Накануне
Прошедшие после Балаклавы и Малого Инкермана несколько недель хотя и изменили ситуацию, казалось, в лучшую сторону, не смогли убедить союзников отказаться от решающего штурма крепости. В его успехе трудно было сомневаться. Французы подвели свои осадные работы к 65 саженям от исходящего угла 4-го бастиона, его способность выдерживать постоянное огневое воздействие, приводившее к большим жертвам и разрушениям, постепенно, но неумолимо иссякала.
Оборонительная линия русских хотя и была сильной, но не настолько, чтобы выдержать одновременную атаку, а если ее провести согласованно с нескольких направлении, то атакующий гарантированно добивался успеха.
Для доведения обороны до совершенства требовалось время. Для того чтобы это время получить, крайне необходимо было заставить союзников отказаться от намерения штурмовать Севастополь. После этого на помощь русским приходил вечный союзник — непогода, а в тылу союзников появлялся «партизан», действовавший против их коммуникаций — штормовое осеннее море.
Нет ни малейшего сомнения, что Меншиков все это знал. Моряки, за десятки лет изучившие коварство Понта Эвксинского, наверняка ему неоднократно об этом говорили.
За то, чтобы получить время, нужно было заплатить ценой большой крови. Но ставки в этой игре с ее начала были высокими, и Меншиков решился атаковать.
Едва отгремели Балаклава и Малый Инкерман, раненые были отправлены в тыл, а убитые отпеты и похоронены под Севастополем, резко понизилась температура. 29 октября союзники впервые ощутили на себе леденящий холод крымской осени.
Рассел, чьи репортажи с понижением температуры повышали градус разыгрывавшейся в Крыму трагедии, писал: «Войска, обученные лишь бряцать оружием, внезапно столкнулись с превратностями настоящей войны. Но британский солдат всегда готов к бою со смертельным врагом и безропотно сносит удары судьбы. Единственное, перед чем он беззащитен — небрежение высших чинов и губительная халатность армейских служб. В час триумфа, в час победного восторга сердце нации вдруг застыло — это с Севастопольских высот донеслись скорбные вопли. Затем Британия услышала рассказы об ужасах и страданиях, напомнившие ей о самом злополучном и постыдном эпизоде ее военной истории. Те, кто помнил Вальхерен, тщетно искали в хрониках Голландской экспедиции примеры такой высокой смертности, такого бедственного положения солдат».
Рядовой 20-го полка писал домой в Англию: «Я попал в самую неприятную ситуацию. Погода влажная и холодная, у нас есть одежда, но мало одежды, чтобы согревать нас. У нас нет огня, чтобы готовить, но когда мы сталкиваемся с деревьями или домами, разбираем их на топливо. Мы заражены паразитами и покрыты грязью. Люди умирают от действия холода. Мы проводим 20 дней в месяц на открытом месте, наблюдая за неприятелем, и есть все признаки нашего пребывания в этом положении всю зиму».
Начиналось еще одно испытание, которое по устоявшейся вековой традиции терпит каждый враг, вторгшийся на землю России, и которое для многих из них заканчивается стуком заступа о мерзлую могильную землю.
Но перед этим и русским, и союзникам пришлось пережить одно из самых жестоких сражений мировой военной истории — Инкерманское.
Мы к нему только подошли…
* * *
