Глава 1

Горящая стрела

Дорога, как бы выпеченная из каменного теста в гигантской духовке, тянулась змеей, извиваясь и свиваясь в кольца вокруг склонов гор, а затем вдруг неожиданно устремляясь ввысь. Ее пропеченная солнцем поверхность поднялась как на дрожжах. Дорога то походила на корку черного хлеба и тянулась прямо ярдов на пятьдесят, то вдруг на следующие пятьдесят ярдов превращалась в усеянную острыми камнями узкую колею, небезопасную для автомобильных шин. Для того чтобы сделать жизнь неудачливых автомобилистов, которым случилось попасть на нее, еще более насыщенной впечатлениями, она то извивалась, то скрючивалась, то ныряла вниз, то взлетала вверх, то расширялась, то сужалась самым невероятным образом. К тому же она обдавала вас тучей пыли, тысячи песчинок яростно впивались во влажную человеческую кожу в незащищенных одеждой местах.

Эллери Квин, абсолютно неузнаваемый в темных очках на воспаленных глазах, в полотняной кепке, натянутой почти на глаза, насквозь пропыленный песком трех округов, согнув плечи над баранкой подержанного «дьюзенберга», с видом отчаянной решимости старался побороть все эти трудности. Он проклинал каждый поворот дороги от Тюкесаса, находившегося в сорока милях внизу, в Долине, где она официально начиналась, до этого места. У него уже не хватало слов.

— Это ты во всем виноват, черт тебя побери,— сердито пробурчал его отец.— Ты уверял, что здесь, в горах, будет прохладно, а меня как будто наждаком ободрали.

Сидевший на переднем сиденье рядом с Эллери, инспектор, похожий на маленького серого араба, до глаз закутанного в серый шелковый шарф, укрывавший его от пыли, затаил обиду. И по мере того как дорога поднималась вверх, с каждыми пятьюдесятью ярдами обида все усиливалась.

Простонав, он повернулся и недовольно посмотрел назад через груду багажа, привязанного к машине.

Потом плюхнулся обратно.

— Я тебе говорил, чтобы ты придерживался того пика в Долине.— Он ткнул в горячем воздухе указательным пальцем.— Эл, я тебя предупреждал, в этих проклятых горах никогда нельзя знать, с какой паршивой дорогой ты можешь встретиться. Говорил я тебе? А ты все-таки поехал, решил исследовать ее, точно какой-то проклятый Колумб, несмотря на то, что ночь уже близка.

Инспектор помолчал, глядя в темнеющее небо.

— Упрямец! В точности твоя мать, Господи, упокой ее душу! — добавил он поспешно, так как был богобоязненным старым джентльменом.— Надеюсь, теперь ты доволен?

Эллери вздохнул и, на мгновение оторвав взгляд от приближающегося зигзага дороги, посмотрел на небо. Небосвод быстро менял окраску. Кругом алело.

«Зрелище, способное разбудить поэта в душе любого человека,— подумал он.— За исключением усталого, разгоряченного, голодного и сердитого властелина, сидящего рядом со мной, без конца ворчащего, к тому же ворчащего справедливо».

Дорога вдоль подножия холмов, окаймлявших долину, выглядела заманчиво, обещая желанную прохладу. «Но это только в воображении»,— подумал Эллери печально.

«Дьюзенберг» продолжал продвигаться в сгущающейся темноте.

— Все одно к одному,— продолжал инспектор Квин, раздраженно скосив глаза поверх складок пыльного шарфа на дорогу впереди.— Чертовски удачное завершение отпуска. Сплошные неприятности. Мне жарко и скучно. Будь все проклято, Эллери. Я так зол, что у меня даже аппетит пропал.

— Но не у меня,— вздохнул Эллери.— Я могу съесть бифштекс из гудейровской шины с поджаренными подшипниками и газолиновым соусом. Хоть сейчас съем! Я умираю от голода. Где мы находимся?

— Типис. Где-то в Соединенных Штатах. Это все, что я знаю.

— Немного. Типис... Это звучит весьма поэтично, наводит на мысль об оленине, жарящейся на костре... Ух, «дьюзи», вот это был для тебя орешек.

Инспектор, у которого от толчка чуть не свернуло шею, выругался, очевидно, считая «орешек» слишком мягким словом.

— Ну, папа, не обращай внимания на мелочи. Это одна из неизбежных неприятностей при автомобильных поездках. Ты лучше посмотри-ка вот сюда.

Они достигли вершины подъема. На одном из миллиардов изгибов изумленный Эллери остановил машину. Слева, внизу, па глубине примерно ста футов лежала Долина Томогавка, уже укутанная в пурпурную мантию, которая быстро опадала с зеленых бастионов гор, достигающих неба.

Мантия шевелилась, как будто какое-то огромное, мягкое и теплое животное ворочалось под нею.

Бледно-серая лента дороги скользила далеко вниз, уже наполовину скрытая пурпурным одеянием. Ни огонька, никаких признаков присутствия человека. Все небо над головами путешественников потемнело, и последний лучик солнца опускался за отдаленные вершины, находящиеся по другую сторону Долины. В десяти футах от них край дороги резко обрывался и спадал зеленым каскадом вниз, к дну Долины.

Эллери повернулся и посмотрел вверх.

Эрроу-Маунтин поднималась над ними темным изумрудным ковром, сотканным из сосен, дубов, переплетенных кустарником. Вся эта масса, казалось, простиралась над их головами на целые мили.

Он снова завел «дьюзенберг».

— Мы почти вознаграждены за мучения,— тихо усмехнулся Эллери.— Я уже чувствую себя гораздо лучше. Ну, прийди в себя, инспектор. Это же колоссальное зрелище! Это же девственная природа!

— Слишком девственная на мой вкус.

Ночь внезапно окутала их. Эллери включил фары. Некоторое время они ехали молча, вглядываясь вперед: Эллери мечтательно, старый джентльмен — с раздражением. Какая-то странная дымка начала танцевать в лучах света, разрезающего дорогу перед ними.

— По-моему, пора бы уже нам приехать,— проворчал инспектор, моргая в темноте.— Дорога идет вниз. Правда ведь? Или это только мне так кажется?

— Да, мы уже некоторое время спускаемся. Становится теплее. Тебе не кажется? Далеко ли до Эскуэвы? Ты не помнишь, что нам сказал тот рабочий из гаража в Тюкесасе, который так смешно шепелявил?

— Пятьдесят миль. Тюкесас, Эскуэва. Черт бы побрал эти названия! Язык можно сломать.

— Нет в тебе романтики,— усмехнулся Эллери.— Неужели ты не чувствуешь красоты в старой индейской этимологии? Право же, смешно. Наши соотечественники, посещающие Европу, жалуются на иностранные названия: Львов, Прага (и почему, во имя неба, Прага?), Брест и даже старый добрый британский Харвич и Лейчестер. И все же они кажутся односложными...

— Гм,— пробурчал инспектор, продолжая моргать глазами.

— ...по сравнению с нашими Арканзасом, Оклахомой и черт знает какими еще названиями. И говорят о наследственности. Да, сэр, раскрашенные краснокожие заселяли холмы, расположенные с той стороны Долины, и эти горы, нависшие над нашими головами. Краснокожие в мокасинах и дубленых оленьих шкурах, с заплетенными в косички волосами, утыканными перьями индейки. Дым их сигнальных костров...

— Гм,— снова пробурчал инспектор, выпрямляясь.— Похоже, они еще продолжают зажигать их.

— Что?

— Дым, дым. Видишь, сынок? — Инспектор приподнялся, указывая вперед.— Там, прямо впереди нас.

— Ерунда,— резко сказал Эллери.— Откуда быть дыму в этом месте? Это просто вечерний туман. Эти холмы выкидывают иногда в сумерках довольно странные штучки.

— Во всяком случае, эта — да,— мрачно согласился инспектор. Пыльный шарф упал ему на колени, но он не заметил этого. Зоркие маленькие глазки больше уже не были тусклыми и скучными. Он оглянулся и долго смотрел назад. Эллери нахмурился, тоже посмотрел назад и быстро перевел взгляд вперед. Дорога, несомненно, спускалась теперь к Долине, и странный дымок сгущался с каждым футом спуска.

— В чем же дело? — спросил он тихо. Его ноздри раздувались. В воздухе стоял странный и неприятный запах.

— Я думаю...— сказал инспектор, откидываясь назад,— я думаю, Эл, ты лучше нажми-ка посильнее.

— Это...— начал тихо Эллери, но тут же вынужден был с трудом глотнуть воздух.

— Пожалуй, похоже на то.

— Лесной пожар?

— Лесной пожар. Чувствуешь теперь?

Эллери нажал на акселератор. «Дьюзенберг» рванулся вперед. Инспектор — куда девалась его ворчливость — перегнулся через борт машины и включил мощную боковую фару, которая бросила сноп света на склон горы. Губы Эллери сжались. Оба молчали.

Несмотря на сравнительную высоту и прохладу горного вечера, странная жара наполняла воздух. Движущийся туман, сквозь который пробирался «дьюзенберг», был теперь желтоватым и густым, как вата. Это был дым. Дым от горящего дерева, паленой листвы и травы. Его едкие молекулы проникали внутрь, обжигали легкие, вызывая приступы кашля и жгучие слезы.

Слева, где лежала Долина, совсем ничего не было видно. Кругом темнота, как в море ночью.

Инспектор пошевелился.

— Лучше останови, сынок.

— Да,— кивнул Эллери,— я тоже об этом подумал.

«Дьюзенберг» остановился, тяжело дыша. Впереди них темными яростными волнами хлестал дым. А за ним — недалеко, на расстоянии примерно ста футов — показались маленькие оранжевые зубцы, постепенно вгрызавшиеся в дым. Внизу, по направлению к Долине, тоже появились маленькие зубцы, тысячи зубцов, а за ними и длинные языки пламени.

— Это прямо на нашей дороге,— сказал Эллери.— Пожалуй, лучше повернуть и ехать обратно.

— А ты здесь развернешься?

— Попытаюсь.

Это было нелегко. «Дьюзенберг», старая гоночная машина, которую Эллери купил несколько лет назад и переоборудовал для личного пользования, казалось, никогда не был таким длинноногим и неуклюжим. Эллери потел и ругался про себя, когда он, раскачивая вперед и назад машину, потихоньку, дюйм за дюймом, поворачивал ее на узкой дороге. Маленькая рука инспектора вцепилась в ветровое стекло, и концы его усов развевались на горячем ветру.

— Поторопись, сынок,— спокойно проговорил инспектор. Он снова взглянул на молчаливый темный склон Эрроу-Маунтина.— Я думаю...

— Да,— облегченно вздохнул Эллери, заканчивая последний этап разворота.

— Я думаю, пожар взбирается и по дороге позади нас.

— О Боже, отец! Не может быть!

Эллери яростно нажал на педаль. У него появилось желание рассмеяться, все было слишком глупо. Огненная ловушка... Инспектор сидел, нагнувшись вперед, напряженно и тихо, как мышка. Тогда Эллери вскрикнул и изо всей силы нажал каблуком на акселератор. Машина прыгнула вперед. Склон горы под ними пылал. Мантия была разрезана на тысячи кусков, и маленькие оранжевые зубцы и длинные оранжевые языки жадно и злобно лизали склоны горы, освещая это жуткое зрелище. Все внизу было охвачено пламенем. В тот момент, когда они кинулись назад по сумасшедшей дороге, они поняли, что случилось. Был поздний июль, один из самых жарких и сухих за многие годы. Кругом — почти девственный лес, густой ковер деревьев и кустарников, иссушенных солнцем. Он так и манил к себе пламя. Небрежно потушенный костер какого-нибудь туриста, забытая сигарета, а может быть, просто две сухие ветки, которые терлись друг о друга, могли вызвать пожар.

«Дьюзенберг» замедлил ход, поколебался, опять рванул вперед и остановился, завизжав тормозами.

— Мы попались,— закричал Эллери, приподнявшись за рулем.— Огонь и впереди, и сзади.— Затем, опустившись на сиденье, он достал сигарету и рассмеялся тихим, неестественным смехом.— Смешно, не правда ли, инспектор? Средневековое испытание огнем. Какие же грехи совершил ты, отец?

— Не валяй дурака,— строго сказал инспектор. Он приподнялся, быстро осматриваясь по сторонам. Нижние края дороги пожирало пламя.

— И самое ужасное,— сказал Эллери, затягиваясь сигаретой,— то, что именно я затащил тебя сюда. Кажется, это будет моей последней глупостью... Нет, не стоит озираться по сторонам, отец. Никакого выхода нет, разве только кинуться вниз прямо в пекло. Дорога узкая, а пожар уже покусывает кустарники и деревья позади. Видимость плохая, дорога извивается и крутится. Причем шансы равны: если нас не настигнет огонь, мы слетим с дороги, как ракета.

Инспектор молча смотрел по сторонам.

— Все это чертовски мелодраматично,— продолжал Эллери, с усилием поглядывая на Долину.— Совсем не в моем вкусе так умирать. Это какое-то шарлатанство.

Он закашлялся и с гримасой отбросил сигарету.

— Ну, что же мы решим? Останемся здесь и поджаримся? Или попробуем вскарабкаться на склон над нами? Только быстро, потому что наш хозяин нетерпелив.

— Возьми себя в руки,— сказал инспектор.— Взобраться в лес мы всегда успеем. Продолжай ехать.

— Слушаюсь, сэр,— пробормотал Эллери. У него вдруг защипало глаза, но не дым был тому причиной.

«Дьюзенберг» двинулся.

— Действительно, нет никакого смысла разглядывать дорогу. Выхода нет. Никаких боковых дорог нет. Отец, не вставай больше, завяжи платком рот и нос.

— А я тебе говорю, чтобы ты двигался,— взволнованно закричал старый джентльмен. Его глаза покраснели и слезились.

«Дьюзенберг» продвигался вперед, как пьяный. Свет трех мощных фар помогал только яснее видеть желтобелые змеи дыма, свивающегося кольцами вокруг машины. Эллери вел машину скорее инстинктом, чем разумом. Он пытался вспомнить все повороты этой сумасшедшей дороги.

— Здесь должен быть зигзаг.

Они непрерывно кашляли. Глаза Эллери, хотя и защищенные очками, начали слезиться. Появился новый неприятный запах — жженой резины. Шины...

Одежда покрылась носящимся в воздухе пеплом.

Откуда-то издалека, снизу, перекрывая треск и шум вокруг них, послышался слабый, настойчивый вой сирены.

«Сигнал тревоги,— подумал мрачно Эллери.— Из Эскуэвы. Они увидели пожар и начали собирать народ. Скоро тут будет масса маленьких человечков с ведрами и другими сосудами и самодельными орудиями борьбы с огнем. Все они ворвутся в горящий лес. Эти люди привыкли бороться с пожарами. Конечно, они его победят — или сами, или ниспосланный богами дождь погасит пожар. Но одно несомненно,— продолжал размышлять Эллери, вглядываясь в дым и спазматически кашляя,— два джентльмена по имени Квин найдут свою судьбу на опаленной дороге вдоль одинокой горы, за много миль от Центральной улицы Нью-Йорка и Верхнего Бродвея. И никто не увидит, как они уйдут из этого мира, который внезапно стал для них таким милым и дорогим».

— Там! — вдруг завизжал инспектор, подпрыгивая.— Там, Эл, я знал это, я знал это! — И он затанцевал на сиденье, указывая налево. В его голосе звучала дикая смесь слез, облегчения и удовлетворения.— Мне казалось, что я заметил где-то тут боковую дорогу. Останови машину.

С дико бьющимся сердцем Эллери нажал на тормоза. Сквозь разрыв в дыму виднелась черная дыра. Это была, очевидно, дорога, ведущая вверх по крутой и почти непроходимой части леса, который покрывал грудь Эрроу-Маунтина, как гигантская шерсть. Эллери изо всех сил крутил руль. «Дьюзенберг» двинулся назад, взвизгнул, а затем с ревом рванулся вперед.

На второй скорости он буквально вгрызся в затвердевшую проселочную дорогу, идущую под опасным углом к главному шоссе. Мотор выл и пел, а машина ползла вверх. Взбираясь, она теряла скорость. Теперь дорога начала взвиваться. Вот еще поворот, и, наконец, ветерок донес до них сладкий, душистый запах сосен, свежий прохладный воздух. Казалось невероятным, что всего двадцать секунд назад они оставили позади себя пожар, дым, свою судьбу, а может быть, и смерть...

Их окружила абсолютная темнота. Небо было черное, деревья черные, дорога черная. Воздух, как целительный бальзам, омывал божественной прохладой их измученные легкие и глотки. Они даже слегка опьянели от этого воздуха, жадно глотая его, вдыхая изо всех сил, так что легкие готовы были разорваться от обилия кислорода.

Потом их обуял смех.

— Боже,— смеялся Эллери, останавливая машину.— Это все слишком фантастично!

Инспектор хихикал.

— Вот именно. Уф! — Он дрожащими руками провел носовым платком по лицу.

Они сняли шляпы и с наслаждением дышали. Потом начали всматриваться, пытаясь разглядеть друг друга в темноте, и замолчали. Веселое настроение понемногу улеглось.

Эллери отпустил тормоза, и «дьюзенберг» двинулся вперед. Если прежняя дорога была трудной, то лежащая впереди — просто невозможной: чуть шире тропинки для скота, каменистая и заросшая. Но ни у одного из них не хватило духа обругать ее, ведь эта дорога была послана самими небесами. Она продолжала виться и взбираться вверх. И по-прежнему нигде никаких признаков присутствия человека. Фары, подобно усикам насекомых, нащупывали дорогу. Воздух становился все холоднее, запах леса опьянял, как вино. Крылатые существа гудели и кидались на свет фар.

Внезапно Эллери остановил машину.

Инспектор, который уже задремал, вздрогнув, проснулся.

— Ну, теперь что? — сонно пробормотал он.

Эллери внимательно прислушивался.

Мне кажется, отец, там, впереди, слышится какой-то звук.

Инспектор, наклонив голову набок, прислушался.

— Может быть, там люди?

— Не похоже,— сухо ответил Эллери.

Впереди раздался слабый треск, как будто в отдалении, в кустарнике, пробирался большой зверь.

Может, это горный лев? Как ты думаешь? — предположил инспектор, нервным движением нащупывая свой револьвер.

— Не думаю. Но если это так, то смею тебя уверить, он напуган не меньше нас. А кстати, разве в этой части страны водятся животные кошачьей породы? Скорее, это медведь, или олень, или что-нибудь подобное.

Машина снова двинулась вперед. Сонливость окончательно покинула обоих, им стало как-то не по себе. Треск слышался все яснее.

— Боже мой, а вдруг это слон? — пробормотал старик. Он поспешно достал револьвер.

И тут вдруг Эллери начал громко смеяться. Впереди них на сравнительно большом отрезке была прямая дорога, и Эллери увидел, как из-за отдаленного поворота, как бы нащупывая темноту, вылезли два пальца света. Через несколько мгновений они выпрямились и уставились в сверкающие глаза «дьюзенберга».

— Машина,— усмехнулся Эллери.— Убери свою пушку, ты, старая барыня. Горный лев,— передразнил он отца.

— Мне кажется, я что-то слышал насчет оленя,— ответил инспектор, не торопясь убирать свой револьвер.

Эллери опять остановил машину. Фары встречного автомобиля совсем приблизились к «дьюзенбергу».

— Неплохо в таком заброшенном месте вдруг оказаться в компании,— сказал он весело, быстро выпрыгивая из машины. Около фар «дьюзенберга» он остановился.— Эй,— крикнул он, махая рукой.

Встречная машина, старый «бьюик», который знавал лучшие времена, остановилась. Ее помятый нос фыркал у края дороги. Насколько можно было различить в темноте, в машине был только один пассажир. Его плечи и голова чуть виднелись за пропыленным ветровым стеклом, освещенным светом обеих машин. Из бокового окна высунулась голова. Измятая фетровая шляпа была надвинута на уши, которые торчали на огромной, как у троглодита, голове.

Лицо было чудовищно: толстое, огромное, одутловатое и влажное. Жабьи глаза утопали в подушках жира. Нос широкий и приплюснутый, губы — тонкие, плотно сжатые. Большое, нездоровое лицо, жестокое и угрожающее. Эллери инстинктивно почувствовал, что с владельцем этого лица шутки плохи.

Глаза — сверкающие щели — с жабьим упорством уставились на долговязую фигуру Эллери. Потом взгляд их перешел на стоящий позади «дьюзенберг», скользнул по неясно различимой фигуре инспектора и снова уперся в Эллери.

— С дороги, ты,— раздался рычащий голос, вибрирующий на басовых нотах.— Убирайся с дороги!

Эллери заморгал в ярком свете фар «бьюика». Уродливая голова снова показалась за ветровым стеклом. Эллери без труда догадался, что у обладателя такой головы должны быть могучие плечи. «И никакой шеи,— подумал он раздраженно.— Это даже неприлично. Шея должна быть у каждого».

— Послушайте,— начал он довольно вежливо,— это же нехорошо...

«Бьюик» фыркнул и начал двигаться вперед. Глаза Эллери гневно сверкнули.

— Стойте,— кричал он,— вы не сможете проехать по этой дороге, вы, грубый дурак! Там внизу пожар!

«Бьюик» остановился в двух футах от Эллери и в десяти от «дьюзенберга». Голова высунулась снова.

— В чем дело? — раздался бас из машины.

— Я так и думал, что вас в конце концов проймет,— ответил удовлетворенно Эллери.— Могли бы нам и объяснить, что в этой части страны не принято быть вежливым. Я говорю вам, что там, внизу, недурненький пожарчик, дорога, наверно, уже захвачена, так что вы лучше поверните и поезжайте обратно.

На мгновение жабьи глаза уставились на него без всякого выражения, затем опять прозвучало:

— С дороги,— и человек включил передачу.

Эллери непонимающе смотрел на него: этот парень, должно быть, или полный идиот, или сумасшедший.

— Ну, если вы хотите прокоптиться как свиной бок,— резко крикнул Эллери,— это ваше дело. Куда ведет эта дорога?

Ответа не последовало.

«Бьюик» продолжал нетерпеливо двигаться дюйм за дюймом.

Эллери пожал плечами, вернулся в «дьюзенберг», захлопнул дверцу, пробормотал что-то не очень вежливое и начал подавать машину назад. Дорога была слишком узка, чтобы две машины могли разъехаться. Он был вынужден въехать в кустарник и продираться сквозь него, пока не уперся в деревья. Для «бьюика» освободился узенький проезд. Он снова зарычал, рванулся вперед, не слишком нежно поцеловал правое крыло «дьюзенберга» и скрылся в темноте.

— Странная птичка,— сказал инспектор задумчиво, убирая револьвер, в то время как Эллери выводил «дьюзенберг» на дорогу.— Стоит его роже еще хоть чуть потолстеть, и она наверняка лопнет. Ну, черт с ним.

Эллери засмеялся неестественным смехом.

— Он скоро вернется,— сказал он,— проклятая морда.— И переключил свое внимание на дорогу.

Казалось, они взбирались долгие часы. Непрерывный подъем, который истощил все силы мощного «дьюзенберга».

Нигде ни малейшего признака жилья. Лес становился все более диким и густым. Дорога не улучшалась, а делалась все хуже и хуже: более каменистой, узкой и сильно заросшей.

Свет одной из фар упал на светящиеся глаза свившейся в кольцо мокасиновой змеи. Инспектор, измученный душевными тревогами последнего часа, крепко спал. Его густой храп гулко отдавался в ушах Эллери. Эллери стиснул зубы и нажал на педаль.

Ветки деревьев, почти задевая за верх автомобиля, как старые сплетницы шептались на непонятном языке.

Ни разу за все бесконечное время тяжкого подъема Эллери не видел ни одной звездочки.

— Нам удалось избежать падения в ад,— прошептал он,— а сейчас, клянусь Богом, мне кажется, мы поднимаемся прямо в Вальхаллу. Интересно, какой высоты эта гора?

Он почувствовал, что его глаза слипаются, и яростно потряс головой, чтобы не заснуть. Было бы не очень остроумно задремать во время этого путешествия. Дорога извивалась, изгибалась и кружилась, как сиамские танцовщицы. Он сжал зубы и сосредоточенно прислушивался к урчанию своего пустого желудка, мечтая о чашечке дымящегося бульона, куске бифштекса с подливкой и хрустящим картофелем, двух чашках горячего кофе... Он напряженно вглядывался вперед. Ему показалось, что дорога начала расширяться и деревья как будто отступали.

— О, Господи, пора бы уже!

Несомненно, их что-то ожидало впереди, возможно, они достигли перевала этой проклятой горы и скоро уже начнут скользить вниз по другой стороне, ведущей в соседнюю долину, в город, к горячему ужину и к постели. А завтра, отдохнувшие, они двинутся в путь к югу и послезавтра уже будут в Нью-Йорке, дома. Он громко и облегченно рассмеялся от этих мыслей.

Но смех быстро оборвался. Дорога расширялась по очень простой причине: «дьюзенберг» выехал на нечто похожее на просеку, где деревья расступились по сторонам влево и вправо, в темноту. Над головой темнело тяжелое небо, усеянное миллионами бриллиантов. По сторонам расширившейся дороги лежали крупные и мелкие обломки скал, из чернеющих трещин торчали уродливые, засохшие растения. А прямо впереди...

Эллери тихо выругался и вылез из машины, морщаясь от боли в затекших суставах: В пятнадцати футах от них находились высокие двустворчатые железные ворота, ярко освещенные фарами машины. По обе стороны ворот шла низкая ограда, сложенная из камней, несомненно, взятых из местной почвы. Ограда уходила далеко в темноту. За воротами, насколько можно было видеть от падающего света фар, шла дорога. Куда она вела, что было впереди — все было окутано непроницаемой темнотой.

Это был конец дороги.

Какой же он дурак! Он должен был раньше догадаться, витки дороги не окружали гору, а шли сумбурными зигзагами из стороны в сторону, следуя, как он теперь понял, по линии наименьшего сопротивления. Следовательно, должна быть причина, почему дорога не обвивала полной спиралью Эрроу-Маунтин при подъеме на вершину. Причина могла быть только одна: другая сторона горы непроходима, вероятнее всего, там — пропасть.

Короче говоря, была только одна дорога вниз — та, но которой они только что взбирались сюда. Они заехали в тупик.

Злясь на весь мир, на ночь, на ветер, на деревья и на пожар, на себя, на все живое, Эллери подошел к воротам. На прикрепленной к железной решетке ворот бронзовой дощечке виднелась надпись: Эрроу-Хэд — «Наконечник стрелы».

— Ну, что там еще? — сонно пробурчал инспектор из глубины «дьюзенберга».— Где мы?

Эллери мрачно ответил:

— В безвыходном положении. Мы достигли конца пути, папа. Приятная перспектива, не правда ли?

— У, черт! — взорвался инспектор, вылезая на дорогу.— Ты хочешь сказать, что эта проклятая Богом дорога никуда не ведет?

— По-видимому, так.

Вдруг Эллери хлопнул себя по бедрам.

— О, Боже, какой же я идиот! Ну чего мы тут стоим? Помоги мне открыть ворота.

От потянул тяжелые створки. Инспектор тоже приналег, и ворота нехотя, с протестующим скрипом уступили.

— Чертовски ржавые,— проворчал инспектор, осматривая свои ладони.

— Поехали,— крикнул Эллери, подбегая к машине. Инспектор бежал за ним усталой рысцой.

— Что это со мной, папа? Как я раньше об этом не подумал? Ведь ворота и ограда означают жилье и людей. Конечно же! Для чего же тогда существует эта дорога? Значит, кто-то здесь живет, а это предполагает пищу, кров, ночлег.

— Может быть,— сказал инспектор. Они уже въезжали в ворота.— А может быть, здесь никто и не живет.

— Глупости! Это было бы скверной шуткой судьбы. А кроме того,— сказал окончательно развеселившийся Эллери,— наш толстомордый друг в «бьюике» откуда-то приехал, верно ведь? Посмотри, вот следы шин... Какого дьявола у этих людей не горит свет?

Они подъехали к дому, почти скрытому темнотой. Мрачная масса здания закрывала звезды своими печальными очертаниями. Фары «дьюзенберга» уперлись в каменные ступени, ведущие к деревянной террасе. Боковая фара, управляемая инспектором, осветив пространство вправо и влево, обнаружила длинную террасу, идущую вдоль всего дома, заставленную пустыми качалками и креслами.

Террасу окружала каменистая, покрытая кустами территория. Всего несколько ярдов отделяло дом от леса.

— Это довольно невежливо,— сказал инспектор, выключая боковую фару,— конечно, при условии, что кто-нибудь живет здесь. Но у меня на этот счет есть сомнения. Двери на террасу заперты, на всех окнах опущены шторы. Есть ли свет в верхнем этаже?

Дом был двухэтажный, с покатой крышей. Ни в одном окне света не было. Засохшие лозы виноградника покрывали деревянные стены.

— Нет,— сказал Эллери с ноткой разочарования в голосе.— Но, с другой стороны, мне кажется невозможным, чтобы дом был необитаем. Это было бы ударом, от которого я никогда не смог бы оправиться, особенно после наших сегодняшних приключений.

— Н-да-а,— протянул инспектор.— Но если кто-нибудь живет здесь, какого же черта они нас не слышат? Видит Бог, твоя тарахтелка наделала достаточно шуму, взбираясь сюда. Ну-ка, нажми на сигнал.

Эллери нажал. Клаксон «дьюзенберга» обладал исключительно неприятным звуком, о котором вполне можно сказать, что он способен поднять мертвых. Клаксон умолк, и оба Квина, подавшись вперед и максимально напрягая слух, прислушались. Никакого ответа. Дом безмолвствовал.

— Я думаю...— проговорил Эллери с сомнением и остановился.— Ты ничего не слышал?

— Я слышал, как проклятый кузнечик зовет свою подругу,— проворчал в ответ старик.— Вот все, что я слышал. Ну, что же мы будем делать дальше? Ведь ты — мозг нашей семьи. Посмотрим, как ты сумеешь вывернуться из этой истории.

— Не зуди. Каюсь, я сегодня не проявил обычной гениальности. Боже, я так голоден, что могу съесть целое семейство «сруллида» или хотя бы одного представителя этого семейства.

— Что?

— Кузнечика,— объяснил Эллери.— Между прочим, это единственный научный термин, который я помню из своих занятий энтомологией. Не могу сказать, чтобы это мне помогало в данное время. Я всегда говорил, что высшее образование не может принести абсолютно никакой пользы, если попадешь в затруднительное положение.

Инспектор фыркнул и, дрожа от холода, плотно закутался в свое пальто.

В окружающей их темноте было что-то зловещее, что заставляло даже его, повидавшего всякого, внутренне содрогаться. Он пытался побороть это неприятное для него чувство мыслями о сне и пище, закрыл глаза и вздохнул. Эллери покопался в багажнике автомобиля, нашел электрический фонарик и направился по дорожке к дому. Поднявшись на каменные ступеньки, он прогремел по деревянному настилу террасы и осветил фонариком входную дверь. Это была массивная и неприветливая дверь. Даже молоток — кусок отбитого камня в форме наконечника индейской стрелы — выглядел неприветливо.

Тем не менее Эллери поднял его и начал яростно молотить по дубовым панелям.

— Это,— сказал он мрачно,— начинает напоминать мне кошмар. Пройти через очищение огнем, выйти из него и не получить положенного вознаграждения за страдания? Кроме того, после всех наших испытаний я был бы рад даже гостеприимству Дракулы. Боже мой, обстановка действительно напоминает мне замок этого вампира в горах Венгрии.

Он продолжал колотить в дверь до тех пор, пока у него не заболели руки. Но все безрезультатно.

— Ну, брось,— простонал инспектор.— Какая польза, что ты, как дурак, отбиваешь себе руки? Пошли отсюда. «Холодный дом»... Ну, идем.

— Куда мы пойдем?

— А черт его знает куда! Придется идти обратно поджаривать бока, по крайней мере, внизу теплее.

— Я не пойду,— отрезал Эллери.— Я вытащу из багажника плед и устроюсь тут. Если ты, отец, достаточно благоразумен, то присоединиться ко мне.

Звук голоса далеко разнесся в чистом горном воздухе. Ему ответили только крики влюбленного кузнечика.

Вдруг без всякого предупреждения дверь дома открылась, и терраса осветилась прямоугольником света.

В проеме двери, озаренная светом сзади, чернела человеческая фигура.

 

 

Глава 2

«Нечто»

Видение возникло так внезапно, что Эллери инстинктивно отступил, крепче сжимая электрический фонарик. Он слышал, как инспектор внизу заохал от приятной неожиданности этого чудесного появления дорогого самаритянина в тот момент, когда последние надежды угасли. По гравию проскрипели усталые шаги инспектора.

Фигура человека четко выделялась на фоне ярко освещенной передней, в которой Эллери мог разглядеть только лампу, ковер, довольно большую гравюру, угол стола и открытую дверь направо.

— Добрый вечер,— сказал Эллери, прокашливаясь.

— Что вам нужно? — неприятно прозвучал в темноте ночи голос видения. Голос был старческий, озлобленный, ворчливый, скрипучий на верхних нотах и грубо-враждебный на низких. Эллери прищурился. Из-за сильного света, падающего из передней и ослепляющего его, он видел лишь силуэт человека, обрамленного золотым светом сзади. Он напоминал фигуру, сделанную из светящихся неоновых трубок, фигуру, плохо свинченную, с длинными болтающимися руками и редкими волосами, торчащими на макушке, словно опаленные перья.

— Добрый вечер,— послышался голос инспектора, подошедшего к Эллери.— Простите, что мы беспокоим вас в такое позднее время. Но у нас случилось...— Он внимательно всматривался в обстановку передней.— Понимаете, мы тут попали в переделку...

— Ну, ну,— рявкнул человек,— ну и что?

Квины посмотрели друг на друга в недоумении. Не очень-то теплая встреча.

— Дело в том,— начал Эллери, криво улыбаясь,— что мы вынуждены были подняться сюда — я полагаю, это ваша дорога? — по причинам, от нас не зависящим. Мы думали, что сможем получить...

Понемногу они стали различать все детали. Человек оказался даже старше, чем они думали. Его лицо, твердое, как камень, походило на мраморно-серый пергамент с бесчисленными морщинами. Маленькие глазки, черные и неестественно горящие. Одет в грубую холстину, которая висела на его тонкой фигуре уродливыми вертикальными складками.

— Здесь вам не отель,— резко ответил он и, отступая, прикрыл дверь.

Эллери скрипнул зубами. Он услышал, что отец начал рычать.

— Но, Боже мой, послушайте,— воскликнул он.— Вы не понимаете, мы застряли здесь, нам некуда идти!

Прямоугольник двери сузился еще, оставалась только маленькая полоска света. Эллери почувствовал, что все их надежды гибнут.

— Вы находитесь всего в пятнадцати милях от Эскуэвы, — сказал человек сердито.— Вы не можете заблудиться, только одна дорога ведет от Эрроу-Маунтина. Вы доедете до широкой дороги в нескольких милях внизу, потом повернете направо и будете ехать прямо, пока не попадете в Эскуэву. А там есть отель.

— Благодарю вас,— рявкнул инспектор.— Пошли, Эллери. Это какая-то чертова страна. Боже мой, что за свиньи!

— Спокойно, спокойно,— сказал Эллери с отчаянием в голосе.— Вы нас не поняли, сэр. Мы не можем поехать по той дороге — там пожар.

Последовала маленькая пауза. Дверь опять приоткрылась.

— Вы говорите, пожар? — подозрительно спросил человек.

— Целые мили в огне,— крикнул Эллери, размахивал руками. И он начал оживленно объяснять старику ситуацию: — Все объято пламенем. Подножие горы — сплошное море огня. Чудовищный пожарище! Пожар Рима — детские игрушки, просто маленький костер по сравнению с этим. Понимаете? К огню нельзя подойти без риска для жизни, ближе чем на полмили. Немедленно превратишься в пепел, не успеешь даже произнести слово «абракадабра».— Он перевел дыхание и более внимательно вгляделся в лицо незнакомца. Затем, проглотив гордость, приветливо улыбнулся ему и, в предвкушении воды, пищи и теплого ночлега, по-детски, нежно спросил:

— Ну что, мы можем войти теперь?

— Гм... да,— человек в дверях в нерешительности потер свой подбородок.

Квины затаили дыхание. Их судьба повисла на волоске.

Эллери подумал, что, может быть, он недостаточно красочно обрисовал их положение. Нужно было бы исполнить настоящую трагическую сагу, чтобы смягчить гранитный камень, заменяющий этому человеку сердце.

Неожиданно мужчина хмуро проговорил:

— Подождите минуту,— и захлопнул дверь перед их носом. Он исчез так же неожиданно, как и появился. Квины снова остались в темноте.

— Ух, вот сукин сын! — злобно взорвался инспектор.— Видел ты когда-нибудь что-то подобное? А еще говорят о каком-то гостеприимстве в этой стране...

— Тс-сс...— прошептал Эллери.— Ты разрушишь все мои чары. Постарайся изобразить на своем злобном лице приятную улыбку, будь хорошеньким. Кажется, я слышу, что наш друг возвращается.

Но когда дверь распахнулась снова, на пороге стоял уже другой человек. Если можно так выразиться, человек совсем из другого мира. Это был высокий широкоплечий мужчина, одетый в твидовый костюм. Он приветствовал их теплой улыбкой.

— Войдите, пожалуйста,— сказал он низким, приятным голосом.— Боюсь, мне придется извиниться за отвратительные манеры моего слуги Боунса. Знаете, он немного побаивается ночных посетителей. Я приношу вам мои глубочайшие извинения. Что вы там говорили насчет пожара внизу,, на горной дороге? Да, входите, входите, пожалуйста!

Потрясенные таким проявлением гостеприимства после не слишком-то ласкового приема, оказанного им мрачным стариком, Квины, тяжело дыша и прищуриваясь от прямого света, вошли в переднюю. Все было как во сне.

Высокий приятный человек закрыл за ними дверь. Улыбка ни на минуту не покидала его лица. Квины оказались в теплой, уютной передней. Восхитительно!

Эллери со свойственной ему наблюдательностью заметил, что гравюра на стене, которую он мельком видел через открытую дверь, была хорошо выполнена с рембрандтовской картины «Урок анатомии». Пока хозяин возился с замком, Эллери не мог отделаться от чувства удивления по поводу характера человека, встречавшего своих гостей этим реалистическим изображением вскрытия голландского трупа. Холодок пробежал по спине Эллери от этих мыслей. Он искоса взглянул на холодные черты лица высокого человека, несколько смягченные приятной улыбкой, и приписал этот холодок своему физическому состоянию.

«У Квинов слишком сильно развито воображение,— подумал он.— Если у человека хирургические наклонности... Хирургические наклонности... Ну конечно же,— подавил Эллери улыбку.— Несомненно, этот джентльмен принадлежит к касте людей со скальпелем». Эллери сразу почувствовал себя гораздо лучше. Он посмотрел на отца, но, очевидно, эта деталь комнатного украшения ускользнула от внимания инспектора. Тот облизывал губы и принюхивался. Да, несомненно в воздухе носился аромат жареной свинины.

Что касается старого чудовища, которое открыло им дверь, то оно исчезло.

«Вероятно,— подумал с усмешкой Эллери,— удалился в свою берлогу и мрачно зализывает раны страха перед ночными посетителями».

В то время как путники проходили через переднюю, выжидательно держа в руках свои головные уборы, через полуоткрытые справа двери они увидели мельком большую комнату, единственным освещением которой был свет звезд, проникавший через стеклянные двери, ведущие на террасу. Несомненно, кто-то раздвинул шторы в этой комнате, пока их хозяин вводил их в переднюю. Может быть, это сделало то замечательное создание, которое хозяин называет Боунсом.

Но скорее всего, нет. Потому что до их слуха из этой комнаты донеслись звуки многочисленных перешептывающихся голосов, и среди них Эллери различил один женский голос. Но почему они сидели в темноте? Эллери снова почувствовал возвращение холодка. В этом таинственном доме было очень много непонятного. Ну и что же? Это его не касается. Не надо ни на что обращать внимание. Самое главное — скоро будет еда, так долго маячившая перед ним в его воображении.

Высокий человек прошел мимо двери, ведущей направо. Все еще улыбаясь, он предложил им следовать за ним и провел их по длинному коридору, который как бы перерезал дом от передней до задней стены и упирался в закрытую дверь, едва видневшуюся в конце этого коридора.

Он остановился у открытой двери налево.

— Сюда, пожалуйста,— пробормотал он и указал на большую комнату, которая, как они увидели, занимала половину длины террасы между передней и левой стороной дома.

В гостиной с темными драпировками на окнах, освещенной множеством разбросанных всюду ламп и лампочек, находилось несколько кресел, маленьких ковриков, шкура белого медведя, круглые столики, на которых лежали книги и журналы, пепельницы и коробки с сигарами. Большую часть задней стены занимал камин. Вокруг висели картины, написанные маслом, и гравюры — все довольно мрачного содержания. Высокий канделябр бросал дрожащие тени, которые расплывались и сливались с тенями, отбрасываемыми пламенем камина.

Вся комната, с ее теплотой и уютом, креслами, книгами и мягким светом, тем не менее подействовала на Квинов угнетающе. Она была пуста.

— Пожалуйста, садитесь,— сказал высокий человек,— снимайте пальто, устраивайтесь поудобнее, и тогда мы сможем поговорить.— Все еще улыбаясь, он потянул звонок около двери, и Эллери почувствовал легкое раздражение: «Черт возьми, чему тут улыбаться?»

Инспектор был настроен менее критически. Он с глубоким вздохом удовлетворения развалился в мягком кресле, вытянул свои короткие ножки и пробормотал:

— А-а-а, вот это хорошее вознаграждение за все наши огорчения, сэр.

— Да, пожалуй, после того холода, который вы испытали при подъеме,— высокий человек по-прежнему улыбался.

Эллери, слегка озадаченный, продолжал стоять. Черты лица их хозяина показались ему знакомыми. Это был крупный мужчина, вероятно, лет сорока пяти, крупный во всех отношениях, и, несмотря на это и на его ярко выраженную белокурость, решил Эллери, он все же галльского типа. Он носил довольно простую одежду, как человек, не придающий никакого значения костюму. «Грубоватый парень,— подумал Эллери,— однако не лишен какого-то очарования и физической привлекательности». У него были замечательные глаза: глубоко посаженные, сверкающие глаза ученого. Руки удивительно подвижные, крупные, с большими пальцами — руки, привыкшие к властным жестам.

— Вначале-то было достаточно тепло,— сказал с улыбкой инспектор, который чувствовал себя великолепно.— Мы едва спаслись.

Высокий человек нахмурился.

— Неужели так плохо? Я вам сочувствую. Вы говорите, пожар? A-а, миссис Уири.

В дверях появилась полная женщина в черном платье и белом фартуке. Эллери отметил, что она была слишком бледна и чем-то взволнована.

— Вы звонили, доктор,— она заикалась, как школьница.

— Да, возьмите, пожалуйста, вещи у этих джентльменов и посмотрите, не сможете ли вы наскрести что-нибудь на ужин.

Женщина молча кивнула головой и, взяв их шляпы и пальто инспектора, исчезла.

Я не сомневаюсь, что вы умираете от голода,— продолжал высокий человек.— К сожалению, мы уже пообедали, а то бы я предложил вам что-нибудь более существенное.

— По правде говоря,— протянул Эллери, садясь в кресло и чувствуя себя значительно лучше,— мы оба так голодны, что находимся на грани людоедства.

Хозяин сердечно рассмеялся.

— Полагаю, нам пора представиться после такого неудачного начала нашего знакомства. Мое имя Джон Ксавье.

— А! — воскликнул Эллери.— То-то ваше лицо показалось мне знакомым. Доктор Ксавье! Как же, я бесчисленное количество раз видел ваши портреты в газетах. Впрочем, когда я заметил в передней рембрандтовскую гравюру, я понял, что только врач может быть хозяином этого дома. Никто, кроме медика, не выкажет такого оригинального вкуса в украшении своей квартиры.— Он улыбался.— Ты теперь вспоминаешь лицо доктора, папа? — Инспектор кивнул без особого энтузиазма. В данный момент он готов был вспомнить все что угодно.

— А мы — Квины, отец и сын, доктор Ксавье.

— Очень рад, мистер Квин,— вежливо сказал доктор Ксавье, обращаясь к инспектору.

Квины обменялись взглядами. Их хозяин, несомненно, ничего не знал о связях инспектора с полицией. Эллери взглядом предупредил отца, в ответ инспектор понимающе кивнул головой. Не было никакой необходимости объявлять официальный титул Квина. Люди, как правило, держатся довольно сдержанно в присутствии полицейских и детективов.

Доктор сел в кожаное кресло и предложил им сигареты.

— А теперь, в ожидании, пока усилия моей великолепной экономки принесут плоды, я попрошу вас рассказать мне подробнее о... пожаре.

Мягкое, слегка рассеянное выражение его лица не изменилось, но что-то странное прозвучало в его голосе. Инспектор начал все детально описывать. Хозяин кивал головой на каждую фразу, проявляя вежливую озабоченность. Эллери вынул из кармана очешник, тщательно протер стеклышки пенсне и нацепил его на нос.

Он был настроен весьма критически к своему хозяину. Тот проявляет озабоченность в отношении пожара. А почему бы в самом деле доктору Ксавье и не быть озабоченным? Ведь его дом находится на вершине горы, подножие которой охвачено пожаром. Пожалуй, его скорее можно обвинить в том, что он не проявляет большей озабоченности.

— Надо сделать запрос, доктор. У вас есть телефон?

— Рядом с вами, мистер Квин. Этот аппарат связан прямо с Долиной.

Инспектор взял трубку и вызвал Эскуэву. Ему пришлось немало потрудиться, прежде чем он добился соединения. Наконец, когда его усилия увенчались успехом, он выяснил, что весь город брошен на борьбу с огнем, включая шерифа, мэра и всех работников городского транспорта. Одинокая телефонистка сообщила ему эти сведения.

Старик с мрачным видом положил трубку.

— Думаю, на сей раз пожар гораздо более серьезный, чем обычно, доктор. Он охватил кольцом весь низ горы, и все трудоспособные мужчины и женщины брошены на борьбу с ним.

— Боже мой,— пробормотал доктор Ксавье. Озабоченность усилилась, вежливость исчезла. Он поднялся и принялся ходить по комнате.

— Так что,— сказал инспектор удовлетворенно,— я полагаю, мы здесь застряли по крайней мере на ночь.

— Ну, что касается этого,— Ксавье махнул мускулистой рукой,— естественно, я бы не отпустил вас даже при нормальных обстоятельствах.— Он нахмурился и закусил губу.

— Похоже на то...

Голова Эллери начала кружиться. Несмотря на сгущающуюся атмосферу тайны — его интуиция подсказывала, что-то таинственное, несомненно, происходит в этом одиноком доме,— его самым большим желанием было уснуть. Даже голод отступил, и пожар казался таким далеким. Его веки закрывались сами собой.

Доктор Ксавье мрачным голосом, в котором появились теперь нотки возбуждения и волнения, говорил что-то насчет засухи, возможности мгновенного воспламенения... Потом Эллери больше ничего не слышал.

Он проснулся. Дрожащий женский голос произнес над его ухом: «Если вы не возражаете, сэр...»

Смутившись, Эллери вскочил на ноги и увидел полную фигуру миссис Уири, стоявшую около его кресла с подносом в руках.

— О,— воскликнул он, покраснев.— Какая невоспитанность с моей стороны! Простите меня, доктор. Понимаете, мы гак долго ехали, потом этот пожар...

— Глупости,— сказал доктор Ксавье с рассеянным смехом.— Мы как раз говорили сейчас с вашим отцом о слабости молодого поколения, проявляемой им при больших физических испытаниях. Может быть, вы хотите, мистер Квин, пойти умыться перед едой?

— Если позволите.

Эллери с жадностью смотрел на поднос. У него вновь начались схватки голода. Он мог, казалось, проглотить все принесенное вместе с подносом.

Доктор Ксавье повел их по коридору, повернул налево к лестнице, находящейся в другом коридоре, перекрещивающемся с коридором, идущим из передней.

Они прошли один марш по лестнице, покрытой ковром, и оказались на площадке, на которой, очевидно, были расположены спальни. Коридор был погружен в темноту, лишь над лестницей тускло светил маленький ночник. Все двери плотно закрыты. Кругом царила могильная тишина.

— Бр,— пробормотал Эллери на ухо отцу, когда они шли за статной фигурой их хозяина.— Неплохое местечко для убийств. Даже ветер подыгрывает обстановочке. Послушай, как он завывает, будто все ведьмы вылетели сегодня в полном составе.

— Можешь прислушиваться к нему сколько хочешь,— ответил инспектор,— но даже целая армия ведьм не способна пошевелить ни один волос на моей голове. Для меня это место не хуже Мраморного дворца. Убийство? Да ты просто спятил, друг мой. Это самый очаровательный дом, в котором я когда-либо бывал.

— А я видел получше,— мрачно произнес Эллери.— Кроме того, ты всегда отличался тем, что был человеком чувств... Ах, доктор! Вы просто ангел.

Доктор Ксавье открыл дверь, и они оказались в просторной спальне. Все комнаты в этом доме Гаргантюа были огромными. В изножье большой двуспальной кровати находился багаж Квинов.

— О, это пустяки, стоит ли говорить,— сказал доктор Ксавье, но каким-то рассеянным, пустым тоном, не так, как этого следовало бы ожидать от действительно гостеприимного хозяина.— Куда вы могли деться при таком пожаре внизу? Ведь это единственный дом на многие мили вокруг, мистер Квин. Я позволил себе, пока вы отдыхали внизу, распорядиться, чтобы мой слуга Боуне перенес ваш багаж сюда. Боуне — странное имя, не правда ли? Он несчастный старый беспризорник, которого я подобрал много лет назад. Очень предан мне, могу вас уверить, несмотря на несомненную грубость его манер, ха-ха. Боуне займется вашей машиной, у нас здесь есть гараж. Ее нельзя оставлять на улице на такой высоте, она сильно отсыреет.

— Молодец Боуне,— сказал Эллери.

— Вот здесь — туалет и умывальник. Общая ванная комната — за лестницей. Я оставляю вас для ваших омовений.— Доктор улыбнулся и вышел из комнаты, тихонько закрыв за собой дверь.

Квины, оставшись одни посреди этой огромной спальни, безмолвно смотрели друг на друга. Потом инспектор пожал плечами, стащил с себя пиджак и прошел в туалетную комнату. Эллери последовал за ним, бормоча:

— «Омовения». Впервые слышу такое слово. Помнишь того старого, ворчливого грека, который учил меня в школе Кросли? Он всегда путал слова «омовение» и «обновление». Должен тебе сказать, папа, чем больше я нахожусь в этом странном доме, тем меньше он мне нравится.

— Ну и тем больший ты дурак,— пробулькал инспектор, плескаясь в воде.— Ах, как хорошо! Мне это было просто необходимо. Давай, сынок, двигайся. Еда внизу не будет ждать нас вечно.

После того как они помылись, почистились и стряхнули пыль со своей одежды, они вышли в темный коридор.

— Что бы нам сейчас сделать? Скатиться с лестницы? Будучи безукоризненным гостем и учитывая общую таинственность этого дома, я бы не хотел наткнуться на что-ни... Боже,— с ужасом прошептал инспектор. Он резко остановился и судорожно вцепился в руку Эллери. Его широко раскрытые глаза выражали неподдельный ужас. Маленькое серое лицо сделалось еще более серым. Глаза были устремлены вперед, мимо плеча сына, на что-то на полу.

Эллери, нервы которого и без того были достаточно натянуты, резко повернулся. По коже у него пошли мурашки, волосы встали дыбом. Но он не увидел ничего необыкновенного. Коридор, как и раньше, был темным и пустым.

Затем он услышал слабый щелчок закрывавшейся двери.

— Объясни мне, что случилось? — прошептал он, нервно глядя на искаженное ужасом лицо отца. Напряженное тело инспектора несколько ослабло, и он дрожащей рукой вытер губы.

— Эллери, я... я... Ты видел то, что видел я?

Они оба даже подпрыгнули от ужаса, услышав за собой легкие шаги. Что-то огромное и бесформенное надвигалось на них сзади из темноты коридора. Два горящих глаза. Но это был только доктор Ксавье, выходивший из густой темноты.

— Вы готовы? — спросил он своим приятным голосом и таким тоном, будто ничего не заметил, хотя должен был слышать напряженный шепот Квинов и видеть ужас инспектора. Голос хирурга оставался таким же чистым, густым и приятным, как и несколько минут назад. Он взял их под руки.

— Идемте вниз. Я надеюсь, вы оба готовы отдать должное небольшой закуске, организованной для вас миссис Уири.— И он вежливо, но решительно повел их по направлению к гостиной.

Когда они втроем спускались с лестницы, Эллери бросил взгляд на отца. Старик не показывал никаких признаков возбуждения, только губы его слегка дрожали, да глубокая складка залегла между седыми бровями. Он держался напряженно, как бы большим усилием воли.

Эллери покачал головой. У него исчезло всякое желание спать. В какую путаницу человеческих отношений попали они помимо своей воли! Эллери нахмурился.

Перед ним стояли три проблемы, требовавшие немедленного разрешения, без чего он не смог бы уснуть. Первая: причина необычайного, просто невероятного ужаса инспектора. Вторая: почему их хозяин оказался около их двери, в темноте, в верхнем коридоре? И, наконец, третья: чем объяснить тот факт, что большая рука доктора Ксавье, когда он прикоснулся к Эллери, была такой твердой и окаменевшей, как у мертвеца, как будто его тело находилось в тисках трупного оцепенения? 

 

 

Глава 3

Странные люди

В последующие годы Эллери Квин не раз вспоминал все мельчайшие детали этой необыкновенной ночи, вспоминал ветер, завывавший на вершине горы, где был расположен этот поистине таинственный дом. Все было бы не так плохо, если бы не абсолютно непроницаемая темнота, еще больше действовавшая на их воображение. А тут еще бушующий внизу пожар. И главное, оба отлично понимали, что у них нет иного выхода, они вынуждены были остаться в этом доме и встретиться лицом к лицу с любой опасностью, поджидавшей их, если не хотели добровольно отдаться на сомнительную милость диких лесов, объятых пламенем.

Положение усугублялось еще тем, что они были совершенно лишены возможности наедине обсудить создавшееся положение и свои страхи. Хозяин не оставлял их одних буквально ни на минуту. После того как они проглотили сэндвичи с холодной свининой и пирожки с ежевичным вареньем, запили все это дымящимся кофе, приготовленным молчаливой миссис Уири, Квины не возражали бы остаться вдвоем в гостиной на первом этаже. Но хозяин не покидал их. Он снова позвонил миссис Уири и заказал еще сэндвичи и кофе, затем предложил им сигары, словом, сделал все, что должен сделать гостеприимный хозяин, за исключением одного, самого важного для них сейчас — возможности остаться наедине.

Уничтожая сэндвичи, Эллери озадаченно наблюдал за хозяином. Доктор Ксавье не был ни шарлатаном, ни зловещим персонажем, сошедшим со страниц кровавого романа. В нем не было ничего ни от Калигулы, ни от Калиостро. Воспитанный, красивый, добродушный джентльмен средних лет, большой специалист в своей области. Эллери припомнил, что о нем говорили как о «Майо из Новой Англии». Его спокойное очарование оказалось еще более привлекательным при ближайшем знакомстве. Он, вероятно, идеальный гость на званом обеде и, судя по его атлетическому сложению, бесспорно, человек, любящий спорт. Ученый, преданный науке, и джентльмен. Но было в нем что-то еще, скрытое... Эллери напрягал свой мозг, в то время как старательно уничтожал сэндвичи, и не мог придумать никакого объяснения, что бы это могло быть, за исключением таинственного «нечто» в коридоре, которое привело в ужас инспектора. «Бог мой,— думал Эллери,— не может же он быть одним из создателей монстров? Это было бы слишком. Будучи прекрасным хирургом, он ввел какие-то новшества в искусство хирургии, но принимать его за доктора Моро... Ерунда!»

Он взглянул на отца. Инспектор спокойно ел. Страх исчез. Его место заняла острая настороженность, которую он всячески старался скрыть, аппетитно работая челюстями.

Вдруг Эллери заметил, что свет, идущий из коридора, несколько усилился. Послышались голоса. Они раздавались оттуда, где раньше различалось только перешептывание. Казалось, будто поднялся невидимый занавес или доктор передал туда, по незримым проводам, разрешение говорить нормальными голосами.

— А теперь, если вы закончили ваш ужин,— сказал доктор Ксавье, с улыбкой бросив взгляд на скудные остатки, разбросанные на подносах,— разрешите предложить вам присоединиться к остальным.

— К остальным?— спросил инспектор с самым невинным видом, будто он и не подозревал о существовании других людей в этом доме.

— Да, я имею в виду моего брата, мою жену, ассистента — я веду здесь кое-какую исследовательскую работу, моя лаборатория находится в задней части дома — и...— несколько поколебавшись, доктор добавил: —... и ...гостью. Я думаю, еще рано ложиться спать?

Он сделал небольшую паузу, как бы в надежде, что Квины поспешат заявить о своем желании предпочесть радость сна удовольствию встретиться с «остальными». Но Эллери быстро проговорил:

— О, мы уже совсем отдохнули, не правда ли, отец?

Инспектор, привыкший понимать сына с полуслова, кивнул головой. Он сделал это, кажется, с большой охотой.

— Мне совсем не хочется спать. И потом, после всех наших приключений,— добавил, смеясь, Эллери,— будет очень приятно снова очутиться в обществе людей.

— Да, да, конечно,— сказал доктор Ксавье с легкой ноткой разочарования.— Прошу вас сюда, господа.

Он повел их через коридор к двери, находящейся почти напротив дверей гостиной.

— Я полагаю...— проговорил он нерешительно, взявшись за ручку двери,— я должен объяснить...

— О, не беспокойтесь,— сердито перебил его инспектор.

— Но мне кажется... несомненно, наше сегодняшнее поведение показалось вам несколько странным.— Доктор снова в нерешительности замолчал.— Мы живем здесь так уединенно, и понимаете, ваш настойчивый стук в двери немного испугал женщин. Мы решили: лучше послать Боунса.

— О, прошу вас, довольно об этом,— вежливо заметил Эллери.

Доктор опустил голову и повернулся к двери. Казалось, он понял, насколько неубедительно звучат его объяснения для неглупых людей. Эллери почувствовал симпатию к этому высокому мужчине. Он окончательно отогнал от себя предположение, что доктор может оказаться творцом чудовищ. «Этот большой парень,— подумал он,— нежен, как молоденькая девушка». Какова бы ни была причина, волновавшая его, она имела отношение к другим, а не к нему самому, и это связано не с каким-то фантастическим ужасом, а с реальной вещью...

Комната, в которую они вошли, представляла собой соединение музыкального салона и комнаты для игр. Один угол занимал концертный рояль, вокруг которого с большим вкусом были расставлены стулья и кресла. Но в большей части комнаты располагались столики различных размеров: для бриджа, шахмат, для игры в трик-трак, стол для игры в пинг-понг и даже биллиардный. В комнате было еще несколько дверей. Одна — слева от вошедших, другая вела в коридор, проходя по которому Квины слышали шепчущиеся голоса, третья дверь, полуоткрытая в этот момент, находилась напротив и вела, как заметил Эллери, в библиотеку. По всей передней стене были расположены огромные стеклянные двери, выходящие на террасу.

 Все это отметил быстрый взгляд Эллери, скользнувший также и по двум столикам с разбросанными на них в беспорядке картами. А затем, следуя за доктором и отцом, он целиком сосредоточил свое внимание на находящихся в комнате людях.

Их было четверо. Одно было совершенно ясно: все четверо, как и доктор Ксавье, были чем-то сильно возбуждены. Причем у мужчин это проявлялось заметнее, чем у женщин. Мужчины встали со своих мест, но ни один из них не смотрел прямо на Квинов. Высокий широкоплечий блондин с проницательным взглядом — несомненно, брат доктора Ксавье — всячески старался скрыть свою нервозность. Низко опустив голову, он тушил едва закуренную сигарету в пепельнице, стоящей на столике для игры в бридж. Другой, по совершенно непонятой причине, вдруг вспыхнул: это был молодой человек, шатен, с гонкими чертами лица, голубыми глазами и с квадратным подбородком. Его пальцы покрывали пятна oт химикатов. В то время как Квины подходили к нему, он нервно переступал с ноги на ногу, нежная кожа его лица краснела все больше, а глаза беспокойно бегали.

«Ассистент, - подумал Эллери. Красивый молодой человек. Что бы ни скрывали эти люди, он с ними заодно, но это ему, видимо, не нравится. Это совершенно ясно».

Дамы, с чисто женской способностью приспосабливаться к любым обстоятельствам, значительно лучше владели собой. Одна — совсем молодая, другая — без возраста. Молодая женщина была высокой и, как на первый взгляд показалось Эллери, не глупой. «Лет двадцать пять,— подумал он,— может, видимо, постоять за себя: сдержанная, спокойная, темнобровая, с приятными четкими чертами лица. Чувствуется, что она способна на решительные действия, если в этом возникнет необходимость». Она спокойно сидела, положив руки на колени, и даже чуть-чуть улыбалась. Ее выдавали только глаза: в них светились напряжение и беспокойство.

Вторая женщина была самой интересной фигурой во всем этом обществе. Высокая, с пышным бюстом, с гордыми черными глазами, черными как смоль волосами, с чистым смуглым лицом почти без косметики, она была женщиной, созданной, чтобы царить в любом обществе. Ей могло быть и тридцать пять и пятьдесят лет. В ней чувствовалось нечто необъяснимо французское. Женщина страстного темперамента, инстинктивно отметил Эллери, опасная женщина: опасная в ненависти и еще более опасная в любви. Женщины ее типа обычно двигаются быстро, жесты у них резкие и порывистые, они как бы захлестнуты сильными эмоциями. Но она сидела неподвижно, как бы загипнотизированная. Влажная чернота ее глаз была устремлена в пространство между Эллери и инспектором. Эллери опустил глаза, постарался успокоиться и улыбнулся.

Хотя внешне все держались очень любезно, ощущалась гнетущая неловкость.

— Дорогая,— доктор Ксавье обратился к необыкновенной женщине с черными глазами,— это те джентльмены, которых мы приняли за грабителей.

Все рассмеялись.

— Миссис Ксавье. Мистер Квин. Сын мистера Квина.

Но даже знакомясь, она не посмотрела на них более внимательно, а только скользнула по ним своими удивительными глазами и слегка улыбнулась.

— Мисс Форрест. Мистер Квин. Квин... Мисс Форрест и есть та гостья, о которой я говорил.

— Рада познакомиться,— быстро сказала молодая женщина. (Не бросил ли доктор предупреждающий взгляд на нее?) Она улыбнулась: — Вы должны простить нас, наши дурные манеры. Такая... ужасная ночь. Нас напугала неожиданность вашего появления...— Она слегка вздрогнула. Это была неподдельная дрожь.

— Вам не в чем себя упрекать, мисс Форрест,— сказал инспектор весело.— Мы просто не сознавали, что могут подумать нормальные люди, когда кто-то начинает дубасить в их двери ночью в таком уединенном месте. Но таков мой сынок, импульсивный негодяй.

— Вот меня и представили,— рассмеялся Эллери.

Все засмеялись, но тут же опять замолчали.

— Мой брат — Марк Ксавье,— сказал поспешно хи-рург, указывая на высокого блондина с острым взглядом.— Мой коллега — доктор Холмс. А теперь, когда все познакомились, не угодно ли вам будет присесть?

Они сели.

— Мистер Квин и его сын,— проговорил доктор Ксавье небрежным тоном,— попали к нам скорее в силу сложившихся обстоятельств, нежели по собственному желанию.

— Заблудились? — спросила миссис Ксавье, впервые взглянув на Эллери в упор. При этом он ощутил почти физический шок, как будто заглянул в раскаленный горн. Голос у нее был волнующий, слегка хриплый, такой же страстный и ошеломляющий, как и глаза.

— Не совсем так, дорогая,— сказал доктор Ксавье.— Не волнуйся, но дело в том, что у подножия горы вспыхнул пожар, и эти джентльмены, возвращаясь из отпуска, проведенного в Канаде, вынуждены были подняться на Эрроу-Маунтин в целях самозащиты.

— Пожар! — воскликнули все, и Эллери заметил, что их изумление было искренним. Не могло быть сомнений в том, что они впервые услышали об этом бедствии.

Лед был сломан, и на Квинов посыпался град вопросов. И им пришлось снова повторить историю своего чудесного спасения из пламени.

Затем разговор вновь иссяк. Марк Ксавье резко встал и, подойдя к балконной двери, уставился в темноту. Непонятное гнетущее чувство, временно отступившее, вновь охватило всех. Миссис Ксавье кусала губы, а мисс Форрест разглядывала свои розовые пальчики.

— Ну-ну,— сказал внезапно хирург,— к чему эти вытянутые физиономии? (Значит, он заметил тоже?) Возможно, все это не так серьезно. Временно прервана связь, только и всего. Эскуэва и соседние деревни хорошо оборудованы для борьбы с лесными пожарами. Они бывают здесь почти каждый год. Помнишь пожар в прошлом году, Сарра?

— Конечно, помню.— Она бросила на мужа загадочный взгляд.

— Я предлагаю,— сказал Эллери, закуривая,— поговорить о более приятных вещах. О докторе Ксавье, например.

— Ну что вы, что вы,— пробормотал Ксавье, покраснев.

— Прекрасная идея,— воскликнула мисс Форрест, вскакивая со стула.— Поговорим о вас, доктор, о том, какой вы замечательный, добрый, чудесный. Уже много дней я умирала от желания сказать все это, но не смела, опасаясь, что миссис Ксавье выцарапает мне глаза или побьет.

— Перестаньте, мисс Форрест,— свирепо перебила ее миссис Ксавье.

— О, простите меня,— молодая девушка покраснела. Она нервно ходила по комнате, самообладание покинуло ее, глаза неестественно блестели.— Просто я очень сильно нервничаю. Но, я полагаю, при наличии двух докторов в доме найдется какое-нибудь успокоительное средство... Ну, пойдите же сюда, Шерлок.— Она потянула доктора Холмса за руку. Молодой человек вздрогнул.— И не стойте как дубина. Давайте займемся чем-нибудь.

— Послушайте,— заикаясь, проговорил юноша,— знаете...

— Шерлок? — сказал инспектор, улыбаясь.— Странное имя, доктор Холмс. О, теперь я понял.

— Ну конечно,— сказала мисс Форрест и улыбнулась, на ее щечках появились очаровательные ямочки. Она буквально вцепилась в руку молодого доктора, к его явному смущению.— Шерлок Холмс, так я его зову. Настоящее его имя — Персиваль, или нечто такое же унылое. Шерлок подходит гораздо больше. Правда, милый? Вечные занятия с микроскопами, скверными жидкостями и всякой дрянью.

— Перестаньте, мисс Форрест,— начал доктор, сделавшись пунцовым.

— И к тому же он англичанин,— вставил доктор Ксавье, ласково поглядывая на юношу,— что делает это имя изумительно соответствующим ему. Мисс Форрест, а вы страшная нахалка,— добавил он, смеясь.— Персиваль ужасно чувствителен, как и большинство британцев. Вам это отлично известно, а вы его все время дразните.

— Нет, нет,— сказал доктор Холмс, словарный запас которого казался очень ограниченным.

— О Боже,— мисс Форрест широко раскинула руки и оттолкнула молодого человека в сторону.— Никто меня не любит.— И она присоединилась к молчаливому Марку Ксавье, стоящему у двери.

«Очень мило,— подумал Эллери мрачно.— Все это общество должно бы выступать на сцене». А вслух сказал с улыбкой:

— Так вы не хотите носить имя Холмса с Бейкер-стрит, доктор Холмс?

— Терпеть не могу дешевые бульварные романы,— ответил Холмс коротко и сел.

— Вот тут наши вкусы расходятся,— ухмыльнулся доктор Ксавье.— Я до безумия люблю их.

— Все несчастье,— сказал неожиданно доктор Холмс, взглянув украдкой на стройную фигурку мисс Форрест,— в ужасающем невежестве их авторов в области медицины. Чистейшая ерунда! Эти зануды могли бы побеспокоиться и получить правильную консультацию. А когда они хотят вывести в своих рассказах англичанина — я имею в виду американских писателей,— то они заставляют его разговаривать как... как...

— Вы — ходячий парадокс,—  сказал Эллери, подмигнув.— До сих пор я думал, что на свете не существует англичанина, который употреблял бы слово «зануда».

Даже миссис Ксавье соблаговолила улыбнуться на это замечание Эллери.

— Вы слишком придирчивы, мой мальчик,— продолжал доктор Ксавье,— я читал одну историю, в которой убийство было совершено путем инъекции воздуха, сделанной жертве из пустого шприца: разрыв коронарных сосудов и т. д. Фактически, как вы знаете, смерть не может наступить от этой причины даже в одном случае из ста. Но мне это нисколько не мешало.

Доктор Холмс недовольно хмыкнул. Мисс Форрест была погружена в беседу с Марком Ксавье.

  — Приятно встретить терпимого медика,— ухмыльнулся Эллери, припоминая едкие письма, полученные им oт врачей из-за ошибочных ссылок на факты в его собственных новеллах. — Вы признаете только развлекательное чтение, доктор? Я могу сделать вывод, глядя на изрядное количество игр в этой комнате, что вы еще и любитель головоломок. Вы любите их решать? А?

— Это моя страсть! Боюсь, правда, она внушает отвращение моей жене, которая увлечена чтением французских романов. Хотите сигару, мистер Квин? — Миссис Ксавье слегка улыбнулась своей жуткой улыбкой, а доктор Ксавье окинул взглядом игральные столы, расставленные в комнате.— Между прочим, как вы правильно заметили, у меня действительно чрезмерно развит интерес к играм. Ко всевозможным играм. Я считаю, что такого рода забавы совершенно необходимы для абсолютной разрядки от физического напряжения при занятиях хирургией... Я хочу сказать,— добавил он странно изменившимся тоном, и тень промелькнула по его приятному лицу,— прошло уже много времени с тех пор, как я присутствовал в операционной. Ушел от дел. Теперь все эти игры только привычка и великолепный отдых. Я ведь все еще люблю возиться в своей лаборатории.— Он стряхнул пепел с сигары, нагнувшись для этого вперед и бросив взгляд на лицо жены. Миссис Ксавье сидела с той же неопределенной улыбкой на странном лице, кивая головой при каждом слове доктора. Она была холодна, но под этой ледяной оболочкой скрывался вулкан. Эллери украдкой изучал ее.

— Между прочим,— сказал внезапно инспектор, закидывая ногу на ногу,— когда мы поднимались сюда, мы встретили вашего гостя.

— Нашего гостя?

Доктор Ксавье казался удивленным. Миссис Ксавье пошевелилась. Движения ее тела напомнили Эллери извивающегося спрута. Затем она застыла, как и прежде. Тихие голоса Марка Ксавье и мисс Форрест, стоявших у дверей, резко оборвались. Только доктор Холмс остался невозмутимым. Он упорно разглядывал отвороты своих полотняных брюк, и чувствовалось, что его мысли были далеко отсюда.

— Да-да, как же,— подтвердил Эллери, насторожившись.— Налетели на этого малого во время бегства из нашего персонального ада внизу. Он управлял довольно дряхлым «бьюиком».

— Но у нас не было...— начал доктор Ксавье медленно и остановился, слегка прищурившись.— Это очень странно, знаете ли...

Квины посмотрели друг на друга. Что еще будет?

— Странно? — спросил мягко инспектор. Он отказался от сигары, механически предложенной ему хозяином, и, вынув из кармана потертую коричневую коробочку, вдохнул понюшку.— Нюхательный табак,— сказал он извиняющимся тоном.— Скверная привычка... Что странно, доктор?

— Все. А что из себя представляет этот человек?

— Очень полный, насколько я рассмотрел его,— быстро ответил Эллери,— с жабьими глазами, голос, как фагот, невероятно широк в плечах, около пятидесяти пяти лет.

Миссис Ксавье опять пошевелилась.

— Но дело в том, что у нас не было никого,— сказал хирург тихо.

Квины были поражены.

— Значит, он ехал не от вас,— пробормотал Эллери,— но я думал, что на этой горе никто больше не живет.

— Мы совершенно изолированы здесь, уверяю вас. Сарра, дорогая, ты не знаешь, кто это был?

Миссис Ксавье облизнула свои полные губы, в ней явно происходила внутренняя борьба. Раздражение, недоумение и скрытая жестокость светились в ее черных глазах.

— Нет.

— Это действительно странно,— пробормотал инспектор.— Он спускался с горы сломя голову, и если здесь есть только одна дорога и она кончается тут, и никто больше здесь не живет...

Сзади раздался стук. Они быстро повернулись, но это была лишь пудреница, которую уронила мисс Форрест. Она выпрямилась, щеки ее пылали, а глаза странно сверкали.

— О, хватит,— весело сказала она,— а то мы скоро начнем лепетать о домовых. Если же вы настаиваете на неприятных темах, то я могу тоже наговорить гадостей. Бр-рр, все эти незнакомые бродяги вокруг и прочее. Боюсь, что кому-то придется уложить меня сегодня в кроватку, а то...

— Что вы хотите этим сказать, мисс Форрест? — перебил ее доктор Ксавье.— Разве что-нибудь случилось?

Квины опять переглянулись. Эти люди скрывали не только общую тайну, но каждый из них обладал своим маленьким личным секретом. Девушка тряхнула головой.

— Я не собиралась упоминать об этом,— сказала она, пожимая плечами,— потому что это действительно мелочи и... и...— Было совершенно очевидно, что она уже жалела, что начала этот разговор.— О, давайте забудем все и поиграем, ну хотя бы в гуси-лебеди или во что-нибудь другое.

Марк Ксавье быстрыми, короткими шагами вышел вперед. Его глаза зло блестели, а губы были плотно сжаты.

— Продолжайте, мисс Форрест, продолжайте,— сказал он грубовато.— Вас что-то беспокоит, и мы имеем право знать, что именно. Если действительно какой-то тип болтался около дома.;.

— Конечно,— тихо ответила девушка,— если вы так настаиваете, то я заранее прошу прощения. На прошлой неделе у меня кое-что потерялось...

Эллери показалось, что доктор Ксавье больше всех отреагировал на эти слова. Затем доктор Холмс встал и подошел к маленькому круглому столу за сигаретами.

— Потерялось кое-что? — спросил доктор Ксавье. В комнате стало невероятно тихо, так тихо, что Эллери услышал участившееся дыхание их хозяина.

— Я обнаружила пропажу как-то утром,— негромко начала мисс Форрест,— кажется, это было в пятницу на прошлой неделе. Я думала, что я его засунула куда-нибудь, и все перерыла, но не могла найти. Возможно, я действительно потеряла его. Да, теперь я уверена, что потеряла его.

Она остановилась в смущении. Наступило долгое молчание. Потом миссис Ксавье резко сказала:

— Бросьте, бросьте, детка. Не говорите глупостей.

— Вы хотите сказать, что кто-то украл его у вас. Не так ли?

— Ох,— воскликнула мисс Форрест, откидывая назад голову,— вот вы меня заставили говорить, а я совсем не хотела этого. Я убеждена, что я или потеряла его, или его взял тот человек, о котором говорил мистер Квин,— прокрался каким-нибудь образом в мою комнату и взял его. Вы же понимаете, что это не мог быть кто-то из нашего дома.

— Я предлагаю,— слегка запинаясь, пробормотал доктор Холмс,— отложить разговор до другого раза.

— А что у вас пропало? — спросил доктор Ксавье спокойным голосом. Он уже вполне овладел собой.

— Что-нибудь ценное? - снова вмешался Марк.

— Нет, нет, совсем нет,— ответила девушка пылко. -Ничего стоящего. За него никто и ломаного гроша не даст. Оно досталось мне по наследству: простое серебряное колечко.

— Серебряное колечко,— повторил хирург. Он поднялся. Эллери впервые заметил, какой у него измученный вид, бледное, искаженное лицо.— Сарра, я считаю твои слова излишне резкими. Здесь нет никого, кто мог бы опуститься до кражи. Ты это знаешь, дорогая. Не так ли? — Их глаза встретились на мгновение. Доктор Ксавье первый опустил свои.

— Никогда ничего нельзя знать наверняка, милый,— мягко сказала она.

Квины сидели словно окаменелые. Разговор о воровстве был при данных обстоятельствах крайне мучителен. Эллери снял пенсне и начал медленно протирать его. Неприятная особа — эта дамочка.

— Нет.— С заметным усилием хозяин взял себя в руки.— И к тому же мисс Форрест говорит, что кольцо было дешевенькое. Я не вижу причины подозревать тут кражу. Вы, вероятно, потеряли его где-нибудь, милая, или, как вы предположили, в его исчезновении виноват таинственный незнакомец.

— Да, да, конечно, доктор,— с благодарностью подхватила девушка.

— Извините меня за непростительное вмешательство,— сказал Эллери.

Все уставились на него, застыв на своих местах. Даже инспектор нахмурился. Но Эллери с легкой улыбкой надел пенсне.

— Понимаете, если человек, встреченный нами, действительно неизвестного происхождения и не связан ни с кем из вас, то складывается забавная ситуация.

— Да, мистер Квин? — спросил доктор Ксавье напряженно.

— Конечно,— Эллери взмахнул рукой,— тут есть много соображений. Если у мисс Форрест кольцо пропало в пятницу, где же был этот бродяга все это время? Безусловно, неразрешимой проблемы тут нет, он мог обосноваться, допустим, в Эскуэве.

— Да, мистер Квин? — вновь повторил доктор Ксавье.

— Но, как я уже сказал, ситуация забавная, поскольку толстомордый господин не является ни Фениксом, ни исчадием ада,— продолжал Эллери,— и огонь должен был остановить его так же, как и нас с отцом. Следовательно, он должен понять — и уже понял — невозможность покинуть гору.— Эллери пожал плечами.— Скверное положение. Нигде ни одного дома, кроме вашего, а пожар, вероятно, еще полыхает...

— Ой,— вскрикнула мисс Форрест,— он вернется?

— Думаю, да,— ответил Эллери сухо.

Вновь воцарилось молчание. «Ведьмы» Эллери, как бы получив какой-то сигнал, с удвоенной силой завывали на крыше. Миссис Ксавье внезапно вздрогнула, и даже мужчины боязливо взглянули на черную ночь за окнами.

— Если только он вор...— прошептал доктор Холмс, потушив в пепельнице сигарету, и остановился. Его глаза встретились с глазами доктора Ксавье, и он стиснул зубы.— Я хотел сказать,— продолжал он спокойно,— что объяснение мисс Форрест, несомненно, правильно. О, несомненно! Потому что, понимаете ли... У меня тоже пропало кольцо в прошлую среду, кольцо с печаткой. Так, недорогое, сущая безделица, я почти не носил его, и оно для меня ничего не значит, но факт остается фактом. Кольцо пропало.

И опять наступила тишина. Эллери упорно изучал лица присутствующих, желая понять наконец, какая мерзость скрывалась под внешней благопристойностью этой семейки.

Молчание было нарушено Марком Ксавье, крупная фигура которого дернулась так резко, что мисс Форрест слегка вскрикнула.

— Я считаю, Джон,— рявкнул он, обращаясь к доктору Ксавье,— ты должен проследить, чтобы все двери и окна были тщательно заперты сегодня ночью... Желаю всем спокойной ночи.

И он величественно покинул комнату.

Энн Форрест, весь апломб которой исчез, и доктор Хочмс вскоре тоже простились. Эллери слышал, как они шептались, идя по коридору. Миссис Ксавье все еще сидела с полуулыбкой Моны Лизы на губах, такой же застывшей и необъяснимой.

Квины неловко поднялись.

— Я полагаю,— сказал инспектор,— нам тоже пора откланяться, доктор, если вы не возражаете. Не могу выразить, как горячо мы вам благодарны...

— Оставьте,— прервал его доктор Ксавье.— У нас здесь не очень большой штат прислуги, только миссис Уири и Боуне, так что я провожу вас в вашу комнату.

— О, не беспокойтесь,— поспешно ответил Эллери.— Мы знаем дорогу, доктор. Благодарю вас, спокойной ночи, миссис Кс...

— Я тоже иду спать,— резко произнесла жена доктора, поднимаясь. Она оказалась выше ростом, чем предполагал Эллери. Выпрямившись и глубоко вздохнув, она добавила: — Если вам что-нибудь понадобится, прежде чем вы уляжетесь...

— Нам ничего не нужно, благодарю вас, миссис Ксавье,— ответил инспектор.

— Но, Сарра, я думал...— начал доктор и тут же замолчал, низко опустив плечи с выражением полной безнадежности.

— Разве ты не идешь спать, Джон? — спросила она раздраженно.

— Пока нет,— ответил он устало, избегая ее взгляда.— Мне хочется немного поработать в лаборатории. Займусь химической реакцией на «бульоне», который я приготовил.

— Понимаю,— сказала она и опять улыбнулась загадочной улыбкой. Затем повернулась к Квинам.— Пойдемте, пожалуйста.— И почти выбежала из комнаты.

Квины невнятно пробормотали хозяину «спокойной ночи» и последовали за миссис Ксавье. Выходя в коридор, они оглянулись на хирурга. Он стоял на том же месте, где они оставили его, в позе глубокого уныния, закусив нижнюю губу и рассеянно теребя рукой довольно безвкусную заколку для галстука. Он как будто сразу постарел. Потом они увидели, как он пересек комнату, направляясь в библиотеку.

Как только Квины закрыли за собой дверь своей спальни, Эллери включил свет и ринулся к отцу, яростно прошептав:

— Папа, объясни мне, во имя неба, что за ужас ты увидел в коридоре перед тем, как доктор Ксавье подкрался к нам сзади?

Инспектор медленно опустился в глубокое кресло, развязывая узел галстука. Он старался не смотреть на Эллери.

— Видишь ли,— пробормотал он,— точно я не знаю. Скорее всего, я немного понервничал.

— Ты нервничал? — насмешливо спросил Эллери.— У тебя всегда были нервы медузы. Давай, выкладывай все начистоту. Я весь вечер буквально лопался от желания поговорить с тобой. Черт бы побрал этого великана, он не оставлял нас наедине ни на мгновение.

— Ну, хорошо,— мямлил старик, снимая галстук и расстегивая воротничок.— Я расскажу тебе. Это было... это было нечто сверхъестественное.

— Ладно, ладно. Что же это было, наконец, папа?

— Сказать по правде, не знаю.— У инспектора был довольно глуповатый вид.— Если бы ты или кто-нибудь другой описал мне это «нечто», клянусь, я бы отправил его в сумасшедший дом. Дьявольщина! Это не было похоже ни на что человеческое, клянусь жизнью!

Эллери уставился на него. И это его отец?! Прозаический, маленький инспектор, который имел дело с большим числом трупов и барахтался в большем количестве преступно пролитой человеческой крови, чем какой-либо другой сотрудник нью-йоркского Департамента полиции?!

— Оно выглядело... оно похоже на краба.

— На краба?

Эллери буквально разинул рот. Затем его худые щеки надулись, и он, зажав рот рукой, согнулся пополам от приступа искреннего смеха.

— На краба? Ха-ха-ха,— выкрикивал он.— На краба? Ха-ха-ха.

— О, перестань,— рассердился старик.— Ты как Лоуренс Тибет, когда он поет песенку о блохе. Перестань сейчас же!

— На краба? — продолжал смеяться Эллери.

Старик пожал плечами.

— Я же не говорю, что это был краб. Может быть, пара сумасшедших акробатов или борцов тренировалась на полу коридора. Но это было похоже на краба, огромного краба. Ростом с человека, даже больше, Эл. Инспектор нервно встал и схватил руку Эллери.— Посмотри на меня, будь добр. Как я выгляжу? В порядке? Не страдаю ли я галлюцинациями, как ты думаешь?

— Хотел бы я знать, что с тобой,— хихикнул Эллери, бросаясь в кровать.— Видел краба! Если бы я не знал тебя гак хорошо, я бы расценил твоего краба как порождение зеленого змия и решил бы, что ты хватил лишнего. Краб! - Он покачал головой. - Послушай-ка, давай разберемся в этом как разумные люди, а не как дети, находящиеся в доме с привидениями. Я разговаривал с тобой, отец, стоя лицом к тебе. Ты смотрел вперед, вдоль коридора. Скажи точно, где ты увидел это самое твое фантастическое животное, дорогой инспектор?

Инспектор взял дрожащими пальцами понюшку табака.

— Вторая дверь от нашей по коридору,— шепнул он и чихнул.— Вероятно, это была игра воображения, Эл. Было ведь очень темно.

— Жаль,— протянул Эллери,— будь там посветлее, ты бы увидел по меньшей мере ихтиозавра. А что делал твой друг краб, когда ты его заметил и начал дрожать от страха?

 - Не приставай ко мне,— жалобно сказал инспектор.— Я едва успел взглянуть на него, и он удрал.

— Удрал?

— Это единственно подходящее слово,— сказал инспектор.— Удрал в дверь. А потом и ты слышал, как щелкнул замок. Ты же слышал?

—- Все это,— заявил Эллери,— требует расследования.— Он спрыгнул с кровати и направился к двери.

— Эллери, ради Бога, будь осторожен,— начал причитать инспектор.— Ты просто не имеешь права шарить ночью по чужим домам.

— В ванную комнату я имею право пройти,— с достоинством сказал Эллери, открывая дверь и исчезая.

Инспектор сидел, покусывая пальцы и качая головой. Потом он встал, снял пиджак, рубашку, отстегнул подтяжки, потянулся и громко зевнул. Он чувствовал себя очень усталым. Усталым, сонным и... испуганным. Да, признался он себе, будучи наедине с собой в той комнатке без дверей, которая называется душой и в которую никто, кроме него, не может заглянуть. Старый Квин с Центральной улицы был испуган. Это было странно. Он и раньше не раз испытывал чувство страха. Было бы глупо выдавать себя за бесстрашного рыцаря, но в данном случае это был совсем другой страх. Страх перед неведомым. Это он заставлял его вздрагивать и вызывал желание быстро поворачиваться на явно воображаемые звуки за спиной. Поэтому он притворно зевал, потягивался и старался отвлечь себя от мрачных мыслей процедурой приготовления ко сну. И все же, несмотря на смех Эллери, который до сих пор звучал в его ушах, страх притаился в нем и не хотел уходить.

Он снял брюки, аккуратно положил их на кресло, затем нагнулся к одному из чемоданов. В это время что-то стукнуло в окно, и он подскочил, настороженно прислушиваясь. Но это была лишь полуопущенная штора. Движимый каким-то непонятным порывом, он быстро пересек комнату — серая мышка в белье — и потянул штору. Пока она опускалась, он мельком увидел то, что было за окном: огромную черную бездну. (И так оно и было на самом деле, как он узнал впоследствии: дом стоял на краю пропасти, глубиной не менее ста футов.) Его острые глазки взглянули в сторону. В тот же момент он отпрыгнул от окна, отпустил штору, которая с треском взлетела вверх. Бросившись к двери, он поспешно выключил свет, погрузив комнату в темноту.

Эллери открыл дверь их спальни и в изумлении застыл на пороге. Затем, как тень, скользнул в комнату и быстро и бесшумно закрыл за собой дверь.

— Папа,— прошептал он,— ты в постели? Почему у тебя темно?

— Молчи,— услышал он в ответ,— не шуми. Здесь происходит что-то подозрительное и, кажется, я начинаю понимать, в чем дело.

Эллери помолчал. Постепенно его глаза привыкли к темноте, и он начал смутно различать детали обстановки. За окнами слабо мерцали звезды. Его отец, босиком, в трусиках, стоял, скорчившись, почти на коленях в другом конце комнаты у окна справа. Эллери подбежал к окну и тоже стал выглядывать.

Боковое окно выходило в узкий двор, образованный выступом задней стены дома. Над выступом, на уровне второго этажа, находился балкон, который вел, вероятно, в спальню, соседнюю с комнатой Квинов. Эллери подошел к отцу в тот момент, когда воздушная призрачная фигура скользнула с балкона в дверь и исчезла. Белая женская рука сверкнула в темноте, протянувшись из комнаты и закрыв двойные двери.

Инспектор со стоном поднялся, опустил все шторы, прошлепал к двери и включил свет. От напряжения у него выступил пот.

— Ну? — прошептал Эллери.

Инспектор сидел на кровати, и его сгорбившаяся фигурка напоминала маленького полуголого гнома.

— Я хотел закрыть штору,— тихо сказал он, теребя кончики седых усов,— и увидел в боковое окно женщину. Она стояла на балконе, глядя в пространство. Я быстро выключил свет и стал наблюдать за ней. Она не двигалась. Просто смотрела мечтательно на звезды. Потом я услышал, что она всхлипывает, плачет, как ребенок. Тут вернулся ты, и она ушла в комнату, находящуюся рядом с нашей.

— Плакала? — Эллери прижался ухом к стене.— Ни черта не слышно через эти проклятые стены. Ну а что ты называешь подозрительным? Кто это был? Миссис Ксавье? Или эта сильно перепуганная молодая девушка — мисс Форрест?

— В этом-то и суть,— мрачно ответил инспектор.

Эллери посмотрел на отца.

— Изволите говорить загадками, да? — Он начал расстегивать куртку.— Ну, выкладывай, что там у тебя. Держу пари, это кто-то, кого мы еще не видели сегодня. Но в то же время и не краб.

— Угадал,— мрачно ответил инспектор.— Это была Мари Карро.— Он произнес это имя как заклинание.

Эллери на время прекратил борьбу с сорочкой.

— Мари Карро? А кто она такая? Никогда не слышал о ней.

— О Боже! — простонал инспектор.— Он никогда не слышал о Мари Карро! Вот что получается, когда воспитываешь невежду. Ты вообще читаешь когда-нибудь газеты, идиот? Она — это Общество, сынок, Высший Свет.

— Подумать только,—- ухмыльнулся Эллери.

— Голубейшая из голубых кровей. Мешок денег. Имеет влияние в официальных кругах Вашингтона. Ее отец — посол во Франции. Они французского происхождения, изгнанники времен Революции. Ее пра-пра-пра-кто-то и генерал Лафайет были дружны вот так.— Инспектор скрестил пальцы.— Вся их чертова семья — дяди, кузены, племянники — все на дипломатической службе. Она вышла замуж за кузена той же фамилии около двадцати лет назад. Он вскоре умер, детей не было. Замуж больше не выходила, хотя она и сейчас еще молода, ей, вероятно, тридцать семь лет.— Он остановился, чтобы перевести дыхание.

— Браво,— рассмеялся Эллери,— полная картина. Твоя старая фотографическая память опять работает. Ну и что же из этого? Говоря откровенно, я чувствую колоссальное облегчение. Мы начинаем докапываться до истины в этих бесконечных тайнах. Очевидно, существует причина, по которой скрывается присутствие здесь вашей драгоценной Мари Карро. Следовательно, когда сегодня сюда донесся рев поднимающегося в гору автомобиля, они засунули вашу драгоценную леди в ее спальню. Весь разговор о страхе перед ночными посетителями был чистейшей трепотней. Наш хозяин и все остальные всячески старались, чтобы мы не заподозрили, что она здесь. Хотел бы я знать, почему?

— Могу ответить,— сказал инспектор спокойно.— Я узнал об этом из газет перед нашим отъездом три недели назад. И ты бы знал, если бы обращал хоть малейшее внимание на то, что происходит в мире. Предполагается, что мадам Карро находится в Европе.

— Ого,— протянул Эллери. Он достал из портсигара сигарету и стал искать спички на ночном столике.— Интересно! Но вполне объяснимо. Здесь живет знаменитый хирург. Может быть, у леди есть какой-нибудь недостаток в ее голубой крови или в ее позолоченных внутренностях, и она не хочет, чтобы весь мир узнал об этом. Нет. Это, пожалуй, не то. Здесь что-то похуже. Так ты говоришь, плакала? А может, ее украли? — произнес он с надеждой в голосе.— Наш великолепный хозяин, например. Черт, куда делись спички?

Инспектор ничего не ответил. Дергая себя за усы, он упорно глядел на пол. Эллери открыл ящик ночного столика, нашел коробку спичек и свистнул.

— Клянусь Богом, какой заботливый хозяин этот хирург! Взгляни на этот хлам в ящике.

Инспектор презрительно фыркнул.

— Вот это человек! — сказал Эллери с восхищением.— До изумления целеустремленный! Очевидно, игры — его мания, и он не может удержаться, чтобы не заразить ею и своих гостей. Здесь находится все, чтобы быстро решить проблему скучного уик-энда. Совершенно новенькая колода карт, еще не распечатанная. Сборник кроссвордов, абсолютно девственный. Шахматы, книжка вопросов и ответов и Бог знает что еще. Даже отточенные карандаши. Здорово! — Он вздохнул, закрыл ящик и закурил.

— Красавица...— прошептал инспектор.

— Что?

Старик вздрогнул.

Я думал вслух. Я имею в виду леди на балконе. Действительно роскошное создание, Эл, и плачет...— Он покачал головой.— Но я полагаю, что это не наше дело. Мы ведь с тобой самая въедливая в мире пара любопытных. Он вздернул голову вверх, и прежнее выражение настороженности снова появилось в его серых глазах.-Я и забыл. Ты нашел что-нибудь?

Эллери нарочито медленно прилег с другой стороны и закинул ноги на спинку кровати, пуская клубы дыма в потолок.

— А, ты говоришь о гигантском крабе? Да? — подмигнул он.

— Черт тебя возьми, ты знаешь, о чем я говорю, — прорычал инспектор, покраснев до ушей.

Понимаешь, это все довольно проблематично. Коридор был пуст. Все двери закрыты, нигде ни звука. Я шумно пересек площадку, вошел в ванную и тотчас тихо вышел из нее. Я был там недолго... Между прочим, что ты можешь рассказать мне о гастрономических вкусах ракообразных?

— Ну, ну! — взревел инспектор.— Что ты еще там придумал? Никогда не можешь ничего рассказать без своих штучек.

— Дело в том, что я услышал шаги на лестнице и вынужден был укрыться в темноте коридора около нашей двери. Если бы я пересек площадку, чтобы вернуться в ванную, меня бы заметили. Я наблюдал за полоской света на площадке. Это была наша пышная Деметра, наша нервная поставщица питания — миссис Уири.

— Экономка? Ну так что же? Наверное, она шла спать. Очевидно, она и этот неуклюжий подлец Боуне — черт, что за имя! — спят в мезонине.

— Несомненно,— продолжал Эллери.— Но миссис Уири не направлялась в благословенную страну снов. Она несла поднос.

— Что?

— Поднос. Могу добавить: поднос, нагруженный съестными припасами.

—  Она шла в комнату мадам Карро, держу пари,— сказал инспектор. Ведь даже дамы высшего света должны есть.

— Ничего подобного,— мечтательно произнес Эллери.— Потому-то я тебя и спрашиваю, что ты знаешь о вкусах ракообразных. Я лично никогда не слышал о крабах, выпивающих кувшин молока, закусывающих сэндвичами из белого хлеба с мясом и заедающих все это фруктами... Миссис Уири вплыла в комнату, соседнюю с комнатой миссис Карро, без малейших признаков страха, в комнату,— добавил он скромно,— в которую твой гигантский краб... — инспектор поспешно отвернулся и начал копаться в чемодане, доставая пижаму,— ...удрал.

 

 

Глава 4

Кровь на солнце

Эллери открыл глаза и увидел яркий солнечный свет, расплескавшийся по одеялу незнакомой постели, на которой он лежал. В первый момент он не мог сообразить, где находится. В горле саднило, голова была как тыква. Он вздохнул, пошевелился и услышал, как отец сказал:

— Наконец-то проснулся.

Он увидел инспектора, уже одетого в чистый полотняный костюм. Заложив за спину маленькие руки, инспектор задумчиво, с выражением спокойной рассеянности смотрел в окно.

Эллери зевнул, потянулся, вылез из постели и начал снимать пижаму.

— Посмотри сюда,— сказал инспектор, не поворачиваясь.

Эллери подошел к окну. Стена с двумя окнами, между которыми стояла их кровать, была задней в доме Ксавье. То, что вчера они приняли за темную бездну, оказалось страшной пропастью с искореженными камнями, пропастью такой глубокой и устрашающей, что Эллери закрыл глаза, почувствовав головокружение. Потом он открыл их снова. Солнце уже высоко поднялось над отдаленными вершинами. Оно освещало микроскопические детали Долины и склона горы с изумительной ясностью. Пушистые облака проплывали немного ниже вершин, пытаясь зацепиться за них.

— Видишь?

— Что «видишь»?

— Там, внизу, где скала начинает спускаться в Долину, по бокам Эрроу-Маунтина.

Эллери увидел. Вокруг острых скал Эрроу-Маунтина, далеко внизу, там, где кончался плотный зеленый ковер растительности, извивались маленькие, разлетающиеся завитки дыма.

— Пожар! — воскликнул Эллери.— Я почти убедил себя, что все это было страшным сном.

— Окружает сзади, там, где обрыв,— сказал инспектор задумчиво.— Сплошной камень. Огню нечем будет питаться. Но нам это не поможет.

Эллери, направлявшийся в умывальную комнату, остановился.

— Что ты хочешь этим сказать, мой дорогой государь?

— Ничего особенного. Только я подумал, что если пожар разгорится сильнее...

— Ну?

— Мы здесь крепко застрянем, сынок. Жук и тот не сползет с этой скалы.

Эллери на секунду задумался, потом рассмеялся.

— Зачем портить такое чудесное утро? Вечно ты со своим пессимизмом. Забудем об этом. Я скоро вернусь, хочу поплескаться в этой чудовищно холодной горной воде.

Но инспектор не забыл. Все время, пока Эллери принимал душ, брился и одевался, он смотрел на струйки дыма.

Спускаясь с лестницы, Квины услышали приглушенные голоса внизу. Нижний коридор был пуст, но наружная дверь в передней была открыта, и мрачный коридор прошлой ночи казался веселым при ярком утреннем свете.

Они вышли на террасу и увидели там доктора Холмса и мисс Форрест, занятых разговором, оборвавшимся сразу при появлении Квинов.

— Доброе утро,— сказал Эллери оживленно.— Хорошо, не правда ли? — Он подошел к краю террасы и глубоко вздохнул, с явным одобрением глядя на горячее синее небо.

Инспектор сел в качалку и достал табакерку.

— Да, хорошо,— отозвалась мисс Форрест каким-то неестественным голосом.

Эллери повернулся и посмотрел на нее. Она была, пожалуй, немного бледна, но все же весьма очаровательна в облегавшем ее платье блеклых тонов. На лице все еще сохранилось несколько напряженное выражение.

— Будет жарко,— сказал доктор Холмс. Он немного нервничал.— Хорошо спали, мистер Квин?

— Как Лазарь,— весело ответил Эллери.— Горный воздух подействовал. Любопытное здание построил здесь доктор Ксавье, больше похоже на орлиное гнездо, чем на насест для человеческих существ.

— Да, действительно,— сказала мисс Форрест.

Все замолчали.

Эллери разглядывал территорию около дома при дневном свете. Вершина Эрроу-Маунтина была плоской только на несколько сот футов. Так как на краю пропасти раскинулся дом доктора Ксавье, впереди и по бокам оставалось очень мало свободного пространства, которое, чувствовалось, было расчищено ценой огромных человеческий усилий. Очевидно, от попытки выровнять территорию владений пришлось отказаться, поскольку всю почву, за исключением подъездной дороги, идущей от железных ворот к дому, покрывали крупные и мелкие каменные обломки скал, сквозь которые пробивалась скудная растительность. Лес, охватывающий полукругом вершину, начинался сразу за площадкой. Все это производило впечатление дикости и одиночества.

— Никто еще не вставал? — весело спросил инспектор, нарушая молчание.— Довольно поздно. Я думал, мы будем последними.

Мисс Форрест вздрогнула.

— Право, не знаю, я не видела никого, кроме доктора Холмса и этого ужасного создания — Боунса. Он копается с той стороны дома: хлопочет над маленьким садиком или огородиком, который пытается развести на этой почве. А вы, доктор Холмс, видели кого-нибудь?

«Никаких шуточек со стороны юной леди сегодня утром»,— заметил про себя Эллери. И вдруг у него возникло подозрение: ведь мисс Форрест — «гостья», вероятно, эта девушка каким-то образом связана с таинственной дамой, скрывающейся в спальне наверху. Это вполне объяснило бы ее чрезмерную нервозность вчера ночью и бледность и неестественные манеры сегодня утром.

— Нет,— ответил доктор Холмс.— Я надеялся дождаться здесь всех, чтобы пойти вместе завтракать.

— Понятно,— пробормотал инспектор. Некоторое время он рассматривал почву, потом поднялся.— Ну, сынок, я думаю, следует воспользоваться телефоном и узнать, как ведет себя наш пожар. Возможно, двинемся в путь.

— Правильно.

Они направились в переднюю.

— О, но вы должны обязательно позавтракать,— быстро проговорил доктор Холмс, слегка покраснев.— Мы не можем отпустить вас голодными. Вы понимаете...

— Ладно, потом разберемся,— ответил инспектор с улыбкой.— Мы и так уже причинили вам много хлопот.

— Доброе утро.

В дверях появилась миссис Ксавье.

Все повернулись в ее сторону. Эллери мог поклясться, что в глазах мисс Форрест мелькнули смущение и тревога. Жена доктора была одета в малиновый халат. Не тронутые сединой блестящие волосы причесаны в испанском стиле, матовая смуглая кожа казалась слегка бледной. Своими загадочными глазами она смотрела то на Эллери, то на инспектора.

— Здравствуйте,— поспешно сказал инспектор.— Мы собирались позвонить в Эскуэву, узнать насчет пожара.

— Я уже звонила в Эскуэву,— сказала миссис Ксавье. Впервые Эллери заметил легкий иностранный акцент в ее речи.

Мисс Форрест спросила, задыхаясь:

— Ну, что?

— Эти люди ничего не смогли сделать, чтобы хоть немного остановить пожар.— Миссис Ксавье подошла к перилам террасы и задумчиво посмотрела на тенистую перспективу аллеи.— Он продолжается и захватывает все большую площадь.

— Захватывает новую площадь? — прошептал Эллери.

Инспектор казался спокойным.

— Да. Они кое-как сдерживают его. Конечно, это только временно.

— Значит, дороги вниз еще нет? — спросил инспектор.

— Боюсь, что нет.

— О, Господи! — воскликнул доктор Холмс и отбросил сигарету.— Идемте завтракать.

Никто не ответил. Вдруг мисс Форрест отскочила назад, будто увидела змею. Длинный, похожий на перышко кусок пепла спускался на землю. Пока все испуганно наблюдали за ним, показались новые перышки.

— Пепел,— с трудом выговорила мисс Форрест.

— Ну и что же? — высоким, срывающимся голосом сказал доктор Холмс.— Ветер переменился, мисс Форрест, вот и все.

— Ветер переменился,— проговорил задумчиво Эллери. Он нахмурился и достал из кармана портсигар.

Ни один мускул не дрогнул на лице миссис Ксавье.

Молчание нарушил появившийся в дверях Марк Ксавье.

— Доброе утро. Что за разговоры о пепле?

— О, мистер Ксавье! — воскликнула мисс Форрест.

Пожар усилился.

— Усилился? — Он вышел вперед и остановился около жены брата. Его острые глаза были сегодня тусклыми, белки покраснели, казалось, он или плохо спал, или сильно напился. Это плохо, - бормотал он.— Плохо. Похоже, что...— Он остановился и повысил голос.— Ладно. Какого черта мы ждем? К дьяволу пожар! Что слышно о завтраке? Где Джон? Я умираю с голоду.

Из-за дома показалась высокая, нескладно скроенная фигура Боунса. Он нес кирку и испачканную землей лопату. При свете солнца он выглядел просто истощенным стариком в грязной спецовке, со свирепыми глазами и огромными руками. Он протопал по ступеням, не глядя по сторонам, и скрылся в дверях.

Миссис Ксавье пошевелилась.

— Джон? Да, где же Джон? — Она повернулась, пристально посмотрев в налитые кровью глаза деверя.

— А разве ты не знаешь? — насмешливо спросил Марк Ксавье.

— Нет,— ответила женщина медленно,— не знаю. Он не приходил в спальню вечером.— Ее черные глаза вспыхнули.— Во всяком случае, его не было сегодня утром в постели, Марк.

— Ничего странного в этом нет,— сказал доктор Холмс торопливо, с неестественным смешком.— Наверное, заработался в лаборатории до утра. Он полностью поглощен одним экспериментом.

— Да,— сказала миссис Ксавье.— Он говорил вчера, что задержится в лаборатории. Правда, мистер Квин? — Она внезапно перевела свои замечательные глаза на инспектора.

Инспектор был мрачен. Он почти не скрывал своего отвращения.

— Да, он предупреждал, мадам.

— Ладно, я схожу за ним.— Доктор Холмс прошел через открытую дверь в игровую комнату.

Все молчали. Миссис Ксавье рассеянно смотрела на небо. Марк Ксавье дымил сигаретой, спокойно сидя на перилах террасы, полузакрыв глаза. Энн Форрест скручивала и раскручивала у себя на коленях носовой платочек.

Послышались шаги, и в дверях появилась полная фигура миссис Уири.

— Завтрак подан, миссис Ксавье,— сказала она нервно.— Эти господа,— она указала на Квинов,— они тоже?..

Миссис Ксавье повернулась к ней.

— Разумеется,— взбесилась она.

Миссис Уири покраснела и ушла.

Внезапно все уставились на двери, через которые несколько минут назад вышел доктор Холмс. В дверях стоял высокий англичанин. Покрытая белыми пятнами правая рука была сжата в кулак, каштановые волосы растрепались и смешно торчали в разные стороны, губы тряслись, лицо_ посерело.

Казалось, он так и не сможет ничего выговорить. Его рот открывался и закрывался, но он не издавал ни одного звука.

Наконец он проговорил неясным, охрипшим голосом:

— Он убит!

 

 

Глава 5

Шестерка пик

Мелкая дрожь, начавшаяся в глубоком декольте миссис Ксавье, скользнула вниз по ее телу и растворилась в трепещущих складках малинового одеяния. Она навалилась на перила террасы, вцепившись в них сильными руками. Смуглые суставы пальцев побелели и стали похожи на хрящи. Глаза, казалось, готовы были лопнуть. Но она не издала ни звука, и выражение лица ничуть не изменилось, сохранилась даже обычная жуткая улыбка.

Глаза мисс Форрест закатились так, что только маленькие кусочки зрачков виднелись на эллиптических белках. Она вскрикнула и, едва приподнявшись со стула, с грохотом упала на него.

Марк Ксавье раздавил между пальцами горящую сигарету и оттолкнулся от перил, потом обогнул доктора Холмса и вбежал в дом.

— Убит? — вопросительно протянул инспектор.

— О, Господи,— шептала мисс Форрест, уставившись на миссис Ксавье и кусая кончики пальцев.

Тогда Эллери бросился вдогонку за Марком, и все остальные, спотыкаясь, наталкиваясь друг на друга, последовали за ним через комнату для игр, через дверь в библиотеку, через другую дверь...

Кабинет доктора Ксавье помещался в правой части дома в маленькой квадратной комнате с двумя окнами, выходящими на узкую полоску каменистой почвы и опушку леса. В ней было четыре двери. Одна — из библиотеки, вторая — налево от нее — вела в коридор, третья, в той же стене, выходила в лабораторию, и четвертая дверь, расположенная напротив первой, также вела в лабораторию. Эта последняя дверь была широко распахнута, открывая белые стенные шкафчики с приборами и посудой.

Меблировка кабинета была скромной, почти монашеской. Три высоких книжных шкафа красного дерева со стеклянными дверцами, старое кресло, жесткая кушетка, обитая черной кожей, маленький комод, серебряный кубок под стеклянным колпаком. На стене, в рамке,— большая, плохо снятая, групповая фотография мужчин в смокингах. В центре комнаты, напротив двери, идущей из библиотеки,— широкий письменный стол красного дерева. За столом, в крутящемся кресле, сидел доктор Ксавье...

Одет он был так же, как и прошлой ночью, за исключением пиджака и галстука, небрежно брошенных в кресло. Голова и грудь безвольно лежали на столе. Левая рука находилась рядом с головой, длинные пальцы напряженно вытянуты, ладонь прижата к столу. Правая рука свисала под стол. Расстегнутый воротничок рубашки открывал серовато-голубую шею.

Он лежал на левой щеке с плотно сжатыми искривленными губами и широко раскрытыми остекленевшими глазами. Верхняя часть туловища была слегка отодвинута от стола, с правой стороны груди на рубашке расплылось темно-красное пятно, в котором четко виднелись две дырочки.

На столе не было обычных письменных принадлежностей. Вместо чернильницы, пресс-папье, стаканчика для карандашей и бумаги на нем лежали игральные карты, расположенные в довольно странном порядке. Большую их часть накрывало тело хирурга. На краю зеленого ковра, покрывавшего пол, в углу, ближе к закрытой двери, выходящей в коридор, лежал длинный черный револьвер.

Марк Ксавье, прислонившись к косяку двери, ведущей в библиотеку, пристально смотрел на неподвижное тело брата.

Миссис Ксавье за спиной Эллери невнятно пробормотала: «Джон».

Наконец Эллери сказал:

— Я думаю, вам всем лучше уйти отсюда. За исключением доктора Холмса. Он нам нужен. Пожалуйста, прошу вас.

— Он нам нужен? — грубо повторил Марк Ксавье. Его веки тяжело прищурились, глаза налились кровью. Он рванулся от косяка двери.— Что вы хотите сказать этим «нам»? Кто вы такие, в конце концов, черт вас побери?

— Марк, прошу тебя,— механически проговорила миссис Ксавье. Она оторвала наконец взгляд от тела мужа и прижала к губам красный батистовый платочек.

— Нечего меня останавливать. «Марк, Марк», черт бы тебя побрал! — огрызнулся Марк.— Эй, вы... вы... Квин...

— Та-та-та,— мягко остановил его Эллери.— Мне кажется, ваши нервишки немного пошаливают, мистер Ксавье. Сейчас не время спорить. Будьте благоразумны и уведите отсюда дам. У нас здесь много дел.

Марк сжал кулаки и выступил вперед, бросая на Эллери разъяренные взгляды.

— Как мне хочется влепить тебе хорошую затрещину. Не хватит ли вам болтаться тут? Самое лучшее, что вы можете сделать, вы, оба, это поскорее убраться отсюда. Ну, живо, убирайтесь!

Затем, очевидно, ему в голову пришла неожиданная мысль. Его воспаленные глаза сверкнули.

— Вообще, мне кажется чертовски странным все, что касается вас,— медленно проговорил он.— Откуда мы знаем, что вы...

— О, папа, поговори с этим идиотом,— нетерпеливо сказал Эллери и вошел в кабинет. Он, казалось, очень заинтересовался картами, на которых покоилось тело доктора Ксавье.

Лицо Марка Ксавье приобрело лиловый оттенок, он тяжело, с шумом дышал. Миссис Ксавье привалилась спиной к двери и закрыла лицо руками. Ни один мускул не дрогнул на лицах доктора Холмса и мисс Форрест. Оба не отрываясь смотрели на неподвижную голову мертвого хирурга.

Инспектор похлопал по внутреннему карману и достал оттуда потрепанный черный футлярчик. Отстегнул замочек и открыл крышку. Внутри лежал круглый золотой значок с выгравированной на нем надписью.

Краска медленно сползла с лица Марка Ксавье. Он смотрел на значок так, будто от рождения был слепым и только теперь впервые увидел предмет в цвете и в трех измерениях.

— Полиция,— с трудом проговорил он, облизывая губы.

При этом слове руки миссис Ксавье беспомощно упали. Кожа приняла почти зеленоватый оттенок, а в глазах появилось выражение панического страха.

— Полиция? — прошептала она.

— Инспектор Квин из Отдела по расследованию убийств Нью-Йоркского департамента полиции,— проговорил инспектор деловым тоном.— Должен сказать, все случившееся выглядит как в романе или в старинной мелодраме. Но что произошло, то произошло, и мы ничего не можем изменить. Многое уже не можем изменить.— После небольшой паузы он добавил, пристально глядя на миссис Ксавье: — Я очень сожалею, что вчера вечером не сказал вам, что я полицейский.

Ему никто не ответил. Все смотрели на него и на значок со смешанным чувством страха и изумления.

Инспектор захлопнул футлярчик и положил его в карман.

— Очень сожалею,— сказал он, и привычный огонек охотника, выслеживающего убийцу, засветился в его глазах,— потому что, если бы я сообщил об этом, доктор Ксавье, я абсолютно уверен, был бы сегодня утром жив и здоров.

Он слегка повернулся и заглянул в кабинет. Эллери склонился над трупом, ощупывая его глаза, шею и застывшую левую руку. Инспектор снова обратился к находящимся в библиотеке и продолжал:

— Да, сегодня утром. Какое оно прекрасное, это утро. Слишком прекрасное, чтобы умирать именно теперь.

Он обвел всех внимательным взглядом, в котором читались не только естественная в данной ситуации подозрительность, но и большой опыт в подобных делах.

— Н-но...— пробормотала мисс Форрест,— я н-не...

— Видите ли,— сухо прервал ее инспектор,— люди обычно не совершают убийства, если им известно, что под одной крышей с ними находится полицейский, мисс Форрест. Жаль доктора Ксавье... А теперь все слушайте меня.

Эллери тихо двигался по кабинету. Голос инспектора звучал уверенно и резко, в нем появились повелительные нотки, и обе женщины инстинктивно попятились назад. Марк Ксавье не пошевелился.

— Миссис Ксавье, мисс Форрест и вы, мистер Ксавье, оставайтесь здесь, в библиотеке. Дверь останется открытой, и никто из вас не имеет права выходить из комнаты. Миссис Уири и этим субъектом Боунсом мы займемся позже. Во всяком случае, никто не сможет убежать отсюда, поскольку внизу пожар и горы очень кстати закрывают все выходы... Доктор Холмс, пойдемте со мной. Вы единственный человек, который может быть нам полезен.

Маленький инспектор вошел в кабинет. Доктор Холмс вздрогнул, закрыл глаза, потом снова открыл их и последовал за инспектором.

Остальные стояли, не двигаясь, не мигая глазами и никак не реагируя на распоряжения Квина. Они просто оставались на своих местах, как будто примерзли к полу.

— Ну что, Эл? — спросил инспектор.

Эллери поднялся с колен и рассеянно закурил сигарету.

— Очень интересно. Я почти все уже осмотрел. Необычный случай, папа.

— Думаю, будет странным, если в нем не замешана вся эта банда лунатиков.— Инспектор нахмурился.— Ну, они там подождут немного, нам нужно покончить с некоторыми неотложными делами.— Он повернулся к доктору Холмсу, который остановился около письменного стола и остекленевшими глазами смотрел на тело бывшего коллеги. Инспектор не без некоторой симпатии дотронулся до его руки. - Бросьте думать об этом, доктор. Я знаю, он был вашим другом, но вы единственный медик в этом доме, а нам нужна помощь медика.

Ужас, застывший в глазах доктора Холмса, начал постепенно рассеиваться, и он медленно повернул голову.

— Что я должен сделать, сэр?

— Осмотреть тело.

Молодой человек побледнел.

— О, Боже мой, нет, пожалуйста, не заставляйте! Я не могу!

— Ничего, ничего, молодой человек. Возьмите себя в руки. Не забывайте, медицина — ваша профессия. Не сомневаюсь, в своей лаборатории вы неоднократно имели дело с трупами. В моей практике был аналогичный случай. У меня есть друг, некий Праути, медицинский эксперт полицейского управления. Ему пришлось однажды произвести вскрытие трупа человека, с которым он неоднократно играл в покер. Правда, его вырвало после этого, но все же он сделал вскрытие.

— Да,— хрипло проговорил доктор Холмс, облизывая губы.— Да, я понимаю.— По его телу прошла дрожь. Затем он стиснул зубы и произнес более спокойно: — Хорошо, инспектор.— И медленно направился к лежащему с другой стороны стола телу.

Инспектор с минуту смотрел на широкоплечую фигуру доктора, пробормотал «хороший мальчик» и перевел взгляд на группу, оставшуюся за дверью. Никто из них за все это время не двинулся с места.

— Минутку, Эл,— пробурчал инспектор. Эллери, глаза которого светились лихорадочным блеском, подошел к отцу.— Мы попали в забавное положение. У нас с тобой нет никаких официальных полномочий. Мы не можем даже дотронуться до тела. Надо дозвониться до

Эскуэвы, вероятно, именно там находятся ближайшие судебные власти.

— Я уже думал об этом,— нахмурился Эллери,— но ведь если они не смогут пробиться сквозь огонь...

— А, ладно,— мрачно решил инспектор.— Это не первый случай, когда мы будем действовать на свой страх и риск и, кстати, тоже во время отпуска.— Он кивнул головой в сторону библиотеки.— Последи-ка за этими людьми. Я пойду в гостиную, позвоню в Эскуэву, посмотрим, может мне удастся связаться с шерифом.

— Хорошо.

Инспектор перешагнул через револьвер, лежавший на ковре, как будто он его даже не заметил, и вышел через дверь, ведущую в коридор.

Эллери некоторое время наблюдал за действиями доктора Холмса. Доктор, бледный и спокойный, расстегнул рубашку убитого. Показались два пулевых отверстия. Края ран под запекшейся кровью посинели. Он внимательно осмотрел их, не сдвигая с места само тело, бросил взгляд на дверь, через которую только что вышел инспектор, кивнул Эллери головой и начал ощупывать руки и плечи покойного. Эллери, в свою очередь, понимающе кивнул и направился к той же двери. Затем наклонился и, взявшись за длинное дуло, поднял револьвер. Он тщательно рассматривал его при свете солнца, вливающегося в комнату через широкие окна, и покачал головой.

— Даже если бы у нас был алюминиевый порошок...— пробормотал он.

— Алюминиевый порошок? — спросил доктор Холмс, не глядя на Эллери. Полагаю, вы хотите исследовать отпечатки пальцев, мистер Кван?

— Едва ли в этом есть необходимость. Ручка револьвера прекрасно отполирована, курок прямо сверкает, а что касается дула...— Он пожал плечами.— Кто бы ни пользовался этим оружием, он принял все меры предосторожности — револьвер тщательно вытерт. Никаких следов. Иногда мне хочется, чтобы издали какой-нибудь закон против публикации детективных романов. Они дают потенциальным преступникам слишком много указаний, как следует скрывать следы. Гм... Две пустых камеры... Уверен, именно этот револьвер виновен в смерти доктора Ксавье. Однако, вы должны извлечь пули, доктор.

Доктор Холмс снова кивнул. Затем прошел в лабораторию и, вернувшись оттуда с блестящим инструментом, снова склонился над трупом.

Эллери тем временем принялся исследовать маленький комод. Он стоял у стены, отделяющей кабинет от библиотеки, как раз у двери в коридор. Верхний ящик был слегка приоткрыт. Эллери выдвинул его. В ящике лежали поцарапанная, с облупившейся краской кобура с оторванным ремешком и, в глубине, коробка с несколькими патронами.

— Доктор Холмс, оружие принадлежит доктору Ксавье? Судя по кобуре и самому револьверу — это старая армейская штука...

— Да,— ответил доктор Холмс, бросив на Эллери быстрый взгляд.— Он служил во время войны. Пехотный капитан. И хранил этот револьвер как воспоминание... А теперь...— Он умолк.

— А теперь он обернулся против него,— заметил Эллери,— как странно иногда в жизни получается... А, папа... Какие новости?

Инспектор захлопнул за собой дверь.

— Случайно удалось захватить в городе шерифа. Он заскочил туда, чтобы хоть чуть-чуть поспать. Все так, как мы и предполагали.

— Невозможно прорваться? Да?

— Никаких шансов. Пожар усиливается. Хотя он все равно не смог бы выбраться сюда. Они нуждаются в каждой паре рук. Трое уже получили смертельные ожоги и, как я понял из нашего разговора, весть о четвертом трупе не произвела на него особого впечатления.

Эллери внимательно изучал фигуру высокого блондина, мистера Ксавье, все еще опиравшегося о косяк двери.

— Понимаю. Итак?

— Когда я назвал себя, шериф сразу ухватился за это и назначил меня своим специальным представителем. Дал все полномочия в отношении производства следствия и даже арестов, если в этом возникнет необходимость. Он приедет сюда вместе с районным следователем, как только сможет прорваться через огонь. Итак, господа, все возложено на нас.

У человека в дверях вырвался странный вздох: не то облегчения, не то отчаяния, не то просто сильного утомления. Эллери так и не мог понять его истинного характера.

Доктор Холмс выпрямился.

— Я все закончил,— объявил он тусклым голосом.

— А,— сказал инспектор.— Молодец. И какой приговор?

— А что именно вы хотите знать? — доктор пальцами правой руки вцепился в край закрытого картами стола. Говорил он с трудом.

— Причиной смерти явился выстрел?

— Да, никаких других признаков насилия на теле нет. По крайней мере, насколько это можно установить на основании наружного осмотра. Две пули в правой стороне груди, немного левее грудной кости, но довольно высоко. Одна ударилась в третье заднее ребро и рикошетом отлетела в верхушку правого легкого. Другая попала ниже и прошла между двумя ребрами недалеко от сердца.

Из-за двери послышалось всхлипывание. Трое мужчин не обратили на это никакого внимания.

— Кровоизлияние? — спросил инспектор.

— Да. Довольно сильное. Кровавая пена на губах, как видите.

— Смерть мгновенная?

— Я бы этого не сказал.

— Я тоже пришел к такому заключению,— вмешался Эллери.

— Каким образом?

— Сейчас объясню. Ты не рассмотрел как следует труп, папа? Доктор, что вы скажете насчет направления выстрелов?

Доктор Холмс провел рукой по губам.

— Не думаю, чтобы по этому поводу могли быть какие-нибудь сомнения, мистер Квин. Револьвер...

— Да-да,— нетерпеливо перебил его Эллери.— Мы это сами видим очень хорошо, доктор. Но угол, под которым пули вошли в тело, подтверждает это?

— Я бы сказал, да. Да, несомненно. Оба пулевых канала показывают тот же угол. Выстрелы были произведены точно с того места на ковре, где вы подняли револьвер.

— Хорошо,— проговорил Эллери удовлетворенно.— Немного вправо от доктора Ксавье, но прямо перед ним. Значит, он не мог не знать о присутствии в комнате убийцы. Между прочим, вы, вероятно, не знаете, было ли оружие в ящике вчера вечером?

Доктор Холмс пожал плечами.

— К сожалению, нет.

— Ну, это не так уж и важно. Вероятно, было. Все указывает на то, что преступление заранее не готовилось.

Эллери объяснил отцу, что револьвер взят из ящика комода, что он принадлежал доктору Ксавье и что после выстрелов отпечатки пальцев были тщательно вытерты.

— Легко представить себе, что случилось,— задумчиво проговорил инспектор.— Конечно, нельзя сказать, через какую из четырех дверей вошел убийца. Он мог войти и через дверь библиотеки, и через коридорную дверь. Но одно ясно: когда убийца вошел, доктор раскладывал пасьянс, сидя там же, где и сейчас. Убийца открыл ящик, взял оружие... Скажите, а револьвер всегда был заряжен?

— Думаю, да,— ответил доктор Холмс.

— Убийца достал оружие, стоя около комода, ближе к коридорной двери, выстрелил дважды, вытер начисто револьвер, бросил его на ковер и скрылся в коридоре.

— Не обязательно,— заметил Эллери.

Инспектор пристально посмотрел на него.

— А почему нет? Зачем выходить в дальнюю дверь, если прямо сзади находится другая?

— Я просто сказал «не обязательно». Думаю, все случилось именно так, как ты говоришь. Но это ничего не доказывает. Не важно, через какую дверь убийца вошел и через какую вышел. Это нам все равно ничего не даст. Ни одна из этих дверей не ведет в такую комнату, из которой не было бы другого выхода. Тот, кто незаметно спустился со второго этажа, мог войти в любую из них.

Инспектор фыркнул. Доктор Холмс устало проговорил:

— Если это все, что вы хотите от меня, джентльмены... Вот пули.:— Он бросил на стол две сплющенные пули, покрытые запекшейся кровью.

— Те же самые? — спросил инспектор.

Эллери небрежно посмотрел на них.

— Да, те же, что в револьвере и в коробке. Прежде чем вы уйдете, доктор...

— Да?

— Давно ли умер доктор Ксавье?

Молодой человек посмотрел на свои часы.

— Сейчас почти десять часов. Смерть наступила, насколько я могу судить, не больше чем девять часов назад, то есть приблизительно в час ночи.

Впервые за все время Марк Ксавье, стоявший в дверях, пошевелился. Он закинул голову и со свистом потянул воздух. Это как бы послужило сигналом: миссис Ксавье застонала и неверной походкой подошла к креслу в библиотеке.

Энн Форрест, нервно кусая губы, нагнулась к ней и что-то с участием шептала. Вдова покачала головой и машинально откинулась назад, не отводя глаз от застывшей левой руки ее мужа, которая ей была видна через дверь.

— В час ночи,— нахмурился Эллери.— Кажется, было чуть больше одиннадцати, когда мы пошли спать вчера? Понимаю... Папа, ты упустил кое-что. Нет ни малейшего признака борьбы. Значит, доктор знал своего убийцу и не подозревал предательства, пока не было уже слишком поздно.

— Очень ценное открытие,— заворчал иронически инспектор.— Конечно, он знал, кто его шлепнул. Он знал всех здесь, на горе.

— Вы хотите сказать, конечно,— проговорил доктор Холмс напряженным голосом,— в этом доме?

— Вы меня поняли, доктор.

Дверь из коридора приоткрылась, и в комнату заглянула аккуратно причесанная седая голова миссис Уири.

— Завтрак...— начала она, затем в ужасе вытаращила глаза, и челюсть ее нелепо отвисла. Она вскрикнула и почти упала в комнату через порог. Позади нее появилась тощая фигура Боунса, его длинные руки подхватили толстое тело миссис Уири. Но тут и он увидел неподвижную фигуру доктора Ксавье, и его землистого цвета морщинистые щеки позеленели. Он чуть не выронил из рук экономку. Эллери прыгнул вперед и подхватил женщину. Она была в обмороке.

Энн Форрест робко вошла в кабинет, поколебалась немного, с трудом глотнула и поспешила на помощь к Эллери. Вдвоем им удалось втащить тяжелую женщину в библиотеку. Ни Марк Ксавье, ни вдова не шевельнулись.

Оставив экономку на попечении молодой женщины, Эллери вернулся в кабинет. Инспектор бесстрастно разглядывал изнуренного старика. Боуне тяжело вздыхал, глядя на мертвое тело своего хозяина. Он более походил на труп, чем сам мертвец. В темном провале его открытого рта виднелись обломки желтых зубов. Остекленевшие глаза ничего не выражали. Но постепенно сознание начало возвращаться к нему, и вдруг в нем вспыхнула дикая ярость. Он долго беззвучно двигал губами, пока, наконец, не выдавил из своей иссохшей груди хриплый животный крик. Затем повернулся и кинулся из комнаты. Все слышали, как он, спотыкаясь, бежал по коридору, что-то бессмысленно выкрикивая, как человек, сошедший с ума. Инспектор вздохнул.

— Да, это действительно потрясло его,— пробормотал он.— Господа, попрошу внимания.— Он вошел в библиотеку. Все смотрели на него. Миссис Уири, приведенная в чувство, тихо рыдала в кресле около своей хозяйки.— Прежде чем начать более тщательное расследование,— сказал инспектор,— нам необходимо кое-что выяснить немедленно. Имейте в виду, нам нужна правда. Мисс Форрест и вы, доктор Холмс, вы покинули гостиную прошлой ночью раньше нас. Вы пошли сразу в свои комнаты?

— Да,— тихо сказала девушка.

— Быстро заснули?

— Да, инспектор.

— А вы, доктор?

— Да.

— Миссис Ксавье, прошлой ночью вы прямо пошли в свою комнату? И оставались там всю ночь?

Вдова подняла свои удивительные глаза. В них было изумление.

— Я? О да!

— И сразу легли?

— Да.

— Ив течение всей ночи вы не обратили внимание на то, что ваш муж не пришел в спальню?

— Нет, я не заметила этого. Я спала до утра, не просыпаясь.

— Миссис Уири?

Экономка прорыдала:

— Я совсем ничего не знаю, сэр. Пусть Бог будет моим судьей. Я просто пошла спать.

— Что скажете вы, Ксавье?

Прежде чем ответить, Марк нервно облизнул губы, затем прерывистым голосом ответил:

— Я не выходил из своей спальни всю ночь.

— Я так и предполагал,— вздохнул инспектор.— Значит, никто не видел доктора после того, как мистер Квин, миссис Ксавье и я покинули его в гостиной вчера, так?

Все энергично кивнули головами.

— А что насчет выстрелов? Кто-нибудь их слышал?

Молчание.

— Должно быть, это горячий воздух виноват, все слишком крепко спали,— саркастически заметил инспектор.— Хотя я немного несправедлив, я ведь и сам ничего не слышал.

— В кабинете и в лаборатории стены звуконепроницаемы,— объяснил доктор Холмс.— Мы часто производили здесь эксперименты с животными, инспектор. Вы понимаете, шум...

— Понимаю. Эти двери, я полагаю, никогда не запирались?

Миссис Уири и миссис Ксавье одновременно утвердительно кивнули.

— А что насчет револьвера? Есть среди присутствующих кто-нибудь, кто не знал об оружии и патронах, которые лежали в маленьком комоде в кабинете?

Мисс Форрест быстро ответила:

— Я ничего не знала.

Инспектор фыркнул. Эллери задумчиво курил сигарету, почти не слушая. Инспектор снова внимательно оглядел всех и небрежно сказал:

— Пока все. Нет,— добавил он ядовито,— не расходитесь. Доктор Холмс, останьтесь с нами, вы можете нам понадобиться.

— О, ради Бога,— начала миссис Ксавье, приподнимаясь. Она выглядела измученной и постаревшей.— Нельзя ли нам...

— Оставайтесь, пожалуйста, на месте, мадам. Нам еще многое необходимо сделать. В частности,— добавил мрачно инспектор,— пригласить вашу спрятанную гостью, мадам Карро, спуститься вниз и дать нам возможность немного поболтать с ней.— Он закрыл дверь, не обращая внимания на ошеломленные лица присутствующих.

— И,— добавил серьезно Эллери,— краб. Пожалуйста, не забудь о крабе, папа.

Но все были слишком потрясены и не могли произнести ни слова.

— Ну, доктор,— быстро проговорил Эллери, когда дверь в кабинет закрылась.— Что вы скажете насчет трупного оцепенения? По-моему, он тверд, как доска. У меня есть кое-какой опыт в осмотре трупов. Этот выглядит слишком застывшим.

— Да,— сказал доктор Холмс,— оцепенение полное. Фактически оно произошло уже девять часов назад.

— Ну что вы, что вы,— нахмурился инспектор.— Вы уверены в этом, доктор? Этого не может быть.

— Уверяю вас, инспектор. Дело в том, что доктор Ксавье был диабетиком.

— А-а,— протянул Эллери.— Мы опять встретились с трупом диабетика. Помнишь миссис Доори в голландском мемориальном госпитале, папа? Ну, продолжайте, доктор.

— Это совершенно обычное явление,— сказал молодой англичанин, пожав плечами.— Иногда у диабетиков оцепенение наступает в течение трех минут после смерти. Дело в особом составе крови.

— Я припоминаю теперь,— сказал инспектор. Он вдохнул большую понюшку табака и убрал коробочку.— Ну ладно, это все интересно, но вряд ли продвинет нас в расследовании. Располагайтесь на кушетке, доктор Холмс, и попытайтесь на некоторое время забыть об этом деле... Ну, Эл, что странного ты тут заметил? О каких странностях болтал?

Эллери выбросил недокуренную сигарету в окно, обошел стол и остановился около вертящегося кресла, рядом с телом доктора Ксавье.

— Посмотри сюда.— Эллери указал вниз.

Инспектор взглянул. Затем с изумлением присел на корточки и схватил висящую правую руку мертвеца. Казалось, она была сделана из стали. С величайшим трудом ему удалось пошевелить ее. Он взялся за кисть. Она была крепко сжата. Три пальца — средний, безымянный и мизинец — плотно прижаты к ладони. Между указательным и большим пальцами хирурга был зажат оторванный кусок плотной бумаги.

— Что это? — пробормотал инспектор и попытался вытащить бумагу. Но пальцы держали ее крепко. Фыркая, старик с силой вцепился одной рукой в большой палец, другой — в указательный, пытаясь ослабить их хватку. Кусок плотной бумаги выпал на ковер. Инспектор взял его и поднялся.

— Что это? Это же разорванная игральная карта,— разочарованно воскликнул он.

— Совершенно верно,— сказал Эллери.— Ты, кажется, огорчен, папа? Напрасно! Я чувствую, этот кусочек карты имеет гораздо большее значение, чем может показаться на первый взгляд.

Это была половина шестерки пик.

Инспектор перевернул ее. Рубашка карты красная, на рисунке изображены букетики ландышей. Он взглянул на карты, валявшиеся на столе. Тот же рисунок. Старик вопросительно посмотрел на Эллери. Тот кивнул. Они шагнули вперед и потянули мертвеца. Им удалось чуть-чуть приподнять его, потом они отодвинули крутящееся кресло назад на несколько дюймов и снова опустили тело, так что только голова лежала на краю стола. Теперь все карты были открыты.

— Видишь, шестерка пик взята со стола,— прошептал Эллери,— и указал на расположенные рядом карты.— Очевидно, доктор Ксавье перед убийством раскладывал пасьянс. Самый обыкновенный пасьянс. Тринадцать карт откладываются в кучку, из нее потом можно брать карты. Затем четыре карты выкладываются в ряд открытыми, пятая карта, также открытая, кладется в отдельный ряд. Пасьянс уже подходил к концу. Посмотри, в этом ряду лежит десятка треф, ее почти полностью покрывает девятка червей, на девятке — восьмерка пик, на ней семерка бубен, потом — пустое место и затем пятерка бубен.

— Значит, шестерка пик была между семеркой и пятеркой бубен,— пробормотал инспектор.— Хорошо... Он вытащил ее из этого ряда. Я не понимаю... А где же вторая половинка шестерки? — спросил он внезапно.

— На полу под столом,— сказал Эллери. Он обошел стол, нагнулся и поднял скомканную в шарик карту. Эллери разгладил ее и приложил к куску, взятому из правой руки доктора. Половинки точно сошлись.

На обоих кусочках виднелись овальные отпечатки пальцев. Очевидно, больших пальцев. Отпечатки шли вверх по диагонали около линии разрыва.

— Это, несомненно, отпечатки пальцев доктора, когда он разрывал карту,— продолжал инспектор задумчиво. Он внимательно осмотрел большие пальцы мертвеца.— Да, они грязные. Это, конечно, проклятая сажа от пожара, все покрыто ею. Ну, Эл, теперь я понимаю, что ты хотел сказать.

Эллери пожал плечами, повернулся к окну и выглянул на улицу. Доктор Холмс, согнувшись почти пополам, сидел на кушетке, держась руками за голову.

— В него выстрелили дважды, и убийца скрылся, думая, что он мертв, но он еще не был мертв. В последний сознательный момент своей жизни он вытащил эту шестерку из пасьянса, который раскладывал, разорвал ее пополам, скомкал и выбросил вторую половинку. И только после этого умер. А зачем, черт возьми, он это сделал? А?

— Ты задаешь академический вопрос,— ответил Эллери, не поворачиваясь.— Хотя знаешь все так же хорошо, как и я. Ты, конечно, заметил, что на столе не было ни бумаги, ни каких-либо других письменных принадлежностей.

— А в верхнем ящике?

— Я посмотрел и там. Именно оттуда он достал эти карты, там был еще обычный для этого дома набор разных игр, но ни бумаги, ни карандаша, ни ручки.

— А на нем — в его пиджаке, брюках?

— Нет.

— А в других ящиках?

— Они заперты, и ключа у него при себе не было. Может быть, в другом костюме или еще где-нибудь, куда у него не хватило сил дотянуться.

— Ну тогда,— сказал инспектор,— все ясно. Он не имел возможности написать имя своего убийцы, поэтому оставил карту, так сказать, вместо письма. Вот эту нескомканную половину карты.

— Точно,— пробормотал Эллери.

Доктор Холмс поднял голову, веки его покраснели.

— Что? Он оставил...

— Да, доктор. Между прочим, я не ошибаюсь, ведь доктор Ксавье не был левшой?

Доктор Холмс глуповато уставился на Эллери. Эллери вздохнул.

— Ну конечно, не был. Я проверил это в первую очередь.

— Ты проверил? — изумился старик.— Но каким образом?

— Есть много способов поймать кошку, как говорил один рабочий живодерной станции. Я осмотрел карманы его пиджака, того, который лежит на кресле,— трубка и кисет находятся в правом кармане. И похлопал его по карманам брюк. Мелочь тоже лежит в правом кармане, левый пустой.

— Да, он не был левшой, это совершенно точно,— сказал наконец доктор Холмс.

— Так, так, хорошо, это совпадает с тем, что карта найдена в его правой руке, а также с направлением отпечатков пальцев на углах карты. Великолепно! Но мы топчемся на месте, ни шагу вперед. Что, во имя всего святого, может означать этот кусочек карты? Доктор, вы не знаете, кого он имел в виду, оставляя шестерку пик?

Продолжавший смотреть в одну точку доктор Холмс вздрогнул.

— Я? Нет, нет, я ничего не могу сказать, я, право, не знаю...

Инспектор подошел к двери библиотеки и распахнул ее. Миссис Уири, миссис Ксавье и брат покойного были на тех же местах, где и раньше, но мисс Форрест исчезла.

— А где же барышня? — грубо спросил инспектор.

Миссис Уири вздрогнула, а миссис Ксавье, по всей вероятности, не слышала вопроса. Она продолжала порывисто раскачиваться в кресле. Марк Ксавье ответил:

— Она вышла...

— Чтобы предупредить миссис Карро, я полагаю,— оборвал его инспектор.— Хорошо, пускай. Но Боже вас сохрани выйти отсюда. Ксавье, войдите сюда.

Марк медленно расправил плечи и последовал за инспектором в кабинет. Там он, всячески избегая смотреть на мертвого брата, судорожно глотнул, глаза его бегали из стороны в сторону.

— Предстоит довольно неприятная работа, Ксавье,— сказал старик,— и вы должны нам помочь. Доктор Холмс!

Англичанин заморгал.

— Вы, вероятно, сможете ответить мне. Как известно, мы здесь отрезаны от всех до тех пор, пока шериф из Эскуэвы не сможет пробраться сюда. Совершенно невозможно угадать, когда это произойдет. В то же время, когда совершается убийство, я не имею никакого права похоронить тело жертвы, хотя в данном случае и был уполномочен шерифом вести расследование. Похороны придется задержать до обычного следствия и официального разрешения. Понятно?

— Вы хотите сказать,— хрипло проговорил Марк,— что его придется держать в таком виде? Но Боже мой, послушайте...

Доктор Холмс встал.

— К счастью,— сказал он,— в лаборатории есть холодильник, мы пользуемся им для экспериментов с бульонами, которые требуют низкой температуры. Я думаю,— продолжал он с усилием,— мы сможем устроить это...

— Прекрасно! — Инспектор хлопнул молодого человека по спине.— Вы неплохо соображаете, доктор. Как только труп будет убран, я уверен, вы все сразу почувствуете себя лучше. Ну, Ксавье, теперь помогайте, и ты, Эл, тоже. Это будет нелегкая работа.

Они вернулись из лаборатории в кабинет бледными, капли пота покрывали их лица. Лаборатория представляла собой большую, неправильной формы комнату, заставленную электрической аппаратурой и фантастическим количеством причудливо изогнутых стеклянных сосудов.

Солнце уже высоко поднялось в небе, и в кабинете было невыносимо жарко и душно. Эллери распахнул окно. Инспектор снова открыл дверь в библиотеку.

— А теперь,— сказал он мрачно,— настало время заняться настоящим сыском. Боюсь, это будет не очень-то легко. Я хочу, чтобы вы все поднялись со мной наверх и....— Он остановился.

Откуда-то из глубины дома доносились грохот металлических предметов и крики. Один из голосов, визжащий от ярости, принадлежал «мастеру на все руки» Боунсу. Другой, низкий и отчаянный рев, немного был знаком Эллери.

— Какого черта...— начал инспектор обернувшись.— Я думал, что никто не может пробраться сюда.— Он вытащил револьвер и бросился по коридору в направлении, откуда доносились эти звуки.

Эллери мчался за ним по пятам, остальные, изрядно перепуганные, бежали следом.

Инспектор повернул направо, туда, где второй коридор скрещивался с основным, рванулся к главной лестнице и дальше к дальней двери, которую он и Эллери видели мельком, когда вошли в дом прошлой ночью. Он поднял револьвер, распахнул дверь и очутился в безукоризненно чистой, облицованной кафелем кухне. В центре, среди массы погнутых и измятых кастрюль и разбитых черепков, двое мужчин сцепились в отчаянной схватке. Один — тощий старик в спецовке, с глазами, вылезающими из орбит, выкрикивающий проклятия и схвативший своего врага с силой маньяка.

Поверх плеча Боунса торчали толстое, чудовищно жирное лицо и жабьи глаза человека, которого Квины встретили на темной горной дороге прошедшей ночью.

 

 

Глава 6

Смит

— А-а-а, так это ты,— воскликнул инспектор.— Прекратить! — добавил он резко. Я держу тебя под прицелом и не шучу.

Руки толстяка опустились, и он тупо уставился на инспектора.

— А, наш друг автомобилист,— усмехнулся Эллери, входя в кухню. Он похлопал толстяка по бедрам и по груди.— Безоружен. Ай-ай-ай, чудовищная неосторожность! Ну, что вы нам расскажете, дорогой Фальстаф?

Красный язык скользнул по губам толстяка, огромного, широкого, как башня, с круглым брюшком. Он шагнул вперед, и его тело заколыхалось, как желе. Боунс смотрел на него с ненавистью.

— Что такого я...— начал незнакомец неприятным басом. Затем в его глазах сверкнул хитрый огонек.— А что все это значит? — взревел он.— Это создание напало на меня...

— В своей собственной кухне? — перебил его Эллери.

— Он враг,— визжал Боунс, трясясь от злости.— Я видел, как он влез в дом через окно, а потом шарил по дому, пока не нашел кухню. А потом он...

— У нашего толстяка взыграл аппетит. Он проголодался. Я знал, что вы вернетесь.— Эллери внезапно повернулся и оглядел лица всех, кто стоял позади него. Они смотрели на толстяка недоумевающе.

— Это он? — спросила миссис Ксавье чуть слышно.

— Да, конечно. Вы встречались с ним раньше?

— Нет, нет.

— Мистер Ксавье? Миссис Уири? Доктор Холмс? Странно,— пробормотал Эллери. Он подошел к толстяку ближе.— Мы закроем глаза на этот маленький налет на кухню, надо же сделать скидку человеку, умирающему с голоду, хотя бы из чистого человеколюбия. Тем более, ему непросто набить такое брюхо! Я думаю, вы действительно обезумели от голода, если рискнули вернуться сюда, хотя и приложили невероятные усилия, чтобы пробиться через огонь, не так ли?

Толстяк ничего не ответил. Его маленькие глазки перебегали с одного лица на другое, он хрипло дышал.

— Ладно,— резко сказал Эллери.— Что вы здесь делали вчера?

Похожая на бочку грудь внезапно вздулась.

— А вам какое дело?

— Не стоит так возмущаться. Могу сказать, что у нас имеются все основания подозревать вас в убийстве.

— В убийстве? — Лицо толстяка вдруг обвисло, и хитрость исчезла из жабьих глаз.— В убийстве кого?

— Хватит упираться,— рявкнул инспектор, все еще держа в руках револьвер.— Кого? Минуту назад я думал, что вам это безразлично... А кого бы вы предпочли видеть убитым?

Толстяк, глазки которого беспокойно бегали, глубоко вздохнул.

— О... естественно... убийство... Я ничего не знаю насчет этого господина. Откуда мне знать? Я полночи блуждал в поисках дороги, чтобы выбраться отсюда. Потом поставил машину ниже на дороге и спал до утра. Как же я мог...

— И вы не подъезжали к дому, когда убедились, что не сможете пробиться на нижнюю дорогу?

— Нет, конечно нет.

— Хорошо. А почему вы этого не сделали?

— Я... я просто не подумал об этом.

— Как вас зовут?

Толстяк немного поколебался.

— Смит.

— Он говорит, что его имя Смит,— сказал инспектор, обращаясь ко всем.— Чудесно, чудесно. Просто Смит? Или у вас не хватает воображения, чтобы придумать себе имя?

— Френк Смит. Френк Смит.

— Откуда вы свалились?

— Э... из Нью-Йорка.

— Странно,— пробормотал инспектор.— Я думал, что мне известны все уродливые рожи в нашем городе. Итак, что же вы делали здесь вчера вечером?

Смит опять облизнул губы.

— Я полагаю, что заблудился...

— Ах, вы полагаете?

— Я хочу сказать, что я заблудился, понимаете? Когда я взобрался сюда, на вершину, и увидел, что дальше ехать некуда, я повернул и поехал вниз. Вот тогда-то я вас и встретил. Понимаете?

— Тогда вы пели совсем другую песню,— сказал старик неприязненно.— Вы чертовски спешили. Значит, вы никого не знаете в этом доме? А когда вы вчера ночью заблудились, то не подумали о том, чтобы остановиться здесь и спросить о дороге? Нет?

— Нет.— Глаза Смита перекинулись от Квинов к молчаливой компании, стоявшей позади них.— Но кто, смею спросить, был несчаст...

— Несчастный, который насильно покинул этот мир? — Эллери задумчиво покосился на Смита.— Это был джентльмен по имени Джон Ксавье, доктор Джон Ксавье. Это имя вам известно?

Из глубины впалой груди Боунса раздались угрожающие звуки.

— Нет,— ответил Смит поспешно,— никогда не слышал о нем.

— А вы никогда раньше не бывали на этой дороге на Эрроу-Маунтин, мистер, как вас там, Смит что ли? Прошлой ночью это был ваш дебют?

— Уверяю вас...

Эллери нагнулся и схватил за руку толстяка. Смит зарычал и изумленно отдернул руку.

— О, я не собираюсь вас кусать. Просто ищу кольца.

— К-к-кольца?

— Но у вас их нет,— Эллери вздохнул.— Я думаю, папа, что мы осчастливлены присутствием еще одного гостя. Миссис Ксавье... О нет, миссис Уири, возьмите на себя все хлопоты.

— Полагаю, это будет правильно,— мрачно пробурчал инспектор, убирая револьвер.

— В вашей машине есть какое-нибудь барахло, Смит, или как вас там?

— Да, конечно. Но не могу ли я?.. Пожар еще не кон...

— Вы не можете и пожар еще не кон... Забирайте свои вещи из машины. Я не могу доверить вас Боунсу, потому что он способен отгрызть вам ухо. Молодчина, Боуне, вот это характер! Будьте начеку.

Инспектор похлопал молчаливого старика по костлявому плечу.

— Миссис Уири, укажите мистеру Смиту комнату на втором этаже. У вас ведь есть пустая, не так ли?

— О да, сэр,— нервно ответила миссис Уири,— несколько комнат.

— Потом покормите его. А вы ведите себя прилично, Смит, без глупостей.— Инспектор повернулся к миссис Ксавье, которая как-то съежилась, даже кожа ее выглядела увядшей.— Простите, мадам,— сказал он натянуто,— за то, что я взял на себя смелость распоряжаться в вашем доме. Но когда совершается убийство, нет времени разводить церемонии.

— Пожалуйста, пожалуйста, поступайте как вам будет угодно,— прошептала она.

Эллери посмотрел на миссис Ксавье с удвоенным интересом. Вся ее язвительность испарилась в тот момент, когда обнаружили труп доктора. Пламя черных глаз угасло, они стали безжизненными. А где-то там, в глубине, затаился страх. Она резко изменилась, до неузнаваемости. Вся, за исключением жуткой полуулыбки, которая, казалось, прилипла к ее губам с упрямой настойчивостью физической привычки.

— Ладно, господа,— сказал инспектор резко,— теперь давайте нанесем визит этой «даме из общества». Мы повидаемся с ней все вместе, чтобы я смог понять всю историю сразу и чтобы никто не попытался надуть меня и скрыть что-нибудь. Может быть, нам удастся найти просвет во всей этой гнусной истории.

— В этом нет никакой необходимости, инспектор. Я уже сошла вниз, как видите.

Все повернулись на звук красивого низкого голоса. Эллери, поворачиваясь, увидел глаза миссис Ксавье. Они опять горели черным пламенем. 

 

 

Глава 7

Плачущая леди

Она опиралась на руку высокой Энн Форрест, элегантная, хрупкая, красивая, похожая на нежный цветок. На вид ей было не больше тридцати пяти лет, даже, пожалуй, меньше. Маленькая стройная фигурка затянута в серый мягкий материал. Волосы цвета воронова крыла, прямые, решительные линии бровей над карими глазами, трепетные тонкие ноздри и маленький рот. Едва заметные крохотные морщинки вокруг глаз. В осанке, в манере держаться, в том, как она стояла, подняв голову, Эллери почувствовал породу. «Замечательная женщина,— подумал он,— такая же замечательная, но в своем роде, как и миссис Ксавье». При этом он взглянул на миссис Ксавье. К ней чудесным образом вернулась юность. Никогда еще так ярко не горело пламя ее изумительных глаз, а обвисшие было мускулы лица вновь подтянулись. Она с кошачьим упорством уставилась на миссис Карро. Откровенная обнаженная ненависть сменила страх.

— Вы миссис Мари Карро? — спросил инспектор. Если он и восхищался ею, как говорил Эллери прошлой ночью, сейчас он этого не обнаруживал.

— Да,— ответила маленькая женщина,— Совершенно верно... Прошу прощения...— Она повернулась к миссис Ксавье со странной смесью боли и сожаления в глубине глаз.— Мне так жаль, моя дорогая... Энн сказала мне. Если я что-нибудь могу сделать...

Черные зрачки еще больше расширились, смуглые ноздри вздрогнули.

— Да,— вскрикнула миссис Ксавье, делая шаг вперед.— Да, можете. Убирайтесь из моего дома! Вот что вы можете сделать. Я достаточно страдала. Убирайтесь из моего дома, вы и ваше проклятое...

— Сарра,— оборвал ее Марк Ксавье, схватив за руку и грубо встряхнув.— Не забывайтесь! Вы соображаете, что говорите?

Голос женщины поднялся до визга.

— Она... она...— Струйка слюны появилась в уголке ее рта. Глаза походили на пылающие пропасти.

— Ну-ну-ну,— мягко сказал инспектор,— в чем дело, миссис Ксавье?

Миссис Карро не пошевелилась, только мгновенно побледневшие щеки выдавали ее волнение. Энн Форрест сжала ее руки еще крепче. Миссис Ксавье вздрогнула и начала покачивать головой из стороны в сторону, бессильно прислонившись к деверю.

— Ну, все в порядке,— продолжал инспектор тем же мягким голосом. Он бросил взгляд на Эллери, но тот изучал лицо Смита. Толстяк забился в укромный уголок, стараясь никому не мешать. Было похоже, что он прилагал фантастические усилия, чтобы достигнуть только двух измерений. Обвисшее лицо стало багрово-красным.

— Пойдемте в гостиную, там поговорим.

— Теперь, миссис Карро,— сказал старик, когда все в напряженном ожидании уселись в большой комнате, залитой ярким солнечным светом,— пожалуйста, объяснитесь. Я хочу знать всю правду. И если я не узнаю ее от вас, я все равно смогу узнать ее от других. Так что уж лучше выкладывайте все сами.

— Что вы хотите знать? — прошептала миссис Карро.

— Массу вещей. Прежде всего простой вопрос. Давно ли вы в этом доме?

— Две недели.

Она сидела, опустив глаза, ее музыкальный голос был едва слышен. Миссис Ксавье, мертвенно спокойная, откинулась в кресле.

— Гостите здесь?

— Да, можно сказать, что так.— Она сделала паузу, подняла глаза и вновь их опустила.

— С кем-нибудь приехали, миссис Карро, или вы здесь одна?

Она опять немного поколебалась. Энн Форрест быстро вмешалась:

— Нет, я приехала вместе с миссис Карро. Я ее доверенный секретарь.

— Это я уже заметил,— холодно сказал инспектор.— Пожалуйста, не суйтесь, барышня. Я еще расправлюсь с вами за то, что вы не подчинились приказу. Я не люблю, когда мои свидетели убегают и передают сведения другим.

Мисс Форрест вспыхнула и закусила губы.

— Миссис Карро, давно ли вы знаете доктора Ксавье?

— Две недели, инспектор.

— О, понимаю. Были ли вы раньше знакомы с кем-нибудь из здесь присутствующих?

— Нет.

— Это так, Ксавье?

— Правильно.

— Что вас привело сюда? Болезнь? Да, миссис Карро?

Она вздрогнула.

— В некотором смысле.

— Ведь предполагается, что сейчас вы путешествуете по Европе, не так ли?

— Да.— Она подняла на него умоляющие глаза.— Я не хотела бы, чтобы об этом знали мои...

— Поэтому вы и прятались прошлой ночью, когда я и мой сын приехали, и поэтому-то все были здесь в таком нервном состоянии? Вас укрывали, так?

Она прошептала:

— Да.

Инспектор выпрямился и задумчиво открыл табакерку. Затем оглянулся, ища Эллери, но тот куда-то исчез.

— Значит, вы никогда никого из этих людей раньше не видели? Просто приехали для лечения или там для обследования?

— Да, инспектор, о да.

— Гм...— Старик прошелся по комнате. Все молчали.

— Скажите мне, миссис Карро, вы выходили из вашей комнаты вчера ночью?

— Нет.

— Это неправда,— вдруг закричала миссис Ксавье. Она вскочила на ноги, высокая и великолепная в своей ярости.— Я видела ее!

Миссис Карро побледнела, мисс Форрест привстала со стула, изумленный Марк Ксавье смешным жестом протянул руку вперед.

— А ну-ка помолчите все. Так вы говорите, миссис Ксавье, что видели, как миссис Карро выходила из своей комнаты?

— Да, она выскользнула из своей комнаты вскоре после полуночи и побежала вниз. Я видела, как она вошла в кабинет моего... моего мужа. Они были там...

— Да, миссис Ксавье, долго она там была?

Ее глаза забегали.

— Не знаю. Я не дождалась, когда она вышла.

— Это правда, миссис Карро? — мягко спросил инспектор.

Глаза маленькой женщины наполнились слезами, губы задрожали. Она заплакала.

— Да, да,— рыдала она, пряча лицо на груди мисс Форрест.— Но я не...

— Минутку.— Инспектор посмотрел на миссис Ксавье со слегка насмешливой улыбкой.— Помнится, вы говорили нам, миссис Ксавье, что прошлой ночью вы сразу легли и спали до утра.

Высокая женщина закусила губу и села.

— Я знаю. Я солгала. Боялась, что вы будете подозревать... Но я видела ее. Это была она... Она...— Миссис Ксавье остановилась в волнении.

— И вы не стали ждать,— сказал инспектор,— когда она выйдет оттуда? Ай-ай-ай! До чего дошли наши женщины! Ну, ладно. Миссис Карро, вы дожидались, пока все уснут, чтобы пробраться в кабинет и поболтать с доктором Ксавье после полуночи. Почему?

Миссис Карро достала серый шелковый носовой платочек, вытерла глаза и упрямо выставила вперед маленький подбородок.

— Было бы очень глупо с моей стороны лгать вам, инспектор. Миссис Уири зашла в мою комнату перед тем, как лечь спать, и сказала, что «незнакомцы», т. е. вы, господа, остались на ночь из-за пожара. Она также сообщила, что доктор находится внизу. Я очень беспокоилась,— ее ресницы затрепетали,— и спустилась вниз поговорить.

— Насчет моего сына и меня? Да?

— Да...

— И по поводу вашего э... состояния?

Она покраснела и снова повторила.

— Да.

— А как выглядел доктор? Не заметили ли вы чего-нибудь необычного? Все было в порядке? Он был бодрый, естественный, как всегда? Не был ли он чем-нибудь огорчен?

— Он был такой, как всегда, инспектор,— прошептала она,— добрый, внимательный. Мы поговорили немного, потом я поднялась к себе.

— Будь ты проклята! — завизжала миссис Ксавье, вскочив на ноги.— Я не могу, не хочу больше терпеть. Она все время пряталась с ним по углам, каждый вечер с тех пор, как приехала сюда. Вечно со своей хитрой фальшивой улыбочкой. Она хотела отнять его у меня. Плакала крокодиловыми слезами, играла на его сочувствии. Он никогда не мог устоять перед хорошенькой женщиной. Сказать вам, инспектор, зачем она здесь?

Она рванулась вперед, указывая трясущимися руками на съежившуюся фигурку миссис Карро.

— Сказать? Сказать?

Впервые за последний час заговорил доктор Холмс.

— О, послушайте, миссис Ксавье,— промямлил он,— я бы не...

— Нет, о нет! — простонала миссис Карро, закрывая лицо руками.— Пожалуйста, пожалуйста, прошу...

— Ты — проклятая чертовка,— разъяренно вскочила Энн Форрест,— ты змея! Я...— Она кинулась к миссис Ксавье.

— Энн,— тихо сказал доктор Холмс, загораживая ей дорогу.

Инспектор наблюдал за ними ясными, улыбающимися глазами. Он был очень спокоен и почти не поворачивал головы, глядя на их лица. Большая комната наполнилась злобными голосами и тяжелым дыханием.

— Сказать?! — продолжала визжать миссис Ксавье с безумным выражением в глазах.— Сказать?

Шум оборвался так внезапно, как будто кто-то выключил репродуктор. Послышалось движение за дверью.

— Но в этом нет никакой необходимости, миссис Ксавье,— весело прозвучал голос Эллери,— мы уже все знаем. Вытрите слезы, миссис Карро. Все это очень далеко от трагедии. Мой отец и я — люди, которым можно доверять, и вы можете быть уверены, что мы сохраним ваш секрет. Даже дольше, чем другие. Папа, с огромным удовольствием представляю тебе то, что ты видел прошлой ночью, или то, что ты думал, что видел.

Инспектор разинул рот.

— Могу добавить, что это два умнейших, милейших, хорошо воспитанных и приветливых парня, которым надоело сидеть взаперти в спальне и которые решили выбраться в коридор и поглядеть на ужасных людей, ворвавшихся в дом их хозяина. Познакомьтесь, слева направо: мистеры Джулиан и Френсис Карро, сыновья миссис Карро. Я только что познакомился с ними и считаю, что они восхитительны.

Эллери остановился в дверях, обхватив руками плечи двух высоких, красивых мальчиков, блестящие глаза которых с любопытством разглядывали все детали картины, представившейся их взорам. Эллери, стоявший позади них, бросал многозначительные взгляды на своего отца.

Мальчикам было, вероятно, лет по шестнадцать. Сильные, широкоплечие, с загорелыми лицами, с приятными, правильными чертами лица, очень похожие на мать, но в более мужественном стиле. Каждый из них являлся как бы слепком с другого. В малейших деталях фигуры и лица они были абсолютно похожи друг на друга. Даже их одежда — серые фланелевые костюмы, тщательно отглаженные, яркие голубые галстуки, белые рубашки и черные ботинки — были одинаковы. Но не тот факт, что они были близнецами, заставил челюсть инспектора отвиснуть от изумления, а то, что они были слегка повернуты друг к другу, что правая рука одного мальчика обнимала талию его брата, а левая рука другого не была видна, и что их шикарные серые пиджаки встречались и совершенно невероятным образом соединялись на уровне груди.

Это были сиамские близнецы. 

 

 

Глава 8

Ксифопагус

[4]

Они смотрели на инспектора с застенчивым мальчишеским любопытством. Каждый по очереди протянул ему для сердечного пожатия свою свободную руку. Миссис Карро сразу оживилась. Она выпрямилась и улыбнулась мальчикам. «Каких усилий это стоило ей,— подумал с восхищением Эллери,— никто, вероятно, за исключением Энн Форрест, не знает».

— Боже, сэр,— воскликнул приятным тенором близнец справа,— вы действительно настоящий живой инспектор полиции, как сказал нам мистер Квин?!

— Боюсь, что так, сынок,— ответил инспектор со слабой улыбкой.— Как тебя зовут?

— Я Френсис, сэр.

— А тебя, мой мальчик?

 — Джулиан, сэр,— ответил близнец слева. И голоса у них были одинаковые.

«Джулиан,— отметил инспектор,— более спокойный из двоих».

Он серьезно разглядывал инспектора.

— Можно нам посмотреть ваш золотой значок, сэр?

— Джулиан,— прошептала миссис Карро с укором.

— Да, мама?

Мальчики посмотрели на красивую женщину, и оба сразу улыбнулись. Это было жутко, но восхитительно. Потом с совершенной грацией и легкостью они пересекли комнату, и инспектор увидел, как их широкие юные спины раскачивались в натренированном ритме. Он увидел также, что левая рука Джулиана, лежащая на пояснице брата, была в гипсе и привязана к телу брата. Мальчики нагнулись над креслом матери и поцеловали ее в щеки. Затем они сели на диван и с полной серьезностью устремили глаза на инспектора, к полному его смущению.

— Ладно,— сказал тот немного растерянно.— Это меняет дело. Теперь я понимаю, что тут происходит... Между прочим, ребята... вот ты, Джулиан, что случилось с твоей лапой?

— Я ее сломал, сэр,— ответил мальчик слева.— На прошлой неделе мы упали со скалы.

— Доктор Ксавье,— добавил Френсис,— вправил ее. Она теперь не очень болит, верно, Джулиан?

— Не очень,— сказал Джулиан мужественно. Они опять улыбнулись инспектору.

— Я полагаю, вы знаете, что тут... э-э... кое-что случилось с доктором Ксавье?

— Да, сэр,— ответили они серьезно, и улыбка исчезла с их лиц, но они не могли скрыть возбужденного блеска своих глаз.

— Я думаю,— сказал Эллери, закрывая за собой дверь,— мы можем спокойно обо всем поговорить. Все, что будет сказано в этой комнате, миссис Карро, конечно, никуда из нее не выйдет.

— О да! — Она вздохнула.— Все это очень досадно, мистер Квин, я надеялась... я ведь не очень храбрая, понимаете? — Она посмотрела на своих сыновей, на их стройные крупные тела со странной смесью гордости и боли.— Френсис и Джулиан родились немногим более шестнадцати лет назад в Вашингтоне. Мой муж был еще жив тогда. Сыновья родились абсолютно здоровыми, нормальными детьми, за исключением.:.— она помолчала и закрыла глаза,— ... за исключением одной вещи, как вы видите. Они соединены от рождения. Незачем говорить, что мою семью это буквально потрясло...— Она остановилась, тяжело дыша.

— Обычная близорукость знатных семейств,— сказал Эллери с ободряющей улыбкой.— Уверяю вас, я бы чувствовал гордость...

— Но я горжусь,— воскликнула она.— Они лучшие дети! Самые сильные, самые честные и самые терпеливые!

— Вот какая наша мамочка,— сказал, улыбаясь, Френсис. Джулиан удовлетворился нежным взглядом, брошенным на мать.

— Но «они» — я имею в виду семью — были сильнее меня,— продолжала миссис Карро тихо.— Я же была слабой и испуганной. Муж, к сожалению, думал так же, как «они». Так что...— Она сделала беспомощный жест. Нетрудно было догадаться, что произошло: ненавидящая шумиху семья аристократов... семейная конференция... огромные суммы денег, чтобы заткнуть рты... дети, тайно увезенные из родильного дома и отданные на попечение умелой и вызывающей доверие няни. Объявление в газетах, что «миссис Карро родила мертвого ребенка»... и т. д.

— Я часто виделась с ними тайно. Когда они подросли, то все поняли. Они никогда не жаловались, мои дорогие мальчишки, всегда были веселыми и нисколько не озлобленными. Конечно, им предоставлялись лучшие учителя и медицинское обслуживание. Когда умер муж, я подумала... Но «они» все еще были сильнее меня, а я ведь не особенно храбрая. И все это время я хотела... мое сердце разрывалось...

— Конечно, конечно,— откашлялся инспектор,— мы понимаем, миссис Карро. Я полагаю, что ничего нельзя было сделать с медицинской точки зрения?

— А мы можем все вам рассказать об этом,— весело произнес Френсис.

— Что вы можете, сынок?

— Понимаете, сэр, мы соединены у грудной клетки лиг... ли...

— Лигатурой,— сказал Джулиан, нахмурившись.— Ты никак не можешь запомнить это слово, Френсис, по-моему, пора бы уже знать.

— Да, лигатурой,— повторил Френсис, кивая головой в ответ на это суровое замечание.— И она очень крепкая, сэр. Вы знаете, мы можем растянуть ее почти на шесть дюймов.

— А разве это не больно? — спросил инспектор, содрогнувшись.

— Больно? О нет, сэр. Скажите, разве вам будет больно, если вы потянете себя за ухо?

— Наверное, нет. Никогда не думал об этом,— сказал старик с улыбкой.

— Хрящевидная лигатура,—  объяснил доктор.

Холмс.— То, что в тератологии мы называем мечевидным отростком. Совершенно изумительный феномен! Эластичный и невероятно крепкий.

— Мы умеем делать вместе трюки,— сказал Джулиан серьезно.

— Джулиан,— сказала миссис Карро слабым голосом.

— Но мы можем, мама. Ты же знаешь! Мы разучиваем трюки, которые делали первые сиамские близнецы. Мы показывали их тебе, помнишь?

— О, Джулиан,— повторила миссис Карро, подавляя улыбку.

Щеки доктора Холмса внезапно вспыхнули от прилива профессионального энтузиазма.

— Чанг и Энг, так звали сиамских близнецов, могли держать вес один другого только на этой лигатуре. Джулиан и Френсис тоже неплохие акробаты. Да, сэр! Они способны делать гимнастических трюков больше, чем я.

— Потому что вы недостаточно упражняетесь, доктор,— сказал Френсис вежливо.— Почему вы не займетесь боксом с мешком?

Инспектор все это время улыбался. Напряжение в комнате явно ослабло, чему способствовал абсолютно нормальный разговор мальчиков, их светлый ум и полное отсутствие горечи. Миссис Карро влюбленно улыбалась им.

— Во всяком случае,— продолжал Френсис,— было бы хорошо, если бы у доктора была только эта забота.— Он указал на свою грудь.

— Ребята, дайте-ка лучше я все объясню,— сказал доктор Холмс нежно.— Понимаете, инспектор, медицине известны три обычных — если только можно так выразиться — типа сиамских близнецов. Правда, это очень редкие случаи. Есть тип миогопагус — сращение спина к спине. Вероятно, самый лучший пример в этом отношении — близнецы Роза и Джозефа Блассен. Их оперировали...— Он остановился, и лицо его потемнело.— Затем были...

— И что, операция увенчалась успехом? — спокойно спросил Эллери.

Доктор Холмс закусил губу.

— Н-нет, видите ли, н-нет... но тогда медицина еще не знала так много, как сейчас...

— Не волнуйтесь, доктор,— сказал Френсис серьезно.— Мы все знаем об этих вещах. Понимаете, мистер Квин, нас интересует наш собственный случай. Девочки Блассен умерли в результате хирургической попытки. Но с ними не было доктора Ксавье.

Щеки миссис Карро сделались бледнее белков ее глаз.

Инспектор бросил сердитый взгляд на Эллери и знаком попросил доктора Холмса продолжать.

— Следующий тйп,— доктор Холмс говорил с трудом,— ксифопагус — близнецы, соединенные мечевидным отростком у груди. Знаменитые первые сиамские близнецы Чанг и Энг Бункеры, два совершенно здоровых индивидуума.

— Умерли в 1874 году,— объявил Джулиан,— когда Чанг заболел воспалением легких. Им было шестьдесят три года, они были женаты и имели массу детей и внуков.

— Они не настоящие сиамцы,— добавил, улыбаясь, Френсис,— скорее, на три четверти китайцы и на четверть малайцы или что-то в этом роде. Шикарные и очень богатые близнецы, инспектор Квин.

— И наконец,— продолжал доктор Холмс,— встречается сращение бок с боком. У наших мальчиков сращение грудь с грудью, у них общая печень и, конечно, общая кровеносная система.— Он вздохнул.— У доктора Ксавье полная история их болезни, он получил ее от лечащего врача миссис Карро.

— Но зачем,— пробормотал Эллери,— вы привезли сюда этих молодых крепышей, миссис Карро?

Последовало молчание. Атмосфера опять сгустилась. Миссис Ксавье мрачно смотрела на миссис Карро.

— Доктор сказал,— прошептала миссис Карро,— что, возможно...

— Он дал вам надежду? — медленно проговорил Эллери.

— Нет, не совсем. Был лишь самый маленький, слабый шанс. Энн — мисс Форрест — слышала, что он проводил какие-то эксперименты...

— Доктор Ксавье,— прервал молодой врач,— занимался довольно сложными, причудливыми экспериментами. Нет, не причудливыми, скорее — необычными. Это, конечно, великий человек. Он тратил массу времени и денег на эти эксперименты. Кое-что проникло в печать, но немного, потому что он не любил этого. Когда миссис Карро написала...— Он замолчал.

Инспектор посмотрел на миссис Карро и на доктора Холмса.

— Насколько я понимаю,— пробормотал он,— вы не разделяете энтузиазма доктора Ксавье?

— Это не относится к делу,— сухо промолвил англичанин. Он взглянул на близнецов со смешанным чувством жалости и нежности.

Опять наступило молчание. Старик прошелся по комнате.

— Мальчики, вы любили доктора Ксавье? — спросил он резко.

— О да,— дружно ответили они.

— Причинял ли он вам когда-нибудь боль?

Миссис Карро вздрогнула, в ее глазах появилась тревога.

— Нет, сэр,— ответил Френсис.— Он только изучал нас, брал всякие анализы, делал рентгеновские снимки, уколы, давал специальную пищу...

— Мы привыкли к этим вещам,— мрачно добавил Джулиан.

— Понимаю. Ну а что насчет вчерашней ночи? Хорошо ли вы спали?

— Да, сэр.— Они отвечали очень торжественно, и только дыхание их участилось.

— Вы не слышали ночью никаких необычных звуков? Например, стрельбу?

— Нет, сэр.

Старик потер подбородок и улыбнулся.

— Вы завтракали?

— Да, сэр. Миссис Уири принесла нам завтрак рано утром,— сказал Френсис.

— Но мы уже опять проголодались,— добавил поспешно Джулиан.

— Тогда я предлагаю вам, молодые люди, пробежаться на кухню и попросить миссис Уири наскрести вам что-нибудь пожевать.

— Хорошо, сэр,— ответили они хором и, поднявшись и поцеловав мать, извинились и вышли из комнаты, раскачиваясь в свойственной им грациозной, забавной, ритмической походке. 

 

 

Глава 9

Убийца

На террасе за одной из дверей появилась тощая, сгорбленная фигура.

— А, Боуне,— позвал инспектор. Тот вздрогнул.— Входи, ты мне нужен.

Старик проскользнул через дверь. Его печальное лицо казалось еще более мрачным, чем раньше, длинные костлявые руки неловко болтались и дергались, кулаки судорожно сжимались и разжимались. Эллери задумчиво смотрел на непроницаемое лицо отца. Инспектор явно что-то задумал.

— Миссис Ксавье,— обратился он к вдове,— давно ли вы здесь живете?

— Два года.

— Ваш муж купил этот дом?

— Он его выстроил.— Страх опять появился в ее глазах.— В то время он бросил работу, купил вершину Эрроу-Маунтина, расчистил ее и построил этот дом. Затем мы приехали сюда.

— Вы недавно замужем?

— Да,— удивленно ответила она.— Мы поженились приблизительно месяцев за шесть до того, как переехали сюда.

— Ваш муж был богат?

Она пожала плечами.

— Я никогда не вникала в его финансовые дела. Он всегда давал мне все самое лучшее.— На мгновенье ее глаза опять стали похожи на кошачьи, и она добавила: — Лучшее в материальном смысле.

Инспектор медленно вдохнул табак. Он казался очень уверенным в себе.

— Мне помнится, ваш муж никогда раньше не был женат, миссис Ксавье. А вы?

Она поджала губы.

-- Я была вдовой, когда встретилась с доктором Ксавье.

— Детей не было ни от одного брака?

Она странно вздохнула.

—- Нет.

— Гм...— Инспектор пальцем поманил к себе Марка Ксавье.— Вам должно быть известно финансовое состояние вашего брата. Он был богат?

Марк вздрогнул, как будто только что проснулся.

— Что? А, деньги? Да, он был хорошо обеспечен.

— Значит, солидный актив?

Марк пожал плечами.

— Кое-что в недвижимом имуществе, а вы знаете, чего в наши дни стоит недвижимость. Большая часть денег, однако, в солидных государственных акциях. Когда он начинал медицинскую практику, он получил кое-какие деньги — так же, как и я — от нашего отца, но основную часть капитала он заработал своей профессией. Я был его поверенным.

— А,— сказал инспектор,— хорошо, что вы упомянули об этом. Я как раз думал, что нам будет трудно разобраться во всяких завещательных сложностях, будучи закупоренными здесь, как в бутылке. Значит, вы его поверенный? Так. Он, конечно, оставил завещание?

— Копия находится в сейфе в его спальне наверху.

— Это так, миссис Ксавье?

— Да.— Она была очень спокойна.

— Вам известен шифр? — Она назвала его.— Прекрасно. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах, я скоро вернусь.— Инспектор застегнул пиджак и быстро вышел из комнаты.

Он долго не возвращался. В гостиной было очень тихо. Издалека доносились веселые голоса Джулиана и Френсиса, очевидно, с энтузиазмом поглощающих запасы из кладовой миссис Уири. Вдруг в коридоре послышались тяжелые шаги. Все повернулись к двери, но она так и не открылась. Минуту спустя они увидели на террасе гориллоподобную фигуру мистера Смита, осматривающего мертвую каменистую почву вокруг дома. Эллери сидел в углу, покусывая ноготь. «Что там задумал отец?» — встревоженно думал он.

Наконец дверь распахнулась и со сверкающими глазами вошел инспектор. В руке он держал какой-то документ.

— Ну,— сказал он ласково, закрывая за собой дверь. Эллери, нахмурившись, смотрел на него. Атмосфера накалялась. Когда инспектор делался ласковым в процессе расследования, это значило, что он напал на нечто очень важное.— Я нашел завещание. Вот оно, короткое и ясное. По завещанию вашего мужа, миссис Ксавье, вы становитесь фактически единственной наследницей. Вы знали об этом? — Он помахал бумагой.

— Конечно.

— Так вот,— продолжал инспектор быстро,— за исключением маленькой суммы, оставленной брату, Марку Ксавье, и небольших сумм для различных научно-исследовательских обществ, организаций и т. п., вы наследуете основную часть его состояния, и, как вы сказали, Ксавье, оно достаточно велико.

— Да,— подтвердил Ксавье.

— Думаю, что с утверждением завещания и вообще с передачей наследства не будет никаких осложнений,— проговорил старик.— Никто не сможет оспаривать это завещание, Ксавье?

— Конечно, нет. Да и некому оспаривать. Я, конечно, не буду, даже если бы у меня и была какая-нибудь почва для оспаривания. Но таковой нет. Я —- единственный кровный родственник Джона. Между прочим — хотя это и не важно,— у моей невестки тоже нет родственников. Мы последние в роду с обеих сторон.

— Все это очень удобно,— улыбнулся инспектор.—

Кстати, миссис Ксавье, я полагаю, у вас с мужем не было никаких разногласий? Я хочу сказать, вы не ссорились? Не было ли споров, весьма свойственных поздним бракам?

— О, прошу вас! — И она закрыла руками глаза.

«И „это“ тоже очень удобно»,— мрачно подумал Эллери. Он продолжал наблюдать за отцом, который был очень оживлен.

Неожиданно Боуне прохрипел:

— Врет! Она превратила его жизнь в сплошной ад.

— Боуне! — ахнула миссис Ксавье.

— Она всегда придиралась к нему.— От напряжения жилы на шее Боунса вздулись.— Она никогда не давала ему покоя, будь она проклята!

— Это интересно,— сказал инспектор, все еще улыбаясь.— Неплохо иметь такого дружка в доме, а? Ну, Боуне, старина, продолжай. Насколько я понимаю, ты очень любил доктора Ксавье?

— Я бы с радостью отдал свою жизнь за него.— Костлявые кулаки старика судорожно сжались.— Он единственный во всем этом мерзком мире подал мне руку, когда я был в беде. Он обращался со мной как с белым человеком, а не как с подонком. А она... Она обращалась со мной как с падалью.— Его голос поднялся до крика.— Я вам говорю, что она...

— Ну ладно, ладно, Боуне,— довольно резко оборвал его инспектор.— Помолчи. Теперь слушайте вы все. В руке мертвого доктора Ксавье мы нашли половинку разорванной игральной карты. Очевидно, прежде чем умереть, он нашел в себе достаточно сил, чтобы оставить ключ для разгадки имени его убийцы. Он оторвал половинку шестерки пик.

— Шестерки пик? — выдохнула миссис Ксавье, дико вытаращив глаза.

— Да, мадам, шестерки пик.— Инспектор с удовлетворением посмотрел на нее.— Давайте немного поразмышляем: что он хотел этим сказать? Итак, карта взята с его собственного стола, так что вопрос о том, чья она,— отпадает. Дальше: он воспользовался не целой картой, а только половинкой. Это значит, что дело не в карте, важен был кусочек ее или то, что на этом кусочке.

Эллери внимательно посмотрел на отца. Несомненно, что-то было в этой ассоциации. «Старая собака может выучиться и новым трюкам»,— усмехнулся он про себя.

— На кусочке, в углу,— продолжал инспектор,— была цифра «шесть» и несколько... как они там называются...

— Знаки масти,— подсказал Эллери.

— И несколько знаков масти пик. Слово «пики» говорит что-нибудь кому-нибудь из вас?

— Пиковая масть,— быстро сказал Эллери,— означает смерть. Во всяком случае, так говорят.— Он не сводил с отца прищуренных глаз.

— Ладно, что бы там она ни означала, это не важно. Суть в этой цифре «шесть». Так вот цифра «шесть» говорит вам о чем-нибудь?

Все с удивлением смотрели на него.

— Ну, хорошо, очевидно, нет,— хмыкнул инспектор.— Я тоже думаю, что как цифра «шестерка» не имеет никакого отношения к этому делу. А что вы скажете насчет буквосочетания «SIX»? — Он вдруг перестал улыбаться, и его лицо посуровело.— Миссис Ксавье, у вас есть второе имя, не правда ли?

Она прижала руку ко рту.

— Да,— чуть слышно произнесла она,— моя девичья фамилия Изэр, я француженка.

— Сарра Изэр Ксавье,— мрачно произнес инспектор. Он засунул руку в карман и вытащил оттуда маленький листочек почтовой бумаги нежно-голубого цвета. В верхнем углу листочка была монограмма из трех заглавных букв.- Я нашел этот листок на столе в большой спальне наверху, миссис Ксавье. Вы признаете, что это ваша бумага?

Она встала и слегка качнулась.

— Да, но...

Инспектор высоко поднял бумагу, чтобы все могли видеть монограмму «SIX». Затем он опустил руку и выступил вперед.

— Доктор Ксавье в последнюю минуту свой жизни обвинил в убийстве «SIX». Я понял это, когда сообразил, что две буквы из инициалов миссис Ксавье — «S» и «X». Миссис Ксавье, вы арестованы по обвинению в убийстве мужа.

В этот ужасный момент из кухни донесся веселый смех Френсиса.

Миссис Ксавье побледнела как смерть и прижала руку к груди. Энн Форрест дрожала. Доктор Холмс с недоверием, отвращением и все возрастающей яростью уставился на обвиняемую. Марк Ксавье застыл в кресле, нервно сжав челюсти. Боуне олицетворял собой мифологическую фигуру мщения, он со злобной радостью глядел на миссис Ксавье.

Инспектор резко спросил:

— Вы знали, что после смерти мужа получите мешок денег? Знали?

Она слегка отступила назад, с трудом переводя дыхание.

— Вы ревновали вашего мужа к миссис Карро. До безумия ревновали! Вы не могли вынести, когда они оставались вдвоем и, как вам казалось, вели под вашим носом любовную игру. Но ведь они говорили только о сыновьях миссис Карро.

Инспектор наступал на миссис Ксавье, не сводя с нее своих строгих глаз, как маленькая серая Немезида.

— Да, да,— шептала она, пятясь назад.

— Когда вчера ночью вы прокрались за миссис Карро и увидели, что она проскользнула в кабинет вашего мужа, вы обезумели от ревности. Не так ли?

— Да,— едва слышно ответила она.

— Вы вошли, выхватили из ящика револьвер и выстрелили в мужа. Так, миссис Ксавье? Ведь так?

Она продолжала отступать, пока не наткнулась на край стула. Пошатнувшись, она с шумом упала на него. Губы беззвучно двигались, как рот рыбы, видимой через стекло аквариума.

— Да,— шептала она,— да.

Ее остекленевшие черные глаза закатились, она конвульсивно содрогнулась и потеряла сознание.

 

 

Глава 10

Левая и правая

Это был ужасный полдень. Солнце нещадно палило, разливая свою яростную силу на дом, на скалы и превращая все вокруг в ад. Все слонялись по дому, как привидения, почти не разговаривая, избегая друг друга, потные, во влажной одежде, изнуренные физически и морально. Даже близнецы притихли. Они сидели на террасе и испуганными глазами наблюдали за старшими.

Потерявшей сознание женщиной занялись доктор Холмс и мисс Форрест. Как выяснилось, девушка имела достаточные медицинские познания — она работала медсестрой до службы у миссис Карро. Мужчины отнесли миссис Ксавье наверх, в спальню умершего хозяина.

— Ей необходимо поспать некоторое время, доктор,— сказал инспектор, задумчиво глядя на красивую неподвижную фигуру. В его глазах не было триумфа следователя, разгадавшего загадку, в них читалось только отвращение.— Это довольно нервный тип. Может сойти с ума даже при малейшей эмоциональной нагрузке. А может попытаться покончить с собой, когда придет в себя, хотя это был бы лучший для нее исход. Сделайте ей укол, доктор.

Доктор Холмс молча кивнул, затем пошел в лабораторию и вернулся оттуда с наполненным шприцем. Мисс Форрест выгнала мужчин из спальни. Она и доктор провели у кровати спящей весь остаток дня.

Миссис Уири, когда ей сообщили о виновности ее госпожи, поплакала, но не очень горько.

— Я всегда знала,— сказала она инспектору сквозь слезы,— что это не кончится ничем хорошим; она была слишком ревнива. А он такой добрый, спокойный, красивый мужчина, просто ягненок, он даже не смотрел на других женщин. Я служила у него экономкой еще до его женитьбы, сэр, а когда она к нам переехала жить, то сразу начала свои штучки. Все время ревновала. Она была просто сумасшедшей.

Инспектор перешел к практическим вопросам. Никто из них не проглотил ни кусочка с прошлой ночи. Может ли миссис Уири, успокоившись, приготовить какое-нибудь подобие ланча? Он лично находится на грани голодной смерти. Миссис Уири вздохнула, вытерла слезы и вернулась в кухню.

— Хотя я должна предупредить вас,— простонала она,— что в доме осталось очень мало продуктов, сэр, извините, пожалуйста.

— Что такое? — спросил инспектор.

— Понимаете,— всхлипнула миссис Уири,— у нас есть консервы, но молока, яиц, масла, мяса и дичи почти не осталось, сэр. Торговец из Эскуэвы привозит продукты раз в неделю, ведь так трудно ездить по этой дороге. Он должен был приехать как раз вчера, но в связи с пожаром...

—- Ладно, сделайте, что можно,— сказал спокойно старик и вышел. Но в темноте коридора, где его никто не мог видеть, уголки его рта опустились. Невеселенькое будущее их ожидало.

Он решил позвонить в Эскуэву и с вновь ожившей надеждой направился в гостиную. Через некоторое время он положил трубку, плечи его согнулись. Линия не работала. Неизбежное совершилось: огонь добрался до телефонных столбов, и провода оборвались. Теперь они полностью отрезаны от внешнего мира.

«Не надо расстраивать других,— решил он,— хватит с них неприятностей». Инспектор вышел на террасу и механически улыбнулся близнецам. Он проклинал себя за то, что взял отпуск, а что касается Эллери...

«Куда делся Эллери?» — подумал он. Эллери исчез вскоре после того, как миссис Ксавье отнесли наверх.

Инспектор подошел к концу террасы и, прищурившись, посмотрел на камни, лежащие под палящим солнцем. Кругом все бесплодно, уродливо и мрачно, как на поверхности безжизненной планеты. Затем он заметил что-то белое под ближайшим деревом с левой стороны дома.

Эллери растянулся во весь рост в тени дуба, заложив руки за голову, и не отрываясь смотрел на зеленую крону над головой.

— Ланч,— прокричал инспектор, приложив ко рту руки. Эллери вздрогнул, с трудом поднялся, отряхнул одежду и не спеша пошел к дому.

Это была мрачная трапеза. Еда была не обильна, хотя и довольно разнообразна. Но никто не обратил на это внимание, все ели без аппетита. Доктор Холмс оставался наверху с миссис Ксавье. Энн Форрест, закончив завтрак, тихо поднялась и ушла. Несколько минут спустя в столовой появился доктор. Никто не проронил ни слова.

После завтрака все разошлись. Мистер Смит, назвать которого призраком можно было только при очень богатом воображении, тем не менее был похож на призрак. Он не присоединился к остальным в столовой, миссис Уири накормила его раньше. Он все время держался в стороне, никто не подходил к нему. Большую часть времени он тяжело шагал по террасе, жуя влажную сигару, так же напоминавшую гориллу, как и он сам.

— Что тебя гложет? — спросил инспектор, когда он и Эллери после завтрака вернулись в свою комнату, чтобы принять душ и переодеться.— У тебя лицо вытянулось на целый метр.

— А, ничего,— пробормотал Эллери, бросаясь на кровать.— Я просто досадую.

— Досадуешь? На кого?

— На себя.

Инспектор ухмыльнулся.

— Потому что не ты заметил этот листок бумаги? Ну что ж, не всегда тебе должно везти.

— О, нет, не то. Это было очень умно сделано, и нечего тебе скромничать. Нет, дело не в этом.

— А в чем же?

— Меня что-то раздражает, но я не знаю, что именно,— нервным движением Эллери потер щеку.— Назовем это интуицией, очень удобное слово. Что-то все время пытается проникнуть в мою душу и сказать мне нечто очень важное. Так, крошечная тень чего-то. И я никак не пойму, что это такое.

— Прими душ,— посоветовал сочувственно инспектор.— Может быть, у тебя болит голова?

Когда они переоделись, Эллери подошел к окну и посмотрел в пропасть. Инспектор убирал в гардероб одежду.

— Мы застряли здесь надолго,— сказал Эллери, не поворачиваясь.

Инспектор вздрогнул.

— Да,— проговорил он наконец,— и я чувствую, бездельничать нам здесь не придется.

— Что ты хочешь сказать?

Старик не ответил. Некоторое время спустя Эллери сказал:

— Мы не должны упустить ни малейшей детали в этом деле. Ты запер двери кабинета?

— Кабинета? — инспектор заморгал глазами.— Нет. А для чего?

Эллери пожал плечами.

— Никогда нельзя все предугадать.. Давай-ка спустимся туда. У меня появилось желание окунуться в атмосферу этого кабинета. Может быть, тогда тень материализуется.

Они прошли через пустой дом. За исключением Смита, бродившего по террасе, никого вокруг не было. Эллери, охваченный смутным чувством тревоги, внимательно осмотрел комнату, стол с разложенными на нем картами, крутящееся кресло, комод, револьвер, патроны. Все оставалось нетронутым.

— Ты напоминаешь мне старую трусливую даму,— весело сказал инспектор,— хотя с моей стороны было довольно глупо бросать револьвер здесь, да еще вместе с патронами. Надо их убрать куда-нибудь подальше.

Эллери мрачно смотрел на стол.

— Карты тоже надо убрать. В конце концов, это вещественное доказательство. Знаешь, какое-то удивительно нелепое дело. Труп запихнуть в холодильник, вещественные доказательства припрятывать для представителей власти, а тут еще прелестное маленькое пламя внизу, фигурально выражаясь, поджаривающее подошвы наших ног. Тьфу!

Эллери собрал карты, проследил, чтобы все они лежали рубашками в одну сторону, и передал их отцу. Оторванный кусок шестерки пик вместе со скомканным обрывком он положил в карман.

Инспектор английским ключом, торчащим в замке, запер дверь, ведущую из кабинета в лабораторию, закрыл дверь из библиотеки и, выйдя в коридор, обыкновенным ключом запер третью дверь.

— Куда ты собираешься спрятать доказательства? — поинтересовался Эллери, когда они поднимались по лестнице.

— Еще не знаю, но надо найти совершенно безопасное место.

— Почему же ты не оставил их в кабинете? Ты же запер там три двери.

Инспектор сделал гримасу.

— Двери из коридора и библиотеки любой ребенок может открыть. Я запер их просто так, для эффекта. Что там случилось?

Все собрались у открытой двери спальни хозяина. Даже миссис Уири была там.

Квины протолкались вперед и увидели доктора Холмса и Марка Ксавье, склонившихся над кроватью.

— Что случилось? — спросил инспектор.

— Она пришла в себя,— сказал доктор Холмс,— боюсь, что она начнет буйствовать. Держите ее, Ксавье, держите! Мисс Форрест, дайте мне шприц.

Женщина отчаянно вырывалась, молотя руками и ногами и уставившись в потолок широко открытыми невидящими глазами.

— Ну,— прикрикнул на нее инспектор, нагнувшись над кроватью,— миссис Ксавье!

Молотьба прекратилась, сознание постепенно возвращалось к ней. Голова, до этого запрокинутая назад, медленно опустилась. Она посмотрела вокруг себя затуманенными глазами.

— Вы ведете себя очень глупо, миссис Ксавье,— продолжал инспектор все тем же резким тоном.— Вам это ничего не даст. Сейчас же прекратите!

Она вздрогнула и закрыла глаза. Затем снова открыла их и начала тихонько плакать. Мужчины выпрямились с глубоким вздохом облегчения. Марк Ксавье вытер влажный лоб, а доктор Холмс отвернулся.

— Теперь все будет в порядке,— сказал инспектор спокойно.— Но не следует оставлять ее одну, доктор, даже когда она спокойна. А если начнет буянить — усыпите ее.

Он удивился, услышав голос миссис Ксавье, хриплый, но вполне осознанный.

— Я не причиню вам больше никаких хлопот.

— Прекрасно, миссис Ксавье, прекрасно,— ласково сказал инспектор.— Между прочим, доктор Холмс, вы, вероятно, знаете, есть ли в этом доме место, куда бы я мог положить кое-что на хранение?

— Конечно, вот сейф в этой комнате,— ответил доктор.

— Видите ли... нет... тут у меня... вещественные доказательства. Понимаете?

— Доказательства? — прервал его Марк Ксавье.

— Да, карты со стола доктора.

— О, в гостиной есть пустой стальной шкаф, сэр,— предложила миссис Уири.— Это своего рода сейф, но доктор никогда им не пользовался.

— Кто знает комбинацию?

— Никакой комбинации, сэр, у него какой-то необыкновенный замок с довольно странным ключом. Ключ лежит в большом ящике стола.

— Прекрасно. Это как раз то, что нам нужно. Благодарю вас, миссис Уири. Пошли, Эллери.

И инспектор в сопровождении Эллери вышел из комнаты. Эллери шел за ним, нахмурившись. Когда они уже были на лестнице, он взглянул на отца и выразительно поднял брови.

— Это было ошибкой.

— Что?

— Ошибкой, ошибкой,— повторил Эллери.— Хотя это не меняет положение вещей. Главные доказательства находятся у меня,— он похлопал себя по карману, в котором лежали половинки шестерки пик.— Между прочим, может быть очень интересно. Своего рода ловушка с приманкой. Ты это нарочно хочешь сделать?

Инспектор остановился, вид у него был несколько глуповатый. .

— Видишь ли, не совсем так. Я не думал об этом. Может, ты и прав.

Они вошли в пустую гостиную и нашли шкаф — он был вделан в стену около камина. Дверца была выкрашена под цвет деревянных панелей стен, но без попытки сделать ее невидимой. В верхнем ящике стола Эллери нашел ключ, он покрутил его в руках, пожал плечами и бросил отцу. Инспектор, внимательно разглядев ключ, вставил его в замок. Раздалось несколько щелчков скрытого механизма. Большое углубление в стене оказалось пустым. Инспектор достал из кармана колоду карт, посмотрел на них, вздохнул и бросил их в шкаф.

В этот момент на террасе послышался какой-то шум. Эллери резко повернулся на каблуках. У балконной двери появилась толстая фигура Смита. Он явно подсматривал за ними, нос толстяка был прижат к стеклу. Смит виновато вздрогнул, когда Эллери повернулся к нему, отскочил от двери и исчез.

Инспектор вынул из кармана револьвер и коробку с патронами. Немного поколебавшись, он положил их обратно в карман.

— Нет,— проговорил он,— это уж слишком рискованно. Пусть останутся у меня. Надо выяснить, нет ли другого ключа к этому шкафу. Ну, ладно.

Он захлопнул дверцу и запер ее, присоединив ключ к имевшейся у него связке.

По мере того как день клонился к вечеру, Эллери становился все более молчаливым. Инспектор предоставил его самому себе и, позевывая, поднялся наверх немного вздремнуть. Когда он проходил мимо спальни миссис Ксавье, то увидел доктора Холмса, стоявшего у окна, заложив руки за спину. Миссис Ксавье лежала в кровати совершенно неподвижно, с широко открытыми глазами. Все остальные куда-то исчезли.

Инспектор вздохнул и прошел к себе.

Когда час спустя, чувствуя себя значительно отдохнувшим, он снова проходил мимо спальни, дверь была-закрыта. Он тихонько приоткрыл ее и заглянул. Миссис Ксавье лежала' в том же положении, что и час назад. Доктор Холмс так же не изменил свою позицию у окна. Но теперь в комнате появилась мисс Форрест. Закрыв глаза, она лежала в шезлонге у кровати. Инспектор прикрыл дверь и спустился вниз.

Миссис Карро, Марк Ксавье, близнецы и Смит были на террасе. Миссис Карро делала вид, что читает журнал.

Но ее затуманенные глаза не двигались по строчкам. Смит продолжал маршировать по террасе, жуя растрепанный кончик сигары. Близнецы играли в шахматы на магнитной карманной доске с металлическими фигурками. Марк Ксавье полулежал в кресле, опустив голову на грудь. По-видимому, он спал.

— Вы не видели моего сына? Его тут не было? — спросил инспектор, обращаясь ко всем.

Френсис Карро взглянул на него.

— Здравствуйте, инспектор,— сказал он весело.— Кажется, я видел мистера Квина приблизительно час назад там, под деревьями.

— У него в руках была колода карт,— добавил Джулиан.— Давай, Френк, твой ход. Пожалуй, я тебя сейчас обыграю.

— Нет,— ответил Френк,— если я отдам тебе ладью за королеву, как же я могу проиграть? Ну, как тебе это нравится?

— Вот черт,— воскликнул Джулиан,— я сдаюсь. Давай сыграем еще.

Миссис Карро смотрела на них и улыбалась. Инспектор, в свою очередь, улыбнулся ей, потом взглянул на небо и спустился по каменным ступенькам на гравиевую дорожку.

Он повернул налево и направился к тому месту, где Эллери отдыхал перед ланчем.

Солнце низко опустилось, воздух был неподвижный и густой. Небо — как медный диск. Инспектор с силой вдохнул и остановился. Слабый ветерок доносил едкий запах. Это был... Да... несомненно, это запах горящего дерева. Пораженный, он посмотрел на небо поверх деревьев, но дыма не было видно. «Изменилось направление ветра,— подумал он с горечью,— и теперь нас будет душить скверный запах пожара до тех пор, пока ветер снова не переменит направление». Лепесток пепла спустился ему на рукав. Он быстро стряхнул его и пошел •дальше, к лесу, вглядываясь в его гущу. Эллери не было видно. Инспектор шел вперед, настороженно прислушиваясь. Деревья сомкнулись за ним, окутав горячим запахом зелени.

Он уже собирался окликнуть Эллери, когда до его ушей донесся какой-то странный звук. Он тихо подкрался и осторожно выглянул из-за толстого ствола дерева.

В пятнадцати футах от него Эллери, прислонившись к кедру, занимался совершенно непонятным делом. Вокруг валялись разорванные и скомканные карты. В то мгновение, когда инспектор увидел его, Эллери высоко поднял руки. Большим и указательным пальцем обеих рук он осторожно схватил за край карты, в то время как глаза устремил на верхушки деревьев. Затем почти небрежным движением он разорвал карту, скомкал один из кусков и отбросил его. Посмотрев на разорванную половинку, оставшуюся в его руке, фыркнул и бросил ее на землю. Потом достал из кармана еще одну карту и повторил весь процесс снова: обхватив пальцами карту, не глядя при этом на нее, разорвал, скомкал, отбросил половинку и т. д.

Некоторое время инспектор наблюдал за ним, затем неловко подвинулся, и под его ногами хрустнула веточка. Эллери быстро повернул голову в направлении звука.

— А, это ты? — сказал он, успокоившись.— Так подкрадываться нельзя, отче, а то когда-нибудь схватишь пулю.

— Какой чертовщиной ты туг занимаешься? распалился инспектор.

— Некоторым весьма необходимым научным исследованием,— нахмурившись, ответил Эллери.- Я напал на след той «тени», которая меня мучала и о которой я говорил сегодня днем. Она начинает приобретать осязаемые формы. Вот смотри.

Он вытащил из кармана еще одну карту. Инспектор заметил, что это была колода, которую он видел в комнате для игр прошлой ночью.

— Помоги мне, папа, хорошо? — Он сунул в руки изумленного отца карту.— Разорви эту карту на два куска. Один из них скомкай и отбрось.

— Для какого черта? — спросил старик.

— Давай, давай, делай, как я тебе говорю. Это просто новый вид развлечений для усталых сыщиков. Разорви ее, скомкай один кусок и брось.

Пожав плечами, инспектор повиновался. Глаза Эллери были буквально прикованы к рукам отца.

— Ну? — прорычал инспектор, разглядывая кусок, оставшийся у него в руке.

— Гм, интересно. Я так и думал, что именно это получится, но не был уверен, поскольку я-то знал, для чего это делаю. Очень трудно проводить эксперимент, когда знаешь, к чему стремишься... Подожди минутку... Если это правда, а похоже, что это так, остается другая проблема.

Он присел на корточки у подножия кедра и, покусывая нижнюю губу, стал рассеянно рассматривать усыпанную обрывками карт землю.

Инспектор начал было закипать, но потом передумал, успокоился и решил терпеливо дожидаться результатов глубоких и неведомых ему размышлений сына. По опыту он знал, что без особых оснований Эллери редко поступал загадочно. Что-то, несомненно, очень важное занимало его, заставляя хмурить загорелый лоб. Продолжая раздумывать над тем, что это может быть, инспектор уже начал смутно догадываться, в чем дело, как вдруг Эллери вскочил на ноги.

— Разгадал! — закричал он.— Клянусь святым Георгием! Я должен был знать это. Конечно, по зрелом размышлении, само собой разумеется... Все должно быть правильно. Ура! Идемте, ваше величество,— обратился он к отцу.— Тебе придется присутствовать сегодня при материализации духа. Кто-то непременно поблагодарит за настойчивость маленькое привидение, которое вселилось в мой мозг сегодня утром...

Эллери быстро пошел к дому Лицо его было спокойно, но он не мог скрыть выражения торжества. Инспектор рысцой бежал за ним, чувствуя, как замирает его сердце.

Эллери, учащенно дыша, взбежал по ступенькам террасы.

— Не будете ли вы все так добры подняться наверх вместе с нами? На одну минутку. У нас есть кое-что очень важное.

Миссис Карро с удивлением поднялась.

— Все? Важное, мистер Квин?

Близнецы бросили шахматную доску и вскочили.

— Очень важное! А, мистер Смит. Вы тоже, пожалуйста, и вы мистер Ксавье, вы нам будете нужны. Френсис и Джулиан тоже, конечно.

Не дожидаясь остальных, он бросился в дом. Женщина, двое мужчин и близнецы посмотрели с некоторым трепетом и изумлением на инспектора, но старик был мрачен — не в первый раз он играл роль. Он придал своему лицу строгое и непроницаемое выражение и последовал за всеми, не переставая удивляться: «Что же, собственно, происходит».

— Входите, входите,— говорил Эллери весело, когда они остановились в дверях спальни миссис Ксавье.

Сознавшаяся убийца лежала, опираясь локтями на подушку, с зачарованным ужасом глядя на ничего не говорящую спину Эллери. Встревоженная, бледная мисс

Форрест поднялась со стула. Доктор Холмс изучал профиль Эллери.

Все неловко вошли, стараясь не смотреть на женщину в кровати.

— Я не хочу, чтобы наша беседа носила слишком официальный характер, — продолжал Эллери тем же легким гоном.— Садитесь, миссис Карро. Вы предпочитаете стоять, мисс Форрест? Пожалуйста, не буду настаивать, Я вас не утомлю. А где миссис Уири и Боуне? Надо, чтобы и Боуне был здесь.

Эллери выскочил в коридор, и все услышали, как он позвал экономку и Боунса. Минуту спустя в комнату вошли полная женщина и тощий старик.

— А, входите, входите. Теперь, полагаю, все готово для маленькой демонстрации тонкостей криминальных замыслов. Человеку свойственно ошибаться, и, слава Богу, мы имеем дело с плотью и кровью.

Эта непонятная речь сразу же произвела эффект. Миссис Ксавье медленно села в кровати, ее черные глаза уставились вперед, и руки вцепились в простыню.

— Что,—  начала она, облизнув сухие губы,— разве вы со мной еще не покончили?

«И божественное чувство всепрощения...» —  процитировал Эллери.— Вы, конечно, помните это? Миссис Ксавье, возьмите себя в руки, вас ожидает легкое потрясение.

— Ближе к делу,— прорычал Марк.

Эллери окинул его холодным взглядом.

 — Пожалуйста, разрешите мне провести мою маленькую демонстрацию, не вмешивайтесь, Я хочу доказать, что виновность - понятие растяжимое. Мы ведь все потомки тех, кто камнями забросал грешницу. Помните?

Марк удивленно посмотрел на него.

— А теперь я хочу показать вам,— Эллери сунул руки в карман,— один карточный фокус.— Он вынул игральную карту.

— Карточный фокус? — ахнула мисс Форрест.

— Самый обыкновенный фокус, могу вас заверить, такой, который бессмертный Гудини не включал в свой репертуар. Прошу вас, следите внимательно.

Он поднял перед собой карту. Два больших его пальца сходились у верхнего края карты плотно прижавшись к ней.

— Предположим, я хочу разорвать эту карту пополам, потом я скомкаю одну из половинок и отброшу ее.

Все затаили дыхание. Инспектор кивнул головой и беззвучно вздохнул. Крепко держа карту левой рукой, Эллери правой рукой сделал быстрое движение, оторвав половину карты. Ту, что оказалась в правой руке, он медленно скомкал и отбросил. Потом поднял левую руку. В ней находилась вторая половинка карты.

— Прошу вас внимательно посмотреть, что произошло. Я хотел разорвать эту карту пополам. Как я выполнил этот простой, но в данном случае очень важный акт? Я оторвал кусочек путем приложения силы моей_правой_руки, скомкал оторванную половинку_правой_рукой, отбросил эту половинку также_правой_рукой. Таким образом, в правой руке у меня ничего нет, а в_левой_осталась половинка карты, та половинка, ради которой я, собственно, все это и проделал. Моя_левая_рука совершенно не работала, она только держала карту, от которой я_правой_рукой оторвал кусок, она, так сказать, явилась хранилищем нескомканной половинки.

Он окинул присутствующих серьезным взглядом. В его манерах не осталось ни тени шутливости.

— Что это значит? — продолжал он.— Это значит, что я не левша, делаю все правой рукой, она несет большую часть нагрузки в работе. Причем я пользуюсь своей правой рукой для физической работы совершенно инстинктивно, это присуще моему физическому складу. Я не могу выполнить какую-либо работу левой рукой без явного усилия воли. Так вот, дело в том, что доктор Ксавье тоже не был левшой, он тоже все делал правой рукой.

По лицам присутствующих было видно, что они начинают что-то понимать.

— Я вижу, вы поняли, что я хочу сказать,— продолжал мрачно Эллери.— Мы нашли нескомканную половинку шестерки пик в правой руке доктора Ксавье. Но я только что продемонстрировал вам, что человек нормальный, не левша, естественно, должен был оторвать, скомкать и отбросить половинку правой рукой, а другая половина должна была остаться в левой.

Поскольку обе половинки игральной карты совершенно одинаковы, ни одна из них не имеет никакого преимущества перед другой. Следовательно, невыброшенная половинка карты должна была остаться как я уже сказал, в руке, которая не производила никакой работы. Вывод один: мы нашли оставшуюся половинку карты_не в той руке_доктора Ксавье, в которой она должна была находиться. Доктор Ксавье не рвал эту карту. Кто-то другой оторвал ее и вложил остаток в руку доктора, допустив вполне понятную ошибку. Не продумав тщательно свои действия, он решил, что раз доктор Ксавье не был левшой, то карта должна остаться в его правой руке. Следовательно,— Эллери приостановился, и на его лице появилось чувство сожаления,— мы все должны принести глубочайшие извинения миссис Ксавье за то, что ввергли ее в такое сильное душевное потрясение, несправедливо обвинив в совершении убийства.

Рот миссис Ксавье открылся, она заморгала глазами, как человек, вышедший из темноты на ослепительно яркий свет.

— А раз кто-то другой положил нескомканную половинку пиковой шестерки в руку доктора,— продолжал Эллери спокойно,— значит, кто-то другой, а не сам покойник обвинил миссис Ксавье в убийстве. Но если погибший не был обвинителем, то все обвинения рассыпаются в прах. Вместо преступника мы видим перед собой оклеветанную женщину, которую хотели погубить, подтасовав факты. Вместо убийцы перед нами невинная жертва. А кто может быть заинтересован в том, чтобы бросить тень подозрения на невинного человека, кроме самого убийцы? — Он нагнулся, поднял скомканную карту и положил оба куска себе в карман.— Дело еще далеко не закончено. Оно только начинается.

Последовало мучительное молчание, и больше всех подавлена была сама миссис Ксавье. Она упала на подушки, закрыв руками лицо. Все остальные с лихорадочной подозрительностью осматривали друг друга. Миссис Уири застонала и бессильно прислонилась к косяку двери. Боуне, совершенно ошеломленный, смотрел попеременно то на миссис Ксавье, то на Эллери.

— Но... но...— начала мисс Форрест, уставившись на женщину, лежащую в кровати,— почему же она... почему?..

— Очень правильный вопрос, мисс Форрест,— пробормотал Эллери,— это вторая из двух проблем, которые я должен разрешить. Я уже разрешил первую и пришел к заключению, что миссис Ксавье невинна. Почему же она призналась в преступлении? Но и это...— он сделал паузу,— и это становится понятным, если немного подумать. Миссис Ксавье,— мягко проговорил он,— почему вы признались в преступлении, которого не совершали?

Женщина начала плакать, судорожные рыдания сотрясали ее грудь. Инспектор отвернулся и подошел к окну.

— Миссис Ксавье,— продолжал Эллери. Он нагнулся над кроватью и дотронулся до ее руки. Она отвела их от своего лица и уставилась на него полными слез глазами.— Вы великая женщина. Но мы не можем позволить вам принести себя в жертву. Кого вы выгораживаете?

 

 

Глава 11

Кладбище

Поразительная перемена происходила в лице миссис Ксавье: оно постепенно теряло обвислость, становилось снова упругим. Жизнь наполняла ее, подобно горячему металлу, заполняющему пустую изложницу. В одно мгновение, как бы по мановению волшебной палочки, к ней вернулась юность. Даже обычная полуулыбка вновь появилась на губах. Но она не ответила на вопрос Эллери.

Инспектор медленно повернулся и посмотрел в лица всех присутствующих. «Марионетки,— подумал он.— Проклятые марионетки с деревянными лицами, когда они хотят что-нибудь скрыть. Обычно все свидетели во время расследования убийства хотят что-то скрыть».

Он вздохнул и почти пожалел, что у него под рукой нет современного аппарата, уличающего во лжи, который изобрел его друг, профессор Колумбийского университета.

Эллери выпрямился и снял пенсне.

— Значит, в единственно важном пункте нам отвечают молчанием,— сказал он задумчиво.— Надеюсь, вы сознаете, миссис Ксавье, что, отказываясь говорить, вы делаете себя соучастницей?

— Я не знаю, о чем вы говорите,— сказала она бесстрастным голосом.

— Ах, так? По крайней мере вы понимаете,, что вас больше не обвиняют в убийстве?

Она молчала.

— Вы не хотите говорить, миссис Ксавье?

— Мне нечего вам сказать.

— Эл! — Инспектор резко кивнул головой. Эллери пожал плечами. Старик выступил вперед и посмотрел на миссис Ксавье с прежним отвращением. Все-таки она была «его» добычей.— Миссис Ксавье,— начал он,— мир полон странными людьми, делающими массу глупостей, и обычно трудно объяснить, зачем они их делают. Но как полицейский я знаю, что есть люди, которые по совершенно непонятной причине берут на себя ответственность за чужие тяжкие преступления. Сказать вам, почему вы сознались в убийстве, которого вы не совершали?

Она прижалась спиной к подушкам, крепко вцепившись в одеяло.

— Мистер Квин уже...

— Хорошо, может быть, я сделаю вам немного больно.— Инспектор потер подбородок.— Я буду груб, миссис Ксавье, Женщины вашего возраста...

—  При чем тут возраст?— набросилась она.

— Вот нормальная реакция женщины. Я хотел сказать, что женщины вашего возраста приносят величайшие жертвы только по двум причинам: любовь или страсть.

Она истерически расхохоталась.

— А вы, как я вижу, находите разницу между ними?

— Несомненно. Любовью я называю величайшее духовное чувство.

— О, глупости! — Она отвернулась.

— Вы так считаете? --- продолжал инспектор,- Но я не думаю, что вы способны пойти па самопожертвование, например, ради своих детей...

— Моих детей?

— Да, ведь у вас их и нет. Поэтому я пришел к заключению, миссис Ксавье,— голос инспектора стал резким,— что вы защищаете любовника.

Она закусила губу и начала теребить простыню.

— Я прошу прощения за то, что я сказал. Но у меня большой опыт в подобных вещах. Могу держать пари на этот счет, если хотите. Кто он, миссис Ксавье?

Она уставилась на него таким взглядом, будто хотела удушить его собственными руками.

— Вы самый скверный старик, которого я когда-либо встречала. Ради Бога, оставьте меня в покое.

— Вы отказываетесь говорить?

— Убирайтесь отсюда все.

— Это ваше последнее слово?

Ее ярость все возрастала.

— Будьте прокляты,-— прошипела она,— если вы не уберетесь отсюда...

Они задыхались в вечерней жаре. С террасы, где-все собрались не сговариваясь, после обеда, состоявшего из консервированной семги и молчания, небо казалось странно красным, как театральный фон. Окружающие горы были слегка затянуты облаками дыма, которые поднимались из невидимого горящего мира внизу. Дышать становилось все труднее. Миссис Карро прикрыла рот и нос тончайшей серой вуалеткой. Близнецы начали покашливать. Одежда у всех покрылась пеплом и сажей.

Миссис Ксавье, как по волшебству ставшая опять здоровой, сидела одна, как развенчанная королева, в дальнем западном углу террасы. Облаченная в черный шелк, она сливалась с вечерней тьмой, и ее присутствие скорее неприятно ощущалось, чем было видимо.

— Это, наверное, похоже на Помпею, как я себе представляю,— заметил доктор Холмс после бесконечного молчания.

— За исключением того, что и пожар, и все мы, и весь мир немного свихнулись,— зло сказал Эллери, сидя на перилах и раскачивая ногами.— В нашем случае кратер Безумия расположен там, где должен быть город, внизу, а помпейцы — я имею в виду нашу изумительно красноречивую компанию — находятся там, где должен быть кратер. Замечательное зрелище: лава плывет наверх. Я думаю, надо будет непременно написать об этом в Национальное географическое общество, когда мы вернемся в Нью-Йорк... если мы когда-нибудь вернемся, в чем я начинаю сильно сомневаться,— добавил он с горечью.

— Так же, как и я,— сказала мисс Форрест с легкой дрожью в голосе.

— Но никакой опасности нет, я уверен в этом,— сказал доктор Холмс, бросая сердитый взгляд на Эллери.

— Нет? — протянул Эллери.— А что мы будем делать, если пожар усилится? Привяжем крылышки й полетим, как голубочки?

— Вы делаете из мухи слона, мистер Квин.

— Я вижу пожар, который разгорается достаточно убедительно... Ну, ладно, ладно, это глупо. Нет никакого смысла спорить. Прошу прощения. У меня нет намерения запугать наших дам до смерти.

— Я уже знала об этом несколько часов назад,— спокойно сказала миссис Карро.

— Что знали? — спросил инспектор.

— Что мы находимся в опасности, инспектор.

— О, ерунда, миссис Карро.

— Это, конечно, очень галантно с вашей стороны,— улыбнулась она,— но не имеет смысла затушевывать опасность теперь. Не правда ли? Мы пойманы как мухи в бутылке.— Ее голос слегка дрожал.

— Ну, ну, не так уже все и плохо,— продолжал успокаивать ее инспектор.— Просто вопрос времени, миссис Карро. Это ведь очень старая и крепкая гора.

— Покрытая исключительно легко воспламеняющимися деревьями,— несмешливо добавил Марк Ксавье.— В конце концов, должно быть, существует такая вещь, как Божественное правосудие. Может, все это было устроено небесами для того, чтобы выкурить убийцу?

Инспектор взглянул на него.

— Неплохая мысль,— прорычал он и стал опять смотреть на серо-красное небо.

Смит, за весь вечер не проронивший ни слова, оттолкнул ногой стул, чем испугал всех присутствующих. Его слоновая уродливая туша отчетливо вырисовывалась на фоне белой стены. Он прогрохотал по лестнице, спустился по ступенькам, поколебался и повернул огромную голову к инспектору.

— Я полагаю, ничего не случится, если я немного погуляю? — проворчал он.

— Если вы хотите сломать ноги на одном из этих камней, пожалуйста, это ваше дело,— неприязненно ответил старик,— мне наплевать. Удрать вы все равно не сможете, Смит, а остальное меня не интересует.

Толстяк хотел что-то сказать, но раздумал, сжал свои тонкие губы и, тяжело ступая, сошел со ступенек. Послышался звук хрустящего под его ногами гравия. Этот хруст был слышен и после того, как Смит скрылся из вида.

Эллери, закуривая сигарету, случайно увидел лицо миссис Карро, на которое падал свет из передней. Выражение ее лица заставило Эллери замереть. Остановившимися глазами она смотрела на широкую спину толстяка, и в них светился неподдельный ужас. Миссис Карро и это уравнение со многими неизвестными — Смит. Догоревшая спичка обожгла его пальцы, и он выронил ее, выругавшись про себя. Еще тогда, в кухне, он заметил что-то, однако он мог поклясться, что Смит боялся этой очаровательной маленькой леди из Вашингтона. Но почему же был ужас в ее глазах? Казалось совершенно невероятным, чудовищным, чтобы они боялись друг друга. Огромное, злобное создание, не имеющее никакого представления о культуре поведения, и эта аристократка, которой так не везло всю жизнь. Конечно, на свете нет ничего невозможного, но что за секрет был между ними? Может быть, другие?.. Но как он ни разглядывал лица всех находившихся на террасе, ему не удалось заметить ничего, что могло бы навести его на разгадку. За исключением, пожалуй, мисс Форрест. Странная девушка. Она всячески старалась не встречаться взглядом с миссис Карро. Значит, она знала что-то?

Снова послышались шаги. Возвращался Смит. Он поднялся по ступенькам и сел на тот же стул. Его жабьи глаза ничего не выражали.

—- Нашли то, что искали? - - спросил инспектор.

— А?

Старик помахал рукой.

— Так, ничего. Это одна из тех местностей, где не требуется полицейский патруль,— довольно горько хихикнул он.

— Я просто пошел погулять,- обиженно сказал толстяк,- - если вы думаете, что я пытаюсь удрать...

— Боже сохрани! Хотя я бы вас не стал упрекать, если бы вы и хотели.

— Между прочим,— заметил Эллери, скосив глаза на кончик сигареты,— я не ошибусь, если скажу, что вы, миссис Карро, и вы, Смит, старые знакомые.

Смит сидел неподвижно. Миссис Карро теребила вуалетку, прикрывающую рот. Потом Смит проговорил:

— Я не понимаю, какого черта вы хотите этим сказать, Квин?

— Просто досужие размышления. Значит, я ошибаюсь?

Смит вытащил толстую коричневую сигару, которых, казалось, у него был неистощимый запас в его глубоких карманах, и медленно засунул ее в рот.

— А почему вы не спросите об этом леди? — сказал он.

Мисс Форрест вскочила на ноги.

— Это становится невыносимым,— воскликнула она.— Неужели мы не можем отдохнуть от этих бесконечных вопросов? Шерлок, давайте займемся чем-нибудь, ну, бриджем что ли? Я уверена, миссис Ксавье не обидится. Мы сойдем с ума, если будем сидеть так и терзать друг друга.

— Хорошая идея,— сказал доктор Холмс, вставая.— Миссис Карро?

— С удовольствием.— Миссис Карро поднялась и немного поколебалась.— Мистер Ксавье, я заметила, что вы азартный игрок. Не хотите быть моим партнером?

— Ничего другого не остается.

Адвокат поднялся на ноги, высокий, неясный в смутном свете.

— Кто еще?

Четверо подождали минуту и, поскольку им не ответили, прошли через стеклянную дверь в игровую комнату. Там вспыхнул свет, и до Квинов стали доноситься неясные голоса. Эллери покосился на луноподобное лицо Смита: на нем явно читалось чувство облегчения.

Внезапно из передней появились Фрснсис и Джулиан Карро.

— Можно нам...—  начал Френсис с трепетом. Они были испуганы.

— Что можно? — ласково спросил инспектор.

--- Можно нам войти, сэр? — сказал Джулиан.

— Нам немного скучно, мы хотим поиграть на бильярде, если вы не будете ничего иметь против.

— Конечно. Что же я могу иметь против? улыбнулся инспектор.— Вы играете на бильярде? Я бы не подумал...

О, мы можем делать почти все,— сказал Джулиан.-- Обычно я действую левой рукой, но сегодня мне придется помучиться и поиграть правой. Мы хорошо играем, сэр.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Валяйте, молодежь, развлекайтесь. Видит Бог, вам здесь действительно тоскливо.

Мальчики с благодарностью улыбнулись и исчезли через стеклянную дверь, двигаясь в своем изящном ритме.

Квины довольно долго сидели молча. Из игровой комнаты доносились звуки тасуемых карт, приглушенные голоса и стук бильярдных шаров. Миссис Ксавье, погруженная в темноту, как бы не существовала. Смит, казалось, дремал с потухшей сигарой во рту.

— Есть кое-что,— наконец проговорил Эллери,— что мне хотелось бы видеть, папа.

— А? — Старик, видимо, очнулся от тяжелых мыслей.

— Мне давно хотелось заглянуть в лабораторию.

— Зачем? Мы ведь уже видели ее, когда...

— Да, да. Вот как раз поэтому-то мне и хочется. Мне кажется, я видел что-то... А потом доктор Холмс сделал довольно многозначительное замечание. Пошли.

Он поднялся и отбросил в темноту сигарету. Инспектор с трудом поднялся.

— Ну что же, пошли. О, миссис Ксавье!

С другого конца террасы слышался приглушенный звук.

— Миссис Ксавье,— повторил инспектор встревоженно. Он быстро подошел к тому месту, где сидела невидимая в. темноте женщина и, нагнувшись, стал вглядываться в ее лицо.— О, простите, но не надо этого делать. Теперь это ни к чему.

Она рыдала.

— Пожалуйста... довольно вам меня мучить...

Старик был явно расстроен. Он похлопал ее по плечу, улыбаясь.

— Я знаю, что виноват, прошу простить меня. Почему бы вам не присоединиться к остальным?

— Они.. они не хотят меня. Они все думают, что...

— Глупости. Это все ваши нервы. Вам необходимо немного поболтать. Идемте, вам нельзя оставаться здесь одной.

Она дрожала.

— Нет, Боже мой, нет!

— Ну, пойдем, пойдем.

Он помог ей подняться на ноги. Минуту спустя свет из комнаты упал на террасу. Эллери вздрогнул. Лицо женщины было мокро от слез, глаза покраснели. Остановившись, она искала свой платок. Затем вытерла глаза, улыбнулась и ушла с террасы.

— Что за женщина,— бормотал Эллери,— исключительная в своем роде. После того, как буквально выплакала глаза, не сочла нужным даже попудриться.

— Иди, иди,— раздраженно сказал инспектор.— Меньше слов, больше дела. И когда только кончится вся эта история?

— Будем надеяться, скоро,— сказал Эллери, направляясь в переднюю.

Не заходя в игровую комнату, они прошли по главному коридору. В открытую дверь в кухне виднелись широкая спина миссис Уири и неподвижная фигура Боунса, который стоял около окна, глядя в беспросветную темноту ночи.

Квины повернули направо и остановились перед закрытой дверью, расположенной между перекрестным коридором и дверью в кабинет доктора Ксавье.

Инспектор нажал на ручку, дверь открылась, и они проскользнули в темную комнату.

— Вот черт, где тут выключатель? — пробормотал инспектор.

Эллери нашел выключатель, и лабораторию залил яркий свет. Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней, оглядываясь.

Комната была сплошь заставлена всевозможной аппаратурой и производила впечатление научного кабинета, оснащенного по последнему слову техники. Эллери с интересом рассматривал ряды пробирок, скрюченных реторт, огромных бутылей, различных чашек, странной формы стаканов, рентгеновский аппарат. Все это вызвало у неискушенного в вопросах науки и техники Эллери огромное уважение. Разнообразное оборудование указывало на то, что доктор Ксавье занимался не только химическими и физическими, но и биологическими опытами.

Оба, отец и сын, избегали смотреть в тот угол комнаты, где находился холодильник.

— Ну,— буркнул инспектор,— я не вижу здесь ничего интересного для нас. По-моему, убийца вообще не входил в эту комнату прошлой ночью. Что тебя беспокоит?

— Животные.

— Животные?

— Я сказал тебе — животные. Доктор Холмс говорил вчера насчет экспериментов с животными и о шуме, который они при этом производят. Он упомянул об этом в связи с разговором о звуконепроницаемых стенах. Мне хочется побольше узнать об этих экспериментах с животными.

— Шум? — нахмурился инспектор.— Я не слышу никакого шума.

— Возможно, они анестезированы или спят. Давай посмотрим... Ну да, конечно же, за перегородкой.

В конце лаборатории был отделен угол, по виду напоминающий холодильник мясника. Дверь в этот угол была толстая, с хромированной задвижкой. Она не была заперта. Открыв ее, Эллери вошел, нащупал висящую над головой лампочку, повернул выключатель и заморгал от яркого света. В отделении было много полок со стоящими на них клетками различной величины. В клетках находились самые странные создания, каких раньше он никогда не видел.

— Боже! — воскликнул Эллери.— Это грандиозно! Импрессарио с Кони-Айленда мог бы составить себе целое состояние, показывая этот паноптикум. Папа, посмотри!

Свет разбудил их. Последние слова Эллери утонули в потоке голосов животных: тут было кваканье, писк, лай, взвизгивание. Слегка встревоженный инспектор вошел в это отделение, глаза его расширились, а нос сморщился от отвращения.

— Фу, воняет, как в зоопарке. Черт побери!

— Хуже, -- поправил его Эллери.— Прямо, как в Ноевом ковчеге. Не хватает только самого старого джентльмена с развевающейся бородой и в патриархальных одеждах. И все пары. Интересно, кто они —- самцы или самки?

В каждой клетке сидело по два создания одного и того же вида. Там были два странно выглядевших кролика, пара взъерошенных кур, два розоватых представителя семейства морских свинок, пара обезьянок с серьезными мордочками... Полки заполняли клетки со зловещими созданиями, казалось, выскочившими из ночного кошмара дрессировщика. И большинство из них Квины не могли распознать. Разнообразие этой коллекции потрясло их. Но больше всего поразило то, что каждая пара этих созданий были близнецами, сиамскими близнецами животного царства.

Некоторые клетки были пусты.

Они довольно поспешно вышли из лаборатории. Закрыв за собой дверь, инспектор облегченно вздохнул.

— Что за место! Уйдем отсюда поскорее.

Эллери ничего не ответил.

Однако когда они дошли до перекрестка в коридоре, он быстро проговорил:

— Подожди минутку. Мне хочется немного поболтать с нашим приятелем Боунсом. Тут что-то есть...

Он поспешил к открытой двери кухни, инспектор устало плелся сзади.

Миссис Уири обернулась на звук их шагов.

— Ах, это вы, сэр! А я испугалась.

— Не удивительно,— весело сказал Эллери.— Ах, вот и Боунс. Я хочу задать вам один вопрос.

Тощий старик сердито ответил:

— Валяйте, спрашивайте, я не могу вам запретить.

— Конечно, не можете, Боунс,— сказал Эллери.— Боунс, вы занимаетесь агрокультурой?

— Что?

— Вы случайно не агроном-экспериментатор?

— Кто?

— Приверженец матери-природы со специальным уклоном к цветам Старой Леди? Я хочу сказать: вы не пытаетесь развеете сад на этой каменистой почве за домом?

— Сад? Нет.

— А...— протянул задумчиво Эллери.— Я так и думал, несмотря на то, что нам сегодня сказала мисс Форрест, когда вы появились из-за дома с мотыгой и лопатой. Я осмотрел территорию с той стороны дома: ни орхидей, ни хотя бы обыкновенных анютиных глазок. Что вы там хоронили сегодня утром, Боуне?

Инспектор поднял голову и с изумлением фыркнул.

— Хоронил? — Боунс отнюдь не казался смущенным, скорее рассерженным еще больше, чем раньше. — Как что хоронил? Да все этих животных.

— Попал в точку, — сказал Эллери.— Пустые клетки —- это пустые клетки, не так ли? А почему вы хоронили животных, мой дорогой Боунс? Ах, что за имя! О, я понял: вы были у доктора Ксавье хранителем склепа? А почему вы хоронили животных? Ну, рассказывайте, рассказывайте.

Желтые обломки зубов обнажились в улыбке.

— Интересный вопрос. Да потому что они были мертвые. Вот почему.

— Правильно. Глупо было с моей стороны спрашивать. И что же, Боунс, все они были близнецами, эти животные?

Впервые испуг исказил морщинистое лицо старика.

— Близнецы-животные?

— Простите, если я говорю неразборчиво,— сказал Эллери.— Близнецы-животные. Близ-не-цы. Понятно?

Боунс уставился в пол.

— Сегодня вы хоронили вчерашнюю порцию?

— Да.

— И они уже не были сиамскими близнецами, а, Боунс?

— Я не понимаю, что вы хотите сказать.

— Боюсь, что понимаете,— печально произнес Эллери.— Я имею в виду вот что: доктор Ксавье уже некоторое время экспериментировал на созданиях низшего вида, которые были сиамскими близнецами (и где только, во имя неба, мог он их всех доставать!). Он занимался этим серьезно, без дурного умысла, пытаясь разделить их хирургически и не потерять при этом ни одной жизни. Правильно?

— Я ничего не знаю,— прошептал старик.— Лучше спросите доктора Холмса.

— Вряд ли это требуется. Большинство этих экспериментов закончилось безуспешно. Поэтому вы и оказались в роли могильщика животных. И большое у вас тут кладбище, Боуне?

— Ну, они немного места занимают,— мрачно ответил Боуне.— Только один раз была большая пара — коровы, но чаще это все маленькие. И так продолжается вот уже несколько лет. Но иногда доктору удавались его опыты, это я знаю точно.

— А, значит, были и успешные операции? Этого и следовало ожидать от человека, обладающего таким искусством, как доктор Ксавье. Однако, ладно... Благодарю вас, старина. Покойной ночи, миссис Уири.

— Чего-нибудь еще... Подожди минутку,— рявкнул инспектор.— Если он здесь хоронил эти гадости, откуда мы знаем, что там нет еще чего-нибудь....

— Глупости,— сказал Эллери, нежно выталкивая старика из кухни.— Можешь поверить мне на слово, Боуне говорил правду. Но меня интересует не это. Это страшная возможность...— Он замолчал и пошел вперед.

— Что ты скажешь об этом ударе, Джулиан? — прозвенел голос Френсиса Карро из комнаты для игр.

Эллери остановился, покачал головой и пошел дальше. Инспектор следовал за ним, покусывая кончики усов.

— Как все это странно!

На террасе слышались тяжелые шаги Смита.

 

 

Глава 12

Красавица и чудовище

Это была самая тяжкая и душная ночь в жизни Квинов. Они метались в кровати в течение трех часов, во влажном аду, темноте и едком воздухе и, наконец, решили прекратить попытки уснуть. Эллери встал и зажег свет. Взяв сигарету, он присел у окна и закурил без всякого удовольствия. Инспектор лежал, вытянувшись на спине, бессмысленно уставившись в потолок. Их постели и пижамы насквозь промокли от пота.

В пять часов утра, когда начало рассветать, они приняли душ. Несмотря на ранний час, воздух был раскален. Эллери, стоя у окна, смотрел на Долину.

— Стало хуже,— сказал он мрачно.

— Что стало хуже?

— Пожар.

Старик отложил табакерку и подошел к другому окну. Дым был уже не только у подножья, он поднимался значительно выше, начиная угрожающе щекотать вершины. Долина стала почти невидимой, казалось, все плавало в воздухе — вершина горы, дом, они сами.

— Похоже на свифтовский остров в небе,— сказал Эллери.— Плохи дела.

— Да, неважные, сынок.

Молча они спустились вниз. Дом был погружен в темноту, никого не было видно. Живительная прохлада утреннего воздуха тщетно пыталась освежить их влажные щеки, когда они вышли на террасу и печально смотрели на небо. Пепел и сажа сыпались теперь непрерывно.

— Что нам делать? — сказал инспектор.— Положение становится настолько опасным, что я боюсь даже думать об этом. Мы здорово влипли, Эл. Что там такое?

Оба вздрогнули, прислушиваясь. Откуда-то с восточной стороны, из-за дома, слышался грохот металла, приглушенный расстоянием. Старик сказал:

— Пошли.

Они сбежали .по ступенькам, потом вдоль дорожки направились на звук. Обойдя дом с левой стороны, остановились. Здесь дорога разветвлялась, и одна ветка вела к низкому строению, очевидно гаражу. Обе двери были широко раскрыты, и изнутри доносился шум. Инспектор прыгнул вперед и осторожно заглянул в полутемное помещение. Он поманил Эллери, и тот на цыпочках подошел к отцу. В гараже находилось четыре машины, аккуратно поставленные в ряд. Одна из них — низко посаженный «дьюзенберг» — принадлежала Квинам, вторая — великолепный черный лимузин с длинным капотом — несомненно, собственность покойного доктора Ксавье. Третья — мощный «седан» иностранной марки — мог принадлежать только миссис Карро. Четвертый — потрепанный «бьюик» мистера Френка Смита из Нью-Йорка.

Оглушительный грохот металла раздавался из-за машины Смита. Производивший этот шум человек был скрыт кузовом машины. Они обогнули «бьюик» и автомобиль миссис Карро и кинулись на согнувшуюся фигуру мужчины, рубившего заржавевшим топором бензобак машины толстяка. Металл уже был пробит во многих местах, и темная пахучая жидкость потоками хлестала на цементный пол.

Человек испуганно взвизгнул, бросил топор и полез в драку. Квинам пришлось немало потрудиться, пока удалось одолеть его. Это был Боунс, мрачный, как всегда.

— Ну, объясни мне, старый дурак, что ты тут задумал?

Костлявые плечи опустились, и он упрямо сказал:

— Выливаю его бензин.

— Мы это видим,— рявкнул инспектор.— Но почему ты просто не вылил его, не разбивая бака?

— Чтобы он не смог наполнить его опять.

— Но ведь он мог взять чью-нибудь другую машину, понимаешь? — сказал печально Эллери.

—  А я собирался и их испортить.

— Ну и ну,— возмутился инспектор.— Думаю, он так и сделал бы.

-- Но это же глупо,— запротестовал Эллери.— Ведь он же не может убежать, Боунс. Куда он пойдет?

Боунс пожал плечами.

— А так спокойнее.

—  Но почему ты во что бы то ни стало хочешь задержать мистера Смита?

— Мне не нравится его паршивая толстая морда,— отрезал старик.

— Вот так причина! — воскликнул Эллери.— Послушай, дружище, если я тебя еще раз поймаю около этих машин, клянусь, я тебя уничтожу. Понял? Уничтожу!

Боунс оттолкнул руку Эллери, скривил сморщенные губы в презрительной усмешке и быстро вышел из гаража.

Инспектор последовал за ним, оставив Эллери задумчиво созерцать лужи бензина.

— Поскольку мы все равно поджариваемся, ничего не делая, мы можем с таким же успехом работать, поджариваясь. Пошли.

— Работать? — отозвался Эллери. Он курил уже шестую сигарету за последний час.

— Ты слышал, что я тебе сказал.

Инспектор подошел к дверям кабинета доктора Ксавье, открыл своим ключом дверь и вошел. В комнате все было по-прежнему. Эллери закрыл за собой дверь и спросил:

— Ну, что дальше?

—  Я хочу посмотреть его бумаги. Мало ли что можно там найти.

Эллери пожал плечами и отошел к окну.

Инспектор начал обыскивать кабинет с быстротой, свидетельствующей о многолетнем опыте. Комод, стол, книжный шкаф, он обыскал каждую щелочку и уголок, быстро проглядел старые письма, заметки, счета — все то, что обычно бывает в ящиках. Эллери стоял у окна, глядя на деревья, трепещущие в горячем воздухе. В комнате было как в духовке.

— Ничего,— сказал старик мрачно,— только целая гора хлама.

— Хлама... — повторил Эллери. — Я люблю копаться в таких домашних помойках.

Ящик был набит всякой ерундой: письменные принадлежности, сломанные заржавевшие хирургические инструменты, коробка с шашками, карандаши различных размеров, в большинстве сломанные, одинокая запонка с крохотной жемчужиной, по меньшей мере дюжина заколок и булавок для галстука, тусклые и позеленевшие, запонки для крахмальных рубашек с довольно эксцентричным рисунком, старая булавка для галстука с бриллиантами из которых два камня было потеряно, две цепочки для часов, серебряный ключ, отполированные зубы какого-то животного, серебряная зубочистка.

— Веселый парень был доктор Ксавье,—  сказал Эллери. Боже мой, как может человек держать такую массу абсолютно никому не нужной дряни? Уйдем отсюда, отец, мы тратим время зря.

— Пожалуй, да,— сказал инспектор. Он задвинул ящик и со вздохом поднялся.

Они закрыли за собой дверь и пошли по коридору.

— Одну минутку.— Старик заглянул в игровую комнату. Повернувшись, он сказал: — Все в порядке, она там.

— Кто она?

—  Миссис Ксавье. У нас есть возможность пролезть к ней в спальню, чтобы осмотреть там все.

— Прекрасно, но не могу себе представить, что ты там надеешься найти?

Задыхаясь от жары, они прокрались наверх. На противоположной стороне, через дверь, они увидели широкую спину миссис Уири, убирающую кровать в комнате мистера Ксавье. Она их не заметила. Квины спокойно прошли в спальню миссис Ксавье и закрыли за собой дверь.

Это была самая большая комната на втором этаже. По обстановке чувствовалось, что здесь живет женщина. «Дань властному характеру ее хозяйки,— подумал Эллери». В комнате мало ч;го напоминало о докторе Ксавье.

— Не удивительно, что он, бедняга, проводил дни и ночи в кабинете. Думаю, немало ночей он провел на старой кушетке внизу.

— Перестань трепаться и лучше слушай, что происходит в коридоре,— сказал инспектор,— я бы не хотел, чтобы нас застали здесь.

— Ты выгадаешь время, если начнешь с этого шкафа. Остальные наверняка наполнены парижскими тряпками.

Инспектор открыл шкаф и просмотрел все отделения и ящики с быстротой опытного жулика.

— Рубашки, носки, белье, все, что полагается,— заявил он,— безделушки. Боже мой, сколько безделушек! Верхний ящик целиком набит ими. Только они совсем новые, не то что те обломки внизу. Кто бы мог подумать, что доктор Ксавье может любить такие глупости. Неужели бедняга не знал, что булавки для галстуков вышли из моды по крайней мере лет пятнадцать назад?

— Я же говорил тебе, что это бесполезная трата времени,— сказал Эллери раздраженно. И вдруг ему в голову пришла мысль: — А колец нет?

— Колец?

— Я же говорю — колец.

Инспектор покачал головой.

— Ты знаешь, это довольно странно, чтобы у человека, который так любит всякие побрякушки, не было ни одного кольца.

— Вот об этом я как раз и думаю. Я не заметил ни одного кольца на ее руках. А ты? — спросил Эллери.

— Нет.

— Гм, эта история с кольцами одна из самых странных во всем этом деле. Надо поберечь наши, а то как бы и нам их не потерять, они не особенно ценные, но надо сказать, что как раз за такими-то здесь и охотятся: за кольцами, которые ничего не стоят. Фу, до чего глупо... А как насчет миссис Ксавье? Ты проверял ее шкатулку с драгоценностями?

Инспектор послушно начал осматривать туалетный стол миссис Ксавье. Он нашел шкатулку, вытащил ее, быстро осмотрел содержимое. В ней находилось множество бриллиантовых браслетов, два ожерелья и полдюжины серег, все очень дорогое. Но там не было ни одного кольца, даже дешевенького. Инспектор задумчиво закрыл крышку и положил шкатулку обратно.

— Что это значит, Эллери?

— Я бы и сам хотел знать. Все очень и очень странно. Никак не могу понять смысл этого.

Шаги в коридоре заставили их мгновенно повернуться и тихо подбежать к двери. Они прижались к стене за дверью, стараясь не дышать. Ручка двери слегка повернулась и остановилась. Послышалось легкое щелканье, потом она опять немного двинулась, и дверь начала медленно открываться. Слышно было чье-то хриплое дыхание. Эллери взглянул в щель и окаменел. На пороге стоял Марк Ксавье, переступив его одной ногой. Он был бледен, тело напряглось от волнения. Он стоял так, не двигаясь, целую минуту, как будто споря сам с собой: войти или нет. Потом вдруг повернулся, быстро закрыл дверь и, судя по звуку шагов, побежал по коридору.

Инспектор приоткрыл дверь и выглянул. Ксавье бежал по направлению к своей комнате, расположенной в дальнем конце коридора. Дернул за ручку, открыл дверь и исчез.

— Что все это значит? — прошептал Эллери, выходя из комнаты миссис Ксавье.— Что его испугало? И зачем он вообще хотел туда залезть?

— Кто-то идет.— тихо проговорил инспектор.

Они кинулись бегом к своей комнате, потом повернули обратно и пошли, делая вид, что только что вышли из нее. Снизу появились две аккуратно причесанные молодые головки: по лестнице поднимались близнецы.

— А, мальчики,— сказал ласково инспектор.— Хотите немного поспать?

— Да, сэр,— сказал Френсис. Он казался удивленным.— Вы давно здесь, сэр?

— Мы думали...— начал Джулиан.

Френсис побледнел: очевидно, какой-то ток передался от одного брата к другому, так как Джулиан неловко замолчал.

— Некоторое время,— сказал Эллери.— А что?

— Вы никого не видели? Никто не поднимался сюда, сэр?

— Нет. Мы только что вышли из нашей комнаты.

Мальчики криво улыбнулись, постояли с минуту, переминаясь с ноги на ногу, и потом пошли в свою комнату.

— Тоже мне, следопыты,— сказал Эллери, спускаясь с лестницы.— Мальчишки всегда остаются мальчишками.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Но это же совершенно ясно: они видели, как Ксавье поднялся на верхний этаж, и последовали за ним из чистого любопытства. Он услышал, что они идут, и убежал. Ты встречал когда-нибудь нормального мальчика, который бы не обожал всякие тайны?

— Да, — согласился инспектор,— все это так, но что насчет Ксавье? Какого черта он хотел?

— Да, какого черта ему здесь надо было? — задумался Эллери. Это интересно.

Дом буквально плавился под полуденным солнцем. Ни до чего нельзя было дотронуться: все было раскалено и покрыто сажей. Обитатели собрались в относительной прохладе игровой комнаты, слишком безразличные, чтобы играть или говорить.

Энн Форрест сидела у пианино и наигрывала какую-то мелодию. Ее лицо покрывали капельки пота, а пальцы оставляли мокрые следы на клавишах. Даже Смит пришел с раскаленной террасы и сидел в углу, посасывая потухшую сигару.

Миссис Ксавье впервые за целый день почувствовала ответственность хозяйки. Ее лицо смягчилось, в глазах не было прежней муки. Она позвала экономку.

—- Завтрак, миссис Уири.

Но миссис Уири была явно чем-то расстроена, она неловко мяла фартук.

— Миссис Ксавье, я не могу приготовить,—  прошептала она.

— Почему? — холодно спросила миссис Ксавье.

— Я хочу сказать, что не могу приготовить настоящий завтрак, миссис Ксавье,— продолжала старушка, — у нас нет... достаточно... у нас нет разнообразия. Понимаете?

Миссис Ксавье выпрямилась.

— Как, вы хотите сказать, что у нас нет больше провизии? — спросила она медленно.

Экономка была удивлена.

— Но вы же должны знать об этом, миссис Ксавье.

Хозяйка провела рукой по лбу.

— Да, да, миссис Уири, возможно, я не заметила, я была немного расстроена. Но что-нибудь ведь есть?

— Только консервы, миссис Ксавье. Семга, тунец и сардины. Этого-то у нас много. Потом несколько банок горошка, спаржи и фруктов. Я сегодня испекла хлеб, у нас есть еще немного дрожжей и муки, но яйца, масло, картофель и лук кончились.

— Хорошо, спасибо. Сделайте сэндвичи. Кофе остался?

— Да, но молока нет.

— Тогда чай.

Миссис Уири ушла, а миссис Ксавье пробормотала:

— У нас здесь никогда не бывает большого запаса продуктов, а теперь лавочник не смог привезти еженедельную порцию, и тут еще пожар...

— О, мы все понимаем,— сказала миссис Карро с улыбкой,— мы ведь находимся в необычном положении и не нуждаемся ни в каких церемониях. Не расстраивайтесь.

— Во всяком случае, мы все хорошие солдаты,— весело сказала мисс Форрест.

Миссис Ксавье вздохнула. Она не смотрела на миссис Карро, сидящую в другом конце комнаты.

— Возможно, следует перейти на сокращенный рацион, —  начал неуверенно доктор Холмс.

— Похоже, нам придется это сделать,— воскликнула мисс Форрест, взяв ужасный аккорд, после чего она покраснела и замолчала.

Долгое время все сидели молча. Потом инспектор сказал:

— Послушайте, люди, пора взглянуть в глаза прискорбным фактам. Мы попали в западню. До сих нор я надеялся, что народ там, внизу, сумеет побороть пожар.

Все смотрели на него, пытаясь скрыть тревогу. Он добавил поспешно:

— Несомненно, это им еще удастся.

— Вы видели дым сегодня утром? — спросила миссис Ксавье.— Я его видела с балкона своей спальни.

Опять последовало молчание.

—- Во всяком случае,— поспешно сказал инспектор.— Мы не должны сдаваться. Как правильно предложил доктор Холмс, нам придется перейти на строгую диету.— Он ухмыльнулся.— Это должно понравиться дамам, не так ли? Вопрос в том, чтобы продержаться, пока... я хочу сказать, пока не придет помощь. Это вопрос времени.

Эллери, сидевший в большом кресле, беззвучно вздохнул. Он чувствовал себя подавленным. О, это медленное, медленное ожидание. И все же его мозг не давал ему покоя. Перед ним была задача, которую он должен разрешить. Эта настойчивая «тень» беспокоила его опять. Было что-то, что все время ускользало от него.

— Положение плохое, не правда ли, инспектор? — сказала миссис Карро, посмотрев при этом на близнецов, сидящих напротив.

Инспектор бессильно развел руками.

— Да, к сожалению, это так. Очень плохое.

Лицо Энн Форрест стало белым, как ее полотняный платок.

—- Черт! — взорвался Марк Ксавье, подпрыгнув на стуле. Я не собираюсь сидеть здесь в ожидании, пока меня выкурят, как крысу из норы. Давайте предпримем что-нибудь.

— Успокойтесь,— мягко сказал старик,— не поддавайтесь панике. Я только что хотел предложить следующее: ведь мы еще по-настоящему не посмотрели, что происходит вокруг, не обошли всю территорию. Что вы скажете насчет этой скалы позади дома? Есть там какой-нибудь путь вниз, даже если он и очень опасный, но на случай крайней необходимости? Я люблю иметь запасный выход, ха-ха-ха!

Никто не откликнулся на его попытку рассмеяться. Марк Ксавье мрачно сказал:

— Даже горная коза не сможет спуститься там. Выкиньте это из головы, инспектор.

— Это я просто так, на всякий случай,— сказал старик.— Ну, тогда нам остается сделать следующее: после того как мы съедим сэндвичи, мы предпримем небольшую экспедицию.

Все посмотрели на него с пробудившейся надеждой.

— Вы хотите обследовать лес, инспектор? — спросила Энн Форрест.

— Угадала, молодчина. Это именно то, что я хотел предложить, мисс Форрест. Дамы тоже будут участвовать. Все должны одеться в самую плотную одежду, в брюки для верховой езды или в обыкновенные брюки. Мы распределим участки и обыщем лес от края до края.

— Это будет здорово,— вскричал Френсис.— Пошли, Джулиан. /

— Нет, нет, Френсис, вы не пойдете.

— Почему же нет, миссис Карро? — сказал ласково инспектор.— В этом нет ни малейшей опасности, и это будет развлечением для ребят, да и для всех нас... А, миссис Уири, прекрасно. Ешьте все скорее. Чем скорее мы тронемся, тем лучше. Эл, сэндвич.

— Давай сюда,— сказал Эллери.

Все ели, тщательно прожевывая, смакуя каждый кусочек бутерброда без масла, с одними рыбными консервами. Эллери, глядя на собравшуюся компанию, почувствовал легкую тошноту. Кажется, все уже окончательно забыли об окоченевшем трупе доктора Ксавье...

Инспектор распределил свое войско, как Наполеон на острове Святой Елены расставлял свои силы. Он указал направление движения каждого так, чтобы ни один ярд дымного леса не остался необследованным. Даже миссис Уири и мрачный Боуне вступили в ряды. Сам инспектор занял крайнее место на западе полукруга, Эллери — крайнее на востоке. Остальные с определенными интервалами между ними: Марк Ксавье встал в центре, слева от него были мисс Форрест, Холмс, миссис Ксавье и близнецы, справа — миссис Карро, Смит и миссис Уири.

— Теперь запомните,— крикнул инспектор, когда все заняли свои места.— Идите прямо, все время прямо. Естественно, чем дальше вы будете отходить, тем дальше вы будете друг от друга, так как гора расширяется книзу. Но смотрите в оба. Когда увидите огонь,— кстати, не подходите слишком близко,— ищите, нет ли выхода. Если найдете что-нибудь, что будет выглядеть мало-мальски обещающе,— аукните, и мы все прибежим. Все понятно?

— Все понятно,— закричала мисс Форрест, очаровательно выглядевшая в брюках, одолженных ей доктором Холмсом.

— Тогда пошли,— скомандовал инспектор и тихо добавил: — И да поможет всем нам Господь.

Они нырнули в лес. Квины услышали, как мальчики перекликались боевым кличем индейцев.

— Ну, старый римлянин,— пробормотал Эллери,— доволен?

— Но ты понимаешь, надо же что-то делать.— И тихо сказал: — Откуда ты знаешь, что нам не удастся найти дорогу вниз? Это ведь не исключено.

— Это абсолютно исключено.

— Не будем спорить,— сказал старик.— Я поместил тебя и себя на крайних флангах, поскольку это два самых вероятных места несмотря на то, что ты говоришь. Держись как можно ближе к краю скалы, там деревья гораздо реже, возможно, там удастся найти выход. Ну, пошли. Желаю удачи!

— Желаю удачи,— ответил Эллери, повернулся и пошел к гаражу.

Оглянувшись, он увидел, как его отец двинулся к западу. Пробираясь с трудом, царапаясь о кустарник и ветки, он начал кашлять. Он спускался очень долго, казалось целую вечность, и с каждым шагом воздух делался все хуже, дышать становилось все труднее. Вскоре он услышал отдаленный гул, как при землетрясении. Трудно было определить расстояние или направление его. Эллери вытер пот с лица и приник ухом к земле. Потом он понял: взрывы. Там, внизу, взрывали часть леса в тщетном усилии преградить дорогу огню. Он продолжал спускаться дальше, бесконечно долгое время и наконец увидел то, что вначале принял за оптический обман: совсем недалеко внизу трещал пожар.

Эллери отступил. Впервые он осознал весь ужас их положения. Он пошел на юг вдоль линии огня. Сердце его сжималось от отчаяния и холода. Должна же быть здесь дорога! Потом он остановился, вцепившись в тонкий ствол березы, чтобы удержаться от падения. Он достиг обрыва, долгое время стоял там, моргая воспаленными глазами, вглядываясь в закутанную дымом долину.

Деревья росли на голом камне. А ниже, где пропасть выгибалась аркой, деревья яростно пылали. Здесь выхода не было.

Решив вернуться, Эллери начал взбираться на гору. Подъем был труднее, чем спуск, спина ныла, сердце разрывалось, легким не хватало воздуха. Ноги, несмотря на сапоги, были поранены. Кожа на руках ободрана. Он поднимался с полузакрытыми глазами, двигаясь рывками, стараясь не думать об ужасе внизу. Как он узнал впоследствии, он поднимался в течение нескольких часов.

Только поднявшись на вершину, он смог дышать несколько свободнее. Выбрался из леса и упал на землю с немой благодарностью. Он поднял налившиеся кровью глаза, взглянул на небо. Солнце уже опустилось, было не так жарко, как раньше. Вода, ванна и йод для его ран... Он закрыл глаза, стараясь собрать силы, чтобы преодолеть последние несколько ярдов. Затем с неохотой открыл их. Кто-то с треском пробирался невдалеке от него. «Кто-то из отряда возвращается...» Потом он пригнулся и быстро скользнул в густой кустарник поблизости. Усталость и боль мгновенно исчезли. Из леса показалась огромная голова Смита, растрепанного и сильно поцарапанного, осторожно разглядывавшего площадку. Но не тот факт, что эта загадочная пожилая горилла была изранена, заставил Эллери скрыть свое присутствие. Рядом с ним с таким же исцарапанным лицом стояла миссис Карро.

Странная пара осторожно осмотрела территорию около дома, потом, убедившись, что они вернулись первыми, вышли из леса и подошли к плоскому камню, на который со вздохом опустилась миссис Карро.

Толстяк, прислонившись к ближайшему дереву, смотрел на нее. Женщина заговорила. Как Эллери ни напрягал слух, он ничего не услышал. Ему только было видно, как двигаются ее губы, но они находились слишком далеко, чтобы он мог расслышать слова.

Смит стоял, переминаясь с ноги на ногу. Она что-то очень быстро говорила, а Смит ни разу не открыл рта, чтобы ответить ей. Потом она внезапно поднялась и с видом презрительного величия протянула правую руку. На минуту Эллери подумал, что Смит сейчас ударит ее: он оторвался от дерева, сжимая тяжелые челюсти и дрожа от ярости, и поднял свою огромную лапу. Женщина не пошевелилась и не опустила руку. Смит заговорил, и все время, пока он говорил, ее рука оставалась протянутой и неподвижной. В конце концов его злоба лопнула, как проколотый мяч, и, пошарив в кармане своей куртки, он вытащил бумажник, дрожащими руками вынул из него что-то — Эллери не мог разобрать что,— ткнул в маленькую исцарапанную ручку и, не взглянув на нее, пошел к дому.

Миссис Карро долгое время стояла неподвижно, не взглянув даже на то, что сжимала в руке. Потом подняла левую руку и начала разрывать на мелкие кусочки то, что Смит с такой неохотой передал ей. Она с яростью отшвырнула эти кусочки, повернулась и, спотыкаясь, пошла вслед за Смитом. И Эллери заметил, что плечи ее дрожали. Она шла, как слепая, закрыв лицо руками.

Спустя некоторое время Эллери вздохнул, потянулся и подошел к месту, где только что стояли миссис Карро и Смит. Он оглянулся. Оба исчезли в доме, и площадка была совершенно пуста. Он нагнулся и начал собирать все кусочки, которые только смог найти. Одного взгляда на обрывочек бумаги было достаточно, чтобы понять, в чем дело. Он потратил десять минут, ползая вокруг, и, когда все собрал, ушел, обратно в лес, сел на землю, вынул из кармана старое письмо, и, используя его как стол, начал складывать эти обрывки.. Некоторое время он сидел, глядя прищуренными глазами на результат своих трудов.

Это был чек на Вашингтонский банк, помеченный тем днем, когда Квины встретили толстяка на узкой дороге Эрроу-Маунтина. Тонким женским почерком было подписано: Мари Карро. Чек был выписан на сумму десять тысяч долларов.

 

 

Глава 13

Испытание

Растянувшись на кровати, совершенно голый, с дымящейся сигаретой в руке, Эллери наслаждался роскошной прохладой простыней. Он принял душ, смазал бесчисленные порезы и царапины йодом и чувствовал себя физически освеженным. Но в его мозгу непрерывно и упорно вертелись отдельные фрагменты: колода игральных карт, отпечатки пальцев на карте, и, несмотря на все его усилия забыть, над всем этим царило видение дьявольского огня.

Время от времени он слышал тяжелые шаги в коридоре: возвращались обитатели дома. Сам звук их шагов — тяжелых, волочащихся, безнадежных — без слов говорил о неудаче. Никто не разговаривал. Двери накрепко запирались. Вот скрипнула дверь в дальнем конце коридора — должно быть, это мисс Форрест. Но она не была уже тем веселым созданием, которое пустилось в это увлекательное путешествие. Еще шаги по коридору — миссис Ксавье. Потом медленный ритм четырех ног — близнецы. Они больше не шумели. Наконец, доктор Холмс и Марк Ксавье, и за ними, после того как все шаги замолкли, еще две пары ног — миссис Уири и Боунс, поднимающиеся в свои комнаты в мезонине.

Потом последовала долгая, полная тишина. Эллери начал удивляться: куда девался его отец? «Все еще надеется, несмотря ни на что, найти дорогу, которой не существует».

В его мозгу блеснула новая мысль, и он забыл все остальные, стараясь сосредоточиться на ней.

Ему помешали медленные, волочащиеся шаги за дверью. Дверь открылась, и на пороге появился инспектор: привидение с мертвыми глазами. Старик не сказал ни слова, проковылял в умывальную, и Эллери услышал, как он там мылся. Потом медленно вернулся обратно, сел в кресло и уставился в стену задумчивым взглядом. На левой щеке у него была длинная красная царапина, морщинистые руки сплошь покрыты ранками.

— Ну что, отец?

— Ничего.

Эллери с трудом расслышал его ответ. Голос старика совершенно охрип от усталости. Наконец он прошептал:

— А ты?

— О, Господи, ничего нет... Это было ужасно, правда?

— Да.

— Ты слышал гул с твоей стороны?

— Да, взрывы. Жалкие создания!

— Ты неправ, отец,— сказал Эллери.— Они делают все, что возможно.

— А где все остальные?

— Я слышал, как они возвращались.

— Никто ничего не сказал?

— Их шаги говорили за них... Папа...

Старик поднял голову.

— Что?

— Я видел нечто очень важное.

Надежда вспыхнула в сердце старика. Он повернулся.

— Пожар? — вскричал он.

— Нет,— спокойно ответил Эллери. И седая голова опять опустилась на грудь.— Боюсь, что в этом нам придется положиться на других, папа. Коли нам повезет...— Он пожал плечами.— Я полагаю... ты понимаешь, что наши шансы...

— Слабые.

— Да, нужно держать себя в руках. Фактически мы ничего не можем поделать. Что же касается другого...

— Убийства? Тьфу, ну его.

— А почему бы и не заняться убийством? — сказал Эллери, садясь и обхватывая руками колени.— Во всяком случае, нормальные занятия часто спасают людей от сумасшедшего дома.

Инспектор фыркнул.

— Да, папа. Не надо поддаваться. Пожар, конечно, подействовал на нас. Но у меня, есть две вещи, которые я должен тебе рассказать. Одна из них — то, что я видел, возвращаясь домой.

В глазах старика появилась искра интереса.

— Видел?

— Видел миссис Карро и Смита.

— Этих двух? — Инспектор вскочил со стула.

— Вот это уже лучше,— усмехнулся Эллери.— Ты снова похож на самого себя. У них была секретная встреча, и они уверены, что их никто не видел. Миссис Карро что-то потребовала от Смита. Смит отказался, но она ему что-то сказала, что выбило у него почву из-под ног. Тогда он, как ягненочек, отдал ей то, что она требовала. Она порвала это на кусочки и выбросила. Это был чек на десять, тысяч долларов, подписанный Мари Карро. Я собрал кусочки, и они у меня в кармане.

— Господи Боже мой! — Инспектор начал бегать по комнате.

— Я полагаю, продолжал Эллери,— это объясняет очень многое; почему Смит так торопился покинуть гору в ту ночь, когда мы его встретили, почему он так боялся встретиться лицом к лицу с миссис Карро, когда был вынужден вернуться, почему они встретились тайно сегодня в полдень. Совершенно ясно, речь идет о шантаже.

 — Конечно, конечно.

— Смит приехал сюда, выследив миссис Карро, сумел увидеть ее наедине, а может быть, и в присутствии Энн Форрест, и вытянул у нее десять тысяч долларов. Не удивительно, что он хотел поскорее убраться отсюда. Но когда случилось убийство и мы появились на сцене, в ситуации, когда никто не может отсюда уехать, дело приняло совсем другой оборот. Ты понимаешь?

— Шантаж...— пробормотал инспектор.— Это, вероятно, из-за мальчиков...

— А из-за чего же еще? До тех пор, пока факт, что она является матерью сиамских близнецов, оставался неизвестным, она готова была заплатить любую сумму, чтобы заткнуть Смиту рот. Но теперь, поскольку совершено убийство, неизбежно следствие, и когда дороги будут открыты, на место преступления явится официальная полиция, значит, вся история всплывет наружу. Ну какой же смысл платить мистеру Френку Смиту за молчание? Совершенно естественно, она нашла в себе достаточно мужества, чтобы потребовать у него назад чек. Смит все понял, вернул его, вот и все.

— Хотел бы я знать...— начал инспектор.

— О, тут масса вариантов,— сказал Эллери,— Но все это не так уж важно. Есть еще кое-что. Я много думал и пришел к определенному заключению. Разреши мне изложить тебе все?

— Насчет убийства?

— Да, совершенно верно, насчет убийства.

Напуганное огнем и сильно потрепанное общество после скудного обеда — консервированный тунец, консервированные сливы и вялые помидоры — собралось в игровой комнате. Никогда в жизни Эллери не приходилось встречать такой вымазанной йодом и залепленной пластырем компании. Но душевные раны были гораздо более глубокие, они зажгли отчаянием их глаза. Даже близнецы приуныли.

Инспектор резко сказал:

— Я пригласил вас по двум причинам. Во-первых, чтобы получить от вас отчет, а о втором я вам расскажу позднее. Итак, нашел ли кто-нибудь хоть что-то?

Жалкое выражение лиц послужило ему ответом.

— Ладно. Значит, нам ничего не остается, как только сидеть и ждать. Тем временем,— продолжал инспектор,— я хотел бы напомнить вам, что положение ничуть не изменилось: в доме находится труп и его убийца.

Эллери заметил, что большинство, если не все, совершенно забыли об этом. Угроза собственной жизни изгладила из памяти это печальное событие. Теперь снова вернулась прежняя напряженность, что сразу отразилось на лицах присутствующих. Смит сидел неподвижно, Энн Форрест бросила предостерегающий взгляд на миссис Карро. Марк Ксавье нервно разломил пополам сигарету, черные глаза миссис Ксавье заблестели, близнецы начали дышать чаще, доктор Холмс побледнел, а миссис Карро комкала носовой платочек.

— Будем надеяться на лучшее. Этим я хочу сказать, что убежден: нам удастся спастись. Следовательно, мы должны продолжать жить так, как будто нет никакого пожара, а просто по непредвиденным обстоятельствам задерживается приезд официальных властей. Вы меня поняли?

— Старый трюк,— сказал Марк Ксавье.— Полагаю, собираетесь подвергнуть нас пыткам? Почему вы не хотите признаться, что зашли в тупик, что кто-то одурачил и вас, и нас? А вы притворяетесь, будто что-то знаете, чтобы заставить кого-то из нас выдать себя.

— А мы,— проговорил Эллери,— вовсе не блуждаем в темноте, старина, совсем нет. Мы знаем.

Лицо Марка Ксавье медленно зеленело.

— Вы знаете?

— Я вижу, вы стали менее самоуверенным,— протянул Эллери.— Папа, я думаю, мы понимаем друг друга? А-а-а, миссис Уири, входите и вы, Боуне.

Экономка и Боунс в нерешительности стояли на пороге.

— Входите, входите, люди добрые,— продолжал Эллери.— Вот теперь мы в полном сборе. Садитесь, так будет лучше.

Инспектор облокотился на один из столиков для бриджа, поочередно вглядываясь в лица, и начал:

— Вы помните, что мистер Квин расстроил недурненький план, который ставил целью обвинить миссис Ксавье в убийстве ее мужа. Факты были подтасованы, и убил доктора Ксавье тот, кто их подтасовал. Вы помните это?

Несомненно, они помнили. Миссис Ксавье опустила глаза и побледнела, а все остальные быстро взглянули на нее и отвернулись. Глаза Марка Ксавье были почти закрыты, так внимательно, прищурившись, смотрел он на инспектора.

— Сейчас мы хотим устроить вам испытание.

— Испытание? — переспросил доктор Холмс.— Я бы сказал, инспектор...

— Помолчите, доктор. Я сказал — будет испытание, значит, будет. К тому времени, когда все закончится и дым рассеется,— продолжал он мрачно,— этот мужчина будет в наших руках или...— добавил он после некоторой паузы,— ... женщина. Нам неважно кто, лишь бы это был настоящий преступник.

Никто не ответил, глаза всех были прикованы к его суровому лицу.

Затем вперед выступил Эллери, и все глаза переключились на него. Инспектор подошел к одной из открытых дверей.

— Револьвер,— резко сказал Эллери и протянул руку к отцу.

Инспектор вытащил револьвер с длинным дулом, который они нашли на полу в кабинете доктора Ксавье, открыл его, осмотрел пустые камеры, закрыл и молча подал Эллери. Задыхаясь от волнения, все наблюдали за этой процедурой.

Эллери взял оружие, подвинул стол, поставил стул позади стола так, чтобы лицо сидящего на стуле было обращено ко всем остальным.

— Теперь представьте себе,— сказал он,— что это кабинет доктора Ксавье. Это его стол и его стул. Ясно пока? Отлично! — Он помолчал.— Мисс Форрест!

Девушка вздрогнула, как от удара хлыстом. Глаза расширились от испуга. Доктор Холмс протестующе приподнялся и опять сел, наблюдая прищуренными глазами.

— Я? Я?

— Да, вы. Встаньте, пожалуйста.

Она повиновалась, держась за спинку стула.

Эллери пересек комнату, положил револьвер на рояль и вернулся к столу.

— Ну, что? — прошептала девушка, бледнея.

Эллери сел.

— Я хочу, чтобы вы, мисс Форрест,— сказал он небрежным тоном,— разыграли сцену убийства.

— Р-разыграла сцену у-у-убийства?

— Пожалуйста, представьте себе, что я доктор Ксавье. (Несомненно, вы были бы рады, если бы это было так.) Я хочу, чтобы вы вышли в коридор через дверь, что позади вас. Когда я подам сигнал — пожалуйста, войдите. Вы будете находиться чуть правее меня лицом ко мне. Я — Ксавье. Я буду сидеть за столом, раскладывать пасьянс. Когда вы войдете, подойдите к роялю, возьмите револьвер, встаньте ко мне лицом и нажмите на курок. Револьвер не заряжен. Понимаете?

Смертельно побледневшая девушка пыталась говорить, ее губы дрожали. Она молча кивнула и вышла из комнаты через дверь, которую ей указал Эллери. Дверь за ней захлопнулась. Инспектор, стоя около дверей, мрачно наблюдал за девушкой. Эллери положил на стол локти и позвал:

— Пора, мисс Форрест.

Дверь медленно открылась, и появилось бледное лицо девушки. Она немного поколебалась, потом вошла, закрыла за собой дверь и одновременно глаза, вздрогнула, затем открыла глаза и осторожно подошла к роялю. Некоторое время она с отвращением смотрела на револьвер, потом схватила его и направила в сторону Эллери, воскликнув при этом: «Но это же нелепо», и спустила курок. Затем она выронила револьвер, упала в ближайшее кресло и разрыдалась.

— Это было изумительно,— сказал Эллери,— все, за исключением довольно неуместного замечания, мисс Форрест.— Он наклонился, поднял револьвер и сказал отцу: — Все понял?

— Да.

Все сидели буквально открыв рты, мисс Форрест перестала плакать и подняла голову, присоединяясь к всеобщему изумлению.

— А теперь,— сказал Эллери,— мистер Смит.

Все тотчас же переключили свое внимание на лицо толстяка. Он сидел молча, моргал и, подобно глупой корове, жевал жвачку.

— Пожалуйста, встаньте.

Смит вскочил и стоял, переминаясь с ноги на ногу.

— Возьмите вот это.

Эллери протянул ему револьвер. Смит снова заморгал, глубоко вздохнул и осторожным движением взял оружие.

— Что я должен делать? —спросил он быстро.

— Вы — убийца...

— Убийца?

— Да, но это только, конечно, для нашего маленького эксперимента. Вы — убийца и вы только что убили, скажем, доктора Ксавье. Дымящееся оружие все еще в ваших руках. Револьвер принадлежит доктору Ксавье, поэтому у вас нет необходимости куда-нибудь его прятать, но, естественно, вы не хотите оставлять на нем отпечатки своих пальцев. Поэтому вы берете носовой платок, вытираете оружие и затем аккуратненько бросаете его на пол. Понятно?

— Д-д-да.

— Тогда, пожалуйста, проделайте все это.

Эллери отступил и стал спокойно наблюдать за толстяком. Смит немного помешкал, затем его лицо приняло озабоченное выражение, будто его единственной целью в жизни было как можно скорее сыграть свою роль в этом спектакле. Держа револьвер за рукоятку, он достал похожий на салфетку платок, вытер рукоятку, дуло и курок, уронил его на пол. Потом немного отступил, сел и отер со лба крупные капли пота.

— Очень хорошо,— пробормотал Эллери,— очень хорошо.— Он поднял оружие, сунул его в карман и вернулся на свое место.— Теперь вы, доктор Холмс.— Англичанин неловко пошевелился.— Еще раз чудесным образом я превращаюсь в труп. Ваша задача заключается в том, чтобы сыграть в этой маленькой драме роль врача и произвести осмотр моего холодного, окаменевшего тела. Думаю, вам все понятно без дальнейших разъяснений.

Эллери сел на стул, наклонился вперед к столу, левую руку положил на стол, правая свисала вниз, левая щека лежала на столе.

— Давайте, старина, давайте поскорее. Знаете, мне не очень-то приятна роль трупа.

Доктор Холмс подошел к Эллери, наклонился над его неподвижной фигурой, ощупал его шею, мышцы горла, откинул назад голову, осмотрел глаза, ощупал руки и ноги... словом, произвел беглый медицинский осмотр.

— Этого достаточно? — спросил он приглушенным голосом.— Или нужно продолжать этот страшный фарс?

Эллери вскочил.

— Да, этого достаточно, доктор. Но, пожалуйста, будьте поосторожнее в выражениях. Это далеко не фарс, скорее, самая ужасная трагедия. Благодарю вас... Миссис Уири!

Экономка прижала руки к груди.

— Да-а-а? — тихо произнесла она изменившимся голосом.

— Я хочу, чтобы вы встали, прошли через комнату и щелкнули этим электрическим выключателем, который находится около двери в переднюю.

— Выключателем? — пробормотала она, вставая.— Но ведь... будет темно, сэр.

— Думаю, что будет,— мрачно ответил Эллери.— Ну, быстрее, миссис Уири.

Она облизнула губы, посмотрела на хозяйку, как будто ожидая ее указаний, затем, еле волоча ноги, направилась к двери. Дойдя до выключателя, она приостановилась, но Эллери подал ей нетерпеливый сигнал продолжать. Она вздрогнула и повернула выключатель. Внезапно комната погрузилась в темноту, густую, как шоколадный сироп. Свет звезд уже не пробивался сквозь клубы дыма. Казалось, они находились глубоко под водой.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем молчание нарушил ясный голос Эллери.

— Боунс, у вас есть спички?

— Спички? — проквакал старик.

— Да, пожалуйста, зажгите одну поскорее. Скорее, скорее!

Все услышали звук чиркающей спички. Вспыхнул слабый свет, осветивший тощую руку Боунса и часть его морщинистого лица. Никто ничего не сказал до тех пор, пока спичка не догорела.

— Прекрасно! Миссис Уири, можно опять включить свет,— проговорил Эллери.

Вспыхнул яркий свет. Боунс сидел все в том же положении, тупо уставившись на остаток обуглившейся спички в его руке. Миссис Уири поспешила вернуться на свое место.

— А теперь,— продолжал Эллери тем же тоном,— миссис Карро.

Бледная, но полностью владеющая собой миссис Карро встала.

Эллери выдвинул ящичек столика, достал оттуда новую колоду карт. Разорвал бандероль, скомкал и отбросил в сторону целлофановую обложку и рассыпал карты по столу.

— Надеюсь, вы умеете раскладывать пасьянсы?

— Да,— сказала она с удивлением.

— Вы знаете самый простой, откладывается тринадцать закрытых карт, затем четыре карты кладутся в ряд открытыми, а над ними восемнадцатая карта?

— Да.

— Прекрасно. Пожалуйста, возьмите эти карты, миссис Карро, садитесь за стол и начинайте раскладывать.

Она внимательно посмотрела на него, как бы сомневаясь в состоянии его умственных способностей, спокойно подошла к столу и села. Медленно перетасовала карты, отсчитала тринадцать и положила их в кучку закрытыми. Затем выложила в ряд четыре открытых карты и следующую карту над ними. Взяла остаток колоды и, открывая каждую третью карту, стала подкладывать их к открытым картам.

Она делала все это быстрыми, нервными движениями. Два раза допускала ошибки, и Эллери молча указывал ей на них. Все следили за действиями миссис Карро, затаив дыхание. Что-то будет? Пасьянс казался бесконечным. Кучки карт поверх четырех все росли и росли... Вдруг Эллери положил руку на пальцы миссис Карро.

— Достаточно,— сказал он мягко.— Боги милостивы. Я думал, нам придется не один раз проделать эту операцию, прежде чем мы достигнем необходимого эффекта.

— Эффекта?

— Да, видите, миссис Карро, в верхнем ряду между красной пятеркой и красной семеркой находится предательская шестерка пик.

Миссис Ксавье издала протяжный стон.

— Ну, ну, не беспокойтесь, миссис Ксавье.— Никакой подтасовки тут нет.— Эллери улыбнулся миссис Карро.— Это в ваших же интересах... Мистер Ксавье!

Адвокат уже давно утратил насмешливое настроение. Он стоял с трясущимися руками, уголки его рта опустились. «Парень сейчас нуждается в большой порции крепкого виски»,— с удовлетворением подумал Эллери.

— Ну? — хрипло произнес Ксавье, подходя к Эллери.

— Для вас мы приготовили очень интересный эксперимент,— улыбнулся Эллери.— Будьте добры, пожалуйста, достаньте шестерку пик из этой колоды.

Марк Ксавье не понял его.

— Достать?

— Да, пожалуйста.

Дрожащие пальцы отказывались служить Марку Ксавье.

— Что... что теперь? — сказал он, тщетно пытаясь улыбнуться.

— А теперь,— резко сказал Эллери,— я хочу, чтобы вы ее быстро разорвали пополам. Ну, быстрее! Да, да, именно сейчас. Ну, ну, без колебаний, рвите!

Перепуганный Ксавье послушно разорвал карту прежде, чем успел понять, что от него требуют.

— Теперь отбросьте одну половинку карты.

Марк отбросил с таким видом, будто она обжигала ему пальцы.

— Ну? — пробормотал он, облизывая губы.

— Одну минуточку,— раздался сзади официальный голос инспектора.— Попрошу вас, Ксавье, не двигаться с места. Эл, подойди сюда.

Эллери подошел к отцу, и они в течение нескольких минут о чем-то серьезно беседовали. Наконец Эллери кивнул головой и вернулся к остальным.

— После проведенной консультации я должен объявить вам результаты наших испытаний,—- сказал он весело.— Мистер Ксавье, пожалуйста, садитесь вот сюда за стол. Это отнимет всего несколько минут.

Адвокат опустился на стул, все еще зажав в руке кусочек картона.

— Хорошо. Теперь слушайте меня все внимательно.

Но это замечание не вызывалось необходимостью: и без того все присутствующие представляли собой самых внимательных слушателей и зрителей, зачарованных захватывающей игрой.

— Если вы вспомните маленькую лекцию относительно ловкости рук, которую я вам недавно прочитал,— продолжал Эллери, сняв пенсне и протирая стекла,— вы, несомненно, вспомните и то, что я продемонстрировал тогда несколько очень важных вещей. Я доказал вам, что, поскольку доктор Ксавье не был левшой, вторая половинка карты не могла остаться в его правой руке; что если бы он сам оторвал кусочек карты, вторая половинка должна была остаться в его левой руке, так как правая была бы занята тем, что она разорвала, скомкала и отбросила оторванный кусок. Из этого я сделал заключение: раз оставшаяся половинка находилась не в левой руке доктора Ксавье, значит, карту разорвал не доктор Ксавье и, следовательно, не он оставил «ключ» к установлению личности убийцы. Другими словами, шестерка пик, называющая убийцей миссис Ксавье, была кем-то подложена в руку убитого, а кто мог проделать эту операцию, как не сам убийца? Вы помните это?

Все помнили. Об этом свидетельствовали их глаза.

— Таким образом, проблема сводилась к следующему: если нам удастся найти человека, который в действительности разорвал эту шестерку пик пополам, тогда мы найдем и убийцу.

Мистер Смит поразил всех, включая и Квинов, прервав Эллери насмешливым восклицанием:

— Неплохой трюк, если вам только удастся это проделать.

— Дорогой мистер Смит,— ответил Эллери,— это уже было проделано.

Мистер Смит поспешно закрыл рот.

— Да,— продолжал Эллери, устремив в потолок мечтательный взгляд,— вы знаете, у нас с самого начала был ключ, устанавливающий убийцу, и мне теперь приходится только краснеть за мою слепоту. Но, вероятно, невозможно требовать от человека, чтобы он видел все.— Он медленно закурил сигарету.— Но теперь мне все ясно. Нечего и говорить о том, что ключ находится в разорванной карте, вернее, в оторванной ее половинке, скомканной и отброшенной убийцей на пол около трупа доктора Ксавье. Что это за ключ? Мы должны быть благодарны в этом отношении пожару: на карте оказались отпечатки пальцев, покрытых, как и все здесь, сажей.

— Сажей,— пробормотал Ксавье.

— Совершенно верно. Каким образом оставлены отпечатки пальцев? Как убийца разорвал карту? Как вообще люди разрывают карты? Я занимался этим в течение нескольких часов, и, мне кажется, имею право на основании опыта утверждать: существуют два способа, И мистер Ксавье только что продемонстрировал нам один из них. Более распространен следующий: большими пальцами обеих рук вы беретесь за край карты таким образом, что пальцы образуют некоторый угол. Остальные пальцы находятся с другой стороны карты. К счастью, большие пальцы были испачканы сажей. Что же происходит? Оба больших пальца — и тот, который держит карту, и тот, который отрывает от нее половинку,—- оставляют два овальных отпечатка: в верхнем правом углу карты отпечаток пальца левой руки, в верхнем левом углу — правой руки.— Некоторое время Эллери задумчиво попыхивал сигаретой.— Второй метод почти такой же, за исключением того, что пальцы в верхнем углу складываются по диагонали углом вниз, а не вверх. Отпечатки пальцев остаются в тех же местах, но только углом вниз, а не углом вверх. Что же получается?

Все внимательно слушали, боясь проронить хотя бы одно слово.

— Итак,— продолжал Эллери,— давайте внимательно рассмотрим кусок карты, найденный нами на полу в кабинете доктора Ксавье. Разгладим ее и повернем так, чтобы отпечатки пальцев находились в верхней части карты. Почему в верхней? Потому что обычно бумагу рвут движением сверху вниз, а не снизу вверх. Поэтому-то, собственно, и нет существенной разницы между обоими методами. Отпечатки больших пальцев в обоих случаях будут находиться в том же месте карты, только под другим углом. Если мы возьмем обе половинки карты, найденной в кабинете доктора Ксавье, сложим их, что мы увидим? — Он снова затянулся сигаретой.— Мы увидим, что оторванный кусок окажется слева, что отпечаток большого пальца расположен по диагонали вверх в верхнем правом углу карты, другими словами — это отпечаток большого пальца левой руки, следовательно, именно левая рука оторвала и скомкала половинку карты.

— Вы хотите сказать,— прошептала мисс Форрест,— что это левша...

— Вы сообразительны, мисс Форрест,— улыбнулся Эллери,— Именно это я и хотел сказать. Левая рука убийцы держала эту половинку карты. Убийца скомкал и отбросил ее именно левой рукой. Следовательно, убийца доктора Ксавье, оклеветавший при этом миссис Ксавье, был левшой.— Он на минуту замолчал.— Таким образом, задача сводится к тому, чтобы установить, кто из вас, леди и джентльмены, является левшой.

Выражение озадаченности на их лицах сменилось выражением смятения.

— Именно эту цель и преследовали наши, может быть, немного смешные испытания сегодня вечером,— закончил Эллери.

— Это трюк,— с негодованием заметил доктор Холмс.

— Да, но имеющий существенное значение, доктор. Если хотите, эти испытания носили скорее характер психологического исследования, нежели преследовали цель установить личность убийцы. Еще до их проведения я знал, кто из вас не является левшой, я помнил это по наблюдениям. Я также знал, что никто из вас не является «двуручным», то есть одинаково хорошо владеющим обеими руками. Сегодняшние испытания не коснулись миссис Ксавье и мальчиков Карро.— Близнецы вздрогнули.— Но миссис Ксавье, кроме того, что она сама стала жертвой клеветы, не левша, я неоднократно имел возможность в этом убедиться. Что касается близнецов, то даже теоретическое предположение об их вине кажется абсурдным. Кроме того, Френсис, находящийся с правой стороны, естественно не может быть левшой, это мне тоже удалось заметить, а у Джулиана левая рука сломана и в гипсе, что, конечно же, лишало его возможности совершить преступление. Но,— добавил Эллери сухо,— даже если бы эти отпечатки принадлежали близнецам, они могли получиться только в результате перекрещивания их рук. Но поскольку совершение этого преступления не имеет для них никакого смысла, я решил не задерживать свое внимание на разработке этого варианта. Итак,— его глаза сверкнули,— кто из остальных присутствующих является левшой? Вы, вероятно, все хорошо помните, что сегодня здесь происходило.

Все неловко ежились, кусая губы и нахмурив брови.

— Я напомню вам,— мягко продолжал Эллери.—

Мисс Форрест, вы сделали все, что я вас просил, держа револьвер в правой руке. Мистер Смит, вы держали револьвер в левой руке, но стирали следы своих пальцев правой рукой. Доктор Холмс, вы производили осмотр предполагаемого трупа. Рад сообщить, что делали вы это исключительно правой рукой. Миссис Уири, вы выключили свет правой рукой, вы, Боуне, чиркнули спичкой также правой рукой. Миссис Карро держала колоду карт в левой руке, а раскладывала пасьянс правой...

— Стой,— остановил его инспектор, выходя вперед.— Мы, кажется, подошли к тому, чего все время добивались. Должен объяснить вам, что мистер Квин проделал все эти эксперименты для меня, чтобы я убедился, кто из вас не является левшой, а кто левша. Я не обратил на это внимание раньше.— Он достал из кармана карандаш и листок бумаги и неожиданно положил их на стол перед изумленным адвокатом.— А вас, Ксавье, я попрошу быть нашим секретарем. Мы напишем докладную записку на имя шерифа Эскуэвы, если только когда-нибудь он сможет сюда пробраться.— И он продолжал с раздражением: — Ну, быстрей, быстрей, что вы там размечтались! Пишите же.

Все было проделано очень гладко, быстро, без особого шума. Психологический эффект был рассчитан до малейшей детали. Раздражение инспектора, обращенное к Ксавье, заставило последнего схватить карандаш и приготовиться писать.

— Теперь пишите,— продолжал инспектор, прохаживаясь по комнате.— «Мой брат доктор Джон Ксавье,— адвокат быстро писал, зверски нажимая на карандаш, его лицо смертельно побелело,— убит в своем кабинете на первом этаже дома Эрроухэд, расположенного на Эрроу-Маунтине в графстве Тюкесас в пятнадцати милях от ближайшего места нахождения судебных властей Эскуэвы. Смерть наступила от выстрела из револьвера, произведенного...» инспектор сделал небольшую паузу, карандаш, находящийся в левой руке Марка Ксавье, дрожал,— «произведенного моей собственной рукой». А теперь подпишите свое имя, черт бы вас побрал.

Некоторое время царило глубокое молчание. Все сидели, слегка наклонившись вперед, не двигаясь и не говоря ни слова.

Карандаш выпал из рук Ксавье, он передернул плечами. Налитые кровью глаза сделались стеклянными. Затем, прежде чем кто-нибудь успел пошевельнуться, он вскочил со стула — сплошной клубок насмерть перепуганных нервов и неуправляемых мускулов. От толчка стул перевернулся. Он подбежал к балконной двери, разбил стекло и выпрыгнул на террасу.

Инспектор очнулся.

— Стой,— закричал он.— Говорю тебе, стой или пуля заставит тебя остановиться.

Но Ксавье не остановился. Он скатился по перилам с террасы, стукнулся о гравий дорожки, и его фигура начала постепенно исчезать по мере того, как он удалялся от места, освещенного падающим из окон игровой комнаты светом.

Все встали как по команде, не двигаясь, однако, с места, и как загипнотизированные вглядывались в темноту. Эллери спокойно стоял, догоревшая сигарета почти обжигала его губы.

Инспектор тяжело вздохнул, достал из кармана револьвер, спустил предохранитель, высунулся из окна, прицелился в исчезающую в темноте фигуру и выстрелил.

 

 

Глава 14

Обманутый обманщик

Воспоминание об этом вечере сохранится у всех присутствующих до конца их жизни. Они, окаменевшие от ужаса, маленький серый старичок, высунувшийся из окна с револьвером в руке, вспышка пламени, звук выстрела, пошатнувшаяся, почти невидимая в темноте фигура бегущего и, наконец, крик, острый и неприятный, как крик хищника, быстро сменившийся хриплым бульканьем.

Ксавье исчез.

Инспектор снова поставил предохранитель, убрал оружие в карман, вытер губы и быстро вышел на террасу. Он перелез через перила и с трудом спрыгнул на землю.

Эллери тоже очнулся, выбежал из комнаты и устремился вслед за отцом в темноту.

Их движения заставили прийти в себя и всех остальных. Миссис Карро положила голову на плечо Френсиса. Мисс Форрест, без кровинки в лице, издала приглушенный крик и рванулась вперед, в то время как доктор Холмс, с трудом переставляя свои ставшие свинцовыми ноги, направился к балконной двери. Миссис Ксавье с раздувающимися ноздрями опустилась в кресло. Близнецы как бы приросли к полу.

Неподвижное тело Ксавье нашли на самом краю скалы. Эллери встал на колени, прослушивая его сердце.

— Он... Он...— шептала мисс Форест, заикаясь.

Инспектор пристально вглядывался в распростертого на земле человека.

— Он еще жив,— беззвучно сказал он,— я испачкал в крови пальцы.— Он встал на ноги, рассматривая свои руки при слабом свете.— Доктор, займитесь им,— спокойно попросил инспектор.

Доктор Холмс, стоя на коленях, ощупывал Ксавье.

— Ничего нельзя сделать,— сказал он,— вы повредили ему позвоночник, Квин. Он пока еще в сознании, я думаю. Скорее, помогите мне.

Ксавье застонал, и снова послышалось бульканье. Его ноги судорожно дергались. Трое мужчин осторожно подняли его и понесли через террасу в игровую комнату. За ними быстро последовала мисс Форрест, бросив через плечо испуганный взгляд в темноту.

Молча положили они раненого на диван около рояля, лицом вниз. При ярком свете комнаты им хорошо была видна его широкая спина. Немного ниже правой лопатки был темный кружочек с растекающимся вокруг него красным пятном.

Не спуская глаз с этого пятна, доктор Холмс снял пиджак, завернул рукава сорочки и сказал:

— Мистер Квин, моя хирургическая сумка на столе в лаборатории. Миссис Уири, пожалуйста, принесите большой кувшин горячей воды. Женщинам лучше уйти отсюда.

— Я могу чем-нибудь помочь,— быстро проговорила мисс Форрест,— я ведь работала сестрой, доктор.

— Ну, хорошо. А остальные, пожалуйста, уходите. Инспектор, у вас есть нож?

Миссис Уири ушла, спотыкаясь. Эллери пошел в лабораторию, несколько раз наткнулся там на мебель в поисках выключателя. Включив свет, он увидел на одном из столов маленькую черную сумку с инициалами П. X. Стараясь не смотреть на холодильник, он схватил сумку и быстро побежал в игровую комнату.

Несмотря на приказание доктора Холмса, никто оттуда не ушел. Казалось, все были зачарованы работой доктора и тихими стонами Ксавье. Доктор Холмс разрезал пиджак адвоката острым ножом инспектора. Сняв пиджак, а затем сорочку и нижнюю рубашку, он оголил спину Ксавье с пулевой раной под лопаткой.

Эллери, пристально наблюдавший за лицом Ксавье, увидел, как его левая щека дернулась. На губах показалась кровавая пена, глаза слегка открылись.

Доктор Холмс открыл сумку, миссис Уири принесла огромный кувшин горячей воды. Энн Форрест взяла его из дрожащих рук старушки и поставила на пол около стоявшего на коленях доктора. Он оторвал большой кусок стерильной ваты и намочил ее водой.

Вдруг глаза Ксавье полностью открылись, и он окинул комнату бессознательным взглядом. Дважды он беззвучно пошевелил губами и, наконец, они услышали его шепот: «Я не убивал. Я не убивал. Я не убивал» — опять и опять, как будто он заучивал урок в школе.

Инспектор вздрогнул, наклонился к доктору Холмсу и спросил шепотом:

— Состояние тяжелое?

— Довольно тяжелое,— коротко ответил Холмс.— Кажется, попало в правое легкое.— Он быстрыми, но осторожными движениями промывал рану, вытирая кровь. Остро запахло дезинфицирующими средствами.

— Можно... разговаривать с ним?

— В обычных условиях я бы сказал вам «нет». Ему нужен только покой. Но в данном случае...— Англичанин, не прекращая своей работы, пожал плечами.

Инспектор быстро подошел к изголовью дивана, на котором лежал Ксавье, и встал около него на колени.

— Я не убивал. Я не убивал,— с утомительной настойчивостью повторял адвокат.

— Ксавье,— строго спросил инспектор.— Вы слышите меня?

Бормотание прекратилось, и голова слегка дернулась. Глаза Ксавье остановились на лице инспектора, в них появилось сознание и выражение боли. Он прошептал:

— Зачем вы стреляли в меня, инспектор? Я не убивал. Я не убивал.

— А почему вы убежали?

— Просто потерял голову. Я думал... Я так испугался. Это глупо... Я не убивал. Я не убивал.

Эллери судорожно сжал руки в кулаки. Он наклонился к Ксавье и отчетливо произнес:

— Вы в очень тяжелом состоянии, Ксавье. Зачем лгать теперь? Мы знаем, что это сделали вы. Вы единственный левша в этом доме, только вы могли таким образом разорвать шестерку пик.

Губы Ксавье задрожали.

— Я говорю вам, я не убивал.

— Но это вы разорвали пополам шестерку пик и вложили в руку умершего брата половинку для того, чтобы оклеветать невестку?

— Да...— прошептал Ксавье,— это правда. Это сделал я. Я оклеветал ее. Я хотел... но...

Миссис Ксавье медленно поднялась. В ее глазах застыл ужас. Она прижала руку ко рту и долго, пристально смотрела на деверя, будто видела его впервые.

Доктор Холмс быстро работал с помощью мисс Форрест, но промытая рана продолжала кровоточить.

Глаза Эллери сузились, губы подрагивали, на лице появилось странное выражение:

— Но тогда...— начал он медленно.

— Вы не понимаете,— задыхался Ксавье,— я не мог спать в ту ночь. Я метался из стороны в сторону. Потом решил взять книгу внизу, в библиотеке. О, что это такое? Эта дикая боль в спине?

— Продолжайте, Ксавье, продолжайте...

— Я... надел халат и спустился вниз...

—  В котором часу это было? — спросил инспектор.

— Два тридцать... когда я шел в библиотеку, то увидел, что в кабинете горит свет. Дверь была закрыта, но неплотно... Я вошел и увидел Джона... холодный, застывший, мертвый... И я... решил оклеветать ее, я оклеветал ее...

— Почему?

Он начал метаться.

— Но я не убивал, я не убивал Джона. Он уже был убит, когда я вошел туда, уверяю вас, он, мертвый, сидел за столом, застывший, как камень...

Рана уже была перевязана, и доктор Холмс собирался сделать подкожное впрыскивание.

— Вы лжете! — дребезжащим голосом сказал инспектор.

— Клянусь Богом, я говорю правду. Он уже был убит... когда я вошел к нему... я не убивал его.— Он слегка приподнял голову.— Но... я теперь знаю... кто это сделал... Я знаю, кто... сделал это...

— Знаете? — прорычал инспектор.— Откуда вы знаете? Кто это? Говорите немедленно.

В комнате воцарилось глубокое молчание. Как будто все перестали дышать, казалось, время тоже остановилось.

Марк Ксавье предпринимал отчаянные, нечеловеческие усилия. На него больно было смотреть. Левой рукой он старался помочь себе встать. Глаза, ставшие еще более красными, почти остановились.

Доктор Холмс сделал ему укол.

— Я...— Это все, что он смог произнести. Бледное лицо приняло землистый оттенок, на губах показалась кровавая пена, и он вновь потерял сознание.

Все снова начали дышать и двигаться. Инспектор поднялся на ноги, вытер влажные щеки носовым платком.

— Умер? — спросил Эллери, облизывая губы.

— Нет,— доктор Холмс тоже поднялся, печально смотря на распростертую фигуру Ксавье.— Потерял сознание. Я ввел ему морфий. Дозу совершенно достаточную, чтобы он отдохнул и успокоился.

— Как его состояние? — спросил инспектор.

— Очень опасное. Но, должен сказать, шанс у него есть. Все зависит от организма. Пуля попала в правое легкое...

— И вы не извлекли ее? — с ужасом спросил Эллери.

— Извлек? — приподнял бровь доктор.— Мой дорогой, это почти наверняка повлечет за собой фатальный исход. Как я сказал, все зависит от организма. По правде говоря, организм у него не очень крепкий, хотя он никогда не обращался ко мне за медицинской помощью. Он был склонен к обжорству, а следовательно, и к ожирению, имел нездоровый вид. Но...— Он пожал плечами и повернулся к мисс Форрест. Его лицо смягчилось.— Благодарю вас... Энн. Вы мне очень помогли... А теперь, господа мужчины, помогите мне отнести его наверх, только очень осторожно, а то можно вызвать внутреннее кровоизлияние.

Четверо мужчин — Смит продолжал сидеть в углу — подняли безжизненное тело и отнесли его наверх в спальню, выходящую окнами на автомобильную дорожку. Остальные, столпившись, последовали за ними. Казалось, никто не хотел оставаться в одиночестве. Миссис Ксавье все еще не покидало выражение изумления и ужаса.

Мужчины раздели Ксавье и осторожно положили в постель. Ксавье хрипло дышал, его лицо больше не дергалось, глаза были плотно закрыты.

Потом инспектор открыл дверь.

— Войдите все, но не шумите. Я хочу кое-что сказать, и надо, чтобы вы все это слышали.

Все послушно вошли в спальню, устремив любопытные взгляды на спокойную фигуру под простынями. Настольная лампочка, стоявшая на тумбочке около кровати, бросала тусклый свет на левую щеку и левый бок Ксавье.

— Кажется,— сказал инспектор спокойно,— мы опять вытянули пустой номер. Но я не могу уверенно сказать, лгал ли нам Марк Ксавье или нет. Мне приходилось видеть людей, которые продолжали лгать за три минуты до смерти. Нет никакой гарантии в том, что даже если человек знает, что он умирает, он обязательно будет говорить правду. В то же время было что-то... довольно убедительное в том, что он сказал. Если он действительно только оклеветал миссис Ксавье, а сам не убивал брата, значит, убийца кто-то другой и он находится в этом доме. И я предупреждаю вас,— его глаза зловеще сверкнули,— что в' следующий раз ошибки не будет.

Все продолжали молчать.

Эллери спросил:

— Доктор, как вы думаете, он еще придет в сознание?

— Возможно,— пробормотал доктор Холмс,— когда кончится действие морфия, он, может быть, снова придет в сознание.— Он пожал плечами.— А может быть, и нет. Можно ожидать всего, в том числе и смерти. Возможно, через несколько часов у него начнется кровотечение, возможно, произойдет заражение, хотя мы очень тщательно промывали рану. Все может случиться.

— Приятные новости,— пробормотал Эллери.— Значит, если всего этого не произойдет, он может и выжить? Так? Но меня интересует только одно: придет ли он снова в сознание? А когда придет...— Он окинул присутствующих многозначительным взглядом.

— Тогда он скажет,— закричали близнецы. Затем, испугавшись собственного голоса, они спрятались за спину матери.

— Да, ребятки, тогда он скажет. Интригующая перспектива. А поэтому, папа, надо позаботиться, чтобы не произошло никаких случайностей.

— Я как раз об этом думал,— мрачно ответил инспектор.— Мы по очереди будем дежурить около него ночью, ты и я, и... и больше никто.— Он резко повернулся к доктору Холмсу.— Я первый начну дежурство, доктор, до двух часов ночи, а потом мистер Квин сменит меня до утра. Если вы нам понадобитесь...

— При первых же признаках возвращения сознания,— быстро сказал Холмс,— сообщите мне. Немедленно, прошу вас, каждая секунда важна. Моя комната в другом конце коридора, вы знаете где, рядом с вашей. Но ему вы ничем не можете помочь, абсолютно ничем.

— Кроме защиты остатков его жизни.

— Мы вас известим обо всем,— сказал Эллери. Затем он окинул всех строгим взглядом: — Для тех, кто, может быть, хочет принять какие-нибудь отчаянные меры, я должен объявить, что дежурный около этой кровати будет вооружен тем же револьвером, от которого пострадал бедный Ксавье... Вот и все.

Они остались наедине с лежащим без сознания Ксавье. Инспектор сел в удобное кресло и расстегнул воротничок. Эллери печально курил около одного из окон.

— Ну,— сказал он,— в солидную переделку мы попали. Тоже мне, старый «Вильгельм Телль»,— продолжал горько Эллери.— Бедняга!

— О чем ты говоришь? — проворчал инспектор.

— О твоей склонности быстро, не раздумывая стрелять, уважаемый сэр. Ты же знаешь, в этом совсем не было необходимости: он не мог убежать.

Инспектору было не по себе.

— Конечно,— пробормотал он,— может быть, и не мог, но если человека обвиняют в убийстве и он пытается при этом убежать, какого черта, по-твоему, должен делать полицейский? Его попытка убежать была равносильна признанию вины. Естественно, я его предупредил и потом, конечно, выстрелил...

— О, ты меткий стрелок,— сухо проговорил Эллери.— Г оды нисколько не повлияли на твои орлиные глаза и на меткость стрельбы. Но все же не следовало стрелять. Это было безрассудно и ничем не оправдано.

— Положим, что так,— взорвался покрасневший инспектор.— Но ты виноват в такой же мере, как и я. Это ты заставил меня поверить...

— О, черт! Папа, извини меня,— проговорил с раскаянием Эллери.— Ты совершенно прав. По правде говоря, это больше моя вина, чем твоя. Я полагал — будь проклята моя петушиная самоуверенность,— что именно тот, кто оклеветал миссис Ксавье, и должен оказаться действительным убийцей. Конечно, утверждать подобное можно было только после тщательной проверки, а не полагаться на ничем не подтвержденные догадки.

— Может быть, он лгал...

— О нет, я уверен, он не лгал,— вздохнул Эллери.— Хотя... Нет, я не уверен. Я не могу быть уверенным ни в чем. Да, мою роль в этом деле отнюдь нельзя назвать блестящей. Ну, хорошо. Гляди в оба. Я вернусь в два часа.

— Не беспокойся обо мне.— Инспектор посмотрел на раненого.— Это мне своего рода наказание. Если он не выкарабкается, я думаю...

— Если он, если ты, если кто-нибудь из нас,— проговорил Эллери, берясь за ручку двери.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил инспектор.

— Взгляни, что происходит снаружи, вот через это прелестное окно,— сухо сказал Эллери и вышел из кабинета.

Инспектор с удивлением посмотрел на него, потом встал, подошел к окну и тяжело вздохнул. Небо над вершинами деревьев приняло темно-красную окраску. За волнующими событиями вечера он совсем забыл о пожаре.

Инспектор повернул лампочку так, чтобы она бросала больше света на раненого. Он грустно посмотрел на пергаментный цвет кожи Ксавье и, снова тяжело вздохнув, вернулся в кресло. Поставил его так, чтобы хорошо было видно и единственную дверь, ведущую в эту комнату, и постель больного. Затем, подумав немного и состроив гримасу, он достал из заднего кармана револьвер, внимательно осмотрел его и переложил в правый карман пиджака. Откинувшись на спинку кресла в полумраке, он сложил руки на толстом животе.

Приблизительно в течение часа до него доносились отдельные звуки: стук закрываемых дверей, шаги по коридору, тихий шепот голосов. Постепенно звуки затихли, и вскоре молчание стало таким глубоким, как будто инспектор находился вдали от человеческого общества на тысячу миль.

Он отдыхал, лежа в кресле, но не спал, никогда еще в своей жизни он не чувствовал себя таким бодрым. Он думал: вот лежит умирающий человек, в его слабеющем языке заложена опасность для другого человека. И у инспектора вдруг появилось желание прокрасться сейчас в эти темные комнаты и захватить врасплох кого-нибудь еще бодрствующего или крадущегося в темноте. Но он не может оставить умирающего человека ни на одну минуту. Внезапное сомнение заставило его схватиться за револьвер, лежащий в кармане. Затем он встал и подошел к окну, но тут же, убедившись, что этим путем в комнату пробраться невозможно, успокоенный вернулся в кресло.

Время тянулось медленно. Кругом все тихо. Раненый спокойно лежал в кровати.

Один раз инспектору показалось, что в коридоре послышался какой-то шум, как будто кто-то не то открыл, не то закрыл дверь. Он вскочил, дрожа, выключил свет и в темноте тихо подошел к двери, держа в руке револьвер. Бесшумно нажал на ручку, быстро открыл дверь, отскочил в сторону и застыл в ожидании.

Ничего.

Он тихо закрыл дверь, снова включил свет и вернулся в кресло. Он не очень был удивлен тем, что ему показалось. Даже самые натренированные нервы могут иногда в такую глухую полночь ненадолго сдать. Может быть, этот звук существовал только в его воображении, как отголосок его собственного страха.

Тем не менее, будучи во всех отношениях человеком практичным, инспектор не убрал револьвер обратно в карман, а положил на колени, чтобы можно было быстрее схватить его в случае новой тревоги.

Ночь все сгущалась. Никаких звуков, никаких происшествий... Веки его сделались чудовищно тяжелыми, и время от времени ему приходилось трясти головой, чтобы не уснуть. Стало менее жарко, но воздух все еще был удушлив, и влажная одежда прилипала к телу... Он поинтересовался, который теперь час, и вытащил свои тяжелые золотые часы.

Было двенадцать тридцать. Вздохнув, он отложил часы.

Почти ровно в час ночи — он посмотрел на часы сразу после того, как это произошло,— у него снова началась нервная дрожь. Но на сей раз не от действительного или воображаемого звука снаружи. Теперь звук шел от кровати, находящейся в нескольких футах от него. Этот звук издавал умирающий человек.

Наспех засунув часы, инспектор вскочил и кинулся к кровати. Левая рука Ксавье шевелилась, и инспектор услышал тот же булькающий звук, который он слышал несколько часов назад внизу. Ксавье даже пошевелил головой. Бульканье усилилось, перейдя в кашель. Инспектор подумал, что, вероятно, все в доме должны проснуться от этого громкого и хриплого кашля. Он наклонился к Ксавье и нежно подложил ему под спину руку. Левой рукой он повернул Ксавье так, чтобы раненая спина не касалась постели. Когда инспектор выпрямился, Ксавье лежал на левом боку лицом к свету. Глаза все еще были закрыты, но булькающие звуки продолжались.

Ксавье медленно приходил в сознание.

Инспектор не знал, как поступить. Подождать и заставить Ксавье заговорить? Затем он вспомнил приказание доктора Холмса и, побоявшись, что промедление может оказаться смертельным для раненого, быстро вскочил со стула, схватил револьвер и подбежал к двери. У него мелькнула мысль, может ли он оставлять Ксавье одного? Но потом успокоил себя: никто не сможет воспользоваться этим моментом, пока он будет звать доктора. Он откроет дверь, высунет голову и крикнет Холмсу. Если при этом проснутся и другие, черт с ними.

Он нажал на ручку двери, бесшумно повернул ее и открыл дверь. Затем высунул голову и открыл рот, чтобы крикнуть.

Эллери снилось, что он борется на вершине черной стекловидной скалы над бездонной пропастью, стараясь не упасть в бушующий внизу пожар. Тщетно хватался он руками за гладкие, как бы глумящиеся над ним стены, в голове пылал пожар, подобный пламени внизу... Он все сползал... сползал...

Проснулся он как от толчка, весь в холодном поту.

Комната была погружена в темноту. Эллери протянул руку на ночной столик за часами. Светящийся циферблат показывал пять минут третьего. Кряхтя, он вылез из кровати и схватил одежду.

В доме царила тишина. Он тихо выскользнул из комнаты и направился по коридору. Внизу горела лампочка и все казалось нормальным. Все двери были закрыты.

Он дошел до конца коридора и остановился около спальни Ксавье. Он прошел совершенно бесшумно, дверь была закрыта. Ясно, что никто, в том числе и отец, не слышали его. Вдруг его пронзила тревожная мысль:

Боже, ведь если ему удалось неслышно прокрасться к комнате Ксавье, это могло удасться и другому. Может быть, старик...

Но он знал, что у старика неплохой опыт и он может постоять за себя. А кроме того, у него есть револьвер, которым он уже...

Отогнав от себя эти страхи, Эллери приоткрыл дверь и нежно сказал:

— Это Эл, папа, не пугайся.

Ответа не было. Он открыл дверь и буквально застыл на месте.

Инспектор лежал на полу около двери, на спине, револьвер валялся в нескольких дюймах от его неподвижной руки.

Потрясенный Эллери взглянул на кровать. Ящик ночного столика был открыт. Правая рука Марка Ксавье, сжимавшая какой-то предмет, свисала к полу. Тело наполовину вывалилось из кровати, голова чудовищно отвисла. Лицо Ксавье заставило Эллери содрогнуться от ужаса — искаженные черты лица выражали невероятную боль, губы, как у волка, поднялись, ощерив при этом зубы и странно синеватые десны.

Он был мертв.

Но умер он не от пули в легком. Эллери понял это сразу, без осмотра. Искаженное лицо говорило о том, что Ксавье умер в страшной агонии. Пустой пузырек, валявшийся на ковре в нескольких футах от кровати, объяснял все.

Марк Ксавье был убит.

 

 

Глава 15

Кольцо

Эллери не помнил, сколько времени он простоял у двери. Его мозг лихорадочно работал, мускулы ему не повиновались, сердце превратилось в гранит.

«Все это похоже на ночной кошмар,— думал он,— продолжение того ужасного сна».

После беглого взгляда на тело, лежащее в кровати, он перевел глаза на отца. Мертв... Отец мертв. Его мозг отказывался понять смысл этих слов. Отец мертв. Его проницательные серые глаза никогда уже не моргнут, тонкие ноздри не раздуются в негодовании, старое горло не зарычит и не заворчит, никогда уже он не хихикнет с юмором. Эти неутомимые маленькие ноги... Отец мертв.

Он испытывал совершенно новое для него ощущение: что-то влажное струилось по щекам. Он плакал. Рассердившись на себя, он энергично тряхнул головой и вдруг почувствовал, что жизнь, надежды и силы снова вливаются в его кровь. Его мышцы расслабились, но только для того, чтобы снова, напрягшись, сделать прыжок вперед.

Эллери упал на колени около инспектора и разорвал воротничок сорочки. Лицо было мертвенно-бледным, но инспектор хрипло дышал. Дышал. Значит, он жив. Радостно потряс он маленькое тело.

— Папа, проснись! Папа, это Эл,— улыбаясь и задыхаясь от слез кричал он как сумасшедший. Но серая, похожая на птичью, маленькая головка инспектора безжизненно качалась, и глаза оставались закрытыми.

Эллери вновь овладело смятение, он начал шлепать старика по щекам, щипать его руки. Не добившись никакого результата, он прекратил эти манипуляции и приподнял голову. Теперь он ясно понял то, что бессознательно почувствовал с самого начала: в комнате стоял одуряющий запах. Когда он наклонился к отцу, запах чувствовался еще сильнее. Хлороформ. Инспектору дали хлороформ. Убийца обезвредил его и совершил новое убийство.

При этой мысли спокойствие снова вернулось к Эллери. Теперь он со всей ясностью увидел, в чем был неправ: он был слишком самоуверенным. Он понял, что следствие далеко не закончено, оно только сделало новый поворот. «Но на сей раз,— подумал Квин, сжав зубы,— все будет по-иному».

Он наклонился, взял на руки отца, удобно усадил его в кресло и расстегнул сорочку. Эллери чувствовал сквозь рубашку, как бьется сердце отца. Инспектор был жив.

Эллери поднялся на ноги и, прищурив глаза, направился к кровати. Он хотел запомнить все мелочи еще до того, как остальные войдут в комнату.

Труп выглядел весьма непривлекательно. Подбородок и грудь были залиты зеленовато-коричневой жидкостью с отвратительным запахом. Эллери аккуратно поднял валявшийся на полу пузырек. На дне пузырька осталось несколько купель жидкости. Он понюхал горлышко пузырька и с отчаянной решимостью капнул одну капельку на палец. Потом тут же тщательно вытер палец и дотронулся до этого места языком. Язык сразу обожгло, и он почувствовал неприятный кислый вкус. Палец защипало. Почувствовав тошноту, он сплюнул в носовой платок. В пузырьке, несомненно, находился яд.

Он поставил пузырек на ночной столик и опустился на колени около свесившейся головы мертвеца. Бросив быстрый взгляд на открытый ящичек ночного столика и на правую руку трупа, Эллери понял невероятную вещь: в ящике находился тот же ассортимент игр, как и в столике около кровати Эллери, но колода карт была оттуда взята, карты разбросаны вокруг кровати, и одну каргу сжимали мертвые пальцы.

Эллери вытащил ее из окоченевших пальцев и многозначительно покачал головой. Но это была не целая карта, а только ее половинка. Он взглянул на пол и поднял вторую половинку, лежащую на груде остальных карт.

Это был бубновый валет.

Но почему, спрашивал себя Эллери, бубновый валет? Из всех пятидесяти двух карт?

То, что половинка карты находилась в правой руке Ксавье, не могло иметь существенного значения. Она находилась там, где и должна была быть. Отравленный адвокат — левша — в последнюю минуту своей жизни дотянулся до столика, открыл ящичек, порылся там, нашел колоду карт, разорвал бандероль, выбрал валета бубен, бросил остальные карты на пол, схватил валета обеими руками, оторвал левой кусочек карты, левой же рукой отбросил половинку ее на пол, и умер, зажав вторую половинку в правой руке.

Эллери внимательно рассматривал разбросанные на полу карты. Шестерка пик была там, как один из невинных представителей колоды.

Нахмурившись, он встал и снова взял пузырек. Поднеся его ко рту, подышал на стекло и внимательно осмотрел. Никаких отпечатков пальцев не появилось. Убийца, как и в прошлый раз, был осторожен.

Он поставил пузырек на столик и вышел из комнаты.

Коридор был пуст, все двери закрыты.

Эллери пошел вдоль коридора до последней двери направо, приложил к ней ухо, послушал, ничего не услышал и вошел в комнату. В комнате было темно, слышалось только спокойное дыхание спящего человека.

Он ощупью пробрался к кровати, пошарил по ней рукой и тихонько толкнул руку спящего. Он почувствовал, как тело спящего вздрогнуло от испуга.

— Не бойтесь, доктор Холмс,— ласково сказал Эллери.— Это Квин.

— О,— доктор с облегчением зевнул.— Я здорово перепугался.— Он зажег лампу, стоявшую на столике около кровати. Но увидев выражение лица Эллери, испуганно спросил: — Ч-ч-что случилось? В чем дело? Неужели Ксавье?

— Пойдемте скорее, доктор. Там для вас есть работа.

— Но... кто?..— начал англичанин, с ужасом устремив на Эллери голубые глаза. Затем он выпрыгнул из кровати, накинул на плечи халат, всунул ноги в домашние туфли и, не говоря ни слова, последовал за Эллери.

Эллери дошел до двери в спальню Ксавье и остановился, уступив дорогу Холмсу. Холмс встал на пороге, пристально вглядываясь в комнату.

— Боже милостивый,— проговорил Холмс.

— Не очень-то милостивый для Ксавье,— пробормотал Эллери.— Наш хитрый противник, склонный к человекоубийству, как видите, снова поработал. Не понимаю, как это отец... Давайте войдем, доктор, пока нас никто не услышал. Мне очень хотелось бы узнать ваше мнение наедине.

Доктор Холмс вошел в комнату, споткнувшись на пороге. Эллери вошел за ним и тихо закрыл дверь.

— Скажите мне, пожалуйста, отчего и когда он умер?

Только сейчас доктор Холмс увидел распростертую на кресле фигуру инспектора. Его глаза широко раскрылись от ужаса.

— Но, Боже мой, ваш отец. Он... он?..

— Хлороформ,— коротко ответил Эллери.— Я прошу вас привести его в себя как можно скорее.

— Так что же вы так стоите? — закричал молодой человек, сверкая глазами.— Поворачивайтесь быстрее, слышите? К черту Ксавье! Откройте настежь все окна!

Эллери бросился открывать окна. Доктор Холмс склонился над инспектором, прослушал его сердце, приподнял веки, кивнул головой и побежал в умывальную комнату. Он вернулся с несколькими полотенцами, намоченными в холодной воде.

— Подвиньте его как можно ближе к окнам,— сказал он уже спокойнее.— Ему необходим сейчас свежий воздух, если только его можно найти в этом чертовом месте. Поторапливайтесь!

Они подхватили с обеих сторон кресло и поставили его вплотную к открытому окну. Доктор обложил грудь инспектора мокрыми полотенцами. Одно полотенце он приложил к лицу инспектора, как парикмахер прикладывает горячее полотенце, оставив незакрытыми только ноздри.

— Мне казалось, он в порядке,— взволнованно проговорил Эллери.— Не говорите мне, что...

— Нет, нет, ничего с ним не случилось. Сколько ему лет?

— Почти шестьдесят.

— Здоровье хорошее?

— Железное.

— Тогда это ему не повредит. Но чтобы вывести его из этого состояния, мы должны приложить героические усилия. Возьмите с кровати пару подушек.

Эллери принес подушки, вытащенные им из-под мертвеца, и встал в беспомощном ожидании.

— Что теперь?

Доктор бросил быстрый взгляд на кровать.

— Жаль, что нельзя положить его туда... Возьмите его за ноги. Давайте положим его на ручки кресла. Голову ниже, чем ноги.

Они подняли старика и перевернули его. Доктор Холмс подложил под спину инспектора подушки. Голова старика свешивалась через ручку кресла.

— Поднимите ноги как можно выше.

Эллери повернул стул и положил на спинку ноги старика.

— Держите его.— Доктор наклонился над свесившейся головой и схватил старика за челюсти. Он с трудом разжал их, рот инспектора раскрылся, и доктор вытянул язык инспектора.— Вот так. Теперь лучше. Я, конечно, мог бы напичкать его адреналином и стрихнином или каким-нибудь еще современным лекарством, но не думаю, чтобы это было необходимо. Уверен, что он придет в себя с нашей помощью. Держите крепче, я попробую искусственное дыхание. Если бы была кислородная подушка... Но у нас ее нет. Крепче держите.

Он наклонился к торсу инспектора и начал делать искусственное дыхание. Эллери в страшном возбуждении следил за ним.

— И долго это будет?

— Все зависит от того, сколько он вдохнул. Теперь уж недолго, Квин.

Через пять минут из груди инспектора вырвался приглушенный стон. Доктор Холмс продолжал равномерные движения. Затем он остановился и снял с лица инспектора полотенце. Инспектор медленно открыл глаза и облизал пересохшие губы.

— Все в порядке,— почти весело проговорил доктор Холмс, вставая.— Он выкарабкался. Ну, инспектор, как вы себя чувствуете?

Первым словом, произнесенным инспектором было: паршиво.

Через три минуты он сидел в кресле, закрыв лицо руками. Кроме легкой тошноты, других неприятных ощущений у него уже не было.

— Что меня больше всего мучает,— бормотал он убитым голосом,— это то, как ему удалось обмануть меня. Это делает меня ответственным за смерть этого господина по двум пунктам. Боже... Попасться на такой старый приемчик! Высунул голову, не притушив свет! Естественно, моя голова явилась прекрасной мишенью для того, кто притаился в темноте коридора. Кто бы это ни был — он дожидался меня. Он знал, что если я вышел из комнаты, то только потому, что Ксавье пришел в себя и я отправился за вами, доктор. Поэтому он, или она, или оно, или кто там, одной рукой заткнул тряпкой, смоченной в хлороформе, мой рот и нос, а другой слегка придушил мне горло. Это случилось так неожиданно, что у меня не было возможности бороться. Я не сразу потерял сознание, но ослабел, почувствовал страшное головокружение, услышал, как мой револьвер упал, и потом...

— Нет никакого смысла искать эту пропитанную хлороформом тряпку,— сказал спокойно Эллери.— Кто бы ей ни пользовался, она давно уже спущена в уборную. Доктор, а что, в лаборатории есть хлороформ?

— Конечно. Ваше счастье, инспектор, что вы сегодня мало кушали. На полный желудок...— Молодой человек покачал головой и повернулся к кровати.

Квины молча наблюдали за ним. В глазах старика появился ужас. Эллери схватил его за плечо, пытаясь успокоить.

— Гм,— промычал доктор Холмс, осматривая пятна на подбородке мертвеца и искаженные черты его лица.— Яд? А? — Он наклонился и понюхал запах, идущий из полуоткрытого рта.— Да, действительно.— Он оглянулся, увидел на столике пузырек и взял его.

— Я попробовал это,— сказал устало Эллери.— Что-то очень кислое обожгло мне язык.

— Боже,— воскликнул Холмс.— Надеюсь, вы немного попробовали? Это смертельный яд — щавелевая кислота, разведенная водой.

— Я был осторожен. Вероятно, это тоже взято & лаборатории?

Доктор Холмс подтвердил и снова повернулся к трупу. Когда он выпрямился, на его лице появилось задумчивое выражение.

— Он умер примерно час назад. Рот был с силой открыт, и в горло влили щавелевую кислоту. На щеках и подбородке остались отпечатки пальцев. Бедняга! Он умер в страшных мучениях.

— Вероятно, после того, как его отравитель ушел, он дотянулся до колоды карт, лежащей в этом ящике, и разорвал одну пополам.

— Да, что касается уверенности убийцы в том, что смерть обязательно наступит, должен сказать, что случаи отравления щавелевой кислотой всегда смертельны, смерть наступает через час, а иногда и раньше, а он и без того был в тяжелом состоянии.— Доктор Холмс с любопытством посмотрел на карты.— Другая?

— Другая.

Инспектор встал и, пошатываясь, направился к кровати.

Эллери вышел из комнаты и остановился в коридоре. Кто-то в этом доме лежит сейчас на ложе из шипов, корчась от необходимости ждать... ждать... Он подумал: а что если бы у него хватило смелости войти по очереди во все комнаты и неожиданно направить яркий свет фонаря в лицо каждого из спящих? Да, но женщины... Он задумчиво закусил губы.

Дверь, против которой он стоял, вела в комнату Энн Форрест, он знал это. Ему показалось странным, что молодая женщина ничего не слышала: ни нападения на инспектора, ни того, как убийца входил и выходил из комнаты, и вообще всего, что здесь происходило. После некоторого колебания он быстро подошел к двери и приложил к ней ухо. Он тихо нажал на ручку двери и затем толкнул дверь. К его изумлению, дверь оказалась запертой.

«Но, черт возьми, почему она заперлась? — думал он. пробираясь на цыпочках по коридору к следующей двери.— Вероятно, с целью защиты. От чего? От невидимой руки смерти? — Он усмехнулся.— Как эта старая чертовка Ночь драматизирует все. Было ли у нее предчувствие? Или она просто заперла дверь из предосторожности? Так-так. Я, пожалуй, слишком мало уделял внимания мисс Форрест».

В соседней со спальней мисс Форрест комнате жили близнецы. Они явно не испытывали нездорового страха. Дверь послушно поддалась, он тихонько прокрался в комнату, услышал спокойное ритмичное дыхание и так же тихо вышел в коридор.

Напротив находилась дверь в комнату, где миссис Уири поместила этого гиганта по имени Смит. Без колебаний Эллери бесшумно вошел туда, нащупал на стене выключатель, повернулся к тому месту, откуда слышался слоновый храп, и затем быстро включил свет. Комната ярко осветилась. На кровати возвышалась горообразная фигура Смита в расстегнутой пижаме, открывавшей толстые складки розового нездорового тела.

Глаза толстяка, испуганные и злобные, мгновенно открылись. Он поднял руку более быстрым движением, чем Эллери мог ожидать от человека таких внушительных размеров, как будто он ожидал удара или выстрела, словом, нечто угрожающее и смертельное.

— Это Квин,— прошептал Эллери, и большая жирная рука покорно опустилась. Жабьи глаза толстяка щурились на свет.— Просто дружеский визит, мой друг. Крепко спали?

— А? — Толстяк уставился на него с глуповатым видом.

— Вставайте, вставайте, прогоните сон из ваших очей, очнитесь от сновидений.— Эллери внимательно осматривал комнату, он никогда до этого в ней не был. В комнате была еще только одна дверь, она вела, как и везде, в уборную.

— Что за блестящая идея разбудить меня? — ворчал Смит, вставая.— Что-нибудь случилось?

— Еще один приятель отправился к Создателю,— печально ответил Эллери.— Как видите, убийства приняли эпидемический характер.

Огромная нижняя челюсть отвисла.

— К-к-кто-нибудь еще у-у-убит?..

— Друг Ксавье.— Эллери взялся за ручку двери.— Наденьте халат и идите в соседнюю комнату. Там инспектор и доктор Холмс. Ну, пока, увидимся.

Он быстро вышел, оставив толстяка смотрящим ему вслед с запоздалым ужасом.

Эллери пересек холл, не заглядывая в комнату рядом со Смитом. Он знал, что она никем не занята. Он попробовал дверь в комнату миссис Карро. Она поддалась, и после минутного колебания он открыл ее и вошел.

Но тут же понял, что ошибся. Не слышно не только ритмичного, вообще никакого дыхания. Странно. Как может быть, чтобы эта нежная женщина из Вашингтона не была в постели в три часа ночи? И вдруг он понял, что снова ошибся. Она была здесь: она сидела в шезлонге, затаив дыхание, с глазами, сверкающими в лунном свете, проникающем с балкона.

Он зацепился ногой за стул, и она закричала резким пронзительным криком, заставившим волосы шевелиться на голове. По его спине побежали мурашки.

— Тише,— прошептал он, направляясь к ней.— Миссис Карро, это Эллери Квин. Ради Бога, не кричите.

Она вскочила с шезлонга. Когда он нашел выключатель и зажег свет, то увидел ее прижавшейся спиной к дальней стене комнаты, с глазами, горящими от ужаса. Она вцепилась в складки ночной рубашки.

Затем, несколько оправившись от ужаса, она резко спросила:

— Что вы делаете в моей комнате, мистер Квин?

Эллери вспыхнул.

— Да, действительно, уместный вопрос. Не могу упрекнуть вас за то, что вы закричали... Между прочим, почему вы не в постели в такой поздний час?

Она сжала губы.

— Я не понимаю, мистер Квин... Было так душно, я просто не могла спать. А вы все еще...

Эллери, чувствуя себя дураком, нахмурился и повернулся к двери.

— Ну вот, я слышу все остальные идут вас спасать. Миссис Карро, я пришел к вам, чтобы сказать...

— Что случилось? Кто здесь кричал? — послышался на пороге резкий голос инспектора. Он вошел в комнату, переводя недоумевающий взгляд с Эллери на миссис Карро. Из двери, ведущей в смежную комнату, выглянули близнецы. Доктор Холмс и мисс Форрест, Смит, миссис Ксавье, Боуне и экономка — все, полуодетые, столпились в коридоре у дверей, заглядывая через плечо инспектора.

Эллери вытер влажный лоб и криво ухмыльнулся.

— Во всем виноват я. Я пробрался в комнату миссис Карро,— правда, с самыми невинными намерениями, уверяю вас,— естественно, она испугалась и подала этот сигнал «воздушной тревоги». Вероятно, ей показалось, что я собираюсь сыграть роль похотливого Тарквиния, пробравшегося в спальню Лукреции.

Враждебные взгляды, направленные на него, заставили Эллери снова вспыхнуть, на этот раз от гнева.

— Мистер Квин,— надменно проговорила миссис Ксавье,— я должна сказать, что это довольно странное поведение для джентльмена.

— Слушайте, вы все,— воскликнул возмущенный Эллери,— вы ничего не понимаете! О, Боже мой, я...

Мисс Форрест быстро проговорила:

— Ну, конечно же, давайте не будем идиотами, Мари... Вы оба одеты, я имею в виду обоих Квинов... Что случилось?

— Все в свое время,— проворчал инспектор.— Но поскольку вы все проснулись, мы вам скажем, в чем дело. И давайте не будем, как правильно заметила мисс Форрест, отвлекать наше внимание от весьма важного дела подозрениями в отношении нравственности моего сына. Конечно, он бывает иногда глуповат, но не до такой степени. Мистер Квин пришел сказать вам, миссис Карро, что было совершено еще одно нападение.

— Нападение?

— Именно так.

— У-у-убийство?

— Да, он убит.

Все в недоумении переглядывались, стараясь прочитать что-нибудь на лицах друг друга.

— Это Марк,— глухо проговорила миссис Ксавье.

— Да, Марк,— печально подтвердил инспектор.— Его отравили, устранили с дороги раньше, чем он смог произнести то, что начал говорить сегодня вечером. Я не буду касаться того, что сделали при этом со мной, хотя вам будет небезынтересно узнать, что этот же самый негодяй угостил меня хорошенькой дозой хлороформа. Да, Ксавье убили.

— Марк умер,— повторила миссис Ксавье глухим голосом и, закрыв лицо руками, начала всхлипывать.

Смертельно побледневшая миссис Карро подошла к двери, ведущей в комнату близнецов, и обняла за плечи своих сыновей.

В эту ночь никто уже больше не ложился спать. Никому не хотелось возвращаться в свои спальни. Стадный инстинкт заставил их быть все время вместе, подобно тому, как испуганные животные, сбившись в кучу, с ужасом прислушиваются к неожиданным звукам, раздающимся из темноты.

Не без некоторого злорадства Эллери вызвался сопровождать их одного за другим в комнату убитого, чтобы они могли взглянуть на покойника. При этом он внимательно следил за их поведением. И кто-то настолько отлично сыграл свою роль, что Эллери не почувствовал обмана. Они представляли собой группу насмерть испуганных людей. Миссис Уири даже сделалось дурно, и пришлось холодной водой и нюхательной солью приводить ее в чувство. И только близнецов, ставших совсем маленькими мальчиками, освободили от этого испытания.

К тому времени, когда эта процедура была окончена и мертвого адвоката отправили в холодильник разделить там место со своим братом, наступил палящий рассвет.

Квины стояли в комнате, которую только что посетила смерть, и печально смотрели на пустую кровать.

— Ну, сынок,— сказал инспектор со вздохом,— видимо, нам придется сдаться. Это дело мне не под силу.

— Это потому, что мы до сих пор были слепы,— воскликнул Эллери, сжимая кулаки.— Доказательства налицо. Ключ, данный нам Ксавье... О, черт, это надо как следует обдумать, а у меня голова раскалывается.

— Я думаю, мы можем быть уверены в одном,— проговорил инспектор,— он был последним. Он не был связан с основным мотивом, по которому убили его брата. С ним разделались, чтобы не дать ему возможности выдать настоящего убийцу. Но как, черт возьми, ему удалось узнать это?

— Да, хотелось бы выяснить, как ему удалось узнать... Между прочим, ты не задумывался над тем, почему Ксавье пытался оклеветать свою невестку?

— Знаешь, так много всего произошло...

— Но это же очень просто. После смерти Джона Ксавье его наследницей становится миссис Ксавье. И миссис Ксавье — последний представитель этой ветви семьи. Детей у них нет. Если с ней что-нибудь случится, к кому перейдет все состояние?

— К Марку Ксавье,— воскликнул инспектор, впервые схватив всю ситуацию.

— Совершенно верно. Эта подтасовка очень умно устраняла ее с его пути, это дало бы ему возможность захватить состояние, не пачкая своих рук кровью.

— Да, действительно, черт возьми.— Инспектор покачал головой.— А я думал...

— Что ты думал?

— Я думал, между ними что-то есть.— Он нахмурился.— Почему именно миссис Ксавье приняла на себя обвинение в убийстве, которого она не совершала? Потому что хотела выгородить Марка Ксавье. Других причин я не вижу. Если она думала, что убийство совершил он, и если она была в него отчаянно влюблена... Да, но это никак не увязывается с его попытками подтасовать обвинение против нее.

— Так бывает,— сухо заметил Эллери.— Страстные женщины, влюбленные в своих деверей, могут пойти на совершенно невероятные вещи. А эта мадам Ксавье к тому же наполовину рехнувшаяся. Но не это беспокоит меня.— Он подошел к ночному столику и взял оторванный кусочек бубнового валета, который он вытащил из окоченевшей руки Ксавье.— Меня беспокоит вот этот кусочек загадочной картинки. Конечно, можно понять, почему Ксавье решил оставить ключ к разгадке убийцы именно этим путем, хотя у него под рукой были и бумага, и карандаш, вот здесь, в этом же ящичке...

— Они там были?

— Да.— Эллери устало махнул рукой.— Это, пожалуй, можно объяснить. Он был очень неглуп, этот адвокат, и считал, что таким образом он прекрасно добьется своей цели. Ты помнишь, перед тем, как он потерял сознание, имя убийцы было у него на кончике языка. Когда он пришел в себя, это имя было все еще там. Он вспомнил о картах. Сознание было совершенно ясное. Потом вошел убийца. Беспомощного, его заставили проглотить из пузырька щавелевую кислоту. Карты все еще были в его сознании... О, это совсем не странно, именно так все и произошло.

— Но, кажется, тебе такое объяснение не очень-то нравится? — проговорил инспектор.

— А, ерунда.

Эллери подошел к окну посмотреть на красное зарево. Потом к нему присоединился и инспектор. Он облокотился на подоконник в усталой, удрученной позе.

— Черт возьми, а пожар-то усилился,— пробормотал старик.— Вот черт! У меня голова как тыква. В глубине сознания мысль о пожаре не покидает меня. Чувствуешь, как нас обдает жаром? А тут еще это преступление, вернее, преступления... Что же хотел сказать Ксавье этим бубновым валетом?

Эллери отвернулся от окна и пожал плечами. Вдруг он застыл на месте и широко открытыми глазами посмотрел на руку инспектора.

— Ну, что теперь случилось? — сварливо произнес инспектор, поглядывая на свою руку. Потом он тоже вздрогнул, и некоторое время они молча пристально смотрели на маленькую ручку инспектора, с четко вырисовывающимися голубыми венами и сморщенной кожей. Они смотрели так пристально, будто неожиданно обнаружили, что на руке не хватает одного пальца.

— Кольцо,— прошептал инспектор.— Кольцо пропало.

 

 

Глава 16

Бубновый валет

— Так, теперь еще и это,— медленно проговорил Эллери.— Это замечательно. Где ты его потерял? — Инстинктивно Эллери посмотрел на свою руку, на которой сверкал красивый перстень — средневековая безделушка, купленная им недавно за несколько лир во Флоренции.

— «Потерял?» — Инспектор всплеснул руками.— Я его не терял, Эл. Оно у меня было еще вчера, даже сегодня утром. Ну конечно, я помню, что, когда я смотрел на ручные часы — это было в половине первого,— оно еще было на моей руке.

— Постарайся все хорошенько вспомнить,— сказал Эллери.— Я видел его на твоем пальце, когда уходил вчера вечером, чтобы вздремнуть, но когда я в два часа ночи нашел тебя на полу, кольца на пальце уже не было. Черт возьми, его кто-то украл.

— Как это ты догадался? — саркастически проговорил инспектор.— Конечно, его украли. Украл тот мерзкий негодяй, который усыпил меня и прикончил Ксавье.

— Несомненно.— Эллери начал нервно ходить взад и вперед по комнате.— На меня гораздо большее впечатление, чем все остальное, производит эта пропажа кольца. Какой риск! И ради чего? Чтобы украсть простенькое десятидолларовое кольцо, к тому же старомодное, годное только как грузило, за которое в наше время не дадут и одного мексиканского доллара.

— Но, тем не менее, кольцо украли. И, клянусь Богом, я выбью зубы тому, кто это сделал. Это кольцо твоей матери, сынок, и я не отдал бы его никому и за тысячу долларов.— Он направился к двери.

— Куда ты идешь? — воскликнул Эллери, схватив его за руку.

— Обыскать до ниточки всю эту проклятую свору.

— Ерунда, папа. Слушай,— с живостью продолжал Эллери,— не стоит портить все дело. Я считаю, что пропажа кольца — это многозначительный факт. Что он значит, я пока не знаю, но я припоминаю все предыдущие кражи таких же малоценных колец...

— Ну? — нахмурил брови инспектор.

— Тут определенно что-то есть. Но мне нужно время. Ты ничего не добьешься этим поголовным обыском. Конечно, вор достаточно умен, чтобы не держать его при себе, а если ты и найдешь кольцо где-нибудь в доме, то как ты узнаешь, кто его туда спрятал? Пожалуйста, оставь на некоторое время все как есть.

— Ну хорошо. Но я не забуду об этом. И прежде чем мы выберемся отсюда — если только мы вообще когда-нибудь выберемся,— я его верну и узнаю, почему оно пропало.

Если бы инспектор мог заглянуть в будущее, он бы не говорил так уверенно.

По мере того как пожар неумолимо поднимался вверх, мертвая тишина охватывала вершину Эрроу-Маунтина. Все находившиеся на ней люди были до предела утомлены и физически, и морально. Даже угроза со стороны невидимого, обагренного кровью убийцы несколько отступила перед угрозой, нависшей на них с воздуха и затаившейся в окружающих лесах. Теперь уже никто и не пытался лицемерить. Женщины откровенно впадали в истерику, мужчины были явно встревожены. С наступлением дня жара сделалась невыносимой. В воздухе носились хлопья пепла, он оседал на их лицах и одежде, затруднял дыхание. От жары негде было спрятаться. В доме было чуть прохладнее, чем снаружи, но зато там не было ветерка, воздух стоял совершенно неподвижный. Однако только некоторые из них — особенно женщины — отважились искать временное облегчение, принимая душ в своих ванных комнатах. Они боялись оставаться одни, боялись друг друга, боялись тишины, боялись пожара.

Не осталось и следа какой бы то ни было дружеской беседы. Вынужденные держаться вместе, они пристально, с неприятным подозрением вглядывались в лица друг друга. Их нервы были натянуты до предела. Инспектор поругался со Смитом; мисс Форрест за что-то огрызнулась на доктора Холмса, заставив его тем самым погрузиться в упорное молчание; миссис Ксавье с раздражением прикрикнула на незадачливых близнецов, не вовремя подвернувшихся ей под руку; миссис Карро кинулась на их защиту, и обе женщины обменялись оскорбительными словами... Это было ужасно, кошмарно. Обволакиваемые все более сгущающимся дымом, они напоминали создания, приговоренные циничным сатаной к вечному аду.

Муки не осталось ни крошки. Собравшись в столовой, они без всякого аппетита ели бесконечную консервированную рыбу. Время от времени их глаза обращались в сторону Квинов. Впав в совершенную апатию, они все сознавали, что единственный выход из создавшегося положения мог находиться только в руках инспектора или его сына. Но Квины сосредоточенно продолжали есть, не говоря ни слова по той простой причине, что говорить было нечего.

Никто не знал, чем заняться после завтрака. Журналы были еще раз перелистаны и пересмотрены глазами, которые ничего не видели. Все молча бродили. Как ни странно, убийство Марка Ксавье переживалось ими более трагично, чем убийство хозяина дома. Молчаливый, сдержанный, нахмуренный адвокат был заметной личностью, его присутствие всегда наэлектризовывало атмосферу. А теперь, когда его среди них не стало, отсутствие его ощущалось до боли.

Все постоянно кашляли, изнемогали от зноя, ходили со слезящимися глазами.

Терпение инспектора лопнуло.

— Ну, слушайте,— вдруг закричал он, испугав всех.— Так дальше продолжаться не может. Мы все спятим. Почему никто из вас не поднимется наверх и не примет душ? Или хотя бы сыграли в «блошки», что ли. Что вы топчетесь, как стадо коров с вырванными языками? Ну-ка, веселее, вы!

— Женщины очень боятся, инспектор — сказал доктор Холмс.

— Боятся? Чего боятся?

— Ну, боятся остаться наедине.

— Гм... Здесь есть кто-то, кто не боится самого черта.— Потом инспектор сказал более мягко: — Ну, ничего, это понятно, я думаю. Если вы хотите,— в его голосе зазвучала циничная нотка,— мы вас по очереди проводим в ваши комнаты.

— О, пожалуйста, оставьте ваши шутки, инспектор — устало проговорила миссис Карро.— Это... это ужасно действует на нервы.

— А я думаю, инспектор совершенно прав,— воскликнула мисс Форрест, с треском бросая на пол журнал «Ярмарка тщеславия» шестимесячной давности.— Я отправляюсь наверх и буквально утоплю себя в воде, и я бросаю вызов любому!.. Любому, даже двукратному негодяю-убийце, пусть только он попробует остановить меня.

— Вот это называется присутствием духа,— сказал инспектор, бросив на девушку проницательный взгляд.— И если вы все последуете примеру мисс Форрест, нам станет значительно легче. В конце концов, сейчас день, у нас у всех есть глаза и уши, так какого же черта вы боитесь? Брысь отсюда!

Эти слова возымели действие: через несколько минут Квины остались одни.

Они вышли на террасу, двое усталых, несчастных людей. Солнце поджаривало скалы, над которыми дрожал раскаленный воздух.

— Мы можем париться здесь с таким же успехом, как и в доме,— проворчал инспектор и упал в кресло. Пот грязными ручьями капал с его лица.

Эллери, простонав, сел рядом.

Так они сидели довольно долгое время. В доме царила гнетущая тишина. Эллери закрыл глаза и, скрестив на груди руки, откинулся на спинку стула. Стараясь не шевелиться, они безропотно переносили жару, которая пропекала их до мозга костей.

Солнце начало медленно опускаться к западу. Оно сползало ниже и ниже, а Квины сидели все в том же положении. Инспектор ненадолго забылся беспокойным сном, конвульсивно вздыхая во сне.

Эллери не спал. Его мозг лихорадочно работал. Он уже обдумал дюжину вариантов, напряженно старался припомнить самые, на первый взгляд, малозначительные детали, которые на деле могут оказаться очень важными. Было что-то значительное в первом убийстве, некий научный факт, который все время всплывал на поверхность его сознания. Но каждый раз, когда он пытался схватить этот факт и зафиксировать, он снова нырял в глубину. И опять же этот бубновый валет...

Вдруг Эллери выпрямился, будто в него выстрелили, и сел, дрожа всем телом. Инспектор открыл глаза.

— Что случилось? — пробормотал он сонно.

Эллери вскочил со стула, но потом остановился, прислушиваясь.

— Мне показалось, я слышал...

— Что слышал? — вскочил испуганный инспектор.

— В гостиной...— Эллери направился к стеклянной двери, находящейся с другой стороны террасы.

Из гостиной послышались шаркающие шаги. Квины остановились, прислушиваясь. Из двери вышла миссис Уири, красная как рак, с мокрыми, растрепанными волосами, держа в руках пыльную тряпку. Она тяжело дышала.

Увидев Квинов, она остановилась и таинственно поманила их:

— Инспектор Квин, мистер Квин, будьте добры, подойдите... Здесь что-то странное...

Они подбежали к окну и заглянули в комнату. Но она была пуста.

— Что странно? — спросил Эллери.

Экономка прижала к груди грязную руку.

— Я слышала, как кто-то тут, сэр... что-то...

— Ну, ну,— нетерпеливо подгонял ее инспектор,— что случилось, миссис Уири?

— Знаете, сэр,— прошептала она,— мне нечего было делать, я хочу сказать, готовки у меня никакой не было, а так как нервы немного не в порядке, я решила заняться уборкой на первом этаже. Мы все были так расстроены, сэр, вы знаете, из-за этого... из-за...

— Ну, ну?

— Словом, везде было грязно и пыльно, и я решила протереть мебель, почистить все.— Она бросила через плечо нервный взгляд в пустую комнату.— Я начала со столовой и, когда уже наполовину закончила там работу, услышала странный звук из... из гостиной, отсюда.

— Звук? — Эллери нахмурился.— Но мы ничего не слышали.

— Он был очень негромкий, сэр. Похоже на дятла, я не могу точно описать. Я подумала, что, может быть, кто-нибудь спустился вниз за журналом или за чем-нибудь другим, и хотела продолжать уборку, но вдруг подумала: «А может, это что-нибудь еще?» Поэтому я на цыпочках подошла к двери и тихонько начала ее открывать...

— Это было очень смело с вашей стороны, миссис Уири.

Она вспыхнула.

— Но, вероятно, дверь все же скрипнула, потому что, когда я ее полностью открыла и заглянула в гостиную... там уже никого не было. Вероятно, шум двери напугал... того, кто там был, и он... она... о, сэр, я совсем запуталась.

— Вы хотите сказать, что тот, кто там был, услышал ваши шаги и сбежал через дверь в холл? — вмешался в разговор инспектор.— И это все?

— Нет, сэр. Я вошла,— продолжала миссис Уири дрожащим голосом,— и первое, что я увидела... я покажу вам.

Она пошла назад в гостиную. Квины последовали за ней, нахмурив брови. Она провела их через всю комнату к камину и указала на металлическую дверцу стенного шкафа, в который инспектор положил на хранение колоду карт, найденную на письменном столе доктора Ксавье в утро первого убийства.

На замке были видны царапины, а на полу валялась тонкая каминная кочерга.

— Будь я трижды проклят! Кто-то ковырялся в этом шкафчике,— пробормотал инспектор.

Он выступил вперед и быстро осмотрел следы на дверце. Эллери поднял кочергу, повертел ее и отбросил в сторону.

— Ха,— проворчал инспектор.— Это все равно что пытаться спичкой открыть банковский сейф. Но зачем, черт бы его побрал, понадобилось ему это делать? В шкафу не было ничего, кроме колоды карт.

— Очень любопытно,— пробормотал Эллери.— Очень любопытно. Я предлагаю тебе, папа, открыть наш тайничок и посмотреть, что там есть.

Миссис Уири смотрела на них с открытым ртом.

— Вы думаете...— начала она, бросая на них вопросительный взгляд.

— Мы думаем, миссис Уири, то, что мы думаем,— строго сказал инспектор.— Вы правильно сделали, что держали ваши глаза и уши открытыми, а теперь вам предстоит еще более полезное занятие: держать рот закрытым. Понимаете?

— О да, сэр.

— Это все. Можете продолжать уборку.

— Хорошо, сэр.— Она весьма неохотно вышла из комнаты, закрыв за собой дверь, ведущую в столовую.

— А теперь давай посмотрим.— Старик достал связку ключей, нашел ключ от шкафчика и открыл дверцу.

— Я вижу, ключ все еще у тебя,— сказал Эллери.

— Конечно, ключ все еще у меня.— Инспектор взглянул на него с удивлением.

— И это другая очень интересная вещь. Между прочим, это, кажется, единственный ключ от шкафчика?

— Не беспокойся, я в свое время позаботился об этом.

— Я и не беспокоюсь. Ну, хорошо, давай посмотрим, что там внутри.

Инспектор широко распахнул дверцу, и они заглянули внутрь. Как и раньше, в шкафчике ничего не было, за исключением колоды карт, причем она лежала в том же положении, как инспектор положил ее. Совершенно очевидно, что после того, как инспектор запер дверцу, никто шкафчик не открывал.

Он взял карты, и они внимательно осмотрели их. Без сомнения, это была та же колода.

— Странно,— пробормотал Эллери.— Я действительно не понимаю, почему... Боже мой, может, мы что-то не заметили, когда в первый раз осматривали карты?

— Одно совершенно ясно,— задумчиво сказал инспектор,— все присутствовали при том, когда я просил миссис Уири указать мне какое-нибудь место, где бы я мог спрятать эти карты, и она указала мне именно этот шкафчик и дала ключ. Она тогда сказала, что он совсем пустой. Все знали, что я собираюсь спрятать карты именно в этом шкафу. Поскольку ничего другого в нем нет...

— Конечно, карты являются вещественным доказательством, относящимся к убийству доктора Ксавье. Отсюда следует, что только у убийцы были основания выкрасть их. Возможны два вывода: тот человек, который пробрался сюда и пытался открыть, шкафчик, был убийцей доктора Ксавье. И сделал он это по той единственной причине, что, вероятно, мы что-то при первом осмотре не заметили, и он хотел уничтожить эти следы. Давай-ка посмотрим эти проклятые карты.

Он выхватил из рук инспектора колоду карт и поспешил с ней к одному из маленьких круглых столиков. Раскидав карты лицом вверх, он внимательно осматривал все по одной. Но ему не удалось обнаружить ни одного ясного отпечатка пальцев, на них были только бесформенные грязные пятна. Затем он повернул все карты лицом вниз и снова начал внимательно их осматривать. Результат был тот же.

— Ужасно,— бормотал он.— Что-то же должно быть тут... Если речь идет не о позитивном ключе, то, логически рассуждая, эта колода должна дать нам негативный ключ...

— О чем ты говоришь?

— Я гадаю,— нахмурился Эллери.— Ключ к разгадке тайны не всегда дает наличие какого-нибудь предмета. Иногда это бывает именно отсутствие чего-то. Давай посмотрим.— Он собрал карты, сложил их и, к удивлению отца, начал пересчитывать.

— Но это... это глупо,— фыркнул инспектор.

— Несомненно,— пробормотал Эллери, продолжая считать.— Сорок четыре, сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь.— Он замолчал, в глазах появился блеск.— Ты понимаешь, в чем дело? — закричал он.— Смотри: сорок девять, пятьдесят, и все.

— Все? — как эхо повторил инспектор.— В колоде должно быть пятьдесят две карты. Хотя нет, пятьдесят одна, шестерку пик ты забрал, ту, разорванную...

— Да, да, одной карты не хватает,— нетерпеливо перебил его Эллери.— Сейчас мы увидим, какой именно.

Он быстро разложил карты по мастям, затем взял первую кучку с трефовой мастью. Все карты, от двойки до туза, были на месте. Отбросив эти карты в сторону, он проверил таким же образом червы: то же самое. Пики — комплект, за исключением шестерки, разорванной пополам и находившейся в кармане его костюма. Бубны...

— Вот это здорово,— протянул он, пристально вглядываясь в карты.— Мы должны были бы уже давно заметить это. Все время карты находились у нас, а мы не удосужились сделать такую элементарную вещь, как пересчитать их. Интересно, а?

В колоде не было валета бубен.

 

 

Глава 17

Что рассказал валет

Эллери бросил карты на стол, подошел к двери, выходящей на террасу, опустил на ней штору, затем поспешно запер дверь, ведущую в коридор, зашел в столовую, посмотрел, нет ли там кого, зажег несколько ламп и уселся в кресле около столика.

— Присаживайся и давай все обсудим. Я начинаю понимать многое, чего раньше не замечал.— Он вытянул ноги и закурил сигарету, поглядывая на отца сквозь дым.

Инспектор тоже сел, скрестил ноги и сказал:

— Я тоже. Слава Богу, начинает понемногу проясняться. Вот смотри: Марк Ксавье оставил оторванную половинку бубнового валета как ключ для установления личности убийцы, который напал на него и силой отравил. А теперь мы обнаружили, что бубновый валет был взят из колоды еще в день убийства Джона Ксавье, из колоды, которой он раскладывал пасьянс в то время, как в него выстрелили. О чем это говорит?

— Ход мыслей абсолютно правильный,— одобрил отца Эллери.— И теперь встает неизбежный вопрос: возможно ли то, что бубновый валет из колоды доктора Ксавье является ключом к разгадке убийцы самого доктора Ксавье?

— По-моему, тут нечего гадать,— ответил инспектор.— Ты говоришь, возможно ли? Думаю, единственный логический ответ на этот вопрос есть.

— Это звучит весьма правдоподобно, хотя,— вздохнул Эллери,— теперь я отношусь с особой осторожностью ко всему, что касается этой несуразной смеси зла, порока и нелепостей. Совершенно очевидно, убийца пытался выкрасть эту колоду из шкафчика, чтобы мы не узнали, что из колоды исчез бубновый валет.

— Кажется, я кое-что понял в этом,— проворчал инспектор.— Эта мысль пришла мне в голову совершенно неожиданно. Давай-ка тщательно обдумаем эту проблему валета. Марк Ксавье оставил бубнового валета как ключ для установления личности его убийцы. Причем бубновый валет имеет какое-то отношение и к предыдущему убийству, так как из этой колоды, что у нас, тоже взят бубновый валет. Может быть — я сейчас буду гадать, как и ты,— бубновый валет был подсказан умирающему Марку чем-то, что он заметил еще тогда, когда увидел труп брата?

— Понимаю,— медленно проговорил Эллери.— Ты хочешь сказать, что, когда он в ту ночь заглянул в кабинет доктора Ксавье и нашел его убитым, у доктора в руке был бубновый валет?

— Совершенно верно.

— Гм... Такая возможность не исключена. С другой стороны, тот факт, что он держал в руке бубновый валет как нить для установления своего убийцы, может означать только то, что, когда он увидел лицо убийцы, ему пришла в голову та же мысль, что и доктору Ксавье, то есть оставить указание в виде игральной карты.— Он покачал головой.— Нет, вероятно, это простое совпадение. Ты прав. Он оставил бубновый валет только потому, что его брат оставил именно эту карту. В обоих случаях действовал один и тот же убийца, и, зная это, Марк просто повторил то, что в свое время сделал Джон. Да, вероятно, так и было. Когда он обнаружил труп Джона Ксавье, в руке покойного был бубновый валет. Затем Марк подтасовал улики: забрал бубновый валет, заменил его шестеркой пик из единственной колоды карт, которая была под рукой, и при помощи этой подтасовки оклеветал миссис Ксавье.

— А теперь, после того как ты закончил свою речь,— воодушевившись, заговорил инспектор,— разреши мне продолжить. Зачем он вытащил из рук брата бубновый валет и заменил его шестеркой пик? Хорошо, мы знаем причину его желания убрать с дороги невестку...

— Подожди,— пробормотал Эллери,— не так быстро. Мы забыли две вещи. Во-первых, необходимо установить, почему именно он решил ввести нас в заблуждение при помощи шестерки пик? Вероятно, в руке доктора Ксавье уже была какая-то карта, и он воспользовался этой идеей: оставить улику в виде карты. Во-вторых, когда он сунул вместо бубнового валета шестерку пик, почему он не положил бубновый валет обратно в колоду, которая в то время была на письменном столе?

— Да... действительно, он забрал эту проклятую карту с собой. Ведь мы не нашли ее на столе, значит, она была у него. Почему он это сделал?

— Единственно логический ответ следующий: хотя ему удалось вытащить из руки брата бубновый валет, он не смог положить его обратно в колоду, так как карта была в таком состоянии, что она все равно могла стать уликой против убийцы.

— Ну, ты опять заговорил загадками. Я не вижу в этом никакого смысла. Что ты имеешь в виду?

Эллери задумчиво попыхивал сигаретой.

— Все прекрасно объясняется. В качестве улики против своего убийцы доктор оставил бубновый валет, разорванный пополам,— инспектор вздрогнул.— Разве это не подходит? Марк нашел в руках брата только половинку валета. Очевидно, он не хотел оставлять на месте убийства разорванную карту, чтобы не привлекать к ней внимания. Если бы кто-нибудь увидел разорванный валет, он непременно заинтересовался бы им. Рассуждая логически, я пришел к выводу, что адвокат должен был найти в руке брата разорванный бубновый валет, и это объясняет то, зачем он взял его. Вероятно, для того, чтобы потом уничтожить, так как думал, что никому не придет в голову пересчитывать карты в колоде... Собственно, так и было,— добавил он, нахмурившись,— если бы убийца не сделал попытки открыть этот шкафчик.

— Все это очень хорошо,— сказал инспектор,— но давай продолжим дальше. Поскольку шестерка пик, по признанию самого Марка Ксавье, была использована им только для того, чтобы оклеветать миссис Ксавье, совершенно несомненно, что в обоих убийствах половинка бубнового валета являлась уликой против убийцы. Одна и та же улика, безусловно, указывала на одного и того же убийцу. Но непонятно следующее. Взяв бубновый валет с места убийства брата, он покрывал настоящего убийцу, перекладывая подозрения на миссис Ксавье. А после того как убийца нанес ему самому смертельный удар, он стал обвинять именно того человека, которого в свое время покрывал. Получается какая-то чепуха.

— Вовсе нет,— сказал Эллери сухо,— вряд ли можно Марка Ксавье причислить к людям, способным на самопожертвование, или к людям типа Робин Гуда. Он оклеветал миссис Ксавье из обычных, широко распространенных соображений — выгоды. По всей видимости, он не хотел оставлять там бубновый валет, чтобы не вызвать никаких подозрений. Другими словами, он изъял бубновый валет не из соображений пылкой страсти или лояльности в отношении кого-либо, а просто из чисто финансовых соображений. Но когда он сам очутился на смертном одре, тут уже дело другое... И еще одна вещь. Когда ты обвинил его в убийстве брата, он потерял самообладание, у него появилось единственное желание открыть нам имя действительного убийцы, и это следствие двух причин: он не хотел покрывать преступника, особенно, когда его собственная голова оказалась в опасности. И второе: он разгадал, кого же в действительности подразумевал Джон Ксавье под валетом бубен. И здесь-то, может быть, и таится ответ на твой вопрос: каким образом Ксавье узнал имя убийцы. Он понял это, увидев в руке брата половинку бубнового валета.

— Да, это, пожалуй, все объясняет,— проговорил инспектор.— А для того, чтобы он не проболтался, убийца решил прихлопнуть и его.— Он встал и прошелся по комнате.— Итак, все сводится к бубновому валету. Если бы только мы знали, кого под ним подразумевали Джон и Марк Ксавье... Если бы мы знали...

— Мы знаем.

— Что?

— Со вчерашнего вечера клеточки моего мозга усиленно работали.— Эллери вздохнул.— Если нам нужно только выяснить, кого имели в виду под бубновым валетом, то проблему можно считать решенной. Садись, папа, и давай все тщательно обсудим. Предупреждаю, ты услышишь самые невероятные вещи. Более фантастические, чем шестерка пик. Но, конечно, это требует самой тщательной проверки. Садись, садись.

Инспектор быстро сел.

Через час, когда за окном опустилась черно-красная ночь, полностью деморализованное общество снова собралось в игровой комнате. Инспектор в неприветливом молчании стоял в дверях и пропускал всех в комнату по одному. Они осторожно входили, вглядываясь в мрачное лицо инспектора, усталые, беспомощные, полные страха и покорности. Но не находя в нем ничего утешительного, они устремляли свои взоры на лицо Эллери. Но тот стоял у окна, уставившись в темноту ночи.

— А теперь, когда мы все собрались,— начал инспектор тоном таким же мрачным, как и его лицо,— садитесь и дайте отдых ногам. Это наша последняя встреча по поводу убийств. Должен сказать, нас слитком долго водили за нос в этой веселенькой охоте, и мы сыты по горло. Хватит. Все выяснено.

— Выяснено? — как вздох вырвалось у всех.

— Выяснено? — пробормотал доктор Холмс.— Вы хотите сказать, что вы знаете, кто...

— Инспектор,— тихо сказала миссис Ксавье,— вы нашли настоящего...

Миссис Карро сидела спокойно, близнецы в некотором возбуждении смотрели друг на друга. Все остальные затаили дыхание.

— Вы что, не понимаете по-английски? — резко спросил инспектор.— Я сказал: все выяснено. Продолжай, Эл. Теперь твоя очередь.

Все посмотрели на спину Эллери, он медленно повернулся.

— Миссис Карро,— начал он,— вы, кажется, по происхождению француженка?

— Я? Француженка? — повторила крайне изумленная миссис Карро.

— Да.

— Да, конечно, мистер Квин.

— Вы хорошо знаете французский язык?

Она задрожала, но сделала попытку рассмеяться.

— Ну конечно. Я хорошо знаю все неправильные глаголы и даже сленг.

Эллери подошел к одному столику для бриджа.

— Разрешите мне сразу оговориться: то, что я собираюсь вам сказать, возможно, явится самым фантастическим установлением улики, какое когда-либо существовало в так называемом «умном» преступлении. Все это невероятно тонко и настолько далеко от обычных рас-суждений и наблюдений, что кажется чем-то вроде «Путешествия Алисы в Страну Чудес». И тем не менее факты налицо, мы не можем игнорировать их. Пожалуйста, постарайтесь внимательно выслушать меня.

Эту замечательную преамбулу приняли в гробовом молчании. На лицах присутствующих читалось смущение.

— Вы все знаете,— спокойно продолжал Эллери,— что в руке убитого Марка Ксавье мы нашли разорванную игральную карту. Это был бубновый валет. Совершенно ясно, этой картой он нам указывал на личность убийцы. Но вы не знаете — или, по крайней мере, многие из вас не знают,— что, когда Марк Ксавье вошел в ту ночь в кабинет брата, увидел там его труп и решил вложить в мертвые пальцы шестерку пик для того, чтобы оклеветать миссис Ксавье, в пальцах покойного доктора Ксавье уже находилась другая карта.

— Другая карта? — с ужасом прошептала мисс Форрест.

— Да, другая карта. Нет необходимости говорить вам, как мы об этом узнали, но факт остается несомненным: Марк Ксавье вытащил из окоченевших пальцев доктора Ксавье... половинку бубнового валета.

— Другую половинку,— тихо прошептала миссис Карро.

— Совершенно верно. Иными словами, оба брата, находясь на смертном одре, держали в своих руках половинки бубнового валета в качестве улики, указывающей убийцу — их общего убийцу, очевидно, поскольку была использована одна и та же карта. Что они подразумевали под половинкой бубнового валета?

Он медленно обвел внимательным взглядом присутствующих. Инспектор прислонился к стене, наблюдая за ним горящими глазами.

— Не догадываетесь? Пожалуй, я действительно говорил довольно неясно. Итак, давайте рассмотрим все пункт за пунктом. Прежде всего, что могла означать карта «валет»? Простое совпадение или нечто большее? Конечно, убийцу можно обозначить «свиндлер».

Затем валета обычно называют «Джек». Но в нашем маленьком обществе нет никого по имени Джек. Единственный, к кому это могло относиться, был Джон Джек Ксавье, но он сам стал первой жертвой.

А что можно сказать относительно «даймэнд»? Никакие драгоценности в этом деле не замешаны,— он сделал небольшую паузу,— за исключением, может быть, украденных колец. Но ни одно из них не было бриллиантовым. Таким образом, никакой видимой связи ни с кем нет.— Он резко повернулся к миссис Карро, которая от неожиданности откинулась на спинку стула.— Миссис Карро, что означает слово «карро» по-французски?

— Карро? — ее глаза превратились в огромные коричневые озера.— Но,— и ресницы ее затрепетали,— у этого слова много значений, мистер Квин: портновский утюг, клетка на ткани, оконное стекло...

— И первый этаж, и сорт черешни. Совершенно верно.— Эллери улыбнулся.— Но все это нам не подходит.— Немного помолчав, он продолжал, устремив пристальный взгляд на миссис Карро.— Что же все-таки еще означает слово «карро»?

Она опустила глаза.

— Боюсь, я не знаю, мистер Квин.

— Разве вы забыли, что по-французски бубны называются «карро»?

Она замолчала. Лица всех присутствующих выражали удивление и ужас.

— Но, Боже мой,— прошептал доктор Холмс.— Это безумие, мистер Квин.

Эллери пожал плечами, не отводя пристального взгляда от съежившейся женщины.

— Я называю факты, доктор. Разве вы не понимаете, что все это имеет огромное значение? Роковая карта оказалась бубновой, французское название бубен — «карро», а в этом доме есть несколько представителей Карро?

Мисс Форрест вскочила со стула и подошла к Эллери с побледневшими губами.

— Я в жизни своей не слышала подобной жестокой и абсолютно неправдоподобной чепухи, мистер Квин. Вы понимаете, что вы строите свое обвинение на совершенно неубедительном доказательстве?

— Садитесь, пожалуйста,— устало сказал Эллери.— По-моему, я понимаю все гораздо лучше и больше, чем вы, дорогая леди. Ну-с, итак, миссис Карро?

Ее белые руки извивались, как змеи.

— Что я могу сказать? Только то, что вы совершаете ужасную ошибку, мистер Квин.

Близнецы вскочили с дивана.

— Возьмите свои слова обратно,— закричал Френсис, сжимая кулаки.— Вы не смеете говорить такие вещи о моей матери.

Джулиан закричал:

— Вы сумасшедший, вот вы кто!

— Садитесь, мальчики, и успокойтесь,— невозмутимо сказал инспектор.

Они бросили на Эллери свирепые взгляды, но послушались.

— Разрешите мне продолжать,— сказал Эллери.— Мне это нравится не больше, чем всем вам. Я только сказал вам, что по-французски бубны значат «карро». Есть у нас какие-нибудь основания для выдвижения такой фантастической теории, что Джон и Марк Ксавье на их смертном одре бросили обвинение миссис Карро, оставляя бубновый валет в качестве ключа к установлению личности убийцы? К сожалению, есть.— Он махнул рукой и повторил: — К сожалению, есть.

Раздался спокойный и бесстрастный голос инспектора:

— Кто из вас, мальчики,— обратился он к сиамским близнецам,— убил этих двоих людей?

Миссис Карро вскочила и, подобно тигрице, бросилась к своим сыновьям. Она стояла перед безмолвными мальчиками, загораживая их раскинутыми руками и дрожа всем телом.

— Это зашло слишком далеко,— закричала она.— Я думаю, что даже вам, глупым мужчинам, должна быть совершенно очевидна абсурдность обвинения этих... этих детей в убийстве. Мои сыновья — убийцы? Да вы сошли с ума, вы, оба!

— Абсурдность? — вздохнул Эллери.— Прошу вас, миссис Карро. Вы, вероятно, не поняли значения того ключа к разгадке тайны, о котором я вам говорил. Эта карта была не только бубновой масти, это был бубновый валет. А как выглядит бубновый валет? Два молодых человека, соединенных вместе.— Она широко открыла рот.— А, теперь я вижу, вы уже не так уверены в абсурдности того утверждения. Два соединенных молодых человека. Имейте в виду, для старого был бы использован король. Невероятно? Я предупреждал, что это должно показаться невероятным. Но в этом доме есть два соединенных молодых человека по имени Карро. Теперь понимаете? Какая мысль может прийти в голову в связи с этим?

Не в силах произнести ни слова, она опустилась на диван рядом с мальчиками, которые беззвучно шевелили губами.

— Больше того, мы задаем себе вопрос: почему в обоих случаях карта была разорвана пополам, указывая только на одного из двух молодых людей? Очевидно, умирающий хотел показать нам, что не оба, а только один из близнецов Карро был убийцей. Как это могло произойти? Совершилось ли это преступление против воли одного из них, вынужденного только по чисто физической причине присутствовать при убийстве в качестве свидетеля? Так кто же из вас убил доктора Ксавье и отравил Марка Ксавье, мальчики?

Ошеломленные, они сидели с дрожащими губами. Френсис прошептал голосом, полным слез:

— Но... но мы не делали этого, мистер Квин. Мы не делали. Мы просто не могли этого сделать. И зачем нам было это делать? Зачем? Это так... О, неужели вы не понимаете?

Джулиан дрожал. Он смотрел на Эллери глазами, полными ужаса.

— Я вам скажу, зачем,— проговорил инспектор.— Доктор Ксавье производил в своей лаборатории опыты с сиамскими близнецами на животных. Вы приехали сюда в полной уверенности, что доктор сделает чудо, хирургическим путем разъединит вас...

— Это чепуха,— пробормотал доктор Холмс.— Я никогда не верил...

— Совершенно верно. Вы никогда не верили в то, что это можно сделать, Холмс. Ведь до сих пор еще не было произведено ни одной успешной операции на животных? Значит, это вы своим неверием заставили их сомневаться в способностях доктора Ксавье. Вы ведь разговаривали на эту тему с близнецами и с миссис Карро, не так ли?

— Ну...— Англичанин поежился.— Может быть, я и говорил, что это очень опасный эксперимент...

— Я так и думал. А потом что-то случилось.— Глаза инспектора сверкнули.— Я не знаю, что точно. Может быть, доктор Ксавье упорствовал и настаивал на продолжении опытов. Мальчики и миссис Карро испугались. И это было убийством с целью самозащиты, своего рода...

— Боже, неужели вы не видите, как это нелепо звучит? — воскликнула мисс Форрест.— Это же детский лепет! В докторе Ксавье не было ничего похожего на Макиавелли. Он не был «сумасшедшим ученым» из детективных романов или кинокартин. Он никогда бы не пошел на операцию, не получив на это полного, безоговорочного согласия заинтересованных сторон. Да и что мешало нам немедленно уехать отсюда? Неужели вы не видите, инспектор, что все ваши подозрения не выдерживают никакой критики?

— Кроме того,— вмешался доктор Холмс,— вообще не было никакого определенного решения в отношении хирургического вмешательства. Миссис Карро привезла сюда мальчиков только для осмотра. Даже если бы вопрос об операции был решен положительно, все равно здесь, в этих условиях, не могло быть и речи о такой сложной операции. Но все опыты с животными, сиамскими близнецами, были только самыми первоначальными исследованиями в этом отношении, и производились они до приезда миссис Карро. Я уверяю вас, что доктор Ксавье никогда не высказывал намерения оказать помощь этим ребятам путем хирургического вмешательства, он только теоретически рассматривал этот вопрос. Все это ужасно нелепо, инспектор.

— Конечно,— воскликнула мисс Форрест,— и теперь, когда я все это обдумываю, мистер Квин, я должна сказать, что в ваших рассуждениях много ложных предпосылок. Вы говорите, что карта была разорвана для того, чтобы указать, что убийцей был один из соединенных вместе мальчиков. А не считаете ли вы возможным предположить, что эта карта была разорвана для того, чтобы ни у кого не могло возникнуть подозрений, что это сделали именно они — Френсис или Джулиан? Мне кажется, если бы покойные просто держали в руках бубновый валет, это бы наводило на мысль, что речь идет о близнецах. Но разорванная карта могла означать: «Не думайте, что это сделали близнецы. Это сделало одно лицо. Вот почему я не оставляю целую карту».

— Браво,— проговорил Эллери.—Это гениально, мисс Форрест. Но, к сожалению, вы забываете, что карта — бубновой масти, а единственные мужчины Карро здесь — близнецы.

Она умолкла, закусив губы.

Миссис Карро сказала уверенно:

— Чем больше я об этом думаю, тем больше прихожу к убеждению, что здесь таится какая-то ужасная ошибка. Конечно, вы не собираетесь... арестовать...— Она замолчала.

Инспектор, чувствовавший себя крайне неловко, почесывал подбородок. Эллери ничего не ответил, снова повернувшись к окну.

— Хорошо,— нерешительно проговорил инспектор,— у вас есть какие-нибудь другие предположения в отношении значений этой карты?

— Нет. Но...

— Детектив — вы,— горячо вмешалась мисс Форрест,— это ваше дело высказывать предположения. Но лично я считаю, что все ваши рассуждения... безумны...

Инспектор вышел на террасу через одну из дверей. Эллери последовал за ним.

— Ну? — спросил Эллери.

— Не нравится мне все это,— сказал инспектор, покусывая усы.— Много смысла в том, что они говорят, я имею в виду не карты, а разговоры относительно операции и всего остального.— Он простонал:— И зачем одному из этих парнишек убивать доктора? Я говорю тебе: не нравится мне это.

— По-моему, мы все обсудили с тобой перед тем, как выдвинуть это обвинение перед ними,— сказал Эллери.

— Да, я знаю.— Старик явно чувствовал себя несчастным.— Черт побери! Я просто не знаю, что и думать. Чем больше размышляю, тем больше голова идет кругом. Даже если это правда и один из мальчишек убийца, как сможем мы установить, кто именно это сделал? Если они откажутся говорить...

Полные беспокойства глаза Эллери сверкнули.

— Интересно получается. Допустим, один из них сознается. Приходило ли тебе в голову, как это дело заставит призадуматься лучшие юридические таланты?

— Что ты хочешь сказать?

— Предположим, юный Френсис — убийца. Он признается в этом, полностью оправдывая Джулиана, который находился на месте преступления в момент его совершения. Будет доказана полная невиновность Джулиана как в отношении намерений, так и в отношении выполнения преступления. Таким образом, Френсис будет предан суду и осужден на смерть.

— Чертовщина,— прорычал инспектор.

— Понимаешь, что получается? Френсис будет предан суду и приговорен к смерти. И все это время бедный Джулиан будет подвергаться чудовищным моральным испытаниям, он будет также заключен в тюрьму и, наконец... Что — наконец? Смерть? Но он — невинная жертва обстоятельств. Хирургическое вмешательство? Современная наука — минус голос покойного доктора Ксавье — говорит, что сиамские близнецы, имеющие общие органы, не могут быть успешно разъединены. Подобная попытка неизбежно кончится смертью как виновного, так и невиновного. Следовательно, хирургия отпадает. Что же дальше? Закон гласит: вынесенный смертный приговор должен быть приведен в исполнение. Можем ли мы казнить виновного? Это невозможно без того, чтобы не умертвить и совершенно невинного человека. Значит, не приводить в исполнение приговор? Это будет явное неповиновение слову закона. Вот случай-то. Непреодолимая сила упирается в непреодолимый барьер.— Эллери вздохнул.— Хотел бы я поставить самых прославленных адвокатов перед этой проблемой. Неплохой конфликт между законом и моралью, не известный еще в истории криминалистики... Ну, хорошо, инспектор, что, по-твоему, произойдет в этом замечательном случае?

— Оставь меня в покое, слышишь? — проворчал его отец.— Ты любишь ставить самые нелепые вопросы. Как я могу знать, что случится? Что я — Бог? Еще неделька такой жизни, и мы все очутимся в сумасшедшем доме.

— Еще неделька такой жизни,— сказал печально Эллери, глядя на зловещее небо и стараясь вздохнуть полной грудью,— и мы превратимся в кучку холодного пепла.

— Пожалуй, действительно глупо ломать голову по поводу убийства, когда мы сами находимся одной ногой в могиле,— проворчал инспектор.— Пойдем обратно в дом. Надо сделать учет продуктов, а также всего, что мы...

— Что это? — перебил его Эллери.

— Что «это»?

Эллери быстро сбежал с террасы. Одним прыжком он перемахнул через ступеньки и теперь стоял на дорожке, пристально вглядываясь в багровое ночное небо.

— Что это за шум? Ты слышишь?

В небе слышались слабые грохочущие раскаты, но где-то очень далеко.

— Боже мой,— воскликнул инспектор, тоже спускаясь с террасы.— По-моему, это гром.

— После такого ужасного ожидания это не кажется...— Эллери замолчал, со вспыхнувшей надеждой вглядываясь в небо.

Они не оглянулись на шум шагов на террасе.

— Что это? — воскликнула миссис Ксавье.— Мы слышали... Это гром?

— Слава Всевышнему,— весело закричала мисс Форрест.— Если это гром, значит, будет дождь.

Рокот становился все громче. Но в нем слышался металлический тарахтящий звук.

— Я слышал, такие случаи бывают,— воскликнул Холмс.— Это необыкновенный метеорологический феномен.

— Что это? — спросил Эллери, все еще вглядываясь в небо.

— При определенных атмосферных условиях над широко распространившимся лесным пожаром иногда собираются тучи, происходит конденсация влаги в верхнем течении воздуха. Я где-то читал, что пожары ликвидировались именно таким естественным образом, то есть облаками, созданными самим пожаром.

— Слава Богу,— дрожащим голосом проговорила миссис Уири.

Вдруг Эллери повернулся. Все стояли вдоль перил террасы, подняв взволнованные лица к небу, и на всех, кроме одного, светилась надежда. На хрупких чертах миссис Карро был написан ужас. Если это дождь, значит, пожар прекратится, значит, сообщение с административным центром возобновится.... Она крепко держала за плечи своих сыновей.

— Не благодарите Его пока, миссис Уири,— сказал печально Эллери.— Мы ошиблись, это не гром. Разве вы не видите красный огонек там, наверху?

— Не гром?

— Красный огонек?

Все повернулись в том направлении, куда указывал Эллери.

И на фоне темного зловещего неба они увидели быстро приближающуюся точку. Ее движение сопровождалось грохотом, и направлялась она к вершине Эрроу-Маунтина. Это был не гром, а шум мотора, а красная движущаяся точка — опознавательный знак аэроплана. 

 

 

Глава 18

Последнее убежище

У всех вырвался глубокий вздох, вздох ужаса, означающий гибель надежды. Миссис Уири жалобно простонала, Боуне испугал всех злобным проклятием, которое просвистело во влажном воздухе, как проколотый баллон.

Тогда мисс Форрест закричала:

— Это аэроплан! Они прилетели за нами! У них есть для нас новости!

Ее крик как бы разбудил остальных. Инспектор тоже закричал:

— Миссис Уири, Боунс! Эй, кто-нибудь! Зажгите в доме полный свет. А остальные соберите все вещи, которые могут гореть. Скорее! Мы должны разжечь такой костер, чтобы они нас увидели.

Второпях они натыкались друг на друга. Боунс начал перебрасывать через перила террасы стулья. Миссис Уири исчезла в одной из балконных дверей. Женщины начали относить стулья подальше от дома. Эллери вбежал в дом и через несколько мгновений появился с огромной охапкой старых газет, журналов и растрепанной бумаги. Близнецы, забыв о нависшей над ними угрозе, в спешке сломали перила террасы огромным мягким креслом, которое они тащили из ярко освещенной гостиной. Все были похожи в темноте на снующих муравьев.

Инспектор присел на корточки и дрожащими пальцами зажег спичку. На фоне огромной груды различных предметов он казался карликом. Он поджег бумагу, сложенную под кучей вещей, и быстро поднялся на ноги. Все столпились вокруг костра, ревниво оберегая крошечное пламя, и в то же время не переставая вглядываться в небо.

Пламя жадно охватило бумагу и с треском принялось за деревянные предметы. В одно мгновение заполыхало яркое пламя, и все, закрыв лица руками, невольно попятились назад.

Затаив дыхание, следили они за красным огоньком. Он был теперь уже совсем близко, рев аэроплана стал оглушительным. Хотя трудно было точно сказать, на какой именно высоте он кружится, было ясно, что он находится всего в нескольких сотнях футов от вершины. Невидимый аэроплан с одним единственным красным глазком продолжал снижаться. Потом звук раздался совсем над головой и... начал удаляться.

В это короткое мгновение они увидели в свете своего костра на фоне багрового неба маленький моноплан с открытой кабиной.

— О, он... пролетел мимо,— простонала мисс Форрест.

Затем красный огонек нырнул, взял другое направление и, развернувшись в плавной дуге, быстро опять пошел в их сторону.

— Он увидел костер,— закричала миссис Уири.— Слава Богу, он увидел нас у костра!

Пилот проделывал какие-то непонятные маневры. Он кружил над вершиной горы, как будто не был уверен в местности и не знал, как ему поступить. Затем, как ни трудно было в это поверить, красный огонек вновь начал удаляться.

— Милостивый Боже,— хрипло проговорил доктор Холмс,— разве он не собирается приземлиться? Что же он, так и бросит нас?

— Приземлиться? Глупости,— быстро проговорил, выпрямляясь, Эллери.— Кто, кроме птицы, смог бы сесть на этот скалистый клочок? Он выравнивается для глубокого снижения. Вы что думаете, он просто играет в салочки? Он изучает грунт. Вероятно, он что-нибудь придумает.

Не успели они перевести дыхание, как аэроплан ринулся на них в визге мчащегося ветра и в грохоте пропеллеров, от которого у них заболели барабанные перепонки. Все ниже и ниже спускался он в дерзком полете, заставившем их замереть от ужаса и восхищения. Что пытался сделать этот сумасшедший? Не собирается ли он покончить жизнь самоубийством?

Самолет находился теперь только в нескольких сотнях футов от них, и так низко, что они невольно пригибали головы. Брюхо аэроплана почти касалось верхушек деревьев на вершине. Затем с быстротой молнии он пронесся над ними, взвился ввысь и улетел. Прежде чем они усели опомниться, он уже миновал вершину скалы и снова появился на фоне кроваво-красной луны.

Но теперь они поняли, что его маневры, казавшиеся сумасшествием, на самом деле — результат холодного расчета и его исключительной храбрости.

От кабины отделился маленький белый предмет, выброшенный темной свесившейся рукой, и с треском упал в двадцати футах от костра.

Инспектор с быстротой и ловкостью обезьяны подбежал к этому месту и схватил маленький сверточек. Трясущимися руками он отвязал от камня несколько листочков бумаги.

Все сгрудились вокруг него.

— Что это, инспектор?

— Что он сказал?

— Пожар кончился?

— Ради Бога, скажите нам!

Прищурясь, инспектор лихорадочно читал при свете костра отпечатанные на машинке строчки. По мере чтения черты его серого лица все больше и больше удлинялись, плечи опустились, в глазах погасли надежда и жизнь.

По его лицу все ясно поняли свою судьбу. Их грязные влажные щеки обвисли.

Инспектор медленно проговорил:

— Вот, слушайте,— и начал тихо, монотонно читать.

«Временный штаб. Эскуэва.

Инспектор Ричард Квин!

К сожалению, должен сообщить вам, что нам ничего не удалось сделать с лесным пожаром, охватившим Долину Томагавка, часть области Типи и, главным образом, Эрроу-Маунтин, на которой вы отрезаны. Мы уже больше не надеемся на то, что сможем что-либо сделать в этом отношении. Пожар подбирается к вершине Эрроу быстрыми темпами, и, если не произойдет чуда, вся вершина в скором времени будет охвачена огнем.

Сотни людей призваны на борьбу с пожаром, число жертв растет с каждым днем. Есть много пострадавших от удушения дымом, от ожогов, на ноги поставлены все медицинские силы как нашего местечка, так и близлежащих населенных пунктов. Число смертных случаев достигает двадцати одного. Мы использовали все, включая силу взрывов и встречные пожары. Но с сожалением должны признать, что мы ничего не достигли.

У вас, находящихся в доме доктора Ксавье, нет никакого выхода. Думаю, вы это уже понимаете.

Письмо вам доставит летчик-истребитель Ралф Корби. Когда вы его прочитаете, дайте летчику сигнал, чтобы он знал, что вы его получили, тогда он постарается сбросить вам медикаменты и продукты на случай, если они у вас кончились. Мы знаем, что воды у вас достаточно. Если бы только была какая-нибудь возможность забрать вас оттуда на аэроплане, мы, безусловно, сделали бы это, но это невозможно. Я знаю природные условия Эрроу, она слишком скалистая, чтобы на ней мог приземлиться самолет без угрозы повреждения мотора и неминуемой смерти пилота. Даже жироплан не смог бы это сделать, да у нас его и нет.

Относительно вашего положения я советовался с местными жителями, и они рекомендуют одно из двух, или, если хотите, и то, и другое: если будут соответствующие условия в смысле направления ветра, устройте встречный пожар. Но вряд ли это возможно, так как ветер на вершине горы часто меняет направление. Другой совет сводится к следующему: выройте широкую канаву по краю леса на вершине, такую широкую, чтобы пожар не смог переброситься через нее. В качестве дополнительных мер рекомендуется уничтожить все сухие кусты и растения вокруг дома. Поливайте дом водой, держите его во влажном состоянии. Этот пожар может закончиться только одним путем — естественным, когда все выгорит. Никакие силы уже не смогут его побороть. Он уже пожрал лес на многие и многие мили вокруг.

Не вешайте носа и боритесь. Я сообщил Полицейскому управлению в Нью-Йорке о том, где вы и в какое положение попали. Они страшно беспокоятся и без конца нам звонят. Ужасно сожалею, инспектор, но я больше ничего не могу поделать. Желаю удачи всем вам. Я не говорю «прощайте».

 Уинслоу Рейд, шериф Эскуэвы».

Потрясенный этим письмом, инспектор подошел вплотную к костру и стал медленно и вяло размахивать руками. Тотчас же летчик повторил маневр, сделав круг над их головами. На этот раз от самолета отделился большой сверток и упал на землю. Летчик снова сделал два круга, давая понять, что он неохотно улетает, снова низко пролетел над ними, покачал крыльями и затем скрылся во тьме ночи. Никто не пошевелил и пальцем до тех пор, пока красный огонек не исчез вдали.

После этого миссис Карро с душераздирающими рыданиями упала на землю. Близнецы склонились над ней, стуча от волнения зубами.

 — Какого черта мы ждем? — взревел вдруг Смит, размахивая своими огромными ручищами, как крыльями мельницы. Его глаза от ужаса вылезали из орбит, и пот ручьями катился по жирным щекам.— Вы поняли, что нам написал этот чертов шериф? Нужно сделать встречный пожар. Или вырыть канаву. Во имя Господа Бога, давайте примемся за работу!

— Никакого пожара делать нельзя,— спокойно проговорил Эллери.— Здесь ветер слишком переменчив, огонь может переброситься на дом.

— Во всяком случае Смит прав в отношении канавы,— заговорил доктор Холмс.— Мы не можем стоять просто так, без дела, как стадо на бойне. Боунс, тащи сюда из гаража лопаты и мотыги.

Боунс смачно выругался и исчез в темноте.

— Я думаю,— неестественным голосом заговорил инспектор,— что это единственное, чем мы можем сейчас заняться,— копать. Копать, пока нас здесь не задушит дым.— Он глубоко вздохнул, снова став подтянутым, энергичным человеком.— Прекрасно, будем копать. Все. Снимите с себя максимум одежды, как только позволяют вам приличия. Женщины, мальчики — все должны помогать. Мы начнем немедленно и не закончим, пока не справимся с этим делом.

— Сколько у нас времени? — прошептала миссис Ксавье.

Смит бросился в темноту и исчез в окутанном дымом лесу. Доктор Холмс снял пиджак и галстук и поспешил вслед за Боунсом в гараж. Миссис Карро перестала рыдать и встала. Миссис Ксавье не пошевелилась, она внимательно смотрела вслед удалявшемуся Смиту.

Они были похожи на фантастических дервишей из ночного кошмара.

Из дымного леса появился Смит.

— Пожар уже недалеко,— закричал он,— немного ниже нас. Где, черт возьми, наши инструменты?

Появились Боунс и доктор Холмс, сгибаясь под тяжестью железных инструментов.

И тут начался настоящий ночной кошмар.

Чтобы осветить место работы, миссис Уири, как самая слабая из всех, поддерживала огонь, топливо для которого доставляли близнецы, вытаскивая из дома обстановку. Поднялся сильный ветер, разнося искры из костра на большое расстояние вокруг. Между тем инспектор отметил неполным кругом место, которое следовало окопать. Женщины занялись расчисткой почвы от сухого кустарника, растущего в расщелинах скал, бросая его в костер как дополнительное топливо. Высоко на вершине горы поднимался дым, напоминая сигнальный костер племени гигантских индейцев. Все кашляли и потели, руки налились свинцовой тяжестью. Поднимать их было огромной мукой. Мисс Форрест металась как безумная, бросив расчистку кустарника и схватившись за лопату, чтобы участвовать в рытье канавы.

Мужчины работали молча, сберегая дыхание. Их руки поднимались и опускались, поднимались и опускались...

Когда начался рассвет — мятежный, дымный, багровый — они все еще копали. Не так энергично, как раньше, но с настойчивым упорством, с нечеловеческим отчаянием. Миссис Уири получила ожоги от костра, она лежала на скалах и стонала, но на нее не обращали внимания. Мужчины разделись по пояс, тела их блестели от пота.

Никто даже не взглянул на сверток с пищей и медикаментами, сброшенный с самолета.

В два часа дня сломалась миссис Карро. В три часа — миссис Ксавье. Но Энн Форрест продолжала работать, хотя при каждом движении лопатой она спотыкалась. А в половине пятого лопата выпала из ее обессиленных рук, и она упала.

— Я... не могу... продолжать...— прошептала она.— Я не могу...

В пять часов свалился Смит и больше уже не поднимался. Остальные продолжали работать.

В шесть часов двадцать минут, после двадцати часов невероятно тяжелой работы, канава была вырыта.

Все упали на землю там, где стояли. Их тела, по которым струились ручьи пота, приникли к земле в полном изнеможении. Растянувшийся на земле инспектор был похож на карлика, работающего в кузнице Вулкана. Его покрасневшие, воспаленные глаза глубоко ввалились. Рот раскрылся, судорожно хватая воздух. Седые волосы прилипли к голове. Пальцы кровоточили.

Остальные были не в лучшем состоянии. Смит все еще лежал там, где свалился,— гора дрожащего мяса. Эллери был похож на стройное, длинное, покрытое сажей привидение. Одежда женщин представляла собой груду грязного, оборванного тряпья. Близнецы, повесив головы, сидели на скале. Доктор Холмс спокойно лежал, закрыв глаза. Его белая кожа выглядела так, будто он только что пришел с бойни.

Так лежали они, не двигаясь, больше часа.

Затем близнецы вскочили, что-то сказали друг другу и поспешили в дом. Через несколько минут они вернулись с тремя ведрами холодной воды и начали приводить в чувство обессиленных людей.

Эллери пришел в себя, когда на его грудь вылили ледяную воду. Он сел, простонал и с удивлением открыл налитые кровью глаза. Затем память вернулась к нему, и он слабо улыбнулся близнецам.

— Прощать... это божественно, правда? — проговорил он, поднимаясь на ноги.— Который час?

— Сейчас половина восьмого,— пробормотал Френсис.

— Боже!

Эллери огляделся вокруг. Очнувшаяся миссис Карро, спотыкаясь, поднималась по ступенькам крыльца. Боунс исчез. Инспектор спокойно сидел на том же месте, где упал, молча осматривая свои покрытые засохшей кровью руки. Миссис Ксавье с трудом встала с земли. Энн Форрест и доктор Холмс лежали теперь рядом на спине, вглядываясь в темнеющее небо. Смит рычал какие-то злобные и невнятные ругательства.

— Боже! — прохрипел Эллери, нахмурившись.

С его губ сорвалось грубое слово, вызванное жгучим порывом ветра. Он был оглушен невероятным шумом и ревом. Из леса вырвался дым.

Потом он увидел огонь, первые языки пламени. Оно с жадностью поглощало деревья, растущие на краю вершины.

Пожар пришел к ним.

Все бросились к дому. Страх оживил их, наэлектризовав мускулы и придав им силы.

Остановившись на террасе, они молча посмотрели назад.

Участок леса, находящийся за вырытой полукругом канавой, был охвачен пламенем. Треск и грохот, необычайный жар, идущий от горящего леса, заставили их уйти в дом, подальше от ужасного зрелища. Через балконные двери они в немой панике смотрели на адский огонь, бушевавший снаружи. А ветер усиливался. Стена огня, угрожая, низко изгибалась. Миллионы искр посыпались на дом. Их канава, их жалкая канава — выдержит ли она?

Смит закричал:

— Все попусту! Вся работа! Канава... Черт возьми... это смешно.— И он продолжал выкрикивать с истерическим смехом: — Канава, канава! — От крика он согнулся пополам, его толстый живот перевешивался через ремень, по щекам грязными ручьями текли слезы.

— Перестань, осел,— грубо оборвал его Эллери.— Перестань...

Но, запнувшись на полуслове, он с криком сбежал с террасы. Вслед ему раздался крик инспектора: «Эллери!»

Все с ужасом смотрели, как Эллери перелез через перила и куда-то помчался. Над ним, перед ним, кругом — бушевало пламя. Неужели, обезумев, он решил броситься в огонь? Его полуобнаженное тело извивалось, когда он пробирался между скалами. Потом он наклонился, шатаясь поднял что-то и вернулся обратно.

Грудь его покраснела от жары, а лицо стало совсем черным от копоти.

— Еда,— сказал он,— чуть не забыли мешок с едой.— Его глаза сверкнули.— Ну, чего же вы ждете, идиоты? Наша канава потерпела фиаско, и этот проклятый ветер...

Все стонали.

— Ничего не остается делать, как спрятаться в убежище,— хрипел Эллери.— Дом горит уже в сотне мест, мы не сможем потушить огонь, даже если бы в нашем распоряжении была целая пожарная команда. Что могут сделать несколько ведер воды, вылитые на крышу? — Он засмеялся, напоминая демона, танцующего на фоне огненного занавеса.— Подвал! Ради Бога, где подвал? Никто не знает, где находится подвал? Боже, какие невероятные идиоты. Ну, говорите же кто-нибудь!

— Подвал...— послушно повторило полураздетое, грязное, мертвенно-бледное общество.— Подвал...

— За лестницей,— выдохнула миссис Ксавье. Разорванное платье держалось у нее на одном плече, руки покрывали царапины и ожоги.— О, скорее, скорее!

Все кинулись вдоль коридора. Миссис Ксавье открыла тяжелую дверь, которая находилась под лестницей, ведущей наверх. Наталкиваясь друг на друга, каждый торопился поскорее протиснуться в дверь.

— Папа,— спокойно сказал Эллери,— пошли.

Инспектор вытер дрожащей рукой побелевшие губы и последовал за ним. Через густой дым, наполнивший холл, Эллери пробрался в кухню, в темноте обшарил кухонные шкафы, доставая посуду: кастрюли, чайники, кувшины.

— Наполни их до краев водой,— проговорил он между приступами кашля,— торопись. Нам будет нужна вода. Много воды. Неизвестно, сколько нам придется...

Пройдя по коридору к двери, ведущей, в подвал, он крикнул:

— Холмс, Смит! Возьмите воду! — И тут же снова побежал на кухню.

Шесть раз проделали они это путешествие от двери подвала до кухни и каждый раз приносили огромные сосуды, наполненные водой. В ход пошли алюминиевые банки, кухонные тазы, бочонок из-под масла и старый бак для кипячения. Наконец Эллери вслед за инспектором спустился по лестнице в прохладную оцементированную комнату, темную и мрачную, как горная пещера.

— Мешок с провизией внизу? — крикнул он, прежде чем закрыть за собой тяжелую дверь.

— Я взял его с собой, Квин,— отозвался доктор Холмс.

Эллери плотно прихлопнул дверь.

— Кто-нибудь из женщин, дайте мне тряпку, что ли.

Энн Форрест вскочила на ноги. Подойдя к Эллери, она в темноте стащила с себя платье.

— Вероятно, мне оно уже больше не понадобится, мистер Квин,— сказала она, и голос ее задрожал.

— Энн,— воскликнул доктор Холмс,— не снимайте платье. У нас есть мешок для этой цели.

— Слишком поздно,— сказала она весело, но губы ее дрожали.

— Молодчина,— пробормотал Эллери. Он схватил ее платье и начал рвать на полосы, которыми затыкал щель под дверью. Потом он обнял девушку за плечи, и они вместе спустились на цементный пол.

Доктор Холмс ожидал их, держа в руках старое пальто цвета хаки, от которого несло плесенью.

— Я здесь раскопал одно из зимних пальто Боунса, Энн, извините.

Дрожащая девушка накинула на плечи пальто.

Эллери и доктор Холмс подошли к мешку, который им сбросил летчик, и развязали его. Они вытащили несколько тщательно упакованных пузырьков с лекарствами — антисептики, хинин, аспирин, морфий, мази, шприцы, бинты, а также свертки с едой: сэндвичи, копченый окорок, булки, банки джема, плитки шоколада, термосы с горячим кофе.

Мужчины разделили пищу, и некоторое время в подвале не было слышно ничего, кроме звуков, издаваемых жующими челюстями и жадных глотков. Термосы передавались из рук в руки. Все ели медленно, смакуя, не переставая думать об одном: может быть, это их последняя еда на земле... Наконец все наелись досыта. Эллери собрал остатки пищи и убрал их обратно в мешок. Доктор Холмс с обнаженным торсом, покрытым бесчисленными царапинами и ссадинами, медленно обходил всех с антисептиками, промывая раны, перевязывая.

Закончив обработку, он сел на старую корзину из-под яиц и закрыл лицо руками.

Все расположились на ящиках, на угольном ларе, на каменном полу. Сверху падал тусклый свет от единственной лампочки. Рев пожара едва доносился.

Вдруг раздалась целая серия взрывов.

— Бензин в гараже,— проговорил инспектор.— Автомобили сгорели.

Никто не ответил.

Боунс поднялся и исчез в темноте. Вернувшись, он сказал:

— Окна подвала. Я укрепил их старыми металлическими предметами и плоскими камнями.

Никто не ответил.

И так они сидели, поникшие, беспомощные, слишком усталые, чтобы плакать, вздыхать или двигаться, тупо уставившись в пол... в ожидании конца.

 

 

Глава 19

Рассказ

Проходили часы. Сколько их прошло — никто не знал, да и не интересовался. В этой темной мрачной пещере не существовало ни дня, ни ночи. Скудный свет единственной лампочки был их солнцем и луной. Люди походили на камни, и только их неровное дыхание говорило о том, что это живые существа.

От тяжких дум у Эллери начинала кружиться голова. Его мысли перескакивали от жизни к смерти, от далеких, почти изгладившихся из памяти фактов к надвигающемуся, пугающему своей неизвестностью будущему. Снова вернулись мысли о неразгаданных убийствах. Все большие сомнения заставляли усиленно работать клеточки его мозга. Он думал о странностях человеческого ума, который, упорно занимаясь решением сравнительно незначительных проблем, в то же время не обращает внимания на более серьезные вещи, избегает их. Одним убийцей больше или меньше — какое это может иметь значение для человека перед лицом его собственной смерти? Думать об этом неразумно, нелогично. Он должен позаботиться о своей душе, примириться со своими богами, а не беспокоиться о таких пустяках.

Но не в силах сопротивляться нахлынувшим на него мыслям об убийствах, он закрыл глаза и, несмотря на усталость, предался размышлениям с прежней энергией.

Прошло много времени, прежде чем он снова их открыл. Ничего не изменилось. Близнецы, съежившись, притулились у ног матери. Миссис Ксавье, закрыв глаза, по-прежнему сидела на пустом ящике, прислонившись головой к цементной стене. Доктор Холмс и мисс Форрест тихо сидели рядом, не двигаясь. Смит развалился на той же пустой коробке, опустив голову, голые руки свешивались между фальстафовскими ляжками. Миссис Уири лежала на куче угля, закрыв глаза рукой. Боунс все так же сидел около нее, скрестив ноги, не мигая, как каменное изваяние.

Эллери поежился и вытянул руки. Инспектор, сидевший на ящике рядом с ним, пошевелился.

— Ну? — сказал старик.

Эллери встряхнул головой, вскочил на ноги и направился к лестнице. Все слегка пошевелились, но довольно безучастно смотрели на него.

Он сел на верхней ступеньке и осторожно выдернул одну из тряпок из-под двери. Клубы густого дыма заставили его заморгать и закашляться. Заткнув снова щель, он, шатаясь, спустился вниз.

Все прислушивались к щипящему реву пламени, который раздавался теперь непосредственно над их головами.

Миссис Карро плакала. Близнецы неловко ерзали, крепко сжимая ее руки.

— Вы не чувствуете, что воздух становится тяжелее? — спросила хрипло миссис Ксавье.

Глубоко вздохнув, все убедились, что она права.

Эллери распрямил плечи.

— Послушайте! — крикнул он. Все посмотрели на него.— Мы находимся у порога исключительно неприятной смерти. Я не знаю, что должен делать человек в подобном положении, когда умирает последняя надежда, но я знаю одно, что нельзя сидеть спокойно, подобно жертве, приготовленной к закланию и безмолвному переходу в другой мир.— Он помолчал.— У нас осталось мало времени, вы знаете.

— А, замолчи ты,— проворчал Смит.— Хватит с нас твоей проклятой трепотни.

— Боюсь, что не хватит. Вы, старина, принадлежите к той категории людей, которые в последний момент теряют выдержку и бьются головой об стенку. Я буду вам очень благодарен, если вы вспомните, что у каждого из вас есть хоть немного гордости, согласуясь с которой надо жить и умирать.

Смит опустил глаза.

— В самом деле,— продолжал Эллери, кашляя,— поскольку вы сочли нужным поддержать разговор, я хотел бы выяснить одну деталь, связанную с вашим тучным величеством.

— Со мной? — промямлил Смит.

— Да, да. У нас с вами настало время последней исповеди, и я думаю, что вы не захотите предстать перед лицом Творца, не очистившись кое от каких грешков.

— Исповедаться? В чем?— бросил толстяк, ощетинившись.

Эллери внимательно посмотрел на остальных. Все прислушивались к их разговору с некоторым интересом.

— Исповедаться в том, что ты подлый негодяй.

Смит, сжимая кулаки, вскочил.

— Ну, ты...

Эллери подошел к нему и толкнул его в мясистую грудь. Смит с грохотом рухнул на ящик.

— Ну? — продолжал Эллери, стоя под ним.— Будем биться до последнего, как дикие звери, Смит, старина?

Толстяк облизнул губы. Потом вскинул голову и с вызовом прокричал:

— А почему бы и нет? Все равно мы через некоторое время превратимся в ростбиф. Да, я шантажировал ее,-— На его губах появилась усмешка.— Стало тебе от этого легче, ты, проклятая ищейка?

Миссис Карро перестала плакать. Она выпрямилась и спокойно проговорила:

— Он шантажировал меня в течение шестнадцати лет.

— Мари, не надо,— попросила мисс Форрест.

Та махнула рукой.

— Какое это имеет значение теперь, Энн? Я...

— Он знал тайну ваших сыновей, не так ли? — спросил Эллери.

Она вздрогнула.

— Откуда вы знаете?

— Это тоже теперь не имеет значения,— сказал он горько.

— Он был одним из врачей, присутствовавших при их... рождении.

— Ты, грязный жирный боров! — закричал инспектор, злобно сверкнув глазами.— Я разобью твою жирную морду!

Смит тихо выругался.

— Впоследствии его дисквалифицировали, лишили права заниматься практикой, начала мисс Форрест, за небрежное лечение, конечно. Он приехал сюда, выследив нас и выбрав момент поговорить с миссис Карро наедине...

— Да, да,— вздохнул Эллери.-- Мы знаем все остальное.— Он посмотрел на дверь. Необходимо делать только одно: подогревать их интерес к теме об убийстве, может, даже запугать их своими рассуждениями, что угодно, лишь бы не давать им возможности думать об ужасе, бушующем над их головами,— Я, пожалуй, расскажу вам одну историю,— сказал он.

—- Историю? — спросил доктор Холмс.

— Самый замечательный случай глупого обмана, с которым мне пришлось столкнуться. Прежде чем я приступлю к рассказу,— Эллери сел на нижней ступеньке и закашлялся, моргая глазами,— нет ли тут кого-нибудь еще, кто, подобно Смиту, хотел бы признаться в чем-либо?

Молчание. Он внимательно взглянул на обращенные к нему лица.

— Упрямы до конца. Ну, прекрасно, тогда свои последние... скажем лучше, ближайшие минуты я посвящу интересному занятию.— Он потер шею и посмотрел на маленькую лампочку.— Я сказал вам «глупого» обмана. И сказал так потому, что все это дело представляет собой невероятный, фантастический и преступный замысел, который был продуман и выполнен больным, неуравновешенным умом. При обычных обстоятельствах автору этого плана ни на минуту не удалось бы одурачить меня. Только по прошествии некоторого времени я понял, как хитро и предусмотрительно все было сделано.

— Что сделано? — спросила резко миссис Ксавье.

— «Улики», оставленные в мертвых пальцах вашего мужа и вашего деверя, миссис Ксавье,— ответил Эллери.— Продумав все, я пришел к заключению, что вообще совершенно невозможно оставить ключ к установлению личности убийцы именно таким образом. Слишком уж это тонкая и сложная идея, чтобы прийти на ум умирающему человеку. Именно сложность этих улик и была глупостью со стороны убийцы. Обыкновенный человек никогда бы не смог их разгадать. Только мое случайное присутствие помогло разгадать смысл этих порванных игральных карт. Я говорю это не из чувства бахвальства. Просто, вероятно, у меня такой же извращенный ум, как и у убийцы братьев Ксавье. У меня уже давно возникли подозрения в отношении подлинности улик в виде игральных карт. И уже находясь здесь, в подвале, я обдумал все и полностью отбросил эти «улики». Я вдруг совершенно ясно увидел весь этот глупый и в то же время умный, подлый и поразительный план.

Он сделал паузу, облизывая пересохшие губы. Инспектор с удивлением смотрел на сына.

— О чем вы говорите, Господь вас знает? — проговорил доктор Холмс.

— Сейчас, доктор. Впервые нас ввели в заблуждение, когда была обнаружена попытка Марка Ксавье оклеветать миссис Ксавье; вторая ошибка — когда мы решили, что бубновый валет был оставлен не Марком Ксавье, а самим доктором Ксавье.

— Ты хочешь сказать, Эл,— строго спросил инспектор,— что адвокат не находил половинку бубнового валета в руке брата в ту ночь?

— О, он нашел половинку бубнового валета, и в этом вся соль. Марк тоже поверил, что это его брат Джон оставил валет в качестве улики против убийцы. Но это было ошибочное предположение.

— Как вы можете это знать?

— По фактам, которые я припомнил. Доктор Холмс, осматривая тело своего коллеги, заявил, что доктор Ксавье был диабетиком, из-за чего трупное оцепенение наступило необычайно быстро после смерти, в течение нескольких минут. Мы знали, что доктор Ксавье умер около часа ночи. Марк Ксавье обнаружил труп в два тридцать. К тому времени оцепенение было полным. Когда мы утром обнаружили труп, правая рука доктора Ксавье сжимала шестерку пик, а левая была вытянута на столе ладонью вниз, пальцы прямые и окоченевшие. И поскольку оцепенение наступило через несколько минут после смерти, спустя полтора часа, когда Марк

Ксавье нашел тело, руки доктора были в том же положении, что и в момент смерти.

— Ну?

— Значит, Марк не мог разжать или сжать руки полностью окоченевшего трупа без того, чтобы не сломать пальцы или, во всяком случае, не оставить следов насилия. Он, не меняя положения рук, мог лишь подменить бубновый валет шестеркой пик. Следовательно, в какой же руке находился бубновый валет?

— Ну конечно, в правой, сжатой руке,— сказал инспектор.

— Совершенно верно, в правой руке доктора. Марку оставалось только проделать ту же процедуру, которую проделал и ты, папа, когда вынимал эту шестерку пик: слегка разъединить окоченевшие пальцы, чтобы карта выпала из них. Затем он вставил в них шестерку пик и снова сжал их. Бубновый валет, безусловно, не был в левой руке Джона, так как в этом случае Марку пришлось бы полностью разжимать окоченевшую руку, а эго невозможно сделать, не оставив следов, которых при осмотре тела не оказалось.

Эллери замолчал. Был слышен только зловещий шум над их головами. Время он времени на полу первого этажа раздавался глухой стук. Но они его почти не слышали. Все с захватывающим интересом слушали Эллери.

— Но что...— начала мисс Форрест, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Неужели вы все еще не понимаете? — почти весело проговорил Эллери.— Доктор Ксавье не был левшой. Я доказал вам уже когда-то, каким образом не левша должен был разорвать каргу. Следовательно, доктор Ксавье вовсе не рвал эту карту. Кто-то другой разорвал бубновый валет и вложил его в правую руку доктора Ксавье. А потому обвинение близнецов при помощи половинки валета также являлось подтасовкой, и близнецы абсолютно невиновны в убийстве доктора Ксавье.

От изумления никто не мог ни двинуться с места, ни улыбнуться. Все уставились на Эллери, а между тем Эллери думал: какое может иметь значение, виновен ты или невиновен, когда над твоей головой все равно притаилась смерть?

— Поскольку первая подтасовка,— быстро продолжал он,— была проделана до двух тридцати, до появления Марка, я думаю, что попытка оклеветать мальчиков

Карро при помощи бубнового валета была сделана самим убийцей, если не предположить, что до Марка, но после убийцы в комнату входил еще клеветник, то есть кроме убийцы было еще два клеветника.— Он покачал головой.— Но это слишком фантастично. Оклеветавший близнецов и был убийцей.

— Знаешь, Эл, твое заявление, что будто бы быстрое трупное оцепенение доказывает, что сам убийца, а не доктор Ксавье оставил в качестве улики бубновый валет, обвиняя тем самым близнецов,— с сомнением проговорил инспектор, не скрывая, однако, своего интереса к сказанному Эллери,— звучит довольно спорно. Мне твои доводы не кажутся убедительными.

— Ах, так? — улыбнулся Эллери, стараясь своим поведением отвлечь внимание всех от угрожающего им пламени.— Уверяю вас, это факт, а не просто теория. Я могу доказать. Но прежде я хочу указать еще на один вопрос, который встает в связи с этим: является ли убийца Марка Ксавье одновременно и убийцей его брата? Так вот, я утверждаю это и тоже докажу.

Как обстояло дело непосредственно перед убийством Марка? Марк потерял сознание в тот момент, когда он был готов назвать нам имя убийцы своего брата. Доктор Холмс заверил нас, что имеются все шансы на то, что раненый придет в себя. Все слышали это заверение доктора. Вопрос: кому грозила смертельная опасность от того, что к Марку может вернуться сознание? Совершенно очевидно, тому лицу, на совести которого лежала тяжелая вина — убийство доктора Ксавье. А потому не вызывает никаких сомнений причина, по которой убийца доктора Ксавье пробрался в спальню Марка и заставил его навеки замолчать. Причем, обратите внимание, еще неизвестно, были ли правильны догадки Марка относительно личности убийцы. Достаточно было одного намека на угрозу, чтобы подтолкнуть руку убийцы.

— Это все не вызывает возражения,— пробормотал инспектор.

— Безусловно, и у нас есть подтверждение этому. Давайте предположим следующее: было два убийцы, а не один — один убил Джона, а другой Марка Ксавье. Мог ли второй убийца выбрать более неподходящее время для совершения своего преступления? Я повторяю — самое неподходящее, поскольку он знал, что у постели Марка дежурит профессиональный вооруженный детектив. Только одно лицо могло пойти на такой риск: человек, который должен был убить Марка именно в эту ночь, до того, как он снова придет в сознание и заговорит. Поэтому мои рассуждения правильны и логически, и психологически: мы имеем дело только с одним преступником.

— Никто в этом и не сомневается. Но как вы можете доказать, что именно убийца, а не доктор Ксавье оставил бубновый валет в качестве улики против близнецов?

— Сейчас я и подхожу к этому. Мне не надо ничего доказывать. Убийца сам признался, что подтасовал улики против близнецов, обвиняя их в убийстве доктора.

— Признался? — вырвалось у всех, включая и инспектора.

— Признался скорее делом, чем словами. Вероятно, большинство из вас, мои дорогие, будут удивлены, узнав, что после смерти Марка Ксавье кто-то пытался сломать замок у шкафчика, в который мы спрятали колоду карт, найденную на столе доктора Ксавье в день его смерти.

— Что? — изумился доктор Холмс.— Я не знал об этом.

— Мы это не афишировали, доктор. Но факт, что после убийства адвоката кто-то возился с замком в шкафчике. А что было в этом шкафчике? Колода карт, взятая нами с места совершения преступления. А чем именно интересна эта колода карт? Что заставило кого-то попытаться сломать замок? В колоде отсутствовал бубновый валет. А кто знал, что в этой колоде нет бубнового валета? Только двое: Марк Ксавье и убийца доктора Джона Ксавье. Но Марк Ксавье умер. Поэтому пытаться взломать шкаф мог только убийца. А почему убийца хотел взломать его? Может быть, он хотел выкрасть или уничтожить карты? Нет.

— Как, черт тебя возьми, ты можешь это утверждать? — проворчал инспектор.

— Все в доме знали, что есть только один ключ от этого шкафа и он находится у тебя, а в шкафу лежит эта колода карт. Как можно доказать, что убийца не пытался украсть или уничтожить эти карты? Доказательство напрашивается само собой. Если убийца хотел украсть эти карты, почему он не взял у тебя ключ, когда ты, беспомощный, без сознания, лежал на полу в спальне Марка Ксавье? На это может быть только один ответ: он не хотел залезать в шкаф, не хотел украсть или уничтожить карты.

— Прекрасно! Если это так, зачем же тогда он пытался взломать шкафчик?

— Уместный вопрос. Он просто хотел привлечь внимание к этой колоде карт. То, что он пытался взломать сейф при помощи тоненькой кочерги, доказывает, что его действия были скорее указующими. Совершенно ясно, что он пытался привлечь наше внимание к этой колоде, заставить нас просмотреть ее внимательно и обнаружить исчезновение бубнового валета. А у кого были основания для этого? У близнецов, которых как раз и обвиняет этот исчезнувший валет? Если бы они возились около шкафа, они бы делали это с единственной целью — уничтожить колоду. А я только что доказал, что попытка взлома имела целью только привлечь внимание к этой колоде. Следовательно, не близнецы пытались взломать замок. Это мог сделать только убийца. Убийца, который оклеветал близнецов...

Миссис Карро глубоко вздохнула. Мальчики Карро смотрели на Эллери с откровенным обожанием.

Эллери начал нервно ходить взад и вперед.

— Так кто же все-таки этот убийца? Убийца-клеветник? — спросил он строго.— Были ли у нас какие-нибудь указания, нити, чтобы установить личность убийцы? Сейчас они мне совершенно отчетливо видны, но теперь уже поздно что-либо делать, остается лишь погладить себя по головке за то, что я все-таки разгадал эту загадку.

— Значит, вы знаете? — воскликнула мисс Форрест.

— Конечно, знаю, милая девочка.

— Кто этот негодяй? — прорычал Боунс.— Кто этот проклятый? — Он, дрожа и сжимая кулаки, обводил всех злыми глазами. Его взгляд задержался на Смите.

— Убийца, кроме этой безвкусной попытки создать фантастические «улики», которые, не будь меня, никто не смог бы разгадать, допустил одну непростительную ошибку.

— Ошибку? — спросил инспектор.

— Да, и какую ошибку! Ошибку, навязанную убийце самой оскорбленной природой. Неизбежную ошибку, вытекающую из некоторых отклонений от нормы данного индивидуума. Убив Марка и едва не удушив инспектора хлороформом, это лицо...— он сделал паузу,— украло у инспектора кольцо.

Все глуповато уставились на инспектора. Доктор Холмс спросил:

— Как? Еще одно?

— Это было обыкновенное золотое обручальное кольцо стоимостью в несколько долларов. Да, доктор, еще одна кража малоценных колечек, в дополнение к вашему кольцу, мисс Форрест, и кольцу доктора Холмса,  о чем вы так неохотно рассказывали в ночь нашего приезда сюда. Странно, не правда ли, что такой незначительный факт выдает убийцу с головой?

— Но каким образом? — инспектор закашлялся, плотно прижав к носу и рту свой носовой платок. Остальные беспокойно задвигались: воздух становился все тяжелее.

— Почему же было украдено кольцо? — продолжал Эллери.— Почему украли кольца у мисс Форрест и у доктора Холмса? Кто-нибудь догадывается?

Никто не ответил.

--- Ну-ну,— подгонял их Эллери,— давайте оживим наш последний час игрой на сообразительность. Я уверен, вы найдете несколько вероятных мотивов.

—  Ну, — начал доктор Холмс,— вряд ли можно считать, что кольца были украдены из-за их стоимости, Квин. Вы на это сами указали.

— Совершенно верно. («И благослови Боже твою сообразительную голову,— подумал Эллери,— что ты подхватил мяч в игре».) Благодарю вас. Ну, кто еще? Мисс Форрест?

— Ну... Она облизнула губы, ее глаза сияли необыкновенным светом. — Я не думаю, чтобы это было сделано из каких-нибудь сентиментальных побуждений, мистер Квин. Эти кольца имели ценность только для самих владельцев, я уверена в этом, но не для воров.

— Очень остроумная разгадка,— зааплодировал Эллери.— Вы совершенно правы, мисс Форрест. Ну, ну, продолжайте, не сдавайтесь! Веселее!

— Может быть,— отважился скромный Френсис Карро,— в одном из колец в каком-нибудь секретном отверстии искали яд?

— Я как раз думал об этом же,— сказал, кашляя, Джулиан.

— Абсолютно исключено.— Эллери с трудом улыбнулся.— Если можно допустить такое в отношении других колец, то даже при самом богатом воображении вы не смогли бы предположить, что вор искал в кольце инспектора скрытый там яд, Френсис. Еще какие догадки?

— Боже мой,— неожиданно проворчал инспектор. Он поднялся и огляделся вокруг: хрупкий, маленький Ганди с подозрительным взглядом.

— Наконец-то, старая ищейка. Я давно ждал, что до тебя дойдет, папа. Понимаете, факт кражи кольца инспектора указывает, что кража не имела никакой иной цели, кроме... простого обладания этим кольцом.

Доктор Холмс вздрогнул и хотел что-то сказать. Затем он съежился и в ужасе опустил глаза.

— Дым! — закричала миссис Ксавье, поднимаясь и глядя на лестницу.

При этом слове все вскочили, мертвенно-бледные в желтоватом свете лампы.

Дым пробивался через прокладку, которой Эл затянул щель под дверью. Он схватил ведро с водой и, взбежав по ступенькам, выплеснул содержимое ведра на тлеющую материю. Раздалось шипение, и дым исчез.

— Папа! Дай сюда тот большой бочонок. Подожди, я помогу тебе.

Вдвоем они втащили бочонок из-под масла на верхнюю ступеньку.

— Смачивай дверь непрерывно. Будем бороться и оттягивать неизбежный конец, пока...— Блестя глазами, он сбежал вниз.— Еще немного внимания, друзья, еще совсем немного внимания,— твердил он как зазывала, пытающийся удержать внимание беспокойной толпы.

Конец фразы потонул в шумном всплеске воды, которой инспектор лихорадочно поливал дверь.

— Как вы помните, я сказал «простого обладания этим кольцом». Знаете вы, что это значит?

— О, довольно,— простонал кто-то. Теперь уже все стояли, обезумевшие от страха, не отрываясь глядя на дверь.

— Вы будете слушать,— сказал Эллери,— хотя бы мне пришлось вытрясти из вас душу. Садитесь.

Ошеломленные, они повиновались.

— Вот так-то лучше. Теперь слушайте. Эти безрассудные кражи таких предметов, как ничего не стоящие кольца, могут означать только одно — кто-то страдает клептоманией, причем клептоманией, направленной исключительно на кражу колец, любых колец. Я говорю это потому, что ничего больше украдено не было.

Они опять слушали, заставляли себя забыть пылающий над их головами ад. Стук падающих обломков и балок слышался теперь уже непрерывно, подобно стуку комков земли о крышку гроба.

— Короче говоря, найдите клептомана, и убийца Джона и Марка Ксавье, пытавшийся оклеветать ни в чем не повинных близнецов, будет изобличен.

Инспектор, задыхаясь, поспешно спустился с лестницы набрать еще воды.

— Именно это,— продолжал Эллери,— я и намерен сделать. Пусть это будет последним делом моей никчемной жизни,- Он вдруг поднял руку и начал стягивать с мизинца очень красивое старинное кольцо. Все следили за ним, как загипнотизированные. Сняв кольцо, он положил его на ящик, который стоял как раз в центре группы сидящих людей. Затем отступил на несколько шагов, не говоря больше ни слова. Все глаза были прикованы к маленькой сверкающей безделушке.

Даже кашель прекратился. Инспектор сошел вниз и присоединился к общему кругу. Все молчали.

«Несчастные глупцы,— думал Эллери с глубокой жалостью,— неужели вы не понимаете, что происходит? Не понимаете моего замысла?» Он продолжал сурово хмуриться, пристально глядя на них. Его самым страстным желанием было целиком овладеть их вниманием, чтобы они в этот последний момент отвернулись от лица смерти, чтобы смерть обрушилась на них внезапно, среди дыма и пламени, сквозь рухнувший потолок, чтобы их жизнь оборвалась мгновенно, без мучительного ожидания.

Он продолжал пристально следить. Никто не шевелился.

Единственными звуками, нарушавшими тишину, были стук падающих над потолком подвала балок и слабое упорное шипение пламени. Прохлада подвала давно исчезла, сменившись удушливой жарой.

И вдруг она закричала.

«О, великий Боже,— подумал Эллери,— мой трюк удался. Как будто это теперь имеет какое-нибудь значение! Неужели она не могла выдержать до конца! Правда, она всегда была несчастной дурой, упивающейся своим собственным глупым коварством».

Она закричала опять.

— Да, это сделала я! Я! И мне все равно! Я сделала это и сделала бы опять, будь он проклят, где бы он ни был.

Она жадно глотнула воздух, и блеск безумия засветился в ее глазах.

— Какая теперь разница? Мы все равно все умерли. Умерли и уже в аду! — визжала она, замахнувшись на застывшую фигуру миссис Карро, загородившую собой дрожащих близнецов.— Я убила его и Марка, потому что он знал. Он был влюблен в эту... эту...

Ее голос оборвался, и она издала нечленораздельный звук. Потом ей удалось опять заговорить.

Пусть она не отрицает. Это вечное шептание, шептание...

— Нет,— чуть слышно проговорила миссис Карро.— Мы говорили только о детях, уверяю вас. Между нами никогда ничего не было.

— Это была моя месть,— кричала женщина. — Я сделала так, как будто эти... эти ее сыновья убили его... Чтобы заставить ее страдать, как я страдала из-за нее. Но Марк испортил все. После того, как он сказал, что знает, кто это сделал, я должна была убить его.

Никто не мешал ей неистовствовать. Она окончательно обезумела, в уголках рта появилась пена.

— Да, это я украла их, — вопила она.-- Вы думали, что я не смогу устоять? Положили передо мной это кольцо?

— Вы и не смогли,—  усмехнулся Эллери, но она не обратила внимания на его слова.

— Из-за этого он ушел в отставку. После того... как узнал про меня. Он пытался лечить меня, изолировав от света, от соблазнов.— Слезы текли по ее щекам.— Да, да, и ему удавалось лечение, но в это время явились они — эта женщина и ее чертово племя. И кольца... кольца... Мне все равно. Я рада умереть. Рада, слышите вы, рада!

Это была миссис Ксавье, прежняя миссис Ксавье, с пылающими глазами и вздымающейся грудью, высокая и властная, в рваном платье, с лицом, измазанным слезами и сажей. Она глубоко вздохнула, дрожа с головы до ног, быстро оглянулась вокруг и прежде, чем кто-либо успел двинуться с места, прыгнула вперед, отшвырнула окаменевшего инспектора в сторону так, что он с трудом удержался на ногах, и взбежала по ступенькам, подгоняемая безумным отчаянием. Прежде чем Эллери смог остановить ее, она рывком открыла дверь подвала, остановилась на мгновение, вскрикнула еще раз и кинулась сквозь клубы дыма прямо в пламя горящего коридора.

Эллери метнулся за ней. Дым и огонь заставили его отшатнуться назад. Кашляя и задыхаясь, он звал ее, упорно звал, кашлял и вновь звал ее из ада, раскинувшегося перед ним. Ответа не было.

Спустя некоторое время он захлопнул дверь и опять заткнул обрывками платья Энн щель внизу. Инспектор, двигаясь как автомат, потащил, спотыкаясь, ведро с водой.

— Как же это...— прошептала Энн в изумлении,— она... она...— Истерически рассмеявшись, задыхаясь от рыданий, она бросилась в объятия доктора Холмса.

Квины медленно спустились с лестницы.

— Но, Эл,— протянул жалобно, как ребенок, инспектор,— как... почему! Я ничего не понимаю. —  Он провел закопченной рукой по лицу, морщась от боли.

— Все ясно,— ответил Эл, глядя на отца потускневшим взором.— Джон Ксавье любил безделушки и украшения. Его ящики полны ими. Но в доме не было ни одного кольца. Почему? Только потому что самый близкий и дорогой ему человек — жена была клептоманкой, причем воровала она только кольца. И он старался избавить ее от соблазна.

— Миссис Ксавье?— раздался крик миссис Уири.

Эллери, сидя на нижней ступеньке, закрыл лицо руками.

— Вся подлость этого проклятого дела,-- сказал он с горечью,— заключается в том, что ты был прав с самого начала, папа, хотя и на основании ошибочного вывода. Но самое удивительное то. что, когда ее обвинили в убийстве мужа тогда, в первый раз, она созналась. Боже мой! Как ты не можешь понять? Она созналась! Ее признание было искренним. Она никого не выгораживала. Будучи умственно слабым, неуравновешенным созданием, она сразу сдалась. — Он вздрогнул.—  Каким же идиотом я был! Доказав, что улика, на основании которой ты ее обвинил, была подтасована, я обелил ее и дал ей возможность извлечь выгоду из этой реабилитации, поддерживая наши подозрения, что она кого-то выгораживает. Как она, должно быть, смеялась надо мной!

— Она уже больше не смеется,— глухо сказала миссис Карро, но Эллери не слышал ее.

— Но все-таки я был прав насчет подтасовки улик,— продолжал он.— Они были подтасованы Марком. Но удивительнее всего, что Марк, желая оболгать миссис Ксавье, по чистой случайности бессознательно указал нам настоящего убийцу. Понимаешь ли ты всю страшную иронию этого? Надеть петлю на шею преступницы, думая, что она невинна! Да, да, он, конечно, считал близнецов виновными, когда подменял карту, я убежден в этом. Позднее, вероятно, он угадал правду. Помнишь тот день, когда он пытался проникнуть в комнату миссис Ксавье? Он понял по ее поведению, когда она призналась в преступлении, что он случайно обвинил того, кого надо, и хотел запутать ее окончательно, подделав еще более изобличающие доказательства. Теперь мы никогда не узнаем всей правды. Это она вложила валет бубен в руку Марка, предварительно отравив его. Он не мог сам сделать этого, я никогда не верил в то, что умирающий человек мог... хотел...

Он остановился, опустив голову.

Затем посмотрел на всех, пытаясь улыбнуться. Смит застыл в столбняке, а миссис Уири металась на груде угля, издавая жалобные стоны.

— Ну,— сказал Эллери,— я высказал все. Теперь, я полагаю...

Он вдруг замолчал и все сразу вскочили на ноги, лепеча как дети.

— Что это было сейчас? Что это?

Это был вибрирующий грохот, звук которого потряс дом до основания и отдался слабым эхом в горах.

Инспектор в три прыжка взлетел по .лестнице, рывком открыл дверь и, загораживая рукой лицо от огня, выглянул за дверь, затем посмотрел наверх.

Он увидел небо — верхние этажи дома давно уже сгорели и рухнули —  и перевел глаза вниз. У его ног происходило нечто странное: в пол коридора вонзались миллионы кипящих маленьких стрел. От их острых кончиков исходило ровное шипение. Облака пара, рассеивающегося быстрее, чем клубы дыма, поднимались вокруг. Он закрыл дверь, начав медленно спускаться с лестницы, как будто на каждой ступеньке произносил молитву благодарения Богу. Лица находившихся внизу были белее бумаги, глаза — полны слез.

— Что это? — прошептал чуть слышно Эллери.

Инспектор ответил надломленным голосом:

— Чудо. Идет дождь.