Кто-то смотрит на меня. Я чувствую глаза. Любопытные. Пронизывающие…

Уже давно доктор Абрахам Б. Корнелиус боролся с желанием вытереть лоб, слегка покрытый капельками пота.

Точно так же, как на лестнице у входа в здание суда… все эти направленные на тебя объективы фотоаппаратов… отрывистые вопросы репортеров…

Ощущение влаги нарастало. Доктор Корнелиус чувствовал ее в своей карамельно-каштановой бороде, усах, бровях. И, хуже всего, его лоб стал скользким от пота. Заметного пота.

Не на него ли они смотрят? Или они думают то же самое, что и люди в толпе у здания суда, те, которые показывали пальцем и шептали: «Это он. Тот самый. Корнелиус, тот врач, который убил свою жену и ребенка».

Доктор Корнелиус с трудом мог это вынести. Сунув руку в карман, он достал носовой платок, который всегда носил с собой, – тот, на уголке которого его жена вышила скромную букву «К». Сделав вид, что ему нужно протереть очки, он старательно протер толстые, как бутылочное стекло, круглые линзы, потом, небрежным жестом промокнул пот на лбу, как бы мимоходом.

Глаза смотрели на меня тогда. Я их чувствовал. Как чувствую их сейчас. Но, возможно, они всего лишь размышляют. Возможно, они не знают. Или если и знают, то не все…

Засунув опять руки в карманы своего измятого белого лабораторного халата, Корнелиус спрятал свой драгоценный носовой платок и оглядел лица мужчин и женщин, стоящих вокруг, в герметичной кабине для наблюдений.

Кто из этих людей рассматривает меня? Или они все на меня смотрят? Мне необходимо знать…

Слева от него стояла Кэрол Хайнс. После ее имени не стояли буквы ДМ, доктор медицины, никакого звания вообще. И все же, видя тот лихорадочный темп, с которым она работала в последние несколько дней, Корнелиус невольно пришел к выводу, что ее мастерство сыграло большую роль в успехе эксперимента.

Малышка мисс Хайнс отличалась слишком маленьким личиком, стригла волосы коротко, почти под мальчика, и носила пышную, прямую челку. Ее можно было бы назвать привлекательной, если бы лицо не было всегда сморщенным от нетерпения и неудовольствия. Она совсем не была похожа на его высокую, стройную жену, увлеченную наукой, но всегда готовую рассмеяться, лицо которой, даже во время напряженной работы, выражало возбуждение, радость, даже восторг.

В этот момент внимательные зеленые глаза мисс Хайнс были прикованы не к нему, а к большому жидкокристаллическому экрану ее портативного компьютера. Не мигая, она стучала по клавишам с быстротой робота, возбужденно хмуря брови.

Когда доктора Корнелиуса познакомили с мисс Хайнс несколько дней назад, она едва взглянула на него, и с тех пор почти не смотрела в его сторону.

Явно это не она…

Следующим, на кого обратил внимание Корнелиус, был специалист-медтехник, сгорбившийся над терминалом возле наблюдательного окна. Этот человек почти не отрывал глаз от монитора с момента появления Корнелиуса. Казалось, он заворожен потоком медицинских данных, поступающих на его терминал из лаборатории внизу.

Внезапно этот человек поднял глаза. Корнелиус приготовился увидеть в них узнавание, обвинение, но техник посмотрел мимо него на электронный хронометр на стене.

Корнелиус перенес свое внимание на другого техника, этот был в наушниках и с микрофоном. Он стоял и делил свое внимание между двумя тикающими электронными экранами на консоли и деятельностью по другую сторону от стекла.

Всего минуту назад главная лаборатория была заполнена смертоносным обеззараживающим газом, который создавал атмосферу, свободную от микробов, вирусов и бактерий с эффективностью, сравнимой с геноцидом. Эта драконовская мера была направлена на защиту Субъекта Икс от угрозы заражения во время подготовки к наращиванию мышц и в переходный период. Теперь, когда этот субъект был полностью погружен в стерильную жидкость, лабораторию очищали от токсичных газов.

Пока техник наблюдал, цифры данных показывали скорость течения и объем стерилизованного воздуха, который снова закачивали в обширное пространство. Соседний дисплей показывал, сколько ядовитого вещества высасывалось наружу. Когда оба экрана засияли зеленым светом, техник сказал в свой микрофон:

– Главная лаборатория обеззаражена. Теперь вы можете разгерметизировать скафандры.

Корнелиус присоединился к остальным у окна, чтобы посмотреть вниз, в лабораторию. Медики с облегчением стаскивали с себя свои громоздкие скафандры, потом бросали их вместе со шлемами и перчатками на быстро бегущую ленту конвейера.

Среди них Корнелиус заметил мощного молодого человека с грязными светлыми волосами и внимательными голубыми глазами. Подняв вверх свое обветренное лицо, этот молодой человек пристально смотрел на наблюдательную кабину.

Это он… это он смотрел…

Корнелиус ощутил напряженное любопытство во взгляде этого человека, но ни намека на узнавание, обвинение – никаких других чувств доктор не увидел на его спокойном лице.

Однако он из полицейских… после года в бегах я узнаю этот взгляд законника, когда вижу его. Федерал или бывший военный, может быть. Или он личный телохранитель. Но не дежурный на входе, отмечающий приход на работу.

Корнелиус знал, что он прав. Год в бегах наградил его шестым чувством на подобные вещи.

Внезапно в кабинке прозвучал сигнал тревоги.

– Идет разгерметизация. Теперь вы можете спуститься в лабораторию.

Позади них с резким шипением открылся тяжелый стальной люк, и Корнелиус двинулся к выходу вместе с остальными. От кабинки на много метров тянулись узкие мостки из стальной сетки; под ними была пропасть глубиной более пятидесяти метров.

Корнелиус заметил, что в воздухе стоит слабый запах химикатов. Он обжигал его ноздри, и у доктора промелькнуло сомнение, хорошо ли очистили лабораторию от токсичного обеззараживающего вещества, и не произошел ли фатальный сбой в работе вентиляции.

Не променял ли я одну газовую камеру на другую? Смертельную инъекцию на смертоносную атмосферу?

Цепляясь побелевшими пальцами за перила, Корнелиус шел следом за Кэрол Хайнс по мосткам, потом вниз по крутой стальной лестнице спустился на главный этаж.

Оказавшись среди врачей и техников, Корнелиус почувствовал себя более свободно – скрытый у всех на виду, аноним в море серьезных лиц, слишком поглощенных своей работой, чтобы обращать на него внимание.

Затем, подобно королевскому герольду, заговорил доктор Гендри.

– Поднимите головы, джентльмены. Идет Профессор.

Вместе со всеми остальными доктор Корнелиус повернулся, чтобы приветствовать своего хозяина, своего хранителя, человека, который обещал ему защиту от закона – до тех пор, пока он будет отдавать все силы этому беспрецедентному предприятию.

Шагая прямо, подобно гордому генералу, осматривающему свои войска, Профессор шел среди своих подчиненных, встречал их полные энтузиазма, почтительные взгляды с видом вежливого, но равнодушного превосходства. Иногда Профессор останавливался и обсуждал с техником какой-то конкретный вопрос. Его лицо оставалось бесстрастным, пока он слушал ответ, и он обычно шел дальше, ничего не говоря, когда считал, что услышал достаточно. Профессор не тратил слов зря.

Так же было и в тот первый раз, когда я его встретил. Почему эти люди относятся к нему с таким благоговейным уважением? Я знаю, какую власть он имеет надо мной, но как насчет всех остальных? Могут ли все они быть добровольцами? Неужели все они по своей воле участвуют в этом странном эксперименте?

До того, как его самого «завербовали», доктор Корнелиус видел Профессора всего два раза, и все же случайная встреча каждый раз происходила на перепутье его собственной жизни.

Их первая встреча произошла много лет назад, накануне момента профессионального триумфа и личного счастья Корнелиуса.

Кажется, это было так давно… будто в другой жизни. Нет. Будто в жизни другого человека…

* * *

С широкой улыбкой декан медицинского факультета приветствовал доктора Корнелиуса у входа, пожимал ему руку, словно потерянному брату. Он торжественно представил его сотне коллег самых разных национальностей, в число которых входили его бывшие соученики и преподаватели времен учебы в медицинском колледже.

Это был просто самый радостный момент в его карьере. Возвращение в страну, которая приняла его в свои объятия, в свою альма-матер, предъявление всему миру его успешных результатов после долгих лет борьбы, – тех лет, за которые он уже получил вознаграждение, по мнению самого Корнелиуса, от прекрасной женщины, наблюдающей за ним из первого ряда.

– Будучи ученым и уважаемым членом академического сообщества как здесь, в Канаде, так и в Соединенных Штатах, доктор Корнелиус известен всем нам своим революционным мышлением в области иммунологии, – заявил декан. – Но Абрахам Корнелиус не желает прекращать на этом свои достижения. Он вернулся на родину и получил степень по молекулярной биологии, и первую в мире докторскую степень в области биомедицинской нанотехнологии.

Раздались аплодисменты и приветственные крики, и Корнелиуса даже смутила такая бурная поддержка его коллег.

– В этот памятный день, – продолжал декан, – доктор Корнелиус вернулся в наш медицинский колледж, чтобы рассказать о некоторых новых методах и технологиях подавления иммунной системы организма во время процедуры трансплантации, которые раньше считали невозможными. Имею честь и удовольствие представить вам доктора Абрахама Б. Корнелиуса.

Корнелиус встал, кивнул в ответ на горячие аплодисменты, а затем изложил свои теории международной аудитории, состоящей из специалистов в области хирургической трансплантологии, нервных функций и создания бионических протезов.

– Я считаю, что угроза отторжения тканей, которая сопровождала многие процедуры трансплантологии, останется в прошлом…

В течение следующих восьмидесяти пяти минут он рассказывал о нескольких наномедицинских устройствах, которые сам разработал – наряду с новыми хирургическими операциями, которые должны открыть новый подход к восстановлению и замене поврежденных органов, мышц и даже нервных тканей.

– Вскоре программируемые микроскопические устройства, впрыснутые в человеческое тело, будут бороться с инфекцией, уничтожать раковую опухоль, не повреждая здоровых клеток, и вести войну против иммунной системы самого организма после операции трансплантации.

Когда семинар закончился, практически все слушатели бросились из зала на сцену и начали превозносить безграничный потенциал революционного открытия Корнелиуса. Многие, в том числе декан медицинского факультета, уговаривали Корнелиуса начать эксперименты на людях как можно скорее.

– О, ну, с этим придется подождать, – сказал Корнелиус слушателям во время импровизированной пресс-конференции. – Я не уверен, что вполне готов к клиническим испытаниям. Возможно, через год. Более вероятно – через два. Я все еще пытаюсь завершить опыты на животных. Потом мне придется сопоставить свои находки, написать новую работу, и представить, надеюсь, положительные результаты. Конечно, существует также вечная проблема финансирования – или его отсутствия.

На это его коллеги ответили улыбками – они сталкивались с теми же препятствиями. Потом Корнелиус прикоснулся к плечу женщины, стоящей рядом с ним. Она улыбнулась и обняла его за талию.

– И так как моя бывшая ассистентка, доктор Мадлен Ветри, только что согласилась стать моей женой, мне также придется вписать в свой план свадьбу и медовый месяц. Моя будущая жена говорит, что присутствие обоих обязательно.

Мадлен рассмеялась и толкнула его кулаком в плечо.

Говорят, противоположности притягиваются, и, казалось, доктор Корнелиус и его невеста – совершенно разные люди. Она – канадская француженка, он – гражданин Соединенных Штатов с ирландскими и еврейскими корнями. Никто бы не принял некрасивого и несколько полноватого Абрахама Корнелиуса за кинозвезду, а вот Мадлен Ветри можно было назвать самой привлекательной женщиной в любой компании. Ее длинные, блестящие волосы были иссиня-черными, в отличие от спутанных, каштановых волос Корнелиуса. Она была стройной и высокой, а он – низкорослый и упитанный; даже на низких каблуках она была на голову выше него. И в то время как его манеры были спокойными и сдержанными, строгий критик мог бы даже назвать их скучными, каждый жест Мадлен отличался грацией и энергичной жизнерадостностью.

Это радостное заявление было встречено новым взрывом аплодисментов и поздравлений, которые резко оборвались. У входа в зал возник взволнованный шум.

– Это Профессор, – прошептал кто-то, и все глаза обратились туда.

– Добро пожаловать, сэр! – крикнул декан, почтительно кивая, пока человек, которого называли Профессором, скользил по центральному проходу.

Это походило на расступившиеся воды Красного моря. Врачи, ученые, академики – все отступили назад в молчаливом благоговении, пропуская Профессора. Наконец, этот человек остановился перед доктором Корнелиусом.

– Я прочел вашу работу, – произнес он без преамбулы, не протягивая руки. Глаза Профессора смотрели из-за прямоугольных стекол очков без всякого выражения.

– Ваша работа демонстрирует потенциал, доктор. И сулит многое для будущих научных исследований. Но я должен согласиться с моими коллегами…

Холодный взгляд Профессора упал на женщину, стоящую рядом с Корнелиусом.

– …когда они говорят, что вы должны отложить в сторону все, что вас может… отвлечь в личной жизни, и целиком сосредоточиться на клинических испытаниях. Все остальное было бы контрпродуктивным, напрасной тратой времени.

Закончив свое заявление, Профессор провел языком по своим тонким губам. Корнелиусу этот жест чем-то напомнил рептилию.

Он почувствовал, как напряглась стоящая рядом с ним невеста. Он сжал ее руку, повернул к ней голову, чтобы поймать ее взгляд, успокоить ее. Заявление Профессора было дерзким, но когда Корнелиус повернулся, чтобы потребовать извинений, тот уже исчез.

Доктор Корнелиус был шокирован, когда узнал, кто такой Профессор. Простить оскорбление своей невесты было нелегко, и все же он невольно ощутил прилив гордости. Его исследования только что получили одобрение одного из самых блестящих ученых со времен Альберта Эйнштейна.

– Доброе утро, доктор Корнелиус. Мы готовы начать?

Очнувшись от своих воспоминаний, Корнелиус выдавил слабую улыбку.

– Доброе утро, Профессор. Да, я думаю, все прошло довольно гладко. Из наблюдательной кабины все выглядело именно так.

Профессор стоял, ничем не выражая своих чувств, сцепив руки за спиной.

– И ваши наночипы готовы для введения?

Корнелиус показал Профессору на резервуар.

– Они там, Профессор… в синем контейнере.

Он показал на металлический сосуд в форме капли, размером примерно со средний аэрозольный баллончик с бытовой химией. К нему была прикреплена длинная игла для инъекций, одна из многих, подвешенных к потолку временного резервуара.

– Начнем процесс?

– Как только вы будете готовы, Профессор. Наночипы будут впрыснуты прямо в сердце одновременно, чтобы микроскопические устройства быстро распределились по всему телу. Чипы должны слиться с костями субъекта менее чем за минуту.

Профессор едва заметно кивнул головой, потом отошел в сторону и стал задавать вопросы другому члену группы. Толпа последовала за ним, как сторонники за выигрывающим выборы кандидатом. Только Кэрол Хайнс осталась рядом с ним. В первый раз с момента их знакомства она проявила какой-то интерес к чему-то, не имеющему отношения к ее устройству МЭМ.

– Инъекция прямо в сердце? – спросила она. – А что вы вводите в Субъекта Икс?

– Чипы на основе силикона с закодированной памятью – несколько миллионов чипов. Каждый образует микроскопический клапан, который прикрепится к крошечным полостям костей. Клапаны самоподдерживающиеся, и могут даже использовать питательные вещества, поглощенные телом, для замены тех из них, которые износились или неисправны.

– Вы хотите сказать, что они репродуцируют себя?

– Именно так.

– Понимаю… А какая у вас цель?

– Ну, первая цель – одеть скелет субъекта в адамантовую сталь, увеличить костную массу и прочность на растяжение. Но поскольку кости – живые организмы, и сами по себе жизненно важные органы, так как костный мозг вырабатывает кровь, то их нельзя полностью покрыть сталью, иначе кости погибнут, и субъект тоже.

Кэрол Хайнс кивнула.

– Вам нужны поры – отверстия, которые позволят крови проникать сквозь стальной барьер?

– Точно.

– И нанотехнология создает эти поры?

– Точнее, она их заменяет, – объяснил Корнелиус. – Человеческие кости уже имеют крохотные поры, позволяющие проходить жидкости. Мои чипы их найдут и заменят их функцию после того, как процесс слияния с адамантием будет завершен.

Несмотря на сдержанное отношение к этому проекту и свои подозрения относительно Профессора, Корнелиус с изумлением обнаружил, что работа последних нескольких дней стимулировала его былую любовь к научным открытиям. И ему было приятно, что обычно сдержанная мисс Хайнс внезапно проявила интерес к его области научных интересов. Так давно он не чувствовал себя нужным.

– Ну, у меня есть сомнения, – произнес громкий голос явно враждебным тоном. – Собственно говоря, доктор Корнелиус, я боюсь, что ваша технология принесет больше вреда, чем пользы. Почему вы так уверены, что эти ваши наночипы не повредят целостности моего адамантиевого покрытия костей?

Доктор Корнелиус ответил на скептический взгляд доктора Гендри собственным очень суровым взглядом.

– Во-первых, – ответил Корнелиус, – мои наночипы могут выдержать разрушительную силу раскаленного добела расплавленного адамантия, потому что они в три раза более упругие, чем сама сталь. Поэтому в действительности, доктор Гендри, вам следовало бы задать вопрос, не повредит ли ваш адамантий целостности моей нанотехнологии?

Гендри не уступал.

– И каков ваш вывод?

– Несомненно, нет. Почему? Потому что эти два очень сложных процесса дополняют друг друга…

– Дополняют или противоречат друг другу? – резко спросил Гендри.

– …а это означает, что несмотря на очевидные различия, эти две технологии будут работать вместе на достижение одной цели – сделать кости субъекта практически неразрушимыми.

– Ваши слова меня убедили, – ответил Гендри, но по-прежнему тоном скептика. – Некоторые из нас здесь, в Отделе К, посвятили много лет жизни этому проекту. Мы ничего так сильно не хотим, как успеха проекта «Оружие Икс».

Корнелиус удивленно поднял брови. Существует сопротивление. Прямо здесь. Он новичок, звездный студент, приехавший по обмену из неизвестных земель. Он появился среди них почти без предупреждения и принес с собой портфель с новаторскими исследованиями – и они все этим недовольны, как один.

– Несомненно, вы понимаете наши опасения, – продолжал Гендри. – В конце концов, мы бы не хотели, чтобы наши усилия – вся наша тяжелая работа – оказались под угрозой из-за применения рискованного и непроверенного устройства, изобретенного… новичком.

Корнелиус постарался не рассмеяться вслух. Новичком, в самом деле.

– Профессор выразил полную уверенность в моей технологии, – ровным голосом возразил он.

Гендри хотел было ответить, но его перебил гулкий голос из громкоговорителя.

– Процесс соединения с адамантием начнется через тридцать минут. Всем сотрудникам занять свои посты и начать процедуру подготовки.

Доктор Гендри тут же резко повернулся и зашагал прочь. Доктор Корнелиус собирался проводить мисс Хайнс к ее рабочему терминалу, расположенному рядом с его собственным. Но когда он повернулся в ее сторону, то никого там не увидел.

По правде говоря, доктор Корнелиус удивлялся, что ему выделили отдельный рабочий терминал на время этого процесса, да еще и так близко от терминала самого Профессора, это его смущало. Это все равно что получить место в первом ряду на уроке особенно требовательного учителя.

Не похоже, чтобы меня завалили работой…

У доктора Корнелиуса ушло целых пять минут, чтобы подключить свой компьютер к биологическим мониторам, введенным в тело субъекта. Теперь, когда осталось еще почти двадцать минут до начала процесса соединения, ему было совершенно нечего делать.

Большая часть действительно напряженной работы Корнелиуса проходила во время дистилляции раствора жидкого силикона и химического процесса кристаллизации этого вещества, что позволяло внедрить программу в молекулы. После того, как наночипы была разработаны и помещены в стерильный сосуд, работа Корнелиуса была, в основном, закончена.

После того, как наночипы ввели в тело Субъекта Икс, они вышли из-под внешнего контроля. В потоке крови управление возьмет на себя их собственная программа. Все, что мог делать доктор Корнелиус в данный момент, – это наблюдать за процессом.

Тогда зачем я здесь? Даже бесценный доктор Гендри – правая рука самого Профессора – не получил такого исключительного места на этом решающем эксперименте.

Конечно, доктор Корнелиус знал, какое из его умений может оказаться полезным. Если его наночипы потерпят полную неудачу, он мог впрыснуть синтетический гормон собственного изобретения в тело субъекта. Это вещество «убьет» наночипы, которые затем печень выведет из организма, и они станут отходами. Если это произойдет, это станет приговором для эксперимента – и для Субъекта Икс.

При отсутствии отверстий в костях этого бедняги он погибнет. Медленно, мучительно, его скелет задохнется, а все остальное тело высохнет от отсутствия крови.

Но зачем думать о неприятностях?

Корнелиус никогда не хотел участвовать в этих исследованиях. Его намерением всегда было помочь человечеству, лечить болезнь, а не создать некое сверхоружие. Не превратить человека в машину для убийства. В неудержимое орудие войны.

Сам того не замечая, Корнелиус начал массировать виски – давило за глазами.

Как я, черт возьми, оказался с этими людьми? И стал выполнять такую работу? Как попал в эту ловушку?

* * *

После торжества на конференции в медицинском колледже Университета МакГилла все время Корнелиуса было отдано напряженным исследованиям и, конечно, свадьбе. Он выбросил из головы неприятное знакомство с Профессором и не вспоминал о нем до второго дня своего медового месяца, когда в его отдельную каюту на борту круизного лайнера «Дельфы» доставили очень дорогую бутылку тейтингеровского вина «Блан-де-блан».

«С наилучшими пожеланиями по поводу счастливого бракосочетания» – стояло на карточке. Она была подписана Профессором.

Вспомнив негативную реакцию этого человека на его предстоящую женитьбу, Корнелиус удивился, узнав, что Профессор оказался способным на такой великодушный жест.

Он собирался рассказать о подарке Мадлен, но его остановило воспоминание о безобразном поведении этого человека на конференции. Корнелиус порвал карточку и бросил ее в унитаз. Позднее в тот вечер они отпраздновали свое бракосочетание, прикончив за один присест бутылку шампанского Профессора.

В ту замечательную неделю Мадлен Ветри-Корнелиус забеременела их единственным ребенком. Мальчик родился девять месяцев спустя и получил при крещении имя Поль Филип Корнелиус в честь отца Мадлен, известного архитектора в его родном Квебеке.

Потом началась черная полоса, и все пошло вниз по спирали. Болезнь, которая лишила его всякой радости, и безумие, закончившееся убийством.

Полгода спустя, после предъявления обвинения в двойном убийстве, Корнелиус предпочел удариться в бега, чтобы не оказаться в тюремной камере или не попасть в руки палача. Его адвокат убедил судью, что в залоге нет необходимости, что уважаемый член медицинского сообщества не рискнет сбежать.

Но Корнелиус сбежал.

Через несколько месяцев он начал, как ему казалось, анонимную жизнь на маленькой стоянке для трейлеров возле городка Сиракузы, штат Нью-Йорк, но затем получил бандероль. На ней отсутствовали какие-либо почтовые штемпели, а это означало, что простой коричневый конверт кто-то просто сунул в его почтовый ящик, пока он отрабатывал смену на кладбище в качестве сотрудника местного склада медицинских товаров. Конверт был адресован Теду Абрамсу – под этим именем он жил в то время, но когда он заглянул внутрь, ему стало ясно, что неизвестный отправитель знает, кто он такой.

Первым побуждением Корнелиуса было спрятаться от правды. Он отшвырнул конверт в угол. Трясущимися руками заварил свой утренний кофе, поджарил два черствых кусочка хлеба. Кофеин его на время успокоил, и он снова поднял конверт и высыпал его содержимое на стол рядом с тарелкой.

Внутри лежало больше десятка газетных вырезок, посвященных телеграфным сообщениям за последние полтора года. Все они рассказывали об одном и том же – феноменальном взлете и стремительном падении доктора Абрахама Б. Корнелиуса, высокоуважаемого иммунолога, превратившегося в беглеца, обвиненного в двойном убийстве.

В конверте также лежала записка, написанная крупными, почти детскими черными буквами.

«За вами следят. В 11:00 сегодня ночью вы должны ждать у входа в главную городскую библиотеку в Буффало, штат Нью-Йорк. Если попытаетесь сбежать до этой встречи, о вашем местонахождении сообщат властям. Если не явитесь на эту встречу, о вашем местонахождении сообщат властям. Если вы согласны на эти условия, позвоните сейчас же по этому телефону».

Телефонный номер был написан красными чернилами внизу на записке. Разумеется, подписи не было.

Это шантаж? Но почему просто не потребовать денег? Какой смысл назначать это глупое тайное свидание? Какого черта я должен ехать в Буффало из-за этого проклятого шантажа?

Он уставился на остатки своего утреннего кофе, остывающего в чашке, на масло, застывающее на сухом хлебе на тарелке. Корнелиус нерешительно взял трубку телефона и набрал номер. Прозвучал один сигнал. Затем мужской голос произнес два слова:

– Мудрое решение.

Трубка замолчала. Корнелиус ударил кулаком по столу. Разъяренный таким грубым манипулированием и таким презрительным обращением, он тут же набрал номер еще раз.

На этот раз он прослушал записанное сообщение о том, что этот номер больше не обслуживается. Он попробовал позвонить еще раз, потом третий, четвертый раз, с тем же результатом.

В тот вечер тусклые лучи солнца струились сквозь грязные окна его трейлера, а Корнелиус метался и вертелся на своей узкой лежанке. В пять часов он встал. Оставалось еще много светлого времени от летнего вечера, и Корнелиус взвешивал возможные варианты за очередной кружкой кофе.

Наконец, решившись, он принял душ, побрился, собрал небольшую сумку с необходимыми мелочами и покинул трейлер, не оглянувшись. Через час он должен был явиться на склад, на свое рабочее место, но сегодня он туда не придет, и вообще больше никогда не придет. Корнелиус понимал: что бы ни произошло на этой навязанной ему встрече, он больше никогда не вернется в Сиракузы.

По дороге в Буффало Корнелиус заметил, что на потемневшем небе собирается гроза. К тому времени, как он приехал на место, тучи прорвало, и город посерел под беспросветным ливнем.

Ожидая под дождем у фонарного столба, Корнелиус услышал, как часы на колокольне неподалеку пробили одиннадцать. Он поднял глаза и увидел вынырнувшую из завесы воды фигуру.

Интересно, подумал Корнелиус, это тот, с кем я должен встретиться, или просто случайный прохожий? Может быть, тот человек должен был сообщить мне кодовое слово, или еще что-то такое, чтобы я узнал в нем настоящего шантажиста.

Несмотря на ужасное настроение, Корнелиус тихо рассмеялся.

Тайный пароль. Как забавно. Но он дополнил бы эту абсурдную шпионскую мелодраму.

Оказалось, что в пароле не было необходимости. Человек подошел прямо к Корнелиусу и поднял голову. Маленький водопад хлынул с широких полей его коричневой кожаной шляпы, и Корнелиус узнал резкие, утонченные черты лица Профессора, на его квадратных очках блестели дождевые капли.

– Профессор, я…

– Не разговаривайте. Просто внимательно слушайте. У меня есть для вас предложение. Не говорите мне, как вы благодарны. Сейчас не надо. И потом тоже. То, что я вам предлагаю, это не благотворительность.

– Тогда что вы от меня хотите? У меня нет денег, нет репутации. Что я мог бы…

– Я нуждаюсь в ваших особых умениях, – ответил Профессор. – Больше ничего вам пока знать не надо.

– Но…

– Если вы примите мое предложение, вас тайно переправят через границу Канады в течение часа, – продолжал Профессор. – Если вы мне откажете, можете свободно уйти, я вас заверяю, что не выдам вас властям. Но помните, доктор, что Федеральное бюро расследований вас настигнет, это только вопрос времени.

Профессор помолчал, давая ему осознать эти слова.

– Между прочим, вас надо поздравить, – глаза Профессора оставались пустыми, они совершенно ничего не выражали, как и в тот день, когда Корнелиус впервые встретился с ним. – Вы знали, что вошли в список десяти самых разыскиваемых ФБР преступников? Только вчера опубликовали пресс-релиз.

Эта новость еще не дошла до Корнелиуса. Одна мысль об этом заставила его желудок сжаться.

Профессор наклонился к нему ближе, так что Корнелиус ощутил дыхание этого человека на своей щеке.

– И вы знали, что отделение ФБР в Сиракузах предупредили о вашем присутствии на их территории? Они организовали рейд на тот трейлер, который вы называли своим домом… и на тот склад, где вы работали. Если бы вы не были здесь, со мной, то вы бы уже сидели в камере.

Корнелиус почувствовал панику, от которой у него перехватило горло. Ему не хватало воздуха. Профессор загнал его в угол, в ловушку.

– Что вы предлагаете? – резко спросил Корнелиус. – Я хочу услышать все детали до того, как соглашусь на вашу работу, или на любую другую работу. Я продам свои услуги тому, кто больше заплатит.

Казалось, профессора удивила явная уловка доктора – попытка вернуть себе частичный контроль. Легкая улыбка приподняла уголки его тонких губ. При свете уличного фонаря улыбка Профессора напомнила Корнелиусу ухмылку белого костяного черепа.

– Бросьте. Бросьте, доктор Корнелиус. Не будьте смешным… Вы действительно считаете, что у вас есть выбор?

– Профессор? Доктор Корнелиус? Мы можем начинать процедуру.

Профессор кивнул доктору Гендри, потом повернулся к Кэрол Хайнс.

– Устройство МЭМ подключено к мозгу субъекта?

– Подключение установлено, Профессор, – коротко ответила она.

– Доктор Маккензи, отключите демпферы мозга.

Щелкнув переключателем, психиатр перекрыл энергию генератора, и постоянный поток ультразвуковой энергии, точно настроенной на частоту, которая парализовала мозг Логана, резко прекратился.

– Я вижу небольшой всплеск активности мозга субъекта, – сразу же предупредил доктор Маккензи.

– Это ошибка, – сказала Кэрол Хайнс.

– Вы в этом уверены? – возразил Маккензи, казалось, рыжие волосы на его голове встали дыбом. – Не должно быть никакого следа активности мозга – даже сновидений – иначе субъект может сохранить определенные аспекты своей личности даже после перестройки.

– Это аномалия, – настаивала Хайнс. – Я видела это явление раньше. Всплески происходили у испытуемых субъектов в НАСА, обычно в те моменты, когда их сон прерывали.

– Что могло бы вызвать подобную мозговую активность? – спросил Маккензи.

Хайнс пожала плечами.

– Существует несколько теорий, Профессор, – ответила она. – Возможно, мы видим случайную электрическую активность в гипоталамусе – области мозга, которая контролирует функции тела, – или продолжение химических реакций внутри воронки гипоталамуса. Но, конечно, это всего лишь предположение.

Казалось, профессора удовлетворили ее объяснения, но доктора Маккензи они не убедили.

– Те волны, которые я видел на мониторе, позволяют предположить наличие активности в коре головного мозга, – настаивал психиатр. – Наверняка это не случайная электрическая или химическая активность.

Маккензи сердито смотрел на Хайнс, которая не уступала. Профессору пришлось найти выход из этого тупика.

– Что вы сейчас видите на вашем мониторе энцефалографа, мисс Хайнс? Доктор Маккензи?

– Активирована связь с МЭМ, – ответила Кэрол Хайнс. – В данный момент нет такой активности мозга, которую мы бы не контролировали.

Маккензи заколебался, потом кивнул.

– Экран пуст… сейчас. Возможно, мисс Хайнс права в своих предположениях.

Профессор махнул рукой.

– Тогда хорошо. Продолжайте.

– Этап первый, ребята. Приготовьтесь ввести наночипы, – сказал доктор Гендри, глядя на Корнелиуса.

Доктор Корнелиус нажал на клавиши своего компьютера, и его программа появилась на мониторе. Склонившись над терминалом, он ввел пароль, освобождавший инжектор.

«М-А-Д-Л-Е-Н».

Экран замигал: ПАРОЛЬ ПРИНЯТ.

ПОДГОТОВКА ПРОЦЕДУРЫ ВПРЫСКИВАНИЯ.

Наконец, на мониторе вспыхнуло: ГОТОВ НАЧАТЬ ВПРЫСКИВАНИЕ.

Корнелиус потянулся к клавиатуре, потом замер, его мясистый указательный палец замер над клавишей пуска.

Прошла секунда. Потом две. Корнелиус все еще медлил.

Охваченный внезапным нетерпением, Профессор встал со своего кресла.

– Доктор… продолжайте.

Корнелиус спиной ощущал взгляд этого человека – его глаза пристально смотрели, всегда следили за ним – и нажал на клавишу.

Из бурлящего резервуара послышался визг гидравлического привода, и острая игла вышла из чехла, подобно кошачьему когтю. Она опускалась вниз, пока ее кончик не коснулся бледной плоти.

Затем острый конец пронзил мышцы и кости, и глубоко вошел в бьющееся сердце Логана. Фигура в резервуаре один раз дернулась, потом заметалась, охваченная долгой, непрерывной судорогой – непредвиденная реакция, от которой зазвенели сигналы тревоги на полудюжине мониторов.

Специалисты и врачи заметались между терминалами, и лабораторию заполнили взволнованные голоса.

Затем Корнелиус его услышал, или вообразил, будто услышал. Человеческий крик, который разорвал его внутренности. Вопль, который заглушил тревожные сигналы и крики медиков. Пронзительные вопли мучительно страдающего от боли ребенка, не понимающего, что с ним происходит.