- Говорите, тетушка Дитеp. Я слушаю вас.
Официальное следствие началось. Предстояло окунуться в море формальностей, или, как выражаются иначе, совершить обычную следственную процедуру. И Буриан окунулся в эту работу с самого утра.
Во второй половине дня, когда уже отзвонили к вечерне, в участке появилась тетушка Дитер.
- Дитер? Кто такая?
- Та, что работала вместе с Анной Тёре.
- Пропустите!
Перед Бурианом сидела худая, плоская как доска, увядшая женщина.
- Не пугайтесь, гражданка Дитер, я буду допрашивать вас в качестве свидетеля по делу Анны Тёре.
- Жаль, что все так случилось, очень жаль. Бедняжка, она заслуживала совсем другой судьбы.
- Вы состояли с ней в дружеских отношениях?
- Как прикажете понимать?
- Не знаю, как еще выразиться. Вы были ее подругой, не так ли?
- Так, так. Были, как вы сказали, подругами.
- Но не всегда?
- Что правда, то правда. В девушках мы ее не любили. Слишком уж была гордая. А чего добилась? На балах всегда собирала вокруг себя всех парней. А нам оставалось только семечки лузгать. Ей казалось, что музыка играет только для нее одной.
- И она всегда танцевала?
- Всегда! А мы, остальные девушки, стенки в это время подпирали. Все парни, сукины сыны, заранее сговаривались, кому после кого ее приглашать. Всех их с ума сводила эта Анна.
Буриан слушал, не прерывая.
- Эко я разболталась! Извините, товарищ. Говорю да говорю и даже не знаю, может, чепуху всякую. Наверно, это вам совсем не интересно, а вы меня не останавливаете только потому, чтобы не обидеть?
- Говорите, говорите, гражданка Дитер. Я слушаю вас.
- Так что говорить-то? Вот я, к примеру, когда в прошлом году весной Анна подала заявление в кооператив, была против. Выступала даже! Нет ей места среди нас, говорила. Председатель потом меня вызывал. Я ему все свои обиды и выложила как на духу, без утайки.
- Ну, хватит, Дитер! - оборвал меня тогда Гудулич.- На винограднике работать некому, а вы мне тут про девичьи обиды толкуете!
- Ладно,- говорю,- пусть мы ее примем. А кто с ней рядом работать будет? Да никто!
- Послушайте теперь меня, Дитер,- сказал председатель.- Вот у вас семеро детей, и все живы-здоровы.
- Слава богу, хоть гвоздями их корми, все перемелют!
- Вы многодетная мать, всеми уважаемая женщина. И в школе учились вместе с Анной. Так?
- Так, отрицать не стану.
- Вы ведь не завидуете судьбе детишек Анны Тёре? Верно?
- Верно. Чему уж там завидовать-то, господи!
- Значит, вы с ней не в ссоре. Когда встречаетесь на улице, здороваетесь?
- Гм…
- Кто из вас первый здоровается при встрече?
- Она. Она всегда здоровается.
- Ну а вы? Вы отвечаете ей?
- Конечно. Мы же с ней не в ссоре.
- Только вы на нее в обиде?
- Я? За что же?
- За то, что… там, на балу, парни только с ней танцевали?
- Это, конечно, так. Но когда музыка кончала играть, Анна всегда возвращалась ко мне. Мы с ней и в школу всегда вместе ходили.
- Ну а как насчет парней? На вашу долю тоже доставалось?
- Нет, парни доставались только ей, потому что она была намного красивее всех нас. Но я на нее не сердилась, только обидно было, что она красивее нас.
- Ну а потом?
- Потом? Когда она вернулась домой беременная вторым ребенком, я остановила ее на улице и говорю: «Аннушка ты Аннушка! Как же это ты, бедная?..» Она даже не стала со мной разговаривать. Рассердилась и пошла прочь.
- Рассердилась? Она рассердилась?
- Она. За то, что я, видите ли, посмела ее бедняжкой назвать…
- Как вас девушкой звали, Дитер?
- Юлия. Урожденная Юлианна Портёрё.
- Красивое имя - Юлианна. Как у жены председателя.
Женщине было приятно от этой похвалы.
- А обычно меня звали тогда просто Юлишкой.
- Так, значит, Юлишка. Хочу я у вас еще кое о чем спросить.
- Пожалуйста.
- Скажите, эта ваша подруга, бедняжка Анна, какая она была? Увидит, к примеру, мужчину и уже глазами зыркает? Или, простите, как говорят, хвостом крутит, на любовь напрашивается?
- Нет, почему вы так решили?
- Я ничего не решил. Я только спрашиваю, такой ли был у нее характер? К примеру, еще в пору девичества.
- Ничего подобного. Совсем, даже наоборот.
- А потом, позднее?.. Когда появились дети? Первый, второй, третий?
- И потом. Даже еще строже стала. Сколько раз она мне жаловалась, что мужики ей проходу не дают. И не, только Давид Шайго, но и другие. Недавно прибежала ко мне под вечер. Ливень как из ведра, а она ко мне: «Юлишка, дорогая, помоги мне, не знаю, что делать…»
Дитер все говорила и говорила не переставая, а Буриан слушал, переспрашивал и кивал головой даже тогда, когда и кивать-то было незачем.
Солнце клонилось к закату, и Дитер уже три раза порывалась уходить, но лейтенант всякий раз ее удерживал, возвращая в кресло. Теперь ему захотелось выяснить, какой была Анна Тёре после окончания школы, до тех самых пор, пока…
- А глаза у нее всегда были такие печальные?
- Нет, что вы! Это только теперь, за последнее время. Раньше, бывало, где смех да шутки, там и Анна.
- А вот взгляд? Казалось, она все время смотрит куда-то вдаль. И раньше так бывало?
- Это и раньше было. Глаза у нее всегда блестели, и в то же время как будто смотрели куда-то далеко-далеко. А куда?
- Мм-да. Что вы еще о ней знаете, тетушка Дитер?
- Я-то? Еще многое. Спрашивайте, буду отвечать.
- Что вы знаете о ее детях?
- О детях?
- Да. Например, о младшей, об Идуке? Рассказывала
вам Анна что-нибудь?
- Об Идуке? О ней рассказывала. О других нет. Ида Клобушицки. С чего же начать? Этот самый Клобушицки служил на пограничной заставе, возле города Мохач. А наша Анна нанялась туда на строительство, сначала кирпичи носила на этажи, потом ее на кухню взяли, поварихе помогать. Летом, не то в сорок девятом, не то в пятидесятом году это было, все воскресенья она обычно проводила на берегу Дуная с двумя детьми. Ради ребят она
снимала где-то комнатушку там же, в городе. Конечно, одной в общежитии дешевле бы было. Ходили они на дикий пляж, детишки играли в песочек, валялись на солнышке. Эммушка с подругами плескалась у берега, выискивала ракушки и носила их матери, которая вместе с квартирной хозяйкой сидела рядом с Дёзёке, младшим. В один прекрасный день возле них появился мужчина, в одних трусиках, с детской лопаткой в руке. «Извините,- говорит,
не ваша ли это лопатка?» - «Нет, не наша. У нас небыло никакой лопатки».- «Простите, я подумал, ваша»,- сказал мужчина и ретировался. Квартирная хозяйка ей и говорит: «Аннушка, зачем ты так резко ему ответила? Такой симпатичный молодой человек!» - «Потому что познакомиться хочет. А еще старший лейтенант».- «Офицер? А ты что, по трусикам определила?» - «Он не в первый раз, уже на улице подходил. Только мне никаких знакомств не нужно». Вздохнула Анна и замолчала, а тут вдруг крик раздался. Детский крик чуть ли не с середины реки. Видно, кого-то из детей подхватило течение и понесло. Вы слушаете?
- Слушаю, тетушка Дитер. Рассказывайте дальше.
- Если вас больше интересует, как мы работали на винограднике, я могу сперва об этом рассказать.
- Я не разбираюсь в виноградниках. Продолжайте.
- Ну, хорошо. Подхватило, значит, течение девочку. А этой девочкой оказалась Эммушка. И хотя на берегу было полно народу, никого не нашлось, кто бы за ней бросился. Девочка один раз скрылась под водой, второй, третий. Ну, конец, больше не вынырнет. Тут нашелся все-таки смельчак. Как увидел, разом прыгнул в воду и спас Эммушку. Вылез, подходит - тот самый старший лейтенант. Клобушицки по фамилии. Пришлось познакомиться, а потом и домой пригласить. Ну а когда беда случилась, он ей обещал, что осенью будет свадьба. Обещал и пропал.
Тогда пошла Анна на заставу, чтобы хоть адрес узнать, письмо написать. Но адреса ей не дали, говорят, государственная тайна. Она начала настаивать. Тут ее задержали - уж не шпионка ли? - и прямехонько к начальнику, к майору. Майор ее спрашивает: «Почему вас интересует местонахождение старшего лейтенанта?» - «Потому что я его невеста». А доказать нечем, только глаза заплаканы, живота не видно, всего четыре месяца. «Вам известно, что Клобушицки получает квартирную надбавку?» - «Нет, неизвестно».- «А известно, что это означает?» - «Нет, неизвестно».- «Это означает, что он женат». Но майор так дело не оставил, взял сторону Анны. Вызвал он этого Клобушицки, устроил им очную ставку. Клобушицки ни от чего не отказывался и дал обещание, что сдержит слово, разведется с женой, потому как брак у них бездетный и живут они врозь. Признал он своим и будущего ребёнка, Идуку. Майор на этом не успокоился. Пока суд да дело, говорит, извольте дать официальную бумагу, что ребенок ваш. Бумагу эту он Аннушке тут же и вручил. А потом все это кончилось ничем, потому что жена Клобушицки развода ему не дала. И когда родилась Идука, он сказал Анне… В соседней комнате зазвонил телефон. Трубку никто не брал, и Буриану пришлось пойти туда.
- Старший лейтенант Буриан слушает.
Звонил майор Кёвеш. Он дал указание допросить по месту жительства Таподи и его жену, проживающих в Иртани. Оказывается, Давид Шайго подавал на Таподи заявление в районный суд с просьбой взыскать с агронома деньги, присвоенные им в результате каких-то общих торговых дел.
- Так точно, я вас понял,- сказал Буриан, представив себе на миг выхоленную, красивую, как породистая кошка, жену Таподи на террасе среди ухоженного садика.
Он постеснялся признаться, что уже побывал в Иртани и мимоходом называл майору фамилию Таподи.
- Телеграмма отправлена,- доложил он.
- Куда?
- В Будапешт.
- Хорошо. Я понимаю, о чем вы сейчас думаете. Стоит ли, мол, заниматься всякими побочными делами и распутывать весь клубок? Стоит, обязательно стоит. Ни
одного открытого вопроса мы не должны оставить. Чем вы сейчас заняты?
- Допрашиваю близкую подругу жертвы преступления.
- У Давида Шайго была подруга?
- Нет… У Анны Тёре.
Закрыв ладонью трубку, он прислушался, что делается в соседней комнате. Дитер все бормотала. Губы ее шевелились, что-то нашептывая.
Кёвеш, видимо, ждал пояснений. Затем, не дождавшись, резко спросил:
- Почему вы считаете, Буриан, что Анна Тёре была жертвой преступления?
Буриан долго молчал и только на повторный вопрос очень тихо, почти неслышно ответил:
- Не знаю, товарищ майор.
Положив трубку, он вернулся к своему столу и снова сел напротив женщины.
- А не сказали бы вы мне, Юлишка, несколько слов о жене Таподи? Ее муж работал у вас в селе, а теперь перебрался в Иртань…
- Простите, не поняла.
- Какая она женщина?
- Помнится, блондинка. Нет, пожалуй, скорее, светлая шатенка.
- Я не об этом. Вот если ее сравнить с Анной Тёре…
- Если сравнить? Насколько я знаю, Таподи ни одного ребенка не родила. Хотя и замужем. И не первый год. Нет, их и рядом не поставишь.
- Понял…
И Буриан неожиданно поймал себя на мысли о том, что ни все-таки невольно старается поставить их рядом. Ту, мертвую, и эту, живую. Но напрасно он пытался представить себе живую Таподи, хотя вчера он очень хорошо ее рассмотрел. Это ему не удавалось. Другое дело Анна, Аннушка…
Чувство было неприятным. Хорошо бы поскорее закончить это дело. Да, чем скорее, тем лучше.
Он совсем позабыл о Дитер. Не видел, не слышал ее. А женщина, наверное, все говорила и говорила. Такая уж уродилась разговорчивая.
- Извините, я могу идти?
- Да-да, тетушка Дитер. Можете идти. И большое вам спасибо.
- Не за что. Рассказала, что знала. Начальству обо всем надо знать.
Цомпо - по-венгерски рыба.
Gseres Tibor FEKETE ROZSA Budapest 1966
This file was created
with BookDesigner program
24.12.2008