- Пощадите, благородные господа мотоциклисты,- взмолился дядюшка Давид, бросившись на колени и молитвенно сложив руки… А лошадок на карусель ставят парами.

Бабушка проводила внука до конторы кооператива, чтобы Фридешке добросовестно выполнил свое обещание и вручил письмо дядюшке Гезе. Однако председателя в конторе не оказалось.

У бухгалтерши, смиренного вида полненькой коротышки, казалось, шея от любопытства вытянулась на добрый десяток сантиметров. Какие тайны мог скрывать в себе этот конверт, посланный председателю прямо с места убийства, да еще секретный?

Но письмо ей, разумеется, не отдали.

Поразмыслив немного, бабушка и внук взялись за руки, и пошли на главную площадь. По дороге старушка расспрашивала внука о случившемся. Дело в том, что Шайго родители католики назвали Яношем, а позже, когда он переметнулся к реформатам, его стали звать Давидом. Бабушку очень интересовало, покаялся ли вероотступник перед смертью и куда он попадет, в ад или в рай.

Фридешке, словно стесняясь, долго не поддавался понуканиям бабушки, но, наконец, собрался с духом и начал рассказывать. И как!

- Дядюшка Давид умолял их: «Не трогайте, мол, меня, не надо». А они окружили его кольцом и подходили все ближе, ближе…

- Кто они, внучек?

- Эти, как их, мотоциклисты. Все в масках. И каждый на «паннонии». Их было много. Они в рощице прятались. Когда дядя Давид вышел на крыльцо, они как начали палить в него из пистолетов! Он, конечно, скорее, обратно в дом, а они в кусты. И так всю ночь. А когда наступило утро, они надели черные маски, чтобы их никто не узнал, и начали насвистывать, чтобы выманить его из дому. Дядя Давид проснулся и вышел на дорогу посмотреть. Вот тут-то они его и окружили, он даже оглянуться не успел. Дядюшка Давид упал на колени и начал их умолять: «Пощадите, благородные господа мотоциклисты». Даже руки сложил, как на молитве. Вот так, видишь?

- Гм. И кто же тебе все это рассказал, внучек?

Они остановились на тротуаре, и Фридешке с величайшей достоверностью показал, как именно сложил руки дядюшка Давид перед смертью, когда умолял разбойников-мотоциклистов пощадить его.

Бабушка кивнула головой в черном платке - уж очень было, похоже,- но потом с сомнением покачала ею из стороны в сторону.

- Прошлой ночью, милый Фридешке, ты ночевал у меня вместе с отцом. Вы уехали к себе на хутор только утром. Как же так?

Мальчик наивно взглянул на бабушку, не понимая вопроса. Какое значение могла иметь такая безделица! Он об этом даже и не вспомнил.

- Скажи-ка, когда установили на площади карусель? Вчера, поздно вечером. Кто побежал смотреть на нее уже после того, как пастухи пригнали стадо? Ты. Кто за тобой туда ходил? Я. И еще подзатыльников надавать тебе хотела. Ну, что?

Фридешке понурил голову, у него пропала всякая одота продолжать рассказ о дядюшке Давиде.

- Экая у тебя фантазия, внучек! Другому даже и во сне такое не приснится.

Тем временем они уже подошли к реформатской церкви. Бабушка не стала читать нотацию и даже выпустила руку своего внука-фантазера, потому что колебалась, брать ли его с собой к обедне, если ему надо вручить секретное письмо самому председателю Гудуличу. Нет, не стоит, решила она. Мальчик должен выполнить наказ матери.

- Ну а теперь беги, Фридешке. Ты ведь знаешь, где живет дядюшка Геза? - Для достоверности она пальцем указала направление.- Передай ему наше почтение, пожелай доброго здоровья и не забудь взять квитанцию за бочку, которую мы привезли на прошлой неделе в кооперативный винный погреб. Впрочем, если забудешь, тоже не беда. Когда все сделаешь, приходи сюда, в церковь, я оставлю для тебя местечко на скамье рядом с собой.

Мальчик тотчас повеселел, старушка чмокнула его в щеку, и он пустился бежать в указанном направлении. Обернулся на бегу, чтобы помахать бабушке рукой, но она уже скрылась за дверьми церкви.

Теперь его мысли вновь сосредоточились на конверте. Он даже потрогал снаружи карман куртки. Конверт общества пчеловодов успокоительно хрустнул.

По дороге к дому Гудулича, ну, может быть, чуть-чуть в стороне от нее, возвышалась та самая карусель, которую установили вчера. Карусель уже работала, ее сиденья, прикрепленные к вершине здоровенного столба железными цепями, весело крутились под музыку, извергаемую магнитофоном-шарманкой.

Но что это? За одну ночь на площади, где вчера было пустое место, выросла еще одна карусель!. Совсем другая, с расписанными во все цвета радуги деревянными лошадками и позолоченными колясочками и санями. Мастера как раз заканчивали ее собирать. Верхнее и нижнее основания карусели уже были готовы, и рабочие устанавливали парами резвых лошадок. С того места, где остановился Фридешке, он мог наблюдать за обоими сооружениями сразу, стоило лишь немного повернуть голову. Первая карусель вертелась вовсю, а вторая вот-вот собиралась последовать ее примеру.