«Ядра и гранаты проводили кровавые борозды в рядах врагов, но они снова смыкались и с новой силой… стремились форсировать переправу».

Англичане к 11 часам только приближались к русским позициям. Почти полчаса ушло на формирование боевого порядка и оценку обстановки, после чего Раглан дал столь долгожданную команду начать наступление. Примерно в 13.30 британская пехота подошла к русским позициям на милю. По воспоминаниям Пэджета, атака началась в 13.40, а сражение закончилось в 16 часов или около этого.

Французы поняли, что британцы «в деле», когда в дивизии Наполеона услышали далекий странный звук, к которому они успели привыкнуть за время общения с союзниками, — волынки. Стало ясно, что, окончательно проснувшись, английские войска, преодолевая одну за другой цепи невысоких поросших травой холмов, шаг за шагом сокращали расстояние, отделявшее их от Альмы.

В отличие от французов, совершавших глубокий обходной маневр, англичане должны были осуществлять давление на центр и усиленное — на правый фланг русских войск. Но, как можно догадаться, английский командующий избрал худший в данной ситуации вариант прямого давления на центр русской позиции. Всякие тактические «выкрутасы» Раглан посчитал излишними.

Учитывая почти идеально ровный рельеф местности, раскинувшейся перед английскими войсками, он использовал привычную линейную тактику, выбрав построение в две линии с выделением резерва. Наступление началось с рубежа, отдаленного от русских позиций почти на 2–3 километра. В это время французы уже почти два часа вели бой на плато, что подтверждает в своих воспоминаниях один из сержантов 19-го полка, слышавший во время подхода к Альме перестрелку на правом (французском) фланге.

Но даже сейчас Раглан торопился не спеша. Сомерсет Калторп считал действия своего именитого патрона разумными, а в данной ситуации оправданными. По его мнению главнокомандующий не спешил вводить британскую пехоту в зону эффективного огня русской артиллерии до того времени, пока не прояснится ситуация у Сент-Арно.

 

ПОСТРОЕНИЕ БОЕВОГО ПОРЯДКА

Общая схема

Легкая дивизия

1-я (Гвардейская) дивизия

Кавалерия: Легкая бригада

4-я дивизия (резерв)

___

2-я дивизия

3-я дивизия

По дивизиям и бригадам

2-я дивизия (генерал-лейтенант сэр Джордж Де Ласи Эванс)

2-я бригада (генерал Пеннефатер): 95-й полк, 55-й полк, 30-й полк — 1-я бригада (генерал Адамс): 49-й полк, 47-й полк, 41-й полк

Легкая дивизия (генерал-лейтенант сэр Джордж Браун)

2-я бригада (генерал Буллер): 77-й полк, 88-й полк, 19-й полк — 1-я бригада (генерал Кодрингтон: 23-й полк 33-й полк 7-й полк

3-я дивизия (генерал-майор сэр Ричард Ингленд)

2-я бригада (генерал Эйри): 1-й, 28-й, 44-й — 1-я бригада (генерал Джон Кемпбел): 4-й, 38-й, 50-й

1-я дивизия (генерал-лейтенант герцог Кембриджский)

2-я (Шотландская) бригада (генерал Колин Кемпбел): 79-й, 93-й, 42-й — 1-я (Гвардейская) бригада (генерал Бентинк: Колдстрим. гвардия, Гв. фузилеры, Гв. гренадеры

Кавалерия (Легкая бригада лорда Кардигана)

17-й ул., 11-й гус., 8-й гус., 13-й лег.др.

4-я дивизия (генерал-лейтенант сэр Джордж Каткарт)

1-я бригада (генерал Торренс): 20-й 21-й 68-й 46-й полк — 2-я бригада (не участвовала в сражении): 57-й полк 4-й легкий драгунский полк

Перед фронтом и правым флангом Легкой дивизии бригады развернулись две роты Стрелковой бригады (майор Артур Лоуренс), на левом фланге — еще две роты стрелков (майор Норкотт).

Стык Легкой и 2-й дивизий вскоре потерял интервал. В результате, как вспоминал подполковник Лайсонс, сразу за 7-м полком, «внахлест», шел 95-й. Им так и придется в сражении быть рядом, иногда помогая друг другу, иногда сменяя один одного.

3-я и 4-я дивизии составляли резерв. При этом 4-я дивизия генерала Катакарта в сражении не принимала участия. Равная по силе бригаде, она не приближаясь к первой и второй линиям ближе, чем на милю. По сути своей это была не дивизия, а сплошное недоразумение.

С 4-й дивизией шел 1-й батальон (4 роты) Стрелковой бригады (подполковник Хорсфорд), приданный бригаде генерала Торренса. Его как укомплектованного молодыми солдатами и добровольцами из других частей решили активно в бою не использовать, поручив охрану тыла. 1енерал Каткарт, служивший ранее со стрелками, был рад видеть их у себя в дивизии и всячески отмечал. Каждая из бригад получила по две роты 1-го батальона.

В интервалах бригад двигалась артиллерия, которая должна была сопровождать колесами и поддерживать огнем свою пехоту. Батареи занимали место за правым флангом своих бригад.

Первая линия шла в развернутом фронте, вторая — в колоннах.

Кавалерия под общим командованием лорда Лукана находилась в резерве, следуя за левым флангом британского боевого порядка в готовности отразить угрозу со стороны русской кавалерии, официально прикрывая фланг и тыл, а на деле в конечном итоге «…не играя никакой роли в сражении. Раздосадованными и обиженными на судьбу, просидели всё время в седлах как зрители».

 

НАЧАЛО АТАКИ: ТОРЖЕСТВО РУССКОЙ АРТИЛЛЕРИИ

Теперь настало время сказать свое веское слово сыновьям «Туманного Альбиона», и они не заставили себя долго ждать. Красные мундиры линейной британской пехоты и зелёные куртки легкой замелькали перед Альмой около часа дня. Вначале англичане двигались колоннами, но на дистанции дальнего пушечного выстрела развернулись в «две линии с резервами», прикрывшись густой цепью стрелков.

По воспоминаниям участников и впечатлению очевидцев, настроение у солдат было приподнятым, они рвались в бой, горя желанием как можно скорее скрестить штыки с русскими и расчистить себе дорогу к желанной и, казалось, близкой цели — Севастополю.

Подполковник Артур Лоуренс. Командир 1-го батальона Стрелковой бригады. 

Однако многим из них так и не удалось увидеть этот город. Никогда.

Перед началом атаки англичан лорд Раглан еще раз встретился с маршалом Сент-Арно для уточнения действий союзников. Французский главнокомандующий торопился. Его батальоны уже завязали тяжелый бой на плато, обходя русский левый фланг, отжимая его от моря. Все, что интересовало СентАрно, так это намерение британцев совершить обход правого фланга русских. Ведь вчера только об этом договорились. Было очевидно, что если Раглан решится на подобные действия, то русским ничего не останется, как отходить.

Но Раглан хранил интригу, доводя ситуацию до глупости. По воспоминаниям генерала Брауна, присутствовавшего при разговоре, он уклончиво ответил на вопросы Сент-Арно о своих окончательных планах, ставя под сомнение возможность каких-либо обходных действий, оправдываясь превосходством русских в кавалерии. Кажется, для него не существовало никакого иного варианта действий, кроме как лобовой атаки русской позиции. Этим решением он бездумно подписал смертный приговор нескольким сотням британских солдат…

После короткой встречи главнокомандующие расстались. Скромная свита Сент-Арно двинулась к 1-й дивизии. Многолюдное окружение Раглана осталось на месте.

Свитская кавалькада английского главнокомандующего была зрелищем, со стороны поражавшим своей парадностью. Штаб генерала лорда был эффектен. Больше 60 человек в парадной форме сопровождало его. В свиту собрались все, в том числе и те, кому пребывание там было совершенно необязательно. Тут были «сливки общества», которым присутствие в штабе командующего казалось гарантией самого короткого и безопасного пути к славе и почету. Многие были связаны родственными отношениями. Например, подполковник Сомерсет Калторп, адъютант и племянник одновременно. В многоцветие мундиров вплетались и несколько цивильных костюмов.

Кто-то сказал лорду, что подобная толпа будет лишь помехой в управлении войсками, тем более, что многие из офицеров и чиновников не только являлись лишними, но и постоянно пытались лезть со своими советами и замечаниями. Раглан к этому отнесся вполне спокойно. Он только сказал с обычной для него невозмутимостью: «Позвольте им остаться. Скоро мы войдем в зону артиллерийского огня — и лишние сами исчезнут. Будьте в этом уверены».

Как в воду глядел. После того, как в боевые порядки британцев врезалось первое пушечное ядро, выпущенное из русского орудия, подполковник Сомерсет Калторп посмотрел на часы. Был ровно 1 час 30 минут.

Подняв голову от циферблата, Калторп с удивлением констатировал, что свита главнокомандующего уменьшилась ровно наполовину. Вокруг Раглана остались только те, кому должность предписывала находиться рядом. Остальных «вольных туристов» не было видно до самого конца сражения. Они с удивлением узнали, что на войне иногда убивают, а потому желание остаться живым победило желание выглядеть героем. Даже совершенно гражданский человек Уильям Рассел не обделил сей факт вниманием: «Я проехал верхом к правому флангу через фронт бригады Кодрингтона, чтобы примкнуть по возможности к сэру Ди Лэси Ивенсу, и приближаясь к дороге, увидел сильно поредевший штаб лорда Раглана, но не по вине неприятеля».

Первые сотни метров, пройденные британской пехотой, не внушали страха. Хотя они слышали отдаленную перестрелку, всё это казалось не более чем приключением. Безоблачный день, яркое солнце, свежий ветер с моря. Во 2-й дивизии в 55-м полку подполковника Уоррена солдаты даже попытались подстрелить бегавших то тут-то там зайцев. Англичане даже не думали, что скоро пожалеют о бесполезно потраченных патронах, когда останутся с почти пустыми патронными сумками.

Постепенно спускаясь по пологой местности к северному берегу Альмы, английские полки первой линии вошли в зону действия огня батарей центра и правого фланга русских, артиллерия которых немедленно открыла огонь ядрами с предельной дистанции: «…а через какой-нибудь час началась и у нас перестрелка — англичанин двинулся». Едва первые линии англичан, преодолев гребень пологой возвышенности, прошли сто ярдов, как лейтенант батареи 1-й конной артиллерии Ванде- лир увидел взвившийся над русскими позициями дым, а затем в строй британской пехоты врезалось русское ядро. К счастью, от первого выстрела никто не пострадал. Но офицера поразила пугающая точность, с которой на большой дистанции почти с первого выстрела русские артиллеристы накрыли цель. Он отметил выучку русских артиллеристов и дальнобойность их орудий. Подтверждение правильности его выводов просвистело через минуту. Следующий снаряд попал в их батарею, разрушив зарядный ящик, с расстояния не менее трех тысяч ярдов.

Ванделир сделал вывод, что ими были промерены все дистанции и намечены рубежи огня.

Об этом же подумал и офицер Гвардейских гренадер Джордж Хиггинсон. Вскоре и к нему прилетело подтверждение, оправдавшее их самые худшие ожидания. Одно из следующих ядер ударило в расчет орудия, развернувшегося на фланге гвардейцев, снеся голову наводчику, безжизненное тело которого рухнуло на зарядный ящик.

Джеймс Томас Брунделл, 7-й граф Кардиган. В сражении на Альме — командир Легкой бригады кавалерийской дивизии. Рис. Френсиса Гранта. 

Бригадный генерал Дж. Кемпбел. В сражении на Альме — командир бригады в 3-й дивизии. Фото Р. Фентона. 1855 г.

В этот момент 2-я дивизия Эванса находилась примерно в километре северо-восточнее деревни Бурлюк, а Легкая дивизия Брауна — в двух километрах от реки. Этим дивизиям первым пришлось в полной мере оценить силу русской артиллерии, которая, постепенно пристреливаясь, все точнее и точнее накрывала огнем английскую пехоту.

Увиденное потрясло Уильяма Рассела: «Весь наш правый фланг затмили тучи черного дыма от горящей деревни, а фронт русской линии над нами только что взорвался вулканом пламени и белого дыма — грохот нашей артиллерии стал непрерывным. Мы могли слышать густой поток летящих снарядов, эти ужасные глухие звуки от их падения на землю, визг злобных снарядов и треск деревьев, сквозь которые они продирались с неудержимой яростью и силой; щепки и град камней отлетали от стен впереди нас. Неприятель, определив дальность нашей цели, тут же открыл огонь всерьез, а наша артиллерия начала им отвечать. Посреди этого урагана огня мы получили приказ наступать. Зазвучали горны, земля словно разверзлась и закишела солдатами…».

Особенно тяжело пришлось дивизиям, когда в дело истребления британцев включились все, кто мог это делать: артиллерия всех калибров и стрелки.

Рядовой Ашервуд увидел, как одно из первых ядер ударило в строй гренадерской роты 19-го полка. На землю рухнули изувеченные тела рядового Кеча и лейтенанта Ардлама.

Видя, что англичане не собираются обходить правый фланг русских, а наоборот, сжимаются к центру, к центральной батарее, по приказу Горчакова (или Квицинско- го) перебросили еще две артиллерийские батареи: легкие № 3 и №4 14-й артиллерийской бригады, которым возле Суздальского полка применения не было и, по всей видимости, не намечалось.

Старший офицер 88-го полка английской пехоты. 1854 г.

Тимоти Гоуинг красочно и точно рассказывал о том, как по мере продвижения усиливалась сила огня русской артиллерии.

«До полудня мы продвигались ровным шагом, в колоннах побригадно, с Легкой и Второй дивизией во главе. Я не в силах описать своих ощущений непосредственно перед битвой. Как только в нас полетели вражеские снаряды, мы галантно разомкнули ряды, давая им пролететь; вежливость и на поле боя не помешает. Наступление продолжалось, но нам пришлось порядочно поработать ногами, уворачиваясь от ядер. Наконец, русские принялись палить прямой наводкой и появились первые жертвы. Помню, меня замутило, я трясся, как осиновый лист и, вынужден признать, чувствовал себя весьма неуютно; но счастлив заверить, что это чувство прошло, как только я разгорячился. Захватывающая битва оказалась в действительности весьма тошнотворным зрелищем».

А тошнить было от чего. Дополнительные 16 орудий (а всего по британцам теперь вели огонь 46) быстро превратили прибрежную равнину в подобие ада.

Шедший в строю 88-го полка Натаниель Стивенс, обратил внимание, что русский огонь был точным и постепенно усиливавшимся.

В 55-м полку, едва только развернулась линия, русская граната разорвалась в строю 6-й роты. Были убиты ее командир капитан Шей и трое солдат рядом с ним.

На крымскую землю полилась английская кровь, в воздухе начали летать оторванные конечности, с учащающейся регулярностью проносясь над головами молодых людей, многие из которых впервые услышали свист ядер и пуль, увидели разрывы гранат. Одним из таких, кто боролся со своим страхом, заполнившим душу и сжимавшим сердце, но шел вперед, был рядовой 7-го Королевского фузилерного полка Томас Тол. Завербовавшись в армию в 1853 г., он в 1854-м едва имел 19 лет от роду.

Не менее впечатлительным был 26-летний лейтенант этого же полка Роберт Хибберт. Это была его первая кампания, и всё, о чем он думал — как вернуться домой живым. Ему казалось, что шансы на это таяли с каждым шагом, приближавшим его к Альме.

Были солдаты постарше и поопытнее — как рядовой Томас Уолкер из 95-го полка. В свои 26 лет он уже числился ветераном, за плечами была служба в Китае. Но там была экспедиция, а здесь война.

Даже некоторые закаленные в боях солдаты 2-го батальона Стрелковой бригады, единственные, кто имел за спиной опыт кампаний Кафрской войны в Южной Африке, впервые столкнулись со столь яростным боем. Идущий в цепи стрелков сержант Лайч, на чьей груди уже висела медаль «Южная Африка. 1853 г.», почувствовал, что намечается что-то гораздо серьезнее, чем то, с чем ему приходилось иметь дело раньше. Хотя опыт сержанта был большой, разверзнувшееся через несколько минут «свинцовое цунами» немало удивит его.

Пока же один из этих самых лучших 2-го батальона Лайч шел, привычно разгребая ботинками траву, внимательно рассматривая противоположный берег реки, стараясь не пропустить выстрел пока еще невидимого русского стрелка. Справа и слева пылили его солдаты, иногда перебрасываясь ничего не значащими фразами.

Рядовой 28-го полка английской пехоты 1854 г.

Огонь русской артиллерии не сильно их волновал. Всё, что прилетало к британцам, пролетало над головами «зеленых курток», периодически разрываясь в боевых порядках линейной пехоты или рядом с ними. Лайч еще не привык к новому нарезному ружью, которое батальон получил совсем недавно в июне-июле во время переброски в Крым, заменив ими старые Брауншвейгские карабины. Парадоксально, но именно те, кому новые системы оружия были нужнее всего, получали их одними из последних. 1-й батальон Стрелковой бригады поменял Р. 1851 на Р. 1853 лишь весной 1855 г.

И совершенно неведомо было этому молодому парню, что спустя более чем 155 лет после Крымской войны комплект наград сержанта 1-го (потом 4-го) батальона Стрелковой бригады Лайча (J. Leach) уйдет «с молотка» на аукционе в Дублине. Среди них будет и медаль за Крым с планкой «ALMA».

Первые потери были небольшими, но были. Вскоре число оставшихся неподвижно лежать за строем тел в красных мундирах стало возрастать. Русские ядра иногда вырывали из строя по нескольку человек. Это не доставляло британцам особой радости. Вопли раненых постепенно начали вписываться в шум боя, став через несколько часов едва ли не основными аккордами музыки сражения.

Но пока еще только начало боя, и красные пятна — лишь отдельные вкрапления в пейзаж. Поэтому сейчас английским солдатам не столько страшно, сколько интересно. Страх заглушался азартом. Его усиливало и то, что некоторые английские офицеры привезли с собой даже породистых охотничьих собак. Собаки, как безумные, носились по полю, гоняясь за русскими ядрами. Особенно впечатляла всех борзая капитана Формана из Стрелковой бригады. Натасканная на зайцев, она с лаем загоняла их. Стрелкам, как и их коллегам из 55-го полка, удалось подстрелить нескольких, и счастливцы с гордостью цепляли их на ремень, надеясь на сытный и вкусный ужин после боя. Увы, но многим было суждено умереть голодными.

Генерал-лейтенант Пеннефатер с офицерами штаба (капитаны Винг, Лайард, Элисон, полковники Вилбрахэм, Херберт, майор Таквел и доктор Вуд). На Альме — командир бригады 2-й дивизии. Фото Р. Фентона. 1855 г. 

С одной из таких псин связана история, которая не могла произойти ни в одной другой армии мира, кроме английской. В строю полка Гвардейских фузилеров шел и полковой пес по кличке Боб — всеобщий любимец. Испугавшись разрывов снарядов, он метнулся в сторону и после нескольких перемещений оказался в строю 44-го полка. Там его приняли, обласкали, накормили, и Бобу это настолько понравилось, что он предпочел веселую компанию солдат армейской пехоты суровым порядкам гвардии. Гвардейские фузилеры записали его в списки пропавших без вести (не шутка, в списке потерь полка, которые вы можете увидеть в конце этой книги значится единственный рядовой — это и есть Боб). Через несколько недель, разобравшись и выяснив, собаку вернули в гвардию о чём доложили рапортом в Лондон.

Над полем боя царило возбуждение. Солдаты эмоционально встречали каждый разрыв, оглашая окрестности бранью, быстро окрестив русские батареи именами наиболее скандальных сержантских жен, попутно давая шутливые советы офицерам, каким способом нужно ехать верхом, чтобы избежать попадания.

Но еще через пару сотен шагов британцам стало совсем не до шуток. В батальонах стали разрываться русские гранаты, некоторые долетали даже до второй линии. Медвежьи шапки фузилеров гвардии зашатались — и на землю рухнул первый раненый рядовой Элайя Райченс. 1-й дивизии было приказано остановиться и лечь.

А русская артиллерия продолжала «веселиться». В подтверждение высокой оценки работы русских артиллеристов можно привести впечатления тех, кто ощутил ее результаты на себе. Думаю, что о победе никто из них уже не думал. Сержант Ричард Ибсли, 47-й полк: «…когда ядра начали свистеть над нашими головами…, это вынудило нас броситься в дым горящей деревни и искать укрытия за каменной стенкой…».

Сержант 19-го пехотного полка Чарльз Ашервуд, говоря о том, что первыми же попаданиями были тяжело ранены (у обоих раздроблены ноги) рядовой и офицер из гренадерской роты, был в ужасе от бушевавшего через несколько минут «…железного шторма».

Командир конной батареи капитан Уолпул Ричардс как артиллерист профессионально оценивал ситуацию, отмечая качественную работу русских коллег:

«Русские успели установить множество белых вешек, по которым и наводили теперь орудия.

Как следствие, 24-фунтовые ядра рвались в самой гуще наших рядов; повсюду взрывались снаряды, один из которых, просвистев аккурат над моей головой, рассыпал целый дождь осколков.

Однако меня не задело, хотя кое-какие из них попали в мою ташку, оцарапали голову лошади и порвали мне мундир».

Повезло не только Ричардсу. Русская граната разорвалась в середине свиты Брауна. По счастливой случайности осколки не зацепили ни одного из офицеров, но адъютант (Лайсонс) приказал всем лишним покинуть свиту генерала:

«Вы привлекаете ядра!». Второго напоминания не потребовалось.

Таких свидетельств масса. Гоуинг обращает внимание на то, что чем ближе подходили англичане к Альме, тем более тяжелым становилось их положение.

«…Мы находились прямо под вражеским огнем, и бедные наши ребята падали замертво совсем близко от меня. На подступах к деревне Бурлюк, что находилась на нашей стороне реки (на правом берегу), мы заметили, что мерзавцы подожгли ее; но мы по-прежнему наступали…».

Очевидцы вспоминали, что путь, который пришлось проделать британцам от Альмы до русских позиций, после сражения напоминал широкую дорогу, отмеченную красными пятнами убитых и раненых солдат. Русская артиллерия буквально опустошала строй британской пехоты.

Генералы Горчаков и Квицинский с вершины Курганной высоты видели, как ядра и гранаты проводили кровавые борозды в рядах врагов, но они снова смыкались и с новой силой, под прикрытием густой цепи штуцерных и батареи, поставленной за дымившимися развалинами Бурлюка, выстраивались и стремились форсировать переправу».

Бригадный генерал Буллер. На Альме — командир бригады Легкой дивизии. Фото Р. Фентона. 1855 г.

Генерал-лейтенант Дж. Браун. Командир Легкой дивизии. Фото Р. Фентона. 1855 г. 

Потери исчислялись не только убитыми. Многие английские пехотинцы считали строй не самым надежным укрытием и предпочитали покинуть строй, найдя более спокойное место. Больше всего страдали 19-й, 23-й, 33-й, 7-й и 95-й полки.

«Моему полку… пришлось идти сначала в наступление через горящую деревню под настоящим ливнем пуль и артиллерийских снарядов, разрывающихся вокруг нас», — писал родным капитан Б. Фэншоу.

По мере приближения к русским позициям открыли огонь английские артиллеристы батарей, находившихся в интервалах бригад первой линии. Результат был плачевным: две английские батареи, открывшие огонь по русским из боевых порядков пехоты 2-й дивизии, оказались неэффективными. Малая дальность стрельбы не позволяла им подавить батареи Меншикова.

Со времени битвы при Ватерлоо англичане не концентрировали столь значительное число орудий. Вначале боя батарея Е вместе с батареями В и G своими пушками поддерживала продвижение бригады Кодрингтона в направлении русского укрепления. Считается, что именно ее орудия произвели первые выстрелы англичан на Альме. Вскоре стало понятно, что малая мощность британских 9-фунтовых пушек не позволяет им тягаться с артиллерией русской батарейной №1 батареи 16-й артиллерийской бригады, тем более прикрытой эполементом. В артиллерийской дуэли погиб лейтенант Коккерилл, убитый ядром (умер уже после сражения из-за ампутации ноги). Его упоминает в своих воспоминаниях лейтенант Уолпул Ричардс, констатируя, что все погибшие офицеры в артиллерии были убиты ядрами. Ричардс не прав — убит был только Коккерилл, остальные были в различной степени тяжести ранены или контужены.

Фредерик Стефенс в письме брату говорил, что английские пушки не могли соперничать по мощности с русскими и, сделав буквально несколько выстрелов, прекратили огонь.

Рядовой Королевской конной артиллерии Хорн не ожидал, что на Альме будет столько страшного. Еще вчера его орудие сделало первые выстрелы по русской кавалерии на Булганаке — и вся грядущая война виделась молодому парню такими перестрелками. 20 сентября он увидел разницу: «Так много для первого знакомства с войной… Как только мы оказались на расстоянии пушечного выстрела, они загремели один за другим. Гранаты и ядра свистели мимо нас, как молнии. Враг поджег деревню, чтобы ослепить нас. Наши пушки оказались слишком слабыми, и поэтому не было никакой возможности выбить противника, кроме как штыками».

Зато над головами англичан в сторону русских с оглушительным ревом просвистели ракеты, оставляя дымные следы. Это по приказу Раглана начала действовать ракетная батарея, обстрелявшая район Курганной высоты через головы собственной пехоты. Калторп утверждал, что ракеты вызвали если не панику, то замешательство среди русских. В воспоминаниях же русских участников сражения об этом эпизоде вообще не говорится. Пожалуй, Калторп выдает желаемое за действительное. Но нужно сказать, что ракеты поддерживали свою пехоту едва ли не до самого конца боя. К сожалению, данные по их расходу найти пока не удалось.

Офицеры Стрелковой бригады. Рис. Орландо Нори. 1854 г

Английское 9-фунтовое полевое орудие. Королевский музей артиллерии

Рассел утверждал, что выглядело это впечатляюще: «То тут, то там ракеты, с пламенными, хвостами и густым вьющимся белым дымом, с Вулвич. пронзительным визгом летели на крупные батареи неприятеля».

После того как вместо ядер стали разрываться гранаты, произошло то, чего не ожидали британцы, но что было естественным следствием плохого управления войсками со стороны дивизионных командиров. Плотность и интенсивность огня русских батарей, демонстрирующая, что артиллерийские реформы в императорской армии все-таки не были ошибочными, оказывала серьезное моральное воздействие на противника. Альма наглядно показывала, что несмотря на качественное изменение стрелкового оружия артиллерия продолжает главенствовать на поле боя, пожиная свою кровавую жатву, и неурожайных лет у нее в ближайшее время не предвидится. Огонь артиллерии русских был такой силы, что сводил с ума английских солдат, пытавшихся найти укрытие от него где угодно.

Оказавшись под разрывами гранат, некоторые британские солдаты, которые, как образно выразился Кинглейк: «предпочли чести собственную безопасность», стали искать укрытие где только это было возможным. А всего лишь через несколько сот метров их уже терпеливо поджидала русская картечь…

Начавшись с воодушевлением, атака англичан вскоре потеряла свою стройность. Уже никто не шутил в строю, предпочтя молитву богохульству.

Правофланговый в Легкой дивизии 7-й Королевский фузилерный смешался с оказавшимся совсем не там, где он должен был быть, отбившимся от своей бригады 95-м полком. Попытки офицеров навести порядок привели к окончательному конфузу — два полка безнадежно перемешались. Первая линия затормозилась. Лорд Раглан был вынужден остановить 1-ю и 3-ю дивизии. В это время англичане уже были под пулями морского стрелкового батальона, штуцера которого им весьма досаждали, и застрельщиков, которые, засев за стенами и стволами деревьев, вели интенсивный огонь по стрелкам британцев, не давая последним ни единого шанса на возможность движения вперед. Английским пехотинцам казалось, что местность перед ними просто напичкана стрелками, огонь которых вместе с осколками гранат и картечью «косил их у Альмы сотнями».

Они еще не видели противника, а пули сотнями пели свою смертельную песню над их головами, вырывая из строя то одного, то другого. Вероятно, в это время (может, четвертью часа раньше) саперы 6-го саперного батальона начали поджог построек Бурлюка: «…глядим — горит Бурлюк; а к мосту идут их колонны. Дело, значит, начинается».

Начало пожара удачно совпало с подходом британской пехоты. Этого сюрприза Раглан не ожидал. Генерал-майор Эванс приказал бригаде Адамса двумя полками (41-м и 49-м) с батареей обойти горящий поселок справа, с западной стороны, а сам с бригадой Пеннефатера (30-й, 55-й и 95-й), 47-м полком Адамса и батареей начал обходить пожар с востока. При этом продолжилась невероятная путаница, в результате которой сам Адамс вышел к центру английских линий, где окончательно запутал свои батальоны. Когда первая линия британцев достигла Альмы, боевой порядок был настолько перемешан, что в некоторых местах достигал шестнадцати человек в глубину.

Английские батальоны сосредоточились на участке не более 500–800 м по фронту. Офицерам было уже не до наступления, им оставалось только не растерять своих солдат в дыму. Некоторые из молодых командиров совершенно растерялись.

Генерал-майор Бентинк. Командир Гвардейской бригады 1-й (Гвардейской) дивизии. Фото Р. Фентона. 1855 г.

 

СТОЛПОТВОРЕНИЕ У МОСТА, или ЧТО ЗНАЧИТ ВОВРЕМЯ УСТРОИТЬ ПОЖАР

Едва англичане дивизиями первой линии приблизились к Бурлюку, как он загорелся: так говорит об увиденном подполковник Лайсонс из 23-го полка. Сюрприз для британцев был, может быть, и ожидаемым, но неприятным. 

Не имея информации о положении дел у французов, но понимая, что что-то явно пошло не по плану, Раглан остановил движение бригад. Поскольку полки находились под сильным огнем русской артиллерии, им было приказано лечь. В этом, может быть, неудобном, но вполне безопасном положении англичане находились продолжительное время. Хибберт, например, утверждает, что не менее полутора часов, хотя явно драматизирует ситуацию. Калторп называет гораздо меньшее время — 20 минут. По крайней мере, более часа это не могло продолжаться. Ровно за такое же время были опустошены патронные сумки русских стрелков.

А теперь вспомним о посланных Канробером к Раглану офицерах. Действительно, судя по книге Хибберта, все это время Раглан «…получал доклады о том, в каком затруднительном положении оказались союзники». Реакцию нетрудно предсказать. Удивительно, но он, кажется, испытывал от этого некоторое удовольствие, выслушивая французских и, кстати, собственных офицеров с «невозмутимой вежливостью».

В конце концов, терпение Сент-Арно стало не выдерживать. Он лично направил к Раглану своего адъютанта, который «…заявил, что если не принять меры к ослаблению давления на войска дивизии Боске, французы будут вынуждены принять «компромиссное решение». Враг любого пустословия, Раглан попросил офицера выразиться яснее. Тогда тот пояснил, что Сент-Арно опасается, как бы не пришлось отойти».

Есть другой вариант ответа и, зная эмоциональность полковника Трошю, очень хочется в него верить. Красиво звучит. Почти как ответ французского гвардейского полковника Веллингтону при Ватерлоо. Так вот, в этой редакции ответ французского офицера был более чем конкретен'и звучал дословно так: «Лорд! Мы в дерьме!».

С этого времени английского главнокомандующего новости не радовали совсем. Мало того, что и его пехота уже одной ногой стояла в том же веществе, что и французы, но и всё же судьба сражения была под реальной угрозой. А это значило, что вся кампания могла рухнуть, толком и не начавшись. В этом случае союзная армия обрекала себя на гибель. Еще полчаса-час бесчинств российских артиллеристов — и все, отступление к Булганаку, берега которого уже обильно удобрены тем самым…, в котором французы себя ощущали.

Кажется, до Раглана стало доходить происходящее. Амбиции ушли на второй план. Уже было не до того, чтобы пощекотать нервы зазнавшимся французам. А тут еще проклятый Бурлюк, подожженный русскими саперами, разгорался, дым от горящих построек закрыл интервал между дивизией Леси Эванса и 3-й дивизией союзников.

Генерал-майор Колин Кемпбел. На Альме — командир Шотландской бригады 1-й (Гвардейской) дивизии. Фото Р. Фентона. 1855 г.

Британская пехота в сражении на Альме. Сер. XIX в. 

Сент-Арно, поняв, что из прострации Раглана вывести будет трудно, решил напрямую попросить поддержку (усилить давление) у генерала Эванса, действовавшего на стыке союзных войск. Эванс, уже пообщавшийся с Канробером и Наполеоном, оказался более понятливым, чем его патрон, но перед фронтом его дивизии дымил поселок, в дыму которого исчезли минимум два батальона, за ним виднелись большие массы русских войск, и пока он пытался если не навести порядок в своих полках, то хотя бы разобраться, где они находятся, время было упущено.

Пожар, столь удачно подготовленный русскими саперами, сыграл свою коварную роль. Мало того, что пламя и дым исключили из зоны действия внушительный участок, но и удачно подставили наступающих под артиллерийский огонь. В результате почти две дивизии оказались стиснутыми на рубеже, которого было достаточно для развертывания фронта только одной бригады. Сказалась неопытность Кодрингтона и других британских командиров, терявших в результате бестолковых перестроений на изобиловавшей препятствиями местности возможность трезво осмысливать происходящее. Иногда англичане намекают на повальную близорукость своих генералов. Думаю, они им льстят.

Дальше — больше. Выходя из зоны обстрела, первая линия британской пехоты инстинктивно начала принимать вправо, входя в границы наступления французов (дивизии принца Наполеона), которые, очевидно, ошибочно, приняв Бурлюк за цель атаки дивизии Леси Эванса, также начали смещение.

Русские стрелки столь успешно действовали против своих коллег — «зеленых курток» английской Стрелковой бригады, что вынудили батальон подполковника Лоуренса сместиться левее. Это случилось по инициативе самого командира, убедившегося, что стрелки, которые пытались достать русских пулями, вскоре поняли, что дым не дает точно целиться. Лоуренс приказал своим солдатам примкнуть штыки и атаковать несколько зданий, находившихся неподалеку от Альмы, чтобы очистить их от русских. Когда «зеленые куртки» ворвались во дворы и прочесали прилегающие виноградники, они с удивлением убедились, что там никого нет. Русские находились ближе к Альме.

1-й полк в сражении на Альме. Рис. Ричарда Симкина. 

Кстати, британская армия была, пожалуй, единственной, где в английской языковой лексике команда «Примкнуть штыки!» по-разному звучала для стрелков (’’Fix swords!”) и пехотинцев (“Fix bayonets!”).

Русские источники часто утверждают, что мост был разрушен или частично разрушен. Это неправда хотя бы потому, что британская артиллерия благодаря мосту оказалась на противоположном берегу в самый нужный момент сражения. То, что пехота англичан сразу же не перешла по нему на южный берег, произошло не потому, что мост уничтожен или хотя бы горел, а потому, что любой, ступивший на него, становился первым потенциальным кандидатом на заседание Суда Божьего. Действительно, согласно истории 95-го Дербиширского полка солдаты нескольких рот форсировали Альму вброд, так как на настиле моста свирепствовала русская картечь, оставляя мало шансов любителям сухой обуви невредимыми перебраться на противоположный берег.

Это не преувеличение. С позиции Владимирского пехотного полка солдатам был хорошо виден праздник смерти на Альминском мосту.

«Мы взяли под приклады. Двинулись они на мост, и вся наша артиллерия открыла по ним огонь, так и рвет у них ряды; на мосту смерть такая, что и — боже мой! — нам виднехонько».

Дивизия Эванса в дыму потеряла направление наступления. Бригада генерала Пеннефаттера неожиданно превратилась в дивизию, получив в свои боевые порядки два «бродячих» пехотных полка из 3-й дивизии.

Зато потерялся 95-й Дербиширский полк. Попав в дым горящего Бурлюка «Лесники Шервуда» (неофициальное прозвище полка) приняли влево, отделившись от остальных полков своей бригады. Вскоре бродящий одиноко 95-й полк оказался в районе моста, затем присоединился к дивизии Брауна, но вскоре и от нее отбился. Проделав столь сложный путь, дербиширцы и солдаты Стрелковой бригады вышли на дальность выстрела застрельщиков — бородинцев и стали первыми противниками лейб-егерей. Не остались без дела две роты 6-го стрелкового батальона, открывшие огонь во фланг «лесникам».

Но и это было не всё. Потеряв возможность двигаться вперед, оставшись на совершенно открытом месте, 95-й полк понес серьезные потери от огня русской артиллерии. Из 11 раненых офицеров полка больше половины имели тяжелые ранения, у двоих были оторваны конечности. В истории с Дербиширским полком много непонятного, но совершенно ясно одно: потеряв ориентировку в дыму горящего Бурлюка, войдя в границы другой бригады и длительное время просто топчась на месте, полк оказался буквально разорванным огнем русских орудий.

Шедший в двухстах метрах впереди 55-й полк страдал не менее. Офицеры попросили командира полка полковника Уоррена слезть с лошади и не подвергать себя опасности, но он словно оцепенел и не двигался, хотя ядра, пули и осколки гранат пролетали рядом с ним. Он не пошевелился даже когда картечная пуля сорвала с его плеча эполет.

В результате нескольких попыток выйти из обстрела «лесники» оказались левее и сзади 7-го Королевского фузилерного полка — перед самым мостом через Альму. Дым, разъедающий глаза, и невыносимое пламя перекрыли фронт движения дербиширцев — и до конца сражения они действовали изолированно от своей бригады. Естественно, что ни о каком строе говорить уже было нельзя. Все красивые красные шеренги, изображенные на многочисленных рисунках английских художников, — вымысел. Одно из немногих, в чём нельзя не согласиться с Кинглейком, это его определение построения большинства британских батальонов в этот момент «толпа». То, что биограф Раглана прав, можно убедиться, взглянув на один из небольшого числа рисунков, сделанных участниками сражения. Один из них — капитан Генри Клиффорд. Сомнений нет, Кинглейк прав.

55-й полк хоть и отбился от своей бригады, но сумел появиться впоследствии «в нужное время и в нужном месте», поддержав попавший в тяжелое положение 7-й полк. Но и его потери были тяжелыми. Майор Роуз, который в ходе наступления не расставался с молитвенником, был смертельно ранен и найден уже умершим в винограднике.

Вторым к батальонам, обложившим мост, «прибился» 30-й полк, тоже одним из первых попавший под огонь русской артиллерии. Кстати, и ему неприятностей добавили стрелки Бородинского полка.

Адамс оказался прав, отправив 41-й и 49-й полки обходить горящую деревню справа, почти смыкаясь с французами. Для них дым пожара сыграл даже некоторую положительную роль, прикрыв от огня русской артиллерии, сделав потери незначительными. По воспоминаниям капитана 41-го Уэльского полка (в будущем генерала) Вильяма Аллена, потери полка были совершенно незначительными. В противоположность им 47-й полк продолжал топтаться перед Бурлюком, потеряв из-за дыма направление движения.

Сражение на Альме. Бой у моста. Рис. Генри Клиффорда. 

Пожар Бурлюка сделал свое коварное дело. Название этой никому до сражения неизвестной деревни вошло даже в теорию военного искусства как пример действий у селений, прикрывающих переправу через реку.

На руку русским оказалось и направление ветра. Признаюсь, у меня нет метеосводки на 8 (20) сентября 1854 г., но определить его в этот день и сегодня не так сложно, как это кажется некоторым из моих «дежурных» критиков. Просто нужно внимательно читать то, что пишут участники сражения. Такие детали помогают восстанавливать истину. А «метеорологов» как минимум двое. Например, Бейтнер, говоря, о выдвижении Московского пехотного полка к назначенной позиции вдоль расположения русских войск, упомянул ветер, дующий в лицо. Фронт полка, развернувшись к морю, ощутил, как ветер с него «…помчался на нас сильными порывами». Английский лейтенант Пид говорит о легком бризе, дувшем вдоль долины. Как видите, направление и даже силу ветра определить несложно: нужно лишь внимание и желание.

Даже тем, кто, казалось, был вдалеке, было не легче. Лейтенант Роберт Хибберт в километре от огня ощущал себя оказавшимся на открытом месте во время шторма, сопровождавшегося сильнейшим градом. Все бы ничего, но свинцовые градины укладывали на землю то одного, то другого солдата.

Дым закрыл всю долину так плотно, что солдаты шедшей последней 4-й дивизии не видели ничего происходившего впереди. До них доносились только оглушительные выстрелы русских тяжелых орудий, на фоне которых выстрелы британских 9-фунтовых орудий выглядели слабым треском.

Выходившие из дыма английские солдаты внезапно для себя оказывались под пулями стрелков и бородинцев или попадали под беспощадную картечь русских батарей. Все, кто выскакивал из дыма и появлялся перед фронтом Бородинского полка, ружейным огнем и картечью загонялись обратно. Тела некоторых английских пехотинцев были обнаружены после сражения сильно обгоревшими среди остатков построек. Очевидно, это были раненые, которые либо не смогли из-за потери сил покинуть места пожара, либо потеряли сознание в дыму.

Преимущество нарезных «Энфилдов» было сведено к нулю. Превосходство же менее дальнобойных, но более скорострельных ружей образца 1845 г., которыми в основном была вооружена русская пехота, не могло реализоваться в полной мере по причине устаревшей тактики: залпы батальонных колонн были громкими, но малоэффективными.

Некоторые британские историки называют дым горящего Бурлюка одной из главных причин, затруднивших выполнение задачи, приведшей к тому, что первая атака британцев захлебнулась еще на подходе к Альме.

 

СТОЛПОТВОРЕНИЕ У АЛЬМЫ, или ПРАЗДНИК РУССКОЙ АРТИЛЛЕРИИ

По мере приближения англичан к стрельбе стрелков и штуцерных присоединилась 1-я рота штабс-капитана Шилова из 4-го батальона Бородинского полка, до этого момента «…все время бездействовавшего». Один из дивизионов по команде штабс-капитана залпами открыл огонь по британцам. Слева англичанам досаждали выстрелы казанских егерей.

Стрелки двух рот Лоуренса сосредоточили огонь на расчетах русских орудий. То ли сами солдаты поняли, что, не заставив замолчать орудия, они никогда не перейдут Альму и их просто перебьют перед рекой, то ли кто-то из умных командиров это им приказал, неизвестно.

Про «перебьют» — это не просто эмоции и не просто красивое слово. Как, кстати, и действия «зеленых курток» против батарей. Генерал Тотлебен считал, что с этого времени, когда в дело вступили английские и французские стрелки, вооруженные дальнобойным нарезным оружием, потери в орудийных расчетах возросли.

«Неприятельская артиллерия, действовавшая по нашим войскам ядрами и преимущественно гранатами, наносила им, однако же, далеко меньший вред, нежели цепь стрелков, и потери от огня артиллерии были ничтожны в сравнении со страшными потерями от штуцерного огня».

Штаб лорда Раглана в сражении на Альме. Рис. Орландо Нори. 

По всей видимости, потери, которые понесли легкие № 1 и № 2 батареи 16-й артиллерийской бригады, во многом их работа.

Шедшая на мост бригада Пеннефатера, встреченная ружейным и пушечным огнем, понеся значительную потерю, смешалась и в полном беспорядке отступила за Бурлюк. Но неприятельские стрелки, скрываясь за каменными оградами садов, открыли огонь и в скором времени уже стали проникать в виноградники, лежавшие на левом берегу. Меткий штуцерный огонь английских стрелков наносил нашим войскам страшные потери и особенно вредил двум легким батареям, расположенным впереди Бородинского полка, левее большой дороги.

Русские впоследствии отмечали, что если сомкнутый строй британской линейной пехоты ядра и гранаты успешно рассеяли по окрестным садам и заборам, то возникла проблема борьбы артиллерии с рассыпным строем пехоты: «Артиллерия, поражаемая огнем густой цепи с расстояния, превышающего дальность картечного выстрела, по необходимости должна была действовать картечными гранатами, которых у нас имелось при легких батареях всего 15; притом стрельба этим снарядом весьма медленна; обыкновенные же гранаты наносили рассыпному неприятельскому строю самый незначительный вред, и только когда неприятель подводил свои войска под картечный выстрел, артиллерия оказывала полное свое действие. Несмотря на пересеченную местность, артиллерия наша картечью наносила весьма чувствительный вред как рассыпному неприятельскому строю, так и поддерживающим его сомкнутым войскам. Но зато опять, в то время когда расстроенный неприятель был отбит и когда совокупным усилием пехоты с артиллерией нужно было довершить его расстройство и поражение, артиллерия, уже понеся потери в людях и лошадях, часто не могла действовать с прежней эффективностью».

По этой причине часто батареи из опасения быть захваченными неприятелем должны была заранее сниматься с позиции. Сейчас трудно говорить, насколько оправданно было уводить пушки. Во всяком случае, аналогия с Бородинским сражением и легендарным приказом Кутайсова «орудия не свозить, последний выстрел — картечью в упор» в данном случае некорректна. Условия разные. Если бы к батарее подошел батальон, построенный в колонну, тогда, может быть, и да. Но охотиться за каждым стрелком, перебегающим к тому же с места на место, бессмысленно. То есть совсем как в поговорке: из пушки по воробьям.

О действиях русских артиллеристов, чьими усилиями и была, в основном, отбита или остановлена атака англичан, следует сказать отдельно. Во время публичных чтений генерала Крыжановского для офицеров гвардейской артиллерии в 1858 г. им были отмечены две наиболее успешные батареи в Альминском сражении. Первая — легкая № 4 батарея 17-й артиллерийской бригады подполковника Кондратьева, которая успешно «реабилитировалась» после «успешной» стрельбы по собственной кавалерии на р. Булганак за сутки до Альминского сражения. О ее действиях мы говорили уже много, и, наверное, нет смысла повторять очевидное.

Вторая — № 2 легкая батарея 16-й артиллерийской бригады. Эта батарея, поставленная «…на важной позиции в 170 саженях против моста через р. Альму у села Бурлюк, действием дальней картечи два раза отбила стремительные атаки англичан на мост, причинив им значительный урон. Батареей было выпущено 130 картечей».

Много это или мало? В России возимый боезапас на орудие в артиллерии середины XIX в. был почти неизменным со времени наполеоновских войн и составлял 120 зарядов. Из них большая часть — гранаты и ядра. Картечные выстрелы имелись в количестве 15 на орудие. Таким образом, почти все они были выпущены по неприятелю. А если учесть, что в батарее было только 6 орудий? А если подумать, что из стволов не только картечь вылетала, но и ядра и гранаты?

Рядовой 41-го Уэльсского полка в сражении на Альме. 

Конечно, утверждать, что сражения на Альме было проиграно подобно битве при Лоди потому, что, по словам Шарнхорста, «…артиллерия израсходовала все свои заряды и лишилась возможности действовать в самую тяжелую минуту», нельзя. Все войны посленаполеоновского периода отличались относительно небольшим расходом боеприпасов в артиллерии вплоть до 1870 г.

Все участники сражения единодушно констатируют успешную работу русских артиллеристов: русская артиллерия в пусть даже проигранной Альме уверенно доказала свой статус лучшей в мире. «Пылающий Бурлюк и сильная артиллерия Бородинского полка, расположенная на возвышенности, долгое время затрудняли наступление дивизии Леси-Эванса, а потому центр английской армии опередил свой правый фланг».

Даже не обремененный русофильством Хибберт считает причинами неудачи первой атаки британцев, кроме пожара Бурлюка, тактических ошибок и местности, еще огонь русской артиллерии (и, кстати, в подтверждение высказанной мной выше версии — точные выстрелы стрелков).

«Путь дивизии Лэси Эванса преградил горящий поселок. Генералу пришлось отправить два полка под командованием генерала Адамса в обход его справа. Другая часть дивизии должна была выполнить такой же маневр слева под градом пуль и шрапнели. Полуразрушенные стены и отдельные уцелевшие дома мало спасли от огня. У русских артиллеристов на другом берегу был хороший обзор, они прекрасно видели, как солдаты группами передвигаются от укрытия к укрытию. Наступление было медленным и кровопролитным. Полки только 2-й бригады потеряли четверть личного состава, прежде чем достичь берега Альмы. Многие были погребены под руинами разрушенных пушечным огнем стен и заборов».

Русская артиллерия по качеству применения в Альминском бою стояла на голову выше остальных войск, в том числе и пехоты. Приученные не приковываться к одной позиции, самим искать для себя наилучших задач, артиллерийские офицеры обеспечивали хорошую поддержку тем пехотным частям, которым были приданы их батареи.

В течение часа атака британцев, постепенно превратившись в дезорганизованный натиск, была успешно отбита: «…Английские войска, встреченные сильным огнем наших батарей и штуцеров, поспешно повернули назад».

Русские не только остановили Эванса, но и задержали Легкую дивизию.

«Полки Брауна… двинулись к реке, но встреченные рассыпанными в цепь нашими стрелками и, отчасти, правой батареей Бородинского полка, в беспорядке отступили». Генерал Свечин отмечает, что в первой фазе сражения «Русские успешно отбили все фронтальные атаки англичан несмотря на перевес их сил…»

Это, кстати, лучший ответ тем, кто упрямо считает перевес союзников в нарезном оружии основной причиной поражения русской армии при Альме. Пример Бородинского полка демонстрирует, что при сочетании заграждений, огня артиллерии и пехоты, особенно действовавшей в рассыпном строю, оборона русских была не только стойкой, но и успешной. Атака двух английских дивизий была отбита одним огнем.

Возможно, дело пошло бы лучше, расчлени полковник Верёвкин строй хотя бы на ротные колонны. Скученность, малоподвижность и трудноуправляемость были бедой русской армии, сопровождавшей ее всю кампанию в Крыму.

В этом отношении она отставала даже от турецкой, в которой было обычным делом рассыпать в цепи не только стрелков, но и целые пехотные батальоны, как, например, в декабре 1853 г. в сражении при Четати. Пехота многих русских полков рассыпному строю начала обучаться только на Альминской позиции. Но «…так как устав был построен на устарелых и трудно применимых основаниях, то войска по- прежнему теряли время попусту и ничему не выучились». В результате Бородинский егерский все сражение на Альме провел в батальонных колоннах, тщетно выжидая возможности для штыковой атаки.

При этом «…град штуцерных пуль наносил громадное поражение Бородинскому полку и стоявшим около него батареям». Этот пресловутый «поиск» штыкового боя, выжидание возможности сближения для действий холодным оружием дорого стоили русской армии во время Крымской войны. Потери неприятеля от штыковых ран были совершенно мизерными, думаю, не более 1% от всех убитых и раненых во время кампании (исхожу от постепенного снижения этого процента до 0,4% во время франко-прусской войны 1870–1871 гг.).

В то же время потери от постоянного нахождения в сомкнутом строю угробили (трудно подобрать другое слово по отношению к людям, чья смерть была настолько же бессмысленной, насколько и славной) тысячи.

Итак, на правом фланге первая фаза сражения однозначно оставалась за русскими.