Утром в ресторане я еще издали увидел за столиком у окна, за которым обычно сидели мы с Эльзой, герра Ункера. В душе шевельнулось беспокойство: странно, почему он здесь? И почему нет Эльзы? Но приветливая улыбка герра Ункера несколько успокоила меня. Хотелось поскорее узнать, в чем дело, но как? Герр Ункер не знал русского языка, я — немецкого. Я взглядом поискал Виктора, но его в ресторане не было. Герр Ункер жестом пригласил меня сесть. Устроившись напротив, я молча смотрел на него. Я развел руками, мол, жаль, что не можем поговорить. Герр Ункер произнес несколько слов по-немецки. Я пожал плечами и, кивнув на свободное место, спросил:

— Эльза?

— Йа! — герр Ункер подвигал двумя пальцами по столу, мол, бегает.

Понятно. Собирается. Остался всего один день, а надо успеть завершить кое-какие дела. Интересно, как герр Ункер воспринял решение дочери? Пока я старался угадать его мысли, он, заметив за моей спиной кого-то, оживился, махнул рукой, приглашая к столу. Я оглянулся.

— Виктор Петрович! На минутку! Очень нужно!

— Айн момент! — Виктор поставил на поднос тарелки с ветчиной и сыром, стакан с оранжадом, чашечку кофе и направился к нашему столу.

Герр Ункер отодвинул в сторону прибор с салфетками и зубочистками, освобождая место для подноса. Виктор сел и, слушая герра Ункера, медленно выпил холодный оранжад. Потом повернулся ко мне:

— Он приехал за тобой, хочет показать тебе дневное шоу.

— А Эльза будет?

— Нет. Говорит, она вся в хлопотах. Дело, конечно, личное, но я тебе не советую ехать. Он может завезти и в злачные места. Хотя утверждает, что хочет поговорить с тобой с глазу на глаз.

— Очень забавно, — засмеялся я. — Он по-русски ни слова, — я по-немецки ни гу-гу…

— Резонно, — прожевав ветчину, Виктор обратился к герру Ункеру и, выслушав ответ, перевел: — Он позаботился о переводчике. Есть у него какой-то знакомый парень, который будет ждать вас в шоу.

— Почему бы нам сейчас не поговорить? С твоей помощью.

— Значит, есть причина.

— Могла бы переводить и Эльза.

— Говорит, ваш разговор не для женских ушей. Я так понял, и не для моих… Не слишком ли ты доверчив?

— А если я возьму Алана? — спросил я.

— Сейчас уточним, — и Виктор произнес несколько фраз по-немецки.

Герр Ункер развел руками.

— Он говорит, что причин для беспокойства нет. Как ты понимаешь я не могу взять на. себя решение вопроса, ехать тебе или нет. Но совет даю: поставь в известность Аслана Георгиевича.

Через полчаса мы с герром Ункером спускались в подвальное помещение с низким потолком. Десяток столиков причудливо застыли в полутьме зала. Над каждым из них нависал широкий торшер, освещавший стол таким образом, что лица посетителей оставались за кругом света, в темноте; видны были лишь руки, орудующие ножами и вилками. Иногда ладонь подхватывала фужер, и он на миг исчезал в темноте. Встретивший нас у входа метрдотель в чопорном бархатном фраке провел к столику, притаившемуся в углу. Отодвинув стул, чтобы сел герр Ункер, метрдотель подал ему меню и, выслушав заказ, повторил его вслух, закрыв глаза и горделиво приподняв подбородок. Герр Ункер огляделся вокруг и бросил фразу вдогонку удаляющемуся метрдотелю.

— Яволь! — послушно откликнулся тот.

Герр Ункер посмотрел на часы, потом в сторону входа, забарабанил пальцами по столу. Ему не терпится поговорить со мной, сделал я вывод. Ловко лавируя меж столиками, официант приблизился к нам и, поздоровавшись, выставил с подноса два бокала с желтой жидкостью на самом донышке и два заполненные доверху высоких фужера.

— Аперитив, — кивнув на бокалы, герр Ункер предложил мне выпить несколько глоточков.

Я было отрицательно покачал головой, мол, спиртного не пью, но герр Ункер настойчиво и в то же время удивленно повторил:

— Аперитив!

Я поднес бокал к губам. Желтая жидкость оказалась портвейном. Глоток вызвал аппетит, и когда официант принес телятину, мы с герром Ункером охотно принялись за нее. Затем герр Ункер отпил из фужера. Я последовал его примеру. К удивлению, фужер был наполнен водой. Обыкновенной. Из-под крана. Видимо, мне не удалось скрыть изумления, потому что на губах у герра Ункера заиграла шаловливая улыбка.

В разгар завтрака в зал вошел очень высокий, очень худой и очень молодой паренек. Кокетливая бородка его под игривыми перекрестными лучами торшеров отливала то красно-желтым, то ярко-рыжим. Солидности владельцу она, конечно, не добавляла, но свидетельствовала о том, что он детально продумывает свою внешность, стараясь соблюдать определенный стиль. Потертые джинсы плотно облегали его тощий зад. Рубашка-безрукавка свободно ниспадала с плеч. Всмотревшись в зал, паренек отчаянно замахал руками герру Ункеру, и длинные ноги понесли его к нашему столу.

— Я не есть виноват. Мой задержка виноват затор на дороге. Вас не… — он поискал слово и все-таки употребил не самое удачное: —… беспокоит мой русский язык?

— Все понятно, — усмехнулся я.

— Я очень старательный, — удовлетворенно кивнул бородач, уселся, но тут же опять вскочил: — Я должен представиться вам. Лотар Потман, — назвал он себя.

— Олег, — приподнялся и я.

— О-о, я о вас знать все, — Лотар кивнул на герра Ункера. — Он мне давать самый подробный ваш характеристик. Я охотно согласился быть между вами… как это по-русски? Посредник!

— Переводчик, — поправил я.

— А «посредник» — нельзя? — озадаченно уставился на меня Лотар.

— Это нечто другое…

Официант поставил перед Потманом аперитив, воду и еду. Лотар, не прерывая разговора, занялся ими. Герр Ункер неторопливо ел, поглядывая на Потмана, с интересом вслушиваясь в его оживленную беседу со мной.

— Вы давно изучаете русский язык? — спросил я.

— Два года, — пояснил Лотар, растопырив два пальца. — Я изучать три языка: английский, испанский и русский. Вначале хотел французский, но он есть бесперспективный. И я перейти на испанский…

— А почему французский бесперспективный?

— Для меня, — сказал Лотар. — Для моей профессии. У каждой профессии есть свой регион. Франция и страны Африки, где говорят по-французски, выпадают из него.

— Так вы для конкретного дела изучаете языки?

Лотара, кажется, обидели мои слова. Он положил на стол нож и вилку и, выставив вперед бородку, спросил:

— Вы сомневаетесь, что у меня есть достаточно ум, чтобы серьезный дело заниматься?

Я слегка растерялся, но поспешил успокоить его:

— Что вы, что вы. У меня и в мыслях этого не было. — Стараясь быть корректным и внимательным, я все же то и дело попадаю впросак, по-детски доверчиво поверяя свои мысли этим прагматичным и деловым людям.

— Через два года сыграет свою роль испанский язык, через пять — русский, через семь — английский, — продолжал Лотар. Глаза его были строги и серьезны, казалось, он четко видел то, что пока другим было неведомо.

— Вы так уверены… — неуверенно произнес я.

— Я высчитать! — гордо заявил Лотар. — Высчитать на компьютере. С точностью до месяц. У меня весь жизнь расписан.

— Так-то и расписана… — не выдержал я, рискуя всерьез обидеть собеседника.

— Да! — не допускающим сомнения тоном произнес Лотар. — В своих анализах я учесть конъюнктуру на фирме, где я работать, процессы в мире, потребности стран. Я… как это по-русски? Компьютерный инженер. Я все предусмотреть! У нас есть один работник. У него я учиться. Ему скоро пятьдесят. Совсем старик. Глаза уже плохой, рука тоже. Сейчас я ему не уступать. Через полгода буду лучше его. У меня есть задумка. Я усовершенствовать один прибор. Преподносить фирме. Фирма купит — это один фактор. И увидит, какой я есть, — это второй фактор. Все узнают: я лучше его. Я ставить ультиматум: продаю прибор наша фирма, а не конкуренту, но один условие — чтоб меня ставить на место этот работник.

— Так прямо и скажете?

— Так я и сказать! — решительно кивнул Лотар. — У меня есть несколько аргумент. Я молодой, и я знать четыре языка. Он — только немецкий. Значит, я читать журналы, газеты другие стран, там искать, что фирме есть полезно. Что фирме выгодно…

— Ну, если речь о компьютерах, то надо бы японский… — ввернул я.

Лотар вздохнул.

— Это есть верный мысль. Но японский язык трудно изучать. Много годы уйдет. Я избрать другой путь. Фирма не только покупать новинка. Она и продавать свой компьютер. Значит, надо знать язык стран, которым мы продавать наш продукций. Я изучать всех наши представители в этих странах. И я учиться, чтоб работать лучше их. Сперва я дать бой тому, кто в Аргентине. Он плохо знать испанский язык. Я — оптимально. Я буду лучше его знать наш продукций. Он человек некоммуникабельный, — я уметь улыбаться, войти в душа. В бизнес это есть большой преимущество. От этот человек отвернуться, а я суметь продать продукций. Фирма его прогонит, меня направит Аргентина…

Вспыхнул мощный прожектор, осветив пятачок перед столиками. Лотар мельком бросил взгляд на сцену, но это его не отвлекло. Мысли его были слишком далеко.

— Я работать в Аргентине два года. Больше не надо. Опять пора новый шаг верх. Мой отец — рабочий, пролетариат. Это есть преимущество в Советский Союз. Я убеждать в этом фирма, доказать, что я лучше все понимать, чем представитель фирма. Это уже серьезный карьер…

Заиграла музыка. В кругу света появилась высокая девушка в ярком платье и туфлях на высоком каблуке. Обворожительно улыбаясь, она танцующей походкой прошлась вдоль столиков. Глядя на ее строгое вечернее платье, мне и в голову не приходило, что за представление нам предстоит увидеть.

— Я работать в Москве пять лет, — продолжал свою вдохновенную речь Лотар. — Мой имя звучать громко. Я стать надежда фирмы. Может, что даже войти правление. Продажа компьютер увеличится в пять, десять раз! Я это суметь сделать. Я завоевать авторитет в фирме…

Девушка теперь танцевала под томную, ритмичную музыку, демонстрируя прелести своего гибкого тела. Это несколько необычное зрелище на минуту отвлекло меня от Лотара, но я быстро опомнился.

— Ну, а ваша личная жизнь? — спросил я первое, что пришло в голову.

— Это я тоже продумать, — Потман и глазом не моргнул. — Это очень важный вопрос.

Ласково-щекочущие звуки музыки мешали мне сосредоточиться, и я почти машинально спросил:

— Вы… хотите сказать, что у вас уже есть девушка?

— Есть, — все тем же деловым тоном ответил Лотар. — И очень красивая. Я хотел пригласить ее, но герр Ункер был против. О, я уверен, вы посмотреть на нее и одобрить мой вкус…

— Вы женитесь на ней?

— О, нет, — несколько погрустнел Лотар. — Это будет конец мой карьер. Она не из такой среда, который нужно для представитель фирма. Жениться быстро нельзя. Это дорого — раз, и это мешать мне — два. Я уехать Аргентина холостой.

— А в Москву?

— Это другой дело. Там доверяют солидный люди, — пояснил Лотар. — Туда ехать с женой и маленький мальчик. Это придаст мне большой вес. — Он вдруг повернулся всем телом: — Скажите… вы просто спросить про мою жену или понимать, что вы мой конкурент?

— Я — ваш конкурент?!

— Вы, — подтвердил Лотар. — Дело в том… дело в том, что я серьезно думать о Эльзе.

Я вздрогнул, услышав это имя. Оно никак не вязалось с темой нашей беседы, и уж тем более с этим типом.

— Ну, а ее среда вас не смущает? — сдерживая злость, спросил я.

Он не сразу понял меня, а когда до него дошел смысл сказанного, засмеялся:

— О, нет. Отец Эльза — богатый человек, или ви не знать?

— Как-то не думал об этом.

— Как? — изумился Лотар. — Вы не интересоваться этим? А если отец ваша невеста стал безработный? Вы есть безрассудный человек! — заключил он.

Озадаченный его горячностью, герр Ункер оторвал взгляд от танцующей девицы и что-то спросил у Лотара. Они с минуту говорили между собой.

На сцене появился экстравагантный человек в смокинге и, встав поодаль в картинной позе, стал «любоваться» девушкой. Герр Ункер, оборвав себя на полуслове и задумавшись, стал без особого интереса наблюдать за действиями парочки. Молодой человек чопорно поклонился девице, попросил разрешения пригласить на танец. Помявшись, она согласилась. Теперь они танцевали вдвоем, очень изящно и благочинно, не позволяя себе никаких вольностей.

Лотар повернулся ко мне:

— Извините, он тоже не понимайт, как можно не знать, кто такой отец Эльза.

— Почему? Я знаю, что он историк.

— Историк? — переспросил Лотар. — Но разве это главное? История — это хобби. Он бизнесмен! Крупный бизнесмен! У него большое дело! И как Эльза не сказать вам?! — рассердился он.

— Я рад, что отец Эльзы ни в чем не нуждается, — сказал я.

— Нуждается, нуждается… — повторил Лотар. — Что это означает?

Я объяснил, как мог.

— И это все, что вы сказать в ответ на такая колоссальный новость? — остолбенел Лотар.

Музыка набирала темп, и танцующая на пятачке пара тоже осмелела. Теперь это уже была не чопорная пара, а современные парень и девица, свободные движения которых сковывали смокинг и бальное платье. Настроение у меня отнюдь не соответствовало духу этого шоу, но я глазел на дергающуюся парочку, чтобы не поддаваться искушению послать к черту Лотара вместе с его бизнесом.

— Вы слышите, герр Ункер обращается к вам. Он тоже говорит, что очень богат, но бог не дал ему сын, и он хочет, чтобы дочь продолжил его дело.

— Я не стану Эльзу убеждать, что бизнес важнее ее дела, — глухо сказал я.

Герр Ункер кивнул головой покорно, согласившись, что это бесполезно. Речь не об этом. Эльза замешана на других дрожжах, и ее совсем не интересует бизнес. Герр Ункер не хочет быть несчастьем для дочери. Эльза не отступит от своего решения, и тут ничего не поделаешь. Но есть вариант, который решит все проблемы. Все будут счастливы, и дело не достанется чужим людям…

Герр Ункер умолк. Очень интересно, что же это за вариант, устраивающий всех? И вообще, при чем тут я?

Наконец, герр Ункер отрывисто произнес несколько фраз. Лотар от неожиданности запнулся, видимо, услышанное настолько ошарашило его, что он позабыл все русские слова.

— Он… он… О-о, только представить, что предлагать вам герр Ункер! — наконец, воскликнул он. — Невероятно! Вся ваш жизнь в айн момент меняется! Кто ви есть сейчас? Такой, как все… А я вам сказать новость — и ви уже не ви! Ви сразу становитесь персон! Ви слышать?!

— Слушаю, — слегка раздраженно произнес я. Отчего можно прийти в такой неописуемый восторг? Странное сочетание: холодная расчетливость и столь эмоциональная натура. Впрочем, столь же странны, наверно, мы. С детства воспитанные в духе сдержанности и достоинства, всеобщего осуждения опрометчивых, необдуманных поступков и даже чрезмерного проявления чувств, мы в душе все же нежны и легкоранимы, не жестокосердны и уж тем более не расчетливы.

— Герр Ункер делать вам невероятный предложени! — торжественно начал Лотар. — Он желать отдать дочери все свои деньги, дом, машины, виллы! Все, все, что у него есть, будет принадлежать ей, и главное — дело, который он посвящать жизнь. Слышать, самый счастливый в мире человек? Он все отдает ей! Ви сейчас всего лишь танцовщик Олег, — а можете стать герр Олег, бизнесмен!

Он говорил горячо, взволнованно, задыхаясь от одной мысли, что такое вообще может произойти!

— Но у герр Ункер есть один услови. Он рискует, и ви должен рискнуть. Ради свой счастья. Ви должны доказать, что ви лучше меня. Да, да, он сравнивает нас. Во мне есть практический жилка. Есть ли у вас, он не знает. Вам надо показать себя. Он даст хороший место в своей фирме и год будет смотреть, как ви справитесь. Ему надо знать, есть ли у вас будущее. От этого зависит, достойны ли ви его дочери…

Я был крайне озадачен…

— Он это что, — всерьез? — спросил я.

— Герр Ункер все продумать. И его предложение есть разумно. И справедливо! — поднял вверх палец Лотар. — И для вас, и для меня. Он мне тоже оставлять шанс, и я буду следить за ваше дело…

— Но…

— Вас волнуют формальность? — Л отару и в голову не приходило, что такое предложение можно отклонить. — Ничего трудный для герр Ункер нет. От вас надо только один слово: — да! И я буду давать интервью телевидение, рассказывать, как герр Ункер приобрел зятя. Да, да! Он не делает вас наследник, но если ви остаться здесь, в нашей стране, и доказать, что ви достоин Эльза и его фирма…

Такого поворота дела я никак не ожидал. У меня голова пошла кругом. Остаться в этой стране? С перспективой стать совладельцем дома, марины, виллы, всего дела герра Ункера? То-то поразились бы там, в ауле! А ребята из ансамбля? Да узнай они об этом предложении… Захотели бы оказаться на моем месте? Я перебрал по памяти всех и никак не мог определить, кто бы из них стал мне завидовать. А вот на насмешки все горазды. Узнают — прохода мне не будет. Я, Олег, — бизнесмен?! Не приведи господи, чтобы слух об этом дошел до них…

Но, предположим, я согласился с предложением герра Ункера? Взял и остался. Кому не хочется пожить в достатке и себе в удовольствие? А здесь все так устроено, что только трудись — не так, как мы у себя в стране, а по-настоящему вкалывай, — и все блага будут доступны тебе. Не стану же я кривить душой и отрицать, что много здесь такого, что нам, увы, недоступно. Глядя на улицы, жилища, автомобили, магазины, начинаешь чувствовать свою ущемленность. Сколько еще лет потребуется, даже с нашей перестройкой, чтобы достичь такого уровня жизни… А тут вот тебе уже сегодня предлагают, бери и пользуйся…

Учителя и лекторы, помню, рассказывая о западном образе жизни, не забывали напомнить, что здесь властвует закон: все люди враги. Роман Олдингтона так и назван. Значит, надо быть очень осторожным, чтобы выжить в этом мире крокодилов… Я усмехнулся: кажется, я уже вхожу в роль.

Конечно, придется приспосабливаться к новому образу жизни, менять привычки и даже мышление. Впрочем, последнее нам предлагается уже и дома. Объявлено: новое мышление. Интересно, как себе мыслят авторы новейших идей процесс изменения мышления? В одно прекрасное утро вчерашний хирург проснется брокером или менеджером, а бабуся, шепелявя, станет повторять вполголоса вместо молитвы в жисть не слыханные слова — инфляция, приватизация?.. Мне будет куда легче перевоплощаться. Здесь, по крайней мере, цели и задачи четко определены и предметы подражания — налицо. Добро, благородство, любовь, ненависть, зло, подлость, измена… Интересно, мучили когда-нибудь моего будущего тестя эти понятия, которые затеяли теперь отчаянную драку в моей несчастной голове? И сумею я когда-нибудь выбросить их оттуда, как ненужный хлам, чтобы моими мыслями всецело владели деньги?

А как же Эльза? Ведь и она перед выбором. Выбором между жизнью без забот и тревог, когда, не задумываясь о том, где взять деньги, можно поехать в любую страну, — и жизнь, в которой что заработаешь — то и твое, и нет фантастических возможностей, тех, что дают миллионы. Отправляясь на Кавказ, она лишается не только всех благ безбедной и беззаботной жизни, дома, виллы, машины, но и отца, своей родины. Значит, ты без родины не можешь обойтись. А она должна? Значит, то, что неприемлемо для тебя, вполне подходит ей? Посмотри правде в глаза: не взваливаешь ли ты на ее хрупкие плечи груз, которого сам избегаешь? Не эгоизм ли двигает тобой? Не делаешь ли ты ее несчастной ради своего счастья?

Я схватился за голову. Что же мне делать, что делать?

Луч прожектора, скользнув по залу, заблудился на донышке фужера с виски и затрепетал, ища выход и повсюду натыкаясь на граненные хрусталики.

Герр Ункер, казалось, понимал мое состояние и не подгонял меня. Глаза его были устремлены на сцену.

А там творилось черт-те что… Парень, схватив девицу, вскидывал ее вверх ногами, так, что полы платья, скользнув вниз, оголяли бедра, потом опускал ее меж своих ног, чтоб вновь с размаху кинуть вверх. От резкого движения смокинг на спине у парня лопнул. Не прекращая «танца», под аплодисменты посетителей он ловко сбросил его с плеч. Тут затрещало по швам платье у партнерши. Парень чувственно провел рукой вдоль распоровшейся материи, и девица осталась без платья…

Посетителям было не до вилок и ножей, все глаза были устремлены на сцену, где двое, кажется, совершенно забыли, где они находятся, и стали срывать друг с друга одежду. Сорочка, брюки, нижнее белье — все полетело к черту, и вот они остались в чем мать родила… Но, кажется, на этом представление не кончилось, потому что герр Ункер и Лотар с затаенным ожиданием смотрели на сцену. Боясь встретиться с ними взглядом, я низко опустил голову и исподлобья наблюдал за свихнувшейся парой, моля судьбу, чтоб это безумие поскорее закончилось. И когда двое служащих быстро расстелили на сцене какое-то полотно, я похолодел: что еще они надумали? Потом служащие почему-то вынесли два ведра.

— Краска, — шепнул мне Лотар.

Парень, оторвав партнершу от себя, небрежно бросил ее на полотно. Она не успела приподняться, как он окатил ее с головы до ног желтой краской из ведра. Она в отместку облила его синей. Потом они в ярости сцепились и, ухватив друг друга за волосы, стали кататься, дрыгая ногами, по полотну. Наконец он встал, схватил за талию партнершу, она подпрыгнула, ноги ее скрестились у него за спиной, но вульгарные движения, от которых взревел зал, были уже не для моих глаз, и я в ужасе закрыл их.

Музыка вопила, рыдала, оглушала, билась о потолок, о стены. Боже мой, неужели от такого зрелища можно прийти в восторг?

Но вот музыка стала стихать и, наконец, совсем смолкла. Раздались аплодисменты. Как на обычном представлении. Будто танцоры исполнили обыкновенный концертный номер, без всяких непристойностей.

Я открыл глаза. Голые, покрытые с ног до головы краской, артисты устало кланялись. Без всякого смущения и неловкости. Никто ни на сцене, ни в зале не был смущен, все весело переговаривались и аплодировали от души. Неужели того, что видели мои глаза, — не было?

— Очаровательное зрелище! — Лотар был искренен.

На сцене подняли полотно, показывая посетителям, как оно теперь выглядело. Вновь послышались аплодисменты. Потом вышел метрдотель в строгом смокинге, обратился к присутствующим, и с лиц их соскользнули улыбки, — теперь эти лица были серьезны и сосредоточены.

— Аукцион, — объяснил Лотар. — Картина достанется тому, кто даст больше.

— Картина? — поразился я. — Эта… подстилка — картина?

— Ну да. У нее есть и название. Как это по-русски? «Страсть».

Между тем то за одним столиком, то за другим посетители поднимали руки и выкрикивали свою цену. Метрдотель, протягивая молоточек в сторону претендентов на «картину», начал отсчет:

— Айн… Цвай…

— Уже дают четыреста шестьдесят марок! — восторженно воскликнул Лотар. — Какой ловкий трюк — за час столько заработать!

— Скажите, у того работника, что вас учил, есть семья, дети? — неожиданно даже для самого себя спросил я Л отара.

— У него жена и четверо детей, — после секундного замешательства ответил Лотар. — Я их всех знать. Мы часто встречаться.

— А что он будет делать, когда вы займете его место? Ему дадут другую работу?

— Это я не знать, — начиная подозревать, к чему я клоню, тем не менее искренне ответил Лотар. — Такие вопросы решать фирма.

— А может так случиться, что он вовсе останется без работы?

— Конечно. Так, наверно, и будет, капут.

— Значит, по твоей милости он останется без работы, а ты будешь загребать деньгу лопатой? — забыв о правилах приличия, я перешел на ты, но Лотар, кажется, этого и не заметил.

— Это не есть правильный постановка вопроса, — твердо заявил он. — Не я, тогда другой займет его место. А чем другой лучше меня?

— Я не говорю о другом, — отмахнулся я. — План выработал ты, а не кто-то другой.

— Но и у другого есть свой план! — поднял вверх палец Лотар.

— В этих планах нет… совести!

— Совесть?! — Лотар был ошарашен. — Я тоже у него могу спросить: где твоя совесть? Я лучше тебя, а ты занимаешь это место и не желаешь уступить мне. Разве я не прав?

— Нельзя устраивать свое благополучие за счет несчастья других, — я слово в слово повторил выражение, которое мать твердила мне с детства.

— Это есть губительный позици, — возразил Лотар. — Мир построен иначе. А природа? У всех зверей тоже так: сильный выживает, слабый погибает. Все века так было, так будет до конца свет. Кто слаб, должен уступать место сильным. Если это не будет, то исчезнет динамизм, все будут топтать на месте. Если я буду думать о других, кто будет думать обо мне? Я просто останусь в хвосте. Всегда были победители и побежденные. И каждый должен стремиться быть победителем. А побежденный должен уступить победителю все! — Лотар долго говорил в этом духе, убеждая меня и уговаривая отказаться от крайне ошибочного взгляда на людскую общность, завершив свою речь снисходительной фразой: — Ты не виноват. Виноват советски власть.

Да, этот легко пройдет там, где я надолго застряну. Переступит и пройдет. И герр Ункер наверняка считает, что Лотар прав, что так и должны поступать деловые, хваткие люди. И можно было бы успокоиться на том, что они все такие. Но разве у нас мало дельцов типа Лотара? Разве они ради карьеры и выгоды не поступаются честью и совестью? Конечно, они не расписывают в блокноте четкий план своего продвижения по ступенькам, ведущим к власти, богатству, но они так же бессердечны, тоже здорово работают локтями. Многие из них долгие годы держались в тени, боясь обнажить свое нутро. Но вот открыли шлагбаум, и новое мышление хлынуло во всю мощь на наше общество, и с каждым днем их, этих предприимчивых лотаров, становится все больше.

Мои размышления прервал Лотар:

— Герр Ункер ждет ответ.

— Спросите его, — попросил я, — будем мы вместе с Эльзой или нет — это зависит от моего ответа?

Отец Эльзы ничем не выдал своего недовольства, но сухо ответил:

— Я сделал очень лестное предложение. Мне было нелегко пойти на этот шаг, и я не желаю, чтобы мне ставили условия.

— Но я должен знать, как вы относитесь к тому, что ваша дочь решила ехать в Советский Союз.

— Ни от нее, ни от вас не скрываю: я не одобряю ее решения, — жестко произнес герр Ункер и покосился на меня. — Но Эльза упряма.

— Она не знает о вашем разговоре со мной?

— У немцев не принято вводить женщин в курс мужских дел, — резко ответил герр Ункер. — Учтите это, как бы ни сложились ваши взаимоотношения с моей дочерью. Мужчина потому и рождается мужчиной, чтобы быть мужчиной и не потакать женщинам…

— Странно, у осетин тоже было такое отношение к женщинам, — усмехнулся я.

— Очень жалею, что «было», — оборвал Лотара герр Ункер. — Но мы собрались не на дискуссию о роли женщин. Я жду ответа на свое предложение.

— Хотя вы есть мой соперник, я советовать сказать да. Скорее! — от себя добавил Лотар. — Я знаю герра Ункера давно и вижу: он сердится и может отказаться от свой намерени.

Лотар в самом деле желал мне добра, и мне было непонятно, как это его поведение увязывалось с его теорией борьбы за выживание. Или все-таки заговорила совесть? Стоило бы расспросить его, но герр Ункер ждал ответа…

— Лучше б он не делал этого предложения! — выдохнул я.

— Как понять ваша фраза? — насторожился Лотар.

— Я ценю доверие, которое проявил ко мне герр Ункер, — вежливо произнес я. — Но я не могу дать согласия…

— Подумайте! — ужаснулся Лотар. — Я пока не есть переводить! Ви… ви сбудете жалеть!

— Я все сказал.

— Мне переводить? — все еще медлил Лотар.

— Переводите.

Лотар сделал еще одну попытку:

— Ви же терять целый состояни! Зондерлинг! — запальчиво обозвал он меня чудаком.

— Хорошо, я сам переведу, — и я обратился к отцу Эльзы: — Герр Ункер! Найн! Ферштейн зи? Найн!..