Глава I
ВЕРХНЯЯ САВОЙЯ
На вокзале в Аннеси их встретила жена Марсака. Они сели в автобус и поехали в Сен-Жорио.
Гостиница «Отель де ля Пост» стояла на перекрестке дорог в центре маленькой деревушки с населением в сотню человек. Это потемневшее от времени деревянное строение дачного типа было совершенно непохоже на городские отели, где их всегда подстерегало столько опасностей. Царившее вокруг спокойствие вселило в Мишеля новые надежды. Полной грудью вдыхал он прохладный утренний воздух, чувствуя в себе прилив сил и бодрости.
На автобусной остановке Мишеля и Луизу ждал Марсак. Он повел их в гостиницу. Там они выпили по чашке превосходного кофе — такого Мишелю еще не доводилось пробовать во Франции. Марсак вручил Мишелю новое удостоверение личности.
— Мы решили, что вам лучше начать жизнь здесь под другой фамилией, поскольку Пьер Шовэ довольно долго фигурировал в полицейских картотеках.
Мишель открыл удостоверение и увидел под фотографией, которую он дал Марсаку еще в Тулузе, имя зятя Лаваля — Пьер Шамбрен. Он рассмеялся:
— Ну, если это и помирит меня с немцами, то я, вероятно, буду убит рукой патриота как коллаборационист!
Всем стало смешно: выбор имени не мог быть более парадоксальным.
Затем, Марсак провел их в контору гостиницы, сразу же за баром, и представил хозяину Жану Коттэ.
— Господин Шамбрен, — начал он, — английский офицер. Вряд ли вам это пришло бы в голову.
Мишеля ошеломила такая откровенность, а также и ответ хозяина:
— Откуда вы знаете, что не рискуете, приведя его в мой дом?
— О, у нас есть много способов проверки лояльности людей, и нам известно, что ваши убеждения совпадают с нашими.
Мишель поздоровался с Жаном Коттэ. Это был человек могучего сложения, сравнительно молодой для владельца гостиницы — Мишель давал ему 28–29 лет. Через очки в роговой оправе Коттэ в упор посмотрел на Мишеля своими карими глазами, загадочными и непроницаемыми. Тот и не подозревал, что Жан Коттэ давно жаждал внести свой вклад в дело борьбы за свободу родины. Наконец судьба даровала ему эту возможность. Ни Жан, ни Луиза, ни Мишель не знали тогда, что станут друзьями на всю жизнь.
Вскоре в контору вошла красивая женщина лет 25, жена Жана. Жан представил ее гостям. Звали ее Симона.
Распрощавшись с хозяином, вернулись в бар. Там уже сидели Жак Ланглуа и Жак Латур, которые выглядели довольно неуклюже в своих канадках с меховыми воротниками.
— Мы обыскали все вокруг в поисках подходящего дома, — заговорил Марсак, — и нас устраивает только вон тот. — Он показал рукой через окно на прямоугольное, похожее на коробку строение, стоящее обособленно всего метрах в трехстах от гостиницы.
— Вижу, — сказал Мишель.
— Поль устроился со своей женой в небольшом домике за озером и два раза в день приплывает к нам на лодке.
— Кто еще с вами? — спросил Мишель.
— Моя жена, секретарша Сюзанн, мой заместитель Роже Барде, полковник Ламбер и мадам Лелонг, которая нам готовит. Кроме того, сюда периодически наведываются человек шесть связников. Сейчас здесь Ланглуа, Латур, Луи-бельгиец и Рикэ. Жерве остановился отдельно в маленькой деревушке в трех километрах отсюда.
«Молодец Жерве, — подумал Мишель, — по крайней мере, у него есть шансы спастись, так же как и у Арно, если нас с Луизой схватят».
— Как вы думаете, Рикэ сможет достать два велосипеда— наши идут багажом из Канна — и показать мне сегодня днем Фаверж? — спросил он Марсака.
— Конечно.
— Спасибо, — сказал Мишель, — я зайду за Рикэ без четверти два.
У Луизы было медицинское свидетельство, в котором говорилось, что по состоянию здоровья ей необходимо жить на высоте 400 метров над уровнем моря (Сен-Жорио расположена примерно на высоте 500 метров). Жана и Симону Коттэ очень обрадовала подобная предусмотрительность, потому что другие постояльцы, которых было человек 25–30, неизбежно заинтересуются новой парой. Что же касается родственных отношений, то для французов это далеко не столь важно, как для англичан.
В назначенное время Мишель зашел за Рикэ, и они поехали на велосипедах в Фаверж— небольшую деревню, приютившуюся у подножия высоких, поросших лесом гор. Здесь они направились прямо к владельцу лесопилки господину Фавру. Их встретил невысокий спокойный человек в очках. Прежде чем они вошли в дом, Фавр показал на дерево, заметив при этом, что оно может подойти для антенны. Мишель взглянул на дом, потом на дерево и с удовлетворением отметил, что с северной стороны от них простирается долина.
Фавр охотно согласился, чтобы у него не только жили, но и работали на рации. Добродушная миловидная жена Фавра показала комнату, которую они с мужем отвели для Арно. Мишель поблагодарил супругов, и они с Рикэ пошли навестить другого патриота, Милло. Милло держал маленький бар с отдельным прилавком, где продавались сигареты и различные канцелярские принадлежности, как это принято в небольших деревнях.
В баре, кроме жены Милло, никого не было. Она встретила их любезной улыбкой и сказала, что муж сейчас в задней комнате.
Открыв застекленную дверь, она провела их туда и вернулась к своим делам.
Милло оказался коренастым, почти квадратным, человеком тридцати с лишним лет. Над прямым лбом поднималась копна непослушных волос цвета соломы. Открытый взгляд голубых глаз как-то не вязался с решительным подбородком. Одет он был по-домашнему, без воротничка и галстука.
Громовым басом он весело приветствовал Мишеля и зажал, словно в тиски, его протянутую руку. Дружеское рукопожатие этого здоровяка оказалось довольно чувствительным.
Милло сказал, что Арно может установить рацию на горе в домике лесника. Не теряя времени, он завел свой «Рено» и повез их вверх по заснеженной горной дороге.
Место оказалось превосходным, открытым с севера, так что помех для радиосвязи с Лондоном не было. С точки зрения безопасности оно также вполне устраивало: было заметно любого, кто приближался к домику. Здесь Арно мог работать совершенно спокойно, а в случае налета — бежать в любом из трех направлений.
Пока Милло с головокружительной быстротой вез их вниз, Мишель размышлял об итогах сегодняшнего дня. Все как будто шло хорошо.
И, наконец, они посетили дом местного страхового агента господина Симона. Он держался с поистине наполеоновским достоинством, из-за чего получил прозвище Префект, которое шутя принимал как должное. Он приветствовал Мишеля и представил его своей жене. Этот дом убежденных англофилов стал убежищем для английских летчиков, которые возвращались на родину не обычным путем, через Испанию, а через Швейцарию.
— У меня наверху сейчас прячутся двое ваших соотечественников, — сказал Симон Мишелю. — Не хотите ли встретиться с ними?
— Очень хочу.
Симон озорно посмотрел на Мишеля и предложил:
— Я скажу, что вы из гестапо!
— Ради бога, не надо! — взмолился тот. — Вы же напугаете их до смерти!
— Идемте! — сказал он, беря Мишеля за руку.
Рикэ остался с мадам Симон, которая бурно протестовала против сомнительной шутки мужа, пока Мишель и Симон поднимались вверх по лестнице.
Открыв дверь спальни, Симон произнес по-французски:
— Я привел к вам соотечественника, — и оставил их одних.
Двое молодых людей, одетых в нескладно сидящие на них гражданские костюмы, вопросительно посмотрели на Мишеля, они ничего не поняли из того, что сказал хозяин.
— Привет, ребята, — приветствовал их Мишель.
— Привет, — неуверенно ответил один с легким новозеландским акцентом.
Их, несомненно, предупредили, что все образованные немцы владеют английской разговорной речью и с помощью различных словечек, которых не ждешь услышать от иностранца, пытаются вызвать людей на откровенность и вытянуть нужную информацию. Они смотрели на Мишеля так, словно ждали, что он вот-вот станет уговаривать их, начав с избитой фразы: «Ну, ребята, для вас война кончилась…»
Между летчиками и Мишелем лежала пропасть, и Мишель не знал, как преодолеть ее. Ему не хотелось признаваться, что он английский офицер. Он знал, что не похож на военного и они все равно не поверят.
— Вы с бомбардировщика, ребята? — продолжал Мишель.
— Да.
— Что случилась с остальными? — спросил он и сразу сам почувствовал, что это прозвучало подозрительно.
— Один погиб — у него парашют не раскрылся. Остальные разошлись кто куда…
— Да, жалко… Вы знаете, — продолжал он, меняя тему, — народ здесь хороший. Меня просили передать, что завтра вечером вас повезут к швейцарской границе.
— Спасибо.
— Если хотите, я сообщу о вас начальству в Англию и родные будут знать, что вы возвращаетесь.
— А вам-то что?
— Хотите верьте, хотите нет, я — английский офицер.
— Что же вы здесь делаете?
— Разве вы не слышали? Здесь много нас таких, в штатском. Делаем, что можем.
— Подумать только… — изумился один из летчиков, наконец поверив, что перед ним свой.
Оба написали сведения о себе и передали Мишелю.
— Мы этого никогда не забудем, — сказал один из летчиков.
— Обо мне можете забыть, — сказал Мишель. — Но всегда помните об этих людях, — закончил он, кивнув в сторону двери, за которой остались хозяева-французы.
Положив на стол пачку сигарет, Мишель простился с летчиками.
— Привет родине, — сказал он в дверях.
Когда он и Рикэ возвращались в Сен-Жорио, Мишель думал, что неплохо бы остаться здесь до конца подпольной работы среди этих замечательных людей.
Рикэ уехал в Монреже за Арно. Через двое суток он вернулся и в свойственной ему манере коротко доложил, что радист в Фавреже и уже наладил связь с Лондоном из домика лесника, где решил работать все время, предпочитая это место долине. Рикэ добавил, что сейчас Арно ждет Мишеля на почте.
Мишель сел на велосипед и через десять минут уже подъезжал к почте. Он несказанно обрадовался, когда увидел могучую фигуру своего помощника, атлетические пропорции которой не мог скрыть даже просторный серый костюм из твида. Арно тоже был явно рад встрече. Его красивое лицо светилось теплотой, губы приветливо улыбались. Больше Мишель не сомневался, что дружеские чувства стали наконец взаимными.
— Эжен шлет всем привет и наилучшие пожелания, — начал он. — Мне пришлось порядком поработать на него, так как у Урбана опять испортилась рация. Но теперь ее починили… Я сообщил в Лондон о выходе из Бреста «Шарнгорста» и «Гнейзенау» задолго до назначенного дня. Но ведь ты знаешь, как там реагируют на такие радиограммы, — они раскуривают ими свои проклятые трубки! И какого черта мы тут возимся. Лучше плюнуть на все и заняться лыжами.
Они еще минут десять поговорили о разных делах и разошлись, условившись, что завтра с Арно встретится Луиза. Она и впредь будет поддерживать связь между ними.
На следующий день Роже Барде доставил со станции велосипед. Когда он ушел, Луиза сказала Мишелю:
— Не нравится мне этот человек, у него хитрые глаза.
— Что же прикажете с ним сделать? Утопить в озере?
— Я серьезно, Мишель. Он плохой человек.
— Ну, может быть, вы и правы. Но пока его поведение не возбуждает подозрений. Даже если они и возникнут, пусть Роже займутся сами французы. У них есть здесь люди, которым ничего не стоит его прикончить. Вчера Марсак познакомил меня с парой таких ребят. Во всяком случае, нельзя убирать человека только за то, что у него хитрые глаза. Нужны веские доказательства…
— Будет слишком поздно, когда появятся доказательства.
— Я, иностранец, не могу советовать Полю или Марсаку следить за ним. Кроме того, оба они — да и я тоже — просто поражены сообразительностью и мужеством Роже, проявленными недавно в деле.
Больше они об этом не говорили. Если бы только Луиза сказала: «Умоляю, предупредите Поля. Скажите ему, что необходимо следить за каждым шагом этого человека, подслушивать все его телефонные разговоры…» или если бы Мишель понял это сам, многие события приняли бы для них другой оборот.
Пошла вторая неделя марта 1943 года — третья неделя с тех пор, как они поселились на новом месте. Кажется, им удалось наконец сбить гестаповцев со следа.
На парашютах сбрасывалось все больше грузов, программа организации диверсий на железных дорогах опять выполнялась вполне удовлетворительно.
В это время Поль сообщил Мишелю, что Карте удалось улететь из Шануана на «Гудзоне», который он принял собственными силами. Говорили также, что сразу же вслед за этим в Арле было арестовано семнадцать человек, среди них кое-кто из членов семьи Карте. Сообщение о вылете Карте подтвердилось, но Мишелю так и не удалось узнать, насколько достоверны слухи об арестах. Тем не менее, судя по обстановке, которая сложилась в Арле — а она вряд ли с тех пор изменилась к лучшему, — сомневаться в достоверности слухов почти не приходилось.
С прибытием Карте в Лондон руководители французского направления не могли не оказаться в довольно затруднительном положении. С одной стороны, их представитель во Франции сотрудничает с соперниками Карте, назначение которых они сами же одобрили, о чем открыто сообщили по Би-Би-Си всем патриотам, с другой стороны, Карте — отвергнутый вождь, которому они до сих пор помогали и даже вывезли из страны.
Поль также сказал, что якобы перед отъездом Карте Би-Би-Си передавала сообщения, опровергающие содержание предыдущих передач о смене руководства. Из этих сообщений явствовало, что Карте снова снискал расположение Лондона. Если это так, тогда, значит, Карте не только удалось склонить на свою сторону лондонских начальников, но и вынудить их вонзить нож в спину Мишелю — их же представителю. Мишель был вне себя от ярости. Он с ними поговорит, когда вернется в Лондон! Так поговорит, что всем чертям тошно станет! Особенно с типами, повинными в предательстве! Ненависть к врагу была куда слабее той, которую он вдруг почувствовал к этим своим соотечественникам. Пусть его засадят на пару лет в Тауэр, но он покажет этим людишкам!..
Он долго не мог прийти в себя после столь потрясающих новостей, а когда через несколько часов немного остыл, то решил, что говорить о случившемся Арно пока не стоит. Нужно продолжать борьбу — продолжать, несмотря ни на что! Он и Поль сейчас любой ценой должны попасть домой, чтобы выяснить обстановку.
В этот вечер Жан Коттэ, которому Мишель больше не докучал, сам пригласил его к себе на рюмочку коньяку. Он сообщил, что на Плато Глиэр — отсюда не более четырех миль по прямой— собрались тысячи две французов. Они скрываются там, чтобы избежать отправки на принудительные работы в Германию.
— Среди них шесть офицеров, — добавил Жан, — а главным у них лейтенант Том Морель — решительный молодой человек. Ему нетрудно заниматься этим делом, так как официально он является директором конторы в Аннеси по вербовке людей на работу в Германию.
— Это интересно! — воскликнул Мишель, подавшись вперед. — Но Том Морель… Это, по-моему, не французское имя?
— Возможно. Тем не менее он француз и у его людей серьезные намерения. Но им нужно оружие.
— Понимаю. Я серьезно подумаю об этом.
— Ходят слухи, — добавил Жан, — что войска Виши намереваются окружить Плато восемнадцатого марта.
Мишель допил коньяк в своей рюмке и поднялся.
— Я сделаю все, что в моих силах, — сказал он, прощаясь.
Вернувшись к себе, Мишель оторвал листок бумаги и написал самую длинную радиограмму из всех, которые когда-либо посылал:
ВЕСЬМА СРОЧНО. 2000 ПОЛНЫХ РЕШИМОСТИ ФРАНЦУЗОВ ВО ГЛАВЕ С ОФИЦЕРАМИ СОБРАЛИСЬ В РАЙОНЕ АННЕСИ, М-16. 18 МАРТА ОЖИДАЕТСЯ АТАКА КРУПНЫХ СИЛ ВИШИ. ПРОШУ КАК МОЖНО СКОРЕЕ СНАБДИТЬ ЭТИХ ЛЮДЕЙ ОРУЖИЕМ, ИХ ПОБЕДА — БЕСЦЕННЫЙ ПРИМЕР ДЛЯ ДРУГИХ.
Опасаясь, что Арно может сократить радиограмму или что-нибудь изменить в ней, Мишель решил пойти к нему сам.
Мишель передал Арно радиограмму и, пока тот читал, внимательно следил за выражением его лица.
— Мой бог! — воскликнул радист, окончив чтение. — Вот это настоящее дело! Я попробую добиться специальной радиосвязи завтра на утро. Тогда к твоему приходу будет уже ответ!
— Молодец, Арно, — сказал Мишель. Они простились и разошлись.
Мишель почти не спал в эту ночь, и утром, идя к месту встречи, он всерьез сомневался, что так быстро получит ответ из Лондона.
Арно уже ждал его, пунктуальный, как всегда. Он отдал Мишелю три небольших листка бумаги, не сказав ни слова, кроме обычных приветствий. Мишель с радостью прочел первую радиограмму.
ПРЕВОСХОДНО. ЭТО ТО, ЧЕГО МЫ ДАВНО ЖДАЛИ. РАСПОРЯДИТЕСЬ ПРИГОТОВИТЬ ТРИ БОЛЬШИХ КОСТРА С ИНТЕРВАЛАМИ СТО МЕТРОВ ПО НАПРАВЛЕНИЮ ВЕТРА. ЗАЖЕЧЬ ТОЛЬКО ПРИ ПРИБЛИЖЕНИИ ЭСКАДРИЛЬИ. ОЖИДАЙТЕ ДОСТАВКИ 120 КОНТЕЙНЕРОВ НАЧИНАЯ С ПОЛУНОЧИ ДО ДВУХ ЧАСОВ 13 МАРТА В ЛЮБУЮ ПОГОДУ. СООБЩЕНИЯ БИ-БИ-СИ НЕ БУДЕТ.
— Обязательно поеду сам, — сказал Мишель, наблюдая, как скручивается бумага над пламенем его зажигалки.
— Читай дальше, — сказал Арно.
Следующая радиограмма гласила:
«ЛИЗАНДЕР» ПРИБУДЕТ ЗА ВАМИ НА БОЛЬШОЕ ПОЛЕ В ТУРНЮ. ЖДИТЕ НАЧИНАЯ С 14 МАРТА. СООБЩЕНИЕ ПО БИ-БИ-СИ: «ЛУЧШЕ ПОЗДНО, ЧЕМ НИКОГДА».
— О! — простонал Мишель. — Торчать здесь семь проклятых месяцев и пропустить единственное настоящее дело…
— Ты все-таки хорошо поработал, Мишель, а я до сих пор не видел, ничего толкового. Это дело вознаградит меня за терпение.
— И ты заслужил, дорогой, — сказал Мишель, положив ему руку на плечо. Он был рад за Арно и забыл о постигшем его разочаровании. — Справедливости ради это следует возложить на тебя…
Оба немного помолчали, потом Арно мрачно произнес:
— Прочитайте лучше третью радиограмму.
Мишель прочел:
«ЛИЗАНДЕР» ПРИВЕЗЕТ РОЖЭ, НАЗНАЧЕННОГО ВМЕСТО ВАС. ПУСТЬ ЕГО ВСТРЕТЯТ И УСТРОЯТ.
Мишель не поднимал глаз на друга, но чувствовал, что тот сейчас похож на быка, выпущенного на арену. И он его понимал. Когда Мишель молча сжигал последнюю радиограмму, Арно прервал молчание:
— Если они думают, что мной могут командовать всякие новобранцы, которых они посылают, то ошибаются!
— Не говори глупостей, Арно.
— Наглость… Что это им вздумалось посылать кого-то вместо тебя? Учить нас собираются! Мы не нуждаемся в их учителях! Я отказываюсь передавать его радиограммы! Решительно отказываюсь!.. Я знаю, Луиза к этому отнесется так же.
— Послушай, Арно, — начал Мишель, заранее набираясь терпения. — Ты хорошо знаешь, что Рожэ полностью введут в курс дела и снабдят новейшими инструкциями. Наверняка он уже ознакомился со всеми нашими донесениями. Вообрази его состояние, когда он встретит такое отношение с твоей стороны после всего того, что ему там наговорили! Что касается Луизы, то нетрудно догадаться, кто может настроить ее на такой тон.
— Луиза сама знает, что ей делать! — сказал Арно, и, конечно, в его словах была большая доля правды.
— Во время моего отсутствия, Арно, я оставлю Луизу за старшего. Ты, пожалуйста, выполняй ее распоряжения и… заботься о ней.
— Хорошо, Мишель… но ты не вернешься.
— Обязательно вернусь.
— Я поверю в это, когда снова увижу тебя здесь.
— Увидишь… И, Арно, не забывай того, что я сказал. Не настраивай себя заранее против моего преемника. Помни, в первые дни всегда приходится тяжело. До свидания, старина.
— Прощай, — просто ответил Арно, крепко пожав протянутую руку.
На обратном пути в Сен-Жорио Мишель заехал к Жерве. К счастью, тот оказался дома.
Рассказав ему о том, что намечается на Плато Глиэр, и о своем отъезде, Мишель добавил:
— Вам предстоит основательно потрудиться. Нужно обучить этих парней обращаться с нашим оружием. Отправляйтесь на Плато Глиэр через день после прибытия груза. Том Морель, который руководит делом, будет ждать вас. Помогите им привести оружие и. боеприпасы в порядок и начинайте занятия. Со стрельбой осторожнее. Это может привлечь внимание шпионов Виши. В каждом из контейнеров, как всегда, подробные инструкции на французском языке. Оставайтесь там до тех пор, пока будете им нужны, но мой совет — не приказание, а именно совет — уходите от них до начала боя, потому что это дело французов, в некотором роде гражданская война. К тому же вы мне понадобитесь для других дел, когда я вернусь.
Кивнув в знак того, что все ясно, Жерве протянул Мишелю руку и спокойно сказал:
— Хорошо, Мишель. Счастливого пути и счастливою возвращения.
Новости о событиях, намечающихся на Плато Глиэр, взволновали членов организации. Вскоре через одного шофера санитарной машины эти новости сообщили и людям в горах. Нетрудно представить себе их радость. Теперь они могли не только защищаться, но и сами нанести удар, который отзовется по всей Франции.
Известие, что Мишель улетает, не особенно удивило Луизу. Но самого его очень удивило, как она отнеслась к сообщению о прибытии нового начальства: она прореагировала точно, как Арно. Мишель, в глубине души довольный этим, стал горячо разубеждать Луизу.
Она остается за старшего, сказал он, и Арно уже знает об этом. Он, Мишель, непременно вернется и просит ее беречь себя.
— На этот раз вы улетите, — сказала Луиза.
— Почему вы так думаете?
— Чувствую…
В эту же ночь он выскользнул через окно в спальне Коттэ. Когда он занес ногу на подоконник, маленькая Жозетта проснулась и сонным голоском спросила мать:
— Куда идет господин Шамбрен?
Мишель улыбнулся и посмотрел на Симону:
— Скажите ей, что я иду ловить бабочек. — И он исчез в темноте ночи.
Глава II
КОМПЬЕН
Самолет в Турню так и не прилетел. В течение семи дней Мишель напрасно ждал его в близлежащей деревушке, где он скрывался от руководителей Сопротивления, которых ничему не научили недавние тяжелые потери и которые продолжали устраивать веселые сборища, еще более многолюдные, чем прежде. Полю приходилось посещать их вопреки здравому рассудку.
На седьмой день связник доставил депешу от Арно. Радист сообщал, что самолет нужно встречать на поле в семнадцати километрах от Компьена. Им нужно было попасть туда к 23 марта, а было уже 20-е. Спешно собрали «военный совет» и решили, что делать.
Вскоре к отелю Тома тарахтя подкатила старая машина. В нее кое-как втиснулись Поль, Рикэ, Жак Ланглуа и Мишель. Багаж они поместили на решетку, укрепленную на крыше. Жак ехал с ними только до Парижа, так что помогать принимать самолет будет один Рикэ. Решили привязать фонарики к палкам и включить их лишь в последний момент. Когда все закончится, Рикэ соберет фонарики, отведет куда-нибудь вновь прибывшего и там укроет до рассвета. Нужно еще найти куда. В Турню все было бы значительно проще.
Когда они подъезжали к демаркационной линии, проходившей по реке Соне, водитель опасливо покосился на портфель, который Мишель всю дорогу держал на коленях, и спросил, что в нем. Мишель ответил:
— Письма.
— С письмами через линию ехать нельзя. Это именно то, чем интересуются боши.
Он остановил машину, и все начали обсуждать, как выйти из положения.
Услышав, что в пяти километрах от шоссе есть дорога, которая ведет к реке, Рикэ вызвался идти с портфелем пешком и встретить их в Шалоне, на другом берегу.
— Как вы намереваетесь перебраться через такую широкую реку? — спросил Мишель.
— Украду лодку. Я наверняка отыщу ее на берегу, — ответил неустрашимый юноша.
— Хорошая мысль! — сказал Мишель, и машина тронулась.
Когда доехали до дороги, Рикэ вышел из машины.
— До скорого свидания! — сказал он и ушел. Вскоре за некрутым поворотом шоссе показался шлагбаум.
К машине подошел немолодой немецкий солдат:
— Куда следуете?
— В Шалон.
— Письма везете?
— Писем нет.
И они поехали дальше.
Высадив своих пассажиров на вокзале в Шалоне, шофер получил деньги и уехал с такой поспешностью, точно убегал от прокаженных. Жак пошел покупать билеты, а остальные остались на платформе. Поезд на Париж прибывал через 15 минут. Мишель сомневался, что Рикэ успеет. Однако Поль и Жак не особенно волновались: они были уверены, что он догонит их в Париже. У них еще оставался день в запасе.
Когда к платформе пыхтя подошел поезд, из тоннеля вышел Рикэ и небрежно зашагал по перрону. Все трое сохранили спокойствие, когда он подошел к ним. А когда они стояли в переполненном вагоне в конце коридора, Мишель пожал Рикэ руку и улыбнулся. Если кто-нибудь заслужил «Военный крест», так это Рикэ. Возможно, он никогда не получит его, но Мишель всегда будет считать, что юноша достоин этой награды.
Поздно вечером приехали в Париж. Мишель позвонил своему коллеге Шарлю Фолю, которого не видел четыре года.
Ответила жена Фоля. Мишель сказал:
— Здравствуйте, Биш. Не удивляйтесь. Это я, Пьер. Мне следовало приехать давным-давно, но я не спешил, загорал на юге Франции.
Он произнес длинную фразу, чтобы дать ей время собраться с мыслями.
Последовало молчание, потом до него донесся шепот: «Это Пьер!»
— Дай мне трубку, — послышался знакомый голос Шарля. — Привет, старина! — сказал он в трубку. — Как жизнь? Откуда звонишь?
— Живу неплохо, а звоню из станции метро, — ответил Мишель.
— Так приезжай. Я спущусь вниз, чтобы швейцар не задержал. До меня идти двадцать минут.
Через полчаса Мишель уже пил коньяк со своими друзьями. Их немного смутила его необычная одежда и рюкзак, и он объяснил им, что может пробыть здесь всего две ночи. Если же швейцар заинтересуется Мишелем, достаточно сказать, что это старый друг Фоля, который проводил отпуск в горах.
Следующий день запомнился ему по нескольким причинам: с утра он часок поболтал с матерью Биш, очаровательной собеседницей; навестил своего друга Луи Шевалье, который, увидев Мишеля, чуть не подпрыгнул от неожиданности; затем, прогуливаясь, оказался среди матросов немецкой подводной лодки, которые отдавали честь могиле Неизвестного солдата у Триумфальной арки, и закончил день тем, что прослушал по радио речь Уинстона Черчилля.
После приятной передышки группа в сокращенном составе (выбыл Жак) села в поезд на Компьен.
Там в крошечном отеле около станции они сняли комнаты и начали искать, на чем бы добраться до Эстрэ-Сен-Дени, недалеко от которого находилась ферма Сент-Бёв. Из радиограммы явствовало, что все остальное устроит госпожа Сент-Бёв.
Велосипедов не нашлось. Рикэ где-то нашел лошадь, запряженную в рессорную двуколку, и друзья отправились на рекогносцировку.
Они проехали мимо компьенского концентрационного лагеря, где томились патриоты, среди которых были и их друзья. Отсюда пленных отправляли в Германию. Вид этого ужасного места сразу напомнил, что ждет их в случае неудачи.
Через два часа они подъехали к ферме.
Госпожа Сент-Бёв, француженка-аристократка с преждевременно поседевшими волосами, не стала тратить время на лишние разговоры. Как только Мишель назвал пароль, она пригласила его в двуколку и повезла через свои владения к небольшому полю.
— Надеюсь, вы получите сообщение сегодня, — сказала она, — потому что завтра поле собираются вспахать. Я ничего не могу поделать, чтобы задержать пахоту: люди, работающие на меня, не знают о моих симпатиях…
— Не разрешите ли остаться у вас и прослушать передачи, чтобы не ездить так далеко?
— Нет, не могу. — И гордый печальный взгляд ее красивых глаз сказал ему остальное: «Как бы сильно я ни желала».
К Компьену подъезжали уже в темноте. Мрачные бараки лагеря, мимо которого они снова проезжали, при свете прожекторов выглядели зловеще.
Рикэ отправился слушать передачи, Мишель с Полем остались в небольшом ресторанчике. Близкое соседство лагеря, где они могут оказаться, действовало на них удручающе. Оба сидели понурив головы.
Наконец вернулся Рикэ. Он объявил:
— К сожалению, слушал напрасно.
— Так, — сказал Мишель, — завтра поле вспашут. Ждать больше нечего, нам лучше вернуться в Париж. Мы еще успеем на поезд в девятнадцать пятьдесят. Кстати, я рад убраться отсюда подальше. У меня кровь стынет при виде этой обители скорби.
Они расплатились и пошли за вещами.
Прошли через вокзал. Рикэ повел группу по перрону вдоль затемненного поезда. Дойдя до своего вагона, они открыли дверь и ввалились внутрь. Молча закурили. Вскоре на соседнем пути тронулся поезд, но почему-то в сторону Парижа. Мишель вскочил:
— Это же наш поезд! Мы ошиблись!
Рикэ и Поль весело расхохотались.
Мишель в недоумении уставился на них и вдруг понял: значит, сообщение передавали и «Лизандер» вылетает! Друзья просто решили разыграть его…
Еще днем, когда они были на ферме, Мишель попросил Поля как следует изучить дорогу до ближайшей станции, откуда им предстоит идти пешком до места посадки самолета. Но едва они отошли от станции, как Поль в нерешительности остановился: ночью ориентироваться трудно, нужна особая привычка, которой Поль, очевидно, не обладал. Все-таки он вывел их на дорогу, но у первой же развилки окончательно растерялся, явно не зная, куда идти.
Мишель был в отчаянии. Подумать только, проехать, рискуя всем, тысячу километров и заблудиться в каких-нибудь пяти километрах от места, где они надеялись наконец после шести неудачных попыток сесть в самолет! И это когда, казалось, есть все шансы на успех!
Между тем Поль неуверенно пробормотал:
— По-моему, нужно сворачивать направо…
К счастью, Рикэ, руководствуясь одним чутьем, сумел вывести их к цели. Было без четверти десять, когда они увидели ферму.
Указав на железнодорожное полотно, Рикэ сказал:
— Я узнал, что там на переезде дежурят два француза. Здесь во избежание диверсий по ночам охраняются все мосты и переезды.
— Хитро придумано, — заметил Поль, — если что-нибудь случается на каком-то участке, местных жителей хватают как заложников. Каждый знает, что произойдет с ним, если подобная история повторится. Этот дьявольский метод рассчитан на то, чтобы запугать население, но существенных результатов он все равно не дает.
— Я надеюсь, местных жителей не сочтут виновными, если сегодня что-нибудь произойдет, — сказал Мишель.
— Об этом узнают только они, а они, я думаю, не станут болтать. Какое счастье, что завтра поле будет вспахано.
Когда Мишель, Поль и Рикэ подходили к полю, оттуда раздался условный свист — позывные Би-Би-Си для Европы;
— Это Марсак, — сразу узнал Мишель. — Хотел бы я знать, какого черта он здесь делает? Напугал нас до смерти…
Рикэ пошел вперед и вскоре вернулся с Марсаком и незнакомым человеком, которого представил как члена парижской группы. Все пожимали друг другу руки с таким видом, точно случайно встретились на Елисейских Полях. Мишель подумал, что он вряд ли когда-нибудь привыкнет к странным манерам своих друзей.
— Рад видеть вас, — солгал Мишель. — Но стоило ли беспокоиться?
— Я подумал, что значительно проще отвезти Рикэ и вновь прибывшего прямо в Париж на машине моего друга, а не заставлять их мерзнуть всю ночь где-нибудь в стоге сена.
— А как насчет комендантского часа и патрулей?
— Наши документы действительны и ночью. Парижская группа — солидная организация. У них есть немецкие бланки и люди, которые умеют подделывать подписи.
— Молодцы! — воскликнул Мишель, восхищенный их смелостью.
Теперь, когда нежданно явились новые помощники, отпала необходимость прикреплять фонарики к палкам. Мишель объяснил, где кому стоять. Каждый отметил свое место, как обычно, белым носовым платком, а затем все собрались вместе и стали ждать самолет.
Матовый лунный свет освещал окрестности. В тишине ночи слышно было, как на переезде покашливает сторож. На ферме погас последний огонек. А всего в 14 километрах от них тысячи французов за электрической проволокой беспокойно метались на жестких нарах, моля о блаженном сне и забвении…
Наконец послышался отдаленный рокот мотора. Все бросились по местам. Мишель сжал фонарик, позабыв обо всем на свете.
Когда самолет пролетел над ними, он подал сигнал к повторил его несколько раз. Ответа не последовало. Самолет пролетел мимо. Они опять собрались вместе и стали ожидать его возвращения. Повторилось то же, что в Базийаке. Оставалось надеяться, что на этот раз им не помешают.
Теперь после стольких попыток они, кажется, могли предвидеть любые случайности. Ничто не помешает им, если только самолет заметит сигнал. Если понадобится, они пробудут здесь всю ночь, не считаясь ни с чем.
Вот они опять услышали самолет. Снова все разбежались по местам и стали ждать команды Мишеля.
И снова попытка Мишеля привлечь внимание летчика не увенчалась успехом. Но почему? Ведь сигнал бывает заметен с высоты пяти с лишним километров, а самолет прошел на высоте не больше шестисот метров.
«Проснись, друг!» — про себя умолял Мишель пилота.
Но тот не услышал его мольбы, не отозвался на сигнал. И к счастью — это был немецкий «юнкерс», выполняющий свое задание.
Так продолжалось далеко за полночь. В воздухе то и дело появлялись немецкие самолеты. Мишель боялся, как бы не пропустить «Лизандер», приняв его за немецкий самолет. Он совсем оглох от рева «юнкерсов».
Решив подкрепиться, они разделили между собой холодного кролика и бутылку вина. Но вдали снова загудел самолет, и все вскочили.
— Не беспокойтесь, — сказал Мишель, обгладывая косточку, — я не собираюсь больше выдавать нашу позицию немцам и не стану сигналить до тех пор, пока не опознаю «Лизандер» по силуэту.
— Странная вещь, — сказал Рикэ, — они ухитрились добраться до нас на юг Франции к двадцати двум пятнадцати, а здесь мы так близко к Англии. Почему их так долго нет?
— Как вы думаете, они прилетят, Мишель? — спросил Марсак.
— До сих пор, когда была передача Би-Би-Си, они всегда прилетали.
Допили вино. Мишель посмотрел на часы — около двух ночи.
И снова шум мотора нарушил тишину. На этот раз чувствовалось, что самолет летит низко и прямо на них. Ближе, ближе. Это, конечно, он. Все напряженно всматривались в ночную мглу.
Едва опознав знакомый силуэт, Мишель засигналил и тотчас же получил ответный сигнал — замелькала лампочка под фюзеляжем.
— Вот и он! До свидания! — крикнул Мишель друзьям, которые разбежались включать фонарики.
Самолет сделал круг и пошел на снижение. Его колеса коснулись земли метрах в шести — семи от Мишеля и Поля. У второго фонарика он остановился и, развернувшись, пополз к ним обратно. Снова развернулся и замер, готовый к взлету.
Из кабины высунулся пилот и приветливо махнул рукой.
— Ну и поле! — воскликнул он. — Пальчики оближешь!
Мишель и Поль ждали, пока высадится Рожэ. С ним был кто-то еще — он подавал сверху багаж. Как только оба оказались на земле, Мишель кивнул Полю:
— Забирайтесь… Я за вами.
Мишель поздоровался с Рожэ:
— Добро пожаловать, коллега… Вас ждет машина. Желаю удачи!
Потом повернулся к его спутнику.
— Как, Шарль, это вы? Здравствуйте! — приветствовал он старого друга из Лиона.
Разговаривать было некогда. Мишель быстро поднялся в самолет и помахал Рожэ и Шарлю. Когда он закрывал кабину, мотор взревел, и самолет устремился вперед. Пробежав метров шестьдесят, он оторвался от земли, и Мишель увидел двух человек с фонариками, которые махали им с земли.
Самолет взмывал во вражеское небо все выше и выше. Мишель ликовал. Ведь ради этого трехсоткилометрового перелета, который не продлится и двух часов, пришлось проделать пять тысяч километров по суше и прождать сто пятьдесят дней! И вот наконец-то! Он свое дело сделал, и если теперь их собьют зенитки или ночные истребители — это не его забота. Он хлопнул Поля по колену и радостно улыбнулся. Тот в ответ пожал ему руку. Он тоже чувствовал себя счастливым.
Вскоре они были над Ла-Маншем, но тут попали в полосу густого тумана. Мишель подумал, что, если везде такой туман, сесть будет невозможно. Но ничего — пилот знает свое дело!
Начали снижаться. Впереди, всего километрах в полутора, Мишель увидел лучи мощных прожекторов, скрестившихся над аэродромом.
Пилот резко бросил машину вниз и приземлился в центре яркого света. Тотчас же заглушил мотор. Прожекторы погасли.
Глава III
КОРОТКАЯ ПЕРЕДЫШКА
Дело сделано. Они благополучно приземлились на землю затемненной Англии. Оглушенные после полета пассажиры молча стояли у самолета. Затем послышалась английская речь и к ним подошли люди.
С ними обошлись очень заботливо: сразу же отвели в столовую, где предложили по солидной порции яичницы с беконом.
Как только распространился слух об их прибытии, в столовую собрались летчики «лизандеров» и наперебой начали угощать их виски с содовой. Мишеля засыпали вопросами: среди лётчиков у него было много друзей.
— Какого дьявола вы бежали с поля под Базийаком?
— Еще налить?
— А, вот кто туда летал…
— Налить?
— «Налить», «налить»! Смилуйтесь, ради бога! Не могу же я выпить все это! В Базийаке я только сохранил вам жизнь, не подав сигнала. Они хотели схватить нас всех…
— Да оставьте моих пассажиров в покое! Какое они мне поле приготовили! Прелесть!
— Тебе всегда достаются лакомые кусочки!
И так, казалась, без конца…
Наконец они получили возможность проглотить по кусочку. Мишель посмотрел на тарелку и увидел, что она стоит на первой полосе «Ивнинг Стандарт». Мишель обратил внимание на заголовок правой колонки: «НАГРАЖДЕНИЕ ЛЕТЧИКОВ ВВС ОРДЕНОМ „ЗА ОТЛИЧНУЮ СЛУЖБУ“». Отодвинув бокал, он прочел дальше:
«Майор Пикар награжден пряжкой к ордену „За отличную службу“. Подробности — военная тайна».
— Мой бог! — воскликнул Мишель, уронив нож и оглядывая пилотов. — Это же Турню! Я видел все! Он достоин «Креста Виктории»!
— Кто его знает, дружище, — ответил один, — может быть, и не Турню… Вылеты каждый вечер. А садиться приходится прямо на кладбища.
Когда Мишель с Полем согрелись и пришли в себя, они распрощались с гостеприимными летчиками. И вот уже их машина в туманной предрассветной мгле мчится в Лондон.
Около девяти часов утра подъехали к Орчард Корт. Там их ждал Бакмастер и несколько его офицеров, многих из которых Мишель знал. Поздоровавшись с Полем, Бакмастер отвел Мишеля в сторону и сказал:
— Ну, Мишель, приятна видеть вас здесь после всех этих неудачных попыток. Дел у нас сегодня много, так что, если есть вопросы, — выкладывайте сразу.
— Первое, о чем я хотел бы спросить, это что заставило вас позволить итальянцам пройти через тоннели, когда я мог так легко остановить их?
— Это касается оценки общей обстановки. Когда вы сообщили, какие дивизии должны оккупировать юг, мы узнали, откуда они прибывают. Перебрасывая дивизии, противник ослаблял какой-то участок: либо тот, откуда они уходили, либо какой-то другой — откуда снимали войска взамен перебрасываемых. На этот счет нам удалось получить сведения из других источников. Мы также учли, что вы сможете не менее успешно продолжать свою деятельность при итальянцах. А по стратегическим соображениям было выгоднее оттянуть оккупацию этого района немцами.
— Ясно, Бак, — сказал Мишель. — Но сколько разочарований приносят подобные вещи человеку там…
— Понимаю. Но сейчас война, и просто нет времени давать подробные объяснения по эфиру…
— А почему не захватили танкеры в Гибралтаре?
— Таково решение адмиралтейства. Они там по горло были заняты Мадагаскаром и общей проблемой судоходства на Средиземном море. И вы сами знаете, как у них туго с подводными лодками. Мы вели долгую оборонительную войну. Правда, сейчас события принимают иной оборот.
Наконец перешли к самому важному вопросу — о Карте. После того как Мишель в общих чертах изложил свою точку зрения, Бакмастер объяснил:
— Поль здесь уже второй раз, и мы его знаем. Нам он нравится, и мы признаем его как руководителя. Что касается сообщений Би-Би-Си, которые, как вы заявляете, были направлены против вас, то их передали просто для того, чтобы помочь людям Карте принять «Гудзон» и отправить его в Лондон. У нас были свои основания вызвать сюда Карте, но мы вовсе не собирались справляться у него о вашей деятельности.
Из этого разговора Мишель понял, что зря тогда раскипятился и напрасно осудил своих соотечественников. Теперь ему стало ясно, как трудно им иногда приходится. Ведь у них столько агентов, и с каждым могут возникнуть недоразумения, подобные тем, которые он только что разрешил. В разговоре Бакмастер бросил фразу «Все мы ошибаемся, но мы не способны на вероломство или сознательную халатность», и Мишель представил себе, сколько добросовестности и терпения они здесь проявляют в решении многочисленных вопросов, сколько делают для того, чтобы помочь своим людям в тылу врага.
— …А где теперь Карте?
— Пока в Лондоне, собирается в Соединенные Штаты.
— Значит, осуществились его мечты.
— Что вы хотите этим сказать?
— Он говорил мне, что предпочитает работать с нашими союзниками…
Мишель убедился, что прежний скромный аппарат французского направления разросся до таких размеров, что теперь среди множества новых людей он чувствовал себя здесь почти чужим. И он стремился вернуться к своей работе по ту сторону фронта.
Один случай Мишель не мог вспоминать без улыбки. Его вызвал к себе какой-то начальник — молодой человек с высоким званием, один из новичков, — и стал распекать за то, что Арно выражается в эфире слишком фривольным языком. Он помахал перед носом Мишеля несколькими радиограммами Арно в качестве вещественного доказательства.
— Неужели вы не можете заставить вашего радиста воздерживаться от подобных выражений?
— За выражения извиняюсь, — ответил Мишель, — но по существу дела он прав. Пусть кто-нибудь другой заставит его употреблять другие выражения. Не нравится— попробуйте, найдите нового радиста.
— Я думаю, едва ли вы можете советовать мне, как поступать, — ответило недовольное начальство.
На этом разговор окончился. Теперь Мишель не сомневался, что любое подписанное им представление о награждении Арно орденом «За отличную службу» или «Военным крестом» полетит в корзинку для мусора.
Тем не менее одно представление — к званию — Бакмастер уже утвердил, и когда Луизе сообщили о благополучном прибытии Поля и Мишеля, в радиограмму включили фразу:
ДЛЯ АРНО. ПОЗДРАВЛЯЕМ ВАС С ЧИНОМ КАПИТАНА.
В поезде на пути домой, к родителям, Мишель задумался об изменениях во французском направлении. В том, как его приняли сейчас, не было ничего похожего на триумф, с которым он вернулся из Франции более года тому назад: тогда его поздравляли, словно прославленного спортсмена, который привез на родину редчайший приз.
Тем не менее он решил, что нельзя торопиться с выводами. Возможно, он заблуждается и отношение этих людей показалось ему бездушным только потому, что он стал мнительным после перенесенных потрясений и страхов. И, конечно, сказался удар, который обрушился на него в день возвращения, — только теперь ему осторожно сообщили, что его брат, летчик-истребитель, погиб семь месяцев тому назад, в тот день, когда он, Мишель, впервые появился в Канне.
* * *
Короткий отпуск кончился. Мишелю пришлось оставить убитую горем мать и вернуться в Лондон.
Тем временем из Франции поступили далеко не утешительные сведения. Марсака схватили в Париже после его возвращения из Эстрэ-Сен-Дени; к счастью, Рожэ (преемнику Мишеля) удалось скрыться и добраться до Сен-Жорио.
Вскоре Мишеля вызвал Бакмастер. Явно чем-то встревоженный, он протянул ему расшифрованную радиограмму и сказал:
— Взгляните на это!
Мишель прочел:
ОТ ЛУИЗЫ. ОФИЦЕР НЕМЕЦКОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ ПО ИМЕНИ АНРИ ВСТРЕТИЛСЯ СО МНОЙ В СЕН-ЖОРИО И ВЫЗВАЛСЯ ОСВОБОДИТЬ МАРСАКА, ЕСЛИ ВЫ ОБЕСПЕЧИТЕ «ГУДЗОН», НА КОТОРОМ МЫ С НИМ ВЫЛЕТИМ В ЛОНДОН, ЧТОБЫ ОБСУДИТЬ СРЕДСТВО ОКОНЧАНИЯ ВОЙНЫ.
— Ну и ну! — воскликнул Мишель.
— Ваше мнение?
— Я думаю, что Марсак дал адрес Луизы и что Анри, захватив наш бомбардировщик, надеется получить орден «Рыцарского креста». Дело это настолько опасно, что его нужно бояться не меньше, чем черт боится ладана. По-моему, Луизе следует предложить укрыться за озером, а Арно нельзя больше жить в Фаверже. Пусть переберется в домик лесника, где у него есть рация.
— Именно так, — сказал Бакмастер. — Вы знаете, Мишель, — продолжал он, — вам незачем возвращаться туда. За Луизой и Арно мы пошлем «Лизандер», и со временем вы можете поехать куда-нибудь в другое место или остаться здесь.
— Мне хочется вернуться туда. Теперь, когда люди на Плато Глиэр вооружены, я хотел бы присоединиться к ним и закончить войну с оружием в руках. Честное слово, эту постоянную дуэль умов, в которой так мало шансов уцелеть, стоит променять на открытую борьбу.
— Ну, как знаете, Мишель. Вы занимаетесь этим делом достаточно долго и знаете, где лучше подойдете… Я думаю, вы успеете вылететь еще в апреле. Где предпочитаете прыгать?
— Раз Анри известна гостиница «Отель де ля Пост» и он завел речь о бомбардировщике, его люди, вероятно, уже поджидают меня в наших излюбленных местах. Пусть Луиза и Арно сами решат. Мне все равно.
И Бакмастер послал следующую радиограмму:
АНРИ ОЧЕНЬ ОПАСЕН. УКРОЙТЕСЬ ЗА ОЗЕРОМ И ПРЕКРАТИТЕ СО ВСЕМИ ВСТРЕЧИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ АРНО, КОТОРЫЙ ДОЛЖЕН ПЕРЕБРАТЬСЯ ИЗ ФАВЕРЖА В ДОМИК ЛЕСНИКА. ПОДБЕРИТЕ ПЛОЩАДКУ ДЛЯ МИШЕЛЯ В ЛЮБОМ МЕСТЕ ПО СОБСТВЕННОМУ УСМОТРЕНИЮ. ОН ВСКОРЕ БУДЕТ.
Через сутки пришел ответ:
ИЗУЧАЕМ РАЙОН СЕМНОЗ, АННЕСИ П-14. ЖДИТЕ СООБЩЕНИЯ В ЭТУ НОЧЬ ПО ОСОБОМУ ГРАФИКУ.
На следующий день Бакмастер объявил Мишелю, что в три часа ночи пришла радиограмма, в которой подтверждается названное ранее место. В ответ во Францию передали текст условного сообщения Би-Би-Си и предупредили, что одновременно сбросят пять контейнеров. Затем Бакмастер вытащил карту этого района, и они вместе стали изучать ее.
Рядом с избранным местом стояла звездочка, указывающая, что отсюда лучше всего любоваться горными пейзажами, а также цифра «1704» —1704 метра над уровнем моря. Мишель ужаснулся:
— Вот это влип! Они, кажется, буквально поняли ваши слова «в любом месте». Думают, я действительно могу прыгать где угодно!
— Похоже так, — усмехнулся Бакмастер.
До конца лунного периода оставалось три дня, и Мишель немедленно отправился в лагерь номер 61.
На этот раз ждать не пришлось. Вскоре из лагеря его доставили на аэродром и представили штурману «Галифакса» — человеку с седеющими волосами. Видавшая виды синяя форменная тужурка, украшенная многочисленными орденскими ленточками, свидетельствовала о том, что он человек бывалый и в ВВС пробрался, сбросив себе по меньшей мере десяток лет.
— Эта вершина — ничего, — начал он на чистом французском языке, указывая карандашом место на карте. — Я уже сбросил в подобных местах пятьдесят семь клиентов, и если вы прыгнете точно, когда я подам сигнал, то приземлитесь даже на пятачке…
Мишель улыбнулся и вошел в кабину. После обычной процедуры взлета, которую он знал наизусть, самолет поднялся.
Было 22 часа 30 минут, 15 апреля.
Глава IV
СЕМНОЗ
В это самое время Луиза, Арно, Жан и Симона Коттэ шагали по горной дороге к назначенному месту. Они торопились. Им еще предстояло вскарабкаться по крутой лесной тропинке на высоту 800 метров, а до вершины нужно было добраться прежде, чем туда прилетит «Галифакс». Они, конечно, не могли знать, что самолет только что поднялся с аэродрома и ему предстоит пролететь тысячу с лишним километров. Ведь обычно самолеты прилетали в любое время от десяти вечера до двух ночи.
В дневное время по хорошей сухой тропинке в гору можно подниматься со скоростью примерно 300 метров в час, то есть они могли бы достичь вершины через три часа — около половины второго. Подниматься же с такой скоростью ночью, по глубокому снегу значило бы побить все рекорды по восхождению. Но и в этом случае их шансы успеть вовремя были один к четырем, увы не в их пользу. Поэтому четверо друзей спешили изо всех сил.
Но почему они оказались здесь так поздно? Это требует некоторого объяснения.
Получив радиограмму, в которой сообщалось о возвращении Мишеля и предлагалось подобрать для него площадку, Луиза и Арно задумались.
Их совершенно ошеломили события последних дней: внезапный арест Марсака, странный визит Анри. Усилилось подозрение, что Роже Барде — предатель. Арно собирался пристрелить его на месте при первой же встрече, и Луизе с большим трудом удалось отговорить его от этого.
Перебрали в памяти все удобные для выброски места, но они показались слишком опасными. Надо выбрать место на какой-нибудь горе, чтобы ничего не было видно из долины. Выбор пал на Семноз. Жан Коттэ рассказал, что там на вершине есть превосходная седловина, где расположен отель для туристов. С начала войны он закрыт.
Теперь предстояло обследовать это место. Восьмисотметровый подъем на вершину начинался в деревушке, до которой от гостиницы «Отель де ля Пост» было по кратчайшей дороге одиннадцать километров. В четыре часа дня Луиза и Арно отправились туда.
Место оказалось вполне подходящим. Правда, выброска должна быть произведена исключительно точно, но об этом они не беспокоились. Английские летчики мастера в подобных делах, а Мишель прыгает не задерживаясь. Чтобы штурман лучше ориентировался, решили разжечь большой костер. Заранее набрали побольше хворосту и сложили его в заброшенный деревянный домик.
В гостиницу вернулись в одиннадцать часов вечера. Арно нужно было еще ехать на велосипеде 16 километров до Фавержа, а оттуда карабкаться метров 600 в гору, чтобы попасть в домик лесника, где стояла рация. Так что радиограмму он смог послать только в три часа ночи. В ответ он получил текст условного сообщения Би-Би-Си.
Вечером в половине восьмого Би-Би-Си передала этот же текст, известив их таким образом о вылете Мишеля.
Жан Коттэ вызвался подвезти Луизу и Арно на машине до деревушки, где начинался подъем. Луиза очень обрадовалась, что не придется шагать пешком. Симона тоже поехала с ними.
Жан побежал, в гараж, чтобы завести свой старый форд, снабженный из-за отсутствия бензина газогенератором, который работал на древесном угле. Машина долго стояла без употребления, и сразу завести ее не удалось. Но наконец мотор затарахтел, и гараж наполнился удушливым черным дымом.
Было двадцать минут девятого, когда они выехали на дорогу. С газогенератором мощность машины сокращается на одну треть, и Жан решил ехать по дальней дороге, где было меньше крутых подъемов.
Вскоре мотор стал пошаливать и через некоторое время совсем заглох. Все попытки вызвать его к жизни оказались тщетными. Так рухнули планы добраться до горной тропинки с комфортом. Пришлось продолжать путь пешком.
Вот почему в половине одиннадцатого они еще не дошли до подъема, тогда как если бы они сразу пошли по кратчайшей дороге пешком, то без четверти девять уже вышли бы на тропу. Луиза заставляла себя идти быстрее, но это было сверх ее сил. Ведь такой же утомительный путь она проделала вчера.
Отыскать между домами выход к тропинке ночью в заснувшей деревне тоже оказалось делом нелегким. Все же в конце концов они оказались на тропинке и начали подниматься. Пройдя немного, они вынуждены были остановиться, так как никто не мог сказать, куда идти дальше.
Луна освещала противоположный скат горы, а здесь не было видно ни зги, и они не могли отыскать следы, которые оставили днем раньше.
Незадачливые альпинисты едва не впали в панику. Куда повернуть? Куда идти?
Указав вверх налево, Арно сказал со свойственной ему уверенностью:
— Ручаюсь, это — кратчайший путь к вершине.
Луиза запротестовала, полагаясь скорее на инстинкт, чем на свои довольно сомнительные способности ориентироваться:
— Нет! Так мы уклонимся на несколько километров.
— Что вы скажете, Жан? — спросил Арно, повернувшись к Коттэ, который прожил в этих краях всю свою жизнь.
— Признаться, не знаю…
— Смотрите, — сказала Луиза, показывая на телеграфный столб. — Я помню, эти столбы идут по склону до самой вершины. Один стоит недалеко от того места, которое мы выбрали для приземления Мишеля. Разве вы не заметили, Арно?
— На вершине, кажется, заметил. Но я не уверен, что они тянутся от самого подножия…
Для Арно подобная фраза была крайней уступкой, на которую он мог пойти в споре, и теперь Луизе без труда удалось убедить всех, что, придерживаясь столбов, они доберутся до цели по самому верному и самому быстрому маршруту.
В полночь они остановились на несколько секунд, чтобы передохнуть. Прислушались — ни звука. Каждый слышал лишь учащенное биение своего сердца.
В половине первого остановились опять, затем еще раз — в час. Снова и снова тщетно вслушивались в тишину ночи. Симоне такой темп оказался не по силам. Заверив мужа, что по столбам найдет дорогу сама, она отстала.
Арно первым отчаялся в успехе. Повернувшись к Луизе, он произнес тяжело дыша:
— Безнадежно! Не успеем… Прошло столько времени… Если они не увидят света, то повернут обратно, и Мишель уснет в Англии крепким сном прежде, чем мы доберемся до вершины.
— Живей, Арно, не тратьте сил на разговоры! Мы попадем туда вовремя. Вы увидите… К тому же разница во времени с Гринвичем в нашу пользу.
Воздух стал разряженным, у всех начало звенеть в ушах.
Было около половины второго, когда Арно услышал радостный возглас Луизы:
— Взгляните, Арно, взгляните!
Он посмотрел в ту сторону, куда указывала Луиза, и увидел, что лесной пояс кончился. Впереди в каких-нибудь восьмистах метрах от них круто поднимался покрытый снегом горный хребет, из-за облаков показалась луна. Она осветила макушки сосен, под которыми они стояли.
Напрягая последние силы, друзья думали только об одном: успеть разжечь костер, успеть во что бы то ни стало….
Когда пройдены километры, последние восемьсот метров — расстояние немалое. Луиза невольно вспомнила слова Мишеля: «Когда нужно сделать десять шагов, а девять уже сделано, можно сказать, что вы на полпути». Она знала, что это не он придумал. Так говорит китайская пословица. Но только теперь Луиза оценила всю ее мудрость.
До вершины добрались вконец измученные и, не передохнув ни минуты, стали перетаскивать хворост и складывать костер. Арно особенно старался: ему было стыдно за ту слабость, которой он тогда поддался. И теперь он хотел искупить свою вину, а главное — сделать как можно больше за Луизу, чтобы она окончательно не свалилась с ног.
Едва сложили костер, Луиза, еле живая от усталости, повалилась рядом с хворостом прямо в снег.
Никогда еще Арно так не восхищался ею.
Жан достал фляжку с коньяком и пытался заставить Луизу выпить немного. Затем он отправился навстречу Симоне.
Вдруг Арно, который сидел с керосином и спичками наготове, услышал отдаленный гул. А вдруг это просто в ушах звенит? Он прислушался… Сомнений не оставалось — самолет!
— Летит! — закричал он, поливая керосином ветки. Видя, что керосин льется недостаточно быстро, он отбил о ботинок горлышко бутылки и выплеснул всю жидкость. Чиркнув спичкой, он бросил ее на хворост — вспыхнуло пламя.
Самолет был уже почти над ними. Затаив дыхание, они ждали, что вот-вот раскроется люк и оттуда выпрыгнет человек. Но самолет пролетел мимо, слегка накренившись на левое крыло.
— Господи! — простонала Луиза. — Я не выдержу. Столько трудились…
— Не глупите, — обрезал Арно, — наш костер виден за сотни километров. Они только разворачиваются, чтобы зайти вдоль хребта. Не забывайте, им нужно сбросить парашютиста и пять контейнеров на каких-то трехстах метрах.
* * *
Полковник Филипп Ливри-Леваль, штурман-француз, заметил костер. По переговорному устройству он тотчас же сообщил выпускающему и всем остальным:
— Впереди костер! Приготовиться!
Выпускающий раскрыл люк, подвел к нему Мишеля и карабином зацепил вытяжной фал парашюта за трос. Мишель сел на край люка спиной к моторам.
Зажегся красный предупредительный сигнал. Мишель быстро взглянул вниз и увидел покрытый снегом склон горы.
Выпускающий похлопал Мишеля по руке и крикнул ему в самое ухо:
— Мы сделаем еще заход, чтобы лучше подойти!
Предупредительная красная лампочка погасла, и самолет стал медленно разворачиваться. Прямо под собой километрах в полутора Мишель увидел темно-зеленую гладь озера Аннеси. Самолет развернулся, и снова перед ними вырос склон. Вспыхнула красная лампочка. По спине пробежал знакомый холодок, страх сковал все внутри — как всегда перед прыжком. Мишель почувствовал, что выпущены закрылки. Скорость упала до 250 километров в час.
Сейчас загорится зеленый сигнал, выпускающий махнет рукой — рукой судьбы — и крикнет: «Пошел!» То будет голос рока. Если он не прыгнет точно в эту секунду, то приземлится не там и…
Стиснув зубы, он ждал.
Вот и зеленый сигнал. Взмах руки выпускающего, и он прыгнул, закрыв глаза и защитив руками лицо, чтобы ветром не сорвало очки. Встречным потоком его резко швырнуло назад, и тут же рывок лямок в паху и под мышками подсказал, что парашют благополучно раскрылся. Его развернуло в обратную сторону, и теперь он смотрел вслед самолету, который не успел отлететь и ста метров. Один за другим раскрылись еще пять парашютов. Покачиваясь, они повисли почти у него над головой.
Посмотрев вниз, Мишель вспомнил слова штурмана: «Приземлитесь на пятачке». Он опускался прямо в костер! Лихорадочно схватившись за стропы, он успел изменить направление. Счастье, что это упражнение включено в программу парашютного дела.
У костра виднелись две фигуры: гигантская и рядом — маленькая. Гигант метнулся принимать второй парашют, и Мишель обрадовался — он приземлится рядом с маленькой фигуркой. Теперь казалось, что он спускается ей прямо на голову. В этот момент восходящий поток наполнил купол парашюта, и скорость спуска резко снизилась. На какое-то мгновение Мишель словно повис над землей. Луиза напряженно всматривалась в противоположную сторону и не видела его. Тогда он крикнул:
— Хэллоу, Луиза! Если вы сделаете шаг назад, я приземлюсь вам на голову!
Мгновенно обернувшись, Луиза увидела его и, отступив назад, протянула к нему руки, точно желая поймать его. Мишель приземлился в мягкий снег прямо перед ней. Он забыл согнуть ноги в коленях, как это обычно делают, чтобы смягчить толчок.
Луиза прильнула к нему, шелковый купол безжизненно упал на снег, и в треске костра Мишель слышал, как она ласково повторяла его имя: «Пьер… Пьер…». В голосе ее звучало все то, что больше всего жаждет услышать мужчина. Это был самый восхитительный момент в их жизни.
В свете костра появился гигант. Он кричал:
— Черт возьми, Мишель!
И когда Мишель сорвал с головы резиновый шлем, Арно сжал его в своих медвежьих объятиях.
Мишель стоял между друзьями, обняв обоих за плечи. Он счастливо улыбался. Увидев Жана Коттэ, который тактично стоял по другую сторону костра, Мишель расстегнул пряжку, освободился от парашюта и подошел к нему.
— Здравствуй, Жан, — сказал он, — тепло тряся его руку. — Рад видеть тебя здесь, — добавил он, переходя на приятельский тон. — Я думаю, по такому случаю можно отбросить формальности.
— Рад видеть тебя снова, Мишель, — отвечал тот, употребляя приятельское «ты» и этим показывая свое согласие.
Вскоре пришла Симона, теперь группа была в сборе. Позабыв об усталости, они принялись таскать огромные ящики, разбросанные по снегу.
Взломав ставни, проникли в здание отеля, куда решили занести ящики. Когда перетаскали весь груз, собрали парашюты и с сожалением бросили их в огонь. Затем, усевшись вокруг костра, по очереди подкрепились из фляжки коньяком.
Наконец можно идти обратно. На то, чтобы подобрать и спрятать груз, ушло больше двух часов, и было уже четыре часа утра.
Арно оставили в отеле охранять ящики, пока его не сменят люди Тома Мореля, которые смогут прийти часов через двенадцать после того, как получат сообщение Луизы.
Мишель попросил Арно открыть один ящик, незаметно намекнув остальным, что там для радиста приготовлен сюрприз. Арно открыл ящик, на который указал Мишель, и начал вытаскивать один за другим давно обещанные ему предметы: два новых костюма, макинтош, две пары ботинок на толстой подошве, меховые перчатки, два кольта, бельгийский браунинг, патроны, запасные радиодетали, новые кварцевые кристаллы, батареи. Он довольно бормотал:
— Ну вот… Наконец-то… Черт возьми!
А когда обнаружил секретную задвижку в полене, где был спрятан «Стен», радость его перешла все границы.
Друзья ушли, и счастливый Арно остался один среди своих сокровищ. Плохо придется тому, кто осмелится побеспокоить его!
Мишель с теплотой думал о друге, довольный, что смог доставить ему эту радость.
Глава V
ПРЕДДВЕРИЕ МРАКА
Луиза, Мишель и супруги Коттэ двинулись в обратный путь. Тропы они не нашли и спускались в долину по прямой, барахтаясь в снегу. Мишель удивлялся, как они сумели отыскать дорогу на вершину.
Скат был крутой, местами почти отвесный. Если в гору Луиза взбиралась, как серна, то спускаться она не умела и все время цеплялась за руку Мишеля, который светил перед собой фонариком, держа его в другой руке. Мишель терпеть не мог подъемов, а на спусках чувствовал себя в своей стихии. Правда, сейчас у него обе руки были заняты, но он только радовался этому. Жан и Симона спускались без малейших затруднений.
Луиза отнюдь не помогала делу, торопясь рассказать о всех событиях, которые недавно произошли здесь. Она ошибочно полагала, что он может сосредоточиться на трех вещах сразу, и ничего не замечала перед собой, увлеченная разговором и всецело полагаясь на него.
Даже днем на таком крутом спуске не лишней была бы веревка, а они рискнули спускаться ночью при свете фонарика!
В одном опасном месте ему не удалось удержать Луизу, и она скатилась с десятиметрового крутого склона. Мишель похолодел от ужаса. Он ринулся вниз и через несколько секунд склонился над ней. Она без сознания лежала на спине поперек поваленного дерева. Даже при свете фонарика было видно, что лицо Луизы покрыла смертельная бледность. Мишель решил, что у нее сломан позвоночник. Он стал растирать Луизе лоб снегом, то и дело похлопывая ее по щекам, чтобы привести в чувство. Он совсем обезумел от мысли, что может потерять ее.
— Луиза, Луиза, ради бога, скажи, слышишь ли ты меня? — умолял он.
Жан влил ей в рот несколько капель коньяку.
Луиза приоткрыла глаза. Она посмотрела сначала на одного, потом на другого, наконец, на Симону и спросила:
— Чего мы ждем?
В этот момент Мишель уверовал в то, что жизнь Луизы заколдована.
Они добрались до гостиницы в восемь утра.
Луиза пошла к себе в комнату, помылась, переоделась и в половине девятого спустилась вниз на чашку кофе. Она еще успела на автобусе Аннеси. Ей надо было повидать там Тома Мореля и других людей.
Тем временем Мишель привел в порядок свои вещи, а затем слонялся без дела до половины первого, пока она не вернулась. Он перевез ее на лодке через озеро. Они навестили жену Поля и сообщили ей последние новости о муже. После этого сняли комнаты в небольшом тихом доме, в стороне от проторенного пути. Мишель хотел сегодня же вечером переселиться сюда, но Луиза, которая знала обстановку лучше, убедила его, что раньше чем через сутки Анри не появится. Мишелю не следовало бы доверяться ее интуиции, но Луиза так успешно вела дела в его отсутствие, что он подумал, пусть решает она.
Вечером к ним зашел Арно, которого уже сменили люди Мореля, и они весело поужинали втроем. Мишель написал радиограмму:
ЛЕТЧИКИ МОЛОДЦЫ. ВСЕ В ПОРЯДКЕ.
Арно устал, и ему очень не хотелось тащиться сегодня к себе еще 19 километров. Но его убедили. Он неохотно сел на велосипед и поехал, увозя с собой радиограмму, которой было суждено стать последней радиограммой Мишеля.
Луиза ушла отдыхать, Мишель не замедлил последовать ее примеру.
* * *
Гостиница уснула. Только в конторе еще горел свет — это супруги Коттэ заканчивали разбирать счета.
Вдруг открылась входная дверь и вошел Луи-бельгиец — один из связников. С беспокойством на лице он сообщил хозяевам, что принес плохие вести. Необходимо срочно предупредить Луизу, если она еще здесь, что вот-вот появится Анри.
Луи был свой человек, и Жан предложил ему присесть, пока Симона сходит наверх за Луизой.
Постучав к ней в дверь, Симона сказала:
— Луи-бельгиец пришел. Он хочет сказать вам что-то важное.
— Иду, — отозвалась Луиза.
Ничего не подозревая, она надела халат и пошла вниз. Спустившись по лестнице, она наткнулась прямо на пистолет Анри.
— Не пытайтесь кричать, Луиза, — сказал он вкрадчиво. — Станете кричать, Мишель выпрыгнет из окна, а я должен предупредить вас, что гостиница окружена и людям приказано стрелять.
Луиза была ошеломлена. Она бросила на Луи презрительный взгляд. Наемник гестапо и помощник Роже Барде, он в смущении потупил взор.
Вестибюль наполнился людьми.
Анри продолжал тем же вкрадчивым тоном:
— Вы хорошо играли, Луиза. Но ваша карта бита, так что будьте добры, проводите нас в комнату Мишеля.
Луиза поняла, что если она не выполнит его требование, то станут обыскивать все комнаты подряд и перепугают до смерти других постояльцев и детей Коттэ. Мишель услышит шум и выпрыгнет из окна навстречу верной смерти. Да, игра проиграна…
С тяжелым сердцем повела она врага к комнате человека, за которого всегда была и будет готова отдать жизнь.
Открыли дверь и включили свет. Мишель проснулся и увидел у своей кровати Анри, гестаповцев и людей из итальянской тайной полиции. Он никого не знал, но сразу понял, что произошло.
— Ваша фамилия? — спросил по-французски высокий черноволосый немец.
— Шамбрен, — ответил Мишель, машинально назвав последнее имя.
— Шамбрен! — повторил тот саркастически. — Или, возможно, Шовэ… Оба они означают одно: капитан Питер Черчилль, диверсант и мерзкий шпион… Руки вверх!
В лицо мрачно уставились дула пистолетов. Спорить было бесполезно. Ему приказали одеться. Он одевался нарочито медленно. Мозг лихорадочно работал, оценивая обстановку. Но ясно было одно — это начало последнего акта. Он мысленно проклинал себя за то, что его схватили спящим, что он не настоял на переезде, как того требовала простая осторожность. Он проклинал судьбу за то, что она не позволила ему рассчитаться за все с оружием в руках на поле боя и вместо легкой смерти обрекает на мучительную агонию во вражеском застенке. Конечно, при попытке к бегству его убьют, но он отогнал от себя эту мысль, так как это лишь увеличило бы страдания Луизы. На что она сможет надеяться одна? Мишель чувствовал, что в одиночку она не станет и помышлять о побеге.
Он не обратил внимания на то, что Луиза вошла в его комнату в халате. Не заметил он и того, как она вытащила бумажник из его пиджака, который висел на вешалке у кровати, пока гестаповцы, следя за каждым его движением, тщательно обыскивали комнату. В бумажнике, кроме 30 тысяч франков, были новые коды для пяти радистов и другие улики.
Луиза, как всегда, позаботилась о Мишеле и положила в небольшой саквояж смену белья и запас носовых платков — все его вещи были разбросаны по комнате в результате бесплодного обыска.
Когда Луиза вернулась уже одетая и увидела на руках Мишеля наручники, она подхватила второе пальто и положила его между руками так, чтобы прикрыть предательскую сталь. В ее улыбке, обращенной к нему, он прочел все…
Медленно, тяжелой поступью Мишель зашагал по коридору гостиницы «Отель де ля Пост». Луиза шла рядом. Он чувствовал, что в спину им направлены пистолеты, спрятанные в карманах макинтошей гестаповцев.
В вестибюле стоял Жан Коттэ, белый, как полотно.
Мишель остановился и посмотрел на своего друга, который подал ему мысль вооружить людей на Плато Глиэр и во всем помогал, не задавая вопросов.
— Господин Коттэ, — сказал он, — извиняюсь, что причинил вам такую неприятность. Вы не могли, конечно, подозревать, что я британский офицер.
Жан пожал плечами, с благодарностью принимая намек.
— Столько людей приезжает к нам, что нелегко разобраться, кто они на самом деле, — проговорил он.
Подошли к машине. Когда все заняли места, Анри спросил Мишеля, в какой тюрьме он предпочел бы находиться — в немецкой или итальянской?
— Какое может иметь значение мой ответ, — сказал Мишель. — Вы в любом случае заберете нас от своих итальянских союзников. Но поскольку вы спрашиваете, то я отвечу, что предпочитаю итальянцев.
Машина тронулась.
Луиза, сделав вид, что поправляет подвязку, подсунула бумажник Мишеля под сиденье. Никто не заметил этого ловкого движения — даже Мишель. Гестапо располагало доносом предателя Роже Барде на целых десяти страницах, зато имена людей в заметках, спрятанных под задним сиденьем, останутся неизвестными. Человек, который найдет бумажник, с радостью оставит себе 30 тысяч франков и предаст остальное огню.
Когда за Мишелем впервые закрылась дверь мрачной тюремной камеры, сердце у него дрогнуло. Он почувствовал себя, как дикий зверь, по неосторожности попавший в западню, из которой нельзя выбраться…
В другой камере Луиза, лежа на тюремной койке, не могла уснуть. Ее мучило, что Анри захлопнул западню раньше, чем она распознала в нем провокатора, и теперь нужно расплачиваться за это дорогой ценой. Мишель должен разделить с ней печальную судьбу.
Хуже всего то, что, если даже ему когда-нибудь удастся бежать, он обязательно свяжется с Роже Барде. Ведь он все еще не знает, что это предатель. Она поклялась выгораживать Мишеля всеми доступными средствами и стараться спасти ему жизнь.
Несмотря на душевную боль, Луиза была полна решимости пройти через все страдания и беды, сохраняя хладнокровие, которое ей не изменяло никогда — ни в радости, ни в горе. В течение долгого мучительного заключения она действительно переносила все с таким достоинством, что покрыла себя славой, которая смущала даже ее тюремщиков.
Так Луиза и Мишель скрылись во мраке и начали долгий путь навстречу смерти или жизни.