и частная собственность были отменены, школы, университеты и буддийские монастыри — закрыты. Заниматься издательской деятельностью не разрешалось; прекратила действовать система почтовой связи; свобода передвижения, информационный обмен, возможности заботиться о своей внешности, а также и развлекаться были ограничены. За нарушение новых правил грозило суровое наказание, а за повторный проступок людей либо отправляли в тюрьму, где их ожидали ужасные условия, либо убивали. Всем камбоджийцам приказывалось выполнять рабочие нормы, установленные революционной организацией. Эти нормы редко учитывал и профессиональное обучение и навыки эвакуированных городских жителей: почти все горожане превратились в крестьян. Их заставили носить одинаковую черную одежду из хлопка.

Руководители движения и мотивы их действий держались в строгой тайне. Для внешнего мира Камбоджа по-прежнему оставалась якобы под властью правительства Единого Фронта, созданного в 1970 году в Пекине, после того как в результате бескровного переворота был свергнут глава государства принц Нородом Сианук. Вместо него Камбоджей стало управлять правительство, искавшее союза с Соединенными Штатами. Лишенный трона принц номинально возглавил сопротивление в Пекине. К 1972 году красные кхмеры уже контролировали это сопротивление, однако ради соблюдения международных приличий продолжали действовать под прикрытием коалиции Сианука.

Загадка оставалась неразгаданной вплоть до конца 1975 года. В январе 1976 года революционная организация распустила Единый Фронт, изменила название страны на Демократическую Кампучию (ДК) и провозгласила новую конституцию. В ней превозносились ценности коллективизма и их внедрение в жизнь Камбоджи. Конституция отождествляла цели революционной организации с интересами народа. Кстати, любопытный факт: в тексте нового основного закона страны ни разу не встречалось слово «социализм» или «коммунизм». Вскоре после введения новой конституции радиостанция «Пномпень» объявила о проведении выборов в национальное собрание и сообщило имена министров нового режима. Похоже, выборы проводились, главным образом, для мировой общественности. Большинство «новых людей» было лишено права голосовать, а опора строя голосовала за кого велено.

Большая часть прошедших на выборах кандидатов была неизвестна за пределами движения красных кхмеров, хотя некоторые из новых министров, например Иенг Сари, Кхьё Самфан и Ху Ним, были известными «левыми», присоединившимися к сопротивлению против власти Сианука в 1960-х годах. Остальные народные избранники рано или поздно были заявлены ветеранами революционного движения.

Личность премьер-министра, «работника с каучуковой плантации» по имени Пол Пот, установить было невозможно. В момент прихода к власти, как раз тогда, когда можно было ожидать его выхода на публику, он скрылся за революционным именем.

Кто же он такой?

На протяжении года он почти ничего не открыл о себе. Во время государственного визита в Китай, состоявшегося в сентябре 1977 года, Пол Пота сфотографировали. По фотографии специалисты-историки узнали в нем бывшего школьного учителя, пятидесятидвухлетнего Салот Сара, который с 1963 года являлся секретарем Центрального Комитета подпольной Коммунистической партии Кампучии (КПК). Впервые Пол Пот объявил о существовании КПК в своей триумфальной речи, записанной для радиостанции «Пномпень» перед визитом в Китай. Однако лишь немногие камбоджийцы знали, что Пол Пот — это Салот Сар. Он признался в этом лишь после того, как его свергли в 1979 году.

Таинственность все больше окутывала фигуру Пол Пота по мере того, как новости о происходящем в Камбодже в 1975–1978 годах (период Демократической Кампучии) просачивались во внешний мир. Большая часть сообщений ужасала. Беженцы рассказывали о принудительном труде, голоде, смертных казнях и о деспотичной анонимной «организации».

Что же было на уме у Пол Пота и его близких сторонников?

Горстка мужчин и женщин возглавила самое чистое и радикальное движение в духе марксизма-ленинизма. Ни один режим не пытался зайти так далеко. Ни один режим настолько не сокращал население страны.

С одной стороны, революция была смелой и изначально обреченной попыткой со стороны группы утопичных мыслителей вырваться из сетей мировой капиталистической системы, порвать с прошлым и переделать будущее. Многие радикалы из других стран именно так и оценили события, случившиеся в Камбодже. С другой стороны, революция объяснялась в корне неверным пониманием политических возможностей Камбоджи, свободы ее маневра по отношению к соседним государствам и интересам беднейших слоев крестьянства, от имени которых революция якобы проводилась. К тому же Пол Пот и его соратники продемонстрировали жажду власти и безграничное недоверие к окружающим. Считая, что враги со всех сторон, Пол Пот санкционировал пытки и смертную казнь более четырнадцати тысяч врагов (кхманг) в центре для проведения допросов, известном под кодовым названием S-21. Тысячи людей погибли в ходе региональных чисток, маховик которых был запущен Пол Потом в 1977 году. Большинство казненных в S-21 являлись верными членами партии. Остальные жертвы, похоже, были теми щепками, которые летят при рубке леса.

Каковы были источники революции и ее необычайной жестокости? В 1975–1979 годах те, кто стоял у власти в Пномпене, часто заявляли, что не следуют никаким заимствованным моделям и что камбоджийскую революцию нельзя ни с чем сравнивать. На самом деле, многие из лозунгов, имевших хождение в ДК, — наподобие «штурмовых атак», «скачков», «независимости-господства» и «трех тонн (риса) с гектара» — пришли из коммунистического Китая, хотя это и не признавалось. Накануне смерти Мао Цзэдуна (в сентябре 1976 года) режим в Китае проходил через особенно радикальную стадию.

Под независимостью камбоджийские лидеры по большей части понимали отличие от Вьетнама и превосходство над ним. Вьетнамское коммунистическое движение оформило революционное течение в Камбодже и многие годы направляло его. Руководство вьетнамцев стало раздражать Салот Сара и его соратников в 1960-х годах, когда вьетнамцы обращались с ними не как с революционерами, а как с помощниками в войне против Соединенных Штатов. Столкновения между Камбоджей и Вьетнамом начались в 1977 году и достигли кульминации два года спустя, когда в результате вьетнамского блицкрига режим Пол Пота был свергнут.

Ущерб, который Демократическая Кампучия причинила своему народу, побудил французского автора Жана Лакутюра придумать слово «самогеноцид», чтобы отличать события в Камбодже от уже имевших место в истории погромов, холокостов, чисток и вендетт. Ужас Лакутюра подтверждается фактами. Меньше чем за четыре года больше миллиона камбоджийцев, или каждый седьмой, умерли от недоедания, переутомления, а также от ошибочно поставленных диагнозов или от неправильного лечения. По меньшей мере сто тысяч человек, и не исключено, что еще больше, были казнены за совершение преступлений против государства. Десятки тысяч погибли в конфликте с Вьетнамом, почти наверняка развязанном красными кхмерами. Но вправду ли камбоджийский самогеноцид не имел доселе аналогов в истории? Отчетливые параллели и, вероятно, даже влияние можно обнаружить в китайском Большом скачке 1950-х годов и в советской коллективизации, проводившейся на Украине за двадцать лет до событий в Китае. Кроме того, возникают ассоциации с чистками, имевшими место и в СССР, и в КНР, входе которых уничтожались «элементы», которые, как считалось, представляли опасность для революционных вождей. В некотором смысле то, что случилось в Камбодже, хотя и в более интенсивной степени, было обычным делом для тех стран, политическими методами которых Пол Пот — или «Брат номер один» (как его звали подчиненные) — восхищался.

Катастрофа в Демократической Кампучии и ее последствия побуждают оценить политическую карьеру Пол Пота с целью выявления связей между этим человеком и событиями в Камбодже в 1975–1979 годах, равно как до и после данного периода. В основном о жизни Пол Пота стало известно уже в начале 1980-х благодаря работе австралийского ученого Бена Кирнана и нескольких других исследователей. Недавно были обнаружены новые источники, позволившие охватить карьеру Пол Пота более полно и подробно, чем это сделано в книге Кирнана, которая в основном освещает период до 1975 года.

Большая часть того, что было написано о Пол Поте, когда он находился у власти, отличалась необдуманностью и резкостью. Это неудивительно с учетом сильного воздействия революции, однако такие определения, как «круглолицее чудовище», «маньяк, помешанный на геноциде» или «хуже Гитлера» (они взяты из журналистских статей), ничего не объясняют. Чтобы понять этого человека и случившееся в Демократической Кампучии, нам необходимо рассмотреть Пол Пота в родной стране и более обширном переплетении заграничных веяний.

В ходе исследования я побеседовал с несколькими людьми, которые в 1940-х годах учились в школе вместе с Салот Саром. Они виделись с ним в Париже или знали его как школьного учителя в Пномпене. Те, кто встречался с Пол Потом во время его пребывания у власти, были более осторожны, говоря о подробностях жизни кампучийского лидера. Однако благодаря этим источникам, а также опубликованным и архивным материалам мне удалось создать последовательную, хотя и не слишком объективную картину. Она была дополнена, но не углублена интервью, взятыми другими исследователями после 1992 года.

Ни один из моих собеседников, включая тех, которые живут за тысячи миль от Камбоджи и чьи семьи пострадали от режима, не был готов связать образ знакомого им человека с ужасами 1970-х.

К примеру, в памяти своего брата и его жены Салот Сар остался уравновешенным ребенком с мягким, добрым характером. Однокашники запомнили его как посредственного, но способного составить приятную компанию студента, — это впечатление сохранилось у тех, кто знал его во Франции. Как учитель он запомнился спокойным, самоуверенным, дружелюбным (с'аат с’ом), честным человеком, способным убеждать и даже завораживать, выступая перед небольшими группами людей. Судя по всему, в те годы он приобрел нравственный авторитет и соответствующее положение среди своих учеников и соратников по подпольному коммунистическому движению. Этот статус Пол Пот не утратил вплоть до 1997 года. Так, один человек, встретивший Пол Пота в конце 1950-х, сказал следующее: «Я сразу понял, что мог бы стать его другом на всю жизнь». Похожие признания звучали в S-21 и слышались от перебежавших в 1980-х и 1990-х за границу красных кхмеров, посещавших политические семинары Пол Пота в Таиланде и Камбодже. Ни один из этих перебежчиков, хотя они и были свободны сделать это (в отличие от тех, кого пытали в S-21), не назвали поведение Пол Пота в качестве причины, спровоцировавшей предательство партии или, как в 1980-х, в качестве повода для выхода из рядов коммунистического движения. Вместо этого большинство из них покинуло коммунистическую партию, сохранив воспоминания о человеке, который в их глазах выглядел святым.

Подобные свидетельства вместе с работами самого Пол Пота лишали меня возможности узнать, что скрывается за ярким фасадом, набором масок или умелой манипуляцией. Мне хотелось обнаружить за этим прикрытием более жесткого, бесчеловечного и, по общему мнению, более гениального Пол Пота. Похоже, на протяжении всей жизни этот человек подгонял свое поведение и действия под ожидания окружающих, превращаясь в эдакого «помешанного на геноциде маньяка», которого сложно распознать. Действительно, «зазор» между его благородной харизмой и списком погибших от его режима людей является одной из тайн, неотделимых от карьеры Пол Пота и серьезно затрудняющих попытки придать смысл его жизни.

Утаивание или отсутствие конфликта в личной жизни Пол Пота также препятствовало обобщающим либо убедительным психологическим выводам о нем. Был ли он на самом деле счастливым ребенком и вдохновенным преподавателем? Не притворялся ли? Кем являлся Пол Пот — циничным политическим животным, правоверным коммунистом или и тем, и другим? Страдал ли он паранойей, порожденной ощущением предательства или преследования? Или он был утопистом, разочаровавшимся в своих идеалах? Есть ли здесь разница? Собственные сочинения Пол Пота и его выступления, в которых личные подробности опускались, несут в себе слишком мало информации, чтобы помочь нам ответить на любой из перечисленных вопросов. Даже в двухчасовом интервью, взятом Нейтом Тейером в 1997 году, Пол Пот игнорирует анализ.

Жизнь Пол Пота пересекается с историей камбоджийской политики начиная со Второй мировой войны. Возглавляемое им революционное движение выиграло от поддержки Вьетнама в годы своего становления, а также во время войны Вьетнама с Соединенными Штатами. Без этой войны приход Пол Пота к власти, как и свержение Сианука, необъяснимы.

Кроме того, Салот Сар / Пол Пот был продуктом камбоджийского общества XX столетия. В этом обществе, против которого Пол Пот боролся и из которого, по иронии судьбы, извлек выгоду, глубоко укоренилось чувство иерархичности. Нередко это чувство позволяло отдельному человеку, занимавшему подходящее положение, наделенному хорошими манерами и считавшемуся достойным, пользоваться огромной властью. Как и большинство кхмеров его поколения, Пол Пот не питал интереса к тому, что творилось за пределами Камбоджи. Он не доверял иностранцам и их намерениям касательно его страны. Из камбоджийского буддизма он взял идеи о дисциплинированной личной трансформации, возрождении и просветлении, обретаемом в привилегированных таинственных общинах монахов или коммунистов посредством обучения, «правильных поступков», самоотречения и медитации. Как педагог Пол Пот автоматически пользовался высоким социальным положением, что являлось еще одним наследием буддизма.

Несмотря на всю склонность Пол Пота к интроспекции и его ксенофобию, его идеи и его карьера в значительной степени оформились под иностранным влиянием. Он получил образование во Франции и там выучил единственный иностранный язык, который он знал. Во Франции он познакомился с идеями прогресса и концепциями демократии, империализма и революционных изменений. В Париже усвоил идеи марксизма-ленинизма, что, возможно, подтолкнуло его к вступлению в ряды Коммунистической партии Франции (КПФ). Это случилось в 1952 году.

Вернувшись в Камбоджу в начале 1953 года, Салот Сар стал членом Коммунистической партии Индокитая (КПИ), находившейся под влиянием Вьетнама. В течение нескольких лет он работал на эту партию. От своих, обученных во Вьетнаме, наставников Пол Пот узнал о партийной дисциплине, организации и теории, а также о важности конспирации и подполья. В свою очередь, вьетнамцы, похоже, убедились в лояльности Пол Пота.

Вероятно, самое значительное из зарубежных влияний на Пол Пота оказал коммунистический Китай, который он впервые посетил в 1965–1966 годах. Из представлений Мао Цзэдуна об автономной революции, волюнтаризме и непрекращающейся классовой борьбе Пол Пот вывел вдохновляющую идеологию, освободившую его оттого, что он считал господством Вьетнама, и ставшую моделью преобразования Камбоджи. Благодаря высокопоставленному китайскому чиновнику К’анг Шенгу, относившемуся к нему по-дружески, Пол Пот понял значимость устранения тайных врагов в партии. Свою роль сыграло и время приобщения Пол Пота к идеям Мао. Будущий камбоджийский диктатор застал лишь канун Культурной революции в Китае и не видел, чем она обернулась. А к власти Пол Пот пришел в 1975 году, незадолго до смерти Мао, т. е. во время нового радикального витка в китайской политике.

Иностранное влияние и контакты важны для понимания политической карьеры Пол Пота. Но и после детального анализа этих фактов в личности Пол Пота все равно остается что-то неуловимое, что делает биографическое исследование неполным. Во время моих изысканий у меня не раз возникало тревожное ощущение, что Салот Cap/Пол Пот просто вышел за пределы моего видения и наблюдает за мной. Мое впечатление подтвердилось в 1997 году, когда в разговоре с Нейтом Тейером Пол Пот одобрительно высказался о первом издании этой книги, процитировав некоторые фразы. Эта незавершенность огорчает меня как биографа, но в то же время указывает на своеобразное ощущение того, что «инструмент истории» — как мог бы назвать себя Пол Пот — всегда предпочитал уходить, продолжая держать в секрете революционные задачи.