«… неудача флота была полной».

Теперь попробуем посмотреть на происходившее глазами русских матросов, солдат и офицеров, тех, кто в тяжелейшем противостоянии добыл победу. Противостояние флота и береговых батарей Севастопольской крепости — наиболее интересное событие всех трех дней первой бомбардировки. По мнению участника событий, находившегося во время боя на батарее №10 Бабенчикова, это было соперничество двух сильнейших родов войск того времени — артиллерии и флота. Каждый из их представителей старался показать свой профессионализм и превосходство над неприятелем.

С одной стороны флот со своим взглядом и опытом удачных противостояний с берегом: Копенгаген, Алжир, Сен-Жан-д Анжели, Сен-Жан д. Акр, Синоп и др.: «Моряк, привыкнув побеждать в борьбе даже стихии, и сознавая чудовищную силу громадного вооружения, сосредоточенного на небольшом пространстве корабля, способного при том к быстрому передвижению, приобретает большую самоуверенность. Он убежден в возможности форсировать рейды и защищенные проходы и атаковать с успехом сильные батареи. Поэтому он обыкновенно горячо отстаивает свое убеждение и старается доказать во что бы то ни стало, что флот может забомбардировать крепость, срыть батареи и прорваться в проходы, не смотря ни на какие средства артиллерии».

С другой — береговая артиллерия, обладающая опытом успешного отражения атак и признающая неприятельский флот лишь в виде горящих кораблей в зоне досягаемости своих орудий: Линоза (1806 г.), Шельда (1814 г.) и др.: «Артиллерист, обладающий не меньшей энергией, еще более сознает силу своего оружия. Он знает как велико превосходство положения орудия на неподвижной основе батарей, противу положения их на корабле, колеблющемся даже от собственных выстрелов. Он может подробно изучить местность перед батареями, иметь более простора для действий и, наконец, может сосредотачивать огонь своих орудий более правильно, спокойно и хладнокровно. Поэтому он еще более самоуверен, нежели моряк…».

Есть еще деталь, и нужно понять, кому она более выгодна, так как и от нее будет зависеть судьба победы или поражения в бою — это дым. С одной стороны он укрывает от ответного огня, но с другой — не дает вести собственный прицельный. С этой точки зрения он выгоден береговым батареям, которые могли фиксировать место нахождения корабля по верхушкам мачт. Предусмотрительные англичане их сняли (брам-стеньги и стеньги) до самых марсов, уменьшив размер мачт на треть.

Но и моряки были не так просты и практиковали в то время ведение огня «по меткам». То есть цель совсем не обязательно было видеть, главное было зафиксировать ее положение при первых выстрелах так называемыми метками и в дальнейшем просто отправлять в ту сторону снаряд за снарядом. Прием требовал высочайшей точности при маневрировании, но при хорошем исполнении давал неплохие результаты.

Имелся еще один надежный ориентир — вспышки выстрелов корабельных орудий. Союзники вели его палубами, в очередности орудий, а потому габариты корабля определялись хорошо, позволяя отвечать гораздо точнее, чем получать в ответ. Судя по Бабенчикову, именно таким образом стреляли русские артиллеристы батареи №10 по французским и турецким кораблям.

 

КОНСТАНТИНОВСКАЯ БАТАРЕЯ

Константиновская батарея была заложена в 1836 г. инженер-полковником Фелькерзамом и к 1840 г., в основном, построена и вооружена. Батарея была двухъярусная, в плане в виде подковы, повторяя очертания мыса. Правый фас обращался к морю, левый — к рейду. Прикрытая с фасада высоким бруствером плоская крыша служила для установки орудий и фланкировалась стенами двух высоких квадратных башен- барбетов, от которых во двор вели два пандуса. Длина батареи по переднему фасу была около 188 м. С тыла замыкалась двухъярусной оборонительной казармой и оборонительными стенами. Впереди казармы оборудовали ров с каменным эскарпом. К осени 1853 г. на вооружении батареи были 94 орудия, из них 83 были предназначены для стрельбы по взморью и рейду. Уязвимым местом батареи оставалась ее слабость со стороны моря, которую умело использовали союзники 5(17) сентября 1854 г. Хотя Меншиков, заметив эту проблему, приказал поставить дополнительно 10 бомбовых 3-пудовых пушек, выполнить это не удалось «…по узкости амбразур в казематах и по большой высоте парапета платформы».

Русские береговые батареи открыли огонь по двигавшимся со стороны Качи союзным кораблям в 13.30, едва только те оказались в зоне досягаемости их орудий. В общей сложности в борьбе с флотом участвовали: Волохова башня, батареи Карташевского, Константиновская, Александровская и №10. Кроме них пытались действовать по кораблям неприятеля батарея №8, 7-й бастион. Несколько выстрелов произвели батареи внутреннего рейда: Михайловская, Николаевская и №4.  

Как фланговая батарея, Константиновская попала под основной удар эскадры союзников.

Расположенная на возвышении батарея представляла хорошую цель для двух групп английских кораблей, обстреливавших ее. Как только неприятельские корабли входили в зону обстрела батареи или соседних с ней батарей Карташевского или Волохова, артиллеристы немедленно производили пристрелку и, добившись попаданий, развивали максимальную скорострельность. Здесь так же, как и на левом фланге, пороховой дым постепенно закрывал корабли, и русские корректировали стрельбу по вспышкам неприятельских залпов или по самим кораблям, если они появлялись в разрывах дыма. Противнику тоже удалось добиться попаданий в Константиновскую батарею. Одна бомба попала во дворик и взорвала там несколько ящиков с боеприпасами, другая — в верхнюю незащищенную платформу. Личный состав, находившийся здесь, был выведен из строя, а орудия оказались поврежденными. Оставшись у единственного уцелевшего орудия, фельдфебель 3-й артиллерийской роты Григорий Брилевич геройски продолжал стрельбу, не обращая внимания на летящие кругом ядра и бомбы.

Бой в районе Константиновской носил такой же характер, как и в районе батареи № 10: вражеские корабли, получив повреждения, или при возникновении пожаров, выходили из боя, устраняли последствия повреждений, а затем снова вступали в бой. Но огонь их становился все менее эффективным, и в 18 час. 11 мин. английские корабли вышли из зоны огня севастопольских береговых батарей, которые до последней возможности вели обстрел противника.

Батарея была явно не по зубам союзникам. Спустя несколько десятков лет после события, это было отмечено Ф. Альтмайером в его «Войне на море»: «В тех случаях, когда укрепления, при сильном артиллерийском вооружении, будут так расположены, что флоту нельзя занять охватывающую позицию и поражать укрепления анфиладным и тыльным огнем (Акра, 1840 г., Константиновская батарея в Севастополе 1854 г. и проч.), победа остается на стороне укреплений, если бы флот даже и превосходил их в числе орудий. Такое заключение основывается на том, что береговые артиллеристы будут иметь перед собой весьма большую площадь поражения, между тем как корабельные орудия нужно будет наводить лишь на дуло орудия противника».

В результате титанических усилий само сооружение пострадало слабо. Американский майор Делафилд утверждает, что два относительно серьезно пострадавших каземата были восстановлены в течение суток. Из 5 ядрокалительных печей было разрушено 4. Во дворе батареи были взорваны несколько зарядных ящиков, повреждены 10 амбразур.

 

БАШНЯ ВОЛОХОВА И БАТАРЕЯ КАРТАШЕВСКОГО: ВЕЛИКИЙ ПОЗОР КОРОЛЕВСКОГО ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА

Эти две батареи были построены севернее Константиновской батареи в целях ее защиты с тыла и обстрела морского берега до устья реки Бельбек в январе-апреле 1854 г. Их преимуществом была продуманность расположения, прежде всего возвышенность над уровнем моря, позволявшая обстреливать корабли с больших дистанций, оставаясь самим малоуязвимыми, что и подтвердили описываемые события. 

Башня Волохова.

17 марта 1854 г. Корнилов произвел рекогносцировку побережья от Херсонесского маяка до мыса Лукулл. Результаты были неутешительными: оказалось, что неприятельские корабли могут подойти к побережью в тыл Константиновской батарее и держать под обстрелом не только ее, но и флот, находящийся на рейде. А так как два орудия в так называемых «башнях Мартелло» не могли серьезно противостоять этим действиям, было принято решение о срочном строительстве земляной батареи и каменной башни в этом районе. Солдаты полковника артиллерии Карташова быстро возвели земляную батарею на пять орудий, а вот строительство каменного укрепления требовало немалых средств. Корнилов обратился за помощью к отставному подпоручику Даниилу Волохову, который был подрядчиком у Морского ведомства и слыл весьма состоятельным человеком. Кроме прочего он был другом Корнилова, и не случайно в доме Волохова в период обороны находилась последняя квартира адмирала. 26 сентября 1854 г. из дома контр-адмирала В.И. Истомина он и перебрался к Волохову, на горе возле телеграфа, чтобы быть в центре действий и наблюдений. Там же разместился и его штаб, адъютанты и флаг-офицеры.

Бывший офицер взялся своими силами и средствами построить башню. 31 марта начали работы, а 21 апреля 1854 г. укрепление было завершено. Мощное фортификационное сооружение в виде квадратной в плане башни имело стороны длиной до 18 и высотой до 9 м, толщина стен и сводов приближалась к двум метрам. На первом этаже были пороховые погреба и 7 бойниц для ружейной обороны, на втором ярусе — ядрокалильная печь и 49 бойниц для ружей. Вход в башню охранялся двумя 18-фунтовыми карронадами, установленными в амбразурах. Против входа соорудили мост с подъемным пролетом, через который можно было войти в башню. Со второго этажа гарнизон укрепления мог попасть по внутренней лестнице на третий ярус открытой обороны; его окружал парапет с бойницами высотой 160 см. На открытой обороне на круглых платформах были установлены восемь 36-фунтовых орудий для стрельбы через банк. Но главным в этом сооружении был вал, который прикрывал укрепление со всех сторон и делал его почти неуязвимым для противника. Полностью недостатков, правда, избежать не удалось. Отчасти к таковым можно отнести то, что из 8 орудий, хотя и установленных на вращающихся платформах, только 5 могли стрелять одновременно в одну сторону, не имея разницы: в сторону моря, или в сторону суши.

Батарея Карташевского, она же батарея №12. Ее предназначением было фланкирование башни Волохова и Константиновской батареи. На вооружении имела три 1-пудовых единорога и два орудия на флангах (36-фунтовая пушка на левом и 1/2-пудовый единорог на правом.

Еще до начала Крымской кампании эти батареи имели реальную возможность опробовать свои пушки, а заодно получить практику стрельбы по союзному флоту. 14 июля 1854 года, когда три неприятельских корабля, преследуя небольшой русский корабль, вошли в зону действия их орудий, артиллеристы быстро открыли по ним меткий огонь и достигли четырех попаданий в головной неприятельский корабль. Противник отказался от дальнейшего преследования и удалился в сторону реки Качи.

29 сентября турецкий корвет вошел в сектор обстрела батарей и быстро за это поплатился. Под градом ядер турецкая команда оставила лишенный управления и дрейфовавший по ветру корабль. В это время английский военный пароход приблизился к турецкому корвету, чтобы взять его на буксир. Батареи № 8, 10 и Константиновская не замедлили открыть по нему меткий огонь. Английский пароход удалился. Полуразрушенный турецкий корвет был прибит волной к берегу.

5(17) октября батарея Карташевского была атакована линейным кораблем «Аретуза». Основным противником башни Волохова стал «Альбион». Думаю, что англичане не сильно волновались по поводу этих слабо вооруженных батарей, хотя прекрасно понимали, что само расположение делало невозможным их принуждение к молчанию.

Обе батареи прекрасно выполнили свою задачу прикрытия Константиновской батареи. За 6 часов каждое орудие сделало по 240–290 выстрелов. Раскалились не только пушки, но и атмосфера: «В одном только белье, сбросив шинели, потому что и без них было жарко, не смотря на октябрьский холод, орудийная прислуга, почти не сходившая с бруствера, усердно работала при орудиях».

Причину успешного действия по неприятелю объяснить не трудно. Будучи расположенными с превышением по высоте и потому доминирующие над водной поверхностью, эти две батареи постоянно видели цель, и им оставалось лишь точно накрывать ее. А это русские морские артиллеристы всегда умели делать качественно. Потому, хотя и им периодически доставалось, они, в свою очередь удачно поражали верхние палубы английских кораблей, нанося чувствительные потери.

 

БАТАРЕЯ №10

Летом 1850 г. генерал-инспектор по инженерной части, посетивший Севастополь, составил подробнейший и основательнейший отчет о поездке. Отчетный документ был одобрен лично императором Николаем I. Высокое начальство было довольно тем, что 10-я батарея хорошо обстреливает вход в севастопольский рейд и подходы к нему. Однако недовольство вызывало состояние защиты горжевой части в случае возможной атаки десанта противника. В результате было предписано исполнить ряд конкретных указаний. Прежде всего, 10-я береговая батарея должна была быть укреплена углублением рва, увеличением высоты эскарпных, контрэскарпных и брустверов. При этом надлежало обеспечить фланговый обстрел рва. К началу войны батарея состояла из двух исходящих закругленных частей, соединенных ломаной куртиной.

В указанном документе устанавливались численность и постоянное размещение на укреплениях войск для защиты от вражеского десанта. На 8-й и 10-й батареях должно находиться два батальона, в том числе на 10-й резервный батальон Литовского полка (400 человек) под начальством генерал-майора Пихелыитейна. Батарея имела длину по фронту 200 саж. и предназначалась для защиты Карантинной бухты и действия во фланг и тыл неприятельским кораблям, пытающимся прорваться в глубь Севастопольской бухты. По оценке Делафилда батарея была очень удачно вписана в оборонительную систему Севастопольской крепости, взаимодействуя с Александровской и Константиновской батареями.

К началу Крымской кампании береговая батарея №10 входила в первую дистанцию оборонительных укреплений и продолжала играть важную роль в защите Севастопольской крепости с моря, имея на вооружении порядка 59 орудий. Из них: 2 3-х пудовые пушки образца 1838 г.; 29 36-фт. пушек; 10 1-пудовых длинных единорогов; 9 l/2-пудовых единорогов, 5 мортир. Прислуга батареи состояла из 277 человек, в основном артиллеристов Севастопольского артиллерийского гарнизона: роты №2 и №3 (до 300 чел.). Артиллерией командовал командир роты №2 подпоручик Л.Г. Зяким, «…молодой, энергический, преданный своему оружию офицер». Командиром батареи был капитан 2-го ранга А.Н. Андреев. Левым флангом батареи командовал лейтенант Папа-Егоров.

Командовал батареей талантливый морской артиллерист А.Н. Андреев. Благодаря его энергии в самые напряженные минуты обстрела огонь не прекращался. Сражение для батареи №10 состояло из двух частей.

Вначале ей пришлось вести борьбу с французской батареей на западной стороне Карантинной бухты, а потом и с кораблями, бой с которыми начался тремя часами ранее основного сражения.

Неприятельская артиллерия в 9 часов утра открыла амбразуры и повела огонь по 6-му бастиону. И вот тут, только прочувствуйте, читатель! Вот, как описывает участник сражения (Бабенчиков) эмоции матросов, составлявших большую часть орудийной прислуги при начале боя. Действительно, поражаешься русскому характеру: «…орудийная прислуга батареи №10, с воплем какой то дикой радости, с какой то лихорадочной живостью, бросилась к орудиям сухопутного фаса».

Я не сторонник высокопарных слов, но сказанное одним из участников встречи матросов из Севастополя в Москве в 1856 г. «…удаль морская перенесена вами с палуб на батареи», не преувеличение.

На батарее не хватало прислуги, и у одной из мортир работал во время сражения солдат из одного из резервных пехотных батальонов, до этого стоявший у будки, где поставили ящик с ручными гранатами, на случай штурма с суши. Оказалось, не зря незадолго до войны, солдаты резервных батальонов 13-й пехотной дивизии прошли курс артиллерийского обучения.

В самом начале боя, неприятельская бомба взорвала гранаты, не причинив никакого вреда часовому, который, работая у орудий, одновременно оставался на своем посту, покуда не был сменен. Но при этом в разгар сражения батарея отвечала на каждый неприятельский выстрел двумя-тремя своими.

Кроме ручных гранат, на батарее № 10 было взорвано два ящика со снаряженными бомбами, стоявшие на валганге за орудиями, но, к счастью, эти взрывы не нанесли никакого вреда. Постепенно артиллеристы вполне освоились под огнем. Действия гарнизона стали взвешенными и спокойными: «Все, кто не мог принять прямого участия в стрельбе, следили за действием выстрелов; каждый попавший снаряд производил общий восторг, был приветствуем общими одобрительными восклицаниями, как будто бы этими выстрелами решалась судьба общего боя, вопросы: быть или не быть Севастополю. По недостатку ли опытности, или по общему увлечению, никто не думал, что сегодня, и завтра, и потом почти целый год будет продолжаться этот же самый бой. Впоследствии, когда все, что называется, пристрелялись, мы уже не увлекались так, не горячились, не бросали снаряд за снарядом без счета. Спокойно и медленно мы отвечали едва одним выстрелом на пять неприятельских, и не иначе, как совершенно точно наведя орудие и обусловив все шансы наилучшего действия выстрела. Но такая опытность приобретена нами лишь после нескольких недель боя. В первом же деле увлечение было чрезмерно, страсти находились в полном разгаре. Однако при всем увлечении, несмотря на расстояние — свыше 600 саж. на котором из 1/2-пудового единорога, даже на практике попадает едва 10%, не смотря на весьма косвенное расположение неприятельской батареи, прикрываемой притом с фланга, как бы башней, круглой печью для выжигания извести, — три орудия из этой батареи не более как через час были уже сбиты. Но одно орудие, ближайшее к печи, и потому наилучше прикрытое со стороны батареи №10, оставалось еще более часа, хотя стреляло только изредка, как бы украдкой, когда огонь нашей батареи, чтобы дать разойтись дыму и посмотреть, где и что делают корабли. Артиллеристы нашей батареи прозвали орудие в шутку “запечным сверчком”, и когда раздавался снова свист вылетающего из него снаряда, говорили: “сверчок-то наш еще посвистывает”, и опять наводили туда три или четыре орудия и забрасывали его снарядами. Но, как только умолкала пальба, сверчок вновь отзывался из-за своей печи и снова вызывал против себя учащенные выстрелы».

Второй этап боя начался после того, как в 12 час. 40 мин. батарея, в зону которой вошел французский линейный корабль «Шарлемань» и другие, открыла по ним огонь, а в 13.10. уже неприятель начал ответную стрельбу по батарее №10, которой пришлось принять на себя главную тяжесть боя с французскими кораблями, сосредоточившими на ней огонь своих орудий, «…подавляя множеством ядер».

Как ни странно, русским помогло то, что теоретически должно было мешать. Пороховой дым, которым окутались корабли, поднимался вверх и расползался по морю. Он был такой, что, говоря словами очевидца: «…на близком расстоянии человека рассмотреть было невозможно».

Артиллеристы противника не могли наблюдать за падением снарядов и корректировать свою стрельбу. Артиллеристы же береговых батарей успели пристреляться, кроме того, корректировать стрельбу им несколько облегчали вспышки выстрелов корабельных орудий. Достигнув попаданий, русские повели огонь с максимальной скорострельностью.

Батарея с первых минут боя стала наносить тяжелые повреждения французским кораблям. Особенно пригодились две бомбовые пушки, которые еще до начала событий пытались усовершенствовать. Их переставили с обычных лафетов на элевационные станки, названные Бабенчиковым «неуклюжими ящиками», надеясь увеличить таким образом, стрельбу, придав еще и угол возвышения 45 град. «…Дальность получилась удивительная, кажется, верст пять, если не больше, но возможность попасть в цель и, следовательно, употребить с пользой в действительном бою эти орудия, сделалась столь же удивительной, если не вовсе немыслимой».

Через час положение на батарее усложнилось, брустверы оказались сильно разрушенными и постепенно все меньше укрывали расчеты артиллерийских орудий, увеличивая потери.

А теперь давайте представим: по батарее вели огонь больше половины линейных кораблей французской эскадры. В том числе «Шарлемань» (45 орудий), «Марсель» (43 орудия), «Монтебелло» (60 орудий), «Алжир» (43 орудия), «Фридланд» (63 орудия), «Маренго» (43 орудия) действовали ТОЛЬКО по батарее №10. Не нужно страдать любовью к математике, чтобы увидеть: количество орудий любого из этих кораблей было больше чем на батарее. А еще «делили» между собой батареи №10 и Александровскую «Наполеон», «Баярд», «Генри IV», «Сюффрен», «Валми», «Жан Барт» и «Виль де Пари».

Правда, русским было не до перечисления этих шумных наименований: «…сколько именно — мы не считали, потому что было некогда, да и ни к чему». Но это только первая часть проблемы. Вторая, что большая часть французских кораблей сосредоточила свой огонь на левом выступающем фасе. Таким образом, если и было среди береговых батарей место, где шансы для выживания были минимальными, то оно находилось именно там.

Вдобавок, Лайонс, прорвавшись с флагманским «Агамемноном» почти к линии заграждения, начал поражать северный фланг батареи залпами из 40–45 орудий одного борта. На этом фоне сухопутная французская батарея на мысе Херсонес казалась самой незначительной из проблем. Таким образом, уцелеть у батареи №10 шансов было мало. Не побоюсь возвышенных фраз, если и были в этот день герои — это ее артиллеристы в числе первых из них.

Первым попал под огонь «Шарлемань». Его 45 орудиям русские противопоставили целых …4 орудия левого выдающегося закругленного фаса батареи. В том числе те самые «…с отрезанными до половины средними лафетными брусьями с подъемными винтами и их матками».

Линейный корабль начал подходить к берегу, изготавливаясь к стрельбе. Чтобы снизить вероятность попаданий, его несколько раз поворачивали к берегу кормой или носом. На русских эти маневры особого впечатления не производили. Им было просто не до того: «Предвидя бой на близкую дистанцию, нужно было установить под орудия бруски и клинья, заменявшие отрезанный винт. Работа эта отняла у нас столько времени, сколько необходимо было кораблю для приближения на 450–500 саж. от батареи в таком направлении, что против него было можно стрелять с батареи №10 только из трех 1-пуд. единорогов и одного 1/2-пуд., предназначенного для обстрела Карантинной бухты».

Интересное, конечно, соотношение 45 к 4. Но пока русские суетились у орудий, «Шарлемань» получил подкрепление в виде еще одного линейного монстра — «Марселя» из-за носа которого высовывался бушприт буксировщика — парохода «Панама». Теперь соотношение стало еще «веселее»: 85 к 4. Против «Марселя» (40 или 43 орудия) пушек не было.

Вскоре своим ходом появился 120-пушечный «Монтебелло», начавший продольно простреливать батарею. Против 50–60 орудий одного его борта батарея сумела противопоставить целых 7 пушек левого фаса, действовавших с дистанции 525–550 саж. А потом линейные корабли пошли непрерывной колонной, и считать их перестали. На батарее разразился вулкан, в котором артиллеристы не покидали орудий, продолжая вести непрерывный огонь по неприятелю. Дошло до того, что в какой-то момент из-за снарядов, десятками врезающихся в батарею, выделенные для доставки зарядов и ядер чины не могли пройти к складу снаряженных боеприпасов. Не придумав лучшего, русские прибегли к экспромту, снарядив пушки бывшими под рукой пустотелыми гранатами, в которых вместо порохового заряда был обычный песок. Бабенчиков говорит, что их готовили для использования из этих самых бомбовых пушек с переделанными станками, как ядра для стрельбы на максимальную дистанцию. Ими стали стрелять по «Шарлемани» и… попали. Одно из этих «ядер» французы нашли после боя на палубе линейного корабля, что позволило сделать вывод о критическом положении в крепости с порохом.

Еще одним свидетельством развитой инженерной мысли русских морских артиллеристов стал «мгновенно придуманный ими ускоренный способ стрельбы, избежав накатывания».»

Само по себе накатывание и повторная наводка орудия занимала много времени и значительно снижала темп стрельбы. Артиллеристы, чтобы избежать этой процедуры, «…не подкладывая же гандшпигов; достигали того, что откатившееся орудие само собою, по собственной тяжести, накатывалось на место к брустверу по наклонным рельсам поворотной платформы так скоро, что №1 с банником успевал лишь вскочить на крону бруствера и в туже секунду начать банить орудие. За ним всходил №2, подававший заряд и снаряд, по досылке которых орудие было уже совершенно готово к выстрелу, потому что оно, находясь на месте, наводилось во время самого заряжания. Через это достигалась возможность делать выстрелы весьма часто, так что в минуту, или даже скорее, успевали делать по выстрелу все четыре орудия, а в 6 часов времени было сделано от 240 до 300 выстрелов каждым из этих орудий».

Бой продолжался. Самый «вкусный» кусок пирога доставался флагману, ставшему на якорь в 100–150 саж. от «Монтебелло». «Виль де Пари» и «Жан Барт» расположились перед фронтом батареи и должны были с расстояния 500 саж. действовать на фронт, продольно простреливая левый выступ. В действительности они занимались Александровской батареей.

По «Парижу» действовали 11 пушек (36-фунтовые) со среднего фаса батареи, стрелявшие только ядрами, что было малоэффективно. «Жан Барт» обстреливали 6 орудий среднего фаса и 1 единорог.

Бабенчиков описал происходившее: «…Следовало защищать честь оружия, дух войска, честь и славу отечества. Нужны были неимоверные усилия… Прислуга для ускорения стрельбы порешила вовсе не прикрываться бруствером. Смутно сознавалось, что при такой громадной силе неприятеля бруствер был ничтожной защитой. Заряжать, прикрываясь им, было бы и бесполезно, и неудобно, и медленно, тогда как была необходимость стрелять как можно скорее, чтобы быстротой стрельбы вознаградить слишком малое число орудий. Сознавалось, что ежели надлежало погибнуть неминуемо, то следовало погибнуть достойно и мужественно, не рассчитывая ни на прикрытие, ни на соразмерность сил, нанося врагу возможно большее поражение в высшей степени ускоренной пальбой из тех немногих орудий, которыми приходилось отбиваться от неприятеля».

Правда, подобная «изобретательность» имела целых две оборотные стороны. Первая: номера, постоянно находившиеся на бруствере, подвергались риску быть, с большой долей вероятности, убитыми или ранеными. При этом никакие уговоры начальников не подвергать себя напрасному риску, на разгоряченных боем матросов и солдат уже не действовали.

Вторая: от частых выстрелов к 16 часам орудия, несмотря на частое их смачивание, до того разгорячились, что капитан-лейтенант Андреев был вынужден на некоторое время приостановить стрельбу. Дело в том, что моряки, обученные по правилам морского боя и к этому привычные стреляли не так, как надо, а как от них всегда требовали суровые начальники и беспощадная морская служба.

Французы, жестоко избиваемые батареей №10, допустили ошибку, не позволившую им стереть ее «в пыль»: «Вместо того, чтобы сосредоточить весь огонь по наиболее важному объекту — орудиям береговых батарей, — они рассредоточили его. Орудия крупных калибров (бомбовые пушки), находившиеся на нижних деках (палубах), должны были разрушить подошву земляного бруствера батареи № 10, сбить орудия и лишить орудийную прислугу защиты; орудия среднего дека вели стрельбу непосредственно по орудиям батареи № 10 и, наконец, орудия верхнего дека — по району расположения батареи с целью уничтожить здесь все живое, а также пресечь помощь батарее извне. Однако противник, не зная точного расстояния до батареи № 10 и не пристрелявшись, посылал снаряды из орудий нижнего дека не в бруствер, а ниже, в скалистый берег, отражаясь от которого, они поднимали перед батареей фонтаны воды. Орудия средних деков стреляли с большим перелетом (после боя на территории батареи было найдено 2700 ядер и неразорвавшихся бомб и большое количество осколков). Пушки верхнего дека били слишком высоко, их снаряды ложились за батареями, где не было ни орудий, ни личного состава. Лишь отдельные ядра и бомбы падали в расположении батареи».

Гарнизон крепости увидел, что батарея №10 превратилась в огненный вихрь, и сообщение с ней прервалось: «…неприятельские снаряды, перелетая через нее, рикошетировали на местности и ложились пред 6 и 7 бастионами в таком огромном количестве, что превратили с ней всякое сообщение».

Не удивительно, что все поняли: батарея №10 больше не существует: «Не имея никаких сведений с этой батареи, можно было подумать, что она уничтожена, что орудия ее, действовавшие через банк, сбиты, а прислуга с прикрытием, состоявшим из двух рот, не имевших безопасного помещения, погибла».

Даже подумали, что на нее уже вошла французская пехота и срочно выставили два батальона у оборонительной стены между 6-м и 7-м бастионами на случай неприятельской атаки с суши со стороны батареи №10.

Каким же было удивление, когда уже в сумерках с батареи вернулся добровольно отправившийся на нее лейтенант Троицкий и доложил, что батарея не только жива, но продолжает действовать, а понесенные ей потери не столь значительны, как это казалось.

Деятельность батареи № 10, получила высокую оценку руководителей обороны Севастополя. Адмирал Нахимов на следующий день прибыл на батарею и обратился к артиллеристам с такими словами: «Вы защищались как герои, — вами гордится, вам завидует Севастополь. Благодарю вас. Если мы будем действовать таким образом, то непременно победим неприятеля. Благодарю вас, от всей души благодарю вас».

Даже до царя дошла весть о славной батарее №10. Вскоре Меншиковым было получено письмо, в котором, между прочего говорилось: «Чисто непонятно Мне, как батарея № 10-го могла уцелеть. Думаю, что командир ее заслужил Георгия 4. Вели собрать при досуге думу и определи кому справедливо дать; прислуге этой батареи дай по 3 рубля на человека, а прочим всем в деле бывшим по 2 р. Да сверх тобой данных крестов нижним чинам, дай еще от Меня по 5-ти на батарею. Бог с вами, да хранит вас Господь и да даст православным победу над врагами. На веки твой искренно доброжелательный».

 

АЛЕКСАНДРОВСКАЯ БАТАРЕЯ

Ее проект был первым и наиболее сильным, из первых четырех, утвержденных А.В. Суворовым в конце XVIII в. общем плане строительства береговых батарей Севастопольской крепости. Форму ее вписали в очертания длинного узкого мыса, на котором стояла батарея. На оконечности мыса возвели круглую двухэтажную башню диаметром более 20 м., своды которой защищала насыпь из грунта. 12 орудий прикрывали рейд и проход в бухту. К башне примыкали одноярусные казематы с открытой платформой для стрельбы через банк. Их орудия защищали подходы к рейду. Основания башни и казематов возвышались над уровнем моря на 6 м, а на отметке 14 м возводилась земляная батарея с двумя фасами для размещения 18 орудий. Гарнизон укрепления размещался в казарме на территории батареи. Артиллерийская прислуга на батарее была от роты №4 и полуроты №5 Севастопольского артиллерийского гарнизона. Командовал батареей командир роты №4 капитан П.А. Козловский, «…замечательный пунктуальной точностью в исполнении служебных обязанностей и отличной чистотой и порядком, которые он соблюдал на батарее даже во время войны».

Для фланкирования находившейся на противоположном берегу Константиновской батареи на верхней площадке казематированной части Александровской батареи 1/2-пудовые единороги были заменены 1-пудовыми и 18-фунтовыми пушками.

Батарея открыла огонь после того, как вступила в дело соседняя батарея №10. Одновременно с ней начала стрельбу батарея № 8 с бастионом батареи № 7, но их огонь по сравнению с огнем батареи № 10 из-за дальности расстояния был менее эффективен.

С этого времени грохот орудийных выстрелов слился, действительно, как у Лермонтова, в «один протяжный вой». Снаряды долетали до Херсонеса, в Балаклаве, казалось бы, достаточно удаленной от места сражения, не осталось ни одного целого стекла в домах.

На батарее сосредоточила огонь вторая половина французской эскадры: «Париж», «Валми», «Генри IV», «Наполеон», «Юпитер» и два турецких корабля.

Русские, заметив на «Наполеоне» адмиральский флаг, сосредоточили огонь на нем. Хотя это громко сказано, на самом деле против лучшего в мире линейного корабля действовали всего 9 орудий из казематов, которым помогали, правда, 2 орудия с Константиновской и 1 с выступающего правого фаса батареи № 10.

К 16 часам огонь стал стихать. Союзные эскадры начали покидать поле сражения. Безветрие привело к тому, что пороховой дым плотно закрыл акваторию, лишив не только противников возможности видеть друг друга, но и соседние корабли часто теряли один другого.

Честно говоря, очень хочется касательно ухода союзных эскадр применить словосочетание «бежали бесславно». Но, увы, давайте будем справедливы, флот именно выходил из боя, а не бежал в панике. Хотя определенные проблемы были, особенно у тех, кто получил тяжелые повреждения.

В довершение всем несчастьям, преследовавшим союзников в это день на море, в сумерках дымящийся «Санспарейл» врезался в «Камбрию», спешившую на помощь.

 

ДЕЙСТВИЯ РУССКИХ ПАРОХОДОВ

В ходе артиллерийского противостояния, начавшегося 5 октября, отдельно стоят действия пароходофрегатов «Владимир», «Бессарабия», «Одесса», «Крым». Еще до описываемых событий «Владимир» и «Крым», действовавшие под общим руководством Григория Ивановича Бутакова, с утра до вечера обстреливали вражеские траншеи, причиняя им значительные разрушения, уничтожая орудия, выводя из строя живую силу. 27 сентября Корнилов с удовлетворением отметил в письме: «Ночью было заметно движение от 1-го лагеря к Киленбалке, но бомбы “Владимира” его остановили».

Впервые в истории Российского флота боевым кораблям в качестве основной была поставлена задача — оказывать огневое содействие сухопутному гарнизону осажденной крепости. Специальным приказом начальника штаба флота командиры пароходов обязывались:

- выбрать наиболее удобные места для стоянки кораблей и войти в сношение с начальниками ближайших к их позициям сухопутных войск для лучшего согласования своих действий с береговыми распоряжениями;

- ставить на берегу сигнальные шесты для направления огня судовой артиллерии по тем объектам, которые скрыты от них высотами;

- оказывать взаимную поддержку друг другу и быть готовыми переменить свои позиции с изменением обстановки;

- помимо огневой поддержки сухопутному гарнизону, быть в постоянной готовности перебрасывать войсковые резервы с одного берега бухты на другой.

Первоначально позиции противника находились на удалении 20–25 каб. от Севастопольского рейда и корабли Черноморского флота вынуждено бездействовали, так как максимальная дальность стрельбы их орудий не превышала 16–18 каб. Затем были выработаны способы стрельбы по невидимым целям, с использованием наблюдательно-корректировочных постов.

Для этого из состава экипажа парохода выделялся артиллерийский унтер-офицер и два матроса под командование офицера, которые, находясь в контакте с командиром батареи или бастиона, подавали специальные сигналы о месте появления войск противника. В темное время суток сигналы подавались специальным сигнальным фонарем. Это уже само по себе нечто новое, едва ли не революционное, которое использовалось позднее в эпоху казнозарядной нарезной артиллерии: огонь кораблей организовывался с выносного командно-наблюдательного пункта и при взаимодействии с берегом. Это как раз то, чего не хватало союзникам на Альме, а сейчас именуется корректированием и управлением огнем артиллерии и стрельбой по заявкам сухопутных войск по заранее разведанным или выявленным в ходе боя целям. В общем, у нас все было как всегда: как только становится трудно, мы становимся лидерами по внедрению военно-технических новшеств.

В системе подготовительных мероприятий особое место отводилось четкой организации взаимодействия пароходов с сухопутными частями гарнизона. Взаимопониманию способствовало прежде всего то, что артиллерией укреплений командовали морские офицеры.

5(17) октября, с утра, пароходофрегат «Херсонес» (капитан-лейтенант И.Г. Руднев) совместно с «Владимиром» (капитан-лейтенант Г.И. Бутаков) из Килен-бухты обстреливали английские батареи. Действия в этот день пароходофрегатов особо отмечены командованием крепости. Благодаря их огню, оказались скованными батареи противника в районе Малахова кургана, что дало возможность защитникам удержаться на позициях. Это отметили не только русские, но и иностранные исследователи Крымской войны, считавшие, что сравнительно небольшие разрушения на кургане — следствие поддержки артиллерии «Владимира» и «Херсонеса», а английские орудия в своем большинстве пострадали именно огня этих кораблей.

О том, с каким напряжением работали команды пароходофрегатов, говорит тот факт, что в течение 5 октября только с «Владимира» было выпущено 186 бомб и 72 ядра из общего числа 600 снарядов, выпущенных четырьмя пароходофрегатами. На следующий день артиллерийским огнем с «Владимира» была повреждена «Пятиглазая батарея», которая, по словам бойких матросов, «…окривела и превратилась в одноглазого “циклопа”».

 

ОТМЕНА ШТУРМА

Еще до вступления в дело флота, атака Севастополя с суши была отменена. Между 12 и 13 часами войска, назначенные для штурма, вернулись в лагерь. Отмена атаки действует на солдат деморализующе: «…после нашей неудачи они становятся встревоженными, не теряя доверия, но одновременно и не надеясь на скорое возвращение успеха».

К вечеру стала затихать артиллерийская перестрелка, продолжавшаяся с английскими батареями. Французы молчали почти с полудня.

Все стороны приступили к подготовке к следующему дню, который обещал быть не менее тяжелым испытанием, нежели прошедший. Для русских нужно было за ночь успеть:

- пополнить боезапас батарей;

- восстановить сильно разрушенный 3-й бастион;

- заменить подбитые или уничтоженные орудия исправными, заменить или отремонтировать подбитые станки и лафеты;

- заменить не оправдавшие себя карронады более сильными орудиями.

- упрочить пороховые погреба;

- углубить прежние и возвести новые траншеи;

- восстановить разрушенные траверсы;

- подвезти снаряды к артиллерийским позициям.

В связи с нехваткой сил, для выполнения всех обозначенных работ, привлекли, как рабочую силу, армейские части с оборонительной линии и главного резерва. После учета расходования снарядов начальником гарнизона было указано всем батарейным командирам проявлять крайнюю бережливость. За неполный день на сухопутном фронте многие орудия сделали до 400 выстрелов — цифра невиданная, учитывая, что боезапас на орудие составлял на утро 150 выстрелов. Остальные почти 250 приходилось доставлять на себе и под огнем.

Но если штурм отменили — почему не отменили атаку с моря, потерявшую весь свой смысл и ставшую лишь бессмысленной тратой боезапаса и, то страшнее всего, гибели и ранениям сотен людей из числа корабельных экипажей. На этот вопрос не удалось найти ответ ни в одном из известных ныне источников, и, похоже, отвечать на него никто не хочет. На мой взгляд, союзников погубила их самоуверенность: может, город и не возьмем, но батареи сотрем в труху. Не получилось. А значит лучше молчать и не будоражить общественное мнение излишними откровениями.