На что это я смотрю?
Современное искусство порой – крепкий орешек. Каждому доводилось сталкиваться с подобным – зайдешь в галерею, посмотришь разок на экспонаты и подумаешь: «Что это вообще такое?!?!?!» И пояснения на стенах нередко еще больше запутывают дело, наводя зрителя на мысль о собственной тупости. К сожалению, такой опыт весьма распространен.
Первый шаг на пути к пониманию современного искусства – уяснить, что ни одно произведение в отдельности не может нести за него ответственность. Существует целый мир искусства, и постоянно создается что-то новое: скульптуры, картины, перформансы, концепты и множество других притягательных и отталкивающих, умиротворяющих и угнетающих, потрясающих и – к чему лукавить? – посредственных работ. Поэтому то, на что вы сейчас смотрите, – лишь крохотный фрагмент общей картины, который, возможно, не вполне вам подходит, не может вас тронуть. Возможно, вы бы скорее откликнулись на работу, которая больше соотносилась бы с личными переживаниями художника или была бы не настолько зациклена на политике. Возможно, это просто «не ваше».
Понять, на что смотришь, становится еще труднее, когда осознаешь, что создается так много искусства и всё оно – настолько новое, что просто никто еще не успел определить, какое искусство хорошее, а какое – нет. Это одновременно и ободряет и ужасает. Никто толком не понимает, что перед ним, и солидная часть представленного запросто может оказаться барахлом. Но даже если мы уверены в собственных оценках, нас порой обманывают наши же глаза. Вспомним знаменитые слова гиганта американской художественной критики Клемента Гринберга: «Всё по-настоящему оригинальное искусство поначалу кажется уродливым».
Стоит также поразмыслить над тем, как именно мы определяем, хорошее перед нами искусство или плохое, и понять, что для этого определения нет единых законов. Среди общеизвестных признаков «хорошего» искусства упоминаются такие, как способность оказать влияние на дальнейшее развитие искусства или вызвать в зрителе целую гамму разнообразных эмоций, сразу и надолго «запасть в его душу». Но у каждого зрителя своя – неповторимая – душа. Кроме того, полезно осознать, что искусство, которое вам нравится, не всегда совпадает с искусством, которое вы считаете хорошим. Личные пристрастия не должны быть столь же твердо обоснованными, как скучные критические оценки, а равно и столь же откровенными, как (пугающие порой) заявления некоторых художников. У всех свои слабости – в том числе и вкусовые.
Неспособность понять искусство еще не делает человека глупым. Но и само искусство она глупым сделать не может.
Следующий шаг – не принимать всё на свой счет. Неспособность понять искусство еще не делает человека глупым. Но и само искусство она глупым сделать не может. Как и в случае с литературой, музыкой или танцем, какое-то искусство воспринимается быстро, с ходу, а какое-то медленно, с трудом, – и зачастую оно требует от зрителя немалых усилий для понимания. Чтобы встроиться в новую систему ценностей, требуется время. Мы можем увидеть в «Авиньонских девицах» (1907) всё что угодно, – и совершенствование живописного языка, осуществленное Пикассо за счет совмещения различных точек зрения в рамках одного произведения, и разрыв с западной живописной традицией, стоящий за отказом от идеализации женского образа, и, наконец, буквальное воплощение страха художника подцепить какую-нибудь заразу при посещении публичного дома. По аналогии, мы и в работе Маурицио Каттелана «Errotin, le vrai lapin» («Эрротен – настоящий кролик», 1995), в которой художник нарядил своего галериста Эммануэля Перротена гигантским кроликом-пенисом, можем рассмотреть одновременно и намек на скандальные плейбойские замашки мегадилеров, и попытку оспорить осмысленную эффективность серьезной коммерческой сделки. Или же это насмешка над шоковыми практиками, которые столь часто используются художниками-перформерами → см. Р?
При этом существуют особые навыки в считывании визуальной информации, которые развиваются только усердной практикой, но, вообще-то, присущи каждому изначально. Ведь мы ежедневно осуществляем выбор (начиная с определения десерта за обедом и подбора носков той или иной расцветки до принятия решения относительно того, обращать ли внимание на рекламу в браузере), зачастую даже не задумываясь об этом. Это эстетический выбор, а также – импульсивная реакция на то, выражена ли идея так, чтобы тронуть нас и привлечь наше внимание. Поэтому расслабьтесь! Не бойтесь пробудить свои умения и использовать их, когда вновь окажетесь в ситуации «шах и мат». И чем больше вы увидите современного искусства, чем больше прочитаете о нем, чем больше времени ему посвятите, тем больше в нем и почерпнете.
Начать лучше всего с выбора какого-нибудь одного произведения искусства или художника, привлекшего ваше внимание, и изучения информации о нем. Если вы по-настоящему заинтригованы и открыты новому, то обязательно отыщется много полезного. В музеях есть этикетки и аннотации, буклеты, экскурсии, выставочные каталоги и даже дежурные смотрители, которые могут знать куда больше, чем вы предполагали (и наверняка будут рады случаю пообщаться). В коммерческих галереях с подписями, конечно, небогато, а трудятся там нередко снобы, но всегда можно попросить на информационной стойке пресс-релиз, который так или иначе объясняет идейную подоплеку того, что представлено. В прайс-листе вы увидите список работ с указанием их наименований, материалов, которыми они выполнены, а также назначенных за них цен. Ну и, на худой конец, в вашем распоряжении всегда находится интернет со всем богатством источников (помимо Википедии!), от персональных сайтов отдельных художников и посвященных им страниц на сайтах галерей до интервью на Youtube и конкретных видеоработ, которые можно посмотреть на Vimeo. Все эти данные доступны!
Главное не бояться задавать вопросы. Не только о людях, но и о самой работе. Если название этой главы звучит для вас знакомо, значит, какими-то вопросами вы уже задавались. Что делает «это» произведение искусства? Оно подталкивает к чему-то или отвращает? Почему? Что, по-вашему, его создание могло значить для художника? Можете ли вы сформулировать, почему оно вам нравится? Или почему – нет? Выставки современного искусства – лучшее место для свиданий именно потому, что там всегда есть о чем поговорить. А сколько всего откроется в беседе. Так что не бойтесь обсуждать и доверяйте своим оценкам – но не настаивайте на них! В конце концов, сказать глупость, растерявшись перед гигантским пенисом в виде розового кролика, – это не самая большая трагедия на свете.
Маурицио Каттелан. Errotin, le vrai lapin (Эрротен – настоящий кролик). 1995
Интернациональный арт-инглиш
Отчего же в текстах о современном искусстве так трудно обнаружить простой человеческий язык? Для многих чтение подписи на стене, пресс-релиза или статьи в каталоге выставки оборачивается кошмаром. Вместо того чтобы дать ответы и возможные варианты толкования работ, эта информация погружает вас в туманный хаос бесконечных эпитетов и сравнений. Каждое слово в отдельности кажется понятным, но вместе они объединены так, что суть остается неясна. Преодоление этого словесного барьера, обретение смысла за ним – лишь иллюзия.
В 2012 году художник Дэвид Левин и социолог Аликс Рул провели исследование особой формы «арт-речи», использовав пресс-релизы из сетевого журнала e-flux, который по всему миру выпускает в среднем по три выставочных анонса в день. Использовав в качестве базы данных тринадцатилетний архив рассылки, они осуществили лексический, грамматический и стилистический анализ для определения лингвистических паттернов этого уникального языка, который назвали «интернациональным арт-инглишем» (International Art English, IAE).
Каковы же его особенности? IAE склонен к образованию новых существительных: «потенциальный» порождает «потенциальность», «переживание» становится «переживаемостью». Для этого языка чем длиннее слово, тем лучше – зачем художникам «брать» что-то в работу, если можно «адаптировать»? Кроме того, заметно пристрастие к гиперболам: произведение не просто подталкивает к размышлению – оно, как было написано в одном из недавних пресс-релизов, «размывает наше восприятие реального и виртуального, места и времени, а также природы памяти и ее утери»… Да, вот еще что: любовь к перечислению противоположностей – произведение одновременно «обнажает и затемняет», «размывая границы» между «психологическим внутренним и реальным внешним».
Иммунитета еще ни у кого в мире искусства не выработалось. В какой-то момент каждый критик грешил высказываниями, которые звучат как плохой перевод с французского. Но не стоит спешить с обобщениями, арт-речь – вовсе не абракадабра. Хороших текстов тоже хватает, и иногда сложное слово используется именно потому, что именно оно-то и необходимо. По-настоящему толковый текст порой одинаково информативен и каверзен. Вот вам и отличная пара в стиле IAE – если эти противопоставления вообще могут быть «отличными»!
