— Некоторые думают, что у нас в полиции работает одно жулье, — тихо сказал Уэббер. — Человек, мол, убьет жену, позвонит мне и скажет: «Привет, капитан. Я тут не поладил со своей половиной. Труп в комнате. Но у меня завалялись пятьсот зелененьких. Не представляю, куда их деть». И я, мол, сразу отвечу: «Понятно. Молчите пока в тряпочку. Сейчас приеду и все улажу».

— Ну, это чересчур, — сказал я.

— Зачем вы искали встречи с Талли? — спросил он.

— У него были какие-то улики, связанные со смертью Флоренс Олмор. Ее родители наняли его расследовать дело, но он ничего им не рассказал.

— И вы решили, что уж вам-то он тут же все выложит, — язвительно бросил Уэббер.

— Попытка — не пытка, — сказал я.

— А может, Дегармо вас так здорово задел, что вы решили ему насолить?

— В какой-то мере и это верно.

— Талли был обычным мелким вымогателем, — с презрением процедил Уэббер. — Не один раз принимался шантажировать. Так что любой способ от него избавиться был хорош. Кстати, я могу вам сказать, какая это была улика. Ему удалось украсть с ноги миссис Олмор лодочку.

— Лодочку?

— Да, всего лишь лодочку, туфельку, — Уэббер слегка улыбнулся. — Позже ее нашли у него дома. Зеленая бархатная лодочка для танцев, расшитая бисером. Сделана на заказ одним голливудским мастером, который изготовляет обувь и все прочее для актеров. А теперь спросите меня, какого черта ему понадобилась эта лодочка.

— Так какого черта она понадобилась ему, капитан?

— У миссис Олмор их было две пары, совершенно одинаковых. Обычное дело. На случай, если одна лопнет или какой-нибудь пьяный осел оттопчет ногу. — Он замолчал и снова растянул губы в улыбке. — Судя по всему, одну из пар она ни разу не надевала.

— Кажется, начинаю понимать, — сказал я. Он откинулся на спинку кресла и в ожидании забарабанил по подлокотникам.

— Дорожка от боковой двери к гаражу, — продолжал я, — залита бетоном. Шероховатым, грубым бетоном. Теперь предположим, она шла не сама, а ее несли. И предположим, тот, кто ее нес, нечаянно надел ей на ногу неношеную лодочку…

— Ну и?

— Пока Лавери дозванивался до доктора, который в то время мотался по визитам, Талли прикарманил ее, считая, что это доказательство убийства.

Уэббер кивнул:

— Лодочка и была бы доказательством, если бы он оставил ее на месте до приезда полиции. А так она доказывает лишь то, что Талли — подонок.

— Анализ крови ей делали?

— Да. — Он положил ладони на стол и уставился на них. — Морфий, само собой, нашли. Но, по мнению следователей, все выглядело нормально. К примеру, следов насилия на теле не было. Вот они и сделали заключение, что никого доктор не убивал. Вполне возможно, что ошиблись. Глубоко они не копали.

— И кто руководил группой?

— Думаю, вы уже догадались.

— А когда полиция подъехала, никто не заметил, что лодочки не хватает?

— Когда полиция подъехала, лодочка была на месте. Не забывайте, что благодаря Лавери доктор оказался у своего дома раньше полицейских. О пропавшей лодочке узнали только после обыска у Талли. Но эту неношеную лодочку он мог вынести и прямо из дома. Боковая дверь была не заперта, а служанки спали. Вы спросите, а откуда Талли мог знать о туфлях? Мало ли откуда. Человек он умный и пронырливый. Но это только мои предположения.

Мы смотрели друг на друга, размышляя.

— Правда, не исключено, — медленно произнес Уэббер, — что медсестра вступила с Талли в сговор, чтобы шантажировать Олмора. Такая возможность существует. Некоторые факты ее подтверждают. Другие — и их большинство — опровергают. А какие у вас основания считать, что из озера в горах вытащили именно медсестру?

— Их два. Каждое по отдельности не особенно убеждает, но вместе они практически неопровержимы. Несколько недель назад в Пумью Вершину заявился человек, по виду и поведению похожий на Дегармо, и показал кое-кому фотографию Милдред Хэвиленд. Лицо на фото напоминало лицо Мьюриел Чесс. Другая прическа, другие брови, но сходство чувствовалось. Помогать ему никто не стал. Назвался он Де Сото, полицейским из Лос-Анджелеса. Я проверил, таких полицейских в Лос-Анджелесе нет. Но когда Мьюриел Чесс услыхала о нем, она явно испугалась. Был ли это Дегармо, проверить легко. Теперь второе основание. В коробке с сахарной пудрой в доме Чессов был спрятан ножной браслет с сердечком. Его нашли уже после смерти жены и ареста мужа. На обратной стороне сердечка выгравировано: «Милдред от Эла. С любовью. 28 июня 1938».

— Может быть, это другая Милдред и другой Эл, — сказал Уэббер.

— Вы и сами не верите в то, что говорите, капитан.

Он наклонился и проткнул воздух указательным пальцем:

— К чему, собственно говоря, вы ведете?

— К тому, что жена Кингсли в Лавери не стреляла. Это убийство каким-то образом связано с Флоренс Олмор и с Милдред Хэвиленд, а возможно, и с самим доктором. Миссис Кингсли, видимо, сбежала, чего-то сильно испугавшись, и может знать нечто важное. Но сама никого не убивала. Если я это докажу, то заработаю пятьсот долларов. Имею право попробовать. Ничего противозаконного тут нет.

— Конечно, нет, — кивнул Уэббер. — И если бы вы меня окончательно убедили, я бы первый стал вам помогать. Правда, жену Кингсли мы пока не нашли, но и времени у нас почти не было. Однако помогать вам подсиживать одного из моих парней я не буду.

— Я слышал, как вы назвали Дегармо Элом, — сказал я. — Но я имел в виду Олмора. Его имя Альберт, сокращенно — тоже Эл.

Уэббер посмотрел на свой большой палец и спокойно сказал:

— Но доктор не был женат на этой девице. А Дегармо был. Она ему, кстати, устроила веселую жизнь. После ее штучек в нем и завелась вся эта дрянь.

Я замер и, помолчав, сказал:

— Я и не подозревал. Кое-что теперь ясно. Что это была за девушка?

— Стерва, правда умная и привлекательная. С мужчинами делала что хотела. Могла заставить их валяться у себя в ногах. Но скажите против нее хоть слово, и этот бешеный придурок тут же оторвет вам голову: не может ее забыть, хоть она с ним и развелась.

— Он слышал, что она мертва?

Уэббер с минуту молчал.

— Говорить он об этом не говорил. Но, видимо, слышал, если в горах погибла именно она.

— Насколько мне известно, он ее там так и не нашел.

Я поднялся на ноги и наклонился над столом:

— Вы меня не разыгрываете, капитан?

— Ни капельки. Такие мужчины тоже встречаются, и женщины вьют из них веревки. Только не подумайте, будто он искал ее, чтобы убить.

— Ничего я не думаю, — сказал я. — Но чем черт не шутит. Интересно, хорошо ли он знает тамошнюю местность. Тот, кто ее убил, знал досконально.

— Все это, надеюсь, останется между нами, — сказал Уэббер.

Я кивнул, но ничего не пообещал. Затем, еще раз попрощавшись, ушел. Он смотрел мне вслед, и вид у него был недовольный и грустный.

«Крайслер» стоял на полицейской стоянке сбоку здания. Ключи были на месте, а крылья не покорежены. Слова своего Куни не сдержал. Я доехал до Голливуда и поднялся в свою квартиру в «Бристоле». Часы показывали около двенадцати.

В зеленом со слоновой костью коридоре было пусто и тихо, только в какой-то из квартир трезвонил телефон. Когда я подошел к своей двери, звук стал громче. Я ее открыл. Надрывался именно мой телефон.

Я прошел в темноте через комнату к дальней стене, где на дубовой полочке стоял аппарат. С тех пор как я открыл дверь, он выдал не менее десяти звонков.

Я поднял трубку. Звонил Дерас Кингсли, Голос у него был напряженный, ломкий:

— Черт! Где вас носит? Который час не могу дозвониться.

— Теперь дозвонились, — сказал я. — В чем дело?

— Она объявилась.

Я крепко сжал трубку, медленно втянул в легкие воздух и так же медленно выпустил его:

— Дальше.

— Я почти рядом. Буду у вас через пять-шесть минут. Готовьтесь в дорогу, — сказал он и нажал на рычаг.

Я стоял как столб, зажав трубку в руке. Затем положил ее на место и посмотрел на свои пальцы. Они были напряжены и полусжаты, словно все еще что-то держали.