Все начинается с фразы: «От любви не умирают. Из-за нее погибают». Произносит ее Дон Жуан. Но не тот вертопрах, о ком сложены сотни легенд, а тот Дон Жуан, у которого не было шанса променять азарт на любовь, чтобы избавить себя от бессмертия.
Плохо бессмертие, когда тебя убивают семьсот кряду лет. В нем привыкаешь не жить, а примерять, как камзол, свои смерти. Век за веком на наших глазах Дон Жуан превращается в миф, лишенный свободы погибнуть навеки. Предоставь герою мы выбор – и, не будь дураком, он отдаст все бессчетные смерти бессмертия за одно рождение любви.
Полюбив, Жуан становится по-настоящему смертным: лишь за любовь мы готовы платить своей жизнью (на валюту бессмертия можно купить только скуку смертей ни за что). Жертвуя жизнь за любовь, он выведет собственной кровью на ценнике вечности:
СМЕРТЬ ДЕШЕВЛЕ ЛЮБВИ
А красным по белому на обороте проступит:
ЛЮБОВЬ ДОРОЖЕ СВОЕЙ ЖЕ ОБЪЯВЛЕННОЙ СМЕРТИ
Семь веков Дон мучился жаждой любви, не умея насытиться ею. Почему бы ему не позволить насытиться ею хоть раз – в проспавшем свое написание романе?
Чтобы влюбиться, Дон Жуан ищет не ту, что полюбит его точно так же, как все до нее, а ту, что вместо него может влюбиться в кого-то другого. Например, в Дон-Жуана-навыворот.
Так появляется Анна – первая, кто выбирает сама и оттого получает возможность быть выбранной навсегда. За этот выверт сюжета герой наш и платит бессмертием. Отныне, даже если Жуана и не убьют на дуэли, он будет смиренно ждать срока, чтоб умереть своей Анне вдогонку: ни удержать ее в жизни, ни обуздать ее после гибели ему уже не под силу. Видать, во владениях его наступает матриархат, чему сам персонаж, похоже, не очень-то и противится…
В том, что подмена легенды происходит не наяву, есть своя осторожная логика: мы свободно творим лишь во сне. К тому же все лучшие книги написаны не на бумаге, а в замыслах. Поскольку роман исчезающий предпочтительнее исчезновения романа, «Дон Иван» оживает подлинным смыслом не в грезах своих, а в проспавшей его реальности. Так – внезапно, исподтишка – действительность вновь поддается влиянию сочинительства. Как говорится, спасибо ей и на этом!
Остается добавить две строчки о правде.
Честно писать лишь о том, что полагаешь за истину. В этом романе их две: любовь и литература.
То и другое – бессмертно. Или бессмертия нет.