Миновав перекресток у поворота на Альтаир-стрит, я доехал до площадки с полукруглой стоянкой у самого края каньона, и белыми деревянными перилами над обрывом. Не вылезая из машины, я сидел, любуясь видами океана, серо-голубыми склонами предгорий, и думал. Я хотел решить, как лучше вести себя с Лавери: говорить мягко или резко, махать оливковой ветвью или кулаками. Пришел к выводу, что лучше попробовать мягкий подход. Если же я не добьюсь результатов — а скорее всего, не добьюсь, — тогда пусть берет свое природа и страдает мебель.

На той стороне каньона по склону вилась безлюдная мощеная улочка. Чуть ниже, на следующей улице, двое парнишек кидали бумеранг и, пихаясь локтями, переругиваясь, бегали за ним. Еще ниже, за красной кирпичной стеной, стоял среди деревьев дом. На заднем дворе сушилось на веревке белье, а по крыше, покачивая головками, ходили два голубя. Мимо дома прогромыхал голубой с коричневым автобус. Когда он остановился, из него осторожно вылез старик, утвердился на земле и, постукивая тяжелой тростью, потащился по склону вверх.

Воздух был еще прозрачнее, чем вчера. Вся округа нежилась в утреннем покое. Я оставил машину и пошел на Альтаир-стрит к дому 623. Окна на улицу плотно прикрывали жалюзи. Дом, казалось, спит. Я спустился по тропинке с корейским мхом и, уже надавив на звонок, заметил, что дверь чуть отходит. Она осела, как оседают все двери в наших местах, и язычок замка оказался чуть ниже прорези. Мне вспомнилось, что ее заедало еще вчера, когда я уходил. Я слегка нажал, и она с легким щелчком подалась. Комната была во тьме, только из окон на западе пробивался тусклый свет. Никто на звонок не ответил, а еще раз звонить мне не хотелось. Я распахнул дверь чуть шире и вошел.

От комнаты веяло теплой тишиной закрытого, несмотря на позднее утро, помещения. На круглом столике у дивана стояли два грязных бокала, полупустой сифон и почти совсем пустая бутылка «Ват 69». Рядом ждала своей очереди полная. На дне медного ведерка для льда поблескивала талая вода.

Я прикрыл за собой дверь и прислушался. Если хозяина нет, можно рискнуть сделать обыск. Ничего особо инкриминирующего на Лавери у меня не было, но тем не менее он вряд ли станет звонить в полицию.

Время тянулось в тишине под стрекот электрических часов на каминной доске, под отдаленные гудки автомобильных клаксонов на Астер-драйв, под басистое жужжание аэроплана над склонами за каньоном и урчание внезапно включившегося на кухне холодильника.

Я прошел в комнату, осмотрелся и снова прислушался — ничего, кроме тех же мирных домашних звуков, даже не намекающих на присутствие человека. Я направился по ковру к сводчатому проходу в конце.

На белых металлических перилах ведущей вниз лестницы внезапно появилась рука в перчатке. Появилась, замерла, снова потянулась вверх. Затем показалась шляпка, наконец — лицо. По лестнице медленно поднималась женщина. Она поднялась и, все еще, видимо, не замечая меня, повернула под арку в комнату. Тоненькая дама неопределенного возраста, с неопрятными волосами, испачканным яркой помадой ртом и толстым слоем румян на щеках. Голубой твидовый костюм совершенно не шел к ее лиловой шляпке, которая сбилась набок и прикрывала глаза.

Увидев меня, она не остановилась, даже не моргнула глазом, а медленно пошла к центру комнаты, выставив вперед правую руку. Как и левая рука, которую я видел на перилах, правая тоже была в коричневой перчатке, только с одним отличием — пальцы сжимали рукоятку небольшого пистолета.

Дама наконец остановилась, чуть качнулась назад, и с ее губ сорвался стон. Потом вдруг хихикнула, тонко, нервно, и, не опуская пистолета, снова двинулась вперед.

Я стоял, не спуская с оружия глаз.

Теперь она подошла достаточно близко для доверительного разговора и, направив дуло мне в живот, сказала:

— Хотела получить с него квартирную плату. Дом, кстати, содержится в порядке. Ничего не сломано. Нет, он всегда казался мне человеком аккуратным и надежным. Вот только задержал оплату.

— И много задолжал? — довольно вежливо спросил я, но голос у меня был срывающимся и жалким.

— За три месяца. Двести сорок долларов. Восемьдесят в месяц — не так уж и много за хорошо обставленный дом. Он и раньше, бывало, задерживал, но в конце концов отдавал. И сегодня утром обещал. По телефону. Я имею в виду, обещал отдать деньги.

— По телефону, — повторил я. — Сегодня утром.

Я незаметно передвинул ноги. Мне пришло в голову подвинуться ближе, отбить руку с пистолетом в сторону и схватить даму, пока она не успеет снова прицелиться. Этот прием мне никогда особенно не удавался, но надо же время от времени тренироваться. Сейчас время как раз настало.

Я умудрился приблизиться дюймов на шесть, но дама была все еще далековато.

— Вы хозяйка этого дома? — спросил я, не глядя на пистолет. Во мне теплилась слабая, очень слабая надежда, что она целится в меня неосознанно.

— Конечно. А кто же еще? Меня зовут миссис Фолбрук.

— Я так и подумал, что вы хозяйка, — сказал я. — Кто еще стал бы говорить об оплате. Но вот вашего имени я не знал.

Еще восемь дюймов. Отличная работа! Жаль, если она пойдет коту под хвост.

— А можно узнать, кто вы? — спросила она.

— Я тут по поводу платы за машину, — сказал я. — Дверь была чуть приоткрыта, вот и вошел. Зачем — сам не знаю.

Я скорчил физиономию, какая, по моему мнению, должна быть у агента кредитной фирмы, собирающего взносы, — чуть жестковатую, но всегда готовую расплыться в улыбке.

— Мистер Лавери вам тоже задолжал? — встревоженно спросила она.

— Слегка. Самую малость, — успокоил я ее.

Я был уже готов к броску. Расстояние до нее теперь нормальное. Нужна лишь скорость. Быстро, резко сделать шаг вбок и, отбив руку с пистолетом в сторону… Я оторвал ногу от ковра…

— А знаете, — сказала она, — странно получилось с этим пистолетом. Нашла его на лестнице. Гадость, весь в масле. А дорожка на лестнице из серой шенили. Обошлась в копеечку.

И она протянула мне пистолет.

Моя рука, онемевшая от напряжения, какая-то вся ломкая, приняла дар. Ноги расслабились. А дама тем временем с отвращением понюхала перчатку и продолжала с той же шизофреничной рассудительностью:

— Вам проще. Я имею в виду машины. Если что не так, всегда можно забрать. А вот дом с хорошей мебелью забрать труднее. Чтобы выселить жильцов, нужно время и деньги. К тому же они обижаются, иногда даже специально начинают портить вещи. К примеру, это ковер на полу стоил в комиссионке больше двухсот долларов. Он, правда, всего лишь джутовый, но зато какой цвет. Правда? Ни за что не скажешь, что он джутовый и подержанный. Хотя почему подержанный? Глупо. Они все подержанные, если хоть раз полежали на полу. Знаете, я пришла сюда пешком — берегу шины для правительства. Могла бы, конечно, подъехать на автобусе, но эти автобусы то не ходят, то идут в другую сторону.

Я почти не слушал, что она говорит. Ее речь накатывала и откатывала, как невидимый за мысом прибой. Меня интересовал только пистолет.

Я вынул обойму. Пусто. Заглянул в казенник. Тоже пусто. Понюхал дуло. От него так и несло пороховой гарью.

Я опустил пистолет в карман. Шестизарядный, автоматический пистолет двадцать пятого, калибра, из которого недавно выпустили всю обойму. Около получаса назад, даже больше.

— Из него что, стреляли? — любезно осведомилась миссис Фолбрук.

— А почему вы думаете, что стреляли? — спросил я. Мой голос звучал ровно, но сердце все еще скакало.

— Нет, он просто валялся на лестнице, — сказала она. — Но ведь из этих штук иногда стреляют.

— Верно, стреляют. Видимо, у мистера Лавери дыра в кармане. Он, кстати, дома?

— К сожалению, нет. — Она разочарованно потрясла головой. — Обманщик. Обещал отдать деньги, я тащилась сюда пешком, а…

— Когда вы ему звонили? — спросил я.

— Еще вчера вечером. — Она нахмурилась. Видимо, ей не нравилось количество вопросов.

— Его, наверное, куда-нибудь вызвали, — сказал я. Она уставилась в какую-то точку у меня на лбу.

— Послушайте, миссис Фолбрук, — сказал я. — Давайте не будем морочить, друг другу голову, хотя я это дело и обожаю. Простите за вопрос. Вы, случаем, не пристрелили его из-за трехмесячной задолженности?

Она медленно опустилась на край стула и провела кончиком языка по ярко вымазанным губам.

— До чего гнусные подозрения, — раздраженно бросила она. — Какой вы все же несимпатичный человек. Сами же сказали, что из пистолета не стреляли.

— Из всех пистолетов когда-нибудь стреляют. И все пистолеты когда-нибудь заряжают. Но этот сейчас пуст.

— Ну, так… — Она нетерпеливо махнула рукой и снова понюхала перчатку.

— Извините меня за глупый домысел. Пошутил. Просто мистера Лавери не было дома, а вы осмотрела помещение. А поскольку вы хозяйка, у вас есть свой ключ. Верно?

— Мне не хотелось заходить без спросу, — сказала она, покусывая палец. — Наверное, и не надо было. Но я ведь имею право знать, все ли тут в порядке.

— Ну и узнали. А вы точно уверены, что его нет дома?

— В холодильник и под кровати я не заглядывала, — холодно ответила она. — Когда он не ответил на звонок, я покричала с лестницы. Потом спустилась вниз и еще раз крикнула там. Даже в спальню заглянула. — Она застенчиво опустила глаза и сжала рукой колено.

— Значит, та-ак, — протянул я.

— Да-да, именно так, — бодро подхватила она. — Как вы сказали, вас зовут?

— Вэнс, — сказал я. — Фило Вэнс.

— И на какую фирму вы работаете, мистер Вэнс?

— Сейчас я не работаю, — сказал я. — Жду, пока полицейскому управлению снова понадобится помощь.

Она вроде бы встревожилась:

— Но вы же сказали, что пришли получить деньги за машину.

— Это у меня левая работа, — сказал я. — Временная.

Она встала и твердо посмотрела на меня. Голос ее стал ледяным:

— В таком случае, прошу вас оставить дом.

— Если не возражаете, я его сначала осмотрю. Вдруг вы что-то упустили.

— Такой необходимости нет, мистер Вэнс, — заявила она. — Это мой дом. Прошу вас его немедленно покинуть.

— А если не покину, вы позовете на помощь? Садитесь, миссис Фолбрук. Я быстро. Этот пистолет вызывает подозрения.

— Я же сказала, что нашла его на лестнице, — сказала она сердито, — больше я ничего не знаю. Я… я вообще ничего в них не смыслю. За всю жизнь не сделала ни выстрела.

Она открыла большую синюю сумку, вынула платочек и приложила к носу.

— А с какой стати я должен верить вашим словам? — спросил я.

Она трогательно воздела в мою сторону левую руку, словно проштрафившаяся жена из мелодрамы, и воскликнула:

— Не надо было мне сюда заходить. Ужасная глупость! Мистер Лавери будет возмущен.

— Не надо было допускать, чтобы я увидел пустую обойму, — сказал я. — Тогда бы все обошлось.

Она топнула ногой. Для полноты образа только этого жеста и не хватало. Теперь сцена выглядела идеально.

— Гадкий, гадкий человек! — заверещала она. — Не смейте ко мне прикасаться! Ни на шаг не подходите. Какое право вы имеете меня оскорблять…

Миссис Фолбрук резко, словно перерезая натянутую резинку, оборвала монолог, опустила голову в этой своей лиловой шляпке и кинулась к выходу. Пробегая мимо меня, она, защищаясь, вытянула руку, хотя я стоял в стороне и не двигался с места. Потом распахнула дверь и выскочила на тропинку к улице. Дверь медленно закрылась, и до меня донеслись быстрые шаги.

Я провел ногтем по зубам, щелкнул себя по подбородку и прислушался. Тишина. Итак, шестизарядный пистолет с пустым патронником.

— Что-то здесь не так, — сказал я громко.

Дом казался подозрительно спокойным. Я прошел по персиковому ковру под свод к лестнице. Снова прислушался, пожал плечами и стал осторожно спускаться.