26 апреля

И так это началось…

— Кто такая Дженнифер?

Все шары, которыми я ловко жонглировал, падают на пол.

— Извини?

— Кто такая Дженнифер? — снова спрашивает она, на этот раз тише. Я провожу рукой по волосам. Она протягивает мой телефон, я забираю его у нее. — Пришло сообщение…

— И что? Ты думаешь, что имеешь право знать? — набрасываюсь я на нее.

— Что? Нет. Я просто… — бормочет она. — Сколько у тебя отношений без обязательств? — Боже, черт возьми, ее глаза наполнены слезами. Пожалуйста, не плачь. — Хьюстон, я больше не могу этого делать, — говорит она. — Это слишком тяжело.

— Что, это из-за сообщения? — пожалуйста, не делай этого. Разве не видишь, что ты мне нужна? — Если бы я хотел поговорить о ней, я бы тебе рассказал. Ты мне не доверяешь?

— Доверять тебе? Я ничего о тебе не знаю. Ты мне ничего не рассказываешь.

Тебе не понравится то, что я могу рассказать. На твоем лице больше не будет такого взгляда.

— Ты смешна, — говорю я ей.

Она стоит рядом, и ее мизинец обхватывает мой.

— Хьюстон, поговори со мной, пожалуйста.

— Поговорить с тобой? Что? По-твоему, ты уже стала психиатром? — освободившись от ее руки, я медленно иду к двери. — Думаешь, что сможешь меня излечить? Разве не в этом все дело? Ты хочешь починить то, что сломано, — я открываю дверь, — я не способен на любовь, — я смог бы тебя полюбить, если бы все было по-другому. Наверное, я почти тебя полюбил.

— Нет людей неспособных на любовь, — шепчет она.

— Я такой человек.

Я ухожу, не сказав больше ни слова. Я направляюсь в противоположную сторону от своего дома. Иду туда, где я всегда мог думать. В то место, в котором чувствую себя, как дома. Медицинский центр «Лэнгон» манит меня флуоресцентными лампами, горящими внутри, и я прохожу через раздвижные двери.

Комната скорой помощи наполнена людьми, но я незаметно проскальзываю мимо болезней и страданий на второй этаж и блуждаю по коридорам в поисках часовни.

Когда я вхожу в темную комнату, священник сидит на скамье. Я сажусь рядом с ним и склоняю голову. Молюсь.

Но, как всегда, Бог не отвечает на мои молитвы. Он никогда этого не делает. Он вообще меня слышит?

— Бог действует таинственным образом, — говорит мне священник.

— Да. Наверно.

— Ваш близкий болен? — его лысая голова сияет в свете свечей, и я ему мягко улыбаюсь.

— Да, я.

— Бог о вас позаботится.

Я хочу ему сказать, чтобы он, черт возьми, заткнулся, что он не знает, о чем говорит, но не делаю этого. Вместо этого я киваю.

— Да, возможно, так и будет.

— Что говорят врачи, что с вами не так? — спрашивает он.

— Я сам доктор, и я говорю, что медленно умираю.

— Разве мы все не умираем, сын мой?

Я смеюсь над его словами. Я не болен, на самом деле, я никогда не был здоровее чем сейчас. А вот то, что здоров прямо сейчас — настоящий позор. Прошло уже два года.

Два долгих года наполненных желанием умереть.

Но смерть никак не приходит.

Бог работает таинственным образом? И все о чем я могу думать: что я ему сделал?

Говорят, у врачей самый ужасный комплекс Бога, и может быть, в какой-то момент моей жизни у меня он тоже был. Теперь, я провожу каждый день чертовски хорошо зная, что я вовсе не Бог.

— И что вы чувствуете по этому поводу? — спрашивает мой терапевт, доктор Гейл Фланиган.

— Я чувствую разочарование.

— А может тебе стоит узнать, что она хочет. Это может быть хорошо для вас.

Я осматриваю ее кабинет. Я приезжаю сюда почти два года. Меня об этом умоляла мама, и я, наконец сдался.

Гейл пытается заставить меня взглянуть в лицо моим проблемам, но я никогда не хотел иметь с ними дело. Какие у меня аргументы? Я надеялся на то, что если я их не буду замечать, то они просто исчезнут.

Именно Гейл, предложила мне преподавать вместо того, чтобы заниматься практической медициной. Идея, которую я оценил. Я бы не добился ничего хорошего, спасая чьи-то жизни, не имея желания спасти свою собственную.

— Расскажете мне о той девушке? О ваших с ней отношениях.

Я откидываюсь назад в кресле. Все думают, что во время терапии ты лежишь на удобном кожаном диване, но это не так, я сижу на желтом кожаном кресле у окна, в которое постоянно бросаю взгляд.

Гейл понятия не имеет о том, что Марли — моя студентка. Она бы никогда никому об этом не рассказала, я уверен в этом, но это — личное, о чем я не хочу рассказывать.

Чтобы сохранить тайну личной жизни Марли.

— Я думаю, с ней покончено.

— Почему вы так думаете? — ее черные волосы стянуты на затылке, и это напоминает мне о Дженнифер.

— Я все испортил. Я не знаю. Я просто не хочу слишком сильно увлекаться.

— Думаю, что это умно. Вы прошли долгий путь, Хьюстон. Я вами горжусь, но вам еще предстоит долгий путь.

Долгий путь. Может быть, я не хочу проходить весь этот путь. Может быть, я просто хочу продолжать двигаться по этой пустыне, в которую превратилась моя жизнь.

Путешествовать по пыльным дорогам в моем сознании и затеряться на забытых равнинах.

Гейл думает, что может меня вылечить. Марли тоже так думает. Но, может быть, меня не нужно лечить. Возможно, именно такой должна быть моя жизнь.

— Да, возможно, — говорю я ей, потирая ладонью под подбородком.

— Хьюстон, я хочу, чтобы вы подумали о том, чтобы позвонить Дженнифер.

Я киваю.

— О’кей, — смотрю на часы, ожидая момента окончания сеанса. Каждая секунда кажется вечностью, и я умоляю Вселенную поторопиться.

Гейл замечает мой дискомфорт и улыбается.

— Сегодня мы можем закончить пораньше. Думаю, вам много о чем нужно подумать.

Я встаю.

— Спасибо.

26 апреля

Прошлой ночью я совсем не спал. Мое сознание заполнили воспоминания. У меня больше нет Марли. Я скучаю по ней.

27 апреля

Как долго человек может пожить без сна? Я знаю ответ на этот вопрос. Я ведь врач. Двести шестьдесят четыре часа. Кошмары неумолимы. Я видел, как Марли на меня смотрела во время занятия. Я хотел молить ее о том, чтобы она помогла мне скрыться от всего этого. Но мне ничто не поможет.

28 апреля

Итак, настал этот день.