В которой Дженни вспоминает “подвиги” прошлых лет и погружается в уныние

Эштон Ройз .

Перед внутренним взором встал образ высокого, худого до костлявости рыжего юноши с яркими, красивыми зелеными глазами. Честно говоря, глаза – единственное, что в нем было красивого.

Мы впервые встретились на балу дебютанток три года назад.

Мне шестнадцать лет.

Это был мой первый бал, я безумно волновалась, но одновременно летала в облаках эйфории, так как имела успех. Карточка с танцами оказалась заполнена в рекордно короткие сроки, а джентльмены наперебой пытались завладеть моим вниманием. Стоит ли говорить, что это пьянило лучше вина?

Эштон же стоял за какой-то колонной с очень несчастным видом и, судя по всему, отчаянно не желал тут находиться.

Даже не знаю, почему я обратила на него внимание и на протяжении вечера то и дело возвращалась взглядом к его долговязой фигуре в отвратительно сидящем костюме.

Может, потому что он смотрел на меня так жадно, так пристально, что по коже бегали мурашки?

В тот раз он так и не решился мне представиться, но я его запомнила.

Некрасивый юноша, наследник титула и мизерного состояния. Про то, что дела Брендфортов идут крайне плохо, не знал разве что ленивый.

Второй раз мы столкнулись в саду на праздновании дня рождения маркизы Элрон. Я сбежала из душного зала и кружилась на террасе под доносящуюся из бального зала музыку. В полной уверенности, что нахожусь в одиночестве, я танцевала, запрокинув голову к звездному небу с большой луной, и выделывала замысловатые па.

Было хорошо. Настолько, что я не заметила стоящего в тени Эштона Ройза.

– Д-д-доброй ночи, мисс Риверс.

Я едва не потеряла равновесие на очередном повороте и, с трудом выровнявшись, повернулась в сторону голоса.

Поняв, что скрываться дальше невежливо, мужчина сделал несколько шагов вперед, выходя на свет.

– М-м-мы не представлены, – по прежнему с запинкой проговорил юный лорд и, склонившись в поклоне, добавил: – Эштон Ройз, к вашим услугам.

Он нарушил очень личный для меня момент, потому никакого интереса, благодарности или любых других теплых чувств я не испытывала.

– Меня вы уже знаете, – я ответила гораздо более холодно, чем нужно было.

– Да. Вы дивно танцевали…

Он покраснел и отвел взгляд. Я подошла ближе, задумчиво скользя взглядом по узкому лицу со слишком длинным носом, веснушками и плохой кожей. Отмечала нервно сжимающиеся ладони и ощущала… снисходительное пренебрежение.

Он старше меня на четыре года, но хозяйкой положения была я.

– Спасибо, – из вежливости проговорила я.

Огляделась и подошла к одному из темных стекол, где отражение было хоть и размытым, но достаточно видным для того, чтобы привести себя в порядок.

Ага, вот прядка выбилась, тут бантик на платье развязался, здесь складки верхней юбки неровно легли. Я быстро вернула все в исходное состояние, задорно подмигнула своему отражению и, развернувшись… практически уткнулась носом в грудь Эштона Роуза.

– П-п-простите, – хрипло начал он. – Но вот тут заколка висит… стоит прибрать волосы чуть лучше. Позволите?

Я подняла голову, удивленно глядя в лихорадочно блестевшие глаза Эштона, и внезапно ощутила робость. Столь мало зная о желаниях мужчин, будучи совсем неопытной и ни разу не позволив сорвать со своих губ даже самого невинного поцелуя, я не понимала, от чего сердце вдруг стало биться пойманной птичкой. Почему-то стало страшновато, и я сочла за лучшее ретироваться.

– Пожалуй, я пой…

Я попыталась было быстро его обойти, но тонкие сильные пальцы поймали меня за запястье, он быстро развернул меня к себе и, чуть улыбнувшись, сказал:

– Все же я помогу. Ну же, маленькая леди… чего бояться, если вам всего лишь поправят прическу?

Почему-то внутренняя мышиная и трусливая сущность маленькой леди была уверена, что бояться стоит и, вообще, если сейчас кто-то выйдет на террасу, то я окажусь скомпрометирована. И кем! Эштоном Ройзом!

Это даже звучит смешно.

Но вовсе невеселыми станут последствия, увы.

– Я все же вынуждена отклонить ваше любезное предложение.

Попытавшись сохранить лицо и позволив это сделать ему, я легонько потянула руку на себя, но ее… не отпустили. Потянула чуть сильнее, чувствуя, как в животе начинает ворочаться беспокойство и испуг.

– Дженнифер… – медленно, почти по слогам, протянул мое имя рыжий наглец.

– Лорд Брендфорт, я вынуждена настаивать! – строго проговорила в ответ, всеми силами пытаясь сохранить спокойствие.

– Настаивайте, – хрипловато ответил Эштон и потянулся к моим волосам. – А я буду вынужден проявить упорство и не позволить юной леди вернуться в зал в неподобающем виде.

– Я справлюсь без вашей помощи.

– Не сомневаюсь, но возникнут вопросы. Вам нужны вопросы? – В полумраке блеснула его усмешка. – Особенно на тему, что вы делали в темноте со мной. Со мной. Ужасная перспектива ужасных слухов про ужасную компанию.

Сэр “я проглотил язык и не могу и фразы вымолвить, чтобы не начать заикаться” вдруг нашел в себе дар красноречия? Надо заметить, что я вовсе не рада успешным поискам “сокровищ”…

Мало ли, что он еще откопал за компанию со смелостью.

Рыжеволосый лорд зажал меж пальцев одну прядку моих волос вместе с заколкой и отпустил руку, видать, планируя закончить начатое. Я попыталась сбежать, но тут же ойкнула от боли в натянувшихся волосах, которые он и не подумал отпустить.

– Вот же… глупая леди! – тихо выругался этот долговязый кошмар всех дебютанток.

От этой попытки меня удержать я окончательно потеряла над собой контроль и, поддавшись панике, рванулась еще сильнее. Голову обожгла краткая боль, и я оказалась на свободе, чем и немедленно воспользовалась, удрав от Эштона Ройза, оставив ему в качестве трофея свою заколку-цветок и несколько волосков в хватке ее металлических зубчиков.

Не помня себя, я почти вбежала в бальную залу, но, поймав несколько удивленных взглядов, тотчас замедлила шаг и, нейтрально улыбнувшись в никуда, направилась к стайке знакомых девушек – таких же дебютанток как и я.

Тем вечером барон Брендфорт больше ко мне не приближался, чему я была безмерно рада.

Но именно этот эпизод на террасе и положил начало дальнейшим событиям.

***

В тот сезон я имела сомнительную честь лицезреть Эштона Роуза почти на каждом приеме, который посещала. Я натыкалась на него во время вечерних прогулок в парке, я встречала его в театре или опере, у меня временами было ощущение, что я даже вдохнуть не могу без его присутствия!

Некоторое время лишь дом служил убежищем, где ничто не могло мне напомнить про рыжего страшненького наглеца, но и это продлилось недолго. Сначала начали приходить цветы, потом подарки, кои моя дуэнья находила чрезвычайно милыми и советовала присмотреться к молодому человеку.

– Ну вот чего вам, барышня, не хватает? – вздыхала Елизавета, сидя у окна с вышивкой. – Титулован, молод, а что собой не особо хорош, так с лица воду не пить. И любит вас, любит, чую, до безумия!

Вот именно, до безумия. Это и пугает.

– Беден, – педантично напомнила я, втыкая иглу в полотно и протягивая красную нить сквозь него. Вздохнула и скептически посмотрела на свою работу. Да-а-а, вышивание – это точно не мое. Не полураспустившаяся роза, а странное пятно получилось!

– А вот это уже под вопросом, – удивила меня Лиз, которая являлась моей двоюродной тетей и бедной родственницей, жившей с нами после смерти родителей.

– В смысле, под вопросом?

Лиз расцвета и, наклонившись вперед, заговорчески прошептала:

– Говорят, что как только за дела компании взялся Эштон Роуз, они постепенно пошли в гору! Теперь Брендфорты уже не банкроты, а того и глядишь, окончательно покроют все долги и выйдут на прибыль.

– Или с тем же успехом окончательно разорятся. Нет, Лиз, такое не для меня. И дело даже не в деньгах, хотя, разумеется, джентльмен должен обеспечивать свою жену, а не проматывать ее приданое. Дело в… в… нем!

Я так и не смогла подобрать нужные слова, а потом выразилась крайне всеобъемлюще, но дуэнья все поняла.

– Балованы вы, мисс Дженни, – поджала она губы. – Бессовестно балованы!

– С чего это такое осуждение, милая Лиз? – демонстративно удивилась я.

– С того, что явно из-за внешности мальчика так себя ведете. А я вам вот что скажу: не каждый высокий, усатый и статный джентльмен будет вас беречь так, как вы того хотите. Напротив, балованы такие джентльмены еще похлеще вас!

Я вспомнила худую и нескладную фигуру “кандидата в мужья”, после вспомнила плохо сидящий костюм, явно купленный в магазине готового платья, а не сшитый по фигуре… затем перед внутренним взором встала длинная носатая физиономия с веснушками и наглыми зелеными глазами.

Нет уж.

Что я и озвучила дуэнье, в очередной раз нарвавшись на ее честное мнение обо мне.

***

Но, в общем и целом, Елизавета оказалась права.

Эштон действительно вытащил свою компанию из кризиса и все время посвящал ей. В этих условиях я даже порой думала, что преследование меня – единственное его развлечение, потому он и предается ему с таким фанатизмом.

После этапа посылания цветов и подарков у нас начался новый.

Он всеми силами пытался со мной побеседовать, а также приглашал на прогулки.

Оглядываясь на прошлое, я понимаю, что вела себя грубо, мелко и порой совершенно непозволительно. Маленькая самовлюбленная мерзавка, Лиз был совершенно права.

Но тогда… тогда он прощал мне все.

Презрительные взгляды, насмешки, которыми я осыпала его как в личных беседах, так и в общих компаниях. Мою надменность и откровенное пренебрежение. Сколько раз, когда мне предлагали руку, я обходила его и выбирала другого?

Потом, дома, я сама гадала, зачем так себя веду, почему позволяю проявиться худшим сторонам натуры, но тогда… ничего не могла с собой поделать. Мне уже откровенно желалось, чтобы он вспылил, нагрубил, чтобы показал характер! Ну, там же есть характер?! Не может не быть, если он вытащил семейное дело из той ямы, куда загнали старшие родственники!

Но Эштон лишь смотрел на меня больными зелеными глазами, кривился, как от боли. Уходил… чтобы вернуться спустя недолгое время и вновь вести себя так же.

Это длилось до конца моего первого сезона.

Венцом было то, что он пришел к моему брату просить моей руки.

Я отказала.

Отказала, ощущая, как холодеют пальцы от его полумертвого взгляда и легкой улыбки. Он оставил на большом письменном столе крохотный букетик полевых цветов, защелкнул коробочку с кольцом, развернулся и ушел, не говоря ни слова.

А я потом сидела, с ногами забравшись в кресло, трогала кончиками пальцев нежные лепестки цветов, которые он непонятно как и где раздобыл в это время года.

Кто мне скажет, почему мне было так грустно в этот момент?

Я же не хотела за него замуж, правда не хотела. От всего сердца и на все сто процентов.

Но мне было грустно почти до слез.

Жалость?

Я коснулась щеки, растерла меж пальцев одну-единственную слезинку и улыбнулась.

Нет, это не было жалостью.