Альма

Ченнык Сергей Викторович

АТАКА ЛЕГКОЙ ДИВИЗИИ

 

 

ПЕРЕД АЛЬМОЙ

Вторая фаза сражения связана прежде всего с действиями Легкой дивизии. Им было тяжелее, ибо рассчитывать на свою артиллерию, в отличие от французской, было трудно. Со своих позиций 9-фунтовые английские пушки не могли обстреливать тяжелые русские орудия, безнаказанно истреблявшие английскую пехоту, по совершенно непонятным причинам остановившуюся в виноградниках. Англичане теряли строй, постоянно перестраивались — то ложились, то поднимались. «Наши пушки были слишком слабы, — писал своим родителям рядовой Хорн из Королевской конной артиллерии, — …поэтому укрепления пришлось брать ружьями и штыками».

Три английские батареи ничего не могли сделать, и пехота продолжала движение, будучи совершенно не прикрытой артиллерийским огнем. Вначале боя батарея Е вместе с батареями В и G своими пушками поддерживала продвижение бригады Ко- дрингтона в направлении русского укрепления. Именно ее орудия произвели первые выстрелы англичан на Альме. Вскоре стало понятно, что малая мощность британских пушек не позволяет им тягаться с артиллерией русской батарейной № 1 батареи 16-й артиллерийской бригады, тем более прикрытой эполементом. В артиллерийской дуэли погиб лейтенант Коккерилл, убитый ядром.

Но если бы только эти двенадцать орудий. В разгар атаки по приказу князя Горчакова справа и слева от позиции батарейной №1 батареи развернулись легкие № 3 и № 4 батареи 14-й артиллерийской бригады.

Уже после войны один из рядовых 33-го полка бригады Кодрингтона вспоминал: «…я ползаю между виноградными лозами и собираю виноградины, потому что мои запасы воды кончились час назад и мой рот пересох от соленой свинины, которая единственное, что я могу есть в течение всего дня. Русские отчаянно препятствуют нашему движению вперед, пули щелкают о листья винограда и поднимают грязь вокруг наших тел, …к счастью, есть дым и мы должны продолжать идти вперед, идти дальше… внезапно я теряю равновесие на берегу и скатываюсь вниз по семифутовому откосу, удерживая гроздь винограда в зубах… всплески от пуль окружают меня… трагическое зрелище скользит рядом со мной. Это мертвый солдат на спине с остекленевшими широко открытыми глазами и черным облаком, вытекающим из его живота…».

Солдаты 23-го Уэльского фузилерного полка — участники Крымской войны. Фото после 1865 г. 

Очевидно, автор имел возможность испытать на себе всю «прелесть» картечного огня русской артиллерии.

Британцам, особенно малоопытным солдатам, впервые оказавшимся под выстрелами, пришлось тяжело. Часто их поведение провоцировало новые неоправданные потери. Что делает человек, когда вокруг него или рядом с ним оказываются разорванные тела, вырванные внутренности, конечности и прочие «прелести» торжества артиллерии? Он останавливается, это естественная реакция человека на подобное. Если хотите, психология. Остановившись, солдат или превращается в мишень, увеличивая потери, или, если успевает, прячется за ближайшее укрытие (часто просто ложится на землю), тем самым нарушая строй, ослабляя боевую способность подразделения.

Продвижение Легкой дивизии усложнялось еще и тем, что из виноградников приходилось постоянно выбивать засевших там русских стрелков, своим огнем достававших солдат из линейных рот.

Зато когда английским стрелкам удалось вытеснить их оттуда, немедленно подошла артиллерия, открывшая огонь по русским батальонам. Огонь велся на максимальной дальности, артиллеристы опасались накрыть собственную пехоту. Удачнее всех действовала батарея С Королевской конной артиллерии.

Видимо, только с подходом артиллерии на дистанцию верного выстрела англичанам удалось подготовить успешную атаку, завершившуюся взятием русской батареи.

Миф о том, что артиллерия полностью потеряла свое значение, оказывался несостоятельным. Генерал Бургойн вообще считал это величайшим заблуждением. И тому, по его мнению, было несколько причин. Прежде всего невозможность сделать из каждого солдата снайпера, способного вести точный и спокойный огонь на дистанции от 800 до 1000 м. Солдат середины XIX века, в основном, не обладал такими способностями производить баллистические вычисления, как современный (да и то не каждый). Потому уделом основной массы пехоты был огонь на дистанциях от 200 до 300 м (как, кстати, и сегодня, в эпоху автоматического оружия). В то же время артиллерия при всех ее недостатках могла гарантированно накрывать цель на предельных для стрелкового оружия дистанциях, используя разного типа боеприпасы.

Добавим сюда и психологическое воздействие. Потому Бургойн и считал, что тот генерал, который верил, что пехота, вооруженная винтовкой, сможет заменить артиллерию, глубоко заблуждался.

Неизвестно, сколько пролежали под пулями фузилеры, но постепенно огонь начал слабеть — как и стрелки, опустошив патронные сумки, начали отходить моряки. По одной версии, они не могли найти свои патронные ящики, что вполне возможно: по какому-то разгильдяйству моряки вышли на позицию, имея только носимый боезапас.

Солдаты Стрелковой бригады продвинулись вперед, а фузилеры, подгоняемые командирами, броском перешли Альму и, прикрывшись 10-футовым берегом, начали переводить дух. Склон обеспечивал некоторую защиту от огня русской пехоты и артиллерии. До изрыгающего смерть Большого редута оставалось еще не более 400 ярдов. Но физические и моральные силы были на исходе. Усталые солдаты, продвигаясь в густых зарослях виноградников, хотя потеряли всякий строй, все же чувствовали там хоть и призрачную, но защиту. Выйдя на открытый берег, они оказывались прямо перед орудийными стволами. Те, кто не находил в себе силы воли перейти через Альму, заползали обратно в кусты, где под свист пуль пытались утолить жажду свисавшими в изобилии виноградными гроздями.

Тем, кто был беспечен, доставалось. Едва подполковник Лоуренс с адъютантом лейтенантом Россом подъехали к высокому берегу реки, за которым лежали их стрелки, как под обоими были убиты лошади. Не рискнув и дальше демонстрировать безупречную храбрость, офицеры укрылись под берегом рядом с солдатами.

Бригадный генерал Кодрингтон. В сражении на Альме — командир бригады в Легкой дивизии. Фото Р. Фентона. 1855 г. 

Бригадный генерал Кодрингтон, находившийся в интервале между 23-м и 33-м полками, изо всех сил старался взять в свои руки управление бригадой, находившейся к тому времени в 500–600 метрах от русской позиции. «Примкнуть штыки и вперед в атаку!!!» — громко кричал он. То же орали своим подчиненным командиры 7-го и 33-го полков подполковники Леси Ио и Блэйк, дублировавшие команды.

Для британской пехоты мелководная Альма стала непреодолимой преградой, переход через которую требовал большого мужества. О чем и сказал фузилер Гоуинг: «Скорострельность восточных и западных вражеских батарей была очень высокой, так что на подступах к гласису мы оказались окутанными клубами дыма и почти ничего не видели. Всего шестьсот ярдов отделяло нас от пушечных жерл; гром войны грохотал уж совсем близко, а смерть, как известно, любит толпу. Потери среди фузилеров как 7-го, так и 23-го полка были ужасны. И все же только смерть могла остановить эту прославленную пехоту. 14 орудий тяжелого калибра палили нам во фронт, другие обстреливали с флангов — в общей сложности около 42-х орудий сеяли смерть в наших рядах. Не счесть, сколько наших погибло, карабкаясь по скользким склонам холма, или срывалось под градом выстрелов вниз, или тонуло в водах Альмы».

Гоуинг несколько (и значительно) преувеличил число орудий, обстреливавших бригаду. Если бы Кодрингтона накрыл огонь семи батарей, то можно было бы смело вычеркивать все три полка из списков британской армии. Хотя и преуменьшать силу огня тоже не стоит. Гоуинг не говорит о 33-м пехотном герцога Веллингтона полке, которому атака батареи стоила большего числа офицеров, чем он потерял при Ватерлоо, за доблесть в котором и получил имя прославленного герцога, более известного своим сравнением пехоты с соломой и потому нещадно бросавшего ее в топку войны.

Веллингтон был настолько влюблен в 33-й полк, что его имя было дано части на годовщину сражения при Ватерлоо в 1853 г. 28 февраля 1854 г. полку вручили новое знамя с именем Веллингтона, его гербом и девизом, а на следующий день отправили на погрузку в Крым. Служить в полку считалось делом почетным, что привлекало туда определенную часть выходцев из знатных фамилий. Одного из них русская картечь отправила «в гости к Богу» недалеко от берега Альмы — это был и один из представителей наиболее породистой британской аристократии потомок герцогов Манчестерских (Монтегю) — 20-летний (родился 7 февраля 1834 г.) лейтенант Френсис Дю Пре.

Знамя 23-го Уэльского фузилерного полка с которым полк сражался на Альме. Из коллекции полкового музея Уэльского фузилерного полка. 

Нужно сказать, что мужество не изменило младшим офицерам британской пехоты, под сумасшедшим огнем изо всех сил требовавших от солдат, искавшим любые укрытия, сохранять боевой порядок и продолжать движение. Вскоре ожесточение боя и стремление к победе овладели рядовыми солдатами, подавляющее большинство которых впервые в своей жизни оказалось под огнем, но никто из них не помышлял об оставлении поля боя.

В этой непростой ситуации 23-й Королевский Уэльский фузилерный полк потерял строй; даже полковое и королевское знамена, которые должны были постоянно находиться рядом, оказались порознь.

Генерал-майор Коннор вспоминал об этом позднее: «…При приближении к первому винограднику был получен приказ зарядить оружие. После этого мы двинулись по склону через виноградник, при этом я срывал грозди, чтобы облегчить свою жажду, поскольку день был необыкновенно жарким. Мы перешли реку, глубина которой в некоторых местах доходила до моих коленей… После пересечения реки лейтенант Анстротер, который нес Королевское знамя, сказал мне: «Полковое знамя и лейтенант Янг отсутствуют». Я ответил: чем быстрее мы доберемся до врага, тем меньшей опасности будем подвергаться, поскольку мы теперь находились под плотным ружейным огнем, и семь из наших офицеров, находившихся, к сожалению, рядом друг с другом, были именно тогда застрелены, среди них несчастный лейтенант Уильям Янг».

Добавим, что, кроме Янга, был убит и энсайн Джозеф Батлер, который нашел силы взять на себя рискованную роль знаменосца.

Давайте еще раз уточним, чтобы не было никаких вопросов, одну из проблем: кто брал русскую батарею? Этот эпизод Альминского сражения столь важен для британцев, что почти каждый из полков, бывший «в деле» 20 сентября 1854 г., в той или иной степени считает себя причастным к этому событию. Итак, батарею атаковали: 19-й полк «Зеленые Говарда» («отбившийся» от бригады Буллера), 23-й Королевский Уэльский фузилерный полк, 33-й герцога Веллингтона полк, отдельные группы 95го Дербиширского полка «Лесники Шервуда» («блуждающие форварды» вообще из другой дивизии, но умудрившиеся на Альме постоянно оказываться там, где нужно, и тогда, когда это было нужно) и, возможно, отдельные группы солдат 7-го Королевского фузилерного полка. При этом участие 33-го полка тоже подвержено сомнению самими англичанами. Например, на схеме, отображающей атаку русской батареи, «веллингтонцев» нет совсем. Там только 19-й (левый фланг), 23-й (центр) и 95-й (правый фланг) полки. Я могу предположить единственное, о чем речь подробнее пойдет ниже и что напрашивается после информации о том, что 33-й полк во время атаки потерял, как мы уже знаем, офицеров больше, чем при Ватерлоо: там просто некому было поднимать солдат и гнать их вперед. И когда три вышеуказанных полка совершали свой «последний и решительный» бросок к батарее, наследники герцога так и остались за скатами южного берега, откуда их вскоре «вычистили» штыки солдат Владимирского пехотного полка.

Сержант Люк О. Коннор в сражении на Альме. Рисунок из коллекции музея 23-го Уэльского фузилерного полка.

 

РАССТРЕЛ ИМЕННОГО ПОЛКА.

Для англичан настал момент истины. Чаши весов удачи вновь замерли, не решаясь качнуться ни в одну, ни в другую строну. А вот то, что произошло потом, заслуживает более подробного описания, ибо, несмотря на кажущуюся незначительность, в ней скрыт один из факторов, склонивших, в конце концов, успех на сторону неприятеля.

Итак, мы имеем кошмарную без преувеличения ситуацию, в которую угодили как минимум три полка английской пехоты. Впереди батарея, ведущая непрерывный огонь, не дающий не то что встать — поднять голову над берегом. Продолжают обстрел и русские пехотинцы. Сзади река и открытое пространство, на котором краснеют тела тех, кому не повезло.

Неожиданно русская батарея дала британцам передышку. Артиллеристы почти прекратили огонь, давая возможность застрельщикам и штуцерным Казанского егерского полка, засевшим на южном берегу Альмы, отойти вслед за моряками к своим батальонам.

Но едва прекратился свист картечи — раздался барабанный бой. Казанский егерский полк начал атаку, выдвинувшись пополубатальонно справа и слева от батареи. Два батальона двинулись на прижатых к берегу фузилеров, два — в сторону моста на 7-й, 95-й и 55-й полки. Еще раз о 95-м: когда мы говорим о дербиширцах применительно к Альме, мы никогда не можем говорить об этом полке как о целостном подразделении, они были всегда и всюду, но никогда в полном составе.

Начни казанцы атаку немного раньше, она могла стать успешной, так как была подготовлена интенсивным артиллерийским огнем, тем более, что британские пехотинцы, поднимавшиеся на берег, только что оставленный русскими стрелками, в неразберихе не могли вести организованный огонь из стрелкового оружия.

Хотя английские солдаты, увидев движение казанцев, вновь хлынули вниз, под укрытие берегового ската, полковые офицеры и сержанты к этому времени начали полностью управлять ситуацией. Сам бригадный генерал Кодрингтон переместился в первую линию бригады, умудрившись уцелеть, хотя и был, мало что верхом, но еще выделялся на общем фоне петушиными перьями на шляпе. Очевидно, дело тут не столько в счастливой судьбе не слишком способного генерала, более известного как путешественника, а в том, что отходящим русским стрелкам было не до стрельбы, даже по столь заманчивой цели.

Постепенно усилиями английских командиров порядок был восстановлен. Оставшиеся до этого времени в виноградниках, самые робкие по одному переходили Альму, пополняя ряды своих рот, и без того разреженные картечью.

Увидев движение казанцев, британские пехотинцы вновь показались берегом, и в течение нескольких минут нарезные «Энфилды» доказали свое неоспоримое преимущество перед штыком.

Это был едва ли не революционный момент военной истории. В мгновение ока в прошлое канул залповый огонь: британские солдаты начали стрелять во всё и во всех, кто находился перед их фронтом. Конические пули с прекрасной баллистикой на короткой дистанции прошивали русских егерей, валя часто по нескольку человек сразу. Я думаю, не много ошибусь, если предположу, что каждые два егерских батальона расстреливали одновременно не менее 1500 ружей (1-й и 3-й батальоны — 7-й, 95-й и 33-й полки; 2-й и 4-й — 33-й, 23-й и отдельные роты 19-го плюс, конечно, стрелки). Темп стрельбы был максимальным. В общей сложности в сторону казанцев производилось как минимум 4000–4500 выстрелов в минуту! В реальности, думаю, больше…

Если читатель хочет себе представить эту картину, но не может, то я попытаюсь ему хотя бы примерно объяснить происходящее. Так вот, на минуту вспомните легендарный фильм «Чапаев». Еще раз напрягите память — атаку «якобы-каппелевцев» помните? Вот всё почти, как у казанцев, даже построение похоже. А теперь еще минуту вашего внимания: как вы думаете, сколько полк, самый лучший, самый стойкий, может выдержать под таким огнем? Ответ не ищите, его нет. Но недолго. Как правило, пока в строю есть кому цементировать боевой порядок, концентрируя вокруг себя силы, не давая распространяться страху. Это офицеры, притом старшие. А все они в первых шеренгах. Так тогда считалось: если очень красиво на параде, значит, совсем уж страшно будет для неприятеля в бою. Это николаевская концепция войны. Концепция красиво обставленной смерти.

Но вот нарвались на тех, кто смог этот страх преодолеть.. Хотя бы на время, потому что потом, уже совсем скоро, английским пехотинцам снова станет страшно, когда на них обрушится всесокрушающая «кувлада» владимирцев. Но сейчас британцы вспомнили, что в их руках великолепное технологическое чудо, произведенное на оружейных заводах в Энфилде. Я не знаю, как они поняли, что их спасение в ураганном огне. Наверное, они просто очень хотели жить. Хотя история знает, что это чисто английская манера ведения огня, доводя его темп до сумасшествия. Ее англичане использовали во всех войнах, в том числе уже и после введения автоматического оружия. Британские солдаты очень хотели выйти с этого поля, на котором многие из них впервые услышали свист пуль, живыми. Пусть в загаженных штанах (представляете, что творили желудки больных дизентерией в состоянии нервного напряжения и диких выбросов адреналина?). Смеетесь? Не нужно — это не смешно, это тоже правда войны.

Дадим слово сухой теории. По ней, атака егерей, даже если бы была проведена азбучно правильно, не имела ни единого шанса на успех. Английская пехота, занимая позицию по берегу Альмы, находилась в естественном земляном укрытии. А окоп, пусть самого незначительного профиля, «…без переднего рва представляет столь хорошее закрытие для стрелков, что если к такому окопу, обороняемому ружейным огнем достаточной силы, должно подходить открыто, хотя бы на расстояние 400–500 шагов, то атака открытой силой лишь редко может иметь успех и всегда будет сопряжена с громадными потерями».

Вот и получилось, всё по писанному: атака казанцев была сорвана, не начавшись. Буквально попытка действовать вопреки канонам военной науки дорого стоила полку. Вмиг егеря остались без управления. Полковой командир полковник Селезнев был убит после первых залпов, два командира батальона (вероятно, 1-го и 2-го) получили смертельные ранения. Потеряв всех старших офицеров, обе колонны казанцев, буквально изрешеченные и истерзанные пулями, отошли, оставив артиллерию без прикрытия. В этой ситуации оставалось только одно: спасать пушки, расчеты которых уже понесли ощутимые потери. Была выбита и часть конского состава.

Русская пушка батарейной №1 батареи 16-й артиллерийской бригады, взятая капитаном Эдвардом Беллом у казарм 23-го Уэльского фузилерного полка. Конец XIX в.

Потеряв управление, солдаты стали делать то, что в этой ситуации делает любой солдат любой армии: метаться, не зная, как поступать дальше.

Будущий Виленский губернатор, а при Альме молодой поручик ротный командир Казанского егерского полка, Виталий Николаевич Троцкий вспоминал (словами биографа), что «…в неудачном для нас Альминском сражении 8 сентября 1854 г. командир полка, батальонные командиры и большинство офицеров были убиты или ранены.

— Ваше благородие! — обратился к нему барабанщик. — Все офицеры убиты, ранены; вы старшой.

— Ну так стань за мной и барабань — соберем батальон.

И таким образом восемнадцатилетний Троцкий вывел из огня батальон, что доставило ему первую боевую награду».

Очевидно, что и история с князем Горчаковым, плеткой избивавшим казанских егерей, рассказанная Панаевым, имела место в то же самое время. По крайней мере история эта имела свое продолжение.

Сержант 23-го Уэльского фузилерного полка — участник Крымской войны. Фото после 1865 г.

Спустя почти полвека в России вспомнили все-таки несурового старика корпусного командира Горчакова. Лупить нагайкой по солдатским спинам — дело не самое героическое, но для генерала, наверное, более привычное. Вспомнили этого самого мальчишку офицера, который, не потеряв рассудок, собирал батальон. Оказывается, полк помнил его. В 1900 г. во время празднования 200-летнего юбилея Казанского пехотного полка «…вспомнили об этом боевом эпизоде Виталия Николаевича. Гocyдарю Императору было угодно зачислить Троцкого в Казанский полк, о чем Его Величество лично сообщил офицерам, присутствовавшим в Белостоке на вокзале при его проезде. Внимание Государя страшно обрадовало старого казанца, и он говорил об этой минуте с величайшим умилением».

29 августа 1900 г. в честь празднования 200-летнего юбилея 97-го пехотного Лиф- ляндского полка в г. Двинске, где дислоцировался полк, для прибивания к древку полотнища юбилейного Георгиевского знамени с надписью «За Севастополь въ 1854 и 1855 годахъ» «1700–1900» были собраны все офицеры полка, а также все фельдфебели и по 4 унтер-офицера и рядовых от каждой роты полка. На юбилей прибыл и командующий войсками Виленского военного округа генерал от инфантерии В.Н. Троцкий.

«Парад принимал Великий Князь, который был в форме своего полка. На левом фланге 1-й роты Казанского полка парадировали прежде служившие в полку офицеры; в их числе был командующий войсками Виленского военного округа генерал- адъютант Троцкий, начавший свою службу в Казанском полку и в рядах последнего отличившийся в Севастопольскую кампанию».

В.Н. Троцкий, по русской военной традиции, вбил свой гвоздь, крепя полотнище к древку. Великий Князь повязал на знамя и юбилейную Александровскую ленту.

 

ВЗЯТИЕ БАТАРЕИ

На мой взгляд, в ситуации с казанцами на руку британцам свою роль сыграл как раз фактор неразберихи. Когда, потеряв строй, англичане открыли огонь, то стреляли все — и стрелки, и линейная пехота. Психологически это объяснимо. Для солдата в такой ситуации нужно было что-то делать. Он должен или выполнять свою солдатскую работу, пусть даже плохо, в двадцать раз хуже, чем как его учили до войны. В противном случае он может впасть в панику и просто удрать. Лучшим применением для английских пехотинцев стала стрельба. Она была далеко не прицельной. Но она была плотной. Сначала нервной. В результате несколько английских солдат, особенно из числа молодежи, получили травмы лица и кистей рук. Волнуясь, они загоняли заряд в ствол, но забывали установить капсюль. Даже не обратив внимания, что выстрел не произведен, они забивали новый заряд и, слегка успокоившись, уже надевали капсюль. Выстрел при двойном (а иногда и более) заряде, разрыв ствола, ранение.

Первые пули, вероятнее всего, прошли выше голов русской пехоты. Но, успокоившись, английские офицеры и сержанты постепенно стали брать ситуацию под контроль. Пули «Энфилдов» начали выкашивать целые шеренги русских батальонов, терявших строй.

«…Понеся огромные потери, наша первая линия частями начала отступать под натиском многочисленного врага, ворвавшегося за ней на находящийся вправо от нас эполемент, с которого едва успела отъехать батарейная батарея».

Это оказало буквально магическое воздействие на англичан, в основном на 23-й и 19-й полки, которые, совершенно не заботясь сохранением строя, одним броском преодолели расстояние, отделявшее их от батареи. Вот тут и нужно сказать про тот фактор, о котором мы начали говорить ранее. Все (обратите внимание — все!) английские командиры, не сговариваясь, начали приказывать своим солдатам идти вперед. Но они не стали поднимать их под пулями и строить в ротные или батальонные шеренги. Подполковник Честер первым крикнул: «Не нужно строиться! Атакуйте как есть!». Командир роты 23-го полка капитан Конноли первым выскочил на открытое пространство, но, сделав несколько шагов, был убит.

С 1-м и 3-м батальонами казанцев (точнее, с тем, что от них еще оставалось) сцепился 7-й полк, атаковавший правый фланг русских. Офицеры королевских фузилеров сделали все, чтобы не отпускать русских.

Схватка за батарею была отчаянной, а потому беспощадной и скоротечной. Командир роты 7-го фузилерного полка капитан Монк первым ворвался на позицию русской артиллерии. Но и там никто не просил пощады и не собирался сдаваться. Наоборот, отчаянно сопротивлявшихся русских приходилось вытеснять холодным оружием и выстрелами в упор. Монк застрелил одного из находившихся там артиллеристов, ударом кулака сбил с ног другого, но был тут же смертельно ранен и умер на следующий день после сражения. В этой резне было трудно понять, какая сторона побеждает. И никаких намеков на «джентльменскую войну»…

Тимоти Гоуинг видел перед собой командиров и искренне восхищался ими. «Генерал сэр Джордж Браун, бригадир Кодрингтон, наш доблестный полковник Ие и все офицеры подбадривали нас как могли. Под сэром Дж. Брауном на наших глазах была убита лошадь; но этот старый вояка живо взял себя в руки, вскочил, выхватил шпагу, выкрикнул: «Я цел, фузилеры! За мной, и я никогда вас не забуду!» и пешком возглавил атаку на роковой холм. Два полка фузилеров, казалось, состязались в доблести друг с другом. Генерал Кодрингтон взмахнул шляпой, затем направил своего серого арабского скакуна прямо на амбразуру и перемахнул через бруствер. У остальных перехватило дыхание, и они бросились следом».

Трудности на батарее, в конце концов, вынудившие ее прекратить огонь, не сводились к одному лишь напору английской пехоты. Несколько сот казанцев, спасаясь от всесокрушающего действия нарезных «Энфилдов», укрылось за земляным бруствером, мешая работе расчетов. Два тяжелых орудия были захвачены на позиции, а расчеты были переколоты штыками или успели уйти. Одно из них капитан Белл из 23-го полка успел догнать в тот момент, когда оно уже было на склоне, под угрозой револьвера принудив ездового остановиться. При этом в барабане его револьвера не было ни единого заряда. После войны трофейное орудие нашло свое пристанище в музее Королевского Уэльского фузилерного полка, Захваченными артиллерийскими лошадями укомплектовали конский состав так называемой «Черной батареи».

Капитан, впоследствии генерал Эдвард Белл, стал первым офицером британской армии, награжденным учрежденным в 1856 г. Крестом Виктории.

Полковник Эвард Белл (в сражении на Альме — капитан 23-го Уэльского фузилерного полка). Им была захвачена одна из пушек батарейной №1 батареи 16-й артиллерийской бригады. Награжден Крестом Виктории. 

Меньше всего хочется думать, что «авторство» Белла подлежит сомнению. Даже если, к примеру, 33-й полк считает, что взятие орудия — это заслуга капитана Донована. Но все против веллингтонцев. Очевидцы говорят, что Донован не только присвоил себе совсем не то орудие, но и просто использовал момент, когда генерал Браун, увидев Белла, сопровождавшего русское орудие в тыл, выразил свое недовольство. Он отчитал капитана за то, что офицер оставил свое подразделение, и намекнул, что неплохо было бы ему вернуться к своим солдатам, которые явно скучают по своему командиру. Естественно, что Белл не мог ослушаться своего сурового командира и даже не успел зафиксировать свое приоритетное право считать орудие трофеем валлийцев.

Со вторым орудием ситуация не менее интересная. Досталось оно британцам, очевидно, не потому, что были потеряны лошади. В ходе боя к Альме выдвинулись, чтобы поддержать атаку Легкой дивизии, две конные батареи, сопровождавшие 1-ю дивизию (капитанов Пейнтера и Ричардса), открывшие ураганный огонь по русской пехоте и особенно батарейной №1 батарее. Если верить Ричардсу, то едва ли не первым выстрелом его орудия накрыли орудие на левом фланге батареи. В результате попадания был полностью (или почти полностью) уничтожен его расчет, и отвести его в тыл было просто некому. В результате орудие было захвачено несколько в стороне от батареи командиром 6-й роты 95-го полка капитаном Хейландом, который к тому времени успел получить пулю в руку, что в конечном итоге закончилось ее потерей под пилой полкового хирурга…

Однако до того как потерять сознание, офицер сумел выцарапать своей саблей на лафете цифру «95». От лафета, рядом с которым он прилег, сберегая силы, его и отнесли в тыл солдаты-дербиширцы. Как известно, свято место не пустует. Вскоре у орудия засуетились очередные претенденты на подвиг. Их было столько, что теперь точно утверждать, кто же все-таки захватил второе орудие, нельзя. На это претендуют и стрелки Стрелковой бригады, и 33-й полк, и 7-й полк, и даже… гвардейские гренадеры. То есть не только те полки, чьи солдаты штурмовали склон Курганной высоты, но и просто оказавшиеся рядом утверждают, что именно их люди первыми нацарапали свои имена на трофейном орудии. По сегодняшний день на праве называть это орудие своим трофеем настаивают не менее трех (!) полков британской армии. В частности, в истории 7-го полка утверждается, что его солдаты обнаружили это брошенное расчетом орудие. Вероятнее всего, по пути в тыл количество «автографов» на нем росло, а вместе с этим и число претендентов на честь именовать его своим трофеем…

Гибель энсайна 23-го Уэльского фузилерного полка Генри Анстроттера. 

Захваченную пушку отправили как военный трофей в Англию. И в 1885 г. она была передана на хранение в казармы Рексам, где и стоит поныне перед офицерской столовой.

Взятое с боем у русских орудие валлийцам пришлось отбивать уже после сражения еще раз, но теперь от французских союзников. Подполковник Дэниел Лайсонс писал своей матери 27 сентября 1854 года: «Когда я прибыл в главную квартиру со списком убитых и раненых на следующий день после сражения, я увидел, что штаб чем-то сильно взволнован. Мне сказали, что подъехал один французский офицер, с артиллеристом и двумя лошадьми и попытался украсть орудие Белла, оставленное около реки, и что один из наших офицеров как раз вовремя его «спас». Я видел, как этот человек уходил с лошадьми. Мне сказали, что лорд Раглан порядком выругался по этому поводу — единственный случай, когда он себе это позволил». '

Поначалу орудие было выставлено на обозрение в музее Королевской артиллерии в Вулвиче, позже оно было перевезено в музей в замке Карнарвон, Уэльс.

После взятия на русской батарее, кроме отбившейся от своих роты или части роты 7-го Королевского фузилерного полка, одновременно оказались солдаты еще как минимум трех полков — 23-го, 33-го 19-го и отдельные персонажи из 95-го. Это не значит, что все оказались там одновременно, скорее всего, их порядки были так перемешаны, а число храбрецов (и уцелевших) уже явно не совпадало со штатной численностью.

Особенно много раненых и убитых было из числа офицеров.

Во время атаки батареи выбыл из строя командир 19-го полка полковник Сандерс, и командование взял на себя подполковник Анетт, собравший вокруг себя тех, кто еще мог держать оружие в руках и у кого хватало воли двигаться вперед.

Знаменный офицер 23-го полка лейтенант Генри Анстроттер, несший королевское знамя, почти достиг батареи, но был застрелен, очевидно, одним из пехотинцев Казанского полка, часть которых, укрывшись за земляным валом, в упор вела стрельбу по англичанам, пополнив и без того внушительный печальный список павших офицеров уэльских фузилеров. Хотя лейтенант и служил в валлийском полку, он был шотландцем, выходцем из одного из самых старинных горских кланов, вторым сыном сэра Ральфа Анстроттера Балкаска. Его тело обнаружил после боя Джордж Хиггин- сон, его друг, сразу вспомнивший дурные предчувствия юного лейтенанта за два дня до сражения. Пуля попала Анстроттеру в сердце.

Останки энсайна 23-го Уэльского фузилерного полка Генри Анстроттера. К сожалению, могилу сохранить не удалось. 

А теперь о еще одной интересной детали. В работе В.Н. Гурковича «Памятники и памятные места Крымской войны. Альма» очень подробно описаны результаты экспедиции 1990 г. по исследованию русской батареи. Там пишется об обнаруженных в 16-ти м от батареи в индивидуальной могиле останках британца «…со сложенными на груди руками и прямыми ногами». Дальше: «…ни в одной другой из вскрытых могил останки не находились в таком анатомическом порядке. В чем здесь секрет? Думается, в личности погребенного, скорее всего, англичанина, сраженного пулей из гладкоствольного российского ружья, — круглая пуля обнаружена в области груди убиенного. В пользу такого предположения говорит и то, что рядом с останками найдены шесть пуговиц из кожи; на двух из них читается слово «LONDON…» (другие слова сильно повреждены), а на единственной металлической с четырьмя дырочками сохранилось следующее: «GOSPORT.R.B…F». В яме-могиле обнаружены также железные подковы и фрагменты обуви с дырочками для шнурков…».

Сержант гренадерской роты 23-го Уэльского фузилерного полка. Альма. 8(20) сентября 1854 г. 

Смею предположить, что это и есть останки убитого офицера 23-го Королевского Уэльского фузилерного.выстрелом в упор лейтенанта Генри Анстроттера, полка. В пользу этой версии говорит и то, что если внимательно прочитать перевод текста на памятнике, то мы обнаруживаем, что из погибших на Альме офицеров-валлийцев только семеро лежат под саркофагом. И список этих семерых обрывается как раз перед Анстроттером.

Хотелось верить, что толерантность восторжествует и наконец-то свершится сенсация — впервые мы узнаем точное имя хотя бы одного из сражавшихся в этот день. Пусть это не русский солдат или офицер, пусть англичанин, но он мог быть ПЕРВЫМ! Не будем упоминать о разграбленной могиле несчастного Горация Каста. Анстроттер имел шанс быть реально перезахороненным с указанием всех необходимых данных: имени, возраста, звания… и даже почетного караула его родного полка, существующего и сейчас.

Но, видно, историческая близорукость становится частью нашей идеологии. Останки лейтенанта несколько лет назад были зарыты вместе с безвестными останками обнаруженных на батарее русских солдат. Сенсации не произошло. Слово «идентификация» нам, увы, незнакомо…

Сержант Коннор, контуженный ранее пулей в грудь, сломавшей ему несколько ребер, принял из рук одного из капитанов королевское знамя и оставался с ним до конца сражения, передав его затем лейтенанту Бевилу Гранвилу. Через два года он стал первым кавалером Креста Виктории в британской армии. После войны сержанту (ставшему уже офицером) было предоставлено право пожизненной службы в рядах уэльских фузилеров. Но на Альме молодому ирландскому парню Коннору было не до этого:

«…Мы приостановились, в этот момент знаменный офицер был убит, а я свален с ног пулей, ударившей меня в грудь и сломавшей два ребра. Капитан Эванс помог мне встать, я вновь развернул знамя и побежал к земляному укреплению и укрепил знамя на нем…».

Полковое знамя уэльских фузилеров было пробито в 16-ти местах. Но оно хотя бы было на месте. В другом полку его умудрились потерять. Королевское знамя 7-го полка в суматохе и неразберихе пропало, но потом было обнаружено со сломанным древком капитаном Пирсоном, адъютантом командира Легкой дивизии.

После этого по приказу генерала Кодрингтона его поместили между полковым и королевским знаменами 23-го Короевского Уэльского фузилерного полка: «Он подобрал его, а так как рядом не оказалось ни одного офицера 7-го полка, генерал Кодрингтон пожелал отдать это знамя капитану Беллу, заметив, что «именно в Королевском уэльском полку оно будет в полной безопасности». Явление уникальное — 23-й полк сражался в Альминском сражении под тремя знаменами!

Лейтенант гренадерской роты 23-го Уэльского фузилерного полка. Альма. 8(20) сентября 1854 г.

Хотя валлийцы сохранили знамена, они потеряли командира. Командир 23-го полка подполковник Гарри Честер, потерявший свою лошадь, раненный в руку, весь в крови, продолжал командовать полком, пока не получил смертельную рану в грудь, сделав при этом еще несколько шагов. Из воспоминаний сержанта Коннора:

«… Я услышал крики «Кавалерия! Внимание, кавалерия! Уходите! …Подполковник Честер …закричал «Нет! Нет! Нет!» и со страдальческим выражением лица, которое я никогда не смогу забыть, упал мертвым неподалеку от своей лошади…».

Командир полка умер не сразу. Некоторое время лежал на земле, пытаясь что-то сказать тем, кто был рядом. К нему подбежал сержант Вильям Стайт и, взвалив тело командира полка на спину, вынес из-под выстрелов. Стайт донес умиравшего командира до полкового медицинского пункта, где распоряжался хирург доктор Ватт (кстати, в одном из источников о нем говорят как о реальном прототипе друга легендарного сыщика Шерлока Холмса — докторе Ватсоне). Вместе с ним находился его помощник, совершенно не военный, совершенно молодой человек, провизор Харрингтон, добровольно пошедший с полком на войну. С одной стороны, это был порыв патриотизма, охвативший его, как и многих ровесников. С другой стороны, юноша хотел получить хорошую медицинскую практику и сделать достойную карьеру врача. Мне неизвестно, как у него было с первой патриотической составляющей, но с практикой проблем не было точно. Пациентов уже с первых минут, было в избытке, поток их с каждым часом увеличивался кратно.

Эти двое с такой энергией занимались оказанием помощи раненым и умирающим солдатам и офицерам полка, что были удостоены чести быть упомянутыми в полковой истории.

19-й полк «Зеленых Говарда» захватил (скорее, подобрал после боя) в качестве трофеев семь русских барабанов, два из которых экспонируются как боевые реликвии в полковом музее, а пять сохраняются непосредственно в полку. В истории полка утверждается, что они принадлежали Казанскому егерскому полку.

Но торжество и ликование англичан не были долгими, хотя генералы Кодрингтон и Браун спешно пытались организовать своих солдат, видя, что вторая линия, состоявшая из дивизий герцога Кембриджского и Ингленда, только подходит к реке и неминуема атака второй линии русской пехоты. Старый солдат Браун отлично понимал, что русские просто так батарею не отдадут.

Тем более, что рядом с ней фузилеры 7-го Королевского фузилерного полка полковника Йе, чрезвычайно строгого командира в мирное время и столь же храброго на войне, продолжали упорный бой с батальонами казанцев, тесня их в сторону моря. В этом им оказал помощь 55-й полк, развернувший фронт и своим огнем поддержавший фузилеров, ворвавшихся на позиции казанских егерей.

 

ИРЛАНДСКАЯ ПАНИКА, или ЧТО МОЖЕТ СДЕЛАТЬ ПРИЗРАК КАВАЛЕРИИ?

77-й Истмидлэссексский и 88-й «Рейнджеров Коннахта» полки продолжали двигаться к Альме, когда произошло то, о чем некоторые, упоминая командира бригады Буллера, говорят, что он просто «…потерял голову».

Этому предшествовали события, которые наглядно показывают, насколько тонкой гранью была у англичан линия между победой и поражением. До подхода к Альме ничего не предвещало беды. Основные события разворачивались правее, откуда сквозь едва доходивший до двух этих полков дым доносились громовые разряды орудийных залпов и треск ружейной перестрелки. Снаряды хотя и долетали, падая с пугающей точностью, большого вредя, судя по спискам потерь, не причиняли.

Шедшие впереди стрелки вели вялую перестрелку с русскими стрелками, но вскоре майор Норкотт увел их правее. Вскоре за «Зелеными куртками» в дыму исчез левофланговый полк бригады — 19-й.

Единственным полезным действием правого фланга англичан можно считать выделение в цепь командиром 77-го Истмидлэссексского полка подполковником Сиднеем двух рот в стрелковую цепь вместо ушедших стрелков, которая вступила в перестрелку с Суздальским полком, до линии застрельщиков которого было чуть более 500 метров.

В полковых отчетах 77-го полка так говорится об этом: «Гранаты начали плотно разрываться среди нас в 2 часа, когда сэр Джордж Браун остановил дивизию и развернул ее в линию. Деревня Бурлюк, которая была перед нашим правым флангом, в это время была подожжена врагом и стремительно разгоралась. Противник, кажется, имел очень точный прицел, так как каждый снаряд падал или рядом, или среди нас. Нам приказали придвинуться к старой стенке и ложиться, укрываясь от огня. Там мы оставались приблизительно 20 минут, когда был получен приказ продвигаться через виноградник и пересечь реку. Это было произведено в хорошем порядке под сильным огнем артиллерии…. Будучи левым батальоном Легкой дивизии, наш левый фланг был полностью открыт — и мы оказались перед фронтом сильной пехотной колонны противника, которая была приблизительно в 500 ярдах от нашего левого фланга. Подполковник Егертон немедленно развернул стрелков и гренадерскую роту влево, открыв с целью прикрытия нашего левого фланга интенсивный огонь по русской колонне…».

Когда последовал приказ остановиться и залечь, оба полка выполнили его с облегчением, но долго им залеживаться на месте не дали.

Генерал Буллер приказал бригаде подняться и двигаться вперед, но Егертон категорически отказался выполнять этот приказ, оправдываясь впоследствии, что им было замечено перемещение русской кавалерии вдоль восточного ската Курганной высоты. Натаниель Стивенс говорит, что в солнечных лучах был замечен блеск медных касок, принятый за головные уборы в русской кавалерии. Действительно, 57-й и 60-й казачьи полки несколько выдвинулись из-за скрывавших их от противника склонов. Это дополнительно свидетельствует в пользу утверждения, что, будь русская кавалерия более активной, ее действия могли существенно повлиять на ситуацию.

Призрак русской кавалерии выглядел так убедительно, что стал официальной версией происходившего на правом фланге британцев, удачно навязанной российским исследователям британской историографией.

За недалекий период Кинглейк считал, что 77-й полк просто растерялся, а его командир «потерял голову», чем вызвал бурю возмущения в официальной и неофициальной хронике Мидлэссексского полка, утверждавшей правильность действий Егертона. Если учесть, что голос Кинглейка — это голос Раглана, то понятна ярость главнокомандующего. Неизвестно, что сказал по этому поводу командир Легкой дивизии генерал Браун. С его тяжелым характером это не так уж трудно представить.

Но шел бой, были огромные проблемы у Пеннефатера, Кодрингтон никак не мог перейти Альму, а у командира 2-й бригады была своя точка зрения, менять которую он не собирался. Осмелюсь предположить, что он, «потеряв» 19-й полк, который, как «свободный форвард», примкнул к линии 1-й бригады, решил не рисковать остальными и использовал русскую кавалерию всего лишь как повод отказаться от дальнейшего движения. Но, уточню, это всего лишь мое предположение.

Генерал Буллер, посчитавший мнение подполковника Егертона, стойкого, рассудительного и умного командира, за истину, тут же отменил свой приказ — и два полка перестроились в каре, приготовившись отражать кавалерийскую атаку. Фантом русской кавалерии продолжал преследовать британских командиров. Они, простояв все сражение на левом берегу Альмы, были уверены, что доблестно противостоят массам конницы и десяткам артиллерийских стволов.

Сражение на Альме. 19-й полк атакует русскую позицию. Современный рисунок. 

А теперь попробуем найти причину, которая вынудила действительно храброго Егертона остановить полк, а Буллера приказать остановиться и «Рейнджерам Коннахта». Вся причина на поверхности, как это часто бывает, когда проблема первоначально поражает своей важностью, а потом оказывается, что всё гроша ломаного не стоит. Случившееся проистекает из проблем формирования английской армии. В 77-й полк большинство солдат завербовалось из глухих деревень. Хотя система отбора предполагала приоритет выходцам из сельских районов как более физически развитым, но все же в армию предпочтительно набирались жители городов и пригородных районов, они оказывались более сообразительными, что и требовала от солдата британская армия середины XIX в.

Но, кроме того, что солдаты полка были из беспросветной провинции, это были ирландцы. Количество их в британской армии хотя и уменьшалось к 1853–1854 гг., но все еще превышало пропорцию к общему числу населения страны. К началу Крымской войны жители этой территории толпами шли записываться в армию, чтобы спасти себя и свои семьи от без малейшего преувеличения голодной смерти. Дело в том, что после того как в 1845–1849 гг. Ирландию сотряс голод, вызванный болезнью картофеля и неурожаями, стоивший жизни почти 1 млн. человек, провинция так и не восстановила свой продовольственный потенциал до середины 50-х гг. Естественно, многие из мужчин предпочитали смерть от пули бесславному и безвестному концу от голода и болезней.

Так вот, мало того, что ирландские юноши укомплектовали подавляющее число должностей солдат 77-го полка несмотря на его формальную связь с Мидлэссексом, так еще в придачу нищета и недоедание загнали в его ряды представителей самых далеких, Богом забытых сел. В результате почти на 90% полк был ирландским. Но и это не всё: ирландцы всё-таки не самые плохие солдаты. Трагедия полка была в том, что это были самые нижние социальные слои. И без того никудышная система образования в Англии вообще обошла их стороной. Только один из пяти мог написать свою фамилию. Остальные не могли сделать и этого. Почти все они говорили на гэльском языке (на нем говорят коренные жители Шотландии и Ирландии). В результате их не могли понять не то что вербовщики при подписании контрактов, но и собственные сержанты и офицеры во время службы в полку.

Попав, как им показалось, в передрягу, ирландцы забыли тот скудный словарный запас английского, который им успели кулаками вбить в головы сержанты во время начального военного обучения.

Сражение на Альме. Атака Гвардейской бригады. 

«Великая битва на Альминских высотах». Типичный английский лубок середины XIX в.

Естественно, оказавшись впервые в своей жизни под огнем, увидев, что нескольким их товарищам уже оторвало конечности, они сделали то, что обычно делает малообученный солдат в такой ситуации, — начали сбиваться в кучи. Ни о каком движении вперед уже речи не было. Егертон сделал только то, что и мог сделать в этой ситуации: он остановил полк и с помощью невероятных усилий сержантов и офицеров «сбил» эту вопящую на непонятном гэльском языке толпу в подобие каре. Только воля командиров удерживала мидлэссексцев от разбегания в разные стороны, в основном в направлении тыла.

Думаю, что бригадный генерал Буллер это прекрасно понял. Была или не была кавалерия — дело третье и совсем неважное. Таким образом, Кинглейк отчасти прав: полк действительно растерялся. Но вот то, что Егертон «потерял голову», позволю не согласиться. Если бы это было так, то первым полком, «уносившем ноги» от Альмы, стал бы 77-й Мидлэссексский. Но этого не произошло.

Что касается 88-го полка, то «Рейнджерам Коннахта» просто ничего не оставалось, как тоже остановиться, принять тот же боевой порядок и ждать развития ситуации.

Натаниель Стивенс, из этого полка, вспоминал, что командир «рейнджеров» подполковник Сидней вначале остановил свой полк, затем понял, что опасность сильно преувеличена, и продолжил движение. При этом Стивенс ядовито замечает, что хотя традиционными ирландскими национальными чертами характера считаются напор и отчаянность, в этот день их проявления никто не увидел.

Оставшиеся у реки полки бригады генерала Буллера (77-й и 88-й) были бы весьма кстати на левом фланге у Кодрингтона, который, будучи близоруким, совершенно не видел происходящего. Но до конца сражения они так и не сдвинулись с места, понеся весьма незначительные потери (77-й полк потерял около 20 человек убитыми и ранеными).

Действиям своих коллег по бригаде крайне негативную оценку дает упоминаемый мной сержант 19-го полка «Зеленых Говарда», считающий, что потери эти связаны всего лишь со случайными выстрелами, а не с огнем русских артиллеристов или стрелков.

 

ГВАРДИЯ ПРИБЛИЖАЕТСЯ

Оказывать помощь первой линии пришлось Гвардейской и Шотландским бригадам, хоть и менее жестоко, но страдавшим от артиллерийского огня в виноградниках на северном берегу Альмы. Этому предшествовала небольшая словесная дуэль генералов Бентинка и герцога Кембриджского, которые не могли скоординировать действия своих частей, и только вмешательство самого генерала Ричарда Эйри прекратило этот бесполезный спор под разрывами гранат и свистящей картечью.

Кузен королевы Виктории, герцог Кембриджский, первый раз оказавшись в сражении, растерялся не столько от недостатка опыта, сколько от ответственности за лучшие бригады британской армии.

Рассудил спор генерал-квартирмейстер Раглана Эйри. Как истинный аристократ, сэр Эйри не чурался высокопарных фраз. Подозвав к себе герцога Кебриджского, он сказал ему, указывая рукой поперек русла реки направление на Курганную высоту: «Вот ваша Королевская высота, идите и делайте свое дело! Поддержите Легкую дивизию!».

Дистанция примерно в 300 метров, отделявшая Гвардейскую и Шотландскую бригады от первой линии, оказалась не такой уж короткой, учитывая время, которое бригада потеряла по причине совершенно бессмысленных трений между командирами и восстановлением строя после перехода через Альму. Как отметил один из современных британских офицеров, эта задержка могла стоить Раглану сражения.

И вновь проблемы создали заросли виноградников, обнесенные каменными стенками, «…ломавшие строй и сделавшие продвижение, особенно 42-го полка и Колд- стримских гвардейцев, чрезвычайно трудным».

Демонстрируя великолепную выучку, гвардейцы и Шотландская бригада под звуки волынок проделали потрясающее по исполнению перестроение, несмотря на то, что они находились не на площади в Лондоне, а в альминских виноградниках и смерть ежеминутно уносила новые жизни из их рядов. Медвежьи шапки гвардейцев продолжали держать одну линию. Альма была первым и последним местом кампании, где гвардия надевала их в бой. В отличие от пехоты, без зазрения совести раскидавшей свои кивера на всем пространстве от Евпатории до Булганака, гвардейцы не потеряли ни единой шапки, уже скоро у колдстримцев, например, их заменит легкий и оригинальный головной убор, напоминающий внешне пилотку.

Даже боевой порядок бригады строился согласно гвардейским традициям, позволяя ориентироваться по султанам на шапках. У колдстримцев красный султан был на правой стороне (левый фланг бригады), у гвардейских гренадеров — с левой (правый фланг бригады), фузилеры не имели султанов вообще (центр).

Взяв направление на высоту, гвардейцы поневоле вышли на левый фланг Легкой дивизии, обойдя справа продолжавшие бездействовать 77-й и 88-й полки. Шотландская бригада Колина Кемпбела пошла по правильному направлению, готовясь атаковать восточные скаты высоты и стоявший там Суздальский полк.

Сражение на Альме. Гвардия огнем отбивает атаку русской пехоты. Рис. Орландо Нори. 

Примерно в это время к позиции Бородинского полка подъехал Меншиков в сопровождении своего адъютанта подполковника Панаева и нескольких чинов штаба. Впоследствии этот молодой офицер, явно преувеличивший значение своего участия в сражении, писал, что к этому времени бородинцы уже поднимались на высоты. По его словам, князю показалось, что его обстреляли собственные штуцерные, и он сделал замечание полковнику Верёвкину. На это командир полка возразил, что они ведут огонь по неприятельской кавалерии, группировавшейся у моста.

Как бы ни подвергали князя Меншикова критике за то, что он не мог оставаться во время сражения на одном месте, с которого удобно было управлять действиями войск, главнокомандующий счел нужным находиться там, где сложилась наибольшая угроза — центр позиции был открыт. Левый фланг, где вели бой Московский и Минский пехотные полки, был в потенциальной опасности удара с нового направления, а в худшем случае — окружения. Единственный, кто мог в какой то степени сдержать прорыв центра, был Бородинский полк. Неподалеку от его позиции Меншиков провел почти все оставшееся время вплоть до общего отступления русских войск к Каче.

Но время принятия решения было безнадежно упущено. Присутствие или отсутствие князя уже ничего не решало.

Даже одно из самых драматических действ Альминского сражения произошло без его участия и не по его воле…