Это был паром.

Скорее, это выглядело, как паром, когда оно впервые появилось над горизонтом, потом оно стало очень странно выглядеть. Это, конечно, была лодка, по крайней мере, надстройка у этого создания была как у лодки, но впечатление было такое, что на самом сооружении тоже едет лодка. Из воды постепенно появлялись другие предметы — округлые прозрачные шары или пузыри; когда все странное и непонятное сооружение приблизилось, то впечатление, которое у меня создалось, было такое, словно разбитый корабль плюхнули поверх острова. Кое-где даже росла какая-то растительность.

Сооружение, которое напоминало лодку, было довольно большим, и остров был внушительным по сравнению со многими виденными мной островами, но для водного средства транспорта это было просто нечто огромное, заполнившее всю гавань, пока с обеих сторон едва осталось место, чтобы спустить ялик. Надстройка типа корабельной оказалась именно надстройкой: корпуса практически не было. Прямо посреди острова были три большие палубы, а конструкция отдавала последним столетием, а может, даже еще более ранними временами, восходящими к середине девятисотых годов. Конструкция казалась новенькой, она сияла красными и золотыми украшениями, направо и налево от надстройки простирались красивые мостики, и на этой посудине было целых три дымовых трубы, из которых шел беленький дымок. Что эти трубы делали на корабле, можно было только догадываться. Матросы бегали всюду по палубам. По большей части это были люди, но и несколько инопланетян тоже там сновало. Сам остров, на котором стояла надстройка, тоже кипел бурной деятельностью, но там не было людей. Животные — какие-то существа — скользили по земле острова к ближайшему берегу, сливаясь там, где громадина почти вплотную подходила к нему. Это были существа, похожие на тюленей, насколько мы могли понять, с гладкими влажными телами, тремя наборами ластов, а передняя пара ластов выглядела крупной и весьма гибкой, почти хватательной. На них было что-то вроде пальцев. Тела их были темно-оранжевого цвета.

Что было очень странным, так это поверхность острова. Это была не земля. Между пучками водорослей и выростами, похожими на облепившие громадину ракушки, лежало пространство коричневато-серого морщинистого материала, который был покрыт беловатыми шрамами и морщинами, было на что посмотреть. По всему острову были разбросали куполообразные структуры, сделанные из морской растительности, сцементированной грязью или песком. Эти тюленеобразные существа жили в этих хатках. Кое-кто из них все еще выползал из дыр в крышах и присоединялся к остальным.

Форма острова теперь была более понятна. Она была примерно овальной, сжатым круг с шестью воздушными мешками, расположенными на равном расстоянии друг от друга. Мешки состояли из нескольких маленьких мешков, что очень напоминало кучу воздушных шариков, которые были погружены в воду и связаны вместе в пучки. Был ли в них воздух или какой-нибудь газ полегче, невозможно было понять, но мешки наверняка обеспечивали плавучесть. На переднем конце острова было шишковатое возвышение.

Берег постепенно пробудился к жизни. Люди потягивались и зевали, давили сигареты каблуками, выбивали трубки. Люки захлопывались, и заводились моторы. На вершине берега стали образовываться очереди. Мы прошли по внутреннему изгибу гавани и смотрели, завороженные.

— Надо ли это понимать так, — сказал Роланд, — что все заедут на эту штуку на машинах и припаркуются?

Я осмотрел остров. Никаких поручней — лееров, куча препятствий, никакого пути, чтобы въехать на палубу, множество закругленных скользких поверхностей.

— Не могу себе представить, — сказал я, — но не могу предложить и ничего другого.

— Это большая рыба, и она всех заглатывает, — сказала Сьюзен. Мы все остановились и на нее посмотрели.

Она хихикнула.

— А что еще? — спросила она.

Примерно пятнадцать минут спустя мы стояли на узенькой полоске песка сбоку от того, что, как мы поняли, будет погрузочным трапом.

— Чтоб я сдох, — сказал Джон.

Примерно от семидесяти пяти до ста тюленеобразных существ столпились за костистым наростом, который венчал переднюю выпуклость, словно гигантский нахмуренный лоб. Существа использовали свои передние плавники, чтобы ритмично колотить по наросту. Казалось, ими руководит дирижер. Часть существ выбивала синкопированный ритм, в то время как остальные выстукивали подголоски. Потом первая группа прекращала выстукивание, вторая продолжала играть, зато присоединялся как бы третий ансамбль. Пока продолжался концерт, высокий и широкий нос странного острова все ближе двигался к гавани и к берегу, так что под конец практически не осталось никакого зазора. Однако это заняло немало времени. Наконец плавучий и неподвижный остров сошлись, и существа стали выстукивать в унисон единый ритм: один-два-три… один-два-три, то есть три долгих, три коротких стука, выдерживая замечательный ритм и такт. Передняя выпуклость стала подниматься, поднимая вместе с собой и оркестр.

Мне думается, именно Сьюзен громко ахнула, когда из воды поднялся гигантский глаз. Я знаю, что меня это просто потрясло. Одно дело спокойно рассматривать существо такого размера, другое дело думать над тем, как оно существует. Меня стали одолевать мысли о его биофизике. Сколько же, интересно, времени займет путешествие нервного импульса с одного конца существа до другого? От мозга к нужному органу и опять к мозгу? Тридцать секунд? Минуту? Как насчет внутреннего тепла? Избавиться от него для этого существа — проблема. Опять же движение. Если эти воздушные пузыри развились из плавников, то как эта тварь передвигалась? Но все же было и странно и страшно, когда на тебя таращился такой величины глаз, к тому же глаз явно чуждого происхождения. Внешне он был похож на многоугольник, красный, с шестиугольными фасетками. В центре каждого шестиугольника был зрачок с шестью сторонами, и весь глаз был пронизан плотной паутиной рыжевато-красных вен. Я забыл насчет биофизики и весь просто отдался изумлению.

Когда первое изумление прошло, нам пришлось ухватиться друг за друга, чтобы не упасть, потому что пришел черед открытой пасти. То, что сразу же представилось нашему взгляду, была перетирающая поверхность, составленная из розовато-белых кусков прозрачного хряща, шестиугольного по форме. Дальше, если смотреть в эту пасть, можно было разглядеть и небо, по уже хуже, потому что свет туда проходил плохо. Однако нам удалось рассмотреть бледные ткани, которые окружали вход в глотку, а под ними, словно водопад, спускался огромный язык. Он поплыл вперед, словно самодвижущийся ковер. Он облизал розовые перетирающие поверхности и вылез наружу, чтобы коснуться берега. Язык был фиолетовый.

Самое коронное началось тогда, когда изнутри вышла группа матросов из экипажа и ступила на песок. Они заняли места в нескольких метрах от пасти и стали пропускать внутрь машины и тяжеловозы.

Мы все рассмеялись.

— Как библейски это выглядит, — сказал Джон.

— Я же тебе говорила! — торжествующе сказала Сьюзен.

Плевать я хотел ни биофизику. Как они спариваются?!

— Ладно… — я кое о чем подумал. — У кого есть деньги?

Телеологисты наградили меня только беспомощными взглядами.

— У меня кое-что есть, — сказала Дарла. — Так что за проезд заплачу я. — Она нахмурилась. — То есть, если тут на всех хватит.

— Интересно, берут ли они в рейс тех, кто может заплатить работой.

Мы пробрались сквозь цепочку машин, которые двигались по трапу. Матросы у входа брали плату за проезд. Я подошел к тому из них, кто стоял поближе. По-английски он не говорил, а наш обмен репликами на интерсистемном ни к чему пас не привел. Он что-то залопотал и нетерпеливо махнул рукой следующему в очереди, чтобы тот проезжал. Все начали двигаться, не обращая на меня внимания.

— Простите… матрос, можно вас?

— А? — этот был молоденький, пухловатый, с редкими светлыми волосами. На верхней губе у него пробивался пушок. Его форма была безукоризненно чиста, изобиловала красной и золотой вышивкой, на нем была шапочка в тон с черным козырьком.

— Камрада, я офицер. Трюмный инспектор Краузе. Что вы хотите?

— Простите, мистер Краузе. Как нам заплатить за проезд на этом… судне?

— А у вас нет билетов?

— Нет. Где их приобрести?

— У меня. Где ваша машина?

— Она сломалась. Сколько стоит просто пассажирский проезд?

Он повернул голову и посмотрел на нас, потом снова отвернулся, чтобы взять деньги за проезд у следующего в очереди.

— Э-э-э… это составит… — он снова повернул голову и заметил Дарлу. — Угу. Сотняжку консолей.

— Консолей?

— Ну да, консолей. Консолидационных Золотых Сертификатов. КЗС. Консолей.

Он взял голубой квадрат пластика из руки инопланетянина, затянутой в перчатку. На лицевой стороне карточки было изображение, стилизованное, конечно, корабля верхом на острове-зверюге.

— Вы не принимаете универсальные торговые кредитки?

Он рассмеялся.

— Не на этом участке дороги, камрада.

— Простите. Но мы только что приехали…

— Да, я понял, вы только что проскочили через неизвестный портал. Правильно?

— Да… так оно и было.

— Ну что же, добро пожаловать в Консолидацию Внешних Миров, камрада. Твои кредитки и куска дерьма тебе тут не купят.

Манеры этого парня производили на меня такое впечатление, словно на мне постепенно вырастала бородавка, к тому же страшно зудящая.

— А что вы берете от инопланетян?

— Золото, драгоценные металлы — все, что угодно. Слушайте, мне надо принимать билеты. Ладно?

— Простите, что причинил вам беспокойство, но у нас у самих неприятности.

— Да-да… одна тройская унция золота заплатит за проезд. Конечно, унция с каждого.

— Джейк! — это Дарла протягивала мне какие-то золотые монетки. Я их взял. Это были очень старые монеты. Южноафриканское золото. Пораженный, я повернулся к ней и собирался спросить, откуда она их взяла, но она улыбнулась улыбкой сфинкса, и я понял. Снова ее бездонный рюкзак. Я посмотрел на монетки. Они, вероятно, стоили больше в качестве коллекционных экземпляров, чем как золото, — разумеется, на черном рынке. Золото теперь было монополией государства. Я вручил монеты Краузе.

— Иисусе Христе. — Он подбросил монеты вверх, чтобы прочувствовать их вес. — Где вы это стащили, в музее? — Он укусил одну из монет, проверил крохотный отпечаток зуба. Чистое золото всегда можно опознать.

— Ладно, их хватит. Но… э-э-э… тут у вас еще двое, а монет всего три?

— Боюсь, что это предел наших возможностей. Есть ли вероятность, что нам как-то удастся договориться? Иначе мы застрянем тут.

— Извините, никаких кредитов. Но… может быть, нам удастся что-нибудь придумать. Понимаете, что я имею в виду?

— То есть?

Он разглядывал Дарлу.

— Я бы хотел угостить вашу подружку выпивкой. В моей каюте, разумеется. Мы не можем заводить приятельские отношения с пассажирами, кроме как за капитанским столом, но то, чего старик не знает, ему не повредит, правильно?.. — он взял билеты у следующих в очереди. — Ага. В моей каюте… Особенно ваши ФЕМАМИКАС… — он решил устроить себе двойное удовольствие — наконец, заметил и груди Сьюзен. — Я с удовольствием их…

— Слушай, приятель…

— Джейк, спокойно, — сказала Дарла и обратилась к Краузе: — Я с удовольствием выпью с вами, офицер, но моя приятельница Сьюзен вообще не пьет. Однако мы с вами, просто вы и я, можем очень приятно провести время. — Она даже подмигнула ему. — Идет?

Он рассмеялся:

— Не знаю, иногда три головы лучше, чем две.

Наверное, он заметил, как почернело мое лицо, и посерьезнел.

— Ладно, идет. Просто вы да я.

Я протянул вперед руку.

— Верни наши деньги, пожалуйста.

Дарла взяла меня за руку.

— Погоди минутку.

— Отдайте деньги, офицер. Лучше уж мы автостопом по Космостраде.

— Да ради бога, — сказал Краузе, неохотно возвращая мне монеты, — но тут автостопом никто никого не берет. Тут установлен предел — четыре пассажира на средство транспорта, и очень много пошлины берут за остальных.

— Ничего, мы рискнем.

— Ох, и пожалеешь об этом, камрада…

Когда мы снова вернулись на пляж. Дарла была готова меня убить.

— Автостопом, да? Кто возьмет нас пятерых плюс инопланетного антропоида?

— Мы поедем разными машинами.

— Ты что, чувствуешь сегодня необыкновенный прилив везения? Я — нет. — Она топнула ногой в сапоге по песку. — Черт побери, Джейк, иногда я тебя не понимаю, неужели ты всерьез подумал, что я подпущу этого кретина к себе? Разумеется, я пошла бы с ним в его каюту, даже хлебнула бы с ним парочку рюмок. Но ты бы очень удивился, если бы узнал, что у меня есть в этом рюкзаке. Маленькие прозрачные капсулки, которые заставят человека очень неприятно и долго болеть. Будет очень тошнить, рвать, головная боль и прочее. Конечно, они никого не убьют, но все же… понял? Кроме того, даже если бы мне пришлось переспать с ним… — она не закончила.

Она была права.

— Извини, Дарла. Мне надо бы вести себя тоньше.

— Но ведь тебе непременно надо всюду сунуться, а? — она была в бешенстве от меня — и все же мной гордилась.

— Джейк, Роланд? — Джон стоял у воды, маленькие волны плескались ему по ногам. — Это мое воображение, или вода и впрямь прибывает?

— Он прав, — сказал Роланд. — Я это и сам заметил. А вот причина.

Он показал на восточное небо.

Край огромного белого диска показался над горизонтом. Луна, огромная, в два раза больше земной луны, как я мог определить на глаз. Приливы тут должны быть свирепыми, высокий прилив означал бы абсолютный потоп. Здорово.

— А что мы будем делать? — спросил Джон.

— Я снова вернусь к тому типу, — сказала Дарла. — Надеюсь, у него не пропало настроение на нашу сделку.

Она была настолько права, что я готов был ее задушить.

— Минутку. Должен быть и еще какой-нибудь выход. От того типа добра не жди.

— Да нет, он не из той породы. Я ему подобных и раньше встречала. Это пухленький мелкий гаденыш. Ты оставайся здесь. Я с ним и сама справлюсь.

— Может быть, кто-нибудь из остальных моряков…

Она посмотрела на меня так, словно устала от жизни.

— Джейк…

— Ладно, — я сдался.

Наши отношения были настолько же четкими и ясными, как призраки в тумане. У меня не было никакой соломинки, за которую я мог бы с ней ухватиться.

— Что это за шум? — спросил Роланд.

Я выхватил гудящий ключ из кармана штанов.

— Сэм!!! Сэм, это ты?!

— А какого черта ты еще ждал? Председателя колониального политбюро, что ли? Из всех идиотских вещей, которые ты до сей поры натворил, это, должно быть, просто призовая глупость. Есть три вещи, которые даже самый последний идиот научится не делать в первую очередь, чтобы не осложнять себе жизнь, но вот до тебя как-то все не может никак дойти. Хочешь знать, что это за правила? Я тебе скажу. Не плюй из иллюминатора машины, когда скорость мах-запятая-один, не ешь голубого снега на Бета Гидры-4 и никогда не суй нос в неизвестный портал! Это же здравый смысл, правда? Казалось бы, любой, кто ест, пьет и дышит, с легкостью усвоит такие простые истины — но только не ты, мальчик мой, только не ты, ни в коем случае…

Мы хохотали и хохотали и не могли остановиться.