Пятница, 28 мая 1999 года, 12:07, Главный ангар Проекта «Валькирия», База ВВС США «Неллис», штат Невада.

По словам пресс-секретаря Белого дома, первый этап плана ведения боевых действий генерала Берта Селкерка был реализован очень успешно. Продвижение роя было сдержано и локализовано, многие гигантские насекомые уничтожены или ранены, и были спасены жизни десятков мирных жителей.

Однако, по данным Пентагоновских инсайдеров, первый удар по насекомым стал настоящим катастрофическим провалом. Самолет стоимостью миллион долларов превратился в груду металлических обломков, а несколько пилотов, на подготовку которых ушли немалые суммы в долларах из бюджета ВВС — погибли самой ужасной смертью, да и, возможно, впустую, потому что рой был далеко не разгромлен.

В самом деле, спустя три часа после того, как началось сражение в Канзасе, стало ясно, что никакой немедленной победы не будет. Вопреки прогнозам кайдзюологов, твари оказались устойчивыми к воздействию холода. Теперь ученые полагали, что камакурас впали в кратковременную спячку лишь для того, чтобы отрастить крылья.

Но во всяком случае, первый удар показал, что эти существа сравнительно легко можно было уничтожать. Самой большой проблемой для военных теперь являлась их численность. А-10, отлетав первые два часа, были отозваны, и вместо них огромную саранчу стали выжигать напалмом маловысотные истребители-бомбардировщики F-111.

Свою способность сдерживать тварей продемонстрировали и танки. Пока что ни один из монстров не сумел продвинуться дальше 70-й трассы или же преодолеть берега Биг-Крика, несмотря даже на свою способность летать.

Негативным итогом являлось то, что потери оказались действительно тяжелыми, и битва была еще далека от завершения. Совместное военное командование сообщило, что противостояние, как ожидается, растянется на всю ночь.

Между тем в районы, где бесчинствовали камакурас, были направлены разведывательные группы. Уцелевшие гражданские, которые успели попрятаться в антиторнадовых убежищах, погребах и дренажных трубах, были быстро переброшены оттуда по воздуху.

Тиа, посматривавшая телеканал INN, увидела своего дядю, бравшего интервью у фермера, его жены и девятилетней девочки, которым удалось пережить нашествие, укрывшись в противоторнадовом убежище.

Команда «G-Force» вместе с авиатехниками ВВС и полковником Круппом следили за ходом боевых действий в режиме реального времени на гигантских телевизионных экранах. В течение тех трех часов, пока они за этим следили, они один за другим потеряли связь с несколькими спутниками, которые поочередно выходили из зоны доступа. Вскоре, однако, на орбиту над местом сражений должен был выйти еще один из них.

Тиа Симура полностью наслаждалась происходящим. Она освоилась со спутниковым оборудованием так же, как она справлялась со всеми другими техническими проблемами, которые сваливались на нее — как «рыба в воде», по словам полковника Круппа.

В десять часов группа «G-Force» сделала перерыв на поздний завтрак. К удивлению полковника Круппа, обычно державшийся одиночкой Кип Дэниелс на сей раз сидел за столом между Пирсом Диллардом и Тобиасом Нельсоном. Говорили они не очень много, но, по крайней мере, определенная доля напряженности, которая разобщала команду, исчезла. Крупп считал, что эта перемена была вызвана суровыми уроками сражений в Канзасе.

Во время еды Лори Анджело сидела непривычно тихо. Она никак не могла забыть наполненные ужасом глаза той онемевшей девочки, которую она видела по телевизору, не могла избавиться от тревожного ощущения того, что ее сон был чем-то большим, нежели просто сон.

Когда завтрак закончился, появился генерал Таггарт. Он приказал им всем прибыть к наружным дверям Ангара № 13 к 12:00. А затем он ушел из кафе, больше ничего не сказав.

* * *

Все члены группы «G-Force», включая полковника Круппа и доктора Берчвуда, собрались перед Ангаром 13 за пятнадцать минут до назначенного времени.

Никто из них никогда прежде не был внутри 13-го, самого большого ангара авиабазы «Неллис». Он был таким огромным, что в нем вполне мог уместиться бомбардировщик B52.

Авиабаза «Неллис» располагается неподалеку от района пустыни Невада, известного как «Страна чудес», потому что именно здесь было разработано и прошло испытания так много необычных летательных аппаратов. Большая часть базы была теперь уже покинута военными, с середины девяностых годов, когда Пентагон понял, что разработки этой сверхсекретной базы больше уже не являются тайной.

Место это стало настолько знаменитым, что превратилось в обязательный элемент современных мифов и легенд. По утверждениям уфологов, «Неллис» является одним из мест, где, возможно, располагается пресловутый «Ангар 18», в котором ВВС прятали мертвых инопланетян, которых они вытащили из обломков «потерпевшего крушения НЛО» в Розуэлле в 1947 году.

И в самом деле, когда Лори впервые здесь оказалась, она уже была знакома с этими байками, и она была сильно разочарована, узнав, что в этой «Стране чудес» существует лишь шестнадцать ангаров!

Когда совместным постановлением Конгресса и Президента был создан корпус «G-Force», ВВС передали эту программу — носившую название Проект «Валькирия», скрывавшее истинную его цель — в «Неллис». И в конце 1990-х годов даже уфологи перестали здесь ошиваться.

Стоя под палящим солнцем Невады, Кип заметил, что Тоби и Пирса обоих распирает от радостного волнения. Даже обычно немногословный полковник Крупп и тот улыбался. Тиа, Мартин и Кип обменялись многозначительными взглядами, когда цель их прибытия сюда стала очевидной.

Загрохотали тяжелые механизмы, и огромные двери ангара медленно и с трудом начали открываться. Вся группа затихла, когда пред взорами их предстал Раптор.

Раптор-Один был спроектирован на основе тех же принципов, что и конвертоплан «Bell/Boeing V-22 Osprey».

Но Раптор был в два раза больше, с размахом крыльев в 175 футов и длиной более 100 футов.

Как и у «Оспрей», крылья Раптора казались слишком короткими в пропорциях к толщине фюзеляжа, а огромные газотурбинные его двигатели крепились на самом краю крыльев. Над обоими двигателями находились четырехлопастные винты пропеллеров пятидесяти футов в длину.

Раптор взлетал с земли в горизонтальном положении с помощью винтов. Затем компьютерное управление автоматически наклоняло двигатели вперед, до тех пор, пока винты не оказывались в вертикальном положении. Положение двигателей можно было корректировать, настраивая их под разными углами, что позволяло машине замедляться, ускоряться при движении вперед, или зависать в воздухе, подобно обычному вертолету.

При взгляде со стороны, короткий, словно обрубленный фюзеляж Раптора был толстым спереди, с огромными окнами, покрывавшими стеклами всю носовую часть самолета, но сужавшимся сзади. Как и у «Оспрея», у Раптора имелись сдвоенные вертикальные хвостовые стабилизаторы, но они были установлены на фюзеляже, а не на стреловидных задних горизонтальных крыльях.

Раптор являлся винтовым самолетом, поэтому он был не таким скоростным, как обычные реактивные самолеты. Но ему и не нужно было быть таким. Он был специально спроектирован для того, чтобы сражаться с Годзиллой, а не с высокотехнологичными истребителями. Его максимальная крейсерская скорость полета в 250 миль в час являлась оптимальной, потому что настоящая волшебная сила Раптора заключалась в его оборонительных и наступательных возможностях.

Помимо кабины, напичканной самым передовым авиационным электронным оборудованием, системами наведения, связи и радиолокационного оборудования, во всем остальном Раптор не намного отличался от огромного отсека с боеприпасами. Его способность поднимать большое количество груза позволяли ему нести на борту обширный набор оружия против кайдзю — от десятков кадмиевых ракет до тысяч бронебойных 50-мм урановых снарядов для четырех пушек «Эвенджер», которые располагались вдоль его фюзеляжа.

Крыльевые пилоны были спроектированы так, что были способны нести две стандартные крылатые ракеты — по одной на крыло — и множество ракет помельче. Кадмиевые ракеты, ракеты класса «воздух-поверхность» «Мэврик» и «умные» бомбы с лазерным наведением располагались в бронированных отсеках в самих крыльях.

Для защиты от радиоактивного дыхания Годзиллы Раптор-Один был почти полностью покрыт облегченным вариантом армированной углерод-углеродной плитки, защищающей Шаттлы от высокой температуры при входе в атмосферу.

Лопасти винтов были целиком выполнены из армированного углерод-углерода, который также был применен даже для покрытия ракетных отсеков и пушек, видных лишь тогда, когда они использовались.

Остекление кабины было выполнено из двойных стекол из революционно нового прозрачного тефлона, который мгновенно отражает высокие температуры. Это позволяло Раптору отражать прямые вспышки дыхания Годзиллы при температуре свыше 1200 градусов по Фаренгейту (650є по Цельсию), не получая повреждений.

Общую цветовую гамму Раптора-Один можно было назвать «облачной, темно-серой», но имелись и рваные линии фиолетовых и лиловых врезок на верхней поверхности и по бокам. Ученые предполагали, что у Годзиллы могут возникнуть проблемы с тем, чтобы заметить самолет в небе с такой нестройной цветовой гаммой.

Кип с благоговением уставился на боевую машину. Хоть он и летал десятки раз на тренажере — эта псевдо-кабина являлась точной копией кабины Раптора-Один — и знал назубок весь расклад, схемы, функциональные возможности и габаритные данные машины, зрелище этого гигантского самолета во плоти все равно захватывало дух.

«Неужели я должен буду на этом лететь?», взволнованно подумал Кип.

Тоби присвистнул от восхищения. Пирс был настолько поражен увиденным, что не мог отвести глаз, несмотря на то, что он уже летал на именно такой машине еще до того, как она была подготовлена к ведению боевых действий. Тиа и Мартин переглянулись, явно под впечатлением увиденного.

«Она прекрасна», прошептала Лори. Сзади к изумленной группе подошел генерал Таггарт.

«Да, вот она, именно такая», объявил он с гордостью. «Рвущаяся в бой и готовая действовать. Я познакомлю вас с ней поближе».

«И когда мы принимаем над ней управление, генерал?», заикаясь, спросил Кип.

«В 06:00 завтра утром, сынок», ответил он.

* * *

Суббота, 29 мая 1999 года, 01:25 ночи, Минноу, Аляска.

Престарелый шаман пришел из одного из поселений в тундре неподалеку от реки Ноатак, из очень отдаленного района Аляски севернее полуострова Сьюард, где проживает народ, именуемый атабасками, до сих пор занимающийся натуральным хозяйством и соблюдающий древние обычаи.

Он двигался на юг уже в течение многих недель, останавливаясь во всех поселениях коренного населения Аляски, которые проходил — независимо от того, к какому племени относился этот поселок. Вскоре после его появления в каждом из таких поселений шаман созывал старейшин и требовал, чтобы все мужчины построили касгик — парильню — и вместе с ним приняли участие в церемонии очищения.

У него много было что им сказать, так утверждал шаман, и поэтому они должны быть духовно подготовленными, чтобы услышать его послание.

Мужчины в Минноу, небольшой деревушке на берегу залива Нортон, прислушались к шаману. Они покинули свои удобные деревянные дома, цветные телевизоры и спутниковые тарелки и соорудили невысокое строение из брусьев, моржовых костей и тюленевых шкур так, как когда-то делали это их предки. Затем мужчины деревни сняли с себя все одежды и вошли в касгик.

Согласно традиции, ритуальную церемонию начал проводить шаман. Он возжег огонь в специальном углублении в центре парилки, затем сгреб в кучу и бросил в огонь зеленые ветки, чтобы вызвать дым.

Вскоре молодые члены племени начали кашлять, жаловаться на дым и выражать недовольство, однако старейшины заставили их замолчать.

В касгике также находился Крейг Уэстерли, молодой антрополог из Колумбийского университета в Нью-Йорке. Он жил среди коренных народов Аляски — или тех, кого в «континентальных» штатах (между Канадой и Мексикой) называли эскимосами — уже около полугода. Как только он услышал о грядущей церемонии, он подошел к старому шаману, умоляя этого древнего знахаря допустить его к обряду в касгике. К его удивлению, он сразу же получил такое разрешение.

«Инуа — духи — хотят, чтобы все знали то, что грядет», сказал старик.

Уэстерли, ни на что не жалуясь, вытерпел жару и дым, и его спокойная решимость произвела впечатление на некоторых туземцев, которые раньше лишь смеялись над белым человеком, который пытался понять их обычаи и уклад жизни.

Когда небольшое строение заполнилось дымом, один из старцев вручил Уэстерли пучок плотно сплетенного камыша и показал ему, как прикрыть рот, чтобы отсеять наиболее гадкую часть дыма. Жара усиливалась, и дым начал щипать и жечь глаза. Но Уэстерли был только счастлив. Он мог воочию наблюдать за этим важным древним обрядом коренных народов Аляски.

Вскоре температура внутри парильни стала настолько высокой, что кожа у всех мужчин покраснела и некоторые из них начали даже кататься по полу от мучений.

И Уэстерли в их числе.

Когда же огонь, наконец, стал угасать, и хижина стала остывать, некоторые из присутствующих вывели Уэстерли к берегу близлежащего озера. Он заорал от шока и мучительной боли, когда они бросили его в ледяную воду. Но ничего постыдного в этом не было. Многие молодые коренные алеуты кричали так же громко, как и Уэстерли, будучи брошенными в озеро.

Когда шаман почувствовал, что люди были готовы, он повел их обратно в касгик. Там они стали петь песни и рассказывали предания вплоть до захода солнца, примерно до одиннадцати часов. Это было в мае, и солнце не заходило почти двадцать часов.

После того, как местные жители обменялись сказаниями, шаман поднялся и, наконец, начал говорить.

«Уже долгих полгода мне снится сон», сказал старик прерывающимся голосом. «И сон этот меня тревожит».

Все слушали с напряженным вниманием, что говорит шаман. Они знали, что сны любого знахаря являлись вещими, и они внимательно его слушали, не задавая вопросов.

«Хотя мой тотем сова, мне снилась лишь Птица-Гром!»

Коренные аляскинцы ахнули, а Крейг Уэстерли отметил эту их реакцию. Он понимал, что слышит сейчас нечто важное, и Уэстерли старался запомнить всё, что скажет шаман. Ему приходилось полагаться лишь на свою память, потому что никакие письменные принадлежности в касгике не дозволялись.

«Птица-Гром что-нибудь говорила?», спросил шамана один из жителей деревни.

Старик кивнул. «Птица-Гром сказала мне, что она проснулась. Что она приближается на могучих крыльях к местам обитания человека, ибо Птица-Гром в скором времени может понадобиться».

Когда жители деревушки усвоили эту весть, по крошечной хижине прокатилась волна благоговейного страха.

«Что еще сказала Птица-Гром?», спросил Уэстерли на языке тех, у кого он жил. Шаман медленно повернулся и посмотрел на белого человека.

«Я разговаривал с Птицей-Гром в своих снах, много ночей», продолжал шаман. «Ее дух посещал меня, когда я спал, и она расправляла свои красные крылья и извергала огонь и молнии…»

Некоторые жители селения начали бить в барабаны и петь. Один из старейшин поднялся и стал танцевать обнаженным, обходя кругом парильню и бормоча какое-то древнее заклинание.

«И Птица-Гром открыла мне великую тайну», объявил старик. «Птица-Гром назвала мне свое имя».

Все ахнули от ужаса и изумления. Даже танцующий остановился, не закончив движения. Все пристально уставились на древнего шамана.

Великая сила знать истинное имя существа, а этот шаман обладал огромной силой, если знал истинное имя Птицы-Гром.

«Ты можешь — можешь назвать это имя?», запинающимся голосом спросил староста.

Шаман снова кивнул, напряженные глаза его горели. «Тайное имя Птицы-Гром — Родан!»