Оправдавший доверие

Когда мулат Барак Обама впервые появился на мировых телеэкранах, новой звезде американской политики не придали значения. Считалось само собой разумеющимся, что наследницей Джорджа Буша станет Хиллари Клинтон — и по ассоциации с чередованием Бушей, и по слухам о неких договоренностях между двумя семействами, и, наконец, просто потому, что «цветных» в Белом Доме раньше не бывало.

Британское Королевское общество уже успело отыскать в родословной матери Барака Обамы родство с президентом Конфедерации Джефферсоном Дэвисом, а отечественные говорящие головы все продолжали долбить, что победит Хиллари. Перлом колониального мышления стало предложение российско-украинского политолога Андрея Окары выдвинуть в президенты России Валентину Матвиенко, в чертах лица которой эксперт из Полтавы угадал нечто общее с Екатериной Великой. На торжество глобального феминизма, впрочем, в ту пору рассчитывали и французы с Сеголен Руайяль, и израильтяне с Ципи Ливни. Но звезда Обамы спутала все карты. Матриархат воцарился где угодно (в йеменской исламской оппозиции, в российских вооруженных силах), но только не в американской политике.

Обыденное экспертное мышление (conventional thinking) прохлопало ушами, во-первых, качественный сдвиг в американском сознании, который датируется еще 1960-ми годами, когда в университетах США, включая такой оплот консерватизма, как Джорджтаун — был отменен расовый и иммиграционный ценз. Во-вторых, не было замечено, что на Обаму «положил глаз» Голливуд — крепость планетарной масс-культуры по соседству со Стэнфордом, цитаделью конверсии стратегических военных технологий в стратегический информационный потенциал.

И наконец, лишь немногие, в частности, автор этих строк, обратили внимание на особый дар долговязого мулата: на его публичных выступлениях у детей-истериков излечивались многолетние параличи, а многие посетители впадали в глубокое детство и начинали раскачиваться, как пациенты Анатолия Кашпировского. Мулат обладал энергетическим даром, который был замечен, как потом выяснилось, еще педагогами Гарвардского университета, где технологиями массового воздействия профессионально занимаются несколько десятилетий: здесь работал автор термина «мягкая власть» Джозеф Най, который догадался пригласить в Гарвардский центр международных отношений маргинала-шизоида Джина Шарпа.

Барак Обама так умел произносить слово «надежда», вкладывать в него такой мистический заряд, что вера в чудеса растопила сердца обитателей американской глубинки, презрительно именуемых rednecks. Такая генерализованная вера в чудо и требовалась империи, пораженной кризисом на фоне двух незавершенных войн. Экс-глава Федерального казначейства Роберт Рубин, непосредственно занимавшийся спасением американских банков, в 2007 году стал сопредседателем Совета по международным отношениям — «руководящей и направляющей силы» американской стратегической политики. С Робертом Рубином Обаму познакомил его одноклассник по Гарварду Майкл Фроман, работавший под его началом в Citigroup.

Второе имя мулата — Хуссейн — имело особое геополитическое звучание. Чтобы покорить ислам не военным, а иным, более эффективным способом, всерьез и надолго, был нужен и внешнеполитический миф. Гарвардская наставница Обамы, Марта Майноу, неслучайно познакомила его со своим отцом Ньютоном Майноу, который при Джоне Кеннеди возглавлял Федеральную комиссию по коммуникациям, затем возглавлял консультативный комитет по поддержке гражданских свобод в ходе борьбы с терроризмом при Пентагоне и входил в совет директоров RAND Corporation, то есть был непосредственно причастен к конверсии военных технологий в информационные. А он уже представил его влиятельному чикагскому судье Авнеру Микве. Чтобы управлять миром не финансовыми рычагами, а средствами внеэкономического принуждения, нужно хорошо знать международное право со всеми его несуразицами и прорехами.

Обама не подвел своих учителей. Его гипнотическая речь в Каире стала прологом к «арабской весне», которая перевернула страны Магриба, поставила крест на мечтах их лидеров об опережающем промышленном и военном развитии, а одновременно — не оставила мокрого места от планов французского имперского возрождения под маркой Средиземноморского союза. Прямые последствия «арабской весны» — иммиграционный вал в Европе, спровоцировавший раскол элит и ускоривший кризис еврозоны, и сирийская кампания, заложившая мину под Турцию, выстроила новый тип международных отношений, в котором союзники стали вассалами. Суть этой вассализации ощутил и оценил Владимир Путин, столкнувшись с последствиями собственного тандемного легкомыслия.

В свой внешнеполитический багаж Обама вполне мог бы занести и вассализацию России, которая не только согласилась при нем на сокращение стратегических вооружений, но и вступила в ВТО на заведомо невыгодных условиях. Долговязый мулат проявил, однако, к Москве дипломатическое снисхождение — даже физически, фотографируясь с головами тандема так, чтобы не бросалась в глаза разница в росте. Хотя в этом снисхождении не было особой нужды после похода с Медведевым в арлингтонскую столовку и последующим восторгом президента одной седьмой части суши от полученного в подарок айфона. Чтобы поставить вассала на место в мировой системе, вовсе не обязательно физическое унижение.

Впрочем, больше всего униженными в период правления Обамы ощущали себя малые страны, которые он, в отличие от Буша, демонстративно не посещал, считая это нецарским делом. Так же демонстративно он игнорировал исторические сантименты — вроде памяти о Второй мировой войне. На 65-летии ее окончания российскому тандему пришлось довольствоваться присутствием израильского президента Шимона Переса. Ближайший же союзник, Великобритания, в лице нового премьера Кэмерона была вызвана на ковер по поводу ущерба, причиненной ВР в Мексиканском заливе. Оскорбленный наследник Черчилля и Тэтчер на ковер не явился, но этим его фронда и ограничилась: как и при Буше, британцы покорно таскали Америке жар из огня в Афганистане, а затем вместе с французами деятельно поучаствовали в экзекуции Ливии.

Пожалуй, единственное, что Обаме не удалось — это перезагрузка Китая, хотя там был найден и удобный «перезагрузчик» — Дай Бинго, и подходящие разменные монеты, включая экономическую интеграцию с Тайванем. Не получилось главное — подвигнуть Пекин на ревальвацию валюты в обмен на технологии. Зато удалось вмешаться в ротацию китайской элиты: дискредитацией Бо Силая прицельно занимался портал «Дипломат», китайским отделом которого руководит сотрудница рокфеллеровского Asia Society. В свою очередь, будущий председатель КНР Си Цзиньпин не меньше опального Бо Си Лая повязан с Америкой, где учится его сын, как и дети саудовских миллиардеров, и дочь духовного отца «Братьев-мусульман» Юсуфа аль-Кардави.

Страна с рекордным внешним долгом ничуть не перестала быть первой державой мира. Скандальный арест директора-распорядителя МВФ, попавшегося на сексуальных излишествах, столь же убедительно напоминает вассалам о послушании, как и майка, подаренная российскому премьеру вдобавок к айфону. Последняя попытка сговора за спиной Америки — флирт Саркози и Меркель с Китаем и запланированный, но сорванный тройственный союз Берлина, Парижа и Москвы осенью 2010 года — сейчас уже никем не вспоминается. Евросоюз, получивший с барского плеча Нобелевскую премию за мир, как пособие для инвалида, лишился сколько-нибудь ярких и самостоятельных лидеров и судорожно борется за выживание, покорно и вопреки собственным рыночным интересам подписывается под антииранскими и антисирийскими санкциями.

Во время предвыборной кампании в США европейские публицисты сдавленно жаловались, что тема Европы никак не звучит в риторике кандидатов. России повезло больше: ее хотя бы заметил конкурент Обамы — Митт Ромни. Заметил для того, чтобы поставить ее на место на своем, республиканском языке.

 

Правильная настройка эфира

Имперская политика отличается от колониальной тем, что империя даже в час крайней уязвимости ставит перед собой сверхзадачи и мобилизует своих подданных, не позволяя им подвергнуться панике и унынию.

Ураган «Сэнди» был сопоставим по силе с таким же ударом стихии по Новому Орлеану в 2005 году. При этом впервые за историю нью-йоркского метро были затоплены все туннели, пересекающие Ист-Ривер, и впервые с XIX века были отменены торги на Нью-Йоркской фондовой бирже.

Прежде чем эксперты и социологи успели оценить «Сэнди» как предвыборный фактор, в эфире CNN и NBC, прямо по курсу камеры появились люди, пляшущие под ливнем в плавках и демонстрирующие полное пренебрежение к стихии, мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг призвал «держаться вместе и подставлять друг другу плечо, как в трудные времена», а управляющий 48-этажным жилым комплексом отправил пешком по лестницам команду спасателей, которая вынесла на руках беременную женщину, доставив ее в родильное отделение. Оглашенные в первый день оценки материального ущерба были занижены по крайней мере в четыре раза.

Партийные агитаторы, разумеется, не могли не попытаться извлечь выигрыш из бедствия. Правая «Вашингтон таймс» прямо назвала ураган «обамовой Катриной». Но при этом была вынуждена признать, что репутацию Барака Обамы оперативно и энергично поддержали теле- и радиоканалы.

Это было закономерно. Белый Дом удачно воспользовался британским медиаконфликтом, чтобы поставить на место правого либертарианца Руперта Мердока. И не только экономически: отборный состав либерального телеэфира, от международников до героинь мыльных опер, целенаправленно издевался над консервативным каналом Fox News, особенно в эфире программы Colbert Report, которая прицельно пародировала ключевую мердоковскую программу «Фактор О'Рейли». Вупи Голдберг, псевдоним которой произведен от whoopy cushion — «пукающая подушка», издавала свои непревзойденные звуки в телекамеру в промежутках между торжествующими репортажами о марше «арабской весны». Совет управляющих иностранным вещанием (BBG) при Обаме возглавлял Уолтер Айзексон, экс-президент CNN — прямого конкурента мердо-ковской News Corp. Его преемником назначен Джефри Смолл с NBC — канала, особо отличившегося в период кампании.

Митт Ромни, по выражению «Бостон Глоб», решить три задачи: перетянуть на себя колеблющиеся штаты, подстегнуть традиционный электорат Республиканской партии и главное — не наделать ляпов, поскольку каждый ляп отзывался в демократических СМИ фейерверком изощренных «подколов».

Беспроигрышным вариантом возбуждения пожилого электората была, разумеется, российская угроза. Команда Ромни обвиняла Обаму в том, что BBG допустила роспуск российской редакции «Радио Свобода», а ее новый редактор Маша Гессен называлась агентом Владимира Путина. Таким образом предполагалось убить двух зайцев — русского и транссексуального.

Однако из-за урагана «Сэнди» республиканская команда допустила-таки обидный ляп. Ромни поспешил покаяться в том, что не придавал достаточного значения теории климатической катастрофы, грозящей глобальным потеплением. Однако на следующий день на пораженном стихией побережье не потеплело, а похолодало.

Обама оказался хитрее. На пресс-конференции в день урагана рок-ветеран Стиви Уандер подцепил его конкурента с экономической стороны — заметив, что все достижения частного капитала, которому Ромни хочет максимально облегчить жизнь, могут быть «за два дня сведены на нет Матерью-Природой». Из этого не следовало никаких прогнозов, зато действующий президент лишний раз расписался в верности постиндустриальному культу, написанному на скрижалях Совета по международным отношениям.

 

Искусственный отбор

Команда Обамы еще в период его первой кампании пестрела теоретиками от экологизма (environmentalism). Федеральную комиссию по коммуникациям возглавил его однокурсник Джулиус Генаховский, автор доклада для Конгресса, где возвещалось, что «зеленая экономика» станет важнейшей рыночной силой. Совет по научно-технической политике при Белом Доме возглавил Джон Холдрен — автор огромного числа статей о климатической угрозе и сторонник полной ликвидации атомной энергетики. Первым же их нововведением был полный перевод администрации на электронный документооборот — не столько ради пресловутой прозрачности, сколько во имя экономии бумаги и сохранения якобы исчезающих лесов. Впрочем, при освобождении площадей для ветряных и солнечных электростанций дикая природа приносилась в жертву без сожаления, а столь же искусственный бум солнечный энергетики ставил Америку в прямую зависимость от поставок редких металлов из Китая.

Любая единственно верная теория требует жертв, зато окупается пропагандой. За год до «арабской весны» арабских лидеров на конференции в Бейруте затоплением Ливана и засухой в Египте. Хосни Мубарак, не веривший в единственно верную теорию, мечтал об атомной энергетике. Теперь он мечтает спокойно умереть. В отличие от Дмитрия Медведева, зеленая лапша навешивалась на уши которого столь же легко, как айфон на грудь. (Адепт модернизации не знал, что химкинская эпопея обернется и против него, что было неизбежно хотя бы потому, что чистоты природы никогда не бывает достаточно).

Глобальное потепление в последние два десятилетия было одним из ключевых предметов спора между двумя американскими партиями — наряду с правами сексуальных меньшинств и абортами. Межпартийная дуэль на природоохранную тему разразилась ровно за год до выборов, когда экологическая общественность пикетировала Белый Дом с требованием остановить проект нефтепровода Keystone XL, соединяющего канадские нефтяные пески провинции Альберта с берегом Мексиканского залива. Никакие доводы о новых изоляционных технологиях не убеждали активистов, что прокладка трубы не повредит Огалалайскому водоводу, который трасса должна была пересечь под прямым углом. А одновременно возник скандал вокруг института Heartland, который поддерживал проекта: выяснилось, что его экспертов финансируют участники проекта Keystone братья Чарльз и Дэвид Кох. Это уже напрямую касалось предвыборной кампании: два миллиардера вложились сразу в нескольких республиканских номинантов.

Экологистов приехали поддержать Далай-лама и южноафриканский епископ Десмонд Туту, а на манифестациях «оккупантов» был замечен Джефри Сакс, ныне возглавляющий Институт Земли Колумбийского университета. Против Keystone XL ополчился и финансируемый Джорджем Соросом Центр американского прогресса (CAP) — главный организационно-пропагандистский ресурс демократов. В итоге Барак Обама отложил проект до послевыборных времен.

Главный эффектом прошлогоднего скандала, впрочем, стала перетасовка в рядах республиканцев. Вслед за Сарой Пэйлин, Мишель Бахман и Риком Перри из игры внезапно вышел единственный чернокожий кандидат Герман Кейн — несмотря на то, что по первым результатам праймериз он шел впереди. Кейн, не скрывавший своей личной дружбы с Кохами, и вообще очень открытый и жизнерадостный человек, ударился в молчанку, не объяснив причин своей капитуляции.

В кампанию 2008 года республиканцы делились между собой преимущественно по другой позиции — внешнеполитической. Тогда взгляды «номинантов побережья» (Джон Маккейн, Руди Джулиани) принципиально расходились с выдвиженцами «глубинки», которые наиболее последовательно представлял Рон Пол.

В этом году расхождение экспансионистов и изоляционистов было не только организационным (изоляционисты образовали «Чайную партию»), но и программным: финансовый кризис заметно прибавил аргументов сторонникам самоограничения. Тем не менее основные критерии «отбраковки» оказались другими. Так, Сара Пэйлин и Майк Хаккаби отстаивали активную политику США на Ближнем Востоке, но при этом были привержены традиционным консервативным ценностям (семья, собственность, частная жизнь) и не верили в глобальное потепление. Таких же позиций придерживались Мюриэль Бахман и Рик Санторум. При этом Бахман подвергала сомнению и мэйнстримный взгляд на энергосбережение: она доказывала, что от люминесцентных ламп больше вреда, чем пользы, при этом именно экологического вреда.

Все эти консерваторы классического образца были вынуждены сойти с корабля. После прополки «руководящей и направляющей силой» у республиканского электората остался весьма ограниченный выбор. На страницах Weekly Standard ее издатель Билл Кристол 8 декабря прошлого года удовлетворенно резюмировал: «Теперь очевидно, что республиканским кандидатом станет или Ньют Гингрич, или Митт Ромни. Эти два кандидата отстаивают современные республиканские ценности — американскую исключительность (American exceptionalism), развитие военной промышленности и поддержку Израиля».

Митт Ромни в 2008 году еще казался провинциалом на фоне Маккейна и Джулиани. В этом году на тему традиционных — но по Кристолу, теперь несущественным — вопросам он проявлял заметную гибкость. Он не посмел бросить вызов интернет-монополистам, растоптавшим право на частную жизнь. Он не стал ни оспаривать, ни высмеивать введенный Обамой карт-бланш на службу открытых гомосексуалов в армии. Его партия на предвыборной конвенции поставила ребром только вопрос об абортах. И как и предсказала Анна Дейзин, профессор французского института Нантер, это был проигрышный ход: во время кризиса продолжение рода перестает быть приоритетом и для консервативного населения.

Зато исключительность Америки для республиканского кандидата была такой же неоспоримой догмой, как для его конкурента. Однако военные средства отстаивания этой исключительности не могли снискать общенациональной поддержки — как и понимания в Европе, которую он призвал воздержаться от сокращения военных арсеналов. В стянутом финансовой петлей Евросоюзе его наставления были восприняты как прелюдия к новому принуждению таскать каштаны из огня. Неудивительно, что именно в консервативном Техасе дали от ворот поворот европейским наблюдателям: республиканцы не ожидали от Европы ничего, кроме прямого или косвенного лоббирования Обамы.

«Мягкий экспансионизм» в условиях 2012 года не мог быть побежден «жестким экспансионизмом». Мир слишком очевидно лежал у американских ног, чтобы оправдания новых войн звучали убедительно. А кроме того, бытовой опыт любой американской семьи свидетельствовал, что очередная война — повод для всплеска цен на нефть и, соответственно, на бензин. К последним теледебатам Ромни догадался, что перегнул палку с угрозами наказания внешних врагов: его внешнеполитическая интонация так резко смягчилась, что даже вызвала насмешки европейских СМИ.

 

Мессианская дуэль

Организация «Профсоюз граждан России», специально выискавшая домашний адрес певицы Мадонны, чтобы привлечь ее к ответу за сеянье разврата, может быть, рассчитывала возбудить традиционно консервативную русскую эмиграцию. Однако бенефициаром оказалась другая сторона противоборства: ведь Мадонна не просто так путешествовала в Россию и не просто так воздавала хвалы вышеназванному Далай-ламе. Это была четырехмесячная агитационная кампания в пользу Демпартии и лично Обамы, о чем поп-звезда публично объявила по ее завершении 6 сентября на концерте в Нью-Йорке. Со словами «сегодня покажу вам не свою задницу, а свои чувства» Мадонна скинула топ, под которым на невинном месте, на спине чуть ниже лифчика, большими и ровными черными буквами было написано ОБАМА.

Высказывание о том, что клопы на диванах не отдыхают, а работают, применимо к отечественным артистам, но не к американским. Наши граждане много лет недоумевали, для чего Владимиру Путину Ксения Собчак, пока в Новый 2012 год она не подвергла циркумцизии свои колготки в студии телеканала «Дождь» за любимого руководителя — под столом, без огонька и импровизаторского креатива.

Мадонна пожертвовала куда большим. Задолго до выборов она объявила о своем увлечении каббалой, что требовала не только физических, но и немалых для ее типажа интеллектуальных усилий, зато делало ее не просто певицей с чудачествами, но и полпредом Белого Дома в Земле Обетованной. Такой полпред Обаме был нужен хотя бы потому, что некоторые предыдущие полпреды — Джордж Митчелл, Роберт Мэлли, затем Рам Эммануэль — были отвергнуты этой землей, а прочие — например, Деннис Росс — публично объявили о несогласии с демократической ближневосточной линией.

Предвыборная команда Митта Ромни также вовлекла не простых, а идейных деятелей искусства. Так, например, актер и режиссер Клинт Иствуд практикует трансцендентальную медитацию и, соответственно, также являет собой культурный мост с индуизмом. Другая линия его призвания обозначена орденом Почетного легиона, который ему лично вручил Николя Саркози.

В специальных полпредах на Земле обетованной Ромни не нуждается, поскольку Церковь Христа Святых Последних дней (секта мормонов), самая состоятельная из американских деноминаций, содержит в своих текстах прямую связь с Сионом — по ее представлениям, американцы представляют собой потерянное племя Израиля. Эта прямая связь проявила себя в многочисленных паломничествах в Палестину задолго до возникновения израильского государства и задолго до появления там иных американских и европейских мессианских общин. Впрочем, полпреды у Ромни там есть, притом в разных функциях. Так, летом прошлого года, когда израильские левые на средства американских спонсоров Дэвида Абрахама, Йосефа Маймана и других собрали в Тель-Авиве невиданную 300-тысячную протестную толпу, где бросалась в глаза радужная символика гомосексуалов, популярный телеведущий-мормон Гленн Бек прибыл в Израиль, чтобы бросить вызов этим бузотерам. За что Беку, в недавнем прошлом увлекавшемуся Ницше и Гитлером (эти авторы избавляли его от суицидальных мыслей), досталась награда «За защиту Израиля» от Американской сионистской организации.

Куда более важную роль в команде Ромни сыграла дама с гипнотизирующей внешностью гадалки-прорицательницы, в 1993 году получившая должность президента в компании Bain&Co. — главном экономическом трамплине кандидата. Эта дама по имени Орит Гадиш, дочь израильского бригадного генерала Фалька Гадиша (Грюнфельда), ранее служила в военной разведке Израиля, а в настоящее время входит в международный совет Центра Переса за мир. Уникальный контакт позволил Ромни получить опору поверх партийных линий — то, что ему не мог предоставить игорный магнат Шелдон Адельсон, спонсор Гингрича, поневоле примкнувший к его команде.

В августе этого года Ромни, триумфально принятый в Иерусалиме, поставил Обаму в политический тупик. Как оппозиционер, он имел большую свободу геополитической, в том числе антииранской риторики. Но конфуз Обамы состоял не только в том, что ввязывание в еще одну войну представляло военно-политический риск. Бомбардировка Ирана создала бы ему и внутренние предвыборные проблемы.

Отечественный телезритель — благодаря прежде всего монополии Евгения Сатановского и его братьев по разуму в освещении ближневосточных событий — представляет себе иранскую диаспору в США как группу сторонников изгнанной шахской семьи Пехлеви. На самом деле эта семья, отягощенная наследственной депрессией и погрязшая поэтому не только в роскоши, но и в зависимости от лекарств, для сегодняшнего поколения персов-американцев — скорее предмет стыда, чем политический ориентир. Большинство диаспоры, где первую финансовую скрипку играют иранцы Силиконовой долины, объединено в Национальном конгрессе иранских американцев (NAIC), который придерживается подчеркнуто миролюбивой линии. Деятели NAIC, а также ее сателлитных структур — PARSA и HAND Foundation, философски смотрят на нынешнее иранское руководство и убеждены в том, что превосходство Америки в информационных технологиях не сегодня, так завтра растопит льды и сделает Иран более надежным союзником США, чем капризная и злопамятная Турция.

Район Вествуд в Лос-Анджелесе в быту именуют «Тегеранджелес». Нушин Хашеми, соучредительница HAND и топ-менеджер Oracle, входит в состав совета директоров New America Foundation, которым руководит глава Google Эрик Шмидт. В составе руководства PARSA — Омид Кордестани из Google, Салар Камангар из YouTube и Лорена Пауэлл-Джобс — вдова Стивена Джобса. Они делают погоду в иранской диаспоре, а никакие не выморочные шахи. А о возможностях спонсоров шахского семейства можно судить по питающемуся крохами с их стола Гарри Каспарову.

Как в политическом, так и в финансовом отношении американские демократы меньше всего заинтересованы в том, чтобы потенциал американских персов достался их партийным соперникам. Тем более учитывая тот факт, что электоральная опора в арабской диаспоре, которую долго и талантливо обеспечивали демократам сенаторы и конгрессмены ливанского происхождения, уже частично перетекла к республиканцам: не зря Джон Маккейн обхаживал египетских «Братьев-мусульман», используя себе на пользу каждую ошибку Обамы.

Летом 2011 года Барак Обама был убежден в том, что в ближневосточной политике ему удалось не просто переиграть, а разгромить республиканцев. Ставка на Катар, сделанная еще Клинтоном (в 1996 году запущен канал «Аль-Джазира», с 1998 года в Дохе начали открываться филиалы ведущих американских университетов и «мозговых центров») оправдала себя в «арабскую весну». Казалось, что Катар, где уже полвека проживает управляемый шейх Юсуф Кардави, может заменить Израиль в качестве стратегического партнера США в регионе. Камнем преткновения оказалась Сирия, где «Братья-мусульмане», как и в Египте, Тунисе и Йемене, должны были получить власть, но столкнулись с совместной интригой Франции и Саудовской Аравии.

Красивая схема начала рушиться, и Обаме пришлось пойти на попятную перед традиционным союзником, не желавшим входить в роль второстепенного вассала. В конце января этого года главой администрации Белого Дома стал Джек Лью — первый еврей в этой должности за всю историю. По оценке Дэвида Джибсона из Religion News Service, ортодоксальный иудей Джек Лью, имеющий «широкие связи в американской еврейской общественности, поможет президенту Обаме наладить более дружественный контакт с Биньямином Нетаниягу».

Как раз в это время Шимон Перес попытался сыграть на противоречиях в израильском правительстве и начал формирование альтернативной право-левой коалиции, куда перетягивал в том числе и главу партии «Наш дом Израиль» (НДИ) Авигдора Либермана. В другой израильской партии, «Кадима», любимица демократического Госдепа Ципи Ливни уступила руководство экс-главе генштаба армии генералу Шаулю Мофазу. Однако Нетаниягу был начеку: вначале он предложил Мофазу войти в его правительство, а когда Мофаз стал «топырить пальцы», отказался от его услуг, инициировал досрочные выборы и заключил стратегический альянс с Либерманом: правящая «Ликуд» и НДИ образовали единый блок под названием «Наш дом Ликуд». Из Нью-Йорка немедленно прибыл легендарный имиджмейкер Артур Финкельштейн, а 4 ноября в Иерусалим явился Деннис Росс. Главное препятствие их планам — надоедливая Хиллари — в это время паковала чемоданы.

В результате израильской перегруппировки в тупике оказался уже Митт Ромни. Идеологически республиканцы-экспансионисты ближе к израильским правым, но по воле случайности спелись с культовой фигурой левых. Теперь партии «Авода» Переса-Яхимович осталось не на кого опереться, кроме как на тот самый протестный электорат, который Гленн Бек только что гвоздил за соглашательство с арабами. А команда Ромни осталась между двух стульев: Обама получил весь спектр, представленный в Американо-израильском комитете по внешним связям (AIPAC).

По традиции израильский фактор в американской политике приобретает ключевую роль в самом конце президентской кампании. Так было во время противостояния Буша и Гора, так оказалось и в ситуации, когда по совокупности внешних и внутренних обстоятельств Обама и Ромни сравнялись в рейтинге.

 

Ненадежная почва

Одним из самых неожиданных для Белого Дома ходом оппонента стало возникновение пары Митт Ромни — Пол Райан. Личность кандидата в вице-президенты намеренно приуменьшалась демократическими СМИ — вплоть до того момента, когда Райан с неоспоримым преимуществом обошел своего визави Джо Байдена на открытых теледебатах.

Пол Райан — молодой циник, весьма напоминающий по экономической риторике Анатолия Чубайса образца 1992 года. Различие в том, что Райан — политик имперский, а не колониальный, и поэтому меры «шоковой терапии», затрагивающие — что не скрывается — преимущественно пожилых американцев, неразделимы в его представлении с наращиванием военного потенциала Америки. Более того, в этом нет противоречия, поскольку именно старшее поколение помнит «трудные времена» — и следовательно, во имя высших интересов может мобилизоваться, подтянуть пояса и приобрести ваучеры на социальную помощь. Только Райану хватило смелости пренебречь инерцией, оставшейся со времен «холодной войны», когда американская и советская модели конкурировали в качестве социальной политики: соревнование окончено, забудьте, и примиритесь с разгосударствлением Medicare. Дополнительным агитационным аргументом является собственный опыт медицинской реформы в Массачусетсе, внедренный Ромни задолго до противоречивой и заметно коррупциогенной общенациональной реформы Обамы.

Игра Обамы была несравнимо более рискованной. Гленн Бек не зря изображал в своей конспирологической схеме «революционного дерева» ныне здравствующего Джорджа Сороса и ныне покойных Сола Алинского и Уэйда Ратке. Кампания против «жирных котов», устроенная «оккупантами» и экологистами, была кампанией самого Обамы. Исторические примеры, в том числе пример Зубатова в царской России, свидетельствуют, что заигрывание с леваками рискованно: они зачастую разочаровываются в своих кумирах без предупреждения. И в самом деле, часть леваков разочаровалась. Началось с движения WeAreChange, нашедшего транспартийный общий язык с Роном Полом; потом Сороса развенчал Славой Жижек; наконец, группа Anonymous ушла «влево от Джулиана Ассанжа» после того, как посольство Эквадора в Лондоне посетила Леди Гага, официально работающая по контракту с гарвардским центром «Интернет и демократия». Нервируя старушку Хиллари, «анонимусы» покусились на святое — социальную систему образцово-показательной Эстонии, и мало того, похвалили Владимира Путина за списание долга африканским странам.

Между тем крупный бизнес не мог не отреагировать на инициативу Обамы о повышении налога на carried interest (фиксированную долю вознаграждения управляющих инвестиционными фондами) с 15 до 35 процентов. В результате на сторону республиканцев перешли такие влиятельные спонсоры, как Лестер Краун (вместе с Орит Гадиш входящий в международный совет Пересовского центра), Дэниел Леб и Клиффорд Эснесс. Еще один влиятельный финансист-демократ Стивен Шварцман сравнил налоговый рецепт Обамы с вероломным нападением Германии на Польшу в 1939 году.

Обаму подвели и его партнеры из «прогрессивной» альтернативной энергетики. Белому Дому с трудом удалось замять скандал вокруг компании Solyndra, получившей щедрый государственный кредит на строительство супер-инновационных (не плоских, а круглых) солнечных батарей и провалившей проект. Это фиаско совпало с остановкой производственной линии электромобиля Chevrolet Volt — несмотря на рекламу, не привлекавшего покупателей в кризис из-за дороговизны. В сентябре авторитетный эксперт в области энергетики Гэйл Тверберг на страницах Foreign Policy убедительно аргументировала мнение о том, что в ситуации затяжного финансового кризиса разработка углеводородов и добыча угля будут для бизнеса предпочтительнее альтернативной энергетики — и более того, если его не форсировать, топливо резко подорожает.

В канун выборов по репутации Обамы сильнее урагана ударила отставка генерала Картера Хэма с поста командующего Африканской командой войск США (АФРИКОМ). Поводом стали подозрения в «подстроенном» характере убийства посла в Ливии Кристофера Стивенса. «Разбор полетов» показал, что АФРИКОМ просто не располагал необходимыми авиационными ресурсами, чтобы помочь американскому контингенту. Но генерал хлопнул дверью слишком поздно. А кроме того, волна арабского возмущения фильмом «Невинность мусульман» улеглась так же быстро, как и вспыхнула.

Нельзя сказать, что только ислам в это время подвергался культурным провокациям. Третий год продолжалось расследование педофилии в Ватикане, группа FEMEN объявила «крестоповал» католикам, а Pussy Riot по разнарядке эпатировала православных. Однако единственным религиозным лидером, призвавшим все авраамические церкви объединиться против общей угрозы, оказался лидер лондонского Мусульманского форума действия Массуд Алам. Вряд ли это имя что-нибудь говорит деятелям «Профсоюза граждан России», не получившим инструкций вылезать поперед тандема дальше изобличения кощунниц местного розлива.

 

Пускай воюют пацифисты

«По очкам» победителем теледебатов оказался Обама — в силу упомянутой выше большей подвешенности языка. Но не только. У Обамы более живой темперамент, что и послужило одним из главных козырей в дуэли на прошлых праймериз с Хиллари Клинтон. За время правления он растерял часть харизмы, но не темперамент. Он быстрее реагирует и стремительнее применяет контрудар, что объяснимо физиологически. На лице Обамы, в отличие от оппонента, несмотря на первые признаки седины, не обнаруживается характерных мимических признаков атеросклероза.

Митт Ромни вел более упорядоченный образ жизни, чем Обама (юность которого прошла в американских лагерях в Пакистане), но ему в его бизнес-карьере чаще приходилось испытывать длительное нервное перенапряжение. У непьющих атеросклероз развивается быстрее. В дискуссии он проявляется в негибкости (ригидности), некотором замедлении темпа мышления. Ромни в большей степени нуждается в суфлерах и по причинам нехватки историко-культурных знаний (запомнился эпизод, когда он, сочувствуя жертвам поджога сикхского храма в США, назвал эту религиозную группу «шейхами»).

В ходе последних дебатов Ромни вступился за нефтяные компании, которых Обама лишил льгот за создание рабочих мест не в Штатах, а за границей. Он предъявил самый сильный аргумент, напомнив о том, что альтернативная энергетика, получившая льготы в размере 90-миллиардов долларов, экономически себя не оправдывает. Однако этот довод, убедительный для специалистов отрасли, неочевиден для большинства избирателей, в представлении которых «жирными котами» являются именно промышленные магнаты, особенно нефтяники, а не чиновники из Агентства по защите природной среды, обкладывающие этих магнатов непосильными налогами и сборами, которые как раз и вынуждают к выводу бизнеса за рубеж.

Линия левого крыла Совета по международным отношениям победила, о чем прямо свидетельствовала прямая поддержка Обамы на страницах New York Times, которая вместе с журналом Foreign Affairs является официальным рупором (mouthpiece) «руководящей и направляющей силы». Вторым победителем стало израильское правительство — единственное в мире, которому удалось сыграть на кампании в свою пользу.

Обама продолжит свой курс с корректировками. Он не будет прилагать — вопреки каирским обещаниям 2009 года — усилий к созданию палестинского государства, а сирийскую проблему делегирует турецкому вассалу. Впрочем, президент Совета по международным отношениям Ричард Хаасс еще в декабре прошлого года отдал руководящее указание о переносе центра тяжести демократизации с Ближнего Востока на Дальний. За «арабской весной» по разнарядке следует «азиатская», о чем вполне откровенно рассказывал руководитель стэнфордской программы «Технологии освобождения» Ларри Даймонд. По его словам, следующими мишенями демократизации через социальные сети станут Бирма, Вьетнам, Малайзия и Сингапур. Не исключается и третий по счету переворот в Таиланде.

В Бирме, которая была первой экспериментальной площадкой для «технологий ненасилия», революционная резня между буддистами и мусульманами уже сократила население на полмиллиона человек. BBG в этом году запустил в Янгоне новый просветительный радиоканал. О событиях в этой несчастной стране не особо распространяются ни мэйнстрим-ные западные СМИ, ни отечественные.

«Пускай воюют пацифисты, пускай стреляют в них буддисты, пускай считают каждый выстрел, а мне на это наплевать», — пелось в песенке израильского поэта Анри Волохонского. Когда стреляют буддисты, а гибнут мусульмане, мировой истэблишмент не исходит правозащитной слезой: как можно! Далай-лама — неприкасаемая фигура не только для Барака Обамы, но и для Хаасса и Рубина. Здесь нет ничего удивительного. Интереснее будет послушать, что скажет почитатель сингапурской модели Герман Греф, когда разнарядка освободительной экспроприации дойдет до этой страны.

Судя по высказываниям главы Сбербанка на форуме АТЭС, он ныне совсем не испытывает симпатий к революциям. Но за него можно не беспокоиться: прежде чем разнарядка докатится до России, он успеет выгодно сбыть контрольный пакет акций банка. Репутация интернет-олигархии уже не абсолютна, как и репутация Обамы, и машина демократизации подобно проржавевшему механизму из рассказа Франца Кафки «В исправительной колонии» будет дальше катиться со скрипом и пережевывать жертвы не полностью. Несамодостаточные страны, которые в мире составляют уже почти три четверти, будут и дальше ходить по миру с протянутой рукой, а из разорившихся элит ни шатко, ни валко будет формироваться глобальное сообщество саботажа и мести. Сентябрьская осада офиса Google в Лондоне — первая ласточка «контр-весны».

Однако внутренние оппоненты — более серьезная опасность для режима Обамы. Митт Ромни в принципе не мог победить. Будь он реальной ставкой самых влиятельных мировых кругов, британское Монархическое общество нашло бы и в его роду великих людей, но увы, он всего лишь потомок одного из основателей Церкви Христа Святых последних дней, а последние дни, вопреки эсхатологическим ужастикам, в этом году не наступили. Другое дело, что сообщества нефтяных олигархов и производителей вооружений, которые 6 ноября были поставлены на место, не смирятся с этой обидой.

Экономические аналитики волнуются о том, наступит ли фискальный обрыв. Их спекуляции равны гаданию на кофейной гуще, поскольку реальная прибыль Америки давно уже обеспечивается непрозрачными теневыми рынками. Поэтому и не сбываются апокалиптические прогнозы Линдона Лару-ша: рынок деривативов рухнул, но спекулянты не остались без штанов. И бегство капитала из Египта, и оптимизация транзита наркотиков (Бухарест вместо Инджирлика, или Ульяновск вместо Гвадара) еще долго будет поддерживать эти штаны.

Интереснее другое — когда рухнет рынок тесно переплетенной между собой альтернативной энергетики и сетевой интернет-экономики. Хотя бы по той причине, что этот крах будет не только экономическим, но и идеологическим. Только когда серийное банкротство этих секторов прокатится от Нью-Джерси по Калифорнии, и до каждой дремучей экологической башки дойдет, что климатическая теория была блефом для легковерных, а экономическая основа «надежды» — бутафорией вроде волшебной дверцы в сказке «Пиноккио», в Соединенных Штатах случится то, чего давно жаждут жертвы их геополитики — смута.

6 ноября Обама написал в Twitter: «Еще четыре года». Но если божки Twitter и Greenpeace рухнут с небес раньше, срок окажется короче.

Смуты в истории Соединенных Штатов еще не было. Но мало ли чего не было. До ХХ века не было таких вещей, как Уотергейт. До начала ХХ века не было мулата-президента и охоты на «жирных котов». «Похудевшие коты» становятся злее. Они, видимо, и сделают мир многополярным, благо больше, похоже, некому.

12.11.2012