Барьеры бывают разные... Понятие «психологический барьер» употребляется все чаще и чаще, когда речь заходит о взаимоотно­шениях людей, о постижении живой души.

Так, в романе болгарского писателя Павла Вежинова «Барьер» мы сталкиваемся с драмой взаимонепонимания странной девушки Доротеи, умевшей летать и страдающего автора: «Между нами ле­жала какая-то преграда, о существовании которой я раньше не по­дозревал. Может быть, инстинктивное отвращение к болезни, даже когда она не заразная». Характерен диалог, происшедший между главным героем и лечащим врачом Доротеи — Юруковой:

А она предлагала вам летать?

Нет! — изумился я.— Как это летать?

Как птицы, например... Это одна из ее навязчивых идей...Или ее мечта, которая характеризует ее с самой хорошей стороны. Вам никогда не снилось, что вы летите?

Нет,— ответил я.

А вот мне снилось. Я летала спокойно и свободно, как пти­ца. Над лесами и озерами. Вы думаете, это случайно?

Нет, я не думал, что это случайно. Я полагал, что пациенты оказали на нее свое влияние. Она, наверно, тоже поняла, что пере­борщила, откинулась на стуле...

Не   пугайтесь   незначительных   рецидивов, — продолжала она. — И ее тоже не пугайте. Я ее лечила сильными лекарствами. Она все еще как одурманенная.

Да, пожалуй, — без энтузиазма согласился я.

Это не так уж страшно. Таким образом вы можете заглянуть ей в душу. И вы сами поймете, какая у нее, в сущности, светлая ду­ша. А это большое счастье. Человеческая душа нечто более стран­ное и непостижимое, чем это мог себе представить даже такой писа­тель, как Достоевский. Мы не ведаем ни ее настоящей силы, ни ее ужасающей слабости. Кроме, пожалуй, писателей и психиатров. У них хоть есть возможность время от времени заглянуть в щелочку...

Мы помолчали. Каждого из нас занимали свои мысли и опасения.

Я надеялся, что вы меня подбодрите, — произнес я нако­нец. — А вы скорее напугали.

А может, это я нарочно! — пошутила она. — Хотя я уверена, что вы никогда не перешагнете барьер.

Какой барьер? — встревожился я.

Она поколебалась, потом как бы вскользь заметила:

— Это так, к слову...

Главный герой — композитор — так и не смог преодолеть барьер, понять девушку, которая умела летать. И вот финал, горест­ные размышления о непоправимом: «Поздно вечером я с тяжелым сердцем поднялся на террасу. Я не посмел взглянуть на небо, на не­взрачные звезды, слабо мигавшие у меня над головой. Они никогда не будут моими. У меня нет крыльев взлететь к ним. И нет сил. Доктор Юрукова сразу же угадала, я никогда не перешагну барьера».

И так было всегда. Кто-то делал себе крылья и бросался с ко­локольни (как крестьянский Икар), кто-то выращивал собствен­ные, кто-то мог это хотя бы понять (как доктор Юрукова, окон­чившая, к слову сказать, кроме медицинского еще и филологи­ческий факультет).

Преодолеть барьер — обрести волю.

Но сначала нужно хотя бы осознать, что этот барьер есть и за­хотеть его преодолеть.

Академик Б. Кедров ввел понятие познавательно-психологичес­кого барьера в научно-технической деятельности (ППБ), которое для краткости называет «барьером»: «Мне хотелось бы этим поня­тием выразить двойную роль, которую эти барьеры — "оградительные сооружения" — играют в ходе работы нашей творческой мыс­ли. Когда хотят создать водоем, то реку перекрывают плотиной. Задерживая воду, она обеспечивает наполнение водоема. Когда же необходимость в водоеме отпадает, роль плотины из конструктив­ной, полезной становится тормозящей поток причиной. Теперь воз­никает необходимость преодоления барьера... с тем, чтобы обеспе­чить дальнейшее движение воды. Применительно к движению творческой мысли нас будет интересовать именно эта, вторая сто­рона дела — преодоление тормозящей функции барьера, вставшего на пути к истине».

Р. М. Грановская и Ю. С. Крижанская рассматривают в своей работе «социальные барьеры», тема которых разработана еще со­всем мало: «Защищая собственные интересы, одни возрастные и социальные группы постоянно навязывают другим свои правила, действуя против их воли: взрослые — детям, мужчины — женщи­нам, белые — неграм, средний слой — низшему, ученые — обывате­лям. Тех, кто отказывается подчиняться этим правилам, превраща­ют в отщепенцев и изгоев. Для этого существуют специальные опе­рации, вынуждающие человека загонять несовместимые с установ­ками среды переживания в подсознание, что бьет по его самооценке и приводит к глубинному конфликту. Но — при этом обеспечивает­ся стабильность общественных отношений». Операция­ми, формирующими социальные барьеры, авторы считают осмея­ние и проверку на социальный статус .

Однако личность может отрегулировать высоту барьеров: «Сталкиваясь с внешней травмирующей ситуацией, недовольный собой и огорченный своими поступками человек может нейтрали­зовать защитные механизмы тремя способами: понизить значи­мость травмирующего фактора ("Теперь (в новых обстоятельствах) я смотрю на это по-другому"); повысить самооценку, чтобы на ее фоне влияние травмы было менее болезненным ("Для меня это не имеет большого значения"), или понизить значимость неудачных поступков и действий, т. е. изменить систему ценностей так, чтобы некое событие опустилось в иерархии предпочтений, стало лично менее значимым ("Не очень-то и хотелось").

А. Минделл затрагивает проблему групповых барьеров: «У каж­дой группы есть барьеры или внутреннее сопротивление к принятию, признанию определенных, скрываемых ими сторон, и к работе с ни­ми. Например, у многих групп есть барьеры, препятствующие выра­жению личных чувств на людях. Существует негласная договорен­ность между членами группы, что в группе нет места проявлению личных чувств. В одних группах будут сдерживаться агрессивные и недемократические устремления. В других существуют не писанные правила, согласно которым члены группы не должны вести себя как дети. Все группы и организации обладают убеждениями и устрем­лениями, философией и поведением, которые они всячески поощ­ряют, и другими, которые они осуждают, запрещают, подавляют или оказывают им активное сопротивление. Когда группы блоки­руют выход за барьеры, они разлаживаются, становятся жесткими и безжизненными. Даже если внешне дела группы выглядят хорошо, скрытые депрессии и страхи свидетельствуют об ухудшении жизни этой группы. Люди могут быть добрыми, вежливыми и нравствен­ными по отношению друг к другу, но искреннее общение при этом отсутствует».

Таким образом, термин «барьер» прочно занял свое место в психологических трудах, а работа А. Минделла вплотную выводит нас на проблему барьеров малых групп и личности в них.

Наше понимание барьера основывается на том, что все сущест­вующие в обществе барьеры (социальные, психологические, статус­ные, научно-технические, естественные и пр.) первопричиной имеют затруднения языкового характера (по В. Далю «Барьеръ — пре­града, ограда, застава, забор, тын; ворота, заворы; ограда, обнос, околица; барикада — укрепление на скорую руку в жилом месте, на улицах, из всякого подручного припаса: разной утвари домашней, бочек, досок, поднятой мостовой и пр.»).

Итак, барьер — это языковые проявления, которые нам мешают, а также другие, которые мы используем в ситуации «здесь и сейчас» с целью избежать осмеяния, проверки на социальный статус или простого непонимания («барьер» в значении «барикада»).

Попытка социального эксперимента преодоления языковых барьеров в условиях терапевтической группы

Время: 26 сентября 1994 года.

Место: Пансионат «Соколья гора» под Смоленском. Состав группы: психотерапевты, психологи, педагоги; 25 человек мужского и женского пола в возрасте от 18 до 45 лет.

Длительность эксперимента: 6 дней.

Цель: изменение языка каждого члена группы.

Задачи:

1)    обсуждение понятия «языковой барьер», обозначение общих языковых барьеров;

2)    осознание и называние собственных языковых барьеров каж­дого члена группы;

3)    преодоление барьеров, закрепление результатов в «полевыхусловиях» (под «полевыми условиями» понимается ситуацияестественного языкового, в том числе, полемического, обще­ния в «больших» психотерапевтических группах и межлич­ностном общении).

Объективация результатов эксперимента: разного рода языко­вая продукция — «Письма на Большую землю», индивидуальные и групповые ассоциативные эксперименты, аудиозаписи выступлений и обсуждений; текст мифа Победителя как результат групповой фольклорной деятельности группы.

I этап. Размывание смысловых полей.

Введение понятие барьера и некоторых основных положений суггестивной лингвистики. Загрузка сознания и подсознания.

Ведущая говорила о продуктивности и об Адамовой тайне на­званий; о различных способах погружения в собственное подсозна­ние, самый безвредный из которых — языковой; о тайнах «дома кол­дуньи», о личных мифах психотерапевтов и о том, почему большие массы людей идут лечиться к колдунам и феям; о рекламе удачной и неудачной; о шизофренизации общества; о защитных и необходимых барьерах; о тайнах имени; об умении писать бумаги и письма и т. д. Конечно, могут быть разные слова, разные истории, разная аргумен­тация, но задача одна — разбудить интерес к родному языку и Языку вообще; показать, что существует много загадочного и интересного в этом мире и каждый человек является творцом своей жизни и жизни окружающих. Иными словами, при помощи вербальной мифологиза­ции всех явлений действительности члены группы приблизились к пониманию и обозначению высшего уровня иерархии ценностей — смыслу жизни. «Значение смысла жизни как синтеза высших целей и идеалов можно показать, рассматривая воздействие на поведение человека страха смерти. Возникающий страх иногда обостряется пе­реживанием того, что нависла серьезная угроза не успеть воплотить жизненные планы. Страх усиливается непременным желанием успеть сделать самое главное в отпущенный срок. Это значит, что человек рассматривает свою жизнь как нечто целостное — некий творческий акт: курс обучения, который надо завершить, или дом, который надо достроить».

II этап. Работа с конкретными языковыми барьерами.

К универсальным барьерам группа отнесла:

1) барьер мифологический;

2) языковой барьер профессионализма;

3) межличностный;

4) барьер имени;

5) барьер любви и ненависти.

Уже во время знакомства были обозначены задачи:

-  понять другого человека;

-  научиться говорить так, чтоб тебя принимали;

-  создавать эффективные письменные тексты;

-  улучшить свои профессиональные качества;

-  жить без конфликтов и барьеров.

Условиями сохранности во время вербального путешествия в собственное бессознательное можно считать:

1) осознание цели путешествия: дать себе максимальное коли­чество эмоциональных и интеллектуальных «толчков» для актуа­лизации внутренних лингвистических резервов; попытаться пре­одолеть собственные языковые барьеры и осознать барьеры окру­жающих;

2) открытый выход, закрытый вход в момент работы группы (новоявленные путешественники, не прошедшие эмоционального тренинга, не имеющие начального опыта, могут оказаться слабым звеном в цепочке);

3) презумпция  языкового  таланта  каждой  личности  (уста­новка на то, что все члены группы — творцы и у всех изменения произойдут);

4) добровольность полная (хочешь избежать каких-либо дейст­вий — можешь оставаться  наблюдателем,  ничего  не доказывая); право на пассивность;

5) отсутствие любого насилия и агрессии, в каких бы формах они не проявлялись;

6) потребность разбираться в причинах (прежде всего, лингвис­тических) любого явления;

7) изменение (нейтрализация) конфликтной ситуации исключи­тельно вербальным путем;

8) предельная условность, осознание моментов игры; воспри­ятие информации извне: сверху, из Космоса, из другого измерения;

9) обозначение барьеров и их преодоление;

10) непременная лингвистическая фиксация результатов (сво­бодные ассоциации, письма на Большую землю и пр.).

Остановимся подробнее на преодолении барьера имени. Способ преодоления этого барьера — изменение имени (или осмысление  достоинств   своего   имени).   Как   писал  А. Ф. Лосев «миф — развернутое магическое имя». В таком случае, имя — свернутый миф (магическое имя — свернутый миф). Как ска­зала, сияя, одна из участниц Смоленского семинара: «Ребята из ва­шей группы чудеса творят». — «А в чем дело? — спрашиваю, — Что они такого натворили?» — «У меня было очень много проблем, — ответила девушка, по профессии психиатр, — а они мне посове­товали просто сменить имя и пожить в нем...» — «И что?» — «Мир переменился».

Мир изменился и к человеку пришла удача. Разве этого мало?

Имя — это, в сущности, мантра (магическое сочетание звуков), причем, наиболее частотная личностная мантра. Недаром эта тема вызывает такой интерес и у ученых, и у носителей языка. В тайну имен пробуют проникнуть поэты, психологи, лингвисты.

Французский исследователь Пьер Руже предлагает «вибрацион­ную» теорию воздействия имени на судьбу человека и пишет: «Нет в языке такого слова, которое по влиянию на ваш характер и судь­бу, по силе выражения чувств, по употребительности можно было бы сравнить с вашим именем. Имя может звучать как просьба или приказ, как упрек или одобрение, как пощечина или ласка... Наибо­лее частой причиной смены имени является то, что имя (а заодно и его носитель) вызывает насмешку у окружающих. В подобных слу­чаях имя чаще всего действительно не подходит данному человеку, оно не соответствует внутренним вибрациям личности, не вызывает в нем резонанса. Не следует, однако, забывать, что имя — это наш опознавательный знак, запись нашего "я". Смена имени влечет за собой разрыв с прошлым, начало движения в новом направлении. Это как бы новое рождение. Так монахи после пострига вступают в новую жизнь с новыми именами. Во время второй мировой войны многие подпольщики в целях конспирации брали себе новые имена, полагая, что это временная мера. Но некоторые из них в условиях постоянного напряжения, риска и борьбы стали совершенно иными людьми. После окончания войны они оставили себе партизанские имена».

С. Попов считает наличие одинаковых букв в именах условием успешного взаимодействия, т. к. это означает одинаковые черты характера.

Можно привести различные суеверия и поверья, связываемые у разных народов в разные времена с именами. Так, в Древней Руси верили в то, что вместе с именем можно передать человеку и те свой­ства, которые заключены в лексическом значении его имени (Храбр, Добрыня, Умной, Красава, Ярослав), или те качества, которыми обладал его покойный родственник. Считалось, что не следует со­общать своего имени незнакомому человеку, чтобы не попасть под влияние его колдовства. Запретное, настоящее имя называлось «тайным именем». Еще в XVI-XVII веках русские часто имели даже по три имени: одно прозвище (не христианское) и два христианских имени, полученных при крещении. Одно из этих последних было явным, открытым, а другое — тайным, известным только самому его носителю, его духовнику и близким к ним лицам.

В. А. Менделев в работе «От звука к имени» связывает воедино поверья различных народов об именах и достижения современной лингвистики (методику А. П. Журавлева). Так, он пишет: «Ощу­щаемое подсознательно "плохое" значение звучащего имени часто приводило к тому, что некоторые "официальные" (взятые из свят­цев) имена выходили из употребления, а иногда случалось, что "грубое" или "злое" имя заменялось производным, которое воспри­нималось благоприятнее.

Психоэмоциональное значение звучащего имени создает в соз­нании людей некое поле, воздействующее на носителя этого имени. Отсюда обилие уменьшительных, просторечных, "уличных" имен, образованных от некоторых основных форм — эти имена, как пра­вило, гораздо более приемлемы для их владельцев (хотя бывает и наоборот)». Автор приводит в своей работе анализ отдельных имен, приняв за основу их фоносемантическую характеристику и утверждает, что фоносемантический ана­лиз имен дает возможность еще раз убедиться в удивительной точ­ности народного восприятия; спонтанная оценка имени при его выборе практически всегда совпадает с вычисленной, приятной или малоприятной картиной. В качестве примера рассматривается фо-носимволические значения трех русских имен. Георгий — исходная форма (так в святцах), Егор и Юрий — народные образования (Юрий упоминается в святцах только однажды, да и то в скобках, а Егора там вовсе нет):

Георгий — плохой, маленький, горячий, быстрый, веселый, низменный, яркий, угловатый, короткий;

Егор — хороший, большой, мужественный, активный, простой, сильный, холодный, красивый, величественный, громкий, храбрый, могучий;

Юрий — хороший, нежный, женственный, светлый, слабый, медленный, красивый, гладкий, легкий, веселый, округлый, добрый, радостный.

В основном отрицательная эмоциональная оценка имени Геор­гий и вызвала в народе неосознанное желание избавиться от неприят­ного раздражителя. Отсюда и возникли произвольные имена, при­чем часто Георгия по паспорту в быту зовут Юрием.

Что же произошло в группе? Получив задание выбрать какое-нибудь имя, обосновать свой выбор и на некоторое время «вжиться» в это новое состояние, Андрей «превратился» в Кирилла, Натали — в боярыню Морозову, Лариса — в Валерию, Елена — в Светлану, Эдик — в Графа и др. Посмотрим, насколько обоснован­ными были эти изменения.

Андрей — Кирилл

Андрей — яркий, активный, хороший, громкий, радостный, мо­гучий, храбрый, подвижный, мужественный, величественный. «Яркое, веселое и очень мужественное имя, традиционно любимое в народе — и не только в России. Довольно часто носители этого имени — организаторы и вожаки. Они объединяют и ведут за со­бой, а иногда — просто ловкие и удачливые люди с мгновенной реакцией на изменение ситуации и умение использовать ее с выго­дой для себя. Впрочем, они не склонны причинять кому-либо вред и совершать поступки, унижающие кого бы то ни было, — обычно это хорошие люди».

Кирилл — слабый, короткий, тихий, маленький, быстрый, хи­лый, низменный, шероховатый, угловатый, горячий, подвижный, тусклый, трусливый, нежный. «Еще совершенно не зная Кирилла, услышав только его имя, человек ощутит действие целого набора неприятных признаков, свойственных этому имени. Кирилл — чело­век жесткий, даже жестокий; он в значительной степени лишен чувств сострадания и сочувствия ближнему. Он с трудом вписывается в сложившиеся между людьми цивилизованные отношения, а порой Даже склонен к конфликтам. Тяготеет к авантюрам, стремится вла­ствовать, но в то же время легко подчиняется чужой воле. Трудно назвать Кирилла личностью яркой и храброй, так как анализ обна­руживает признаки "тусклый" и "боязливый". Кириллу придется преодолевать влияние этих признаков, иначе он может стать чело­веком мелким и даже мелочным, а поскольку эти черты характера популярностью и вниманием окружающих не пользуются, Кирилл рискует приобрести свойства личности скрытной и нелюдимой».

Андрей, выбравший имя Кирилл говорил о своем ощущении чего-то инородного и захотел получить на группе новый опыт.

Впрочем, есть в этих именах один общий признак — «подвижный», т. е. определенная преемственность все-таки сохраняется.

Натали — Боярыня Морозова

Натали — хороший, красивый, гладкий, безопасный, радост­ный, округлый, простой, яркий, величественный, медленный.

Боярыня Морозова — могучий, мужественный, сильный, боль­шой, громкий, храбрый, величественный, яркий, грубый, холодный, хороший, активный, радостный.

Общие признаки имен — хороший, радостный, яркий, величе­ственный. Заметим, что вариант «боярыня Морозова» содержит признаки могучий, мужественный, сильный, активный, громкий, храбрый, грубый, холодный; активный, т. е. имеет тенденцию к проявлению через действие той неопределенности и женской пас­сивности, которые проецирует на человека звукокомплекс «На­тали». Это также новый опыт и новый образ.

Лариса — Валерия

Лариса — хороший, радостный, яркий, красивый, величествен­ный, активный, храбрый, безопасный. «Прирожденный руководи­тель, хороший организатор. С людьми строга и холодновата, но всегда справедлива. Может стать прекрасным педагогом, ровна со всеми, никого не выделяя — ни в любимцы, ни в нелюбимые. Как только дело касается личных отношений, она теряется. Такова двойственная натура имени Лариса — нечто величественное — и одновременно нечто беспомощное».

Валерия — радостный, яркий, хороший, величественный, храб­рый, могучий, громкий, сильный, веселый, активный, светлый, про­стой, красивый. «Валерия непредсказуема. Порой ее поведение бук­вально зависит от того, с какой ноги она встала. Она противоре­чива в оценке событий и людей, непостоянна в своих намерениях. Впрочем, если у вас хватит терпения завоевать ее расположение или просто повезет ей понравиться, вы будете иметь преданнейшего друга, который упрямо будет видеть в вас только хорошее, даже если вы этого и не заслуживаете. Тот, кто сможет проникнуть в ха­рактер Валерии глубже, увидит, что в основе несколько взбалмош­ного поведения Валерии лежит ее ранимость, повышенная чувстви­тельность. ...К незнакомым людям у Валерии преобладает насто­роженно-недоверчивое отношение».

Как видим, большой ряд признаков (хороший, радостный, яр­кий, красивый, величественный, активный, храбрый) — совпадает. При этом Лариса более рациональна, а Валерия — непредсказуема. Напомним, что Лариса хотела «выйти» из образа строгого преподавателя (так и получилось) и в то же время усугубила то качество (способность к преданной дружбе), которое и хотела осознать и почувствовать.

Елена — Светлана

Елена — хороший, красивый, светлый, безопасный, округлый, гладкий, простой, нежный, храбрый, медленный, радостный, весе­лый, добрый, активный. «Великолепное и очень красивое имя, на­дежное и светлое. В ней есть какая-то тайна, она сдержанна и даже медлительна; создается впечатление, что она выше суеты и мелочей (может, впечатление и ложно). Скорее всего, это просто некоторая леность. Елена редко станет добиваться чего бы то ни было, она плывет по течению. ...Общей чертой всех носительниц этого имени во всех его формах является легковерность. Они склонны некритич­но воспринимать мнения других, причем чувство юмора у Елен раз­вито явно недостаточно».

Светлана — короткий. «Уникальное имя, при восприятии кото­рого все психоэмоциональные признаки никак себя не проявляют. Произнеся или услышав его, мы не сможем сказать ничего опреде­ленного об этой личности, с одной стороны, это плохо — никакой определенности, а тем более предопределенности, имя не несет, с другой — какой простор для формирования личности! Никаких внешних сил, никакой заданности! Светлану лепят окружающая жизнь, родные, близкие и, наконец, она сама — какой захочет, та­кой и будет. Она в полном смысле слова — создает сама себя. В этом Светлане помогает лексическое значение имени: "светлая"».

Вспомним, что Елена решила изменить свое имя, потому что оно «не звучит», а имя Светлана связано для нее с чем-то ангель­ским (по мотивам баллады Жуковского). Т. е. образ уже создан, осталось только прийти к внутренним изменениям и имя Светлана дает как раз такую свободу для творчества.

Эдуард — Граф

Эдуард — большой, хороший, округлый, красивый, величест­венный, храбрый, безопасный, гладкий, простой, громкий, длин­ный, сильный, медленный, холодный. «Большое, хорошее, величе­ственное имя, которое характеризуется целым набором по преимуществу положительных признаков. Эдуард человек грубый и мужественный, способный добиться успеха в делах и достичь своих Целей. Помешать ему может только собственная пассивность. По темпераменту — флегматик (что, кстати, способствует пассивности) и зачастую довольствуется тем, что имеет. Личность крупная, он равнодушен и пренебрежителен ко всяким тонким чувствам и мел­ким деталям и нюансам человеческих отношений. ...В нем полно­стью отсутствуют мнительность и боязливость; возможно, это одна из причин хорошего здоровья. Обладает стойкой психикой, не под­вержен стрессам и не склонен к самоанализу. Интеллект развит бо­лее вширь, чем вглубь».

Граф — тихий, страшный, шероховатый, злой, короткий, угло­ватый, мужественный, темный, печальный, грубый, плохой, туск­лый, пассивный, тяжелый. «1)в раннем средневековье в Зап. Евро­пе — должностное лицо, наделенное судебной, административной и военной властью; в период феодальной раздробленности — фео­дальный владетель; 2) наследственный титул высшего дворянства; в России был введен Петром I».

Если проанализировать тенденцию, то изменение имени Эдик на титул Граф (слово, полностью противоположное по фоносемантическим признакам) усиливает идею пассивности (наследственный титул) и придает облику этого человека зловещие черты (вспомним знаменитого вампира — графа Дракулу).

Мы привели в качестве примеров только несколько вариантов изменения имени, мотивированных стремлением поменять что-то в себе.

Другая мотивация — лучше понять характер и судьбы других людей. Так были выбраны имена Вера, Наташа.

Вера — женщина с нелегкой судьбой (по наблюдениям будущей носительницы этого имени), характеризуется признаками: корот­кий, сложный, радостный. По мнению В. А. Менделева это «имя женщины замкнутой, углубленной в себя, с противоречивым и сложным характером. При эмоциональном восприятии ощущаются только черты надежности (2,59), основательности и устойчивости (3,54). ...Она спокойна, невозмутима, ее почти невозможно чем-то увлечь, а уж надолго и всерьез — затея безнадежная. Одним словом, большинство Вер — натуры флегматичные, хотя в тех редких слу­чаях, когда их что-то задевает за живое, они способны упорно и настойчиво добиваться своего. К сожалению, это натуры не очень глубокие, да и меркантильные, так что достигнутая цель не всегда оправдывает затраченных усилий. Вера редко увлечена своей рабо­той, ее профессиональная деятельность — чаще просто средство заработать на жизнь. Очень много времени она уделяет самоанали­зу, скорее самокопанию, но из-за свойственной ей лени (особенно в молодости) никаких практических выводов, а тем более поступков из этих раздумий не вытекает. И интеллект, и интуиция ее редко выходят за пределы среднего уровня. В компании она скорее за­стегнута на все пуговицы, чем общительна и откровенна. Все это создает ей дополнительные трудности при контактах с людьми, хо­тя с подругами и близкими (их немного) она ровна и приветлива». Вот такую нелегкую «модель» решила примерить на себя участница группы.

Еще одна тенденция — признание гармонии со своим именем — Юра, Александр; нежелание с ним расстаться даже на время. О Юре мы уже писали, а вот имени Александр (кстати, самому час­тотному имени в группе — 4) необходимо уделить дополнительное внимание.

Александр — Саша — Шура

Александр — хороший, храбрый, активный, красивый, мужест­венный, величественный, могучий, простой, большой, радостный, яркий, громкий, сильный. «Это имя соответствует в основе своей сангвинистическому темпераменту с уклоном к холерическому. Бла­городство, открытость настроения, легкость обращения с людьми характерны для этого имени; легкость, но не поверхностность. ...Ум Александров четкий и трезвый, слегка иронический, быстр и много­сторонен. Благородство этого духовного склада, рыцарство — не вспышка и порыв, а склонность, оформленная вроде правила. Имя Александр хочет быть микрокосмом и, когда получает достаточный питательный материал для оформления, то становится таковым: гением. Но эта гармония и самоудовлетворенность имени Алек­сандр может быть не по плечу всякому: не имея сил стать даже большим, он, помимо желания, тянется к великости». «Хорошее и большое имя. Значение "защитник лю­дей" как нельзя лучше соответствует эмоциональному восприятию этого имени, а признак "величественный", видимо, подтверждается его судьбой, ведь это имя принадлежало великим властителям про­шлого, императорам и царям. Другие качества согласуются с ос­новными: имя активное, яркое, сильное, мужественное, храброе и могучее. Особенно выделяется признак "храбрый" — история это подтверждает».

Парадоксальны показатели восприятия уменьшительных имен, осе они, естественно, не так величественны, громки, ярки и могу­чи— это понятно. Но исчезают и другие признаки: «активный», «сильный», «красивый».

Саша — тихий, тусклый, низменный, отталкивающий, шерохо­ватый, страшный, злой, трусливый, медлительный.

Шура — страшный, темный, тусклый, тихий, шероховатый, плохой, низменный, печальный, грустный, могучий, медлительный.

«Выходит, что великолепные качества Александра — руководи­теля и вождя, защитника общества, нивелируются гораздо менее привлекательными чертами Саши и Шуры в быту: ведь в буднич­ной, повседневной жизни блестящий воин и организатор зачастую не может найти себе места: тихие семейные радости не могут его удовлетворить, и он становится заурядным, скучным, даже неприят­ным для окружающих. Это отражается в восприятии имени: при­знак "величественный", например, меняется на "низменный", "яр­кий" — на "тусклый", исчезает активность, зато появляется медли­тельность. Признак "красивый" уходит в тень, а его антипод — "отталкивающий" становится более весомым, а для имени Саша даже выходит из нейтральной зоны и становится значимым. В об­щем, Александры великолепны в минуты опасности, напряжения, в случаях, когда необходимо принять важные решения, — одним сло­вом, в переломные моменты жизни или в нестандартных ситуациях. Они выходят победителями, оказавшись в безнадежных положениях, но в обычной жизни теряются, иногда даже опускаются ниже сред­него уровня: это уже не хороший, светлый и большой человек, а зачастую плохой и темный. Такова натура Александров — двуеди­ная и противоречивая».

Эту особенность тонко чувствуют писатели. Так, в незабвенном «Золотом теленке» И. Ильфа и Е. Петрова мы встречаемся с Шурой Балагановым и наблюдаем следующую сцену:

«Рыжеволосый молчал, подавленный справедливым обвинением.

Ну, я вас прощаю. Живите. А теперь давайте познакомимся. Как-никак мы братья, а родство обязывает. Меня зовут Остап Бендер. Разрешите также узнать вашу первую фамилию.

Балаганов, — представился рыжеволосый, — Шура Балага­нов.

О профессии не спрашиваю, — учтиво сказал Бендер, — но догадываюсь. Вероятно, что-нибудь интеллектуальное? Судимостей за этот год много?

Две, — свободно ответил Балаганов».

Еще более емкий и парадоксальный в своем проявлении образ мы находим на страницах эпопеи И.Шмелева «Солнце мертвых» — плаче о погибели Русской земли, о безвинно погибших от жестокости и голода в 1920 году людях. В главе «Что убивать ходят» мы встреча­ем Шуру-Сокола — это мелкий стервятник, от которого пахнет кро­вью: «Кто сотворил стервятника? В который день, Господи, сотворил

Ты стервятника, если Ты сотворил его? дал ему образ подобия Твое­го... И почему он Сокол, когда и не Шура даже?! Покорный конек возит его по горкам — хрипит, а возит. Низко опустил голову, челка к глазам налипла, взмокшие бока ходят: трудно возить по горкам. Покорен конек российский: повезет и стервятника, — под гору пове­зет и в гору».

Рассуждая о «сдвигающем» действии звучания А. П. Журавлев рассматривает, в частности, названия хищных птиц: «Самые круп­ные, кровожадные и добычливые из пернатых хищников получили "хорошие" имена: сокол, ястреб. А славу самого "страшного" сни­скал довольно безобидный коршун, поскольку среди характеристик звучания слова коршун есть такие, как "темный", "страшный". В фольклоре, а затем в литературных произведениях и в разговорной речи коршун незаслуженно стал олицетворением злых, темных сил. Ясно, что признаковое значение, столь мрачное для слова коршун и положительное для слов сокол и ястреб, сейчас поддерживается только литературой и словоупотреблением. Мы можем прочитать или услышать словосочетание смотрит соколом или налетел кор­шуном. Во время войны наших летчиков называли соколами, ис­требители — ястребками, а фашистские самолеты — черными кор­шунами. Вот какие "сдвиги" значений вызвало звучание этих слов!».

Таким образом, И. Шмелев выбрал и соединил самый отталки­вающий вариант имени Александр и самый благозвучный и мифо­логически-возвышенный вариант названия хищных птиц. Шура-Сокол — это то же, что Александр Балаганов, или Шура Пушкин, Шура Суворов, Шура Македонский. Парадокс и абсурд. Впрочем, информация к размышлению также. Такой вот Шура-Сокол — страшный, тусклый, темный, тихий, шероховатый, печальный, мо­гучий, грустный.

Имя — один из ключей к нашему подсознанию. Выбирая новое имя, трактуя имя тем или иным образом мы подключаем человека к континуальным потокам сознания, открываем в нем нечто сокровен­ное, получаем возможность прикоснуться к его душе. Это особый вид транса: «Случалось ли вам, когда-нибудь находить странным ваше имя, произнесенное вами самими. Со мной это часто случается. Я произношу громко, несколько раз подряд, свое имя и перестаю пони­мать что-либо; под конец я не различаю ничего, кроме отдельных слогов. Тогда я перестаю понимать все, забываю обо всем. И, как бы загипнотизированный, продолжаю произносить звуки, понять смысла которых я уже не могу».

О преодолении мифологического барьера и барьера самосозна­ния речь пойдет дальше. А пока результаты эксперимента:

1) Активизация речевых навыков.

2) Изменение языкового поведения (кто говорил долго и нудно, вызывая агрессию окружающих, научился говорить коротко и вы­разительно и т. д.).

3) Исчезновение боязни чистого листа.

3) Овладение новыми методами лингвистического гетеро- и аутовоздействия.

5) Преодоление ряда  языковых  барьеров  (мифологического, профессионального, межличностного, имени и пр.).