28 февраля

Два месяца до даты. Шестьдесят дней.

Как по часам, мое настроение спускается, словно по спирали. Я не хочу ехать в эту поездку. Трёп лучших врачей в этой области? Кого это заботит? Уж точно не меня.

Я просто хочу сидеть в своей квартире. В одиночестве. И определенно, я не хочу сидеть рядом с этой красивой девушкой.

Она симпатичная, хлещет водку, будто это вода. Словно она ей необходима, чтобы выжить. Наблюдение за ее ногами — это все, на чем я могу сосредоточиться, вместо того, чтобы писать свою речь. А я, должен сделать это сейчас.

Речь:

Привет, засранцы! Мне плевать. Благодарю.

Марли, только что проскользнула мимо меня, чтобы пройти в туалет, и ее дрожащая рука задержалась на моем плече, пока она пробиралась в небольшой проход.

Бля, она так хорошо пахнет. Как счастливые воспоминания и солнечный свет — в одном флаконе. Я сдерживаюсь, чтобы не проследовать за ней туда. Заявить права на ее тело для себя.

— Подождите, что вы имеете в виду, говоря: «Мы потеряли вашу бронь»? Я звонил три дня назад, чтобы ее подтвердить! — я очень, очень зол! Эти шуты ожидают, что я буду жить в одной комнате со своей студенткой?

— Простите, сэр. У нас нет записи о вашем бронировании, — говорит служащая отдела регистрации гостиницы «Hilton» в центре Чикаго. Ее яркие голубые глаза смотрят без всякого стыда, пока кипит мой гнев.

— Проверьте еще раз, — огрызаюсь я, указывая на монитор. — Она должно быть там.

У меня есть номер подтверждения. На две комнаты.

Ее пальцы стучат по клавиатуре компьютера, от которого она не может оторвать глаз.

— Ох, да, вот она. Доктор Дейл. Один номер, две двуспальные кровати.

Я качаю головой на ее заявление.

— Нет, это неверно. Я заказывал две комнаты, — я держу поднятыми два пальца, надеясь, что так она лучше меня поймет, потому что прямо сейчас эта цыпочка ни хрена не понимает.

Это кошмар. Как я могу делить с Марли одну комнату после того, как увидел ее мастурбирующей? Я смотрю через плечо на нее, стоящую посреди оживленного фойе, не обращающей внимания на проблемы, с которыми я столкнулся у стойки регистрации.

Своими каштановыми волосами, ниспадающими волнами на ее плечи, она напоминает мне кинозвезду.

Ее пальцы летают по телефону, набирая сообщение. Ее пальцы… Мой мозг возвращает меня в самолет. К розовым трусикам. К ней, стонущей мое имя. Прошло много времени с тех пор, как женщина кричала мое имя и, возможно, мне нужно это исправить, потому что мой член с того момента стал твердым. Часть меня хотела войти в туалет и продолжить то, что она начала. Другая часть знала, что я никогда не смогу переступить эту черту.

— Сэр, мне жаль, — служащая снова обращает на меня свое внимание, — у меня записано, что вы заказали одну комнату.

— Хорошо, выделите мне номер с двумя комнатами, — требую я. — Мне нужны две комнаты. Со мной студентка-ассистент. Мы не можем жить в одной комнате, — я постукиваю пальцами по мраморной столешнице, чтобы успокоится.

Ее глаза суживаются, смотря на экран, а затем она бросает на меня взгляд.

— Послушайте, у нас все распродано из-за медицинского съезда. И так во всех отелях, — она наклеивает фальшивую улыбку на свои тонкие губы. — У нас для вас есть однокомнатный номер. Я сожалею.

Она не сожалеет. Если бы ей было жаль, то она не стала бы бросать мне вызов своими слишком тонкими бровями. Но я, ничего не могу с этим поделать.

— Хорошо, — соглашаюсь я, сдвигая свои очки и пощипывая переносицу. Она вводит информацию обо мне, а затем передает мне ключ-карту.

Я подхожу к Марли и рассказываю о ситуации с номерами. Ее яркие зеленые глаза, смотрят куда угодно но только не на меня. Она не смотрит мне в глаза с тех пор, как вернулась из туалета в самолете.

Тишина заполняет лифт, когда мы поднимаемся в наш номер. Уже поздно, а мне еще нужно готовиться к моей завтрашней лекции.

Съезд, всего на один день, наполнен многочисленными конференциями. Я выступаю завтра в семь тридцать вечера, во время ужина с лучшими врачами страны. Это все завтра, а я уже хочу, чтобы это уже закончилось. Большинство людей в этой ситуации, нервничали бы. Черт, два года назад я был бы ошеломлен. Но теперь… ничего.

Выйдя из лифта в коридор, к тишине между нами добавляется мрачное напряжение.

Пока мы приближаемся к нашему номеру, Марли не отрывает взгляда от красно-золотого ковра. Возможно, я бы попытался облегчить неудобную тишину, если бы не воспроизводил в памяти ее действия в туалете самолета. Это — ненормально, но меня не покидает вид ее раскрасневшегося лица, и ее голос, когда она простонала мое имя. Я ее профессор, но…

Я — человек.

Я — мужчина.

А она — чертовски горячая.

Карточка-ключ щелкает, открывая электронный замок на двери. Отступив, я пропускаю ее вперед.

Она закатывает свой маленький чемодан в середину комнаты, покрытой желто-коричневым ковром, и останавливается, бросая свою сумочку в зеленое кресло у телевизора.

— Уютно, — говорит она, оглядывая небольшое пространство. Оно кажется еще меньше, когда она рядом со мной наедине.

В комнате некомфортная температура, и она подходит к термостату и настраивает его. Я хотел бы ослабить напряжение между нами (ну, не совсем, нянчиться с ней — не мой приоритет). Вместо этого я бросаю свой чемодан на кровать, расположенную ближе всего к ванной.

— Полагаю, я займу эту.

Не поднимая на меня своих глаз, она кладет чемодан на другую кровать, расстегивая его. Когда мы будем спать сегодня ночью, нас будет разделять только один фут. Из-за которого, давайте смотреть правде в глаза, я в любом случае, не слишком много посплю.

— Я собираюсь принять душ, — говорит она, хватая из чемодана сменную одежду.

Она делает это так быстро, и это почти смешно, пока я не вижу в ее руке белые кружевные трусики. Я развязываю галстук. Почему здесь так чертовски жарко? Ее лицо вспыхивает, когда она видит, что мой взгляд не отрывается от тонкого клочка материи в ее руке. Она достает из чемодана сумку с туалетными принадлежностями и бросается в ванную.

Закрыв глаза, я щипаю себя за переносицу. Мне нужен гребаный алкоголь.

— Я иду в бар внизу, — кричу я в дверь ванной, откуда слышен звук душа. Она уже голая?

Черт, мне нужно отсюда выбраться.

Через пять минут, я потягиваю свой скотч и смотрю на бутылки с алкоголем за барной стойкой.

Эта ситуация — полный капец. Мне еще никогда не приходилось бороться с влечением к студентке. Прямо сейчас, она принимает душ. Бля. Мой член становится твердым, когда мне на ум приходят картинки о ее намыленной фигуре. Она ниже моих шести футов, по крайней мере, на полфута; ее грудь достаточно полная, чтобы заполнить мои большие ладони; а ее задница — это совершенство. Я бы многое отдал, чтобы ворваться в дверь ванной комнаты и взять ее сзади, прямо в душе.

Но я этого не сделаю.

Я больше никогда не потеряю контроль.

Мне нужен контроль. Моя жизнь — гребаный беспорядок.

И это все — моя вина.

Стыд заполняет меня, когда я думаю обо всем, что привело меня к этому состоянию в моей жизни.

Фатальная ошибка.

Это я.

Я когда-то жил в Чикаго и любил его; сияющая звезда, один из лучших врачей в своей области. Я посвятил свое время работе и любил спасать жизни.

Итак, почему я теперь профессор в Нью-Йоркском Университете? Да, хороший вопрос.

Трудно точно определить, когда твоя жизнь начинает двигаться по неверному пути.

Однажды ты просыпаешься, и вот, ты там — в другом городе и выполняешь работу, которую не любишь.

Ненавижу преподавать. А мои студенты ненавидят меня. Я осведомлен о кривотолках и слухах обо мне. Некоторые называют меня одним из самых жестких и неуживчивых профессоров в кампусе. Я горжусь этим. Жизнь тяжелая, а иногда и беспорядочная. Ради будущего, они должны усердно учиться.

Меня тошнит от того, что я изо дня в день смотрю на студентов, входящих в мою аудиторию, а их полные надежды сердца очарованы мечтой быть врачом. Когда-то и я был таким.

Спасение жизни было моим призванием, моей единственной истинной миссией. А сейчас? Сейчас я стал жалким.

Чокаясь со своим отражением в зеркале за барной стойкой, я глотаю оставшуюся часть моего скотча и показываю бармену, что хочу еще. Смех привлекает мое внимание, и я вижу нескольких моих прежних коллег, сидящих за столиком не слишком далеко от меня.

Дерьмо. Я стараюсь сесть так, чтобы меня не было видно. Надеюсь, что они меня не заметят. Но мне не везёт.

— Доктор Дейл, сюда, — кричит Уильям через все помещение. Его громоздкое тело выпирает и нажимает изнутри на пуговицы его оксфордской рубашки, когда он машет своей рукой, словно я его и так не вижу и не слышу.

Я поднимаю очки на лоб и потираю глаза. Улыбаясь, я хватаю свой напиток и направляюсь к ним. Не избегаю неизбежного.

Трое мужчин, все лысые и старше меня, сидят за глянцевым деревянным столом.

Стол заставлен пустыми стаканами, и я смеюсь, прежде чем сесть. Из аудиосистемы Элтон Джон завывает грустную песню о свече или чем-то в этом роде, и атмосфера в баре говорит о том, что скоро настанет время закрытия. Слава Богу, эта пытка будет непродолжительной.

— Здравствуйте, давно не виделись, — приветствую я их. Мой голос гладкий и твердый, он не дает и намека на враждебность, которую я чувствую. С тех пор как я последний раз видел этих людей, прошло много времени. Ну, если бы прошло еще больше, я бы не особо и жалел. Лучше быть где угодно, чем здесь. Прямо сейчас, я хочу быть в душе со своей ассистенткой.

— Дейл, как ты? — спрашивает Гэри, известный доктор из «Чикаго Хоуп». Вот оно.

Началось.

— Мой нос зажил, спасибо, что спросил.

А вот и продолжение.

— Я знаю, что у тебя тогда был трудный день, поэтому оправдываю и не злюсь на тебя. Я разговаривал с твоим отцом, слышал, ты сейчас преподаешь анатомию в Нью-Йоркском Университете?

Я откидываюсь на спинку стула, вытягиваю ноги и смотрю на хрустальный стакан, наполненный скотчем. Глотая его, я позволяю жжению утихнуть, прежде чем, наконец, ответить:

— Я задолжал вам извинения. Мне жаль. Но это было давно. И да, вы слышали правильно.

Гэри и Уильям обмениваются выражением жалости, и я уже хочу взорваться. Нет ничего хуже жалости. Необходимость убежать ползет по моему позвоночнику и почти поднимает меня со стула. Мне нужно выбраться отсюда.

— Нью-Йоркский Университет — отличное учебное заведение, — добавляет Чарльз. — Ну и как? Нравится там работать?

Когда я работал в «Чикаго Хоуп», Чарльз был моим наставником. Он — хороший человек, всегда ищет положительное, даже в том где его не существует. Один из ведущих нейрохирургов в мире, он может творить чудеса с человеческим мозгом. Я испытываю небольшой соблазн заставить его поработать над моим, чтобы я смог перестать думать о некой голой студентке, которая находится в моем номере.

Я выбираю меньшее из двух зол и решаю, что лучше буду бороться с искушением в виде своей студентки, чем просижу здесь еще минуту.

Вставая, я бросаю на стол несколько банкнот, и наконец, выдаю ему правду, прежде чем уйти:

— Я это чертовски ненавижу.