Мария вдруг обнаружила, что мерой презрения, окружавшей ее, служило количество клеветы на нее. Когда одна из прислужниц, науськиваемая леди Шелтон, начала презрительно шептать что-то оскорбительное про нее, правда, в сторону, а потом вставлять и открытые шпильки, переросшие в откровенную грубость и резкие отказы что-либо делать, она почувствовала, что ее положение стало почти безысходным. Она стала человеком, не имеющим никакого влияния, более того, парией, объектом насмешек со стороны слуг. Порой ей вспоминались слова доктора Фокса, королевского чиновника, ведавшего раздачей милостыни, сказанные им почти год назад, когда ее впервые привезли в Хэтфилд. Он ехал рядом с ее носилками и нашел возможность подбодрить ее.

— Стойте твердо, — настаивал он. — Не поддавайтесь вашим врагам. Мы рассматриваем вас как последнюю надежду спасти это королевство от развала и погибели.

С каким-то цинизмом, разраставшимся в ней подобно червоточине с каждым новым днем, Мария презрительно скривила губы при этом воспоминании. Кто за последние годы в Англии предложил какую-нибудь действенную помощь ей или ее матери? Ни один меч не покинул своих ножен, ни один голос не прозвучал смело в их защиту. Народ Англии был слишком занят, надеясь получить для себя привилегии от короля и Кромвеля, стремясь побыстрее принять эту позорную клятву. До тех пор, пока их собственные шкуры не подвергались никакой опасности, они закрывали глаза на страдания тех, кто лишался всего, и делали вид, что не слышат, какие тяжкие удары наносятся по их древней вере.

В своем ожесточении Мария забыла тех немногих храбрецов, которые уже бросили вызов королю и были в результате заточены в тюрьмы, встретив неизвестную, но наверняка ужасную судьбу в попытках защитить церковь своих предков. Епископ Фишер, сэр Томас Мор, капелланы ее матери, безвестные группки молодых и беспутных и старых, стоящих одной ногой в могиле людей из аббатств и монастырей, которых уже навестили специальные комиссии. В ее сознании единственным преданным другом оставался лишь человек, который неустанно трудился над тем, чтобы исправить все эти горестные несправедливости, и то в нем не текло ни капли английской крови.

После их возвращения в Хэтфилд туда нагрянули члены специальной комиссии, возглавляемой ее старым врагом герцогом Норфолкским. Они были присланы двором, чтобы получить присягу на верность от всех его обитателей. Предвидя отношение к этому вопросу Марии, они оставили ее и ее служанку Маргарет напоследок. Высоким дрожащим голосом Маргарет отказалась дать клятву.

— Заприте ее в подвал, — приказал Норфолк. — И давайте есть раз в день. Она останется там, пока не даст противоположный ответ. И этот ответ должен последовать в течение недели. Иначе она узнает, что в темнице ее вообще лишат такой роскоши, как окна, а ее одиночество разделят только крысы.

Когда рыдающую Маргарет увели, он повернулся к Марии.

— Можем ли мы осмелиться предположить, мадам, что вы проявите больше мудрости, чем ваша безмозглая служанка?

— Если предательство считать мудростью, тогда я с радостью буду подражать ее глупости и понесу подобное наказание.

— Нет. Я предполагаю, что его величество изберет более, как бы это сказать, зрелищное наказание для столь значительной персоны, — Его губы насмешливо скривились, но он поспешил отвернуться и сознательно не стал оказывать на нее дальнейшего давления. То, что он подразумевал, разъяснила леди Шелтон. После того как она оказала должное внимание вновь прибывшим, она влетела в спальню Марии.

— Ах, как трогательно вы преклонили колени в молитве! Вставайте-ка, ибо вам понадобится нечто большее, чем молитва, чтобы удержать вашу головку на вашей несгибаемой шейке.

— Если вам больше нечего сказать…

— Более чем достаточно. Как вы смеете продолжать не подчиняться воле своего отца?

— Меня очень печалит необходимость огорчать его.

— Приберегите свою печаль, ибо его теперь совсем не волнует, примете вы присягу или нет, так как парламент объявил вас незаконнорожденной. Теперь вы ничто. — Прежде чем Мария смогла оправиться от этого удара, разгневанная женщина громко продолжала: — Будь я на месте короля, я бы не была столь терпима по отношению к вам. Я бы вышвырнула вас из дома давным-давно и отправила побираться по стране.

— Я посчитала бы это счастливым поворотом судьбы по сравнению со своим теперешним положением, — Мария с презрением отвернулась, но леди Шелтон схватила ее за локоть, заставив повернуться к ней лицом.

— Уж не думаете ли вы устраивать мне сцены, подобно той, что вы только что сыграли перед милордом Норфолком? Придет время, когда вы будете ползать на коленях, моля о пощаде, и дай мне Бог быть свидетельницей этого. Ибо, скажу я вам, моя надменная мадам, король заставит всех своих подданных подчиниться ему в этом деле или ответить за свой отказ собственной головой.

— Если вы пытаетесь запугать меня, вас ждет жестокое разочарование.

— Я не пытаюсь вас запугать. Я просто говорю вам истинную правду. — Ее глаза сверкали какой-то почти садистской радостью. — Только вчера его величество сказал в Совете, что, если вы будете продолжать игнорировать законы его королевства, он отрубит вам голову — настоящая вы ему дочь или нет.

«Отрубит голову!» Страшные слова хлестнули подобно удару меча по натянутым как струна нервам Марии. Несмотря на все самообладание, в ее глазах мелькнуло нечто, и леди Шелтон, заметив это, кивнула, вполне довольная.

— Так-то! Это быстро сбило с вас спесь хоть на чуть-чуть!

— Вы лжете мне!

— Не обманывайте себя подобными надеждами. Король сказал то же самое милорду Норфолку. Если вы не верите мне, спуститесь вниз и спросите у него. — Она расхохоталась, когда Мария не тронулась с места. — Нет? Ну что же, я не виню вас. Теперь я оставлю вас искать утешения в ваших бесконечных молитвах и желаю вам, пусть они навевают сон.

Леди Шелтон могла бы торжествовать, увидь она, как Мария металась и крутилась с боку на бок в постели во все эти ужасные часы последовавшей ночи. Безуспешно она пыталась уверить себя, что все угрозы этой женщины были надуманными. В ее голосе звучало искреннее убеждение, и, более того, даже теперь в ее нынешнем возвышенном положении она не осмелилась бы самостоятельно вложить подобные слова в уста короля. Видимо, и правда, они слетели с его губ. И впервые понимание того, что ее отец деспот, страдающий манией величия, поразило Марию, как удар грома. Лелеемые в ее душе воспоминания детства о грубовато-добродушном веселом гиганте, который качал ее на колене и гладил по волосам, отошли в небытие.

Но даже в этом новом состоянии охватившего ее ужаса она не могла полностью осуждать отца. Те кошмарные перемены, которые произошли с ним, произошли не по его собственной воле. Они были произведены женщиной, столько лет бывшей его злым гением. Подсознательно Мария ухватилась за эту иллюзию как за последний остаток здравого смысла. И конечно же, Анна в своем страхе и ненависти подговорила его устроить эту ловушку для Марии, чтобы путь к трону для ее собственных детей был очищен от последнего препятствия. Но до какой бы степени король ни утратил чувства естественной привязанности к близким, даже он не посмел бы приказать казнить свою старшую дочь. Не посмел бы?.. В глубине исстрадавшейся души Марии рассмеялся маленький демон. Лев, открыто посмевший бросить вызов папе и всемогущему императору и отказавшийся отступить перед ним и, ни секунды не будет колебаться, если понадобится опустить лапу и раздавить крошечную газель у его ног. Последней мыслью Марии перед тем как она провалилась в тревожный сон, была мысль о Чапуизе. Она должна найти какую-то возможность передать ему весточку о нависшей над ней ужасной угрозе. В нем была ее последняя надежда.

Но как добраться до него теперь, когда несчастная Маргарет не может больше поддерживать этой тоненькой связи? Двумя днями позже ответ явился сам собой в лице крупного, плотного доктора Баттеза, королевского лекаря. У Елизаветы случилось какое-то детское недомогание, и доктор Баттез был срочно прислан лечить ее. Он присутствовал на обеде, и Мария со своего самого дальнего места тайком рассматривала его. План быстро принял конкретную форму. Она знала доктора всю свою жизнь, и, хотя он служил королю, он навсегда сохранил глубокое уважение к королеве. Он был знаком с Чапуизом, а самое главное, был человеком кристальной честности. Когда трапеза закончилась, Мария подошла и заговорила с ним, не обращая внимания на предостерегающий сердитый взгляд леди Шелтон.

— Сэр, как давно мы не виделись, — сказала она.

— Слишком давно, леди Мария. Однако я рад этому, ибо это значит, что все это время вы не нуждались в моих услугах.

С профессиональной заботой он отметил ее бледность и усталый вид. Пресвятая Богородица, что же такое они с ней сделали, что завяли розы на ее щеках и исчез блеск в глазах? Доктор Баттез всегда любил короля, хотя втайне и порицал его поведение в последние годы. Сейчас же его сердце ожесточилось против короля. Как может отец превращать свою дочь в мишень для злобной мести, когда она не совершила ничего плохого, кроме того, что осталась преданной своей матери? А если это сделать преступлением, сердито думал он, то хорошенькую же дорогу мы себе выбрали.

Мария вложила в улыбку все свое обаяние.

— Я умоляю вас об одной услуге.

— Все что угодно, если это будет в моих силах.

— Господи, сколько же раз я должна напоминать вам о ваших обязанностях? — Костлявая фигура леди Шелтон втиснулась между ними. — Займитесь делом, — обратилась она к Марии, а доктору Баттезу объяснила: — Король лично наказал мне следить за тем, чтобы она понапрасну не тратила времени в пустых разговорах, сэр.

«Я бы сказал, что у нее вряд ли возникает сильное желание заниматься этим в подобной компании, — подумал он, саркастически посмотрев по сторонам. — Просто шайка приспособленцев».

Мария лихорадочно старалась не упустить последней возможности.

— Это совсем маленькая просьба. Я лишена возможности общаться со своими учителями, боюсь, что мой латинский стал совсем не тот. Сомневаюсь, смогу ли я сейчас даже составить несколько простейших предложений. Вы такой выдающийся ученый — не позволите ли вы немного поговорить с вами на этом языке, с тем чтобы вы указали мне на мои ошибки?

— Ну конечно же, с удовольствием. — Он был озадачен, но прочитал в глазах Марии настоятельную просьбу и, когда леди Шелтон опять попробовала прервать их, отослал ее небрежным жестом. Ух! Эта женщина заставляла его скрежетать зубами от злости.

Мария медленно заговорила, явно колеблясь:

— Я узнала, что, если я откажусь принести присягу, мой отец прикажет казнить меня.

— Но… но в это невозможно поверить, — Огромным усилием воли доктор Баттез не дал своему голосу задрожать из боязни выдать себя тем, кто сейчас смотрел на них.

— Увы, теперь я считаю это вполне возможным.

— Вам об этом сказала эта женщина?

— Да, а ей сказал кто-то из людей, близких к королю.

— Но как я могу помочь?

— У меня есть друг, который сможет установить правду. Вы знаете его — некий джентльмен из Савойи.

— Я сегодня же навещу его.

— Вы сможете? Вы сделаете это?

— И смогу, и сделаю, можете не сомневаться. — Больше они не осмелились продолжать разговор. Грозя пальцем, доктор Баттез выбранил ее уже на английском: — Как вы и сказали, леди Мария, ваш латинский, и правда, серьезно пострадал. Я с трудом мог вас понять. Ну и ну, сейчас любой ребенок заставил бы вас краснеть. Фи, и это вы, которая считалась такой образованной.

Мария стыдливо опустила глаза перед ехидно хихикающими соглядатаями. Но к себе она ушла с легким сердцем. Уже к ночи Чапуиз будет осведомлен о развитии событий и сможет раскопать правду. А все остальное она оставит ему. С Чапуизом, как с Господом Богом, все было возможным. И правда, эти два имени часто становились синонимами для Марии.

Ее служанку выпустили из заточения к концу недели, и с заплаканными глазами и выражением вины на лице она разыскала Марию.

— Ваше высочество, хотя они велели никогда вам этого не говорить, я… — Ее голос прервался.

— Они заставили тебя принять присягу, Маргарет?

— Они приходили ко мне всю неделю и пугали меня тюрьмой, — Ее глаза расширились от воспоминаний. — Они говорили, что меня бросят под землю и… и прикуют цепью к стене и что там будут огромные страшные крысы, которые только и будут ждать, чтобы начать рвать мою плоть, когда… — Она судорожно вздохнула. — Так что, когда они пришли забирать меня туда, я проговорила эти проклятые слова, скрестив пальцы. Да простит меня Пресвятая Дева, ибо вы никогда меня не простите.

— Я прощу. Я все понимаю.

— Значит, вы не прогоните меня, ваше высочество?

— Мне было бы трудно без тебя. Но этот дом не приносит счастья. Ты всегда можешь уйти сама, когда захочешь.

— Я не уйду. Я останусь и… и искуплю свою вину.

Она опять расплакалась, и Мария мягко сказала:

— Перестань плакать и забудь об этой присяге. Ты же отвергла ее в сердце.

— Так я и сделала. А вы, мадам?

— Для меня все по-другому.

Еще как по-другому! Сотни таких Маргарет могут, пусть и с неохотой, произнести эти ненавистные слова. И только Мария должна отказаться произнести их не только в своем сердце, но и губами. С нарастающим гневом она думала: сколько простых людей запугано до такой степени, что отказываются от того, во что верили всю свою жизнь! Но власть ее отца над его церковью должна поддерживаться, даже если часто нежелание кого-либо признать это придется дубинкой превращать в согласие, а от упорствующих быстро избавятся при помощи веревки или топора. И все из-за того, что черноглазая ведьма заманила короля в свои шелковые сети.

Скоро Мария получила новое подтверждение однозначной преданности ей Чапуиза. Она выходила из часовни, когда ее случайно толкнул проходивший мимо конюх. Это был коренастый молодой человек, которого она раньше в поместье не видела, и, когда он пробормотал извинения, она почувствовала, как что-то скользнуло ей в руку. Ее пальцы быстро сомкнулись на клочке бумаги, и она поторопилась спрятать его в своем требнике.

Позже в благословенном одиночестве своей спальни она внимательно изучила записку, предварительно тщательно заперев дверь. Начиналась она весьма зловеще:

«Я не могу опровергнуть того, что далеко не первым сообщил мне наш общий друг. Очень обеспокоен возможными последствиями. Но не сомневайтесь в том, что я усиленно работаю над планом, который сможет обеспечить вашу безопасность. Когда он созреет окончательно, вы будете поставлены в известность».

Несмотря на все свои тревоги, Мария с трудом удержалась от улыбки, прочтя последние слова. Этот налет таинственности живо напомнил ей Чапуиза таким, каким он был. Завершалось письмо так:

«Можете во всем доверять подателю этого письма и использовать его в дальнейшей переписке между нами».

Теперь, зная, что рядом с ней есть союзник, Мария смогла слегка расслабиться. Для Маргарет не составляло особого труда передавать записки шустрому конюху и получать ответные. Тайная переписка продолжалась всю зиму, и, хотя посол иногда и делал какие-то намеки, в целом он продолжал держать Марию в полном неведении о своих окончательных намерениях. Скудными были сведения и о ее матери. Скрипел ли снег под ногами Марии на прогулке, дрожала ли она даже под одеялами зимними ночами, ее мысли неизменно возвращались к Екатерине в ее промозглом, мрачном Кимболтоне.

Женщина, которая заняла ее место, каталась как сыр в масле при дворе, и ненависть Марии к ней иногда прорывалась в рыданиях от бессильного гнева. Король и Анна часто навещали свою маленькую Елизавету, но Марии больше ни разу не позволили даже близко подойти к ним. Ее просто запирали в ее комнате до тех пор, пока они не уезжали, да и она сама потеряла всяческое желание общаться со своим отцом.

Специальная комиссия больше не появлялась, но Мария не обманывалась насчет мнимой отсрочки приговора. Кошка может позволить себе какое-то время не обращать внимания на мышь. Тем более что ее норку хорошо сторожат. Быстрый приход весны застал всех обитателей поместья переезжающими в летнюю резиденцию в Гринвиче, и, когда овечки начали резвиться на молодой травке, время ожидания для Марии кончилось.

Она была в детской с Елизаветой, стоя на коленях на полу, пока ребенок делал свои первые неуверенные шаги, направляясь навстречу протянутым к нему рукам Марии. Пухлые ножки Елизаветы неожиданно подкосились, и она шлепнулась на попку с таким удивленным видом, что Мария широко улыбнулась. Она подняла ребенка и помогла ей привести себя в порядок. В этот момент в комнату вошла Маргарет с поручением для няньки. Ту срочно хотела видеть старшая прачка. Когда женщина поспешно вышла, Маргарет нервно захихикала:

— Я упросила Джоан послать за ней, но она хорошая женщина и продержит сиделку достаточно долго в своих ворчаниях и жалобах, ваше высочество. — Она взглянула на Елизавету, как будто бы ребенок подслушивал. — Ваше высочество, в обед со мной говорил Джон.

— Джон?

— Наш новый конюх, мадам. — Она потупила взор, и губы Марии скривились. Она знала об излишнем пристрастии своей служанки к противоположному полу. А с другой стороны, почему бы и нет, коли она молода и хороша собой?

Маргарет между тем понизила голос до замогильного шепота:

— Мадам, вам надо сегодня ночью, когда все уснут, прийти в часовню. Джон сказал, что там вас будет ожидать некий джентльмен.

Это мог быть только один джентльмен.

— Когда, Маргарет?

— Когда пробьет полночь.

И теперь Мария рассмеялась открыто. Время, выбранное для свидания, выдавало Чапуиза с головой. Только он, с его пристрастием к драматическим эффектам, мог выбрать час ведьм для этой встречи!

— Я тоже выскользну из комнаты служанок, чтобы побыть на страже, пока вы будете там.

— А другие не услышат, как ты уходишь, и не заинтересуются ли этим? Не может случиться так, что кто-нибудь вздумает проследить за тобой?

Маргарет презрительно фыркнула.

— Нет, они же и сами по ночам бегают на свидания со своими… — Она вовремя спохватилась и остановилась на полуслове, смущенно кашлянув.

Мария могла только надеяться, что служанки благоразумно крутят свои амуры на заднем дворе. Ей живо представилось, как она налетает на невидимую в темноте любезничающую парочку на своем пути к часовне!

И все-таки за несколько минут до полуночи она кралась на цыпочках по безлюдным коридорам и лестницам. Неожиданно девушка замерла от страха, когда вдруг из темноты перед ней выросла какая-то неясная фигура. Но это был всего лишь Джон, стороживший вход в часовню, и, успокоив ее, он открыл ей дверь. Чапуиз стоял на коленях у передней скамьи и, когда она подошла к нему, взял ее руки в свои и крепко сжал их. Она приникла к нему, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Почти два года. Какими длинными они были! — Ее голос, казалось, дрожал в тишине.

— И как вы были храбры.

— О нет, должна признаться, что часто я очень трусила.

Она вздрогнула от внезапного резкого вскрика совы, и Чапуиз прошептал:

— Не надо бояться. Джон и мой слуга, спрятавшийся в саду, предупредят нас, если кто-нибудь появится. Мы успеем скрыться, прежде чем нас обнаружат.

Мария заметила его улыбку и интуитивно почувствовала, что он рад этому краткому, но очень опасному свиданию.

— Ваше высочество, вам больше нечего бояться, хотя вы по-прежнему остаетесь в окружении врагов. Все устроилось. Скоро вы будете в безопасности — с помощью вашего кузена-императора.

— Не может быть! — Она чувствовала, как от прилива счастья у нее закружилась голова.

— И тем не менее это так. Именно так. Мой план окончательно выработан. Вам потребуется в последний раз проявить свою храбрость, но у вас ее всегда было в достатке.

— Я сделаю все, что потребуется, абсолютно все. — Она, казалось, не замечала, что он все еще держит ее руки в своих, нежно поглаживая их.

— Я уже давно понял, что для вас есть только одно безопасное место. Оставаясь же здесь и отказываясь принять присягу, вы постоянно будете в опасности — и я боюсь за вас.

— Значит, леди Шелтон сказала мне правду?

Голос Марии дрожал, и в дальнейшем Чапуиз выбирал слова очень осторожно:

— Кто может проникнуть в глубину королевских мыслей? Но одно я знаю точно. Он не потерпит, чтобы ему вечно противостояла сильная оппозиция. Он не захочет рисковать. Да еще и эта его любовница постоянно жужжит ему в уши. Пока вы проявляете открытое неповиновение, и она, и ее незаконнорожденное дитя находятся в постоянной опасности. Ее боязнь вас служит для нее хорошим стимулом, чтобы неустанно подталкивать короля к действиям. И это давление будет постоянно расти, особенно если она так и не родит королю сына. Но во владениях императора вы будете вне досягаемости для ее злобы. Теперь слушайте, ваше высочество…

Дрожа от нервного возбуждения, Мария вся напряглась, вслушиваясь в его тихий голос, пока он раскрывал перед ней свой план действий.

Спокойная прогулка в окрестностях имения… неожиданное появление группы всадников… нападение на ее охрану… потом быстрая скачка к реке… быстроходная галера, которая доставит ее к устью, где будут ждать два императорских корабля… и наконец бросок через Ла-Манш к свободе.

— Вас все это не пугает? — тревожно спросил Чапуиз. — Мы все время надеялись, что вы переедете в какое-то имение, которое будет стоять близко от реки. Это место выбрано самим Господом.

— Пугает?! — Она глубоко вздохнула. — Да разве узник боится побега из ужасной тюрьмы? Но когда, когда?

— Скоро. Вам сообщат. Вашей же первостепенной задачей будет убедить их позволить вам пойти на прогулку.

— Они не разрешат гулять мне одной. Со мной всегда будет охрана.

— Мы готовы к этому. Вам нужно только пойти к реке. Когда появятся нападающие, сделайте вид, что сопротивляетесь, и кричите о помощи. — Он ухмыльнулся. — Тогда позже, когда вашу охрану найдут, освободят от пут и вынут им кляпы изо рта, они будут клясться, что леди Мария была похищена. Пройдет слух, что вас выкрали по приказу императора.

— Вы думаете, мой отец и мистер Кромвель поверят этому?

— Очень в этом сомневаюсь, — сухо ответил Чапуиз. — Но и обратного они доказать не смогут.

— Вы подумали обо всем. — Неожиданно голос Марии задрожал от ликования: — Я знала, что мой кузен не бросит меня в беде. Хотя он и очень занят государственными делами, я все еще важна для него.

Чапуиз пробормотал что-то неразборчивое. Даже за все сокровища Нового Света он не стал бы рассказывать Марии, какие титанические усилия ему пришлось приложить, чтобы убедить осторожного императора предпринять этот шаг. И только когда его посол стал слать гонца за гонцом и заваливать его бесконечными письмами с душераздирающими описаниями той неминуемой опасности, которая грозит Марии, Карл весьма неохотно согласился послать военные корабли из Фландрии. Чапуиз содрогнулся, вспомнив фразу из одного из посланий императора:

«Кто будет оплачивать ее расходы, когда она окажется у меня, ведь у нее самой денег нет?» — писал Карл раздраженно. Мария видела его всего раз много лет назад, когда он был с визитом в Англии. Шестилетней девочке император запомнился прекрасным благородным рыцарем, и время только углубило этот образ в ее сознании. «Пусть она остается в этом прекрасном заблуждении, — подумал сейчас Чапуиз. — У нее их осталось не так много».

— Когда о вашем похищении станет известно, непременно будет погоня, — предупредил он ее. — Но я уверен, что она будет носить несерьезный характер. Вся Англия будет радоваться вашему побегу.

— А моя мать…

— Будет радоваться больше всех, ибо с ее плеч спадет груз страха за вас. Она ничего не знает об этом плане, так что не сможет оказаться замешанной в чем либо. — Он искоса взглянул на Марию, чье лицо в лунном свете казалось восковым цветком. Эти несколько минут, проведенные наедине с ней, доставили горьковато-сладкую радость маленькому савояру. Он никогда не задумывался над истинной природой своего чувства к ней — рыцарская жалость к ее несчастьям у него настаивалась еще и на дрожжах простых человеческих желаний обыкновенного мужчины. Чапуиз знал только, что с их первой встречи шесть лет назад Мария Тюдор навсегда вошла в его сердце, чтобы править там беспредельно! Он сдувал бы с нее пушинки, если бы ему было позволено. Он с большой неохотой встал с колен, выпустив ее маленькие ручки из своих.

— Нам небезопасно оставаться здесь с вами дольше, ваше высочество, и мои слуги, оберегающие нас снаружи, начнут волноваться из-за моего долгого отсутствия. Ждите от меня послания и помните: все будет хорошо.

— Я еще увижу вас?

— Не раньше чем вы покинете эту страну. А потом — о да, я уверен в этом.

«Более чем уверен», — отметил он про себя с мрачным юмором. Его пребывание в Англии в качестве посла придет к концу, как только известие о побеге достигнет ушей короля. Ибо любой человек, даже такой тупоголовый, как герцог Норфолкский, сможет распознать руку мастера за каждым шагом бегства Марии. «Но я вернусь», — сказал он себе, скача насыщенной ароматами весны ночью назад в Лондон, пока Мария, без помех добравшаяся до своей спальни, лежала, вглядываясь в темноту, слишком счастливая, чтобы заснуть.

Она совсем забыла о том, что ее освобождение должно стать сигналом к восстанию, давно запланированному Чапуизом и столь решительно запрещенному Екатериной. Он же никогда не отказывался от своего проекта, и, если Мария окажется в безопасности от могущего постигнуть ее возмездия, разгорится большой пожар. Император автоматически окажется втянутым в войну с Англией, поскольку Мария найдет убежище именно у него. Карл будет вынужден оказать военную помощь восставшим. Когда они победят, а пылкая натура Чапуиза никогда не сомневалась в этом, Мария сможет вернуться в Англию, чтобы быть провозглашенной королевой, и трон с ней разделит Реджиналд Поул. Однако было настоятельно необходимо, чтобы она оставалась в неведении об этих глубоко лежащих замыслах, пока они не станут для нее явью. Посол хорошо запомнил урок, который получил от Екатерины. И он совсем не был уверен, разделяет ли дочь заблуждения своей матери. Женщины всегда непредсказуемы — даже та, которую он любил, подумалось ему в приливе нежности, а он играл, поставив на кон практически все. Теперь никто не должен свернуть его с пути.

Все последующие недели Мария постоянно жила в состоянии какого-то воодушевления. Каждодневные заботы отошли в тень. Ее больше не трогали эти злобные укусы тех, кто ее здесь окружал. Все ее существо было устремлено к тому решающему моменту, когда она поскачет к реке — и к свободе.

Даже когда все обитатели поместья переехали в другой замок, расположенный в нескольких милях от прежнего, ее дух остался тверд. Она была прекрасной наездницей — что такое пятнадцать миль для девушки, отчаянно борющейся за свою жизнь? Но ни она, ни Чапуиз не могли предусмотреть несчастного случая, который спутал им все карты.

— Сестра, она очень больна. — Леди Алиса Клэр безрезультатно вглядывалась в бегающие глаза леди Шелтон.

— Глупости! Девчонка просто симулирует. Два-три дня в постели под присмотром этой ее служанки, которая будет скакать вокруг нее со своими услугами, больше всего пойдут на пользу этой моей высокородной могущественной мадам.

— Ты не права, — пропищала леди Клэр с несвойственным ей вызовом в голосе. — Она лежит там, вся дрожа и стеная, как больной зверек. Анна, нам надо послать за врачом.

— Что еще за вздор! Нас просто поднимут на смех за все наши старания.

— Но… а что, если она умрет? — Она оборвала себя, прижав два коротеньких толстых пальца к губам.

Леди Шелтон избегала ее взгляда.

— Уверяю тебя, нет никаких оснований для беспокойства. Просто она съела слишком много жареной свинины вчера за ужином. Теперь она расплачивается за свою жадность.

Анна Шелтон засеменила прочь, положив конец дальнейшим спорам. Но сердце леди Клэр становилось мягким, как масло, когда дело касалось Марии. И в данном случае она смогла подняться над собственной глупостью и, не обращая внимания на возможный гнев сестры, послала гонца к королю с известием о смертельной болезни Марии. Генрих направил к ним доктора Баттеза, который спешно отъехал от двора. Но прежде он на несколько минут задержался в доме Чапуиза для взволнованного разговора и в результате попросил испанского врача Екатерины приехать к нему, чтобы иметь и его мнение о болезни.

Доктор Баттез оказал медицинскую помощь больной девушке, чтобы облегчить ее страдания. Стараясь не сказать лишнего, он практически ничего не поведал леди Шелтон о природе болезни Марии.

— Она страдает от сильной лихорадки. Я буду знать больше, когда здесь соберутся еще несколько моих коллег, — кратко информировал он ее.

Мигэль де ла Са вскорости прибыл после трудной скачки из Кимболтона, и вместе двое врачей тщательно осмотрели Марию. Периодически повторяющиеся приступы тошноты все еще продолжали мучить ее. Между приступами она лежала измученная, почти без сознания.

— Что вы думаете? — Доктор Баттез кивнул на фигуру, распростертую на постели.

Испанец поколебался, явно встревоженный. Смущенным взглядом он окинул комнату, и доктор Баттез нетерпеливо махнул рукой.

— Чувствуйте себя свободнее, приятель. Никакие шпионы не прячутся в этой комнате под кроватью. Вы можете говорить откровенно.

— Тогда я… я полагаю, что причиной этих болезненных симптомов может быть состояние ее нервной системы.

— Я согласен с вами. Но не могли ли они быть вызваны также… ядом?

При этом страшном слове желтоватое лицо доктора Са нервно передернулось. Он крепко сжал свои тонкие пальцы.

— Это возможно. — Его голос дрожал, как натянутая струна, и доктор Баттез удовлетворенно проворчал что-то в ответ на это признание. Большего он и не мог ожидать. Испанец был явно испуган, и можно было не сомневаться, сколь тяжело ему пришлось в жизни.

— Вы… вы же не станете ставить в известность короля о наших, может быть, необоснованных подозрениях? — Его водянистые глаза просто молили.

— Это будет зависеть от многих обстоятельств. — Доктор Баттез склонился над Марией. — Похоже, что ей чуть полегчало. При условии необходимого ухода она поправится. Но если бы нас не вызвали… — Он выпрямился. — Но вот что уже точно, так это то, что есть кое-кто, кого надо обязательно поставить об этом в известность, и причем немедленно. Мы найдем ее внизу, — добавил он добродушно. — Вы будете просто присутствовать, я не хочу, чтобы вы участвовали в нашем маленьком разговоре.

Мигуэль выдавил измученную улыбку. Он был предан Екатерине, но прекрасно понимал, что не годится на роль мученика. Он был хорошим врачом, оставившим спокойную жизнь в Испании, чтобы служить королеве. Кто мог предполагать тогда, что поднимется эта буря, которая в один день вовлечет и его, Мигуэля, в свой водоворот? Он не мог даже и предполагать, что его ждет жизнь на грани нищеты и что он постоянно будет ощущать нависшую над ним угрозу, но такова была судьба. Он беспрестанно молил Бога о том, чтобы ему дозволено вернуться в Испанию и закончить свои дни там в безопасности. Пусть уж другие смело идут навстречу мучительной смерти во имя спасения своих идеалов.

Перспектива остаться на этом окутанном туманами острове в виде обезглавленного трупа вечно маячила перед ним. Насколько он понимал, инициаторами этой попытки отравить Марию был либо сам Тюдор, либо его любовница. Бог свидетель, у них было достаточно причин, чтобы убрать ее со своего пути. Но если это так, то можно себе представить, как они обойдутся с каким-то испанцем, который посмеет раскрыть их злобные намерения!

«Для доктора Баттеза в этом нет ничего страшного, — думал он обиженно, следуя за ним вниз по лестнице. — Он может себе позволить высказать свое мнение, будучи уверенным, что его руки сохранят его шею в полном порядке. Король никогда не пошлет его на плаху». Насколько он знал, Генрих превращался в дрожащего от страха труса, как только у него объявлялись симптомы хоть какой-нибудь болезни.

Весь трясясь, доктор Мигуэль прислушивался к разговору между доктором Баттезом и леди Шелтон, проходившему в ее личных апартаментах.

— Мы сделали все возможное, чтобы облегчить страдания леди Марии. Вам следует поблагодарить вашу сестру за то, что мы смогли прибыть вовремя.

— Хвала Богу, но в чем причина ее недомогания? Она прыгала, как козочка, еще пару дней назад.

— «Прыгала, как козочка» — это определение, которое не подходит к ней ни в коей мере и никогда не подходило, мадам. — Его сарказм приобрел угрожающий оттенок: — Если наши подозрения верны, мадам, то болезнь леди Марии была и вправду внезапной. Яд действует быстро.

— Яд! — Ярко-красные пятна выступили на ее щеках. — Фи, какой абсурд!

— Возможно, вы забыли, что мы одни из лучших врачей в этой стране, леди Шелтон, — Доктор Баттез никогда не отличался излишней скромностью, — И мы не строим наших выводов на каких-то предположениях.

— Но… это невозможно! Кто… кому надо было отравить ее?

— Да и правда, кому? — прогремел он, и она непроизвольно сделала шаг назад.

— Надеюсь, вы не намекаете, что я… что мы… Я буду жаловаться королю.

— Уверяю вас, мадам, что все факты будут изложены его величеству. — Неожиданно он так грохнул кулаком по столу, что Мигуэль чуть не подскочил, а леди Шелтон схватилась за голову. — Вот что я вам скажу. Если под крышей этого дома зрели преступные замыслы, я не могу оставить их неразоблаченными. Но если эта персона намерена нанести новый удар, ему… или ей стоило бы остановиться и задуматься над жестокой судьбой отравителей. — Видя, что она лишилась дара речи, он продолжил, подчеркивая каждое слово: — Леди Шелтон, разве вы не помните тот случай несколько лет назад, когда была предпринята попытка покушения на жизнь епископа Фишера? Нет? Тогда позвольте мне освежить вашу память. Личность настоящего убийцы так и осталась нераскрытой. За все ответил бедный обманутый повар, которому заплатили, чтобы он всыпал немножко некоего белого порошка в суп епископа, причем он думал, что это была всего лишь невинная шутка. — Доктор Баттез покачал своей львиной головой при этих мрачных воспоминаниях. — Я не присутствовал при ужасной смерти этого повара, но мне рассказывали, что, когда его раз за разом окунали в котел с кипящим маслом, его пронзительные крики при агонии выворачивали желудки наизнанку даже у самых твердокожих свидетелей его казни. — Он сделал паузу, довольный произведенным эффектом.

Мигуэль, казалось, и сам был близок к тому, что его сейчас вырвет, а лицо леди Шелтон приобрело цвет зеленого горошка. Зубы у нее громко стучали.

— Итак, мадам, если в будущем леди Мария падет жертвой искусного отравителя, вы, как глава дома, станете ответственной за это независимо от того, виноваты ли вы на самом деле или нет. И можете быть уверенной, что истинный преступник останется безнаказанным. А смертная казнь, увы, для женщин назначается так же, как и для мужчин, и применение ее к противоположному полу никого не волнует.

Несчастная женщина тоненько взвизгнула, и голос доктора Баттеза несколько смягчился:

— Не надо так волноваться. Вы никогда не угодите в этот котел, если будете следовать моим советам. Вам просто надо сделать так, чтобы каждая крупица еды, каждый кубок вина или эля, поднесенный леди Марии, сначала подавались вам. Ну разве это не простейший способ обеспечить ваше спасение от тех ужасов, которые я только что живописал перед вами?

Она смогла только пробормотать что-то нечленораздельное, сильно заикаясь.

— Значит, будем считать, что дело улажено к нашему обоюдному удовольствию. Я еще некоторое время позлоупотребляю вашим гостеприимством, чтобы побыть со своей пациенткой.

Он повернулся на каблуках и вышел, оставив ее наедине с собой, ибо Мигуэль тоже благоразумно последовал за ним, вытирая пот со лба.

— Надеюсь, что я запугал ее почти до потери сознания, — Доктор Баттез удовлетворенно потер руки. — Если она или кто-нибудь еще в этом доме были ответственны за это, то теперь наша прекрасная дама сделает все от нее зависящее, чтобы предотвратить повторную попытку, опасаясь за свою шкуру.

— Мы не знаем наверняка. Мы можем только подозревать.

Англичанин пожал плечами.

— Разве можно ошибиться, чувствуя крысиный дух под самым носом? Вы останетесь со мной?

— Нет. С вашего разрешения, я вернусь в Кимболтон, — быстро ответил Мигуэль. Ему хотелось как можно быстрее выбраться из этого тумана интриг, пока они не бросили свою тень и на него.

— Королева… я хотел сказать, вдовствующая принцесса… с нетерпением ждет новостей.

— Ни в коем случае не рассказывайте ей всего! Скажите ей, что я остался с ее дочерью. Она обязательно поправится, и я искренне убежден, что ничего плохого с ней больше не произойдет.

Той же уверенностью было проникнуто и его письмо к обезумевшему от неизвестности Чапуизу. Доктор Баттез нагнал на леди Шелтон такого страху, что, хотя это и было слабым утешением, теперь он был твердо уверен: какое бы оружие ни было направлено в будущем против леди Марии, яда среди него не будет до тех пор, пока она будет жить под этим кровом.