ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ФРЭНК, 46.

ЛОРА, 45.

ГОМПЕРЦ, 35.

ДЕННИС, 43.

ФИЛЛИП, 15.

КОРНЕЛИЯ, 28.

РОДЖЕР, 34.

Действие происходит в доме и в ресторане.

Звучит танго. Включается свет.

КУХНЯ

ФРЭНК и ЛОРА сидят около открытых французских окон, выходящих в сад. Одна из дверей кухни ведет в кладовку; кладовка также видна зрителю. Сцену наполняет солнечный свет. У ФРЭНКА на левом глазу огромная повязка. ЛОРА в темных очках. Она курит. Танго утихает, сливаясь со звуками летнего сада: ритмичным стуком поливальной машины, отдаленным треском газонокосилки, голосами играющих детей и пением птиц. Из другой комнаты слышится неуверенное исполнение на фортепиано Арии из «Вариаций Гольдберга» Баха.

ФРЭНК. …вот, значит… значит завтра мне ее снимут.

Короткая пауза.

Они говорят, должно сработать, но, может быть, мне придется поставить еще одну, зависит от того, продолжу ли я принимать таблетки. Посмотрим. Здесь так хорошо.

Он поднимает лицо к солнцу.

Почти забываешь, что ты в спальном районе.

На секунду он отвлекается на что-то в саду. ЛОРА смотрит на него. Он снова поворачивается к ней.

Странно, должен тебе сказать, самому заходить в операционную. То есть обычно же сам не заходишь, да? Обычно тебя туда вкатывают, а ты совсем никакой, а я просто вошел — совершенно compos mentis. Правда, когда все началось, я потерял нить происходящего. Она спросила, как я себя чувствую, но я так старался не паниковать, что, по-моему, даже не ответил, а она только один раз мне сказала, что она делает, когда вставила мне его и зашила. И все. Потрясающе, правда? После завтрака ты там — а к обеду уже дома. (Смотрит в сад) Кто-то точно…

Короткая пауза.

Я только одного не могу понять, она вытаскивала глаз из глазницы или нет. Сама мысль о том, что я лежу, а он у меня на щеке болтается… Ты знаешь, наверное, все это без толку. Мне говорили, что все будет нормально, но по тому, как они себя ведут, понятно, что что-то не так.

ЛОРА сжимает его руку.

Вот как все повернулось. Смешно, правда? А мы думали, все будет легко и просто.

Короткая пауза.

Лора…

Она смотрит на него. Короткая пауза. Он целует ей руку. Оба смотрят в сад.

Господи, только бы все получилось, а если не получится…

Короткая пауза.

Я вчера ужинал со своим врачом. Хорошо, что мы с ним вроде как стали друзьями. Он думает, я сумасшедший. Говорит, это только временное ухудшение. Если бы я наверняка знал, что поможет, то согласился бы все терпеть: ночные кошмары, то, как я стал выглядеть, — но с меня хватит. Доктор Гомперц считает, что это равносильно самоубийству, а мне кажется, я тогда смогу контролировать ситуацию.

ЛОРА прикуривает новую сигарету от той, которую почти докурила.

Ты, наверное, будешь скучать по этому месту. Ну, в общем…

Короткая пауза.

Он такой болтливый. Столько времени прошло с тех пор, как он потерял бойфренда, а он все время о нем вспоминает. Доводит себя до такого состояния, особенно если выпьет, мне так и не удалось поговорить с ним о…

Пауза.

В общем, была одна вещь… мне было очень важно поговорить с ним, поэтому, собственно, я и договорился встретиться, и… у меня… так ничего и не вышло.

Он снова отвлекается на что-то в саду.

Смотри, вон там, внизу… Наверное, просто тень. Мне вдруг показалось, что это…

Кухонный стол вдруг сдвигается примерно на фут. ФРЭНК вскакивает и оторопело смотрит на стол. ЛОРА напрягается.

Господи Боже!

Пауза.

Я, пожалуй, пойду…

ЛОРА смотрит на него.

…через пару минут.

Он снова садится за стол.

Лора, мне надо…

Раздается рев приближающегося мотоцикла. Оба застывают. Фортепиано перестает играть. Мотоцикл все ближе. ЛОРА начинает снимать очки. Свет резко гаснет, мотоцикл приближается. Звук обрывается; свет резко включается:

РЕСТОРАН

ФРЭНК и ГОМПЕРЦ за столиком. Перед ними напитки и меню. У ФРЭНКА на левом глазу повязка. ГОМПЕРЦ закрывает лицо салфеткой. Он непроизвольно всхлипывает. ФРЭНК очень смущен.

ГОМПЕРЦ. Извини…

ФРЭНК. Да нет, что ты…

ГОМПЕРЦ. Извини…

ФРЭНК. Да нет…

ГОМПЕРЦ вытирает глаза и лицо салфеткой, делает глоток.

ГОМПЕРЦ. Видишь ли, людям некогда думать о прошлом, они даже не хотят вспоминать, а я помню. Все еще не могу поверить. Одно мгновение — и все перевернулось. На хрена тогда вообще! Извини, ты говорил…

Он закуривает.

ФРЭНК. Про кошмары. Например, вчера мне приснилось, что Алана Рикмана зажарили в благотворительных целях.

ГОМПЕРЦ. Он был здесь на той неделе.

ФРЭНК. А еще раньше мне приснилось, что я поворачиваюсь в кровати, а там Дэнис Нильсон, рядом со мной. Это сон, конечно, но все-таки…

ГОМПЕРЦ. Дело в том, что я просто не доверяю людям. Не верю ни единому слову. Когда я вспоминаю панихиду, все эти речи, стихи, соболезнования, обещания писать — полнейшая херня. Я, я, я — только о себе и думают. (Смотрит в меню.) О-о-о, мусс из каракатиц. Знаешь, столько было этих сраных панихид за последние годы…

ФРЭНК. Волнистых попугайчиков ими кормят?

ГОМПЕРЦ. Смешно. Родился — никто тебя не знает, умер — все забыли, а в промежутке — одно говно. Жизнь — редкостная сука, точно тебе говорю. Барышников.

ФРЭНК. Что?

ГОМПЕРЦ кивает в соответствующем направлении.

А, да.

ГОМПЕРЦ. Вечное одиночество — такова наша доля, и хоть ты тресни, ничего не поделаешь. С кем-то сходишься, убеждаешь себя, что нашел то, что надо, плодишь таких же одиноких существ, и ничего не меняется.

ФРЭНК. Шикарное место. Спасибо тебе.

ГОМПЕРЦ. Посмотри на нас: мясо с кровью, упакованное в Армани. А что от нас остается в конце? Вонючая, разлагающаяся масса. (Подмигивая и улыбаясь кому-то.) Привет.

ФРЭНК. Слушай, а что тебя привлекло в медицине?

ГОМПЕРЦ. Гламур. Как глаз?

ФРЭНК. Ничего.

Пытается отпить из бокала, но проносит мимо рта.

ГОМПЕРЦ. Киллер суфле с корнишонами и сальсой из вяленых томатов.

ФРЭНК (вытирая пролитый напиток салфеткой). Питер, а она на самом деле вынимала мой глаз из глазницы? То есть он просто болтался у меня на щеке?

ГОМПЕРЦ. И еще это чувство, что именно ты контролируешь ситуацию.

ФРЭНК. Контролируешь, да. Я как раз хотел с тобой поговорить об этом.

ГОМПЕРЦ (указывая кивком). Пинтер.

ФРЭНК ( оглядываясь ). А, ага.

ГОМПЕРЦ. И ты посмотри, кто с ним! Интересно. Продолжай.

ФРЭНК. Что?

ГОМПЕРЦ. Сны.

ФРЭНК. Ах да. Сны. Вообще-то, с этим я бы справился, но все остальное: понос, тошнота, головные боли, бесконечные таблетки и уколы, и особенно то, что мое тело меняется прямо на глазах. Когда-то я был в приличной форме, а теперь похож на военнопленного из фильма «Мост через реку Квай»: ноги, как спички, шея, как у индюшки, и задница висит, как старая занавеска. Это угнетает. Видеть себя в зеркале не могу. (Указывая на повязку.) И это при том, что я сейчас на таблетках…

ГОМПЕРЦ. Это временное ухудшение. Я же говорил, просто временное.

ФРЭНК. И дело не только в лекарствах. Мне надо уехать. Мне надо сменить обстановку.

ГОМПЕРЦ. Сардины сальтимбокка с пюре из карликовых кукурузных початков…

ФРЭНК. И мне очень хочется больше писать. Знаешь, иногда я думаю, что это важнее, чем здоровье. Дико звучит, да?

ГОМПЕРЦ. Видишь вон того официанта?

ФРЭНК. Что?

ГОМПЕРЦ. Дает в сортире кокс снюхивать со своего…

ФРЭНК. Господи.

ГОМПЕРЦ. И берет недорого, шлюшка грязная.

ФРЭНК. В общем, я к чему все это говорю…

ГОМПЕРЦ внезапно всхлипывает.

Господи.

ГОМПЕРЦ. Извини.

ФРЭНК. Да нет…

ГОМПЕРЦ. Просто… официант, похож на него.

ФРЭНК. А-а.

ГОМПЕРЦ. Вот так всегда, твою мать! Он даже умер не от того, от чего должен был! (Доставая что-то из кармана) Попал под 134-й автобус…

ФРЭНК. Я знаю…

ГОМПЕРЦ. …а какая поэтическая натура!

Это коробочка с кокаином. Он украдкой вдыхает.

ФРЭНК. Да…

ГОМПЕРЦ. Извини, так что ты говорил?

ФРЭНК. Я что-то запутался.

ГОМПЕРЦ. Про писательство.

ФРЭНК. Ах да. Просто ступор какой-то уже бог знает сколько времени, ты же знаешь.

ГОМПЕРЦ. Какая нелепая смерть!

ФРЭНК. Дело в том, что у меня наконец возникла одна идея, которая, кстати, некоторым образом связана с тем, о чем я хотел с тобой поговорить.

ГОМПЕРЦ передает коробочку ФРЭНКУ.

Спасибо.

Он неуклюже пытается нюхнуть.

ГОМПЕРЦ. Пудинг с кровью в кляре под сладким соусом? Шеф-повар, видимо, опять ширнулся. Наверно, я все же остановлюсь на ягненке, хрен с ним.

Он снова делает глоток.

Вся эта возня и нервотрепка, деньги, куда поехать — в Полинезию или Новую Англию, в какой цвет покрасить домик, а потом вдруг все. А мы ведь так хорошо ладили. Никакого секса, конечно — этим мы занимались на стороне. И еще, наверно, пюре. Вечно я ем это хреново пюре! Пожалуй, это наилучший вариант…

ФРЭНК. Пюре — это да…

ГОМПЕРЦ. …не заниматься сексом со своим партнером. Это настолько все упрощает. Конечно, поначалу секс был, но когда начинаешь засыпать в самом разгаре, пора завязывать.

ФРЭНК (возвращая коробочку). Да, пожалуй. Питер, я хотел…

ГОМПЕРЦ. Твою мать, ну как можно не заметить автобус? Ну да, он был без очков — эстетка несчастная — но ярко-красный двухэтажный автобус!

Открывает коробочку, нюхает.

Не настолько плохо он видел. Боже, как мне его не хватает! Знаешь, временами — обычно когда я трезвый — мне кажется, что он где-то рядом. Я чувствую его запах или его руку на своем плече… Ты же никогда ни с кем не жил?

ФРЭНК. В смысле романтических отношений — нет. Но знаешь, это тоже определенным образом связано с тем, о чем я хотел поговорить.

ГОМПЕРЦ. Думаешь, нам стоит перепихнуться?

ФРЭНК. Нет.

ГОМПЕРЦ. Да, пожалуй, не стоит. Так что ты говорил…

Он снова закуривает.

ФРЭНК. Понимаешь, я спас жизнь…

Он вдруг корчится и хватается за живот.

ГОМПЕРЦ. Все нормально?

После короткой паузы:

ФРЭНК. Угу.

ГОМПЕРЦ. Конечно, остаются варианты, которые ты не пробовал.

ФРЭНК. Наверняка, но я тебе хотел сказать…

ГОМПЕРЦ (кивая на проходящего мимо посетителя). Прада с бейсболкой? Я вас умоляю!

ФРЭНК. …так вот, я еще хотел сказать, что с меня хватит, и я решил — все взвесил — и решил…

ГОМПЕРЦ. Что?

ФРЭНК. …прекратить лечение.

ГОМПЕРЦ вдруг замирает. Впервые за все время его внимание полностью обращено на ФРЭНКА.

Ты должен понимать, как это изматывает. Пробуешь что-то, помогает, потом не помогает, и вот у тебя уже анализы ни к черту. Пробуешь что-то другое — может помочь, может не помочь, и так постоянно. И ты гадаешь перед каждой проверкой, в порядке анализы или нет, и если нет — что тогда? Я хочу избавиться от всего этого, хотя бы на время, и чтобы организм отдохнул от дряни, которую я в него закачиваю.

ГОМПЕРЦ передает ему коробочку.

Спасибо.

Он украдкой делает вдох, ГОМПЕРЦ наблюдает.

Ну… что скажешь?

ГОМПЕРЦ. А что ты хочешь от меня услышать?

ФРЭНК. У тебя должно быть какое-то мнение.

ГОМПЕРЦ. Почему?

ФРЭНК. Ты же врач.

ГОМПЕРЦ. Это твой выбор.

ФРЭНК. Питер…

ГОМПЕРЦ. Если ты этого хочешь… Должен сказать, я удивлен. Эти несколько лет мы тебя обследовали самым тщательным образом, прописывали все новое и лучшее. Я уж из вежливости не буду упоминать, во сколько это обошлось, но главное, что ты все еще с нами. И ты мне еще говоришь, что хочешь все бросить. Что ж, это твой выбор.

ФРЭНК. Послушай…

ГОМПЕРЦ. Это странно, потому что ты всегда шел навстречу. Я понимаю, молодые ребята, но в твоем возрасте. Вспомни, на что ты был похож. Можно и потерпеть…

ФРЭНК. Потерпеть!

ГОМПЕРЦ. …в любом случае лучше, чем сдохнуть на хрен, но уж если тебе так приспичило помереть, ради бога. Как я уже сказал, это твой выбор.

ФРЭНК. Я всегда могу снова начать, если станет хуже.

ГОМПЕРЦ. Так не получится, и ты это знаешь. А теперь я тебе вот что скажу: лечил я одного парня, примерно твоего возраста, и в один прекрасный день он заявил мне то же, что и ты сейчас, и я, как ни пытался, не смог его образумить…

ФРЭНК. Питер, я еще кое-что хотел…

ГОМПЕРЦ. …и он так и сделал, бросил лечение, даже написал статью в одну из этих безмозглых радикальных газетенок про то, как врачи травят пациентов…

ФРЭНК. Я хотел еще…

ГОМПЕРЦ. …и через несколько месяцев его снова упекли в клинику, с диагнозом «слабоумие», и он сразу же…

ФРЭНК. Питер, дашь ты мне сказать наконец!

Короткая пауза.

Извини. Дело в том, что тут еще одно обстоятельство. Меня это просто сводит с ума, и я ни с кем не могу поделиться.

Короткая пауза.

Около года назад, где-то в это же время, случилась ужасная вещь, и я до сих пор не уверен, виноват я в чем-то или нет. Вряд ли я вообще когда-нибудь узнаю, но я чувствую себя таким виноватым — сил нет это выносить, и это одна из причин, почему я… ну, в общем, почему мне нужно сделать перерыв.

ГОМПЕРЦ. У всех есть свои секреты.

ФРЭНК. Видишь ли, у меня есть подруга, Лора, и у нее…

ГОМПЕРЦ. Ну?

ФРЭНК. У нее была вечеринка — около года назад, я уже говорил, и…

Пищит пейджер.

ГОМПЕРЦ. Засранцы.

Он достает пейджер из кармана и читает сообщение.

Ну разумеется!

Он достает мобильный и набирает номер:

Как раз на самом интересном месте!

ФРЭНК. В общем…

ГОМПЕРЦ. Прошу прощения. (В трубку.) Привет, Криппен… Да… Угу…

Играет танго, свет гаснет. Когда свет включается, мы видим следующую сцену:

ГОСТИНАЯ

Музыка стихает. ЛОРА расставляет закуски, поправляет диванные подушки, прибирается. ДЕННИС завязывает галстук, ФРЭНК выпивает. Он без повязки.

ЛОРА. Как тебя угораздило? Это же вечеринка для Филлипа, а тебе надо было их позвать!

ДЕННИС. Не то чтобы я их звал…

ЛОРА. Роджер в своем репертуаре — вертит тобой, как хочет.

ДЕННИС. Они здесь проездом — что я мог сделать?

ЛОРА. Ты мог сказать «нет» и предложить другой день.

ДЕННИС. Они только сегодня могут.

ЛОРА. Сегодня мы не можем.

ДЕННИС. Мне казалось, ты будешь рада их видеть…

ЛОРА. Думаешь, Фрэнку интересно слушать твою болтовню? (Фрэнку.) Как тебе мартини?

ФРЭНК. Ну…

ЛОРА. Попробуй оливки. Сицилийские. (Деннису) Зачем ты снял трубку? Пусть бы автоответчик…

ДЕННИС. Он мой брат. Мы не виделись несколько лет.

ЛОРА. А если ты сейчас же не позвонишь в «Абдуллу», мы туда вообще не попадем. (Кивая на галстук) Неужели ты в этом пойдешь?

ДЕННИС. Роджер и Корнелия прислали на Рождество.

ЛОРА. Я никуда с тобой не пойду, если у тебя на шее будут болтаться эти бумеранги.

ДЕННИС бросает взгляд на ФРЭНКА закатывает глаза. В то время, как ДЕННИС выходит:

(Фрэнку) Посмотри, какая прелесть!

Она быстрым движением раскрывает веер.

Филлип привез из Мадрида. Пожалуй, возьму его в ресторан; пятница, вечер — там бывает ужасно душно.

ФРЭНК. А где Филлип?

ЛОРА. Должен быть в душе, но, наверно, еще спит. Он был такой измочаленный, когда я забирала его из аэропорта. (Через дверь.) Милый, они будут через пару секунд.

Приглушенный ответ из дальней части дома.

Бог знает, чем они там занимались! Малыш Санчес — это его друг по переписке — такой тихий, прямо мышонок, совсем не в стиле Филлипа. Когда гостил у нас, был до того вежливый, я чуть со скуки не умерла. Но они точно что-то там вытворяли! Каждый раз, когда я звонила, они вроде как были в Прадо. Оно, конечно, большое, но не настолько же! Зато сеньор Моралес — это отец Санчеса — сказал, что его испанский стал намного лучше. Почти как его французский — благодаря тебе.

ФРЭНК. Он способный мальчик.

ЛОРА. Не знаю, в кого он такой. Я-то в школе не блистала.

ФРЭНК. Может быть, в отца.

ЛОРА фыркает.

ЛОРА (берет его стакан). Еще мартини?

ФРЭНК. А что Корнелия?

ЛОРА. Как она раздражает! Терпеть ее не могу. Может, она и хорошенькая — поэтому Рождер с ней и сошелся — но уж очень заурядная, и если не знать, кем она работает на самом деле, можно подумать, что в булочной торгует. И в голову не придет, что она вполне себе преуспевающий дизайнер. По-видимому, в Австралии ее заказами закидали.

ФРЭНК. Я думал, она по научной части.

ЛОРА. Она начала учить староанглийский — так, между делом. Представляешь? Меня тошнит от этого. А сейчас она наконец-то забеременела, после стольких попыток, так что приготовься слушать болтовню будущей мамаши. А Роджер! Ведет себя как ребенок, иногда хочется его просто отшлепать. Он же младшенький, ему всегда все сходило с рук. Рядом с ним Филлип — просто взрослый мужик.

ФРЭНК. О, Филлип…

ЛОРА. В смысле — о, Филлип?

ФРЭНК. В смысле… Да нет, ничего…

ЛОРА. Ну, он, конечно, не идеален, но если посмотреть, какие мужчины его воспитывали…

ФРЭНК. Спасибо.

ЛОРА. Ну я же не тебя имела в виду, и ты это знаешь! Господи, да если бы не ты!..

Она обнимает и целует его.

Я говорю о других мужчинах в его жизни.

ФРЭНК. Ты слишком сурова к Деннису.

ЛОРА. Как будто он ко мне не придирается, просто он не выносит это на люди. Я так рада, что Филлип приехал. Когда мы остаемся вдвоем, мы чаще ругаемся. Поражаюсь, как мы еще друг друга не убили.

ФРЭНК. Не все же время вы ругаетесь.

ЛОРА. Ну, если только не дуемся друг на друга. А долго дуться мы не можем, потому что обязательно надо снова начать ругаться. Лучше уж быть одному, честное слово! Боже мой!

Она вдруг останавливается.

Говорю, аж самой противно. И как я могла все прошляпить? Мне сорок пять, и что? И ничего. А сколько было планов… Даже и не начинала. Я просто мать, и все.

ФРЭНК. Это важно.

ЛОРА. Этого недостаточно.

ФРЭНК. Ну, ты все время что-то делаешь. Никогда не бездельничаешь.

ЛОРА. Я знаю, знаю. У меня курсы, хор, сад, тот комитет, этот комитет, но что толку-то? Мне от этого не легче. Ой, извини, заболталась, как будто у тебя у самого мало забот. Расскажи ты о себе. Как ты, в порядке? Выглядишь хорошо. Пишешь? Расскажи.

ФРЭНК. Не сказать, чтобы сейчас хорошо писалось…

ЛОРА. Неужели я всегда такой была? Наверно, да. Какой ужас! Нет, все-таки нет. Думаю, я изменилась, как тебе кажется? А может, и не изменилась. Нет, я точно знаю, я раньше была счастлива. А может, и не была. Не знаю. Как ты думаешь, я изменилась? Бели бы не Филлип, я бы с ума сошла. Извини, ты говорил про…

ФРЭНК. Не имеет значения.

ЛОРА. Нет, имеет. Про твою пьесу. Расскажи.

ФРЭНК. Честно говоря, она мне непросто дается. Никак не могу уловить…

ЛОРА. Нет идей.

ФРЭНК. Возможно. Вообще-то у меня сейчас довольно тяжелый период. Меня постоянно обвиняют, что я пишу об одном и том же.

ЛОРА. Это о чем же?

ФРЭНК. Якобы о себе, но это совсем не так. Говорят, что это признак творческого банкротства.

ЛОРА. По-моему, личный опыт — единственное, о чем вообще стоит писать.

ФРЭНК. Но моя жизнь не так уж интересна, а была бы интересна, у меня не было бы времени о ней писать.

ЛОРА. О, как бы я хотела, чтобы сегодняшнего вечера просто не было!

ФРЭНК. Да… Хорошие оливки.

ЛОРА. Ты знаешь, ты прав. Я несправедлива к Деннису. Может быть, мы слишком друг к другу привыкли.

ФРЭНК. Возможно.

ЛОРА. Думаю, мне с ним повезло — в каком-то смысле. Он добрый, правда?

ФРЭНК. Правда.

ЛОРА. И он всегда со мной хорошо обращался, да?

ФРЭНК. Да.

ЛОРА. Я всегда могу на него опереться. Он… удобный — как мягкое кресло. (Резко открывает веер.) Какая прелестная… Вообще-то, я собираюсь от него уйти.

ФРЭНК. Ты это уже не первый год говоришь.

ЛОРА. На этот раз я серьезно. Как только Филлип закончит школу…

В дверях появляется ФИЛЛИП, растрепанный, в трусах.

Зайка! Ты же так не пойдешь, правда?

ФИЛЛИП. Я в ауте!

ЛОРА. Иди сюда, обними маму крепко-крепко!

Он подходит, она обнимает его.

Радость моя! Ты по мне скучал?

ФИЛЛИП. Угу.

ЛОРА. Ах, бессовестный! Наверняка даже не вспомнил обо мне ни разу!

ФРЭНК. Привет, Филлип.

ФИЛЛИП. Привет.

ФРЭНК. Хорошо провел время?

ФИЛЛИП. Угу.

ЛОРА. Ты так вырос. (Фрэнку.) Правда, он вырос?

ФИЛЛИП. Меня всего пару недель не было.

ЛОРА. Ты больше не мой маленький мальчик.

ФИЛЛИП. Мам!

Слышен звук приближающегося мотоцикла.

ЛОРА. Это наверняка они.

ФИЛЛИП. У Роджера мотоцикл?

ЛОРА. Видимо.

ФИЛЛИП. Круто!

ЛОРА. Наверно, воображает себя Марлоном Брандо или Джеймсом Дином. Детский сад.

Мотоцикл приближается.

Зайка, одевайся!

Мотоцикл все ближе.

Деннис!

Свет гаснет, звук мотоцикла нарастает. Он резко обрывается, свет загорается:

ГОСТИНАЯ

ЛОРА, ДЕННИС, ФИЛЛИП, ФРЭНК, РОДЖЕР и КОРНЕЛИЯ, на третьем месяце беременности, с напитками и закусками. У ног КОРНЕЛИИ — сумка. ФИЛЛИП держит стопку фотографий.

КОРНЕЛИЯ. А я говорю: «Какой смысл делать в ванной полочки из красного дерева, если на них все равно будет стоять шампунь по 3.50 за флакон?» Банные принадлежности сразу выдают человека, правда, Лора?

ЛОРА. Не знаю.

КОРНЕЛИЯ. О да.

ЛОРА. Ну вот видишь.

ДЕННИС. Так ты будешь рожать в Эдинбурге?

КОРНЕЛИЯ. Да. Наконец-то у нас будет малыш. Жду — не дождусь.

РОДЖЕР. Наконец-то — прямо в яблочко.

ЛОРА. Тут неподалеку марокканский ресторанчик.

РОДЖЕР. Слышал, Фрэнк?

ЛОРА. Все же любят кус-кус?

КОРНЕЛИЯ. О, мы обожаем кус-кус, правда, Роджер?

РОДЖЕР (Фрэнку). Ты ведь знал Лору еще подростком, да?

ФРЭНК. Ну не то чтобы…

РОДЖЕР. Жаль. Я-то надеялся, что ты мне в подробностях расскажешь, как она смотрелась в синих шортиках и маечке. Представляешь, Фил, я был всего на год старше, чем ты сейчас, когда познакомился с твоей мамой.

ФИЛЛИП. Аа.

РОДЖЕР. Да. Семнадцать лет мне было, только усы начали расти. Не целовался ни разу.

ДЕННИС. Ни разу!

КОРНЕЛИЯ (доставая что-то из сумки). Лора, так мне было всего одиннадцать, когда ты уже вышла замуж! Надо же!

ЛОРА. Да.

КОРНЕЛИЯ (протягивая ЛОРЕ сверток необычной формы). Это тебе.

ЛОРА. О, спасибо.

КОРНЕЛИЯ. Ну, всем вам вообще-то. Небольшой сувенир из Австралии.

ЛОРА разворачивает сверток. Там абстрактная деревянная фигурка.

ЛОРА. Это…

КОРНЕЛИЯ. Аборигены делают.

ЛОРА. Да.

КОРНЕЛИЯ. Кажется, это племя гумбаингари, но мы не уверены. И кажется, это называется «Поцелуй», но в этом мы тоже не уверены.

ЛОРА. Ну, очень… мило, в общем.

Передает фигурку ДЕННИСУ.

КОРНЕЛИЯ. Аборигены просто потрясающие, правда, Роджер? И они рисуют эти удивительные картины, и эти штуки про животных, и всякое такое, и еще у них Времена сновидений, и как это…

ФИЛЛИП. У нас в школе есть учитель, австралиец.

КОРНЕЛИЯ. О.

ЛОРА. На удивление симпатичный.

ФИЛЛИП. Он нам рассказывал про Времена сновидений.

КОРНЕЛИЯ. Потрясающе, правда?

ФИЛЛИП. Ага. Я этим, типа, интересуюсь.

ЛОРА (Деннису). Тебе Мэриголд рассказывала про Времена сновидений?

РОДЖЕР. Кто такая Мэриголд?

ЛОРА. Его новая медсестра из Дарвина.

КОРНЕЛИЯ. Туда мы не доехали.

ЛОРА. Она, надо полагать, очень способная.

ДЕННИС. Да.

ЛОРА. И довольно милая.

ДЕННИС. Да вы же почти незнакомы.

ЛОРА. Все равно в ней есть что-то от сумчатых.

ФИЛЛИП. Большие сиськи.

ЛОРА. Филлип!

РОДЖЕР. О, мне как раз нужно пломбочку поставить.

КОРНЕЛИЯ. Лора, а ты что-нибудь знаешь про Времена сновидений?

ЛОРА. Нет.

ФИЛЛИП. Ну, есть такая теория, что времени на самом деле не существует, по крайней мере в том виде, как мы его воспринимаем. Типа, наша жизнь уже предопределена, а нам только остается в нее прийти. Все решено за нас, все готово. Мы себя обманываем, считая, что можем принимать какие-то решения, а на самом деле ничего мы не можем.

РОДЖЕР. Чушь собачья! Конечно можем. Гляди, вот мой палец, вот мой нос, и я принимаю решение им там поковырять.

ЛОРА. Австралия явно не пошла тебе на пользу.

ФИЛЛИП. А откуда ты знаешь, что так не было предопределено?

РОДЖЕР. Ой, Фил, хватит. Вот что значит образование. Забивают голову всякой чушью.

ЛОРА. Твою-то явно, Роджер. А вот другим школа вдет на пользу.

РОДЖЕР. Забудь ты про эту школу. Выйди в реальный мир. Найди работу. Куда полезнее.

ЛОРА. Как же безответственно говорить такие вещи!

РОДЖЕР. От этой ученой дури крыша съезжает.

КОРНЕЛИЯ. Я теперь, между прочим, тоже наукой занимаюсь, так что думай, что говоришь.

ДЕННИС. Не обращай на него внимания, Фил. Он всегда был отличником — как ни странно. Лучший выпускник.

ФИЛЛИП. Но в университет ты не пошел?

ДЕННИС. Это потому, что папа сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.

РОДЖЕР. И абсолютно не жалею.

КОРНЕЛИЯ. А чем вы занимаетесь, Фрэнк?

ФРЭНК. Я писатель.

КОРНЕЛИЯ. Ух ты! А что вы пишете?

ФРЭНК. Пьесы.

КОРНЕЛИЯ. Пьесы! Вот это да! Я могла какие-то из них видеть?

ФРЭНК. Не думаю.

КОРНЕЛИЯ. Ну, а все-таки.

ЛОРА. Филлип, что там с фотографиями?

ФИЛЛИП. А, да.

КОРНЕЛИЯ. Ну, Фрэнк? Назовите несколько ваших пьес.

ЛОРА. А потом мы сразу же поедем, хорошо, Деннис?

ДЕННИС. Хорошо.

КОРНЕЛИЯ. Обожаю театр. Жаль, что Роджер со мной никогда не ходит. (Роджеру.) Но тебя это не особо трогает, правда ведь, пупсик?

РОДЖЕР. Я предпочитаю бары.

КОРНЕЛИЯ. А тебе нравится театр, Филлип?

ЛОРА. Между прочим, он прекрасный актер.

ФИЛЛИП. Мам!

ЛОРА. Он играл Меркуцио в «Ромео и Джульетте». Он был фантастический.

ФИЛЛИП. Мам!

ДЕННИС. Ты и правда был хорош, Фил.

ЛОРА. Я так им гордилась. Я еще подумала: «Бог мой! Я вырастила нового Бреда Питта!»

КОРНЕЛИЯ. О, как бы я хотела вырастить Бреда Питта.

РОДЖЕР. Лучше уж вырастить Памелу Андерсон.

КОРНЕЛИЯ. Нет, серьезно! Фрэнк, все же…

ЛОРА. Филлип, фотографии.

КОРНЕЛИЯ. Ну скажите. Не каждый день все-таки встречаешь драматурга.

ФРЭНК. Ну, последнее, что я написал — несколько лет назад, — называлось «Кусок пирога».

КОРНЕЛИЯ. И где это шло?

ФРЭНК. В Палладиане.

КОРНЕЛИЯ. В Палладиуме! Роджер, ты слышал?

ФРЭНК. Палладиан. Бар такой. В Энфилде.

КОРНЕЛИЯ. А-а.

РОДЖЕР. Во-о, такой театр мне годится.

КОРНЕЛИЯ. «Кусок пирога» — про что там?

ФРЭНК. Пруст в основном. Такая вымышленная беседа между Прустом и… и мной, в общем.

ЛОРА. Хорошая получилась пьеса, правда, Деннис?

ДЕННИС. Да.

РОДЖЕР. Пруст сраный.

КОРНЕЛИЯ. Роджер!

РОДЖЕР. Скука смертная, аж крысы дохнут. Извини уж, Фрэнк, но…

ФРЭНК. Он не для всех.

РОДЖЕР. Да ну! Мы его на французском проходили. Кто-нибудь бы уже засунул это сраное печенье ему в жопу.

ЛОРА. Роджер, следи за языком, будь добр.

КОРНЕЛИЯ. Он всегда такой после красного вина.

РОДЖЕР. У него было одно предложение, такое длиннющее, что я подрос на полдюйма, пока дочитал до конца.

ЛОРА. Филлип, или ты показываешь снимки, или…

РОДЖЕР. До чего ж на себе зациклен! Господи Иисусе! Только о себе и мог писать! Кому, на хрен, какое дело до того, что запах старых панталон тетки Леони сподвиг его написать четыре тома бредя тины?

ЛОРА. Мы уже все поняли.

РОДЖЕР. Сопляк шизанутый! Вот дал бы ему по зубам. Сноб недоделанный!

ДЕННИС. Роджер…

РОДЖЕР. Знаешь, если подумать, то мы все недоделанные, нет?

КОРНЕЛИЯ. Роджер!

РОДЖЕР. Налей нам, Дэн.

ЛОРА. Нет, честное слово…

ДЕННИС наливает РОДЖЕРУ еще.

РОДЖЕР. Видишь ли, проблема в том, что нам больше не за что бороться.

ЛОРА. Боже ты мой…

РОДЖЕР. В этом-то и проблема. Я имею в виду… посмотри на нас: безродные снобы. (Указывая на Денниса.) Стоматолог. (На Корнелию .) Дизайнер. (На Фрэнка.) Писатель. (На себя.) Виноторговец. (На Лору.) Э-э-э… В общем, болтаемся, как говно в проруби. А все почему? Потому что мы отказались от своего истинного «я» и теперь не знаем, кто мы есть на самом деле. Да и какая, на хрен, разница? Говорю тебе, Фил, все, что тебе надо знать, это то, что в конечном итоге ты никому не нужен, и если ты это поймешь, то справишься. Лора, ты в курсе, что ты охренительно сексуальна?

Он делает большой глоток вина и набивает рот чипсами.

Короткая пауза.

КОРНЕЛИЯ. Вы читали «Беовульфа»?

ФРЭНК. Нет.

КОРНЕЛИЯ. «Истинно! исстари слово мы слышим

О доблести данов, о конунгах датских,

Чья слава в битвах была добыта!»

Чудесно, не правда ли? Я его изучала в вечерней школе в Сиднее на курсах староанглийского. Так увлекательно. Почитайте, если будет возможность.

ФРЭНК. Обязательно.

КОРНЕЛИЯ. Я хочу продолжать обучение в Эдинбурге. Не хочу все позабыть. Лора, ты никогда не ходила в вечернюю школу?

ЛОРА. У меня нет времени.

КОРНЕЛИЯ. А ты, Деннис?

ДЕННИС. Нет.

КОРНЕЛИЯ. А вы, Фрэнк?

ФРЭНК. Да…

КОРНЕЛИЯ. О! А что вы изучали?

ФРЭНК. Драматургию.

КОРНЕЛИЯ. А-а.

ФРЭНК. Я все еще учусь, вообще-то.

ЛОРА. Филлип, фотографии.

КОРНЕЛИЯ. Должно быть, непросто зарабатывать на жизнь пьесами?

ФРЭНК. Непросто. Я еще преподаю немного, чтобы…

КОРНЕЛИЯ. Ух ты! Что преподаете?

ФРЭНК. Английский.

КОРНЕЛИЯ. Понятно.

ФРЭНК. Иностранцам.

КОРНЕЛИЯ. А-а.

ЛОРА. Филлип!

ФИЛЛИП. Да. Точно.

Просматривает свои фотографии.

КОРНЕЛИЯ. Обожаю фотографии.

ФРЭНК. Вы были когда-нибудь в Мадриде?

КОРНЕЛИЯ. Нет. Не люблю корриду.

ДЕННИС. Это не повод не ехать.

КОРНЕЛИЯ. Мне просто неприятно находиться рядом. Только подумаю, вот я смотрю на Веласкеса или ем паэлью, а в нескольких кварталах убивают быка… (Ежится.) Кошмар…

ФРЭНК. Убивают?

ЛОРА. Вы же несколько лет прожили в стране, где убивают кенгуру!

КОРНЕЛИЯ. Да, но они при этом не надевают обтягивающие штаны и не загоняют их на арену.

ФИЛЛИП. Это потрясно.

ЛОРА. Что?

ФИЛЛИП. Коррида.

КОРНЕЛИЯ. Филлип, только не говори, что ты ходил это смотреть!

ФИЛЛИП. Ходил. Офигительно.

КОРНЕЛИЯ (расстроенная ). М-м.

ЛОРА. Ты мне не рассказывал.

ФИЛЛИП. Да мало ли что мы делали. Кучу всего.

ЛОРА. Ты только один раз ходил?

ФИЛЛИП. Раз или два.

КОРНЕЛИЯ (еще более расстроенная). Ой…

ФИЛЛИП. У Санчеса семья этим просто болеет. Они мне все про корриду рассказали.

ЛОРА. Но Санчес такой скромный мальчик. Никогда бы не подумала, что он может этим увлекаться.

ФИЛЛИП. Он вообще фанат. Все-все мне рассказал. Это потрясно.

КОРНЕЛИЯ. Бедные, несчастные бычки!

ФИЛЛИП. Прям так цепляет, меня ничего так не цепляло!

РОДЖЕР. Точно!

КОРНЕЛИЯ. Ты-то откуда знаешь?!

РОДЖЕР пожимает плечами.

Ты, что ли, был там когда-нибудь?

РОДЖЕР. Был разок.

КОРНЕЛИЯ. Когда?

РОДЖЕР. Когда ездили с классом в Испанию.

ДЕННИС. А, я помню, как ты ездил. Ты привез маме веер…

КОРНЕЛИЯ. И вас, школьников, водили на корриду?

РОДЖЕР. Нет.

ДЕННИС. А папе свиные колбаски.

РОДЖЕР. Мы с пацанами гоняли туда, посмотреть, что это за штука.

ДЕННИС. А мне шиш с маслом.

КОРНЕЛИЯ. О, Роджер!

РОДЖЕР. Ну что, не я же этого быка убивал!

ЛОРА. Давайте посмотрим фотографии.

КОРНЕЛИЯ. Нет уж, если они с корриды, то увольте!

ФИЛЛИП передает ЛОРЕ фотографию.

ФИЛЛИП. Это Санчес около… не помню чего.

ЛОРА (передавая фото дальше, как и все последующие). Я же говорила, он такой скромный мальчик!

ФИЛЛИП. А это Санчес на фоне… в общем, это Санчес.

ЛОРА. А ты здесь где-нибудь есть?

ФИЛЛИП. Ага. Вот Санчес, а вот я. Это мы на этой, как ее…

ЛОРА. Где?

ФИЛЛИП. Ну, на этой, Плаза.

ДЕННИС. Плаза Майор.

ФИЛЛИП. Точно. Не, на другой.

ЛОРА. Кто фотографировал?

ФИЛЛИП. Его сестра.

ЛОРА. Я думала, она уехала.

ФИЛЛИП. Ага. Она учится в Буэнос-Айресе, вернулась на летние каникулы. А вот я на рынке.

ЛОРА. Санчес снимал?

ФИЛЛИП. Ну… да…

ЛОРА. Нет, он не мог. Вон он, на заднем плане, разглядывает щенят.

КОРНЕЛИЯ. Щенята! Дайте-ка мне взглянуть!

ЛОРА передает ей фотографию.

ЛОРА. Так кто фотографировал?

ФИЛЛИП. Не помню. А это…

КОРНЕЛИЯ. Не может быть!

РОДЖЕР. Что такое?

КОРНЕЛИЯ. Щенятки! В клетках, набиты, как сельди в бочке! Бедные зверюшки! Что с ними делают?

ФИЛЛИП. Едят.

КОРНЕЛИЯ (с ужасом). Нет!

ДЕННИС. Филлип!

ФИЛЛИП. Их там продают. И птиц продают, и даже обезьян. Офигительное место.

КОРНЕЛИЯ. Обезьянки!

ФИЛЛИП. Это я пью кофе.

ЛОРА. А где Санчес?

ФИЛЛИП. Он в тот день остался дома, да.

ЛОРА. Остался дома?

ФИЛЛИП. Да. Понос был.

ЛОРА. Кто тогда фотографировал?

ФИЛЛИП. Его сестра.

ЛОРА. А это что?

ФИЛЛИП. Где?

ЛОРА. На столе.

ФИЛЛИП. Кофе.

ЛОРА. В пепельнице.

ФИЛЛИП. А, это. Сигарета.

ЛОРА. Твоя?

ФИЛЛИП. Нет. Сестры. А это…

ЛОРА отбирает у него фотографию.

…бассейн. А это я.

ЛОРА. Да, я вижу.

ФИЛЛИП. Загораю.

ЛОРА. Кто фотографировал?

ФИЛЛИП. Сестра. (Берет следующую фотографию.) А это…

ЛОРА. (Все еще смотрит на фотографию в бассейне.) Я так полагаю, сигареты тоже ее?

ФИЛЛИП. Да.

РОДЖЕР. Что, Фил, небось рад, что решил их показать?

КОРНЕЛИЯ. Фрэнк, вы курите?

ФРЭНК. Я бросил.

ФИЛЛИП (смотрит на следующую фотографию). А это у нас…

КОРНЕЛИЯ. А ты, Деннис?

ДЕННИС. Нет.

КОРНЕЛИЯ. А ты, Лора?

ЛОРА (пристально изучая фотографию в бассейне). Что?

КОРНЕЛИЯ. Куришь?

ЛОРА. Нет.

КОРНЕЛИЯ. Вот видите, так всегда: либо ты куришь, либо нет.

ЛОРА (все еще смотрит на фотографию в бассейне). А это что?

ФИЛЛИП. Где?

ЛОРА (указывая пальцем). Вот это.

ФИЛЛИП. Грязь.

ЛОРА. Что-то не очень похоже на грязь.

РОДЖЕР. Дайте-ка гляну.

ЛОРА (не отдавая ему фотографию). Что это такое?

ФИЛЛИП. Не знаю.

ЛОРА. Филлип.

ФИЛЛИП. Что?

ЛОРА. У тебя что-то в паху, и я хочу знать, что это такое!

ФИЛЛИП. Родинка.

ЛОРА. Филлип!

ДЕННИС забирает у нее фотографию.

Что это?

Короткая пауза.

ФИЛЛИП (бурчит). Татуировка.

ЛОРА. Что-что?

ФИЛЛИП. Татуировка.

ЛОРА. Татуировка?

ФИЛЛИП кивает.

Что там написано?

ФИЛЛИП. Аделаида.

ЛОРА. Кто такая Аделаида?

Короткая пауза.

ФИЛЛИП. Его сестра.

ЛОРА. Боже ты мой!

РОДЖЕР. Дай-ка глянуть.

ДЕННИС отдает ему фотографию.

ФИЛЛИП. Она всего пару сантиметров.

ЛОРА. Размер не имеет значения.

РОДЖЕР. Большинство думает иначе.

ЛОРА. Как тебе это в голову пришло? Ты же себя изуродовал!

ДЕННИС. Ну перестань…

ЛОРА. Что значит «перестань»?

ФИЛЛИП. Всего лишь татуировка.

РОДЖЕР. У меня тоже есть.

ЛОРА. А ты тут при чем?

РОДЖЕР. Я сделал ее в Сиднее.

КОРНЕЛИЯ. Какое совпадение!

РОДЖЕР. Маленький коала.

КОРНЕЛИЯ. На попе.

РОДЖЕР (указывая пальцем). Вот здесь.

КОРНЕЛИЯ. Это так мило. Он жует листок эвкалипта.

ФРЭНК. Больно было?

РОДЖЕР (с энтузиазмом). Да-а!

КОРНЕЛИЯ. Мы зовем его Колин.

ЛОРА. Да заткнитесь вы хоть на минуту!

ДЕННИС. Лора.

ЛОРА. Я звоню отцу Санчеса.

ФИЛЛИП. Не надо, мам.

ЛОРА. Это ни в какие ворота не лезет. Как он мог такое допустить?

ФИЛЛИП. Он ничего не знал. Это была моя идея. Я просто прикололся. А сеньор Моралес тут ни при чем.

ЛОРА. Его дочь — взрослая женщина!

ФИЛЛИП. Ей всего двадцать два.

ЛОРА. И ей позволили развращать моего сына!

ФИЛЛИП. Не так все было.

ЛОРА (Деннису). Ты ничего не хочешь сказать?

ДЕННИС. Ну…

ЛОРА. Просто в голове не укладывается.

ФИЛЛИП. Мы ничего такого не делали. Просто… она иногда с нами гуляла.

ЛОРА. Тогда почему ее имя красуется у тебя между ног?

ФИЛЛИП. Это прикол такой.

ЛОРА. Ты меня так разочаровал.

Она выходит. Слышно, как она поднимается наверх и хлопает дверью.

ФИЛЛИП. Ее ведь можно свести, да?

РОДЖЕР. Можно. Лазером.

ФИЛЛИП. Из-за какой-то сраной татуировки!

Он выходит. Слышно, как он, громко топая, поднимается наверх и хлопает дверью. Короткая пауза.

РОДЖЕР. Хочешь посмотреть мотоцикл?

ДЕННИС кивает и выходит вслед за РОДЖЕРОМ.

КОРНЕЛИЯ. Вы живете здесь поблизости, Фрэнк?

ФРЭНК. Нет. На другом конце города.

КОРНЕЛИЯ. Да? А где?

ФРЭНК. В Снэрсбруке.

КОРНЕЛИЯ (с сожалением). А-а.

Короткая пауза.

У вас есть… партнер?

ФРЭНК. Нет.

КОРНЕЛИЯ (с жалостью). А-а.

ФРЭНК. Меня устраивает.

КОРНЕЛИЯ. Ну и хорошо.

Короткая пауза.

Фрэнк — это полное имя?

ФРЭНК. Да.

КОРНЕЛИЯ. Приятно, когда тебя называют полным именем, правда?

ФРЭНК. Никогда об этом не задумывался.

КОРНЕЛИЯ. Многие называют Роджера Родж, но только не я. Его имя Роджер, и так я его и зову. И нашего ребенка, будь то мальчик или девочка, будут звать так, как его будут звать. Знаете, у австралийцев есть привычка все сокращать.

ФРЭНК. Серьезно?

КОРНЕЛИЯ. Конечно. Кенгуру — кенгу, автомобиль — авто, профессор — проф. А Роджер все время был Родж. А меня звали Корни.

ФРЭНК. Вот как.

КОРНЕЛИЯ. А иногда Кор. Глупо, правда? А еще некоторые слова они удлиняют, но я не помню какие.

Слышен звук заводящегося мотоцикла.

Представляете, меня все за дуру считают.

ФРЭНК. Да?

КОРНЕЛИЯ. Потому что я женщина, и у меня детский голос, но мне все равно, потому что я знаю, что это неправда.

ФРЭНК. Конечно, неправда.

КОРНЕЛИЯ. Если бы они узнали меня получше, они бы поняли, что это не так. Кто вправе решать, какой голос должен быть у дизайнера, свободно говорящего на староанглийском?

ФРЭНК. Очень может быть, что вы умнее нас всех, вместе взятых.

Она запускает руку в одну из тарелок, набивает полный рот и тут же выплевывает.

Это сухая отдушка.

КОРНЕЛИЯ. Фу-у.

Она полощет рот напитком из своего стакана.

ФРЭНК. Все нормально?

КОРНЕЛИЯ. Да-да.

ФРЭНК. Может, воды?

КОРНЕЛИЯ. Нет, спасибо. Я думала, это чипсы.

За сценой слышится рев мотоцикла.

Роджер меня понимает. Вот почему я его так люблю. Не могу описать вам, Фрэнк, как я счастлива, что у нас будет РЕБЕНОК. Вы не представляете, какая это радость — носить частичку Роджера в себе.

Рев мотоцикла.

Вообще-то…

Короткая пауза.

Мне пришлось приложить столько усилий, чтобы добиться всего. Думаю, вам тоже.

ФРЭНК. Да, с той лишь разницей, что я, в общем-то, ничего не добился. Хотя и пытался.

Рев мотоцикла.

КОРНЕЛИЯ. Он обожает свои мотоциклы.

ФРЭНК. Конечно, есть люди, к которым все само плывет в руки. Взять, к примеру, Филлипа. Ему все так легко дается. А мне постоянно приходится всего добиваться.

КОРНЕЛИЯ. Да.

ФРЭНК. Я часто спрашиваю себя, чего я мучаюсь? Нужны годы, чтобы придумать сюжет, годы, чтобы написать текст, а дальше можешь считать, что тебе повезло, если его кто-то прочтет. А потом тебе говорят: «Это не совсем наш репертуар, но нам было бы интересно почитать вашу следующую пьесу», а ты думаешь: «Да меня и эта чуть не доконала!» Конечно, бывает иначе. Если о-о-очень повезет, твою пьесу сыграют раз двадцать в провинциальной дыре. Впрочем, никто же меня насильно не заставляет.

Короткая пауза.

Знаете, я ведь спас ему жизнь.

КОРНЕЛИЯ. Филлипу?

ФРЭНК. Да.

КОРНЕЛИЯ. Нет, я не знала.

ФРЭНК. Мы купались в пруду, несколько месяцев тому назад, и вдруг он исчез. Я нырнул и вытащил его, и… ну, сделал ему искусственное дыхание.

КОРНЕЛИЯ. Потрясающе. Вы ходили на курсы первой помощи?

ФРЭНК. Нет, нет. Я просто прижался губами к его губам — инстинктивно. Думаю, любой на моем месте поступил бы так же.

КОРНЕЛИЯ. Ну…

Короткая пауза.

А вы не пробовали познакомиться по объявлению?

Входит ЛОРА. Пристально смотрит на них обоих.

Знаешь, Лора, я тут подумала, если тебе прорубить дверь вон в той стене и еще одну в следующей комнате, получится нечто вроде анфилады. Было бы чудесно, правда? В общем…

Она выходит.

ЛОРА. Представь, каково с ней жить!

ФРЭНК. Она ничего.

ЛОРА. Анфиладу ей, твою мать! Ах, Фрэнк, как он мог такое с собой сотворить?

ФРЭНК. Он еще молодой.

ЛОРА. Мы все когда-то были в этом возрасте, но это же не значит, что надо ставить себе клеймо между ног!

ФРЭНК. Он своенравный малый. Это вполне в его стиле.

ЛОРА. Такие поступки под стать Роджеру, но Филлип! Это так глупо. У него такая прекрасная кожа!

ФРЭНК. Ее же почти не видно. Надо присмотреться, чтобы увидеть. То есть не каждому доведется до нее добраться, понимаешь? Конечно, кому-то и доведется, но… ну…

ЛОРА. Я знала, что он не мог столько раз ездить в Прадо. Каждый раз я звоню ему, а он мне: «Опять ездили в Прадо». Он лгал мне, Фрэнк! Готова поспорить, он и бедного Санчеса-то толком не видел. Они с Аделаидой, наверно, дали ему пакет начос и несколько песет и куда-нибудь отправили, а сами чем только ни занимались на этой Рамбле — в свободное время, когда не смотрели, как быков убивают.

ФРЭНК. Разве начос — не мексиканская еда?

ЛОРА. Да какая разница.

ФРЭНК. А Рамбла в Барселоне.

ЛОРА. Да насрать, хоть в Брикстоне! Эта испанская дрянь совратила моего сына, да еще и расписалась у него на яйцах.

ФРЭНК. Ну не совсем там.

ЛОРА. Плюс минус дюйм! Как подумаю, что какой-то жирный старый хрен тыкал иголками в пах моего сына, а эта шлюха смотрела и лыбилась с сигаретой в зубах, — о боже мой! А если иглы были зараженные?

ФРЭНК. Что за глупости!

ЛОРА. Ты, конечно, извини, Фрэнк, но делать это в мадридских трущобах!

ФРЭНК. А что, в Мадриде это опаснее? Миллионы людей делают татуировки, и с ними ничего не случается. Вот Роджер, например. Все с ним в порядке.

ЛОРА. Это не факт. Такое ощущение, будто он меня предал. Как он мог такое выкинуть? Он — единственный, на кого я могу положиться — кроме тебя, — и что вытворяет!

ФРЭНК. Лора, он всего лишь сделал татуировку. Он не сожрал младенца. К тому же их теперь сводят лазером.

ЛОРА. Они перфоментные.

ФРЭНК. Перманентные.

ЛОРА. Ну перманентные, один черт! Мы опаздываем в ресторан.

ФРЭНК. Давай не будем портить вечер. Забудем. По большому счету, это не так уж важно.

Короткая пауза.

ЛОРА. Пожалуй, ты прав. Просто очень тяжело отпускать его от себя. И самое ужасное, что это только начало.

Входит ФИЛЛИП, у него в руках компакт-диск. Она бросает на него взгляд и отворачивается. ФРЭНК внезапно чувствует себя лишним. Пауза.

ФИЛЛИП. Еще она научила меня танцевать танго.

ЛОРА. О господи!

ФИЛЛИП. Мама, она обычная девушка. Очень милая. Честно.

Короткая пауза. Он вставляет диск в музыкальный центр. Играет танго. Он медленно подходит к ЛОРЕ. Осторожно касается ее руки. Она отдергивает руку. Короткая пауза. Он снова пытается взять ее руку. На этот раз она позволяет ему. Он бережно разворачивает ее лицом к себе. Он кладет руку ей на талию и очень медленно начинает двигаться под музыку. Она равнодушно подчиняется. Он постепенно становится увереннее и начинает вести. Она сравнительно легко следует его движениям. ФРЭНК наблюдает. Вскоре они слаженно танцуют глаза в глаза. На одном из тактов ЛОРА внезапно начинает вести и исполняет весьма сложный элемент.

Офигеть, где ты такому научилась?

ЛОРА. О, я в свое время натанцевалась.

Они смеются и продолжают танцевать, все больше увлекаясь. Появляется ДЕННИС. Он некоторое время наблюдает, потом, незамеченный, выходит на кухню. ФРЭНК смотрит, как они танцуют, глядя друг другу в глаза, свет медленно гаснет. Музыка продолжает играть, в то время как свет зажигается:

КУХНЯ

ДЕННИС неподвижно сидит за кухонным столом. Из гостиной доносятся звуки танго. Входит ФРЭНК; он не ожидал увидеть ДЕННИСА. Они кивают друг другу. ФРЭНК не знает, уйти ему или остаться.

ДЕННИС. Ну, как ты?

ФРЭНК. Спасибо, ничего.

Короткая пауза.

ДЕННИС. Так что, все хорошо?

ФРЭНК. Да.

ДЕННИС. Ладно. Хорошо.

Короткая пауза.

Не было побочных эффектов или?..

ФРЭНК. Нет, по крайней мере пока.

Короткая пауза.

На самом деле — полная неопределенность. Причем для всех, и для врачей тоже. В один прекрасный день я могу проснуться, а у меня все зубы выпали, или горб вырос, или третий глаз, или еще что-нибудь. Но пока все нормально.

ДЕННИС. Да.

ФРЭНК. Да.

ДЕННИС. Ты бывал на Примроуз Хилл?

ФРЭНК. Кажется, раз или два. Или нет, не был.

ДЕННИС. Я…

ДЕННИС прикрывает рот рукой.

ФРЭНК. Все в порядке?

ДЕННИС кивает. Короткая пауза. Убирает руку.

ДЕННИС. Извини.

ФРЭНК. Ничего…

ДЕННИС. Извини.

ФРЭНК. …страшного.

ДЕННИС поднимается и закрывает дверь. Короткая пауза.

ДЕННИС. Мадрид — прекрасный город.

ФРЭНК. Да.

ДЕННИС. Прекрасный.

ФРЭНК. Да, мне рассказывали.

ДЕННИС. Да.

Короткая пауза.

По правде говоря, я не был там со времен Франко, но думаю, что город все так же хорош.

ФРЭНК. Да. Уверен, так оно и есть.

ДЕННИС. Да.

Короткая пауза.

Ты знаешь, он никогда не мог уснуть… не мог уснуть без нее. Конечно, это не его вина. Она всегда любила его до безумия и всегда будет любить. Когда ее не было, он все время звал маму. Я и представить себе не мог, что можно чувствовать себя так одиноко. Еще немного, и он начнет называть меня «стариком».

ФРЭНК. Я уверен, он ценит тебя не меньше, чем Лору. Да точно. Должно быть, замечательно иметь такого сына.

Короткая пауза.

ДЕННИС. Странная штука.

Короткая пауза.

ФРЭНК. Деннис, почему ты спросил про Примроуз Хилл?

ДЕННИС. М-м. Мне кажется, я ее теряю. Да. Я ее теряю.

Короткая пауза.

Однажды, сразу после того, как мы познакомились… Да, я ей тогда нерв удалял… Тогда, в тот день, мы сидели на вершине Примроуз Хилл — лето было в самом разгаре — и увидели невероятную вещь: у подножья холма лежал снег. Целые сугробы, сверкающие на солнце. Была середина лета, июль, жара. Мы не могли поверить своим глазам. Я смотрел на нее и думал: это самая замечательная женщина, и я люблю ее больше… больше, чем… ну… Снег — так странно. Мне казалось, это благословение свыше. Скорее бы уже в ресторан.

ФРЭНК. Что это было? Каприз природы или…?

ДЕННИС. Оптический обман, вот и все. У меня любовница.

ФРЭНК. Да?

ДЕННИС. Мэриголд.

ФРЭНК. А-а.

ДЕННИС. Удивительная девушка. Ей всего девятнадцать. Моя лучшая медсестра. И вовсе она не похожа на сумчатое. Ты же не скажешь Лоре?

ФРЭНК. Нет, не скажу.

ДЕННИС. Спасибо. В общем, я уйду от нее.

ФРЭНК. От Лоры?

ДЕННИС. Да. Я люблю ее больше жизни, понимаешь? Когда-нибудь и она полюбит меня.

Входит ФИЛЛИП.

ФИЛЛИП. Мама сказала, нам пора.

ДЕННИС. Да, пора.

Он выходит. ФИЛЛИП загребает чипсы из открытого пакета на столе и набивает полный рот. Он подходит к холодильнику и достает бутылку пива. ФРЭНК наблюдает. ФИЛЛИП открывает бутылку о край стола. Из бутылки вытекает пена. Он слизывает ее. Когда он поворачивается к ФРЭНКУ, то оказывается в его объятиях, и ФРЭНК страстно его целует. Он лихорадочно гладит все тело ФИЛЛИПА, трет ему промежность. Они продолжают целоваться, ФИЛЛИП опирается спиной о стол, стол сдвигается с места. Наконец, после продолжительного поцелуя, ФРЭНК отступает назад.

ФРЭНК. Спасибо за открытку.

ФИЛЛИП. Не за что.

Он делает глоток пива.

ФРЭНК. Красивый вокзал.

ФИЛЛИП. Я забыл, какую ты мне заказывал.

ФРЭНК. Антонелло де Мессина. «Мертвый Христос, поддерживаемый ангелом».

ФИЛЛИП. А, да.

ФРЭНК. Но неважно. Рад, что ты вообще обо мне вспомнил. Учитывая все обстоятельства.

ФИЛЛИП. Как ты?

ФРЭНК. Ничего.

ФИЛЛИП. Лечишься?

ФРЭНК. Пока да.

Он стучит по деревянной крышке стола. ФИЛЛИП вздрагивает.

Тьфу-тьфу, как бы не сглазить.

ФИЛЛИП. Извини. Нужно собираться.

ФРЭНК. Будешь писать?

ФИЛЛИП. Кому?

ФРЭНК. Аделаиде.

ФИЛЛИП. Не знаю.

ФРЭНК. Будешь ведь.

ФИЛЛИП. Не знаю. Может быть. Не надо было этого делать.

ФРЭНК. Ты особо не возражал.

ФИЛЛИП. Не надо было этого делать.

ФРЭНК. У тебя же встал.

ФИЛЛИП. У меня все время стоит, мне пятнадцать лет.

ФРЭНК. Почти шестнадцать.

ФИЛЛИП. Пора идти.

ФРЭНК. Ты мне снишься.

ФИЛЛИП. Господи! Я думал, мы договорились не вспоминать об этом.

ФРЭНК. Боюсь, это не так-то просто.

ФИЛЛИП. Я же говорил, это ничего не значит. Ничего не значит.

ФРЭНК. И это вся твоя благодарность.

ФИЛЛИП. Ты о чем?

ФРЭНК. Если бы не я, ты был бы уже на том свете.

ФИЛЛИП. Черт, да нигде б я не был! Все было бы нормально, и ты это знаешь. Ты мне даже очухаться не дал. Присосался ко мне, как пиявка, я и сказать ничего не успел.

ФРЭНК. Ты чуть не утонул.

ФИЛЛИП. Да я просто воды наглотался, и все.

ФРЭНК. Я спас тебе жизнь. Ты же знаешь. Тебе надо было сделать искусственное дыхание.

ФИЛЛИП. С каких пор искусственное дыхание делают языком?

ФРЭНК. Языком начал ты.

ФИЛЛИП. Херня!

ФРЭНК. Ты начал.

ФИЛЛИП. Потому что ты меня напоил.

ФРЭНК. Хватит!

ФИЛЛИП. Пора ехать.

Они не двигаются.

Сейчас все по-другому. Я был моложе.

ФРЭНК. Это было два месяца назад!

ФИЛЛИП. Да, но сейчас я чувствую себя взрослее, потому что… понимаешь…

ФРЭНК. Аделаида.

ФИЛЛИП. Слушай, Фрэнк, ты классный. Я к тебе очень хорошо отношусь, я к тебе очень, очень хорошо отношусь, и большое спасибо, что ты помог мне с французским, но то, что случилось на пруду, — ничего не значит. Это была ошибка.

ФРЭНК. Тебе понравилось.

ФИЛЛИП. Что там могло понравиться? Ничего не было.

ФРЭНК. Ты меня чуть не съел.

ФИЛЛИП. Просто у меня такой возраст. Я готов трахать все, что движется.

ФРЭНК. Ну спасибо.

ФИЛЛИП. Все, забыли.

ФРЭНК. Всего не забудешь.

ФИЛЛИП. Надо идти.

Он поворачивается, чтобы выйти. ФРЭНК останавливает его.

ФРЭНК. Филлип, давай встретимся еще один раз, только один…

ФИЛЛИП. Иди на хер…

ФРЭНК. Пожалуйста…

ФИЛЛИП. Нет.

ФРЭНК. Ну последний раз. Ну пожалуйста.

ФИЛЛИП. Нет!

ФРЭНК. Тогда покажи татуировку.

ФИЛЛИП. Фрэнк…

ФРЭНК. Ну давай.

ФИЛЛИП. Хватит уже.

ФРЭНК. Дай мне посмотреть…

ФИЛЛИП. Пора идти.

ФРЭНК. …и тогда я отстану, обещаю.

ФИЛЛИП снова пытается уйти, ФРЭНК останавливает его.

ФИЛЛИП (грубо отталкивает его). Отвали!

ФИЛЛИП пытается уйти.

ФРЭНК. Я болен, черт побери!

ФИЛЛИП останавливается.

ФИЛЛИП. Ты же говорил, тебе лучше.

ФРЭНК. Да, но надолго ли? Это ведь не лечится, ты же знаешь. Можно сколько угодно укреплять иммунитет, но стоит что-нибудь подцепить, и что тогда? Выбор невелик. Правда в том, что мне, наверно, не так долго осталось. Я должен ловить каждый миг. Понимаешь, Филлип? Понимаешь ты это или нет?

ФИЛЛИП (бурчит). Да.

ФРЭНК. Со стороны может показаться, что я держусь, что все о’кей, но поверь, мне нужна забота, мне нужна поддержка, очень нужна. Там, на пруду, я знаю, ты был немного пьян, и нам, может быть, не стоило этого делать, но было ведь неплохо, правда?

Короткая пауза.

Правда?

ФИЛЛИП пожимает плечами.

Мы друзья, вот и все — я не настаиваю на большем, и я был тебе хорошим другом, я надеюсь. Разве не так?

ФИЛЛИП. Так.

ФРЭНК. Я всегда был готов поддержать тебя, например, когда у мамы с папой были проблемы…

Короткая пауза.

Я просто хочу взглянуть на татуировку. Я что, о многом прошу? Пожалуйста…

ФИЛЛИП. Нас могут увидеть.

ФРЭНК (указывая на кладовку). Можно пойти туда.

Короткая пауза.

ФИЛЛИП. Только быстро, ладно?

ФРЭНК. Ладно.

С деловым видом ФИЛЛИП уходит в кладовку. ФРЭНК следует за ним и закрывает дверь. ФИЛЛИП спускает брюки.

ФИЛЛИП. Вот.

ФРЭНК опускается на колени и изучает татуировку.

ФРЭНК. Неплохо сделали, да?

ФИЛЛИП. Все?

ФРЭНК. Дай я…

Он нежно прикасается к ней.

Повезло девочке.

ФИЛЛИП. Пора бы…

ФРЭНК проводит по тату ировке языком. На кухню входит ЛОРА.

ЛОРА. Филлип! Зайка!

ФРЭНК и ФИЛЛИП замирают.

Да где же?.. (Выходя) Филлип!

ФИЛЛИП (поспешно натягивая и застегивая брюки). Ну все? Доволен? Все?

ФИЛЛИП выбегает из кладовки через кухню и исчезает в саду.

ФРЭНК (взволнованно). Господи! Что же я, мать твою… Боже… Боже мой…

ЛОРА (за сценой). Филлип!

ФРЭНК выходит из кладовки, захлопнув за собой дверь. ЛОРА выглядывает из-за двери.

Ты не видел Филлипа?

ФРЭНК. Нет.

ЛОРА (заходит). Наш столик займут. Все в порядке?

ФРЭНК. Ага.

ЛОРА. Как тебе танго?

ФРЭНК. Это было здорово.

ЛОРА. У тебя крошка на губе. (Смахивает ее.) Поросенок.

ФРЭНК. Спасибо.

ЛОРА. Вот уж девчонки за ним побегают!

ФРЭНК. Да.

ЛОРА. Чертенок! (Зовет его.) Филлип!

Она быстро выходит, пританцовывая.

Филлип!

Свет гаснет. Когда свет включается, мы видим:

РЕСТОРАН

ФРЭНК и ГОМПЕРЦ, в тот момент, когда мы их оставили. У ФРЭНКА на левом глазу повязка. ГОМПЕРЦ разговаривает по телефону.

ГОМПЕРЦ. …Отлично. Чао.

Откладывает телефон в сторону.

Ну слава богу!

ФРЭНК. Все в порядке?

ГОМПЕРЦ. Я кое-что не туда положил. Но ночная сестра нашла, слава богу. А то бы все отделение нанюхалось. Извини, ты говорил…

ФРЭНК. На чем я остановился?

ГОМПЕРЦ (забирая коробочку у ФРЭНКА). Что-то про ужасную вечеринку.

ФРЭНК. Ах да. Моя подруга Лора устроила эту вечеринку… Ты когда-нибудь совершал поступки, за которые тебе было стыдно?

ГОМПЕРЦ. Да. Постоянно.

Нюхает.

ФРЭНК. Как ты сказал: «одно мгновение — и жизнь перевернулась»…

ГОМПЕРЦ. Никогда не знаешь, что тебя ждет: нераскрытая тайна…

ФРЭНК. Да.

ГОМПЕРЦ. Двухэтажный автобус.

ФРЭНК. Так вот, на той вечеринке…

ГОМПЕРЦ. Похоже, мы ходим по кругу.

ФРЭНК. То, что случилось, — ужасно… просто трагедия… Это преследует меня уже год. А дело в том, что… Из этого вышла бы неплохая пьеса. Я вообще прихожу к мысли, что должен хвататься за все, что предлагает мне судьба.

ГОМПЕРЦ протягивает ему коробочку.

Спасибо.

Вдыхает.

ГОМПЕРЦ. Пожалуй, я взял бы говяжий стейк.

ФРЭНК. Ты со мной согласен?

ГОМПЕРЦ. Не согласен. Ты совершаешь ужасную ошибку.

ФРЭНК. Я сейчас не о лечении говорю.

ГОМПЕРЦ. Ты посмотри, какая задница!

ФРЭНК. Это неправильно. Я должен ей рассказать. Мне надо во всем признаться. Завтра же пойду и все ей расскажу.

ГОМПЕРЦ. Ты так и не сказал мне, в чем дело.

ФРЭНК. Да. Ну, в общем, на той вечеринке, год назад…

Пищит пейджер.

ГОМПЕРЦ. Господи!

Проверяет сообщение.

Извини.

Набирает номер на мобильном.

ФРЭНК. Ничего страшного.

ГОМПЕРЦ (в телефон). Алло? Да…

ФРЭНК. В общем…

ГОМПЕРЦ (в телефон). Черт! Эта пидовка опять не приняла септрин… (Смотрит на часы.) Хорошо, я буду через…

Свет гаснет. Тут же слышится рев мотоцикла, очень громкий. Он стихает, удаляясь. Свет зажигается.

КУХНЯ

ЛОРА и ФРЭНК, как мы их оставили в конце первой сцены: он с повязкой на глазу, она снимает темные очки. Они слушают, как затихает звук мотоцикла. Короткая пауза. На другом конце дома фортепьяно начинает сбивчиво играть Арию из «Вариаций Гольдберга» Баха. До нас, как и прежде, доносятся звуки летнего сада: поливальная машина, треск газонокосилки, голоса играющих детей и пение птиц.

ЛОРА. Ф-филлип… Ф-ффиллип… (Она заикается.) Ровно г-год назад… Ф-ф. Ф-ф…

ФРЭНК беспомощно смотрит на нее.

К-каждый день… каждую минуту… я все п-пытаюсь п-понять, он с-сделал это нарочно, и-или п-просто решил п-полихачить… или его что-то расстроило и он… или это б-было п-предначертано свыше… И к-когда он несся на п-полной скорости, вс-вспомнил ли он обо мне х-хоть на секунду? Надеюсь, он п-просто лихачил… Как т-только подумаю, что он б-был в отчаянии… Мне хотелось бы, чтобы он п-понял, счастье возможно, но это к-как раз сложнее всего понять.

Короткая пауза.

ФРЭНК. Он был счастлив. Я уверен в этом.

Ящик выскакивает из кухонного стола и с грохотом падает на пол, приборы разлетаются в разные стороны, ФРЭНК и ЛОРА в испуге вздрагивают. Фортепьяно замолкает. Они смотрят на беспорядок, затем:

ЛОРА (выкрикивает). Все в порядке. Все нормально.

Короткая пауза. Фортепьяно снова начинает играть.

ФРЭНК. Могу я…?

ЛОРА. Не беспокойся. Я с-справлюсь. Правда. Я знаю, ты т-торопишься.

ФРЭНК. Лора.

ЛОРА. Да?

ФРЭНК. Я должен кое-что тебе сказать…

Из сада появляется РОДЖЕР, застает их врасплох.

РОДЖЕР. Доброе утро.

ФРЭНК. Доброе.

РОДЖЕР. Привет, Марсель. (Кивает на повяжу.) Что, неудачный макияж? Привет, Лора.

ФРЭНК внезапно морщится и хватается за живот.

ФРЭНК. Проста, мне надо…

РОДЖЕР. Завтрак на волю просится?

РОДЖЕР и ЛОРА остаются вдвоем. ЛОРА начинает собирать приборы. РОДЖЕР наблюдает за ней.

ЛОРА. Зачем т-ты п-пришел?

РОДЖЕР. У меня была назначена встреча в городе, так дай, думаю, — заскочу, поздороваюсь. Так что — здравствуй. (Прислушивается к фортепьяно.) Что, все еще прячете на чердаке Горовица?

Короткая пауза.

Я помогу.

Хочет помочь ей.

ЛОРА. Не н-нужно.

РОДЖЕР. Знаю.

Короткая пауза.

ЛОРА. К-как Корнелия?

РОДЖЕР. Ничего. Передает привет. У нее все нормально.

Прибираются в тишине, затем он останавливается и смотрит на нее.

ЛОРА. Х-хочешь…?

РОДЖЕР. Нет. (Смотрит на выпавший ящик.) Может быть, дело…

ЛОРА. Е-ерунда. Но чем с-скорее мы уедем из этого дома, т-тем лучше.

Она тоже останавливается. Короткая пауза.

РОДЖЕР. Корнелия — она изменилась, ты знаешь, после выкидыша. Довольно сильно. Ушла в себя. Про работу забыла.

ЛОРА. М-может быть, это пройдет.

РОДЖЕР. Может быть. Я стараюсь, делаю все, чтобы ей угодить, но не всегда получается. Иногда просто невыносимо. Честное слово. Пару недель назад мы ходили на фортепьянный концерт. Там целый вечер играли мелодию, которая якобы изображала пение птиц. Ты бы слышала — так ни одна нормальная птица не поет, во всяком случае — я не слышал. Твою мать, два часа подряд — трям-трям, трям-трям — будто Корнелия вытирает пыль с пианино. Чуть крыша не съехала. Под конец меня уже трясло.

ЛОРА. Ну уж…

РОДЖЕР. Честное слово. И трясло до самой ночи. И вот еще что: она больше дотронуться до себя не дает.

ЛОРА. Дай ей время.

РОДЖЕР. Я понимаю. Но прошло уже несколько месяцев.

ЛОРА. Значит, ей нужно больше времени.

РОДЖЕР. Пожалуй.

Короткая пауза. Он смотрит на нее, затем отворачивается.

У нее теперь кошка. Милая такая. Такая… пушистая. Она назвала ее Родинка.

Короткая пауза.

Везде с собой таскает.

ЛОРА. Д-даже на к-концерт? Т-так можно всех п-птиц распугать.

Они вяло улыбаются. Не зная что сказать, они смотрят в сад. В дверном проеме появляется ФРЭНК. Они не замечают его. Он наблюдает за ними.

РОДЖЕР. Хотелось бы вот так сесть со своим сыном, поговорить с ним о том о сем, как мама его достала, или как он влюбился в какую-нибудь девчонку и с ума по ней сходит, и что ему теперь делать, и я бы сказал, что меня, старого хрыча, нужно спрашивать об этом в последнюю очередь… Но не судьба.

ФРЭНК проскальзывает в кладовку, прячется там и слушает.

Угораздило же меня оставить эти чертовы ключи в зажигании.

Короткая пауза.

Прости.

ЛОРА. Ничего.

РОДЖЕР. Прости.

Короткая пауза.

ЛОРА. В такие дни он мог лежать часами, закрыв глаза… думать о чем-то.

РОДЖЕР. Ты знаешь, с тех пор как мы познакомились, и дня не прошло, чтобы я не думал о тебе.

ЛОРА (нервно озираясь). Не надо…

РОДЖЕР. Это правда.

ЛОРА. Н-не хочу этого слышать.

РОДЖЕР. Клянусь тебе.

ЛОРА. Нет.

РОДЖЕР. В тот день, когда мы занимались любовью…

ЛОРА (поднося палец к губам). Т-с-с-с…

РОДЖЕР. Семнадцать лет назад.

ЛОРА. Роджер, п-прекрати.

РОДЖЕР. Это было семнадцать лет назад.

ЛОРА. Д-д-да.

РОДЖЕР. Точно.

ЛОРА. С-с-семнадцать.

РОДЖЕР. Да.

Короткая пауза. ФРЭНК не сводит с них глаз.

Я полжизни прожил с женщиной, которая даже не в моем вкусе. И почти не виделся со своим сыном.

Короткая пауза.

Так ведь?

На мгновение кажется, что фортепьяно заиграло громче. Она смотрит на него, собираясь заговорить, затем утыкается ему в плечо. Фортепьяно и другие звуки постепенно утихают. Мы слышим отдаленное танго. Они начинают медленно танцевать. ЛОРА почти повисла на нем. ФРЭНК осторожно выглядывает из кладовки. Танго стихает, они останавливаются. В тишине они смотрят друг другу в глаза. ФРЭНК стоит не шелохнувшись. Внезапно фортепьяно разражается несколькими пассажами танго, очень фальшивыми, возвращая их к действительности. Они отходят друг от друга, ФРЭНК прячется.

ЛОРА (оглядываясь). Фрэнк м-может…

РОДЖЕР. Ничего, ничего…

Короткая пауза.

Мне пора.

Секунду они смотрят друг на друга.

ЛОРА. Д-деннис был бы рад т-тебя…

РОДЖЕР. В другой раз.

Он уходит через сад. ЛОРА смотрит ему вслед, ФРЭНК в это время выходит из кладовки. Фортепьяно вновь начинает играть Баха.

ФРЭНК (притворившись, что только что вошел на кухню). Ну вот, лучше. Иногда вдруг прихватывает. Еле добежать успеваю. А Роджер ушел?

ЛОРА. Ему надо б-было.

ФРЭНК. Мне это знакомо. Я не видел его… уже год.

ЛОРА. У него в г-городе встреча.

ФРЭНК. В общем… Наверно, мне пора.

ЛОРА. Ты, к-кажется, собирался что-то рассказать?

Короткая пауза.

ФРЭНК. Да, собирался. Я хотел сказать тебе…

Короткая пауза. Он целует ее.

…ты — мой самый лучший друг.

Он крепко обнимает ее.

ЛОРА. С-спасибо, что зашел. Это т-так важно для меня. Я д-действительно надеюсь, что у тебя все б-будет в п-порядке.

Они отпускают друг друга.

ФРЭНК. Я, наверно, скоро опять приду.

Собирается уходить.

Знаешь, странно: когда мы здесь сидели, на секунду мне показалось, что в саду…

ЛОРА. Да, это был Роджер.

ФРЭНК. Я знаю.

ЛОРА. Он всегда заходит с этой стороны.

ФРЭНК. Да, но на секунду мне показалось, что это был Филлип.

Длинная пауза.

ЛОРА. Показалось.

Короткая пауза.

ФРЭНК. Ладно, мне пора.

Она закрывает дверь на кухню. Короткая пауза.

ЛОРА. Это было один раз, и он был… совсем мальчишкой. Только раз. Я д-думала: «Да ладно, сколько еще будет таких моментов…» и заставила себя з-забыть. Но знаешь, таких больше не было. И я все гадаю, а что было бы, если… а что, если… а Ф-филлип так и не узнал. Это мне в наказание.

Музыка прекращается.

ФРЭНК. Нет, не говори так. Не говори. Это была просто авария, страшная авария. Нельзя всю жизнь чувствовать себя виноватой.

ЛОРА. Я п-пытаюсь прийти в себя, у-успокоиться…

ДЕННИС (из другого конца дома). Лора!.. Лора!..

Она открывает дверь на кухню.

ЛОРА (кричит). Все в порядке, Д-деннис. Все в порядке.

Она закуривает и садится у окна. Снова играет Бах. Она надевает солнечные очки. ФРЭНК садится рядом с ней.

ФРЭНК. Я буду писать.

ЛОРА. Да. П-пьесу.

ФРЭНК. Нет. Тебе.

Она смотрит на него и улыбается, затем они смотрят в сад. Снова слышны звуки лета.

Ну я… я пойду.

Слышны последние такты Арии. Свет гаснет.

Конец