из которой читатель узнает, как смышленая обезьяна решила подшутить над Чжу Бацзе и как владыке дьяволов удалось похитить праведного монаха

Итак, наступил час утреннего приема правителя государства. Гражданские и военные чины, неся грамоты в руках, целой толпой явились в залу и обратились к своему властелину с такими словами:

– О повелитель наш! Умоляем простить нам преступление и нарушение правил.

– Я не вижу, в чем ваше преступление, – промолвил государь, – и вид у всех у вас вполне благопристойный.

– О владыка наш! – воскликнули хором сановники. – Не знаем как, но в эту ночь мы все лишились волос!

– Не только вы лишились волос, – дрогнувшим голосом отвечал государь, сойдя с трона. – Все обитатели дворца, большие и малые, в эту ночь лишились волос!

Сказав так, правитель заплакал, вслед за ним заплакали и сановники. Затем они успокоились немного и дали торжественную клятву никогда больше не убивать монахов. После этого правитель вернулся на трон, а сановники расположились, как положено, по рангам и чинам.

– Кто хочет доложить о каких-либо делах или происшествиях, пусть подойдет, – приказал правитель, – остальные могут удалиться.

Из группы военных чинов сразу же протиснулся вперед главный начальник дозоров и караулов, а из рядов гражданских чинов – начальник пешей и конной охраны восточной заставы города. Подойдя к ступенькам трона, оба они совершили земной поклон и доложили:

– Ночью мы отняли у разбойников большой ларь и белого коня. Просим дать указание, как поступить дальше.

– Доставьте сюда коня вместе с ларем! – распорядился правитель.

Вскоре ларь внесли в залу Пяти фениксов и поставили возле трона.

И вот как только сняли крышку, Чжу Бацзе выпрыгнул наружу. У сановников от страха затряслись поджилки и отнялся язык. Затем вылез Сунь Укун, который помог выйти Танскому монаху, и наконец появился Шасэн с поклажей.

Увидев монахов, правитель поспешно сошел с трона, вызвал всех цариц и придворных прислужниц из трех дворцов в тронную залу Золотых колокольцев и там, вместе с сановниками и военными чинами, совершил поклонение перед паломниками.

– Откуда изволил прибыть, уважаемый наставник? – спросил правитель.

– Я иду из восточных земель великого Танского государства на Запад, в храм Раскатов грома, поклониться Будде и попросить у него священные книги, – отвечал Танский монах.

– Как же ты очутился в этом ларе? – снова спросил правитель.

– Мы, бедные монахи, узнали, что ты, государь, дал обет убивать монахов, и не осмелились открыто показаться в твоем государстве. Поэтому мы переоделись мирянами и, когда наступила ночь, попросились на ночлег в постоялый двор. Однако, опасаясь, что люди опознают нас, мы устроились на ночевку в этом ларе. На нашу беду, ларь украли разбойники, но градоначальник отнял его у разбойников и доставил сюда. И вот теперь нам довелось лицезреть твой царственный лик, который нам так же дорог, как солнце, проглянувшее сквозь тучи. Умоляем тебя, государь, помиловать и отпустить нас!

– Не знали мы, что ты, достопочтенный наставник, из великой Небесной империи! – воскликнул изумленный правитель. – Прости, что не оказали тебе достойного приема. Когда-то монахи оклеветали меня, и я дал обет истреблять их. Кто мог подумать, что по воле Будды сам я и все мои приближенные тоже станут монахами! Видишь, все мы лишились волос. Прошу тебя, уважаемый наставник, пролей на нас хоть каплю света учения Будды. За это я готов подарить тебе все сокровища моего государства.

– Нам не нужны сокровища! – сказал тут Сунь Укун. – Мы честные монахи, а не какие-нибудь стяжатели. Ты только поставь подпись и печать на нашей подорожной и проводи нас из города. За это мы обещаем тебе незыблемое царствование, счастье и долгоденствие.

От этих слов правитель государства пришел в восторг и приказал устроить в храме Сияющей карьеры торжественный пир. Правитель и его сановники в полном согласии приняли учение Будды. Тотчас было подписано дорожное свидетельство, после чего правитель спросил совета у Танского монаха, как переименовать государство.

Тут снова в разговор вступил Сунь Укун.

– Государь, – молвил он, – в название твоего государства входят слова «учение Будды». Пусть они останутся и в новом названии твоего государства, а слово «искоренение», как только мы пройдем через твою страну, можно будет заменить словом «почитание». Пусть за это в твоей стране моря станут спокойными и реки чистыми, да преуспевают тысячи поколений твоих потомков, да будут ветры и дожди во благовремении и да воцарится спокойствие во всем твоем государстве!

Правитель сердечно поблагодарил за милосердные пожелания и велел приготовить для путников парадный выезд. Затем он сам отправился провожать Танского монаха и его спутников.

С этого времени государь и его сановники вступили на праведный путь и стали творить добрые дела, однако рассказывать об этом мы не будем.

Итак, паломники простились с правителем и продолжали свой путь. По дороге Сунь Укун рассказал, как удалось ему в одну ночь обрить наголо самого правителя и всех его приближенных, чем насмешил наставника и своих младших братьев. За беседой они не заметили, как подошли к высокой горе, окутанной зловещими облаками.

Они стали взбираться на гору и вдруг услышали завывание ветра. Не успел ветер утихнуть, как поднялся густой туман.

Тут Сунь Укун сказал, обращаясь к своим спутникам:

– Вы оставайтесь пока здесь, а я пойду посмотрю, что происходит на этой горе.

Сказав так, Сунь Укун взлетел высоко в воздух и, приложив руку козырьком ко лбу, стал внимательно смотреть вниз своими огненными глазами. Вдруг он увидел оборотня, который сидел на краю самого крутого обрыва, и несколько десятков бесенят, стоявших рядами слева и справа от него. В этот момент оборотень как раз напускал туман и ветер. «Я, конечно, могу прикончить его прямо сейчас, – подумал Сунь Укун, – но пусть лучше это сделает Чжу Бацзе. Тем более что в последнее время он совсем разленился».

Подумав так, Великий Мудрец вернулся назад и обратился к наставнику с такими словами:

– Неподалеку отсюда есть селение, где живут добрые люди, они варят рис и готовят пампушки из белой муки для монахов. Туман как раз и исходит от парилок, в которых готовят еду на пару.

– Брат, а ты хоть успел поесть? – тихонько спросил Чжу Бацзе.

– Успел, но немного, – отвечал Сунь Укун. – Овощи оказались пересоленными и не пришлись мне по вкусу.

Чжу Бацзе даже плюнул с досады.

– А я наелся бы досыта, – сказал он, – не посмотрел бы, что солоно! Может, сходить мне туда подкрепиться?

– Ты разве не знаешь, что первым должен поесть наставник? – промолвил Сунь Укун. – Так положено.

– Ты только молчи, а я все устрою, – сказал Чжу Бацзе и пошел к наставнику.

– Наставник, – обратился он к Сюаньцзану, – старший брат говорит, что жители селения, находящегося неподалеку, готовят еду для монахов. Но как быть с конем? Не доставим ли мы лишние хлопоты этим добрым людям? Понадобится и сено, и зерно! К счастью, ветер утих и туман рассеялся. Вы посидите здесь, а я тем временем принесу сочной травы, мы сперва покормим коня, а уж потом пойдем просить пропитание…

– Ступай и быстрее возвращайся, – ответил Танский монах.

– Брат! – сказал Сунь Укун. – Там кормят только благообразных монахов, так что прими другой облик.

Чжу Бацзе произнес заклинание и превратился в низкорослого тощего монаха. Держа в руках деревянную колотушку в форме рыбы, он стал стучать в нее, напевая в такт гнусавым голосом: «О великий бодисатва!»

Тем временем чудовище вобрало в себя ветер и туман, приказало всем бесенятам расположиться кольцевым строем у большой дороги, притаиться и ждать путников. На свою беду, Чжу Бацзе вскоре оказался в этом кольце. Бесенята кинулись на него, окружили и давай хватать кто за одежду, кто за пояс.

– Да перестаньте вы меня хватать, – кричал Чжу Бацзе, ничего не понимая, – не тащите! Я побываю у всех вас, зайду поесть в каждый дом.

– Что же это ты собираешься есть? – загалдели бесенята.

– Да ведь у вас здесь кормят монахов, вот я и пришел, – ответил Чжу Бацзе.

– Ах вот в чем дело! – вскричали бесенята. – Ты решил, что тут кормят монахов! А тут как раз наоборот, их едят. Мы все – здешние горные оборотни – охотимся только за монахами, хватаем их, тащим к себе, сажаем в клеть-парилку, варим на пару и поедаем. А ты вздумал у нас поживиться!

«Опять надула меня противная обезьяна», – подумал Чжу Бацзе, принял свой первоначальный облик, вытащил из-за пояса вилы и принялся колотить ими куда попало. Бесенята отпрянули от него и что было духу помчались к своему главарю.

– О великий князь! Беда! – закричали они. – На гору явился монах, аккуратненький такой, мы сказали, что схватим его, сварим на пару и съедим, а он вдруг превратился в чудище с длинным рылом и огромными ушами, с щетиной на хребте, схватил вилы и, вращая их колесом в воздухе, стал бить ими куда попало, бессовестный! Так напугал нас, что мы прибежали к тебе, великий князь, доложить об этом.

– Не бойтесь! – успокоил их оборотень. – Сейчас я сам выйду, погляжу на него!

Размахивая железным вальком, оборотень вышел к Чжу Бацзе и стал его разглядывать. Тот в самом деле был ужасно безобразен.

Расхрабрившись, оборотень крикнул:

– Ты откуда явился и как прозываешься? Живо отвечай, если хочешь, чтобы я пощадил тебя!

– Я ученик Танского монаха и вместе с ним иду на Запад за священными книгами. Ты еще не знаешь, какой огромной силой я владею! Как стукну тебя своими вилами – от тебя мокрое место останется!

– Значит, ты ученик Танского монаха! – заорал оборотень, выслушав Чжу Бацзе. – Слыхал я, что у твоего учителя очень вкусное мясо, и давно собирался схватить его с тобою вместе, но ты сам явился! Так уж теперь пощады не жди! Видишь, какой у меня валек?

– Скотина ты этакая! – закричал Чжу Бацзе. – Не иначе как ты из рода красильщиков!

– С чего это ты взял? – спросил оборотень.

– Ну как же, – ответил Чжу Бацзе, – иначе ты не держал бы в руках валек.

От подобной дерзости оборотень пришел в ярость, набросился на Чжу Бацзе и принялся его колотить.

И вот в горном ущелье разыгрался жестокий бой.

Чжу Бацзе так распалился, что не заметил даже, как бесенята окружили его.

Между тем Сунь Укун решил посмотреть, что делает Чжу Бацзе, выдернул у себя шерстинку, превратил ее в своего двойника, оставил его рядом с Танским монахом, чтобы тот ничего не заметил, а сам взлетел высоко в воздух и оттуда увидел, что Чжу Бацзе, окруженный бесами, с трудом от них отбивается.

Сунь Укун на облаке помчался к месту боя, а Чжу Бацзе, завидев его, приободрился и нанес оборотню сокрушительный удар.

Тот не устоял и, прихватив своих бесенят, покинул поле боя.

Сунь Укун быстро вернулся к наставнику, а спустя немного явился и Чжу Бацзе.

– Что с тобой? – спросил Танский монах. – Ты ведь собирался нарвать травы для коня, а пришел в таком истерзанном виде.

– Это меня старший братец подвел, – отвечал Чжу Бацзе. – Он сказал, чтобы я пошел в селение, где кормят монахов, а вместо селения я увидел там оборотня с целой оравой бесенят. Пришлось мне сразиться с ним. Но тут, видно, Сунь Укуна совесть заела, и он пришел мне на помощь, а один я непременно потерпел бы поражение.

Они еще немного поговорили, собрали свои пожитки и снова двинулись в путь.

Между тем оборотень, потерпев поражение, направился прямо к себе в пещеру и погрузился в молчание. В пещере, оказывается, было еще много других бесенят – дворовых слуг. Все они вышли к своему повелителю.

– О великий князь! – воскликнули они. – Ты всегда возвращался радостный и довольный. Что же сегодня рассердило тебя?

– Дети мои! Всякий раз, как я обходил дозором гору и мне попадался кто-нибудь под руку: человек ли, зверь ли – все равно, я ловил их и тащил домой, чтобы кормить вас, – сказал оборотень, – а сегодня мне не повезло: столкнулся я с достойным противником.

– Кто же он, этот достойный противник? – спросили бесенята.

– Монах, ученик Танского наставника из восточных земель, который следует за священными книгами, – отвечал оборотень. – Зовут его Чжу Бацзе. Он так хватил меня своими вилами, что я не устоял против него и проиграл битву. Экая досада! Мне уже много раз доводилось слышать о том, что тот, кто отведает мяса Танского монаха, обретет бессмертие. Не ожидал я, что он нынче окажется на нашей горе. Хорошо бы его схватить, сварить и съесть. Да вот ученики мешают.

Едва произнес он последние слова, как вперед выскочил один из бесенят, раза три громко всхлипнул, а затем столько же раз хихикнул.

– Ты что? – сердито прикрикнул на него старый оборотень. – То скулишь, то ржешь, что это значит?

Бесенок опустился на колени и сказал:

– Великий князь, ты только что изъявил желание вкусить мяса Танского монаха, но ведь его невозможно съесть!

– Почему? – спросил оборотень.

– Если бы его можно было съесть, – бойко возразил бесенок, – он не добрался бы до нашей горы: его давно съели бы другие оборотни. Все дело в том, что его сопровождают трое учеников.

– А ты их знаешь?

– Знаю, – отвечал бесенок, – старшего ученика зовут Сунь Укун, младшего – Шасэн, а этот, Чжу Бацзе, его второй ученик.

– Чем же отличается Шасэн от Чжу Бацзе? – спросил старый оборотень.

– Да почти ничем, – ответил бесенок.

– Ну а Сунь Укун?

Тут бесенок прикусил язык.

– Боюсь сказать! – промолвил он наконец. – Этот Сунь Укун владеет волшебством многих превращений! Это он пятьсот лет тому назад учинил великое буйство в небесных чертогах, и с ним не могли справиться правители духов двадцати восьми созвездий, начальники девяти небесных светил, предводители духов двенадцати главных звезд, пять сановников и четыре советника Небесного владыки, правители Восточного и Западного Ковшей, два небесных духа юга и севера, властители пяти горных вершин и четырех больших рек, а также духи – полководцы небесного воинства! Как же ты осмеливаешься думать о том, чтобы полакомиться мясом Танского монаха?!

– Откуда ты все это знаешь? – с удивлением спросил оборотень.

– Когда я жил в пещере Львиного верблюда вместе с великим князем, правителем той пещеры, он хотел съесть Танского монаха. Тогда Сунь Укун ворвался к нему в пещеру со своим посохом, и от несчастного князя остались одни косточки, пригодные только для игры. Хорошо, что я вовремя улизнул через черный ход, явился сюда и ты, великий князь, приютил меня. Вот почему я и знаю о Сунь Укуне.

Выслушав эти слова, старый оборотень от страха изменился в лице. Не зря говорится: «Даже великий полководец страшится пророчества». Да и как было не испугаться оборотню, когда он услышал все это не от кого-нибудь, а от собственного слуги!

И вот когда всех обуял страх и ужас, из рядов бесенят вышел еще один бесенок, который подошел к старому оборотню и сказал:

– Великий князь! Не досадуй и не бойся! Если хочешь съесть Танского монаха, обожди немного, и я придумаю, как изловить его!

– Как же ты думаешь поступить? – спросил оборотень.

– Я предложил бы действовать по плану, который называется «Разделить цветок сливы по лепесткам».

– Что это значит? – удивленно спросил оборотень.

Бесенок стал объяснять:

– Всех бесов и бесенят, находящихся в этой пещере, надо собрать вместе, из тысячи отобрать сотню, из сотни – десяток, а из десятка – только троих, самых смышленых. Пусть они примут твой облик, великий князь, наденут такой же шлем, облачатся в такие же латы и вооружатся таким же вальком, после чего притаятся в трех разных местах. Один из них вступит в битву с Чжу Бацзе, другой – с Сунь Укуном, а третий – с Шасэном. Таким образом бесенята отвлекут от Танского монаха троих его учеников, а ты, великий князь, тем временем поднимешься в воздух и, свесившись с облака, схватишь самого Танского монаха, причем с такой же легкостью, как достают вещи из сумы или муху из воды.

Слова бесенка пришлись по душе старому оборотню.

– Ты отлично придумал! – воскликнул он. – Если только мне удастся поймать Танского монаха, назначу тебя предводителем головного отряда моего войска!

Бесенок земно поклонился и поблагодарил своего повелителя за милостивое обещание, а затем вызвал всех бесов и отобрал троих самых смышленых. Приняв облик старого оборотня, все три беса вооружились железными вальками и устроили засаду.

Тем временем путники прошли уже довольно большое расстояние, как вдруг услышали какой-то резкий звук. На дорогу выбежал бесенок и бросился к Танскому монаху.

Сунь Укун закричал:

– Чжу Бацзе! Хватай оборотня!

Впопыхах Чжу Бацзе не разобрал, настоящий это оборотень или ненастоящий, и пустил в ход свои вилы. Наскакивая друг на друга, они вступили в бой на склоне горы. В это время в траве что-то зашуршало, на дорогу выскочил другой бесенок и тоже кинулся к Танскому монаху.

– Наставник! – воскликнул Сунь Укун. – Дело дрянь! Чжу Бацзе своими подслеповатыми глазами проглядел оборотня. Придется мне отогнать его, а то он того и гляди тебя схватит!

Поспешно достав свой посох, Сунь Укун выбежал навстречу бесенку, а тот, размахивая вальком, пошел на Сунь Укуна. Оба сцепились тут же на лужайке, и, когда бой был в разгаре, Сунь Укун услышал за спиной резкий свист ветра. Вслед за этим на дорогу выскочил еще один бесенок и тоже побежал к Танскому монаху. Шасэн заметил его и испуганно воскликнул:

– Наставник! Видно, у Сунь Укуна и Чжу Бацзе в глазах помутилось: оба они проглядели оборотня. Держись крепче на коне, пока я не изловлю его!

Не разбираясь что и как, Шасэн вытащил свой волшебный посох и преградил дорогу оборотню. Оба они, охваченные яростью, схватились. Крики, брань, бряцание оружия и шум битвы постепенно стали удаляться. Танский монах, сидя верхом на коне, вскоре остался один на дороге, а старый оборотень, находившийся в воздухе, протянул к нему свои лапы с цепкими, как когти, пальцами и схватил. После этого он словно вихрь умчался со своей добычей. Несчастный Танский монах! Вот уж поистине:

Прижав вниз край облака, оборотень подтащил Танского монаха к пещере и крикнул:

– Начальник!

На зов сразу же отозвался тот самый бесенок, который придумал, как захватить Танского монаха. Он подбежал к своему повелителю и опустился перед ним на колени.

– О, я не смею! Я недостоин! – бормотал он, отбивая поклоны.

– Зачем ты так говоришь! – сказал оборотень. – Твой план удался на славу, и я сдержал слово: произвел тебя в начальники. Забирай Танского монаха и вели слугам припасти свежей воды, вычистить котел, запасти топлива и развести огонь. Мы его сварим, съедим и обретем бессмертие.

– Великий князь, пока еще нельзя его есть, – сказал начальник отряда.

– Почему нельзя? – спросил оборотень.

– Если об этом узнает Сунь Укун, – отвечал бесенок, – он даже драться с нами не станет, а возьмет свой посох с золотыми обручами и проткнет нашу гору, получится огромная дыра, вся гора развалится, и тогда нам некуда будет деться!

– Что же ты предлагаешь? – спросил старый оборотень.

– По-моему, надо спрятать Танского монаха на заднем дворе, привязать его к дереву и не кормить дня два-три. Во-первых, за это время у него прочистятся все внутренности, а во-вторых, мы посмотрим, не явятся ли за ним его ученики. Если не явятся и мы узнаем, что они ушли совсем, мы снимем его с дерева, сварим и съедим.

– Пожалуй, ты прав, – сказал старый оборотень.

После этого Танского монаха уволокли на задний двор и привязали к дереву.

– Братья мои! – стенал Танский монах. – Где вы, на каких горах ловите злых духов-оборотней? По каким дорогам гонитесь за ними? Дьявол изловил меня, и я терплю невыносимые муки. Встретимся ли мы еще когда-нибудь?

Вдруг кто-то, привязанный к соседнему дереву, окликнул его:

– Уважаемый наставник! И ты оказался здесь?

– Кто ты? – глотая слезы, спросил Сюаньцзан.

– Я – дровосек, третьего дня меня захватил властитель этой горы и привязал к дереву. По моим расчетам, сегодня он должен меня съесть.

У Танского монаха вновь закапали слезы.

– О дровосек, дорогой, – промолвил он, – твоя смерть не причинит никому ни забот, ни беспокойства, а вот мне не умереть с чистой душой.

– Как же так? – с удивлением сказал дровосек. – Ведь ты, наставник, покинул мир сует, у тебя нет ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. Отчего же ты не можешь умереть с чистой душой?

– Видишь ли, я из восточных земель послан Танским владыкой на Запад поклониться Будде и испросить у него священные книги, – отвечал Танский монах, – дабы успокоить бесприютные души грешников, мятущиеся в подземном царстве. Если меня лишат жизни, разве не убьет это надежду, которую возлагает на меня мой государь-повелитель? Разве не причинит моя смерть огорчение подданным моего государя? Ты не знаешь, какое безграничное множество душ, умерших от несправедливой обиды, томится в преисподней. Моя смерть лишит их надежды на то, что их жалобы будут услышаны, и они во веки веков не удостоятся высшего перерождения. Как же смогу я принять смерть с чистой душой?

– Наставник! – сквозь слезы отвечал дровосек. – Тебе и в самом деле тяжело умереть, но мне еще тяжелее. Моя мать рано овдовела, и, кроме меня, у нее никого нет. Я единственный ее кормилец. А ей сейчас восемьдесят три года. Кто же позаботится о ней, кто ее похоронит, если меня лишат жизни? О, горе! О, горе!

– О, бедный! О, несчастный! – плача, вскричал Сюаньцзан. – Служить государю – все равно что служить родителям. Ты скорбишь о милости, оказанной тебе родителями, а я – о милости, оказанной мне государем!

Но оставим пока Танского монаха и дровосека и вернемся к Сунь Укуну. Он одержал победу над бесенком-оборотнем и помчался к наставнику. Но того и след простыл, остался только белый конь да узлы с поклажей. Сунь Укун взял поводья, взвалил на спину поклажу и стал подниматься в гору. Он взобрался на одну из вершин и огляделся.

Если хотите знать, удалось ли Сунь Укуну разыскать своего наставника, прочтите следующую главу.