которая повествует о том, как монахи-путники оказались неистребимыми, а также о том, как правитель страны явил свой природный облик

Итак, Сюаньцзан избежал соблазна и вместе со своими учениками продолжал путь на Запад.

Снова наступило лето.

Долго шли путники под палящим зноем и наконец дошли до места, где по обеим сторонам дороги густо росли высокие ивы. Неожиданно из-за деревьев появилась женщина, которая вела за руку ребенка.

– Остановись, монах! – крикнула женщина. – По этой дороге ехать нельзя! Погибнешь! В нескольких ли отсюда есть государство, где искореняют учение Будды. Правитель этого государства в своем прошлом перерождении вступил во вражду с Буддой, а в своем нынешнем существовании без всякого повода стал творить зло. Два года тому назад он дал зарок истребить десять тысяч буддийских монахов. Девять тысяч девятьсот девяносто шесть он уже истребил. Осталось уничтожить еще четверых, но эти последние должны быть чем-нибудь знамениты. Так что смотрите, если войдете в столицу этого государства, распрощаетесь с жизнью.

Сунь Укун сразу же распознал в женщине богиню Гуаньинь, а в ребенке – ее ученика, отрока Шаньцая, и, опустившись на колени, принялся отбивать земные поклоны.

В это время под ногами богини заклубилось радужное облако, и она вместе со своим учеником стала легко подниматься ввысь. Облако быстро исчезло из виду и понеслось прямо к берегам Южного моря.

– Как же нам теперь быть? – в один голос воскликнули Чжу Бацзе и Шасэн. – Не идти же в страну, где истребляют буддийских монахов?

– А чего нам бояться? – ответил Сунь Укун. – Вспомните, скольких лютых дьяволов и свирепых оборотней, хищных тигров и страшных драконов нам удалось одолеть, а в этой стране живут самые обыкновенные люди. Сейчас мы найдем укромное местечко для нашего учителя, а там обсудим, что делать дальше.

Путники свернули с большой дороги, нашли глубокую яму и расположились в ней.

– Братцы! – сказал тут Сунь Укун. – Вы хорошенько охраняйте наставника, а я отправлюсь в столицу и посмотрю, что там происходит. Может быть, найду глухую дорогу, по которой нам удастся пройти ночью незамеченными.

Сказав так, Великий Мудрец совершил прыжок, вскочил на волшебное облако и стал смотреть вниз. Его взору представился столичный город, полный веселья и благополучия.

«Какое хорошее место! – подумал Сунь Укун. – И чего ради там искореняют буддийскую веру?»

Пока он разглядывал город, стало смеркаться.

«Надо, пожалуй, спуститься», – подумал Сунь Укун, принял вид ночной бабочки, опустился прямо на базарную площадь и стал летать под стрехами крыш, огибая углы домов. Вдруг он увидел множество строений с воротами, а над воротами – зажженные фонари.

«Кто это летом вздумал праздновать Новый год? – подумал Сунь Укун. – Вон сколько фонарей позажигали».

Он подлетел поближе и вдруг увидел дом, где над воротами висел не круглый, а квадратный фонарь. На фонаре была надпись: «Гостиный двор для приезжих купцов», а ниже еще одна: «Гостиный дом Вана-младшего».

Сунь Укун вытянул шею и стал смотреть, что происходит внутри. Несколько постояльцев, поужинав, разделись, скинули головные повязки, вымыли руки и ноги и улеглись спать.

«Ну, теперь наш наставник пройдет благополучно!» – обрадовался Сунь Укун.

Как бы вы думали, почему вдруг на ум ему пришла такая мысль? А вот почему. Сунь Укун решил утащить одежды и головные повязки приезжих, когда они уснут, а самим переодеться мирянами и войти в город.

Но тут случилось непредвиденное. К постояльцам подошел хозяин и обратился к ним с такими словами:

– Уважаемые господа! Берегите свои вещи и поклажу. У нас здесь есть лихие люди.

– Спасибо тебе на добром слове, – отвечали постояльцы, – но мы с дороги очень устали и можем крепко уснуть, так что нас и не добудишься. Возьми-ка наши одежды, головные повязки и поклажу да спрячь где-нибудь у себя, а завтра отдашь их нам, чтобы мы могли отправиться в дальнейший путь.

Хозяин собрал все вещи постояльцев и отнес к себе, а Сунь Укун полетел вслед за ним и уселся на вешалке.

Между тем хозяин пошел к воротам, снял фонарь, убрал вывеску, закрыл двери и окна, вернулся и лег. А надо вам сказать, что у него была жена и двое крикливых озорных ребятишек. Они еще не угомонились и ни за что не хотели ложиться спать. Жена была занята починкой одежды и, видимо, тоже не собиралась ложиться.

Тогда Сунь Укун слетел вниз и погасил фонарь, после чего превратился в крысу, пискнул раз-другой, ухватил одежды и головные повязки и бросился вон из дома. Женщина испугалась и стала будить мужа:

– Старик! Просыпайся! Беда! Крыса оборотнем обернулась!

– Никакой я не оборотень! – крикнул Сунь Укун. – И не крыса! Я Великий Мудрец, равный Небу. Мне поручено охранять Танского монаха в пути на Запад за священными книгами. А сюда я прибыл лишь затем, чтобы одолжить одежду и головной убор для моего наставника, Танского монаха, и переодеть его в мирянина, потому что непутевый правитель твоей страны поступает с монахами бесчеловечно. Как только мы пройдем через город, я все тебе верну.

От этих слов Ван Сяоэр (так звали хозяина) кубарем скатился с постели, впопыхах схватил попавшие под руку штаны и, приняв их в темноте за рубаху, стал напяливать на себя.

Тем временем наш Великий Мудрец уже успел умчаться на облаке. Приняв свой первоначальный вид, он опустился возле ямы, бросил к ногам учителя одежду постояльцев и сказал:

– Сейчас мы переоденемся и под видом мирян войдем в город. Здешний государь хоть и истребляет буддийских монахов по своему неразумию, но все же является Сыном Неба – над городом я узрел благовещее сияние. Эти одежды и головные повязки я взял в гостинице. Мы заночуем там и еще до рассвета двинемся в путь. В гостинице скажем, что мы родные братья. Старшего, то есть наставника, будем звать Тан, меня – Сунь-второй, Чжу Бацзе – Чжу-третий и Шасэна – Ша-четвертый. Разговаривать и отвечать буду я один, вы молчите. Если станут допытываться, чем мы торгуем, скажем, что продаем коней и вот одного, белого, привели из нашего табуна в качестве образца, что нас всего десять братьев и мы, четверо, явились сюда первыми, чтобы снять помещение.

И вот путники переоделись и с конем и поклажей поспешили к городу. Здесь царили мир и покой; несмотря на поздний час, городские ворота еще не были заперты. Путники беспрепятственно прошли в город и дошли до гостиного дома Вана-младшего. Оттуда доносились громкие крики: «Куда девалась моя головная повязка? Где мои одежды?»

Услышав это, Сунь Укун повел паломников в другую гостиницу, стоявшую наискосок.

Им отвели очень хорошую комнату. Сунь Укун распахнул окно, и монахи стали любоваться ярким светом луны. Пришел слуга с зажженным фонарем. Но Сунь Укун его не впустил, задул огонь в фонаре и сказал:

– Луна светит так ярко, что фонарь не потребуется!

Следом явилась служанка с четырьмя чашками свежего чая. Сунь Укун чай взял, но служанку в комнату не пустил. Затем приковыляла старуха и стала сбоку, у входа.

– Откуда изволили прибыть, дорогие гости, и какие товары везете? – спросила старуха.

– Мы из северных стран, – бойко отвечал Сунь Укун. – Привезли на продажу добрых коней.

– Уж больно ты молод, чтобы торговать конями, – недоверчиво заметила женщина.

– А вот у нас старший, – промолвил Сунь Укун, – его фамилия Тан, а это – третий брат, его зовут Чжу, а тот – четвертый. Его фамилия Ша, а меня зовут Сунь. Я второй брат.

Женщина засмеялась и сказала:

– Родные братья, а с разными фамилиями!

– Фамилии у нас действительно разные, – промолвил Сунь Укун, – а живем мы все вместе, нас всего десять братьев. Мы, четверо, прибыли сюда первыми, чтобы подыскать помещение. А шестеро остались на ночлег за городом. Они ведут целый табун и утром придут с ним в город.

– Сколько же у вас коней в табуне? – снова спросила женщина.

– Всех, считая и жеребят, сто десять! – ответил Сунь Укун. – Той же породы, что наш белый конь, только масть у них разная.

– Ты, видно, опытный купец, господин Сунь, – с улыбкой произнесла женщина. – Знаешь, к кому обратиться, прямо ко мне пожаловал. В других гостиницах тебя не приняли бы: тесно у них. А у меня двор просторный, конюшня большая, есть резки для соломы и корыта для пойла, сена и фуража хватит на несколько сот лошадей. Уже много лет я держу гостиницу, все меня знают и уважают. Моего покойного мужа звали Чжао. К несчастью, он давно умер. Моя гостиница называется «Гостиный дом вдовы Чжао». Порядок у нас такой: сперва условиться о плате за постой, а уж потом рассчитываться. Обслуживание у нас ведется по трем разрядам – по высшему, среднему и низшему. Тем постояльцам, которые пожелают первый разряд, на двоих ежедневно подается пять разных блюд и пять разных плодов со всевозможными лакомствами. По желанию постояльца приглашается певичка, чтобы веселила и ублажала. По этому разряду с каждого постояльца взимается плата в размере пяти цяней серебром за каждый день постоя, считая и жилье. По среднему разряду полагается общий стол, но можно заказывать разные фрукты и вина. Без певички плата за второй разряд – два цяня серебром в день. По третьему разряду никакого обслуживания не полагается. Что останется в котле, то постоялец и ест, пока не наестся досыта, а там возьмет сам себе сенца, постелет на полу, где ему удобнее, и спит. Когда рассветет, заплатит сколько может, и ладно, ни в какие споры с такими постояльцами у нас не вступают.

– Вот счастье для меня! – вскричал Чжу Бацзе. – Мне, старому Чжу, только этого и надо! Подойду к котлу, наемся вволю, залягу спать – и наплевать мне на все!

– Братец! Что ты говоришь! Неужто мы, скитаясь по разным странам, не заработали нескольких лянов серебра, чтобы пожить в свое удовольствие! – сказал Сунь Укун и обратился к хозяйке: – Устрой нас по высшему разряду!

Хозяйка очень обрадовалась и сразу же принялась хлопотать.

– Подайте лучшего чая! Живо приготовьте все! – крикнула она прислуге. Спустившись вниз, она продолжала суетиться. – Режьте кур! Режьте гусей! Готовьте приправы! Забейте свинью и барана! Если не съедят, останется на завтра! Припасите лучшего вина! Рис берите самый чистый! На блины отсыпьте лучшей белой муки!

– Как же нам быть? – тихо спросил Танский монах. – Она велит резать кур и гусей, забить свинью и барана, а кто из нас посмеет прикоснуться к скоромному? Ведь мы же дали обет поститься!

– Я придумал, как поступить! – воскликнул Сунь Укун и, подойдя к двери, затопал ногами, чтобы привлечь к себе внимание.

– Хозяюшка Чжао, – крикнул он, – можно тебя на минутку?

Хозяйка тотчас же прибежала наверх и спросила:

– Что прикажешь, господин?

– Сегодня никакой живности резать не надо, – сказал Сунь Укун. – У нас постный день нынче. А заплатим мы тебе все равно по высшему разряду.

Хозяйка обрадовалась, сбежала вниз и стала отдавать новые распоряжения:

– Не режьте птицу! Не режьте скотину! Достаньте древесных грибов! Несите молодые побеги миньского бамбука, бобовый сыр, лапшу! Сбегайте на огород за свежими овощами! Готовьте мучной суп! Месите тесто для клецок! Сварите еще риса! Заваривайте душистый чай!

После трапезы Танский монах сказал Сунь Укуну:

– Спать здесь опасно. Ночью у нас могут сползти с головы повязки, тогда в нас сразу признают монахов и поднимут шум.

– Да, это верно! – ответил Сунь Укун, снова позвал хозяйку и спросил: – Где нам спать?

– Здесь! – ответила хозяйка. – Комаров в комнате нет, ветерок продувает. Откройте пошире окно и прекрасно выспитесь.

– Нам нельзя здесь спать! – сказал Сунь Укун. – Наш третий брат немного простыл, четвертого брата слегка просквозило, старший брат спит только в полной темноте, да и я не привык спать на свету.

Хозяйка сошла вниз, оперлась на прилавок и стала вздыхать. К ней подошла дочь и спросила:

– О чем вздыхаешь, мама?

– Дочь моя! – отозвалась хозяйка. – Нынче вечером у меня остановились на ночлег четыре барышника, торгующие лошадьми, и потребовали, чтобы их обслуживали по первому разряду. А потом вдруг заказали постную пищу. Мало того, все они какие-то хилые. Один боится сквозняка, другой – света, хотят спать в полной темноте. А ты сама знаешь, у нас ведь дом сквозной. Где найти для них темное да закрытое помещение? Предложу им перейти к другим хозяевам, вот и все!

– Не спеши, мать, – сказала дочка. – У нас в доме есть темное место, без всяких сквозняков. Когда отец был жив, он смастерил большой ларь. В нем вполне могут улечься шесть, а то и семь человек. Там и размести их.

Путники охотно согласились провести ночь в ларе и забрались в него, но тут Сунь Укун вспомнил о коне, велел привести его и крепко привязать к ларю.

Жара в ларе была нестерпимая. Но путники так намаялись, что уснули. Один только Сунь Укун бодрствовал. От скуки он ущипнул Чжу Бацзе за ногу и громко сказал:

– У нас поначалу было чистых пять тысяч лянов. От прошлой продажи коней мы получили три тысячи, сейчас в этих двух узлах у нас наличными четыре тысячи. От продажи табуна мы получим еще три тысячи. Неплохо заработали, пожалуй, хватит!

Кто мог знать, что слуги, водоносы и истопники этой гостиницы давно уже снюхались с разбойниками?! И вот один из них, услышав, как Сунь Укун подсчитывает барыши, тотчас же послал за разбойниками. Вскоре десятка два разбойников с факелами и дубинами ворвались во двор. Хозяйка так перепугалась, что заперлась у себя в комнате и предоставила в распоряжение грабителей весь свой постоялый двор. Но разбойников не интересовали ни посуда, ни утварь. Они искали богатых постояльцев. Наверху их не оказалось. С ярко пылающими факелами разбойники рыскали по всему двору и вдруг увидели во внутреннем дворике большой ларь, к которому был привязан белый конь. Ларь был заперт на замок и так тяжел, что его нельзя было ни приподнять, ни сдвинуть с места.

– Купцы – люди бывалые и осторожные, – заговорили разбойники. – В этом ларе, наверно, запрятаны мешки с золотом и серебром да разные материи. Давайте уведем коня и вынесем ларь за город! Там мы разобьем его и поделим между собой все богатства.

Разбойники отыскали крепкие веревки и дубины, подняли ларь и потащили его, покачивая на ходу.

Танский монах и Шасэн проснулись и испуганно спросили:

– Куда это нас тащат?

– Не шумите, – ответил Сунь Укун. – Пусть себе тащат. Авось дотащат до Западной обители Будды, нам меньше придется идти.

Однако грабители, предвкушая богатую добычу, понесли ларь не на запад, а на восток. Они зарезали стражников, открыли ворота и вышли. Но в городе сразу же начался переполох. Перепуганные сторожа со всех постов кинулись с докладом к начальнику конной и пешей стражи, а те немедленно подняли на ноги своих воинов и пустились в погоню за разбойниками. Разбойники бросили ларь и белого коня, а сами разбежались. Неся огромный ларь и ведя белого коня, воины вернулись в город. Ларь внесли в управление и опечатали до высочайшего распоряжения.

Немного погодя Сунь Укун вытащил свой посох, превратил его в сверло, просверлил в дне ларя маленькую дырочку, сам обернулся муравьем и вышел наружу. Тут он принял свой первоначальный облик, вскочил на благодатное облако и направился прямо к воротам дворца, в котором жил правитель государства.

Как раз в это время правитель крепко спал. Сунь Укун выдрал у себя всю шерсть с левого плеча, и каждая шерстинка превратилась в точное подобие Сунь Укуна. Затем он выдрал у себя всю шерсть с правого плеча и каждую шерстинку превратил в сонную мушку. После этого Сунь Укун вызвал местных духов и велел им отправиться по всем внутренним покоям дворца, по жилищам крупных и мелких сановников пяти палат, шести отделов и всех присутствий и всякому, кто имеет какой-либо чин, пускать в лицо по сонной мушке, чтобы все они уснули глубоким сном. Затем он взял в руки посох с золотыми обручами, повертел его, махнул им, произнес заклинание, и посох тотчас превратился в тьму-тьмущую острых бритв. Одну из них Сунь Укун взял себе, а остальные велел разобрать своим бесчисленным двойникам, которые отправились во внутренние покои дворца, в палаты и покои и всюду брили головы сановникам.

Вот уж поистине:

К концу ночи все сановники были обриты. Сунь Укун вновь прочел заклинание, отозвал всех местных духов и отправил их восвояси, а сам встряхнулся и вернул на место шерстинки. Бритвы он соединил в одну, которая приняла свой настоящий вид, то есть стала опять железным посохом с золотыми обручами. Сунь Укун уменьшил его до размеров иглы и засунул в ухо. Затем он снова превратился в муравья и пролез через дырочку обратно в ларь. Там он принял свой обычный облик и стал утешать своего наставника.

Тем временем в дворцовых покоях проснулись прислужницы и принялись мыться и причесываться. Но оказалось, что ни у одной из них на голове нет волос. Безволосыми сделались также и дворцовые евнухи всех рангов. Все они толпой кинулись к царским опочивальням и стали играть на музыкальных инструментах, чтобы разбудить высочайших особ, проливая при этом горькие слезы, но не осмеливались обмолвиться ни единым словом. Прошло немного времени, и первой проснулась царица в третьей опочивальне, у которой на голове тоже не оказалось волос. Она поспешно передвинула светильник и с ужасом убедилась, что на царственном ложе, покрытый парчовым одеялом, сладко спал не монарх, а… монах со свежевыбритой головой. Царица заголосила и разбудила правителя. Он торопливо протер глаза и увидел, что царица наголо обрита.

– Голубушка! Что с тобой случилось?

– О повелитель мой! Но ведь и у тебя нет волос!

Правитель стал щупать голову и от страха чуть было не лишился чувств.

– Что же это с нами случилось! – воскликнул он.

Тем временем перед ним опустились на колени придворные служительницы, прислужницы гарема, любимцы правителя, евнухи всех рангов, у которых тоже были обриты головы.

– О властитель! – вопили они. – Мы все сделались монахами!

Слезы заструились из глаз правителя.

– Я думаю, это мне наказание за загубленных монахов, – произнес он. – Только смотрите никому об этом ни слова, а то еще гражданские и военные чины примутся хулить дурное правление. А сейчас ступайте и приготовьте залу для утреннего приема.

Надобно вам сказать, что все старшие и младшие сановники пяти палат, шести отделов и разных присутствий еще до рассвета поднялись на ноги, чтобы готовиться к утреннему приему. Но за ночь они тоже оказались бритоголовыми. Каждый из них уже написал по этому поводу докладную записку.

Если хотите узнать, что случилось с ларем и остались ли в живых Танский монах и его спутники, прочтите следующую главу.