Не стал на сей раз дед сажать репку. Где-то прослышал, что бывают растения, которых тянуть-потянуть гораздо приятней и веселей, чем банальные корнеплоды. Он посеял коноплю. А всему многочисленному семейству и прочим хвостатым прихлебателям сообщил, что теперь в их услугах не нуждается, сам справится, и они все, наконец-то, могут проведать общую матерь. Причем выразился так конкретно и бескомпромиссно, что, вроде как, не оставил ни малейшего шанса быть непонятым. Он даже не стал пользоваться простым и ясным словом «уходите». А сказал… Гм… Как бы поприличней выразиться… Почти дословно: «Утрахивайтесь к едрёной матери!». А чтобы получить оригинал дедовского выражения, потребно всего лишь пару слов заменить на матерные синонимы.

Однако бабка, внучка, Жучка и прочая живность проигнорировали посыл и с честными харями и мордами заявили, что не оставят деда в трудную минуту один на один с урожаем и обязательно помогут вытянуть. Мало того, приперся и медведь. Сказал, что, мол, хватит из него идиота делать:

— Два раза провели, как распоследнего лоха, будет! Сначала вершки, потом корешки. А сейчас — хрена лысого! Опять корешки, и баста!

Долго ли, коротко ли, но вызрела конопля. Забил дед косячок. Тянет-потянет, и, вдруг, как захихикает, ехидно так и весьма паскудно. Молвит бабке, супружнице своей:

— Слухай меня, лахудра страшномордая! Кабы не твое приданное в виде избы с огородом, ни в жисть не обженился бы на такой обезьянской образине. Потому и пил, и гулял все годы совместной жизни. И все надеялся, что ты из-за своего премерзостного характера и врожденной стервозности пойдешь наперекор статистике, которая утверждает, что бабы живут дольше мужиков, и отправишься на погост!

Молча выслушала бабка откровения, взяла косячок, затянулась раз, другой, даже не поперхнувшись и не кашлянув, будто всю жизнь травку курила, и загоготала:

— А теперь ты меня слушай, сморчок висловсякий! Гулял он, эталон импотентции! Если бы мужиковская рогатость была бы не фигуральным выражением, а являлась бы фактом, и величина рогов зависела бы от количества и качества бабьих измен, ты бы не только перебодал бы всех козлов в округе, но и ободрал бы все потолки в хате, не смотря на свои метр сорок.

Пришла очередь внучки тянуть-потянуть. Раз, второй, третий, четвертый… Еле Жучка отняла, испугавшись, что ей не достанется. А внученька как заржет, да так, что сразу цыгане сбежались, решив что новая лошадь на деревне объявилась, хотели стибрить. Ушли ни с чем, своими ромало-чавескими делами заниматься, даже курнуть не обломилось. А девчушка довольно крякнула с видом знатока, оценившего качество продукта, и говорит:

— Остохренели вы мне, мои милые, подернутые плесенью, маразматические предки, со своей старорежимной нравственностью и целомудрием. Все блюдете мою невинность. Я бы предпочла бы произойти от обезьяны, пусть даже гамадрила, али от какого краснозадого павиана, нежели от вас. Но что поделаешь? Судьба… Но теперь — кирздец. Надоело мне за горсть семечек и кружку самогона заниматься всякими непотребствами с деревенскими недоумками. Ухожу от вас во столичный град. Буду там проститутской путаной работать. Там за те же непотребства вместо вонючего самогона иностранные деньги дают…

А тем временем управилась и Жучка со своей долей косячка. И тоже засмеялась, только по-своему, по-собачьи, повизгивая, погавкивая и подвывая:

— Ох, хозяевья мои крохоборо-жлобские! Вам бы поинтересоваться у готового кабздетнуться фраера, что его сгубило. Жадность. Кабы не были бы жмотами гобсекоподобными, был бы ваш дом — полна чаша, потому как я бы свои служебно-сторожевые обязанности справно исполняла бы. Но вы, сквалыги скупердяйские, не то что мяса мне давали, даже кости сами грызли и обсасывали. И кабы не люди добрые — воры всяки разные, что подкармливали меня колбасой да котлетами, чтоб я не гавкала, пока они чистят ваши погреба и амбары, то протянула бы я лапы с голодухи великой.

А тут и кошка уже успела курнуть. Засмеялась, мурлыкая:

— Вижу, пришло время откровений. Только что вам сказать, хозяева? Про то что вы сволочи заподлючие? Так, сами знаете. Про свои воровские способности? Это в нашей кошачьей породе заложено на генном уровне. Так что, даже не стану говорить каким образом в борще вместо куска говядины зачастую оказывается дохлая крыса. У меня другое признание. На самом деле я не кошка, а кот. Помнишь, Жучка, когда репку тянули, я сзади пристроился? Думаешь, мне тот корнеплод был нужен? Или считаешь, что я из бескорыстных побуждений кинулся помогать этой семейке уродов, по недоразумению называющимися людьми? Вспоминаешь странные ощущения? Думала это от натуги? Хренушки. Это я таким образом отомстил всему роду собачьему за все их антикошачьи дела и, в частности, тебе лично за твои сучьи проделки…

Мышка как раз «добила» бычок. Запипикала, хохоча:

— Ну, я, по сравнению со всеми вами, — чисто ангел. Подумаешь, грызла все подряд. Так я ж — грызун. Ну, в рис гадила. Так это только для того чтобы соблюсти закон сохранения. Сколько отъедала, столько и добавляла. Все равно дед, бабка и внучка настолько тупорылые, что думали будто в обычный кубанский рис невероятным образом попал новомодный — черный. И жрали за обе щеки, изображая на харях блаженство. Конечно, не все какушки доставались людям, нельзя было обижать их братьев меньших, благо их миски для жратвы всегда на видном месте. А еще я в курятнике хвостиком яйца с насестов выталкивала. Так то исключительно в целях тренировки. Вдруг, когда потребуется рассобачить золотое фабержовое яйцо, а я нетренированная вовсе…

А медведь все жевал и жевал корешки. То ли из принципа, то ли еще не понял, что его в очередной раз «обули». Но, видно, все-таки в корешках имелась какая-то толика дури. Потому как косолапый гыгыкнул разочек и решил, что пришло время и ему в чем-нибудь повиниться:

— А я… А мне… А у меня…

И тут он понял, что кроме как в том, что он опять остался в не просто в дураках, а в идиотских дебилах, больше ему признаваться не в чем. И осерчал медведь. Видать мало было веселящего вещества в корешках. Взял и всем начистил хари. Всем-всем. И семейству вместе с их живностью, и цыганам, которые в кустах дожидались когда хозяева вконец обкурятся и можно будет поживиться, и ОМОНовцам, прибывшим для захвата преступного сообщества и уничтожения плантации конопли, и даже старому мерину, который пришкандыбал из соседней деревни, привлеченный ржанием внучки…