«Не существует ни одной позиции, как бы она ни была хорошо приспособлена к местности, как бы удачен ни был ее выбор для прикрытия территории, из которой нельзя было бы изгнать неприятеля быстрым маневром, направленным на фланг, даже если он располагает превосходными силами».

Теперь, зная, где всё должно было произойти, поговорим о том, как оно должно было произойти. Займемся трудом сложным и неблагодарным — попытаемся проникнуть в мысли тех, кто командовал армиями. Наша цель — понять коварные замыслы главнокомандующих, уготовленные ими на погибель неприятеля.

 

ФРАНЦУЗЫ

План сражения был в деталях доведен командирам дивизий, бригад и начальникам артиллерии и саперов дивизий в деталях начальником штаба генералом Мартенпре. На совещании от флота присутствовал адмирал Буа-Вильомез.

В основе лежал замысел, предложенный главнокомандующим маршалом Сент-Арно. С тем, что доводил Мартенпре, сомнений нет. По крайней мере инженерный полковник Герен получил приказ и диспозицию от него лично.

Все планирование проходило во второй половине дня 19 сентября, когда пороховой дым над Булганаком рассеялся — и стало ясно, что русские не требуют «продолжения банкета», а значит, можно смело прибрать инициативу в свои руки. То есть никакого встречного боя не предвидится, Меншиков добровольно принял решение принять сторону обороняющегося, оставалось лишь грамотно атаковать русские позиции. Окончательный план союзники разрабатывали и согласовывали поздно вечером, для чего Раглан пригласил Сент-Арно к себе. Главнокомандующие решили от «предложения» Меншикова не уклоняться и на следующий день немедленно атаковать русские войска на Альминской позиции.

Незащищенность прибрежного фланга укрепила Сент-Арно и Раглана в решении начать действия с занятия высокого южного берега Альмы, плато на нем с последующим движением вдоль моря. Образовавшийся глубокий охват, создавая угрозу центру и тылу русской позиции, вынуждал князя Меншикова перебрасывать туда резервы, ослабляя свой правый фланг и облегчая работу англичанам.

Совещание союзных командующих подробно описано Хиббертом. По его словам, во время встречи «…Сент-Арно предложил, что французские войска атакуют русских на правом фланге, переправятся через реку в районе поселка Альма-Тамак и обойдут русских слева. В то же время англичане будут наступать в центре и на другом фланге. Таким образом, возьмут в клещи русские войска и вынудят отойти… Согласно сделанным на карте многочисленным неровным пометкам, русские будут настолько втянуты в бой с французами, что не смогут разгадать и предотвратить маневр англичан».

Начало действий — 5.30 утра.

Вскоре после окончания совещания Сент-Арно собрал свой военный совет, на котором Мартенпре зачитал собравшимся командирам дивизий и бригад разработанный им план сражения. Диспозиция была несложной. Герен так говорит о ее основном содержании: «Утром 8(20) числа для наступления к Альме 1-я и 3-я французские дивизии выстроятся в две линии: первая в развернутом фронте, имея по одной роте позади фланга каждого батальона, вторая — в густых батальонных колоннах. Артиллерийский резерв в 300-х метрах за второй линией. 4-я дивизия, в резерве же, выстроится по полкам во взводных колоннах; 2-я дивизия (Боске) двинется через Альму, в брод, близ морского берега. Эта дивизия будет наступать по береговой дороге и выйдет на плато, в тыл левого фланга русских, под покровительством флота, и в особенности выстрелов с французских пароходов «Мегеры» и «Касика». Английская армия, тоже 8(20) числа двинется в обход правого фланга русских».

В соответствии с задачами начальник штаба генерал Мартенпре определил боевой порядок.

Дивизия наступает в две линии. Каждая линия — бригада. Первая линия в ротных колоннах, вторая — в батальонных. В каждом батальоне две роты (гренадерская и вольтижерская) выделялись для формирования стрелковой линии, прикрывая фронт и фланги. Все 68 (10 батарей по 6 орудий и 2 батареи по 4 орудия) полевых орудий готовы поддерживать пехоту. Артиллерия резерва следует за пехотой 4-й дивизии на дистанции 300 м в готовности поддержать огнем наступающие подразделения. Направление движения 1-й и 3-й дивизий — здание телеграфа, которое определили как приблизительно центр русской позиции. Линия движения определялась 1-м батальоном 1-го полка зуавов. Турки следуют за 2-й дивизией и выделяют из своего числа два батальона в общий резерв.

Все генералы получили от Мартенпре письменное подтверждение приказа с приложенной к нему схемой действий дивизии или бригады.

Задачи командирам полков ставили командиры дивизий. Каждый полк получал четкое направление действий и место в порядке бригады.

Французы, планируя атаку неприятельских позиций, применили принцип давления на незащищенный ее фланг в сочетании охвата и давления на центр, возлагавшиеся на британскую пехоту. Алгоритм был прост: создать преимущество (обход), отстоять его (давление на русский левый фланг) и реализовать успех (вынудить Меншикова отступить).

Сент-Арно понимал, что перед ним сильный противник на сильной позиции. Слабых мест в обороне не наблюдалось, потому было решено, что каждый командир атакует позицию, находящуюся перед его фронтом. Такое решение было принято им, своим чутьем опытного солдата понимавшего, что хитрый и самоуверенный Раглан, на словах согласившийся с его планом, на деле начнет действовать по-своему, и к этому нужно быть готовым. Иллюзий по поводу того, что англичане станут жертвовать собой ради французов, не могло быть.

Участники кампании говорят, что когда французский главнокомандующий ставил задачи командирам дивизий, последние привычно ждали от него привычной схемы постановки приказа на сражение. Сент-Арно задумчиво посмотрел на них и сказал, что каждый должен атаковать и маневрировать по своему усмотрению, стараясь подняться на лежащие перед ним высоты: «У меня нет других указаний для людей, которым я доверяю». Герен почувствовал, что в это время в Сент-Арно говорил не маршал Франции, а офицер, прославленный своими дерзкими рейдами в Алжире.

Турецкая линейная пехота. Французский рисунок. Сер. XIX в.

Адъютант Боске капитан Фей вспоминал, что когда маршал произнес эти слова, добавив: «Я рассчитываю на вас, Боске», командир 2-й дивизии сказал: «Да, господин маршал, я все очень хорошо понял, я должен отвлечь на себя часть центра противника, но помните, что я не могу продержаться более двух часов»..

Опытный Боске не просто так произнес эту фразу. Тем более, он не бравировал. На него возлагалось самое главное и самое трудное. Предполагалось, что в 5.30 дивизия должна подняться, приготовиться и в 6.30 начать движение, пытаясь подняться на высоты у морского берега, которые, как доложила разведка флота, Меншиков оставил свободными, чем обеспечит «…возможность 1-й и 3-й дивизиям пройти сквозь дефиле».

Как и где будут подниматься его батальоны, для Боске не указывалось, но французы были странно уверены, что этот путь есть. Значит, все-таки информация о местности была? Или опять авантюра? Тем более сами французы утверждают, что были знакомы с топографией местности. Вспомним хотя бы то, что хотя союзники и жалуются на недостаток топографических карт, у французов хоть какие, но были. По воспоминаниям того же Фея, план сражения вечером 19 сентября в дивизию прибыл нанесенным на карту. Видно, не зря англичане не доверяли «заклятым друзьям».

Прикрытие 2-й дивизии предполагалось обеспечивать специально назначенными кораблями союзного флота. Интересно, что и тут французы не доверяли англичанам. Видимо всерьез опасаясь «дружественного огня», адмирал Буа-Вильомез рекомендовал Боске рассчитывать только на французские фрегаты, особенно «Касик» и «Мегаре».

Сделаю некоторые пояснения. Множество исследователей считают подъем дивизии Боске по прибрежным склонам началом атаки русской позиции. Это неправильно. Боске только маневрировал, выходя на намеченный рубеж атаки, прикрываясь корабельной артиллерией. Для его дивизии северное окончание плато мыса Луккул являлось тем рубежом, с которого должны были начаться активные действия. Именно от того, встретит Боске русских или появится на их фланге без боя, зависел весь остальной план сражения. И, наконец, самое главное: время требовалось французской артиллерии для подъема по единственной проходимой дороге на плато. Без артиллерийской подготовки французский полевой устав считал все предпринимаемые действия чем угодно, но только не атакой.

Наверное, многие, кому удалось пройти курс общей тактики в военном учебном заведёнии, помнят, как преподаватели разъясняли курсантам, что время «Ч» наступает тогда, когда определенная часть тела пехотинца свисает над передовой неприятельской траншеей. Время прошло, но суть понятия, применимого, конечно, ко дню сегодняшнему, не изменилась. Даже в Альминском сражении. Для спланированного боя момент начала военной операции отсчитывался от времени, когда французская пехота сконцентрируется на плато, подтянет артиллерию. То есть, только когда бригады Буа и Отмара начнут давить на русских, в дело последовательно вступают французский центр (дивизии Канробера и принца Наполеона) и британцы. При этом дивизия Эванса должна была действовать в точном согласовании с французскими 1-й и 3-й дивизиями. Таким образом, если что-то пойдет не по плану — до этого времени есть возможность остановить сражение.

Только наметившийся успех Боске, вцепившегося в гребень высот, завязавшего бой с русскими, давал Сент-Арно право на решение включить в дело последовательно дивизии Канробера и Наполеона и 4-ю дивизию — резерв. Важно было точно синхронизировать действия трех дивизий (1-й, 3-й и 4-й) с поднявшимися на плато бригадами 2-й дивизии. Давление на фронт Меншикова должно было не позволить ему перебросить на левый фланг резервы. Время это было определено на 9 часов утра.

Двумя обязательными условиями плана Боске были выполнение их вне соприкосновения с русской армией и с опорой на корабельные орудия.

Мост через р. Альма у д. Бурлюк, восстановленный в 1855 г. Фото из альбома полковника В.Н. Клембовского «Виды полей сражений Крымской кампании» (СПб., 1904 г.). 

Столь комфортное обеспечение маневра стало предметом зависти английских офицеров. Генерал Эдью считал, что мало того, что Боске наступал в пустоту, по сути не имея противника перед фронтом, но и в случае неудачи мог уйти под прикрытием корабельной артиллерии. Англичане же, по его мнению, кроме того, что имели перед фронтом почти всю русскую армию, но и в случае неудачи французов могли оказаться отрезанными и от моря, и, соответственно, от флота. Подобная точка зрения превалирует почти во всех воспоминаниях английских офицеров.

Коротко резюмируем французский замысел: он удачен, хотя бы потому, что прост: французы атакуют вдоль берега моря, оттесняя русских, а англичане давят на противоположный фланг. В случае если удастся сбить Меншикова с позиций, центр отступит сам по себе.

После совета у главнокомандующего провели совещания в дивизиях, не сильно отличавшиеся одно от другого, их командиры. Каждый из генералов сначала проговорил официальную часть — постановку задачи, затем неофициальную — моральное стимулирование командиров. В 3-й пехотной дивизии принц Наполеон, вернувшись от Сент-Арно, собрал в своей палатке командиров полков и бригад. По воспоминаниям командира 2-го полка зуавов полковника Клера, «…Вечером принц Наполеон, вернувшись из ставки главнокомандующего, где получил от него инструкции, собрал в палатке генералов и командиров …своей дивизии. Он изложил им план, по которому английская армия должна была совершить обходной маневр на правом фланге русской армии, в то время как 2-я французская дивизия и турки под командой генерала Боске атаковали неприятеля слева, держась обрывистых возвышенностей, господствующих над устьем Альмы. Центр, образованный 1-й и 3-й дивизиями в двух линиях и 4-й резервной под непосредственным командованием маршала Сент-Арно, должен был атаковать центр русской армии лишь после того, как в бой втянутся оба крыла союзных армий. Соответственно, войска флангов должны были выступать раньше центра. Они имели приказ выйти утром между пятью и шестью часами, а центр — между семью и восемью.

Высокопарных слов тоже было с избытком. Наверное, и они были нужны. Ведь чтобы солдат воевал лучше, он должен чувствовать, что только от него одного зависит судьба всего сражения. Тем более первого и тем более такого от которого зависела судьба всей кампании. Поэтому уже после «официальной» части принц Наполеон, выйдя из палатки, обратился к полковнику Клеру: «Зная храбрость Вашего полка, я расположил его в самом опасном месте, которое также станет местом, где будет добыта наивысшая слава».

Последняя фраза — явная бравада, поскольку место в боевом порядке дивизии предопределялось не столько прихотью командующего, сколько тактической выгодой и действующими нормативами. И все же это лишнее подтверждение, что французские войска имели четко поставленные и эмоционально подкрепленные боевые задачи. Ну а в остальном все точно. Слово в слово то, что говорят как военные историки, так и участники событий. Полковник Клер, у которого, по словам дивизионного генерала Канробера, «…было всё: ум, отвага, энергия, железное тело, неутомимая душа, беспримерная храбрость», знал, что такими словами начальники говорят только перед большой кровью.

 

АНГЛИЧАНЕ

Касаемо плана англичан, то более простой задачи было трудно придумать. Французы явно учитывали традиционную неспособность британских командиров импровизировать и мыслить категориями маневра, более сложного, чем повороты фронта вправо или влево. А тут еще умный Меншиков, своим нестандартным построением оборонительной линии озадачивший их.

Британцы, после охвата французской пехотой левого фланга противника на плато у деревни Аклес, должны начать давление на правый фланг русских, охватывая его и вынуждая к отходу, в противном случае русские попадали под удар со стороны моря.

Кавалерия лорда Лукана находится в тылу на левом фланге в готовности отразить удар русской кавалерии.

По записям Кинглейка, Раглан за сутки перед сражением был крайне раздражен. Если в ходе встречи с французскими генералами ему еще удавалось кое-как сдерживать эмоции, то после ухода союзных командиров он дал им волю, называя план союзников «проклятым». Как он называл самих французов, история умалчивает. Но, думаю, он припомнил им свою оторванную французским ядром при Ватерлоо руку.

Внезапно настроение его резко изменилось. Усевшись на кровать, Раглан начал смеяться и говорить чинам своего штаба, а также присутствовавшему при этом Кинглейку, как ему удачно удалось провести французов. Создавалось впечатление, что они ему как-то и не союзники совсем. Не правда ли, странно, завтра вместе идти в бой, а сегодня сплошные противоречия, вперемешку с интригами? На мой взгляд, причин тут несколько.

Первая, и, очевидно, главная — это отсутствие ясно видимых военных талантов английского главнокомандующего. Раглан, понимая, что сам он не может предложить что-либо лучшее, чем французский штаб, решил не принимать план Сент-Арно. Или, по крайней мере, сделать вид перед подчиненными, что это так. Но об этом прямо сказано не было.

Вторая — это природная ненависть Раглана к французам, которые для него всю его жизнь до Крымской кампании были заклятыми врагами, а в Крыму так и не смогли стать полноценными союзниками. Привыкнув видеть их на противоположной стороне фронта, он был удивлен, что воюет вместе с ними, и не мог до конца поверить, что они его соседи с правого фланга. Фантом оставшейся валяться в пыли поля Ватерлоо руки преследовал его до самой смерти.

Третья — Раглану очень не хотелось, чтобы лавры победителя достались Сент-Арно как автору плана сражения. Он совершенно необоснованно считал, что, изменив план и не уведомив союзников, ему удастся склонить английскую общественность к признанию и его как одного из «виновников» сокрушительной победы. Таким образом, отказавшись от выполнения предложенного плана, не предупредив об этом союзников, лорд Раглан не имел и плана собственного. Он просто полагался на случай.

А о четвертой причине следует сказать особо. Тем более, что завесу над ней приоткрыл британец. В 1858 г. в журнале «Морской сборник» появилась статья, автор которой Джор Конкрен вдребезги и небезосновательно разнес всю систему управления и администрирования английской армии в Крымской войне. Комментируя организацию планирования операций, он говорит:

«Главная беда заключалась в том, что вместо того, чтобы самим дома обсудить общий план предстоящей кампании, мы ожидали его от наших генералов, не рассудив, что каждый из этих военачальников знает только ограниченную сферу своих собственных действий…».

Английская армия, как и русская, болела неумением работать в сложной системе управления. То есть, много команд, пусть и правильных, для нее были противопоказаны. У нее было одно свойство — стойкость, и все планы исходили из веры в нее.

Ну и, возможно, есть пятая причина: английская армия «как принадлежащая морской нации, действуя по большей части в отдалении от своего отечества, вполне зависит от содействия флота».

Тут же вместо привычного «Юнион Джека» на кораблях поддержки англичане на своем правом фланге созерцали французские синие мундиры, которые у многих британских офицеров привычно ассоциировались с неприятельскими. И завесу на море образовали в основном французские корветы и фрегаты. Поистине, было о чем задуматься.

Британцы хотя и получали наиболее простую из задач, не предполагавшую какого-либо сверхсложного маневрирования и требовавшую лишь упорного давления на фронт русской обороны, и тут умудрились найти кучу проблем. Они искренне считали, что им досталась самая сложная часть боя, а французы выбрали себе для атаки фланг русской позиции, на котором и войск-то не было совсем.

Таким образом, еще не прозвучали первые выстрелы, а Раглан вовсю демонстрировал свою несостоятельность военачальника. Убедиться в этом несложно, и у нас такая возможность будет впереди не один раз. В начале повествования могу сказать лишь одно: английский главнокомандующий предпочел не решать сложные для него задачи и решил все маневры заменить одним — давлением на русский фронт, обрекая на смерть сотни своих солдат и офицеров, в то время когда союзники могли рассчитывать уничтожить русскую армию, только охватывая ее своим левым флангом и прижимая к морю; этому благоприятствовало исходное положение англичан, протягивавшееся на запад далее русского правого фланга.

Происходившее в штабе Раглана Базанкур назовет позднее «героической ошибкой». Естественно, англичане эту точку зрения не разделяют, «гениальность» главнокомандующего для них аксиома. Генерал Джон Эдью посчитал, что французский историк клеветал на один из самых героических подвигов английской армии. Сопровождавший Раглана в сражении командир «Карадока» капитан 2-го ранга Драммонд считал, что все договоренности с французами Раглан считал не более чем формальностью.

Спокойной работы по организации сражения, как это было у французов, у англичан не наблюдалось. Столь «любимый» в армии Ее Величества и неоднократно нами упоминаемый «административный кошмар» царил все последние сутки. Действия несколько раз согласовывались на высшем уровне. Ничего в настроении английского главнокомандующего за время, прошедшее после первого совместного совещания, не изменилось. Но и ничего нового в его голове не родилось. В результате, когда полковник Трошю лично доставил Раглану утвержденную схему действий французов, английский командующий с ней, вроде бы, согласился. Правда, проведя вечер на свежем крымском воздухе, лорд, решив, что не стоит особенно доверять союзникам, заявил о принятии французского предложения к сведению, чем и ограничился.

Да и что-либо менять было уже поздно.

Подведем итоги. Не видя элементарного, не умея действовать на перспективу, Раглан в первые же дни операции полностью дискредитировал себя как военный руководитель. В силу отсутствия у него каких-либо признаков стратегического мышления он склонялся к максимально простым прямолинейным действиям. Адмирал Слейд, например, лишь этим объясняет не только роковую, стоившую жизней многих британских солдат и офицеров лобовую атаку, но и то, что, отказавшись от охвата правого фланга русской армии, он дал возможность Меншикову совершить классический фланговый маневр. Благодаря этому, русский главнокомандующий хотя и потерял инициативу фронта, но вышел из-под возможного второго удара, сохранив инициативу фланговых действий.