из которой вы узнаете о том, как странствующие монахи преисполнились жалостью к детям и призвали для их спасения духов, а также о том, как в зале дворца распознали дьявола и вели беседу о добродетели

Итак, покинув город Львиного верблюда, паломники продолжали свой путь на Запад. Прошло несколько месяцев, близилась зима.

И вот однажды путники подошли к какому-то городу и вышли на площадку перед главными воротами, полукругом обнесенную стеной. Здесь они увидели пожилого воина-стражника, который, прислонившись к стене, сладко спал.

– Эй, начальник! – окликнул его Сунь Укун.

Стражник вскочил, вытаращил глаза и, увидев Великого Мудреца, поспешно опустился на колени, отбивая земные поклоны.

– Ты, наверно, принял меня за святого праведника или за злого духа, а я монах из восточных земель и иду на Запад за священными книгами, – сказал Сунь Укун. – Увидел тебя и решил спросить, как называется этот город.

– А я думал, ты бог Грома, – едва оправившись от испуга, ответил стражник, зевнул, потянулся, потом сказал: – Эта страна, почтеннейший, сперва называлась страной Нищенствующих монахов бицю, а теперь зовется страной Детей.

– Есть ли в этой стране государь-правитель? – спросил Сунь Укун.

– Ну как же не быть? Конечно есть, – ответил стражник.

Тут Сунь Укун обернулся к Танскому монаху и сказал:

– Наставник! Эта страна прежде называлась страной Нищенствующих монахов бицю, а теперь зовется страной Детей. Никак не пойму, зачем ее переименовали.

– Давайте пройдем в город и там все разузнаем, – сказал Танский монах.

Так они и сделали. На главной улице было оживленно, нарядно одетые прохожие имели весьма благообразный вид.

Путники шли и шли и никак не могли налюбоваться пышностью и великолепием города. Но у каждого дома почему-то висели корзины, в которых носят голубей, и это несколько озадачило путников.

Сунь Укун решил разузнать, в чем дело, превратился в пчелку и, подлетев к ближайшей корзинке, пролез под полог. Каково же было его удивление, когда он в корзинке увидел ребенка. В другой корзинке тоже оказался ребенок. Сунь Укун просмотрел одну за другой несколько корзинок и во всех обнаружил детей, причем только мальчиков. Некоторые из них забавлялись, другие кричали и плакали, третьи лакомились фруктами или спали. Сунь Укун не стал осматривать остальные корзинки и, приняв свой настоящий облик, вернулся к Танскому монаху.

– В корзинках дети, – доложил он наставнику, – самому старшему не больше семи лет, а самому маленькому нет и пяти. Не пойму, в чем тут дело.

За углом была почтовая станция и постоялый двор. Там монахов радушно встретили. После взаимных приветствий все расселись по местам, и смотритель обратился к Танскому монаху.

– Почтеннейший! Откуда путь держишь? – спросил он.

– Я бедный монах, иду из восточных земель, из великого Танского государства, на Запад за священными книгами. У нас есть при себе подорожная, и мы сочли своим долгом предъявить ее и получить пропуск, а заодно попроситься у вас на ночлег и передохнуть с дороги.

Смотритель станции велел тотчас же подать чаю, а затем распорядился устроить путников на ночлег. Танский монах поблагодарил его и спросил:

– Могу ли я надеяться побывать сегодня на приеме у вашего правителя и предъявить ему свою подорожную?

– Нет, – ответил смотритель, – сегодня уже поздно. Придется вам отправиться завтра на утренний прием. А пока располагайтесь поудобнее и отдыхайте.

Вскоре все было готово, и, когда смотритель пригласил гостей к столу, Танский монах обратился к нему с такими словами:

– Мы, бедные монахи, очень хотели бы знать, как у вас здесь появляются дети на свет и как их растят.

– Как и везде, – отвечал смотритель. – Десять лун зародыш пребывает в материнской утробе, а в положенное время появляется на свет. Мать кормит младенца грудью три года, после чего он постепенно принимает свой настоящий облик. Неужто вам об этом ничего не известно?

– Выходит, в вашей стране все происходит точно так же, как и в нашей, – вежливо ответил Танский монах. – Почему же в вашем городе над воротами каждого дома висят корзины для голубей, а в каждой корзине – ребенок?

Тут смотритель приложил палец ко рту и, понизив голос до шепота, сказал:

– Почтеннейший, об этом надо молчать! Спокойно устраивайтесь на ночлег, а завтра утром отправитесь в путь-дорогу.

Но Танский монах настолько был взволнован, что схватил смотрителя за рукав и требовал, чтобы тот объяснил, в чем дело.

Тогда смотритель удалил всех служащих и слуг, остался наедине с монахами и при свете ночника начал едва слышно рассказывать:

– Прежде наша страна называлась страной Нищенствующих монахов бицю, а теперь зовется страной Детей. Три года назад здесь появился старец-даос, а с ним девица лет шестнадцати, настоящая красавица, очень похожая на богиню Гуаньинь. И вот эту девицу даос подарил нашему правителю. А тот совсем голову потерял, дни и ночи стал проводить в непрестанных утехах с молодой красавицей, которую называют Прекрасной государыней, и довел себя до того, что ослаб и духом, и телом, не ест, не пьет, жизнь в нем едва теплится. Лекари из придворной лечебной палаты испробовали все лучшие средства, ничего не помогло. Даоса, который подарил девицу, стали величать государевым тестем. Он знает секрет заморских снадобий, продлевающих жизнь. Когда-то ему довелось побывать на трех священных островах, где он собрал все целебные травы. Однако запивать их нужно отваром, приготовленным из сердца и печени тысячи ста одиннадцати детей. Зато действие его снадобья волшебно. Кто выпьет, тот тысячу лет не состарится. В корзинках как раз и находятся дети, которым суждено пойти на приготовление отвара. А родители их не смеют даже плакать от страха перед государем. Вот почему нашу страну стали называть страной Детей. Когда будете завтра на приеме у государя, смотрите не проговоритесь.

С этими словами смотритель удалился.

У Танского монаха по щекам неудержимо катились слезы, до того было ему жаль несчастных малюток.

Он так убивался и горевал, что ученики не знали, как его утешить. Наконец Сунь Укун сказал:

– Ложись спать, наставник, а завтра я отправлюсь с тобой вместе на прием к правителю и посмотрю, что это там за даос объявился, которого величают государевым тестем. Если он человек и впал в заблуждение, я помогу ему вернуться на Истинный Путь. Если же он злой оборотень, я расправлюсь с ним, а правителя научу умерять страсти и заботиться о своем здоровье. Ни за что не дам ему загубить столько невинных детских жизней. Но сейчас прежде всего надо унести из города все корзинки с детьми и спрятать подальше. Местные власти, разумеется, явятся с докладом, а неразумный правитель либо станет советоваться с тестем государя, либо прикажет найти других детей. Вот тогда-то, не опасаясь, что на нас возведут обвинение, и можно будет заговорить об этом деле с правителем.

Сказав так, Великий Мудрец вышел за ворота, присвистнул и сразу же поднялся в воздух. Там он щелкнул пальцами, прочел заклинание, и тотчас же к нему явились: бог – хранитель города, местный дух, духи очагов, праведники пяти стран света, вникающие в суть явлений природы, четыре стража времени, боги Людин и Люцзя, а также духи – хранители веры. Все они, совершив вежливый поклон, обратились к Сунь Укуну с вопросом:

– Великий Мудрец! Что привело тебя сюда? Уж не стряслась ли какая-нибудь беда в ночную нору?

Сунь Укун рассказал небожителям о том, что ему довелось узнать, и попросил на время спрятать детей в надежное место.

– Как только я уничтожу злого оборотня, наведу порядок в стране и уговорю правителя вступить на Путь Истины, мы тронемся в путь, – сказал Сунь Укун, – тогда вы доставите детей обратно.

Духи тотчас же принялись выполнять приказ Сунь Укуна и стали спускаться на землю, приготовившись пустить в ход волшебные чары. Завыл северный ветер, мгла окутала город, и ночью, в третью стражу, духи благополучно доставили детей в безопасное место.

Тем временем Сунь Укун по благодатному лучу спустился на землю и направился прямо на постоялый двор.

Он вошел радостный и обратился к наставнику с такими словами:

– Учитель! Дети спасены. Они в надежном месте. А когда все уладится, их доставят обратно и мы продолжим свой путь на Запад.

Танский монах принялся благодарить Сунь Укуна, после чего лег и спокойно уснул.

Утром Танский монах и Сунь Укун собрались во дворец на прием к правителю. Чтобы не испугать своей наружностью обитателей дворца, Сунь Укун решил изменить свой облик и, обращаясь к Танскому монаху, промолвил:

– Я буду невидимо следовать за тобой, а если понадоблюсь, то сразу же приду на помощь.

Так они и уговорились, после чего Великий Мудрец шмыгнул к дверям, встряхнулся, прочел заклинание и, превратившись в цикаду, с жужжанием взлетел на головной убор Танского монаха. А тот вышел с постоялого двора и направился прямо во дворец.

У ворот его остановил придворный евнух. Танский монах совершил вежливый поклон и произнес:

– Я бедный монах, иду из восточных земель, из великого Танского государства, на Запад за священными книгами. Ныне, прибыв в ваши земли, я счел своим долгом явиться сюда, чтобы получить пропуск по своей подорожной. Мне хотелось бы повидаться со здешним правителем. Покорно прошу доложить обо мне.

Придворный евнух отправился с докладом к правителю. Правитель был очень обрадован и произнес:

– Недаром говорится: «Монах из дальних стран к добру имеет талисман!» Вели ему, пусть войдет!

Евнух вернулся к Танскому монаху и пригласил его последовать за ним во дворец.

После того как Танский монах совершил церемонию приветствия у ступеней трона, правитель предложил ему взойти на возвышение и занять место рядом с ним. Танский монах учтиво поблагодарил его за честь и милость и уселся на указанное место. Присмотревшись повнимательнее к правителю, Танский монах отметил про себя, что вид у него жалкий и изнуренный. Когда он пригласил Танского монаха сесть, руки у него дрожали, а голос прерывался.

Танский монах показал правителю свою подорожную, но тот не мог прочесть ни строчки, до того слабым стало у него зрение. Он несколько раз просмотрел бумагу, потом наконец приложил свою драгоценную печать, поставил подпись, после чего вернул подорожную Танскому монаху.

В это время появился сановник для поручений и доложил:

– Тесть государя изволил пожаловать!

Правитель с трудом сошел со своего ложа, поддерживаемый приближенными евнухами, и встретил прибывшего поясным поклоном.

Танский монах вскочил с места, стал в сторонке и принялся исподтишка разглядывать вновь вошедшего. Это был благообразного вида старец-даос, который важно шествовал по яшмовым ступеням трона.

Приблизившись к трону, он и не подумал поклониться, а правитель с трудом выпрямился, поддерживаемый приближенными, и произнес:

– Приветствую тебя, мой тесть! Сегодня ты осчастливил меня своим ранним посещением. – И он жестом пригласил даоса сесть слева от себя.

Танский монах сделал шаг вперед, склонился в глубоком поклоне и вежливо произнес:

– О великий тесть государя! Разреши мне, бедному монаху, справиться о твоем здоровье!

Но даос, будто не слыша, продолжал молча сидеть, не отвечая на приветствие. Затем, повернувшись лицом к правителю, он спросил:

– Зачем явился этот монах?

– Он из восточных земель, – ответил правитель. – Его послал Танский император на Запад за священными книгами. А сюда он пришел получить пропуск на дальнейший путь.

– Путь на Запад, – усмехнувшись, сказал тесть государя, – долог и опасен. Да и что там хорошего?

– Как это – что! – вскричал Танский монах. – Запад издавна славится как страна высшего блаженства.

Тут в разговор вмешался правитель государства.

– Хотелось бы знать, – сказал он, – верно ли говорят, будто с незапамятных времен монахи – дети Будды? А тот, кто уверовал в Будду, обретает долголетие?

При этих словах Танский монах молитвенно сложил руки и обратился к правителю с такими словами:

– Тому, кто стал монахом, неведомы мирские тревоги, тому, кто постиг истинную природу, не нужны законы. Если сердце чисто в своих помыслах, то оно одно будет сиять в тебе и сияние его проникнет во все пределы. Дабы погрузиться в самоотрешение, надо совершить подвижничество, сесть и предаться самосозерцанию. Если в сердце своем ты непоколебим, то все твои мечты сбудутся. Стоит тебе отказаться от мирских желаний, и сразу исчезнут все твои страсти к предметам и к живым существам. Будь прост во всем и меньше проявляй желаний и любви, тогда и долгоденствие само придет к тебе и станет вечным.

При последних словах тесть государя разразился громким смехом и, тыча пальцем в Сюаньцзана, вскричал:

– Вот так монах! Да ты сам толком не знаешь, как можно уничтожить свои природные наклонности! Сиди и чахни в своем созерцании. Все это глупые бредни. Недаром сложили про вас меткую поговорку:

Сразу видно, что этот монах ничего не знает о нас, даосах. Тот, кто совершенствует себя, чтобы стать бессмертным, укрепляет тело, а кто постигает учение дао, укрепляет дух. Возьмешь с собой плетушку и ковш из тыквы-горлянки и пойдешь в горы к друзьям. Там соберешь лекарственные травы и будешь врачевать людей. Сорвешь цветы бессмертника, сплетешь из стебельков соломенную шляпу, а из душистого ятрышника набьешь подстилку для постели. Споешь песню, похлопаешь в ладоши, затем уснешь под облаками. Научишься, как воду наговаривать и изгонять разбойный дух в мирянах. Узнаешь, как извлечь из неба и земли их лучшие эфиры, как собрать все жизненные силы, что таятся в солнце и луне. И после этого ты сможешь сочетать в пилюле жизни вечной силы Инь и Ян, соразмеряя воду и огонь, тогда ядро пилюли бессмертия завяжет плод. В числах два и восемь растворится сила Инь, и станет твой рассудок мутным и неясным, а в числах три и девять сила Ян расти начнет, и в мрак ты вступишь преисподней. И будет твое снадобье вариться в тигле, оно пройдет все девять оборотов, пока не поспеет. Тогда воссядешь ты на птицу черную Луань и в Пурпурный дворец взлетишь, потом усядешься верхом на аиста, и он примчит тебя в столицу Яшмового государя. А там – небесные чертоги, они прекрасны, ты будешь ими любоваться и прославлять все таинства учения дао.

Теперь подумай сам, как можно сравнивать мое учение с твоим, учением Сакьямуни! Согласно твоему учению, надо вечно пребывать в покое и предаваться созерцанию, иссушать в себе все страсти и дух смирять! Из трех учений самым совершенным издавна считалось дао, оно поистине достойно уважения.

Правитель государства от этих слов пришел в неописуемый восторг, а придворные чины подхватили последние слова тестя государя и стали хором повторять:

– Одно лишь дао поистине достойно уважения!

Танский монах, видя, что все в один голос восхваляют его противника, еще раз поблагодарил за милость и покинул дворец. Не успел он сойти с тройного возвышения, как Сунь Укун подлетел к самому его уху и тихонько сказал:

– Наставник! Этот тесть государя самый настоящий оборотень. А здешний правитель полностью подпал под его власть. Ты иди пока на постоялый двор, а я побуду здесь – может быть, еще что-нибудь разузнаю.

Танский монах покинул дворец, а Сунь Укун влетел в залу для приемов, сел на изумрудную ширму и тут увидел, как из рядов сановников выступил вперед начальник стражи.

– Повелитель мой! – обратился он к государю. – Сегодня ночью над городом пронесся ураган и унес все корзины с детьми.

– Не иначе как само Небо хочет моей гибели! – сказал государь. – Я с таким нетерпением ждал полудня, когда должны были приготовить отвар из детей, чтобы запить им твое чудодейственное средство, а этих детей унес ураган.

– Правитель, – промолвил в ответ даос, – не печалься! Небо дарует тебе долгую жизнь, и именно поэтому ветер унес детей.

– Как же так? – изумился правитель. – Ведь теперь не из чего готовить отвар, а ты говоришь, что Небо дарует мне долгую жизнь.

– Есть лучшее средство, чем отвар из детей. Оно продлит тебе жизнь не на тысячу, а на сотни тысяч лет. Монах, который идет за священными книгами, прошел через десять перерождений и самоусовершенствований. С самого раннего детства он ведет монашескую жизнь и еще ни разу не источал из себя первичную жизненную силу. Он в десятки тысяч раз лучше, чем все эти дети. Если приготовить отвар из его сердца и печени и запить им мое чудесное снадобье, то можно прожить целых десять тысяч лет.

– Что ж ты мне раньше об этом не сказал? – огорченно спросил правитель. – Знал бы я, так не отпустил бы его.

– Это легко исправить! – ответил даос. – Надо тотчас же закрыть все городские ворота, а на постоялый двор отправить отряд воинов, которые схватят монаха и доставят сюда.

Неразумный правитель послушался, велел запереть все городские ворота, а старшим и младшим начальникам дворцовой стражи приказал окружить постоялый двор и схватить Танского монаха.

Услышав это, Сунь Укун вспорхнул и мигом очутился у постоялого двора. Там он, приняв свой настоящий вид, вошел в дом и рассказал наставнику, Чжу Бацзе и Шасэну о том, какой разговор вел даос с правителем.

– Чтобы все обошлось благополучно, – промолвил Сунь Укун, – надо великое представить ничтожным. Это значит, что я приму вид наставника, а наставник примет мой вид.

Танский монах согласился. Тогда Сунь Укун велел Чжу Бацзе замесить немного глины, налепил ее себе на лицо, чтобы сделать точный слепок, после чего налепил слепок на лицо Танскому монаху, произнес заклинание, дунул своим волшебным дыханием, и Сюаньцзан сразу принял облик Сунь Укуна. После этого он облачился в плащ Сунь Укуна, а Сунь Укун напялил на себя одежду Танского монаха, щелкнул пальцами, прочел заклинание, встряхнулся и тотчас же принял вид Сюаньцзана.

В этот момент послышались удары в гонги и барабаны и показался целый лес копий и мечей. Это прибыл трехтысячный отряд дворцовой стражи, который окружил плотным кольцом постоялый двор. В дом вошел важный сановник в парчовом одеянии и обратился к Танскому монаху с такими словами:

– Почтенный наставник из Танского государства! Мой повелитель приглашает тебя во дворец!

– Не можешь ли ты сказать мне, великий сановник, о чем собирается со мной говорить государь? – спросил Сунь Укун, принявший вид Танского монаха.

– Я полагаю, – отвечал сановник, – что государь хочет взять тебя на службу.

Если вам интересно узнать, что произошло с Сунь Укуном, обратитесь к следующей главе.