Хоттабыч проводил взглядом дружную компанию и, тяжко вздохнув, отправился следом. Вздыхал он не оттого, что что-то не нравилось. Наоборот, пока все складывалось хорошо. Недавно обретенные тайные союзники не разочаровывали, а с каждой минутой вызывали все больше симпатий. И несмотря на отсутствие логики и предсказуемости в их поступках, у них все получалось.
И сейчас, когда больше нет гвардейцев и бывшие узники имеют возможность не просто ускользнуть из дворца, а торжественно выйти через главные ворота (обленившиеся Федотовы стражники, скорей всего, разбегутся при виде медведя), они пошли решать его, Хоттабыча, проблему.
Вздыхал он и не потому что размышлял над тем, как бы поступил, окажись на их месте. Каждый должен быть тем, кто он есть. И примерять на себя чужую судьбу было не в его правилах.
Волновало другое. Что бы он сделал, обернись все по-другому? Если бы фортуна на секундочку отвернулась от беглецов? Ведь он почти уже готов был, в случае, если Чернокнижник успеет кликнуть негров, самолично пленить разыскиваемых. Естественно, на результат это не повлияло бы, несмотря на свою тупость, зачарованные воины скрутили бы кого угодно. Но такой поступок мог вернуть утраченные позиции и отдалить нависшую угрозу.
Теперь же, в свете открывшихся качеств своих друзей-недругов, Хоттабыч был растерян. Он решил пока ничего не предпринимать, оставаясь сторонним наблюдателем. И молил судьбу, чтобы она не поставила его вновь перед подобной дилеммой, чтобы не пришлось делать тяжкий выбор.
* * *
Последний гвардеец покинул площадь. Следом направился небольшой отряд, состоящий из маркитантов, проституток и мародеров. Народ при виде многочисленного отряда воинов, решил, что намечается очередная война и выделил на благое дело своих добровольцев.
Карл тоскливо посмотрел вслед черной змеей извивающейся колонне возвращающихся на родину принцев.
— Плюнуть бы на все и вместе с ними отпр-равиться в Афр-рику.
— Там жарко.
— Зато стр-раусы водятся.
— И что?
— Как что? Они же жуткие менжотр-рики.
— Кто они?
— Мен-жот-р-ри-ки, — по слогам повторил ворон, кажется где-то в недрах его сознания я заработал почетное звание непревзойденного тупицы и недотепы, так он на меня посмотрел. — Это значит — менжуются, то есть боятся всего. Стоит их чуть-чуть пугнуть, они ср-разу мор-рдой в песок — р-раз. Пр-рячутся. А то, что потр-ребно — снар-ружи. И главное, никаких возр-ражений. Попр-робуй поотнекиваться, когда башка закопана.
— А знаешь, какие пинки они раздавать умеют? Человека насмерть запросто.
— Так они ж летать не умеют!
— Зато бегают, быстрей чем ты летаешь. Загонят в савану, где ни единого деревца, на котором передохнуть можно, и забьют обессиленного за нанесенные оскорбления.
— А я не буду ничего такого делать, за что в савану положено загонять.
— А на фига тогда лететь?
— Гм… Да и война кр-ругом. Без меня может и спр-равитесь, но пр-ридется ох, как несладко. Ладно, остаюсь. Вовка, а этот негр-ритос пр-равду говор-рил?
— Ты про что?
— Пр-ро то что в Афр-рике кр-роме стр-раусов есть большие злые кр-рокодилы?
— Ну, да.
— Значит у нас водятся маленькие и добр-рые…
— Здесь есть крокодилы?
— Не знаю, как насчет демогр-рафического взр-рыва, но одного видел. Добр-рого и маленького. Чуть повыше нашего медведя. Я его на днях встр-ретил. У вор-рот. Когда за ваши шкур-ры денюжки с желаниями пообещали. Нар-род тогда поволок всяку гадость в хозяйстве непотр-ребную, надеясь обманным путем заполучить нагр-раду. А этот добр-рый кр-рокодил несколько р-раз пытался Гвидоновского отпр-рыска пр-ристр-роить.
— Это какого такого?
— Котор-рый и не сын, и не дочь, а неведома звер-рушка. Кр-рокодил сначала это чудо пр-рир-роды гуталином измазал, усы пр-риклеил и пер-ред чиновником заставлял мяукать. Хотел, чтобы этого ушастика за Ваську пр-риняли. Пр-ридур-рок. Там настоящих котов бр-раковали. Но добр-рый зубастик не унимался. Извалял нагуталиненного звер-рька в муке до сер-рого состояния и в очер-редь с медведями. Там этот шибздик пор-рычал немного, их и оттуда попер-рли. Так Геннадий поволок ушастика косу с сиськами ему пр-риделывать.
— Кто?
— Геннадий. Кр-рокодил добр-рый.
— Откуда знаешь, как его зовут?
— Так, познакомились. Вижу, нуждается в добр-ром совете, я и подсобил. Сказал, что с котом и медведем он пр-рогадал, а вот девчонка из звер-рька получится — в самый р-раз!
— А как зверек этот выглядел? — Мои первоначальные подозрения переросли почти в полную уверенность.
— Говор-рю ж, шибздик. Меньше меня. Зато уши — ор-рлиный р-размах кр-рыльев.
— Все ясно. Это Чебурашка.
— Что?
— Зверька этого так зовут — Чебурашка.
— Че-бу-р-ра-шка. — Медленно повторил Карл, смакуя каждый звук. Только чего-то не хватает… Наобор-рот. Кое-что не вписывается. Нужно пер-рвую букву убр-рать. Тогда нор-рмальное имечко получится. А то с чебур-реками можно пер-репутать… Хотя, если честно, то и у чебур-реков пер-рвая буква — лишняя.
— Карлуха, а в слове «заколебал» есть лишние буквы?
— Ты пр-ро тр-ретью, четвер-ртую и пятую? — Невозмутимо поинтересовался ворон.
— Ладно, хватит. Раз уж ты решил остаться и в Африку не летишь, то проверь в отеле этих обормотов. А то я опасаюсь, как бы свинское родео не переросло в корриду.
Карл охотно улетел.
— Яга, ты здесь?
— Страусами не интересуюсь, соломенными престолами тоже. — Она сняла свою невидимку. — Что делать будем?
— Не мешает самим проверить, что в отеле творится. Вдруг, Марго и Васька вернулись.
* * *
— Что ж теперь будет? Кто станет Главным колдуном? Хоттабыч вернется или кого нового назначат? — озабоченно размышлял вслух один из чародеев, наблюдавший за происходящим через окно.
— Если есть желание, то я мог бы похлопотать, чтобы данную вакансию пг'едоставили Вам.
Колдун вздрогнул от неожиданно прозвучавшего голоса.
— Но позвольте полюбопытствовать, каковы Ваши магические способности? Что Ви умеете?
— О! Дожжь могу, с молыньями! А вместо града — жабов с лягушками.
— Это хог'ошо. Только без молний. Этим дешевым тг'юком частенько пользуются силы, с котог'ыми мы находимся в непг'имиг'имых контг'отношениях. Не хотелось бы им уподобляться. А лягушки с жабами — это хог'ошо. Пг'одемонстг'иг'овать сможете?
— Где и когда?
— Да пг'ямо сейчас над площадью.
— Не. Там страшный Сантехник и Яга с Чертогов. Меня хоть с детства и дразнили дурачком, но это все неправда. Не такой уж я дурак, чтобы наживать себе таких врагов. Да и не имею права против других чародеев магию применять.
— Ви так и помг'ете дуг'ачком, если отказываетесь от вег'ного шанса занять место Главного колдуна. И я Вас увег'яю, что Сантехник совсем не чаг'одей. Так что его можно смело посыпать жабами. А то что достанется и Яге, так сама виновата. Нечего с кем попало водиться.
— А точно я стану Главным колдуном?
— Честное бесовское.
— Ну, ладно, смотри не обмани…
* * *
Мы с Ягой спустились с эшафота.
Неожиданно рядом со мной что-то звонко ляпнуло, потом квакнуло. На булыжнике мостовой, раздувая мешки и тараща на меня выпуклые глаза, сидела лягушка или жаба, я не очень-то сведущ в классификации земноводных.
Снова «ляп». Потом еще и еще. Я невольно взглянул на небо. Низкая зеленая туча нависала прямо над площадью.
— Бежим! — Яга первой сообразила масштаб опасности.
Мы припустились в укрытие — отель. И, как раз вовремя. Через полминуты из-за сыпавшихся с неба скользких тварей не было видно дворца. Но мы успели под надежную крышу, когда жабы только «моросили». Хотя одна квакушка все же зацепила меня по касательной. И очень трудно было отделаться от омерзения. Мне казалось, что место соприкосновения покрылось липкой противной слизью, хотя на самом деле это было не так. Не представляю, что бы со мной было, зазевайся я еще на несколько секунд.
В колдовском происхождении таких своеобразных осадков я ни сколько не сомневался. Были известны аналогичные случаи в реальной жизни. Но там все выглядело иначе: смерч поднимал в воздух часть болотной массы, в которой кроме воды, тины, грязи присутствовали и лягушки. Здесь же жабы низвергались с небес в чистом виде.
Скорей всего, тот ублюдок из когорты чародеев, который похвалялся умением устраивать подобный «дождик» получил «добро» и не преминул им воспользоваться. Только, вот, от кого? Чернокнижник ушел, неужто Хоттабыч?
Вначале жабы полностью покрыли мостовую, но необыденное атмосферное явление не прекращалось. Последняя квакушка шлепнулась в общую кучу, когда мерзко копошащийся слой достиг примерно тридцатисантиметровой толщины. Вновь выглянуло солнце, небо очистилось.
Соловушка послал хряков расчищать подступы к отелю. Те, вооружившись совковыми лопатами, дружно принялись за работу. Но толку от этого было мало: лягушки — не снег, на месте не лежат, и на освободившуюся территорию наползали и напрыгивали все новые и новые рептилии.
— Так не пойдет. Эту мразь нужно убрать, — произнесла Яга и стала почти беззвучно шептать заклинание.
Через пять минут на площади и близлежащих улицах творилось что-то невообразимое. Птицы, змеи, грызуны, в общем все, чей рацион включает в себя этот вид амфибий слетелись, сползлись и сбежались на неожиданное и обильное пиршество. Жалобное кваканье заглушалось жадным чавканьем и хрустом лягушачьих косточек.
Зрелище было не из приятных. И я собрался отойти от окна, но заметил в гуще всего этого бедлама человека.
— Это француз, что ли? — Спросил я Ягу, меланхолично наблюдающую за результатами своего колдовства.
— Почему француз?
— Они тоже лягушек хавают. Деликатесом считают.
— Не. Я людей не вызывала. Этот сам приперся. Царевич. Да он их и не ест. Невесту ищет…
Я присмотрелся. Царевич вел себя весьма сумбурно: то, как добросовестный неподкупный таможенник, перебирал каждую особь, то устремлялся на несколько метров вперед, давя потенциальных суженых, и там хватал приглянувшуюся жабу, то погружал руку, зажмурившись, в кишащий слой, доходящий ему до колен, и вытягивал лупоглазую словно лотерейный билет из барабана. Один раз он даже отнял полудохлую лягушку у обалдевшей от этого цапли, за что и был клюнут в седалище. Каждую рептилию, попавшую ему в руки, он добросовестно целовал (непременно взасос), секунду ожидал результата, затем отшвыривал несостоявшуюся невесту и продолжал поиск.
— Найдет? — Поинтересовался я.
Яга отрицательно покачала головой.
— Тут только обычные твари. Ни одной царевны.
Через полчаса жуткая трапеза закончилась. Многие обожравшиеся птицы не в силах были взлететь и покидали площадь пешком.
Яга снова колданула, и настоящий ливень, унося бурными потоками, смыл остатки вакханалии. Когда вновь показалось солнце, уже ни что не напоминало о лягушечьей трагедии… Разве что последним покидающий площадь промокший до нитки несчастный царевич.
* * *
Стражники находились в растрепанном состоянии души. Еще недавно катившиеся от смеха слезы, превратились в настоящие горючие слезы утраты чего-то важного. Многие громко сморкались и всерьез подумывали уйти в отставку и остаток жизни провести в праведном уединении. Последние два часа явились переломным этапом, разделив их существование на «до» и «после». Жизнь потеряла смысл. К чему теперь можно было стремиться? За все золото мира невозможно добиться повторения спектакля, свидетелями которого им посчастливилось стать.
Еще бы, созерцание невиданной фантасмагории, разыгравшейся на площади, воспринималось как исполнение жизненного предназначения. Танец свиней, взлет и падение ненавистного Чернокнижника, скачки на все тех же свиньях, мирный уход темнокожего воинства, лягушачий дождь и своеобразная ликвидация его последствий… Что еще нужно?
Но как и все хорошее, представление закончилось. Выплеснувшиеся эмоции сменило чувство опустошенности, послужившее катализатором для зарождения философских раздумий о смысле бытия и вселенского предназначения.
В таком настроении и застал своих подчиненных воевода.
— Орлы! Настал долгожданный час! Пришло время доказать всем, кто является действительной силой! Сейчас появилась возможность сделать семимильный шаг к достижению великой цели! Разве стражники вылетают в окна, как ненужный мусор? Нет! Или это стражники, как бараны, уходят неведомо куда? Тоже нет! Все в наших руках! Мы — сила! За военными будущее. Верю, наступит час и миром будут править настоящие воины! Докажем всем свою способность быть настоящей надежей и опорой! Цель близка! Победа не за горами! Через пять минут построение.
Навряд ли кто целиком понял пламенную речь воеводы, включая и его самого. Но тем не менее, вояки заразились оптимизмом своего командира. Меланхолия, завладевшая было помыслами, испарилась, уступив место менее тоскливым чувствам. Стражники с невиданным энтузиазмом принялись подбирать обрюзгшие животы и придавать пропитым небритым рожам одухотворенное свирепое выражение. Короче, готовились к построению.
* * *
Площадь еще блестела, не успев просохнуть после ливня, когда я обнаружил, что Яга, толча-молча смылась, оставив меня в гордом одиночестве.
Конечно, в обеденном зале находились Карл и Соловушка (я не беру во внимание нейтральных хозяев и их пленников). Но Яга исчезла так неожиданно, не удосужившись предупредить, что меня (скажу честно) заело. Вначале появилась мысль, что она отлучилась на время сугубо по своим делам, о которых не принято объявлять, но когда увидел, как тихонько приподнялся и вновь опустился люк на эшафоте, развеялись всяческие сомнения.
Это было слишком. Бабы в логове врага, мир спасают, а я тут, хочешь, сталагмиты ваяй, плюя в потолок, хочешь, наблюдай, как под чутким руководством ворона Соловушка, Вини и Пятачок дрессируют диких кабанов. Ни то, ни другое меня не устраивало.
И я так же, никого не предупредив, спустился по лестнице черного хода и решительной походкой направился к воротам вражеской цитадели. Закрыты наглухо. Долго колотил. Бесполезно. Подошел к окну, находящемуся рядом с входом. Хотел разбить, получилось, что просто постучал. За стеклом появились стражники. Жутко важные. Я жестами показал, чтоб открыли. Они тоже показали, что нет, не откроют. Хотел бы я сказать, что они ограничились только жестами рук, но раз уж решил быть объективным, приходится констатировать факты, как они есть. В демонстрации отрицательного ответа участвовали и те части тела, которые приличные люди стараются скрыть от всеобщего обозрения.
Я решил не настаивать. И не в том дело, что меня смутили неприличные жесты стражников. Я уже стал привыкать к непосредственности обитателей сказочного мира. Что думают — то и показываю.
Просто я понял, что если, вдруг, вояки перестанут мыслить рекламируемыми местами, а немного напрягут извилины, то осознают, что скрутить меня не составит большого труда. Один, невооруженный я представлял легкую добычу. Наверное, помогла наглость, с которой я по-хозяйски стал ломиться во дворец. И стражники, вместо того чтобы заполучить ценного пленника, удовлетворились неприличными посылами.
Такой неудачный вояж не охладил мой пыл. Я вернулся в номер, но лишь для того, чтобы захватить шапку-невидимку и метлу. Стартовав прямо с балкона, я полетел в сторону, противоположную дворцу.
Не хочу докапываться до причин, побудивших меня и после фиаско у ворот добиваться задуманного. Оставлю эту прерогативу психологам (не обижусь, если они приплетут и Фрейда) или даже психиатрам. Но я непременно вознамерился попасть во дворец. И не по-воровски, подземным ходом или на метле в разбитое окно. А через главные ворота. В качестве победителя или, в крайнем случае, представляя реальную силу.
Учитывая сведения (и личный опыт) о самодурстве Емели, а так же изменения, произошедшие за последнее время, я решил, что существовать по-прежнему верхи уже не могут, а низы давно не хотят, то есть на лицо ситуация. Я отправился на поиски недовольных, собираясь вернуться, ни много, ни мало, с небольшой армией, способной штурмом взять оплот узурпатора.
* * *
Серенький остался у дверей. Васька и Марго обеспечивали «шухер» на дальних подступах. В опочивальню к Маньке Яна вошла одна.
Прошло около часа. Дверь распахнулась, и решительной походкой, с таким же выражением лица Манька прошла мимо медведя, не обратив на него внимания. Следом появилась ведьма.
— Ты ее заколдовала?
— Зачем? Просто по-бабьи посудачили… Будем подождать. И посмотреть. Пошли за ней.
* * *
Скатерка продолжала, с каждой минутой набирая все больше куражу, награждать единственного слушателя оскорбительными пожеланиями, проклятиями и предсказаниями. Емеля, подперев ладонями подбородок, внимал, изредка вяло оправдывался:
— Брехня… Брехня… Ну, это уж совсем брехня…
Периодически, чтобы сохранять мужество и стойкость (не каждый смог бы выслушать и сотой доли эпитетов в свой адрес, выпавших на долю Наимудрейшего), он принимал грамм по сто-сто пятьдесят антистрессовой водки. Как и следовало ожидать, напиток оказал побочное влияние: Емеля отрубился.
* * *
Карлу надоело дрессировать свиней, тем более зрителей, способных по достоинству оценить способности ворона, в обеденном зале не было. Разбойник, поросенок и Пух были не в счет. Не перед ними же выделываться. Он влетел в номер и обалдел: ни Яги, ни Вовки в апартаментах не было.
На некоторое время Карл даже потерял дар речи, осталась только крохотная способность тихонько и бессвязно материться. Это помогло. Чувство легкой обиды забытого и покинутого сменилось осознанием полной свободы. Теперь не нужно было ни за кем присматривать, ни выполнять прямых распоряжений. Короче, полная свобода действий. А какие действия можно производить сидя в отеле, неизвестно чего дожидаясь? Да никаких!
Ворон решил, что просто обязан в данный момент находиться в гуще событий, и что промедление смерти подобно. Что, возможно, пока он тут прохлаждается, решается судьба всего мира, и если не поспешить, может…, да что там может, наверняка случится непоправимое…
С подобными мыслями Карл выпорхнул с балкона и направился во дворец, справедливо полагая, что гуща событий находится именно там.
За считанные секунды ворон перелетел пространство над площадью и скрылся в зияющем чернотой оконном проеме, через который некоторое время назад Чернокнижник покинул дворец (не без медвежьей помощи, обернувшейся для колдуна одноименной услугой).
* * *
Несмотря на кипящий боевой пыл, человек я все-таки законопослушный. И, по этому, пролетая мимо, не мог не залететь в сказочную Думу. Терем, в котором располагались местные законодатели мне показал Серенький, когда мы первый раз шли во дворец.
Я не рассчитывал, что получу содействие. Не такой уж я наивный. Просто хотел, чтобы в последствии у злопыхателей не было лишнего козыря. Мол, поперся сразу с армией, когда можно было разрешить все мирным путем. Методом прямого голосования. Да и любопытство сыграло не последнюю роль, а больше всего хотелось взглянуть на тех сволочей, которые без зазрения совести отдали свои голоса за мое главоусечение.
Я приземлился у крыльца и тихонько вошел. Мог бы вломиться «каменным гостем», все равно бы ни кто не заметил. «Законотворчество» было в полном разгаре. Пространство перед президиумом, вернее, происходящее там, красноречиво свидетельствовало о том, что не все вопросы принимаются единогласно. Разногласия разрешали по методам парламента Южной Кореи, но с нашенским уклоном. Если дальневосточные коллеги кузнечиками сигали по залу с криками: «Кия!» — лупили оппонентов ногами по безволосым физиономиям, то здесь все делалось чинно и без суеты. Противоборствующие стороны держали друг дружку за густые бороды, а свободной рукой мутузили соперника.
По аналогии с реальным парламентом, имелась и правительственная ложа. Но, по-видимому, законодательное собрание не пользовалось популярностью среди министров и, скорей всего, почетное место почти всегда пустовало. Но не сегодня. Воспользовавшись отсутствием представителей исполнительной власти, в ложу пробрался депутат, судя по всему, Иван, и, кажется, из фракции дураков. С блаженной улыбкой он поливал сверху своих коллег. А так как под рукой у оросителя не оказалось ни графина, ни элементарного стакана, то поливал он из себя, приговаривая: «Однозначные подонки!»
Все это была видимая часть работы законодателей. Скрытую деятельность парламента ни кто не скрывал. Президиум находился на небольшом постаменте, возвышающемся над залом. Не обращая внимания на бурное действо, творящееся вокруг, за ядреным дубовым столом восседал старикашка с ехидной лисьей мордочкой, снабженной жиденькой седой бородкой. Глава законодательного собрания самым бессовестным образом вел прием граждан, принимая от них взятки. Он скрупулезно пересчитывал врученные ему монеты, после чего снабжал просителя грамотой с вердиктом Думы.
Отстояв небольшую очередь, я оказался лицом к лицу со спикером. За все время моего пребывания в этом мире я четко усвоил самый главный урок, касающийся методов общения при встрече с незнакомцами. Если с ними по-доброму или, упаси бог, попросить что, пиши попало: оскорбят, осмеют и, в лучшем случае, только пошлют. А если, наоборот, нагло требовать и угрожать, появляется шанс хотя бы быть выслушанным.
— Так, ханурик, ты кто? — Затребовал я ответ, тоном, не терпящим пререканий, и, для убедительности, хлобыстнул кулаком по столу.
Однако, на старичка такое обращение должного впечатления не произвело. Привык старый пень и не к такому. Бросив на меня исподлобья хитрый оценивающий взгляд, он без тени уважения пробубнил:
— Чо надоть? Шастають всякие, от работы отвлекают…
— Спрашиваю, как звать?! — Я решил не менять тактику.
Старикашка снова взглянул на меня. Кажется наглость возымела действие, но только чуть-чуть. В глазах появился интерес. Алчный.
— Дадон я. Царь. И председатель по совместительству. Если это важно…
— Это тебя петух клюнул?
— Откуда знашь?! — Ностальгические воспоминания вызвали всплеск эмоций, который тут же успокоился. — Хотя дело прошлое. Небось, сучка эта Шамаханская растрепала?
— Не-е. Пушкин.
— Эт кто? Новый ейный хахаль? А, неважно. Чо надо?
— Я насчет Емели.
— Давай деньги и бумагу, подпишу. А чо Али Баба не пришел?
— Нет у меня бумаги… и денег тоже.
— Чо тогда приперся?
Я уже и сам задавался этим вопросом. Но раз уж решил заглянуть…
— Хочу поставить вопрос о законности действий Емели.
На этот раз он взглянул на меня с нескрываемым удивлением, как на полного идиота.
— Оно тебе надоть?.. Хотя, дело хозяйское. Давай деньги, поставим.
— А без денег, по закону?
Теперь, судя по его взгляду, в квалификации идиотов я из категории полных перешел сразу в безнадежные, минуя круглых.
— Можно и по закону. Токма, позволь полюбопытствовать, кто ты и за каким хреном тебе это надоть?
— Я — Сантехник.
— Что-то слышал…, не помню что.
— Ни фига себе! Вы недавно приняли единогласное постановление, признающее меня злейшим врагом Города и приговорили к секир башке!
— Грамотков много проходит через мои руки, всего не упомнишь. И не вижу причин для недовольства.
— Это как?!
— Башка на месте, чо еще надоть?
— Ну, знаешь…
— Знаю, знаю. Продолжаешь настаивать?
— Насчет чего?
— Разбираться по закону.
— Да!
— Пожалте, — глава Думы подтянул к себе большущий свиток, — в порядке очередности, — он стал медленно разворачивать рулон, напоминающий обойный только толще, — по мере поступления заявлений от граждан. И после рассмотрения своих, внутри думских вопросов. Вишь, скокма накопилось? Все хотят на халяву — по закону.
Последнюю фразу он произнес с такой ненавистью ко всем просителям, решившим обойтись без взятки, что я осознал полную безнадежность этого предприятия.
Ради праздного любопытства я мельком взглянул на список. Решил поинтересоваться, какие вопросы решает сказочный парламент. Чего там только не было! И запрет носить корону набекрень, и предложение переименовать королей в царей (через несколько строчек, наоборот, царей в королей, а еще ниже и тех, и других — в императоров), и требование разделить общественные места на людские и звериные. Также, кроме глобальных предложений, касающихся всех или большой группы лиц, фигурировали сугубо частные инициативы. Например, запретить соседской бабе Глашке верещать по ночам будто ее режут, или обязать Балду подальше держаться от попова дома, так как, учитывая импотенцию попа, ежегодная брюхатость попадьи воспринимается уже, не как чудо божье, а как чей-то злой умысел…
— Ну, так вносить твой вопрос в повестку? — Поинтересовался ехидный старикан, после того, как я оттолкнул от себя свиток.
Я решил не удостаивать председателя ответом.
* * *
Манькин след привел разношерстную компанию к двери, из-за которой раздавался звон бьющегося стекла, перемежающийся неумелыми ругательствами фаворитки. Яна знаком остановила друзей, благоразумно решив не вмешиваться в «семейную» сцену.
Минут через пять к ним присоединилась Яга, которая весьма порадовала своим появлением кошку. И очень удивила Яну. Васька и Серенький, если и отреагировали на внезапное пополнение своих рядов, то умело скрыли чувства и внешне никак не выразили своего отношения. После короткого приветствия, Яга удивленно кивнув на дверь, спросила:
— Что там происходит?
— Манька с пьянством борется — бутылки бьет. Заодно, глядишь, и потребная нам отыщется.
— Можно было бы и самим, вдруг она что пропустит?
— Сомневаюсь. Как бы мы не старались во время битья посуды думать на отвлеченные темы, в подсознании все равно будет присутствовать мысль о Хоттабыче. А что если этого окажется достаточно. А Манька про джиннов пузырь — ни сном, ни духом. Она спиртное уничтожает.
Яге ничего не оставалось, как согласиться с доводами кузины.
— А ты откуда? — В свою очередь поинтересовалась Яна.
Хозяйка Чертогов махнула рукой.
— Хотела проверить на месте ли Керосинка, но вход в истинный Лабиринт недоступен. Емеля там тайную сокровищницу устроил. Тайный лаз под завязку завален… И не поколдуешь. Так что, осмотр достопримечательностей пришлось отложить… Решила пройтись по дворцу… Слышу шум какой-то…
Тем временем звон стекла сменился глухими ударами и невнятным бухтением Наимудрейшего. Вопреки ожиданиям, Манька не появилась в дверях после того как погром прекратился, а обиженные стенания Емели приняли более разборчивый характер. Судя по репликам узурпатора он находился в наисквернейшем расположении духа, и поэтому раздражать его своим появлением, не будучи уверенными в том, что заветная бутылка вне его досягаемости, было рискованно. Ведьмы решили повременить с визитом и продолжили разговор.
— Значит ты решила полюбоваться на волшебную диковинку? А Вовку на кого оставила?
— Что ты переживаешь? Вполне самостоятельный мужик… Да и не один он там. «Кьявозадный язбойник» чего стоит. И топтатель всех пернатых Карл, хоть и балабол, но в случае чего выручит… Ты же, наверное, велела ворону присматривать за Сантехником?
— В принципе, да…
Опровергая вышесказанное и обеспечивая себе долгую жизнь по причине легкости на помине, из-за дверей донеслась реплика, автора которой было невозможно не угадать:
— Ни хр-рена ты не найдешь, Емелюшка. Манька все поколотила. Пр-ридется подыхать, не похмелившись.
Для Емели это было равносильно грому среди ясного неба. Мало того, что Манька устроила жуткий бедлам, перебив все спиртное, а тут еще заговорило это чучело. Наимудрейший не мог припомнить когда и как появилось это изваяние из перьев в зале, но как только он начал поиск спасительной жидкости, взгляд невольно наткнулся на ворона, неподвижно сидящего в нелепейшей позе возле стола на спинке одного из кресел. В том, что это чучело не было ни малейшего сомнения. Никакая живая птица не смогла бы так раскорячиться и при этом не потерять равновесия.
И, вот, это пугало заговорило. Да к тому же предрекая жестокую кончину. Смертушка вообще — штука мало приятная, а принимать ее в столь изощренной форме, то есть на трезвую голову, в намерение Емели не входило никоим образом. Надо было что-то предпринимать, но беда в том, что узурпатор, хоть и был человеком почти не суеверным, но печальную участь ему предсказала птица, которую все считают дурным предзнаменованием. Недаром же опасаясь чего-нибудь плохого, говорят: «заткнись, а то накаркаешь», а не «накрякаешь» или «начирикаешь». Все это сумбурной кашей проползло в одеревеневших мозгах Наимудрейшего, он растерялся, с трудом сглотнул пересохшим горлом и только испуганно спросил:
— Это почему это, прям сразу и подыхать?
Ворон расправляя затекшие лапы и крылья, кивнул на дверь и сказал:
— Туда посмотр-ри, сам догадаешься.
Емеля послушался. Дела действительно были плохи.
Услышав голос Карла, притаившаяся за дверями компания решила вмешаться в ход происходящих событий. Две ведьмы и медведь решительно направлялись к Высокочтимому. И еще две черные тени метнулись по сторонам, для того чтобы материализоваться в виде котов или кошек в противоположном конце зала, тем самым отрезая путь к отступлению через другой выход, которым несколько минут назад воспользовалась разбуянившаяся Манька.
— Колдуны!!! Стража!!!
Никто не появился (ему не было видно, как в дверном проеме, не входя в зал, появился Хоттабыч, который то ли своим видом, то ли ворожбой не допустил явившихся на зов коллег). Совсем недавно стоило только хлопнуть в ладоши… А теперь… Сначала Манька велела убрать танцовщиц и прислужниц. Дура ревнивая. Негритосы сегодня ни с того ни с сего отказались повиноваться. Ушли и больше не появились. С колдунами и стражниками обязательно следует разобраться и жестоко покарать. Потом. Если удастся спасти свою задницу. На этот счет у Емели были весьма весомые сомнения. И небезосновательные.
Незваные посетители медленно, но неотвратимо приближались с двух сторон. И неизвестно в чьи лапы попасть было бы предпочтительней. Хоть медведь и огромен и явно обладает недюжинной силищей, но четыре хищных глаза, пылающие желтизной, да два раскачивающихся в унисон хвоста, наводили на мысль, что серый исполин менее опасен. И будь он один, Наимудрейший возможно и попытал бы счастья. Но вместе с медведем были две ведьмы (в том, что они ведьмы у Емели не было ни малейших сомнений. Та, что выглядела как, подросток, уже побывала во дворце).
Итак, бегство отменялось, ввиду его невозможности. Но и сидеть, безвольно дожидаясь уготованной ему доли, не прельщало. Другое дело, если бы удалось принять грамм триста-четыреста. В таком случае можно было бы закрыть глаза на нелицеприятные перспективы и переждать, когда все само собой образуется (ведь всегда так было). Но теперь, если не получается спастись, то надо выбрать противника послабее и попытаться нанести врагам хоть какой-то урон. Вот, только кого избрать для выполнения задуманного?
Вопрос решился сам собой.
— Что башкой кр-рутишь? Надеешься дер-ру дать? Бесполезно. Говор-рю же, тебе кр-ранты!
По мнению Емели, ворон был наименее опасен из всей шайки (в том, что пернатый ни какой не оратор, а один из банды Наимудрейший уже не сомневался). Да и птица была ближе всех. Хозяин дворца прытко (насколько позволял синдром) кинулся на ворона, пытаясь схватить, чем только развеселил болтуна.
— Ты чо это удумал, эталон импотенции? — Карл легко уклонился от Емелиной попытки, вспорхнув, но не стал отлетать на безопасное расстояние, а вновь приземлился в пределах досягаемости. — Мало тебе, что обыкновенный кир-рдык ты уже зар-работал? Тебе подавай кир-рдык особенный, мучительный! Желаешь пр-рекр-ратить свое безр-радостное пр-розябание кастр-рир-рованным скопцом? Я не возр-ражаю. Иль тебе больше по душе в чем-нибудь захлебнуться? Пожалте! Я недавно тут пеликаном пр-рикидывался…
Емеля перестал безрезультатно гоняться вокруг стола, пытаясь изловить нахального ворона. Упоминание пеликана ввело его в кратковременный паралич, что позволило реально оценить обстановку. А она была не в его пользу. Во-первых, ворон оказался не такой легкой добычей, как показалось вначале. А, во-вторых, остальные противники приблизились уже настолько, что от перспективы быть разодранным серым медведем пополам или на более мелкие части кошачьим отродьем Наимудрейшего отделяли считанные секунды. С неожиданной резвостью он вернулся на первоначальную позицию, судорожно нырнул под стол, оставив для всеобщего обозрения туго обтянутый зад.
— Этим не откупишься! Хотя, если Сер-ренькому невмоготу, то твое добр-ровольное самопожер-ртвование будет учтено пр-ри р-решении твоей дальнейшей участи…
Емеля резко распрямился, чуть не опрокинув стол. Теперь его физиономия была полна тупой решимости, а в руке появилась квадратная бутылка, которую он воздел вверх, словно гранату.
— Всем стоять! — Взвизгнул Высокочтимый. — А то сейчас как шарахну! Знаете, что будет?!
Все знали. Да и команда стоять на месте была излишней. Как только Емеля извлек заветную бутылку, все замерли.
— Значит, знаете? Успели и с Хоттабычем снюхаться! Ну теперь держитесь! — Продолжал стращать Емеля своих недругов. — Сейчас трабабахну, ни кому мало не покажется!
— Так ведь и тебе тоже, — попыталась облагоразумить диктатора Яна, — и, думаю, в первую очередь, именно тебе.
— Мне терять нечего! Все равно вы мне уготовили этот…
— Кир-рдык, — учтиво подсказал Карл.
— Во-во, кирдык. А одному кирдыковать мне нет ни какого резона. А всем вместе — другое дело.
— Подожди, предлагаю договориться, — выступила в роли парламентера Яна, шандарахнуть бутылку ты всегда успеешь…
— Никаких уступок шантажистам и тер-р-рор-ристам! — Перебил мирные начинания хозяйки ворон. — Если будет подобный пр-рецедент, от него потом вовек не отделаешься! Так всю жизнь и будет пузыр-рем р-размахивать…
— Карл!!!
— Что Кар-рл? Знаю я таких субчиков! Сначала затр-ребует опохмелки (Емеля жадно сглотнул, ворон точно угадал первое пожелание). А чуть попр-равит здор-ровье, в койку вас обеих потянет. Что и тогда будете мир-р спасать?
Карл изобразил неприличным жестом, каким образом будет происходить спасение мира, но этого вряд ли кто заметил, все взгляды были прикованы к начавшей дрожать руке, сжимающей горлышко бутылки.
— Ни каких компр-ромиссов! — Карл продолжал гнуть непримиримую линию. А, Вдр-руг, потом захочет меня на закуску запеченного в яблоках? Кто их, извр-ращенцев, знает? Вы как хотите, а я р-решил др-раться до последнего. Сер-ренький! Пока я буду выклевывать его мор-ргалы, ты ему р-руку с бутылкой отор-рви, от гр-реха подальше!
Произнеся это, ворон начал готовиться к воплощению всего вышесказанного: принял самую угрожающую (по его мнению) стойку. Растопыренные в стороны крылья, выставленная вперед одна лапа, полураскрытый клюв, из которого доносилось хриплое сипение, означающее, по-видимому, воинственное и устрашающее рычание.
Если бы не серьезность происходящего, то поза Карла, как и его угрозы, показались бы нелепыми и забавными. Но всем было не до веселья. Друзья были ошарашены глупой бравадой ворона и, затаив дыхание, пассивно ожидали дальнейшего развития событий.
Что же касается Емели, то ему уж совсем было не до смеха. Причем, в отличие от всех, слова Карла он принял на веру, и хоть медведь даже не шелохнулся, а проклятый ворон продолжал корячиться на спинке кресла, меняя лапы и производя загадочные пассы крыльями, и явно пока не собирался ничего выклевывать, Наимудрейший решил, что его секунды сочтены. Нервы, расшатанные регулярными возлияниями, не выдержали. Все мировое зло сконцентрировалось в глумливой птичьей фигуре.
Процедив сквозь зубы модернизированную поговорку: «Ворон по осени щипают!» — Емеля метнул свое страшное оружие в Карла.
Ворон пригнулся. Бутылка, пролетев метров пятнадцать, брызнула мелкими осколками, встретившись с позолоченным бараньим лбом одного из монументов.
Все, включая Емелю зажмурились, ожидая немедленного начала вселенских катаклизмов. В чувство привел невозмутимый голос Карла:
— Совсем дундук! Скажи пр-равду, сколько р-раз ты со своей печки падая, головешкой нер-разумной бился? Откр-рывай лупилки, не буду выклевывать, вдр-руг, идиотизм — болезнь зар-разная?
Через мгновение все изумленно смотрели на ворона, который невозмутимо продолжал:
— Я тебе, дур-ролому, опохмелиться пр-риныкал, поменял посуду в загашнике. Ты, небось в беспамятстве выжр-рал пр-рипр-рятанный посошок. Иначе нафига пор-рожнюю бутылку в потаенном месте дер-ржать?
Теперь до всех стала доходить суть произошедшего. Карл подменил заветный сосуд, после чего разыграл представление. Одновременно с пониманием, появился вопрос, озвученный обескураженным Емелей (неизвестно, что так расстроило Наимудрейшего, несостоявшийся всеобъемлющий кирдык или тот факт, что он собственноручно разгокал целую бутылку такого необходимого сейчас джина):
— А… где…?
— Неожиданно влетела эта фур-рия, с пр-ривлекательной фамилией. Ну, ты знаешь, — Карл обратился за подтверждением к Емеле, — Манька котор-рая. Как начала тут все кр-рушить. Еле успел монументом пр-рикинуться. С собой сволокла бутылочку…
В этот момент в зал вошла Манька с вожделенной бутылкой в руках и пожаловалась:
— Ни фига не бьется. Я ее даже в кузницу носила. Ты думаешь пустая бутылка тоже будет напоминать ему о выпивке?
Последний вопрос фаворитки был обращен непосредственно к Яне, которая и насоветовала в рамках антиалкогольной компании переколотить к едрене-фене все бутылки.
Емеля понял, что его единственный шанс на спасение — это вновь завладеть волшебной емкостью. Он рванулся к приближающейся подруге, вложив в попытку все свои силы. Но бдительные Васька и Марго самоотверженно кинулись диктатору под ноги. Но Высокочтимый не упал. Он повис, удерживаемый за шиворот мощной лапой медведя.
— Да что кузница, я даже о его башку пробовала, — продолжала сетовать Мэри, указывая на Емелю, — тверже ничего не бывает…
— Давай я приберу. Обещаю, эту бутылку он никогда не увидит, предложила свои услуги Яна, на что Манька охотно согласилась и вручила ведьме таинственный сосуд.
— С ним что делать? — Осведомился Серенький, помахав барахтающимся правителем.
— Бр-рось, это кака, — посоветовал Карл.
Яна пожала плечами.
— Во избежание дальнейших, весьма вероятных происков со стороны этого чмошника, — начала высказывать свою точку зрения Яга, — я бы, на всякий случай, лишила бы его такой возможности. Навсегда…
Манька ойкнула и молитвенно сложила руки, вперив в Яну перепуганный, полный отчаяния взгляд.
— А, делайте, что хотите. Когда-нибудь ваша гуманность вам же боком и выйдет. — Закончила Яга, махнув рукой.
Медведь отпустил Емелю, который стартовал, едва приземлившись, и через несколько секунд скрылся из зала. Мэри, крикнув: «Емелюшка! Погоди меня-то!», бросилась догонять.
— Пойдем из этого гадюшника, — предложил Серенький.
— Конечно, — согласилась Яна. — А ты рассказывай, как здесь оказался и на кого оставил Вовку…
* * *
— …летаю, летаю, ни кого найти не могу. В следующий р-раз, когда чер-рта отловлю, надо будет его сюда пр-ривести. Интер-ресно, он тут голову сломит? — Поймав недовольный взгляд хозяйки, понятия не имеющей ни о каком отлове чертей, Карл прервал отступление и продолжил рассказ. — Вдр-руг, слышу милый сер-рдцу голосок. Скатер-рочка матюкается. А я думал, что ей все, кр-ранты. Мы ж ее, р-родимую, в яму под эшафот бр-росили, она там и сломалась: стала всех нахваливать и с добр-рым утр-ром поздр-равлять. А потом ее вообще чер-рножопик умыкнул. Я, значит, пр-рилетаю на р-родной голосок. И что вижу? Емеля спит пьянющий, да Али Баба тр-равмир-рованный валяется, споткнулся, навер-рное. Я самобр-ранку свер-рнул, чтобы бедненькая не охр-рипла, а сам пошмонал, пока никого нет. Пр-ро бутылочку наслышан, нашел, подменил. А тут Манька. Можно было бы у ней отбить джиннов домик. Но ты же знаешь, я — джентльмен. У меня на даму ни кр-рыло, ни клюв не поднимется. Для них др-ругие штуковины пр-редназначены. Гм… Дальше ты сама все знаешь. А где Вовка, ведать не ведаю. Он с Ягой в номер-р поднялся, пока я р-руководил жабоубор-рочными свиньями. Подумал он здесь, во двор-рце. Вот и полетел на выр-ручку…
Вся дружная компания неспешно и не таясь приближалась к выходу. Казалось, что теперь им опасаться больше нечего. Но когда они оказались в последнем помещении дворца, и для того чтобы прервать затянувшийся визит оставалось пересечь залу-прихожую и выйти за ворота, друзья были окружены плотным кольцом воинствующих стражников, переполненных агрессией и чувством собственной значимости. Чуть в отдалении наблюдалось несколько колдунов. А руководил операцией Федот. Важно раздувая и без того полные щеки, властным тоном воевода приказал:
— Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно!
Острия пик, алебард и мечей, направленные на обитателей леса, говорили о том, что насчет сопротивления Федот недалек от истины.
Хоть Карла никто не наделял никакими полномочиями, он самолично взвалил на себя тяжкую дипломатическую миссию и вступил в переговоры, обращаясь к воеводе:
— Я не понял, ты мухомор-ров сегодня обожр-рался или всегда такой? Думаешь тер-рпение безгр-ранично, пер-ренедоносок хр-ренов? Не знаю как др-ругим, а мне уже пор-рядком надоели бескр-ровные победы. Да, да! Именно, надоели. Чер-ртей ловишь, а убивать не дают. Взбунтовавшихся свинюшек одолели и что? Живы и почти невр-редимы. Вместо того чтобы на окор-рока пустить, сделали из них пор-росят на побегушках. Целый полк негр-ритосов отпр-равили с мир-ром восвояси. А стоило только пер-ром пошевелить, они б сами кинулись др-руг др-ругу глотки гр-рызть. Емеле опять же не позволили ни одного глазика выклевать. Надоело! Всему есть пр-редел. Но тебе повезло, стар-ртолпер-р! Кто не понял, это тот же стар-рпер-р, только толстый (ворон успевал даже расшифровывать оскорбления). Конечно, это сомнительное везение. Но если ты успел что-нибудь наковыр-рять своей ер-рундовиной, то твои потомки будут гор-рдиться своим знаменитым пр-редком. Пр-равда, и гор-рдиться-то особенно нечем, но в истор-рию ты попадешь. Гар-рантир-рую. Как пер-рвая жер-ртва кр-ровавого беспр-редела. И непр-ременно со смер-ртельным исходом. Пр-ричем умир-рать будешь долго и мучительно.
Федот на протяжении всей отповеди моргал выпученными глазами, потом его прорвало:
— Я не понял, кто у кого в плену? И кому придется с жизнью расставаться, если сию секунду не заткнется…
— Во-пер-рвых, я птица вольная и делал с высоты на всех воевод вместе взятых. И не р-родился еще такой толстопузик, котор-рый смог бы меня заар-рканить. А, во-втор-рых, если твои недоделки не сложат свои железяки и не задер-рут ввер-рх атр-рофир-рованные р-ручонки, то я пр-риступаю к осуществлению р-распр-равы, чудовищно жестокой, но необходимой и спр-раведливой. Таков мой встр-речный ультиматум, котор-рый, как понимают все пр-рисутствующие, обжалованию не подлежит. Да, убор-рщиц пр-ригласите и собак с волками. Убир-рать пр-ридется кр-ровь. Пусть тр-ряпок побольше пр-рихватят. А у звер-рушек будет пр-раздник живота. Обожр-рутся р-раскиданными по всему залу кусками мяса. Свежего. Воеводу чур-р ни кому не тр-рогать, он мой!
Произнеся последнюю фразу, Карл заговорщически подмигнул побледневшему Федоту.
Неизвестно, к какому решению пришел бы воевода, ведь не смотря на явное преимущество стражников, ворон говорил слишком уверенно для своего положения. Но колебания развеял истеричный фальцет, зазвучавший с вершины лестницы, по которой только что спустились друзья.
— Вяжи их, Федотушка! Хватай! Назначу и визирем, и колдуном, и казначеем!
Емеля, хорошо опохмеленный (когда успел?) чуть не плясал от радости, что успел вовремя и остались верные ему люди.
Обещание должности казначея, открывающей неограниченные возможности безнаказанного воровства, перевесило чашу сомнений в пользу исполнения своих служебных обязанностей. Да и появление Емели, как всегда пьяного и почти счастливого, заставляло усомниться в правдивости слов ворона.
— Други мои! Докажем нашему господину, что являемся истинным оплотом власти! Только мы достойны высокого звания гвардейцев, а не иноземные самозванцы, которые трусливо бежали, лишь только запахло жареным! Чудо-богатыри! Гвардейцы! Хватайте злобных преступников!
Чудо-богатыри поверили, что таковыми являются, вдохновленные патетической речью предводителя приосанились и, корча воинственные рожи, двинулись выполнять приказ.
Шерсть на загривках Серенького, Васьки и Марго вздыбилась. Яга меланхолично извлекла из мундштука недокуренную сигарету и щелчком отправила окурок в лоб ближайшего стражника. Яна преспокойно осматривала собственные ногти, проверяя их остроту. Даже Карл стал напоминать хищную птицу. Он молча высматривал жертву, и стражники, встретившись взглядом с кровожадным вороном, поспешно отводили глаза.
Жители леса не собирались сдаваться без боя и готовились к схватке. Атмосфера была накалена до предела. Воцарилась неестественная тишина, в любую секунду готовая взорваться яростным шумом битвы.
Сокрушительный удар в ворота, которые разлетелись мелкими щепками, заставил противоборствующие стороны замереть.