Никто не смел говорить, пока все пытались осознать, что произошло. Мы мчались прямиком в никуда с двумя альтернативами, и не больше: развернуться на дороге и встретиться лицом к лицу с нашим преследователем, или же заскользить по метано-водяному льду и рискнуть провалиться в скрытые щели, геотермальные провалы и случайные кратеры. Я автоматически затормозил, потом сам подивился тому, что делаю и куда, черт побери, я еду? Что делать? Сдаться? Я не увидел никаких приборов, которые могли бы управлять суперсцеплением роллеров, и сомневался, что машина сможет проехать по поверхности металлического метана — может быть, по водяному чистому льду она и проехала бы, но не по воде, которая поймала в клетку мерзлого газа. Опять же, у меня не было никаких оснований просто так, априорно, устанавливать границу возможностей этой тележки.

Джон нарушил молчание.

— Джейк? Что нам делать?

Все глаза устремились на меня: я хочу сказать, глаза телеологистов. Дарла и Винни разговаривали приглушенными голосами. Я проверил сканер. Петровски очень быстро догонял нас, потому что я притормозил. Я немного нажал на газ, чтобы дать нам всем, а в особенности себе, немного времени. Дорога все еще была совершенно прямая, территория безжалостно плоского ландшафта. Я не отрывал глаз от того, что было передо мной. На таких скоростях внезапные препятствия — это смерть.

— Джейк… — тихо напомнил о себе Джон.

— Ага, — я выдохнул с силой, потому что принял решение. — Джон, я не собираюсь останавливаться. Не проси меня обосновать моральность такого решения. Я не могу, могу только разве что сказать, что не имею возможности сдаться властям. Я собираюсь прорваться сквозь портал, который ведет на неизвестную территорию.

Сьюзен ахнула. Джон воспринял это молча. Роланд вовсю занялся панелью с приборами.

— Если у вас есть пистолет, — продолжал я, — я посоветую вам приставить мне его к виску немедленно. Портал почти перед нами.

Высвеченные слабым зодиакальным светом на горизонте, цилиндры поднимались надо льдом, словно темные ангелы в судный день.

— Дайте мне сказать вот что, — продолжал я. — Я не стал бы прорываться сквозь этот портал, если бы я считал это самоубийством. Вы можете мне поверить, можете не верить. Примите это с той искренностью, с какой я это говорю, но я не стал бы, ей-богу, прорываться в незнакомый портал, если бы считал, что у меня нет никаких шансов вернуться обратно.

Роланд посмотрел на меня.

— Разумеется, Джейк. Все знают, что ты вернешься обратно — если верить дорожным байкам.

— Я-то основываю свою уверенность на более здравых рассуждениях, чем треп за пивной кружкой. Опять же, примите на веру, что я собираюсь вылететь оттуда с другой стороны, но обязательно вернуться обратно. Собственно говоря, я почти знаю, что смогу это сделать.

— Откуда ты знаешь? — спросил Джон.

— Не могу пока что объяснить. Просто знаю — и все.

Джон внимательно на меня посмотрел.

— Джейк, я прошу тебя подумать над этим еще раз.

— Извини, Джон. Приставь к моей голове пистолет — и я остановлюсь. Мне самому не очень хочется прорываться в незнакомый и неизвестный никому портал, но я это сделаю, если никто меня не остановит. — Это прозвучало безумием даже в моих собственных ушах.

Сьюзен тихо всхлипывала на заднем сиденье.

— Угрожать собственному водителю на скорости чуть ниже, чем мах-запятая-семь, — кисло сказал Роланд, — мне представляется слегка абсурдным.

Он повернулся к Джону.

— Разве ты не можешь понять, что Джейк — в Плане?

Я поймал выражение лица Джона в свете приборной панели, когда на миг оторвал глаза от дороги. Очень редко приходится видеть человека, которому предлагается вот так, буквально, проверить на жизненность догмы своей религии. Джон покачал головой.

— Роланд, тут не просто вопрос…

— Ох, да перестань, Джон, — сказал Роланд, которому надоело поведение его недавнего вождя и учителя. — Как же ты можешь быть таким близоруким? Мы включены в План Джейка, а он — в наш. Ты же не можешь отрицать, что существует какая-то связь. Ну, скажи честно?

— Может быть, — сказал Джон, но лицо его противоречило его собственным словам. — Возможно, так оно и есть.

Он внезапно сдался, словно устал от спора.

— Господи, да не знаю я. Я действительно не знаю, что делать.

— Я знаю, — сказал Роланд с нажимом. — Это же очевидно. Неважно, что мы делаем, наши пути и Джейка, кажется, все равно пересекаются. Я скажу, что надо дать Джейку возможность вести нас за собой. Ясно же, что его План сообщает нечто новое нашим.

Дарла колотила меня по плечу.

— Смотри вперед!

Посреди дороги лежала темная лужа. Я резко затормозил, но это было бесполезно. Мы моментально перемахнули по воздуху через естественную впадину на дороге и как ни в чем не бывало оказались снова на твердом льду.

— Извини, Джейк, ложная тревога.

— Ни в коем случае! Следи внимательно и дальше! Мне нужны не два глаза, а четыре.

Роланд снова наклонился над сканером. Вдруг он развернулся и вгляделся назад через овальное окошко заднего обзора.

— МЕРТЕ! Мне бы надо было смотреть! Он снова тут!

В зеркале заднего обзора я увидел мерцание огней перехватчика.

— Джейк! — голос Сэма. — Все у тебя в порядке?

Времени отвечать не было. Я нажал на газ.

— У меня тут что-то на сканере! — Роланд ткнул пальцами в панель управления оружием. Замерцали красные и зеленые огоньки.

— Давай, Джо, кто бы там ни был!

Джо не ответил. Что-то ударилось в заднюю часть автомобиля с глухим шмяком. Я не смог увидеть огоньков перехватчика. Темная масса закрывала окно заднего обзора. Я знал, что это такое, поскольку и раньше оказывался на месте того, кто принял на себя удар мяча-липучки. АДГЕЗОСФЕРО на интерсистемном. Теперь липкая масса расползлась по всему окну, размножаясь и шипя, образуя неразделимую молекулярную связь с металлом корпуса машины. Хотя снаружи температура была близка к абсолютному нулю, эта дрянь не замерзнет, потому что ее химические реакции дают достаточно тепла, чтобы сперва закончить свою грязную работу. Петровски теперь выпускал слабину каната, пока не сформируется связь липучки и машины.

Потом он начнет подтягивать нас к себе.

— Что случилось с противоракетной системой? — хотел узнать у меня Роланд.

— Наверное, прочла приближение этой дряни как медленный снаряд, — сказал я. — Липучкой стреляют из чего-то вроде ракетницы. Теперь не беспокой больше Джо.

Но я сам беспокоился все больше. Я по-прежнему прижимал педаль газа к полу, надеясь размотать всю длину каната, на который Петровски привязал нас, прежде чем неразрывная связь успеет сформироваться. Но увы, мальчики и девочки из милиции намотали какую-то рекордную длину на его катушку. Кроме того, в липучку добавили какую-то сверхкатализаторную дрянь, потому что прошло всего несколько секунд — и все было кончено. Русский держал нас на крючке.

— Роланд, — сказал я, — у этой штуки должно быть какое-нибудь оружие лучевого типа, так найди его!

— Я ищу, Джейк. Но эти обозначения на каком-то странном языке.

— Этот язык — древнеамериканский. Читай мне все это вслух!

— О'кей, скажи мне, что означает: «Взять их, бобик!»

— По буквам! — Он стал начитывать мне, как это пишется, и я остановил его на третьем же слове. — Господи помилуй! Это означает: «Огонь! Пли! Атаковать! Нажми эту кнопку!»

Роланд так и сделал, но ничего не произошло.

— У этой штуки должна быть цель! — завопил я. — Найди прицельную фиговину!

— Прицельную что?

Дорога за нами озарилась бело-голубым огнем, когда русский попытался дать выхлоп из всех задних дюз, чтобы затормозить, и мы поехали вперед на своих сиденьях. Роланд и Джон ударились о лобовое стекло, мне рулевая колонка влетела в грудь. Но я все равно с маниакальным упорством вгонял педаль газа в пол, находя в машине все новые и новые резервы силы. Нога моя словно проваливалась в пол машины. Машина рванулась, а потом ускорение понесло нас наоборот, назад, вдавливая в спинки сидений. Я быстро оглянулся назад. Сьюзен, Дарла и Винни были одной перепутанной и перепуганной кучей на полу. Босая нога Сьюзен комично торчала вверх.

Началось перетягивание каната между нами и русскими, задние дюзы и моторы перехватчика против рычащей мощи псевдошевроле, которую во всей глубине невозможно было постичь. Но русский здорово продумал свои ходы. Он выпустил всю длину каната и дал мне тянуть себя за моей машиной, а потом включил задние дюзы и смотал часть каната и еще немножко, вываживая меня, словно глубоководную рыбу на рыбалке. Он перехитрил меня, и я это знал. А когда он подтащит нас достаточно близко, он опрыскает нас быстро твердеющей дюропеной, замотает нас в иммобилизирующий, обездвиживающий кокон — чертовски эффективная техника против даже той машины, которая намного превосходит тебя по мощности мотора и скорости. Если только достаточно приблизиться, то возможно сделать почти все, что угодно… если не считать «дорожных жуков», то, когда менты хотят тебя замести, не придумать лучшей техники, и делают они это с удовольствием. Однако теперь нас и никакой «дорожный жук» не спасет, если и появится.

У меня был в запасе только один ответный ход. У рыбки есть острые плавники, поэтому хватать ее надо с осторожностью. Я рассматривал, какие последствия могут быть у моего хода, секунду или две, потом резко всадил в пол почти до упора тормозную педаль. Этот мой жест поймал нашего преследователя врасплох, и он просвистел мимо нас, волоча за собой слабину графитового каната. Невидимая струна натянулась до предела, заставила нас самих вильнуть хвостом вперед, но в процессе этого маневра липучка отскочила от нашего заднего окна. Для Петровски это было слишком поздно. У него не хватило ни времени, ни присутствия духа, чтобы отрезать раньше канат. Его передние фары развернулись к нам и на миг ослепили меня, потом закружились в бешеном вращении. Что-то странное происходило у нас: я почувствовал, как незримая сила сражается с тем, как нас занесло вперед задницей, словно включилось инерционное стабилизирующее поле. Я резко стал вращать руль, чтобы помочь нам выровняться, но этого было бы маловато. Мы теперь скользили бортом к дороге, однако что-то стабильно подталкивало нас в правильное положение. Машина Петровски продолжала вращаться, испуская от роллеров струйки дыма и пара — холодный газ из антиспиновых дюз, но машина безнадежно вышла из-под контроля и со свистом слетела с дороги, пролетела через ограждение и выскочила на лед.

Посреди всего этого мы виражом, словно призраки, промчались сквозь светящийся знак Департамент дорог и сообщения не желал разных там ошибок и четко все написал.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!

ВПЕРЕДИ ПОРТАЛ НЕИЗВЕСТНОГО НАЗНАЧЕНИЯ!!!

ВОЗМОЖНО ПОПАДАНИЕ В ДРУГУЮ ЭПОХУ

ПРОДОЛЖАЙТЕ СЛЕДОВАТЬ ДАЛЬШЕ ТОЛЬКО ПРИ УСЛОВИИ

ВАШЕЙ ПОЛНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ВСЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!!!

ВПЕРЕДИ ПОРТАЛ НЕИЗВЕСТНОГО…

Перехватчик стал раскалываться надвое от вращения, заворачиваясь в смертоносную паутину буксирного троса, сверхсильную, сверхтонкую струну, которая прорезала металл, как проволочная резка в магазине режет сыр. Во все стороны полетели куски, какие-то из них поскакали по дороге впереди нас. Я не мог ускользнуть от них, поскольку пытался изо всех сил выправить рулем новый занос, теперь уже в другую сторону, в который мы попали по инерции. Нам снова помогала выправить машину какая-то странная сила. Мы выпрямились, потом нас снова отбросило вправо, на сей раз недалеко, колебания гасли с каждым новым заносом. Огромный кусок металла от стабилизатора выбросило на дорогу, он едва не попал в нас. Я мельком увидел бесформенную массу липучки, которая скакала за раскуроченной машиной по ледяному мерзлому морю, словно совершенно бесполезный якорь, а вес липучки запутывал канат в смертельные петли и узлы. Сражаясь за то, чтобы удержать машину на ровной дороге, я увидел, как впереди замерцали красные огоньки портала. Я наконец полностью поставил машину на ровный ход и обнаружил, что мы едем по краю почти рядом с машиной Петровски, наши левые роллеры на льду, а правый маркер въезда в портал прямо у нас на дороге. Я свернул влево так резко, как только осмелился. Перехватчик теперь был уже просто вращающейся кучей металлолома. Он щедро разбрасывал вокруг куски себя самого… потом он вроде как взорвался, однако я сообразил, что это катапультировалось сиденье Петровски. Он все равно не смог бы выжить, он был слишком близко к цилиндрам, и они так и так его засосут. В лакированном капоте шевроле отразились яркие огни спусковых ракет Петровски: они зажглись, чтобы помочь ему приземлиться. Мы промчались мимо правого маркера входа в портал, еле-еле миновав его.

Теперь началась настоящая гонка. Мы пытались обогнать развалины перехватчика, которые тоже притягивались к цилиндру, прорваться сквозь портал до того, как произойдет страшный обратный взрыв и перехватчик будет разорван на атомы жадными когтями притяжения цилиндров. Дистанция может быть хоть в секунду, но нас она спасет.

Все это и так происходило в течение считанных секунд или даже долей секунды, но для меня течение событий происходило словно в замедленном прокручивании пленки. В ледяной ночи бесконечно крутился перехватчик, его прожекторы все время освещали по кругу пейзаж, словно светил сумасшедший маяк на арктическом берегу. Я посмотрел по сторонам в поисках направляющих маркеров портала, ища знакомые белые линии, образующие коридор безопасности в портале, но не видел их. Красные огни вспыхивали на приборной панели.

— Джейк? Джейк, что происходит? — голос Сэма звучал слабо, далеко.

Неожиданно подо мною оказались направляющие коридора, и мы, как оказалось, ехали не по центру. Наши левые колеса были на белой линии. Я резко скорректировал положение машины, думая, что настал конец, что просто невозможно проделать такую штуку и остаться в живых, а потом я почувствовал, как жадные пальцы притяжения сомкнулись на нас, машина приподнялась на всех четырех колесах. Мы ехали по диагонали на дороге… каким-то образом, наверное, уголком сознания, я среагировал в эти последние секунды, не раздумывая, крутнул руль резко вправо и нажал на газ…

А потом время резко вернулось к обычному течению, и мы — «бамм!» — встали на все четыре колеса, промчавшись по темному коридору линии безопасности, цилиндры стали черными на черном фоне, а потом меня ослепила яркая вспышка, за ней последовал громкий хлопок, как только мы оказались на воздухе, и мотор машины заревел у меня в ушах. Я увидел свет, чистый, золотой и теплый, потом зрачки мои сузились, и поле зрения разделилось на верхнее, светло-синее, и нижнее, зеленовато-голубое. Кто-то нагибался над моим плечом, и я почувствовал, как чьи-то руки ложатся поверх моих на руле.

— Джейк, тормози!

Дарла помогала мне вести машину. Я затормозил, пытаясь не делать этого панически, чтобы избежать заносов. Я был наполовину слеп, но еще различал дорогу, полоску черного на зелено-голубом. Космострада была здесь подвешена над водой, и ограничительных барьеров не было. Еще несколько секунд — и я увидел, что возвышение над водой было минимальным. Мы были на автостраде, которая пересекала неглубокий участок воды.

Но наша скорость все еще была фантастической. На нас стремительно надвигалась спереди какая-то земля, возможно, остров или риф. Казалось, дорога там и кончается, но в этом я не был уверен. Я видел и другие машины, припаркованные на острове. Я нажал изо всех сил на тормоз, и шины взвыли, как побитые собаки, а зад машины стал вилять. Нас стало относить к обочине, и я отпустил тормоз, чтобы выровняться, потом стал то нажимать, то отпускать педаль, но берег быстро приближался к нам. Я прекратил нажимать урывками и встал на педаль покрепче, визг шин отдавался у меня в ушах, небо, море и дорога скакали у меня перед глазами. Дарла теперь не могла мне помочь — я сражался и с рулевым колесом, и с нею. Я оттолкнул ее и сам перехватил управление, зрение, нормальное зрение, еще не вернулось ко мне, но его было вполне достаточно, чтобы справиться с машиной при ярком солнечном свете. Мы снизили скорость до жалких ста пятидесяти миль в час, но берег острова был прямо перед нами. Мы промчались мимо широкого, огромного пляжа, все еще по Космостраде, и проскочили весь остров, как одно смазанное пятно в окнах, пока не оказались на противоположном его берегу возле еще одного пляжа. Дорога перешла в автостраду и вывела нас к морю.

Недалеко от пляжа дорога стала постепенно спускаться, пока не оказалась ниже уровня моря, под волнорезами.

Мое окаменевшее тело было перпендикулярно тормозной педали, и я с силой оттолкнулся от рулевого колеса. Зад машины снова заносило, но я не мог рулить, чтобы выправить машину, просто не мог, поэтому предоставил неведомой силе выправить нас, как давеча. Так и получилось, шины взвизгнули в последний раз, и мы остановились в нескольких метрах от ласковых волн, которые омывали всю широкую дорогу.

Долгое время никто не мог пошевелиться. Я сидел просто так, давая ласковому солнцу успокоить мое лицо, а больше я ничего не чувствовал. Я окоченел, мои руки лежали мертвыми колодами на коленях, тело обмякло и было сейчас совершенно бесполезно. Снаружи доносились странные скрипучие голоса морских птиц и звуки воды, которая лизала тонущую дорогу.

Наконец кто-то застонал. Сьюзен. Я сделал над собой усилие и поглядел через плечо на заднее сиденье. Сьюзен лежала где-то внизу, как и Винни. Дарла сидела на сиденье, но вид у нее был ошеломленный, обрадованный, ей просто приятно было от того, что она жива, ее удивляло, что она осталась жива, и в то же время она совершенно вымоталась. Все это сразу отражалось в выражении ее лица. Наши глаза на миг встретились, и слабая улыбка мелькнула у нее на губах. Потом она закрыла глаза и откинулась назад. Роланд и Джон стали подниматься с пола. Это у них заняло довольно много времени.

Мы еще долго сидели вот так, пока я не почувствовал, что мое тело снова способно что-то ощущать, и тоненькая струйка прежней силы снова потекла в мое тело. Тогда я снова положил руки на руль. Никогда еще у меня не занимало столько времени поставить машину на задний ход, но наконец я сообразил, как это делается, отъехал немного, потом развернулся и поехал назад, в глубь острова.

Никто не произнес ни слова.

Остров был буквально забит машинами разной масти и моделей, они были припаркованы и ждали своих хозяев. Мы доехали до конца пляжа, и я поехал вправо, сойдя с дороги на песок и жесткую ржавого цвета пляжную траву, пытаясь найти путь сквозь толпу припаркованных машин. Тут было всякой твари по паре, многие из этих моделей впервые попадались мне на глаза. Люди тоже были среди машин, как и инопланетяне, они курили сигареты, стояли кучками, смеялись, разговаривали. Остальные устраивали на песке пикник. Где-то под толстым слоем усталости я почувствовал удивление, что вижу здесь людей, но не стал размышлять над тем, что это означало. Все, казалось, чего-то ждали. Я мог догадаться, чего именно, но не стал думать и над этим. Я продолжал объезжать пляж. Остров был узкий, но длинный и в форме полумесяца, чуть больше песчаной полоски, куда натыканы какие-то растения, пучки странных кустов, которые выглядели как водоросли, приспособившиеся к жизни на земле, несколько высоких мохнатых деревьев с тускло-красной листвой. Больше на этом острове ничего особенного не было. Не видно было и никакой другой земли.

Вблизи от одного конца острова, который я произвольно назвал северным, еще один кусок Космострады проходил на мостике с северо-запада. Он по диагонали пересекал остров и тоже исчезал под водой, его пересечение с веткой, которая шла с Голиафа, очевидно, тоже было где-то дальше от нас. В этом месте движение было весьма и весьма существенным, оно было почти пробкой на полклика или около того. Страшно подумать, что было бы, если бы мы, да на нашей скорости, съехали бы именно там… ну ладно, над этим тоже не стоит так отчаянно задумываться.

Движение тут было довольно оживленным, поэтому я развернулся и вернулся обратно, держась западного берега, пока не нашли места, которое было относительно свободно от машин, движения и людей, маленькое возвышение над пляжем, на котором стояло одинокое высокое дерево. Прежде чем остановиться, мы проехали пожилого человека в ярко-голубом комбинезоне, который стоял возле своего родстера, покуривая и с любопытством глядя на нас. Когда я проехал мимо, он показал себе пальцем на нос, желая дать нам понять, что воздух здесь был вполне хорошим для дыхания. Спасибо. Я опустил окна вниз, и липко-тягучий воздух Голиафа со свистом вырвался наружу и впустил в машину вкусный соленый воздух и запах моря, весьма похожий на воздух земли. По долгому опыту я мог сказать по звуку ворвавшегося воздуха, что давление было практически таким же, как и в машине, поэтому за это не приходилось беспокоиться. Здесь атмосфера тоже была довольно густая. Несколько раз у меня кружилась голова, и я знал, что мне следовало бы проверить воздух на содержание кислорода, но не хотелось возиться и искать в машине соответствующие приборы. Я словно спал наяву, мне было все равно, словно меня здесь и не было. Я остановил машину на краю легкого склона к пляжу, поставил на нейтральную позицию переключатель скоростей и потянул на себя ручник. Я не выключил мотора. Потом открыл дверь. Мне пришлось весьма постепенно заставлять свои ноги двигаться — они превратились в домашнее повидло. Потом я все-таки вылез, проковылял по склону к пляжу и упал на колени. Я повалился вперед и растянулся на теплом песке.

Дарла спустилась вниз и легла на спину возле меня. Она сняла свой комбинезон и была только в лифчике и трусиках, золотистая кожа ее сияла на солнце, а она подставляла ее лучам, словно хотела еще больше загореть. Дарла с легкостью могла бы быть блондинкой. Пушок на ее теле был очень светлый. На плече была родинка темно-красного цвета в форме сердечка.

Я закрыл глаза и перестал думать. Морские птицы, уж не знаю, как их называют здесь, скрипели над головами. Я не смотрел на них, не думал о том, что надо бы посмотреть. Я просто слушал, как они вопят, слышал, как волны лижут песок, время от времени где-нибудь рокотал мотор, шуршание роллеров по Космостраде. Мои закрытые веки светились на солнце оранжево-красным. Постепенно мне стало очень тепло в моей кожаной куртке. Я лежал так до тех пор, пока мог все это вынести, потом сел и снял куртку, снял ботинки — рубашки у меня до сих пор не было — и повернулся, чтобы лечь головой рядом с Дарлой. Небо было мглистое, в легкой серебристой дымке, на нем висели ленточки длинных, перистых облаков. Я видел всякие летучие существа. Оказалось, это рыбы. По крайней мере, они выглядели, как рыбы: у них были длинные серебристые тела и огромные, похожие на крылья, грудные плавники, словно сделанные из прозрачной пленки, растянутой на каркасе из острых косточек. Они на самом деле не летали, а парили. Я смотрел, как одна из них несется в воздушном потоке прямо над нами, она словно бы и не двигалась, скользя по мягкому океанскому бризу. Она повисела там минуту или две, потом потеряла высоту и стала нырять к воде. На полдороге она сложила крылья и ринулась головой вниз в воду за волноломами. Я услышал плеск и поднял голову. Неподалеку от того места, где нырнула первая рыба, другая подняла голову и рванулась из воды прямо в воздух, выстрелив на добрые десять метров, прежде чем она развернула крылья с таким звуком, словно внезапно раскрыли зонтик. Она поймала восходящий воздушный поток и стала подниматься.

Потом я заметил останки потерпевших аварию. Куча покинутых автомобилей, некоторые из них земного происхождения, кучей валялись в прибое, возле волноломов, а некоторые были разбросаны по пляжу, по песку, некоторые из них так занесло песком и они поросли пляжной травкой, что я сперва принял их за дюны. Видимо, эта планета долгое время уже была тупиком. Те, кто не имел воздушного пространства, оставались тут, им либо приходилось плыть, чтобы достичь цели, либо вымолить, чтобы их перевезли, либо помирать. Но наверняка же должен был быть выход из этого положения! Только вот какой…

Я откинул голову назад. Конечно, выход должен быть. Иначе почему тут такое движение? Что, все обречены тут остаться? Перестань думать.

Но я не перестал, и стал вместо этого беспокоиться насчет Сэма. Он, по меньшей мере, был на час позади нас. Станет ли он прорываться сквозь неизвестный портал? Знал ли он, что я поехал именно этим путем? Может быть, мы оказались далеко за пределами видимости сканера, но ведь он наверняка проследил нас до поворота на выход в лабиринт рикксиан и увидел, что мы его проехали. Я снова поднял голову. Я мог видеть выезд из портала, который вел с Голиафа. Ладно, поживем — увидим. Я снова лег. Я беспокоился обо всем, что нам немедленно требовалось, проследил, чтобы все, что я мог сделать, было сделано, и теперь мне было наплевать на ментов, ретикулянцев и даже на телеологистов. В данный момент прохладный соленый ветерок слегка охлаждал мою воспаленную кожу, Дарла была со мной рядом, и мне было совершенно наплевать на то, как все будет, потому что сей момент все было тихо и спокойно.

На лицо мое упала тень, и я открыл глаза. Это Дарла смотрела на меня. Она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ. Потом она хихикнула, и я ответил тем же.

— Пусть этим занимается Джо, — сказала она.

Это было похоже на то, как человек повторяет последнюю фразу из нашумевшего и очень смешного анекдота. Мы не могли удержаться от хохота.

— Взять их, бобик! — проговорил я между двумя волнами веселья.

Мы все смеялись и смеялись, и наше напряжение моментом спало. Дарла повалилась на меня, я был совершенно беспомощен, мы катались в судорогах от хохота, два идиота на песке. Мы так себя вели минут пять. Это была сверхреакция, в ней были нотки истерии, на нас свалился весь этот ужас, но мы отмели его воплями и хохотом.

Потом все прошло, и мы, обессилев, лежали на песке, посерьезнев. Мы посмотрели друг на друга, и в первый раз я увидел тонюсенькую трещину в этой скорлупе, гладкой и спокойной, увидел ранимость в глазах Дарлы. Рот ее был полуоткрыт, нижняя губа чуть-чуть дрожала, глаза расширились и искали что-то в моих глазах, искали подсказку.

«Я боюсь… это ничего? Ты мне позволишь?» — вот что говорили ее глаза.

Мне хотелось сказать:

— Да, любимая, все в порядке, можешь расслабиться, не бойся чувствовать страх, когда это оправдано, и, конечно, ради тебя я буду сильным, так что в следующий раз тебе совсем нечего будет бояться… А может быть, в следующий раз ты позволишь бояться мне…

Но вдруг она свернулась клубком в моих объятиях, и говорить было больше нечего.

Очень быстро мы разделись донага, ее трусики и лифчик каким-то образом материализовались в моих руках. Они были такими незначительными вещами, просто кусочками мягкой ткани, и тут, не успел я оглянуться, мы занялись любовью, не думая о том, что рядом могут находиться люди. Это было внезапное, отчаянное соединение, нечто большее, чем просто физическая связь. Нам надо было сказать друг другу, что мы все еще были живы, что мы все еще были на этом свете, способные чувствовать, касаться, ощущать друг друга, нам нужно было доказательство, что у нас еще были целые, не искалеченные тела, которые пульсировали жизнью, сияли теплом и могли чувствовать удовольствие и боль, радость и печаль, и усталость. Нам надо было убедить себя, что мы не были кусками безжизненного тела, которое разбрызгало по всей Галактике, что мы не были мертвы. И, как всегда бывает после тесного соприкосновения со смертью, нам надо было почувствовать, как драгоценно каждое ощущение, каждый миг, надо было осознать, какое чудо — жизнь.

Потом мы лежали совершенно спокойные и умиротворенные. Птицерыбы скрипели свои странные песни над нами. Положив голову Дарле на грудь, я смотрел на странные моллюскообразные существа, которые ползали по песку — они совершенно не были похожи на крабов, больше они напоминали крохотные розовые грибы на трех ножках. Неподалеку от нас какое-то животное с ярко окрашенной раковиной частично торчало из песка, потом оно выстрелило струйкой воды в воздух около нас — поп! — и снова закопалось в песок. Я в первый раз заметил, что в белом песке вокруг нас и под нами были сверкающие вкрапления, миллионы сверкающих стеклянных бусинок. Чистые силиконовые тектолиты, продукты метеоров, которые ударяли в эту планету давным-давно. А может быть, совсем не так давно. Что-то изменило геологию этой планеты с тех пор, когда строители проложили тут Космостраду.

Я услышал легкий шум и поднял голову. Инопланетное воздушное судно, которое по спирали поднималось в небо, набирая скорость. Оно взлетело с северного конца острова. Вот счастливый сукин сын. Потом я высказал про себя надежду, что он знает, где входной портал, и что дорога к нему позволит ему сесть. Иначе ему придется разворачиваться, снова лететь сюда и смешиваться с толпой тех, кто ждет здесь и глотает пыль. Вероятно, без топлива он не останется. С ядерными моторами это огромная редкость, но иногда на Космостраде можно увидеть такие странные вещи, такое примитивное оборудование, что диву даешься. Должно быть, оно принадлежит таким расам, которые трудно назвать стремящимися к техническому прогрессу.

Много позже я встал и стоял над Дарлой, глядя на стройное золотистое тело. Она открыла глаза и улыбнулась. Потом я посмотрел на пригорок. Человек в голубом комбинезоне смотрел вниз на нас, но он стоял так далеко, что мне трудно было сказать, что играет у него на лице: блудливая усмешка или приятельская улыбка. Мне было абсолютно все равно, если он стоял здесь все это время, что мы там лежали.

— Как вода? — завопил я ему. — Купаться безопасно?

— Да, конечно! — заорал он в ответ. — Давай вперед!

Дарла встала, не стыдясь своей наготы. Я взял ее за руку, и мы побежали к волнам, влетели в воду в фонтане брызг, потом нырнули в первую же набежавшую волну. Вода была теплой, как молоко, но было так приятно смыть в ней пот и песок. Мое первое купание за… сколько же времени прошло? Дарла, по-моему, тоже давно не купалась, разве что она успела это сделать тогда, пока я был… ну, конечно, в мотеле телеологистов. Погодите-ка. А разве она туда с ними пошла? Она ничего не говорила. Собственно говоря, она не рассказала ничего из того, что с нею произошло после того, как ее не поджарили в кустах. Я предположил, что она отправилась в город с телеологистами после того, как менты уехали, прихватив меня с собой, но я этого точно знать не мог. Она скажет мне об этом чуть позже, значения не имеет. Я наклонил голову в море, зафыркал, как следует растерся, чтобы смыть с себя тюремный запах. Это как запах целой организации. Вода была очень упругой, прекрасно держала тело, она была слегка слизистым солевым раствором. Это было примерно так, как если бы мне пришлось плавать в курином бульоне. Дарла уплыла подальше, чем я, лениво лежа на спине и иногда гребя руками. За нею еще одна птицерыба ракетой взвилась в небо и распахнула крылья.

Ладно, возьмемся за этот вопрос. Каким, черт побери, образом Дарла оказалась в отделении милиции с Петровски? Они что, пришли и забрали ее? Или она пришла и попыталась настоять, чтобы меня отпустили? Она сказала, что Петровски хотел допросить ее, но Петровски сказал…

Что-то темное и огромное двигалось в глубокой воде за спиной Дарлы. Я встал и внимательно всмотрелся. Мне эта штука не поправилась, а Дарла была слишком далеко от берега. Я позвал ее и велел ей возвращаться жестом. Она ответила мне вопросительной улыбкой.

— Ну же, Дарла!

Она сообразила и выстрелила вперед австралийским кролем, быстро добравшись до мелководья. Ее гребки были длинными и сильными. Потом налетевшая волна подтащила ее ко мне. Я поднял ее на ноги и показал ей в море. Как раз в этот момент что-то разбило водную гладь с кипеньем воды. Я увидел только огромную темную массу и разинутую пасть, где было больше зубов, чем было мыслимо вместить. Потом пасть погрузилась под воду, закрывшись с треском. Море кипело от движений страшного чудища, плавники и прочие штуки то показывались, то исчезали под водой на обширном пространстве. Вроде как боролись два крупных животных.

Дарла, конечно, на самом деле не была в опасности, но если бы она заплыла чуть дальше…

— Эта сволочь! — горько сказала Дарла, поворачиваясь к пляжу. — Он же сказал, что тут…

Я посмотрел. Человек в комбинезоне исчез.

Она повернулась ко мне и обхватила себя руками, словно ей вдруг стало холодно.

— Странно и дико, — сказала она с кислым видом.

Сохрани нас бог от улыбчивых свихнувшихся сволочей.