Хиддинк… Его именем называли детей, а я, не будучи нисколько его поклонником, получается, обязан и ему тем, что стал соучастником такого большого события в истории сборной России. Мы не были знакомы, я не входил в пул журналистов, которые с ним работали. Мы пересеклись только один раз, и эта встреча не оставила приятных впечатлений: я должен был взять интервью для одного английского журнала, и Хиддинк, не зная меня, отнесся так, как отнесся бы к любому другому журналисту, с кем не нужно поддерживать искусственную любезность. Ну да ладно. Жизнь все расставила на свои места.

Кстати, о Хиддинке замечательно высказался главный балетный критик страны Вадим Гаевский. Как-то в телевизионной передаче (не о футболе, разумеется) он сказал примерно следующее: «Вот все восхищаются Хиддинком, а что Хиддинк? Он ведь не только выиграл у Голландии, но и проиграл, например, Испании. А вот Дягилев выигрывал всегда. И в полуфинале и в финале. Вот человек, который достоин истинного восхищения…»

Встреча с еще одним иностранным тренером сборной России — это целая история.

С Фабио Капелло я познакомился накануне французского чемпионата мира 98 года. Выходившая тогда на НТВ программа «Футбольный клуб» планировала сделать серию интервью с игроками и тренерами клубов Серии А, решив воспользоваться считавшимся тогда большой редкостью моим знанием итальянского языка.

Представители российской телевизионной журналистики (да и обычной тоже) никогда не были в расположении итальянских суперклубов, а в 90-е именно Серия А была самым сильным и богатым среди всех европейских чемпионатов.

В общем, советоваться было не с кем, и, взяв в руки обычный телевизионный справочник, я стал из Москвы обзванивать итальянские клубы с просьбой об интервью. На удивление мне нигде не отказали, а в «Милане», который тогда и тренировал Фабио

Капелло, прямо-таки обрадовались, что к ним приедет съемочная группа из совсем тогда еще загадочной России. Мне показалось, что из всей переписки, которую я вел с пресс-службами итальянских клубов, наиболее теплые отношения у меня сложились с пресс-атташе «Милана» Уго, с которым уже в телефонном общении мы быстро перешли на «ты».

Имея со всеми, с кем я контактировал, довольно абстрактные договоренности — «Приедешь в Италию — позвонишь» — оказавшись в Милане, первым делом набираю Уго, который сказал следующее: «Слушай, ты перезвони, пожалуйста, завтра, я еще сегодня не видел Капелло и вряд ли увижу. У нас тут такое творится! Ты же знаешь, что мы вчера проиграли и на каком месте команда в таблице, поэтому, ты уж извини, с игроками интервью не обещаю, и вообще у нас для итальянских журналистов silenzio stampa (обет молчания — полный запрет на общение игроков с прессой, когда команда переживает не лучшие времена)».

Дорогой Уго! А не мог ли ты сказать мне об этой силенции, пока я был в Москве?! У меня же вся поездка расписана буквально по часам, и если я не возьму интервью завтра, то не возьму уже никогда, и редакционное задание будет провалено! И потом, что это значит «не видел Капелло»? Не может же быть, чтобы в одном из самых популярных клубов мира работал слепой пресс-атташе?! (Как потом выяснилось, жизнедеятельность всех человеческих органов не является главным условием для работы в «Милане»).

На следующий день, помимо Уго, нужно было еще договориться с «Интером», и я начал беспокоиться, что мне назначат в обоих клубах в одно и то же время, однако сложилось все как нельзя лучше: с утра нас ждали в «Милане» (Уго все-таки ради гостей из Москвы обещал, что для нас игроки и Капелло нарушат обет молчания), а после вечерней тренировки в «Интере».

Название «Миланелло» известно каждому, кто мало-мальски интересуется европейским футболом. Но вряд ли тогда кто-то знал, и я в том числе, что «Миланелло» это лишь название базы знаменитого клуба, которое не имеет ничего общего с находящимися по близости населенными пунктами. Уго так подробно описал маршрут, что я, естественно, проскочил один из съездов и заблудился, а тут еще мой оператор, который только что получил права, попросил дать ему порулить. Руление закончилось тем, что он заглох на подъеме в горку, и мы покатились вниз под колеса огромному самосвалу. Я успел рвануть ручник и побежал извиняться перед водителем, который обрушил на меня поток отборнейшей итальянской брани.

— Извините, синьор, мы журналисты из России, ищем базу «Милана», и вот заблудились… Водитель уже выпрыгнул из кабины и стоял передо мной.

— Значит, ты увидишь Мальдини, нашего капитана? Скажи ему, что болельщики с ними! Мы верим, что «Милан» вновь будет великим!

Я выслушиваю инструкции, как добраться до святая святых тифози «Милана». Через 15 минут мы будем там…

Еще один поворот, длинный забор… Сложно описать постигшее меня разочарование. А я-то думал! Все-таки «Милан», Сильвио Берлускони, один из самых благополучных тогда клубов в мире, но футбольная база занимала вовсе не особняк эпохи Ренессанса или модную современную конструкцию из стела и бетона. «Миланелло» оказалось самым обычным небольшим двухэтажным зданием без малейшего намека на роскошь. На воротах надпись: «Осторожно, злая собака».

Злой собакой оказалась овчарка по кличке Макс. Старый, добрый пес сильно припадал на одну лапу и, как объяснил охранник, почти ничего не видел (это к вопросу о приеме на работу в «Милан»). Убедившись, что Макс не тронет, мы вошли в приемную и получили разовые пропуска на базу. «Уго скоро будет здесь, тренировка через час», — бросает привратник. Я вышел на улицу, чтобы наконец спокойно оглядеться и поймать это ощущение — ты там, куда мечтают попасть десятки тысяч, а может быть, и миллионы болельщиков, и какую же фантастическую привилегию дает мне моя удивительная профессия!

Хм, ничего особенного вокруг. Футболисты уже на базе: парковка забита машинами, но ни одной «Ламборгини» или в крайнем случае «Феррари» я не увидел. В основном спонсорские «Опели» и несколько «Мерседесов». Среди седанов выделялся мощный кузов «Дискавери». «Да-да, это машина Мистера», — говорит привратник.

Тут наконец подъехал Уго. То есть он уже давно был на базе, но к нам в прямом смысле слова подъехал: пресс-атташе знаменитого «Милана» был инвалидом, который передвигался в специальной коляске. Мы встретились как старые приятели.

— У вас 10 минут на съемку тренировки. Больше нельзя, такие правила. Что до интервью, то, мой друг, ничем тебе помочь не могу. Разбирайся сам. После годичной командировки в Мадрид, Капелло здесь по-прежнему царь и бог, но ты знаешь наше турнирное положение, дела у команды идут из рук вон плохо, Мистера так поливают в прессе, что его просто тошнит от слова «журналист» — хоть он с луны, хоть из России. Не обижайся, но для нас это почти одно и то же. Тренировка уже началась, идите в ту сторону…

В «Миланелло» девять полей, откуда-то издалека сквозь дождь прорываются глухие удары по мячу. Оказалось, что за тренировкой наблюдаем не только мы. Когда «Милан» в лидерах, сюда ежедневно приезжает по 10 съемочных групп и по 30 пишущих журналистов. Каждый день! Тогда, в кризисный сезон, — в два раза меньше, но все равно после каждой тренировки Капелло должен в течение получаса отвечать на один и тот же вопрос: что же происходит с «Миланом»? Еще бы не затошнило! Шансы Капелло остаться во главе клуба на следующий сезон, равно как и мои взять у него интервью, а это главное, зачем мы приехали в «Миланелло», с каждой минутой приближались к нулю.

Пока продолжается закрытая для прессы часть тренировки, журналисты-итальянцы коротают время в баре, а русские хитрят и продолжают съемку издали, но привратник вычислил наш план. Работу пришлось свернуть.

После тренировки Капелло злобно отбивается от журналистов на пресс-конференции, а затем, сильно прихрамывая в сопровождении припадающего за заднюю лапу Макса (та еще картина), идет к машине. Я бросился наперерез: «Синьор Капелло, мы с луны, то есть, из России, не могли бы Вы уделить нам 10 минут и ответить на несколько вопросов о предстоящем чемпионате мира?»

Мистер устало поднял глаза. Кафедра романских языков филфака МГУ, Россия и неожиданная тема делают свое дело.

— Завтра. О времени договоритесь с Уго. Чао, Макс.

Четвероногое существо ему сейчас гораздо ближе людей, которые готовы растерзать великого тренера. Затем и приехали, чтобы потом в своих офисах в пух и прах разносить главного тренера «Милана». Я невольно проникаюсь к Капелло симпатией.

Тем временем наше одиночество завершилось. Откуда ни возьмись (очевидно, сделали обходной маневр, чтобы отвлечь внимание), во дворе появилась одна съемочная группа итальянцев, затем другая. План коллег был понятен: я сам видел, как звезды того «Милана» Бобан и будущий чемпион мира Десаи появились в верхней одежде в оконном проеме и из-за занавески оценивали обстановку: можно ли прорваться к машинам так, чтобы не попасться в лапы к журналистам. Прорваться сквозь три съемочные группы, которым еще технику настраивать, куда легче, чем через толпу пишущих репортеров с диктофонами, и вот легендарный защитник Алессандро Коста курта выходит из здания. Он поздоровался с одним из итальянских коллег, покачал головой и пошел к машине.

— Ну что? — спрашиваю.

— Ничего. Силенцио стампа. Никаких интервью. Елки-палки! Я этого Билли знаю с юношеской команды! Неужели он думает, что я могу о нем сказать что-то плохое?! Мамма-миа! Эх, Билли! Каким был защитником! А сейчас видел, что вытворяет?! В каждом матче привозит в свои ворота! А еще игрок сборной!..

Дальше я уже не слушал и, хищно подхватив микрофон, уже тащил запутавшегося в проводах оператора, отгоняя по дороге облюбовавшего в качестве подушки нашу сумку с аккумуляторами Макса.

— Алессандро, извините! Мы из России, можно пару вопросов?

Костакурта подозрительно оглянулся, увидел укладывавших в багажник штатив итальянцев, вежливо улыбнулся и покачал головой: «Нет, силенцио стампа»… Черт бы ее побрал! Неужели мы так ни с чем отсюда и уедем?! Не может такого быть!

Стеклянные двери открылись, и в нашу сторону направился знаменитый тогда полузащитник, а ныне тренер, который успел поработать и со сборной Италии, Роберто Донадони.

— Роберто, — далее я отбарабанил уже практически заученный текст про Россию и чемпионат мира.

— Силенцио стампа, — продолжил было эту идиотскую игру Донадони, но я, обратив внимание, что рот его кривится в улыбке больше обычного, весело перебил:

— Да брось ты эту ерунду! Мне на «Милан» в общем-то наплевать, я приехал из России, да-да, это где все под красными флагами ходят и всегда идет снег. Что, тебе пять минут жалко, что ли?!

— Да в общем-то не жалко. Я, собственно, не против. Россия — это круто! Но видишь — вон там стоят люди с нашего первого канала, и если я начну с тобой сейчас говорить, то главный номером программы в новостях буду я, что, дескать, игроки «Милана» игнорируют государственные СМИ и так далее. Давай завтра, а? Здесь никого не будет. Поговорим…

Спасибо, Роберто! Но разве так бывает, чтобы здесь никого не было?!

На следующий день мы должны были перебираться в Рим. «Рома» и «Лацио», очень плотный график. Ехать часов 7–8, потому план выехать как можно раньше напрашивался сам собой. С другой стороны, ради эксклюзива в первые в истории российского телевидения со знаменитым Фабио Капелло, можно было пойти на определенные жертвы. В общем, когда Уго сказал нам, что Капелло готов встретиться с нами после утренней тренировки, то есть около часа дня, я рассудил, что ну прожди мы его в худшем случае час, к ночи будем в Риме…

Макс нас сразу узнал, и побежал искать мячик, чтобы поиграть, но мне было не до игр: через несколько минут у меня интервью с одним из самых выдающихся тренеров мирового футбола, и, как бы я хорошо ни говорил по-итальянски, нужно было еще раз пройтись по всем вопросам.

Из дверей выехал Уго.

— Сегодня все тихо. Четверг — день закрытых дверей. С утра занимался только второй состав, так что никого нет. Посидите в баре, а я поищу Мистера…

Прошло некоторое время. Ни Уго, ни Мистера. Я с тревогой посмотрел на часы. Было начало третьего. Переезд в Рим и завтрашние визиты в римские клубы начали тревожить уже по-настоящему.

— Привет! Что скучаешь? У меня есть 10 минут, ты хотел сделать интервью, — передо мной стоял с бильярдным кием в руках Роберто Донадони.

— Извини, — говорю, — я жду Мистера.

— А, Мистера, ну что же, это дело серьезное. Удачи! Донадони скрылся за дверью с надписью «Посторонним вход воспрещен».

В три какой-то человек сказал, что Капелло сейчас выйдет. В четыре зародившаяся вчера симпатия к Мистеру испарилась, а в пять превратилась в бешенство.

Тут от мрачных мыслей меня отвлек какой-то шумный господин. Он буквально вломился в помещение, отпустил пару сальностей в адрес барменши, попросил кофе и уселся прямо напротив меня и начал изучать инопланетянина, меня, то есть, который не только не млеет от восторга, не просит автографа, а, кажется, вообще его не узнает.

Ну не узнал. Хотя где-то я его точно видел? Где?

Господин был огромного роста, темнокожий, казалось, что без рэпа он не может жить. Все, начиная от крутейших, стилизованных под военные, ботинок до совершенно чумового берета, которому мог бы позавидовать Сэмюэл Л.Джексон, просто вопило последней модой — Милан все-таки, как-никак. Прикид венчала висевшая поверх кожаного кителя огромная золотая цепь, на которой вполне мог бы уместиться целый выводок ученых котов.

Да где же я его видел? Наверно, на MTV — огромные золотые серьги в ушах лишь подтверждали догадку, что это музыкант, который, очевидно, дружит с кем-то из игроков «Милана».

И только когда человек выпил свой кофе и снял, наконец, темные очки, я понял, что передо мной сидит Джордж Веа, на тот момент, наверное, самый яркий футболист африканского континента.

Однако, честно говоря, было не до Веа. Я посмотрел на часы. Они показывали без двадцати шесть вечера. И тогда я принялся тихо материть: Мистера, Уго, «Милан» и всю эту дурацкую затею с поездкой в Италию.

Вдруг въехал Уго: «Мистер сейчас будет, можете устанавливать камеру».

Через пять минут в комнате для интервью появился главный тренер «Милана» и будущий главный тренер сборной России (могло ли мне такое тогда вообще прийти в голову?) великий Фабио Капелло.

Великий носил брюки, свитер, легкую болоньевую куртку, в руках нес портфель и полиэтиленовый пакет, в котором напрашивались знакомые очертания батона хлеба, десятка яиц и пакета молока. Короче говоря, такой учитель средней школы, который после утомительного дня забежал в магазин по дороге домой.

— Я готов, у вас есть 10 минут, и, как мы договорились, — ни слова о моем клубе, — резко бросил Капелло и привычным жестом нацепил петличку-микрофон.

Он оказался прав. Интервью продолжалось ровно 10 минут и ни секундой больше, причем на втором вопросе интервью едва не закончилось. Отвечая на первый, Капелло увлекся и сам не заметил, как затронул больную тему, я перехватил инициативу и очень вежливо уточнил вопрос. Мистер по инерции начал отвечать, осекся, понял ошибку и, изменившись в лице, рявкнул: «Я же сказал: никаких вопросов про «Милан»! Все, интервью закончено!» Капелло взялся за куртку…

Точно так же, почти 15 лет спустя, уже работая главным тренером сборной России, он вот точно также закипит на ровном месте и рявкнет мне: «Все, интервью закончено!», и оно было закончено, но в Милане мне все-таки удалось усадить его на место и продолжить.

Мне кажется, ничего выдающегося он тогда не сказал, однако я точно помню, что спросил его: не хотел бы он возглавить какую-нибудь сборную, например Италии, на что Капелло ответил: нет, тренировать сборные не входит в его планы, это совсем другая работа, которая не кажется ему привлекательной.

Это было весной 1998 года, а спустя много лет, когда Капелло, вопреки своим собственным словам, возглавил сначала одну сборную, а затем другую, мы договорились через РФС с ним об интервью. Встретились в пустом конференц-зале «Лужников». Он, я, оператор и сотрудник РФС. Капелло меня узнал, поздоровался, все нормально. Начинаем писать интервью. На втором вопросе произошла точь-в-точь такая же история, как больше 10 лет назад в Милане: что-то ему не понравилось в вопросе, он сорвал петличку, начал топать ногами, выкрикивая претензии в основном пресс-службе РФС, что она там что-то не согласовала, не поставила его известность и так далее. Но дело было не в Милане, а в России, и я уже не был начинающим журналистом. Итальянский я еще не забыл, и без всяких церемоний сказал главному тренеру сборной России все, что думаю о сложившейся ситуации. Сотрудник РФС и оператор ничего, конечно, не поняли, но у обоих глаза были на лбу. Надо отдать должное Капелло, он пришел в себя и даже извинился. Но интервью давать не стал. Отложили до лучших времен. Потом, через год, мы встретились на каком-то мероприятии, он подошел, поздоровался, как ни в чем ни бывало. Такие они — большие тренеры. Вспыльчивые, но отходчивые. И профессионалы, конечно.

Вот Олег Иванович Романцев остывал несколько лет. В конце 90-х я много времени проводил со «Спартаком» и со сборной, когда ее возглавлял Романцев. То летал с командой на матчи в одном самолете, то приезжал на какие-то съемки или интервью. Романцев был, да и остается по-прежнему для меня человеком несколько другого измерения, я не могу относится к нему как просто к Олегу Ивановичу Романцеву. Он всегда был для меня чем-то более значительным. Думаю, не только для меня, но и для большинства тех, кто с ним общался и особенно кого он тренировал, из кого сделал своими руками действительно больших футболистов.

Как начинающий репортер и журналист, я, конечно, гордился и дорожил положительным ко мне отношением главного тренера самой популярной команды страны да еще и сборной: Романцев в интервью не отказал ни разу и всегда был максимально благодушно ко мне настроен. Однако при всем при этом я бы никогда не поставил свою точку зрения на чашу весов против отношений с кем бы то ни было, в том числе и с Романцевым.

И вот в один прекрасный день стало понятно, что время «Спартака» уходит, невозможно выигрывать все и всегда. Конечно, тяжело смириться с таким положением вещей, и в качестве оправдания спортивным и управленческим неудачам зачастую используется теория заговора. В футболе, как правило, заговора судейского.

2003 год стал последним сезоном работы Олега Романцева в «Спартаке».

Чемпионат начался с обидного поражения от ЦСКА. По ходу матча «Спартак» выигрывал 2:1, но арбитр матча Валентин Иванов назначил пенальти, ЦСКА счет сравнял, а затем забил и победный гол. На пресс-конференции после игры тогдашний владелец и президент «Спартака» Андрей Червиченко обвинил руководителя РФС Вячеслава Колоскова в том, что он специально дал команду Иванову «убить» «Спартак».

Это было сложное время для всех, кто так ли иначе был связан со «Спартаком». Болельщики моего поколения и старше понимали, что «Спартак» нашего детства заканчивается, что будет с ним дальше, было совершенно непонятно.

Иванова за ошибку с назначенным тогда пенальти отстранили на два матча. До сих пор считаю, что момент тот очень и очень сложный, и спустя много лет готов повторить то, что сказал в эфире сразу после матча: момент спорный, и невозможно, даже после просмотра нескольких повторов, утверждать, что арбитр допустил ошибку, тем более допустил ее сознательно. Особенно если вспомнить, что мяч к штрафной площади «Спартака» прилетел от чужой штрафной, спартаковцы проиграли за него борьбу, дали Кириченко пробить, а защитник Абрамидзе прозевал рывок на добивание Семака, и уже после всего этого произошел контакт между Семаком и Абрамидзе. Третий же гол на 91 минуте ЦСКА забил настолько по правилам, что объяснить это влиянием Колоскова или Иванова было уже никак невозможно. Вывод: «Спартак» сам виноват в том, что упустил победу. Примерно что-то такое я и сказал в эфире. Выхожу из телецентра. По времени это как раз минут через 15 после обличительной пресс-конференции Андрея Червиченко. У меня звонит мобильный телефон. Смотрю — номер Червиченко. Мы учились в одном здании в 1 гуманитарном корпусе МГУ, хотя и на разных факультетах, но были шапочно знакомы еще до его прихода в «Спартак», потому когда Андрей там появился, мы, естественно, общались. Андрей знал и о моей детской привязанности к «Спартаку», и о критическом отношении к тому, что происходило в клубе в то время. И вот он звонит. Я отвечаю. Он говорит, надо отдать ему должное, спокойно и без претензий в голосе: «Мне передали, ты сказал в эфире, что пенальти Иванов назначил правильно?» Я стал объяснять, что сказал не так, что дело не в том, был пенальти или его не было, что «Спартак» сам виноват, что, выигрывая за 15 минут до конца матча, умудрился проиграть дерби, что валить все на судью сейчас как минимум не солидно… Червиченко все это выслушал и говорит: «Понятно, а теперь ты все тоже самое Романцеву скажи, — отрываясь от трубки, куда-то в пространство, — Иваныч! Это Черданцев». Дальше я услышал голос Романцева. Я пытался было встрять и что-то объяснить, но, как я уже говорил, для меня Олег Иванович оставался, несмотря ни на что, чем-то гораздо большим, чем просто футбольным тренером, поэтому перебивать я его не стал и слушал. А Романцев кричал в трубку. Кричал на меня: что он разочарован, что он думал, я порядочный человек, а, оказывается, я как все, что тоже продался Гинеру как и все. И так далее. Потом он повесил трубку.

Сколько же мы с тех пор не разговаривали? Ну несколько лет — это совершенно точно. Я не звонил, потому что после такого разговора, ну как-то рука не поднималась нажимать кнопки на телефоне, а Олег Иванович и до того случая сам никогда не звонил, ему-то что мне звонить? Тем более тренировать он вскоре закончил…

Однако футбольный мир тесен, и рано или поздно мы должны были где-то пересечься. Пересеклись, не помню уже на каком мероприятии. И что? Да ничего. Время стирает все. Поздоровались, пообщались, о том разговоре даже и не вспоминали. Хотя, конечно, любопытно посмотреть, как жизнь по прошествии некоторого времени, не сразу, конечно, не через год-два, но в конце концов расставляет все на свои места…

Олег Романцев через два месяца после того телефонного разговора рассорился с Андреем Червиченко и был отправлен в отставку, сам Червиченко покинул «Спартак» через год, а еще через некоторое время и футбольный бизнес. Валентин Иванов в 2013-м году возглавил российский судейский корпус. Вячеслав Колосков уже давно почетный президент РФС, и к его мнению по-прежнему прислушиваются. ЦСКА в 2005-м первым в истории нашего футбола выиграл Кубок УЕФА. А «Спартак»? А «Спартак» все ждет своей первый официальный трофей, с тех пор как из клуба ушел Олег Романцев…

…Буквально за несколько недель до базельского репортажа весной того, 2008-го года, я стоял на верхнем ярусе «Лужников». Там за последним рядом зрительский мест — галерея, по которой можно обойти по кругу весь стадион. С одной стороны — вид на московский район Хамовники, где я родился и вырос, на Москва-реку, Воробьевы горы, Университет… Красота, в общем.

С другой стороны, там, где-то далеко внизу, футбольное поле.

Я посмотрел на огромное лужниковское табло. Часы показывали второй час ночи. По московскому времени. А там, внизу, все еще продолжали биться за Кубок чемпионов две знаменитые английские команды, а на трибунах глубокой ночью прямо посреди Москвы болели за свои команды десятки тысяч граждан иностранного государства. Я посмотрел в московскую ночь, окрашенную в оранжевый цвет уличных фонарей, потом туда вниз, где доигрывали свой финал Лиги чемпионов «Манчестер Юнайтед» и «Челси», потом повертел в руках аккредитацию, на которой было написано «проход всюду», и понял, как же мне повезло, что увлечение детства стало моей работой и что вот прямо сейчас я спущусь вниз, подойду к самой кромке поля, откуда можно слышать дыхание игры и в тот момент, когда матч закончится, буду в нескольких метрах, а может быть, и ближе, к тем, кто только что выиграл самый заветный клубный трофей мирового футбола. Я буду их фотографировать столько, сколько захочу, и никто не сможет мне запретить это делать, а потом, опять-таки если захочу, могу пойти в сторону раздевалок, смешанной зоны, взять интервью у Кришитану Роналду, Руни или Джона Терри или просто пойти домой пешком, как я обычно и хожу после матчей на в прямом смысле для себя домашней арене, что я Криштиану Роналду вблизи никогда не видел? Видел, и не раз. И вовсе не на плакате или стикере, а живого, настоящего. И не только его. Вот ведь повезло!

Я хорошо помню день, когда в моей жизни появился футбол. Это был 1978-й год. Мой папа, теперь доктор биологических наук, профессор МГУ, а тогда только что закончивший аспирантуру научный сотрудник, был настоящий болельщик, коим остается до сих пор. Даже теперь, когда мне есть, с кем поговорить о футболе, чье мнение выслушать, интереснее всего по-прежнему слушать отца, который обязательно звонит мне после каждого более или менее интересного матча.