Конец сентября. Все чаще в общежитии дребезжат оконные стекла. Дальнобойная артиллерия противника подбирается к нашим взлетным площадкам. Однажды снаряд разорвался рядом с ремонтными мастерскими, где как раз работали механики и техники.

Михаил Балашов и Николай Колотурский попали под взрывную волну. Тряхнуло их основательно, так что едва в себя пришли. С одного оказалась сорвана гимнастерка, и острословы, готовые зубоскалить по любому поводу, хохотали:

— Коля, да ты, никак, в баню собрался?!

Нам с Шиловым было не до шуток: в мастерских стояли наши машины на ремонте. В моем самолете был пробит осколком карбюратор. Мишин «ястребок» требовал основательной профилактики. Какой там ремонт, из огня да в полымя попали самолеты!

Когда установилась тишина, мы поспешили выяснить, насколько пострадали мастерские. Но все обошлось на сей раз. Машины наши стояли целые, и техник Подгорецкий стал божиться, что к вечеру мой «ишак» будет наготове, как штык.

— Из третьей эскадрильи пришла помощь, так что справимся, — он показал на техников Алексея Потапова, Николая Красина, Григория Нобасова и Василия Панасюка.

Мы с Мишей воспрянули духом. Стыдно уже было болтаться без дела…

Но инженер Федоров с сомнением покачал головой:

— Твою, старший лейтенант, возможно, и отладим, а вот с машиной Шилова делишки посложнее…

Пока мы спорили, убеждали и умоляли техников, снова начался артналет. Невдалеке разорвался тяжелый снаряд, нас обдало горячим воздухом, и мы поспешили припасть к земле. Поднимаемся — снова взрыв. Воздушной волной прямо на глазах расшвыряло гору пустых ящиков, перевернуло бочку с водой. Инженер второй эскадрильи Николай Юдин, выскочив из укрытия, скомандовал:

— Живо по щелям!

Техники Яков Шашков, Иван Зубков, Антон Мирный и Александр Крючков как ни в чем не бывало спокойно шагали к мастерским. Над головами снова послышался свист, снаряд разорвался совсем близко, и техники поспешили в укрытие.

— В вилку берет, — проговорил Юдин, раскуривая папиросу. — Все целы, никого не засыпало?

— Порядок! — отвечает за всех Яша Шашков и начинает гадать; если в течение пяти минут будет спокойно, значит, артиллеристы пошли обедать.

Затихло как будто бы надолго. Отряхнувшись, мы вышли наверх. В воздухе еще висела мутная пелена. От свежей воронки несло пороховой гарью. Да, пейзаж основательно изменился: вокруг разбросаны вырванные корневища, сломанные ветки деревьев, обрывки проводов, земля разворочена. Никто, к счастью, не пострадал, но ощущение такое, будто мы находимся под прицелом, и враг наблюдает за нами.

А работа не ждет. Юдин торопит людей. Николай Федорович неутомимый труженик, большой специалист, готов в любое время поспешить на выручку. Недавно, что называется, поставил на ноги старый самолет иностранной марки «Вальти». Всю ночь под артиллерийским обстрелом работал с техником Моисеевым. Машину ввели в строй.

На Юдина мы с Шиловым и возлагали надежды.

— Николай Федорович, золотой вы наш человек, выручайте! — умоляем его.

— А вы заставьте их, подлецов, прекратить огонь, — он показал в сторону леска. — Когда свистит над головой, сами понимаете, какая производительность…

Мастерские оживают. Засновали, забегали мотористы, техники, стучат молотки, слышен скрежет металла. Раздаются команды: ра-а-аз, ра-а-аз, взяли! Шок, вызванный артналетом, проходит. Работа идет споро, надо торопиться. Я не отхожу от своего самолета, засучив рукава, помогаю.

Необычайно оживленный, появляется Алибек Ваниев, как всегда с пачкой газет.

— Ур-ра комсоргу! — кричат ребята. — С чем пожаловал?

Алибек многозначительно улыбается, разворачивает газету «Большевистское знамя».

— Сейчас я вам прочту письмо внуков и правнуков запорожских казаков ефрейтору Адольфу Гитлеру!

Об этом письме мы уже знали понаслышке.

— Давай, давай! — послышалось со всех сторон. — Читай, только с выражением.

«Ти, пiдлий Iуда i гад, напав на нашу Країну Рад i xoчеш забрати у нас фабрики i заводи, землю, лiси i води i привезти сюди баронiв, капiталiстiв таких, як ти, бандитiв i розбишак-фашистiв. Та цьому нiколи не бувати.

Ми зумiємо за себе постояти. Не бачити тобi нашої пшеницi i сала, щоб тобi в рот собака… Не хвалися, йдучи на рать, нам на тебе…»

Эффект блестящий, ведь Алибек заменяет многоточия соответствующими выражениями. Ребята хохочут, каждый спешит добавить от себя словечко с перцем. Ваниеву не удается дочитать письмо до конца. Снова обстрел.

— В укрытие, в укрытие! — раздается команда. Мимо нас промчалась «скорая помощь». Близкий взрыв, люди рассыпаются кто куда. К нам в траншею падают оружейник Мотовец и механики Москвитин и Кацен. Бледные, запыхавшиеся, губы дрожат.

— Что случилось, почему «скорая»? — спрашиваем.

— Техника по вооружению Николая Тыркалова, кажется, наповал, — с трудом выдавливает из себя Владимир Москвитин.

Ранены также инженер первой эскадрильи Николай Бутов и техник Семен Ермаков, который обслуживал машину Шестакова. Два снаряда разорвались вблизи стоянки, самолет поврежден.

Обстрел продолжался около часа. Но не успели мы, воспользовавшись затишьем, выбраться из окопов, как раздался сигнал воздушной тревоги. Шесть «Юнкерсов» сбросили на мастерские зажигательные бомбы. Деревянное строение вмиг охватило пламя. Правда, незадолго до этого техники вывезли отсюда все ценное имущество.

Вслед за Шестаковым и я пустился бежать к ангару. Там командир БАО Погодин, комиссар Клейнерман с группой солдат уже орудовали баграми, кирками. Шестаков, закопченный, с ссадинами на лице, сам гасил пожар, отдавал распоряжения и разносил Погодина: песка не хватало, воды и вовсе не было. И борьба с огнем оказалась безуспешной. Все кончилось в считанные минуты. Артобстрел, однако, не должен мешать выполнению заданий. Капитан Полоз ведет шестерку в район хутора Ильинка, где противнику удалось потеснить подразделения 421-й стрелковой дивизии. Командование просит срочно нанести удар с воздуха.

Самолеты круто набирают высоту и отворачивают вправо.

А вражеские артиллеристы снова обрушивают на нас удары. Теперь регулярно, три раза в сутки. Летчики поднимаются с аэродрома под свист падающих снарядов. Методические артналеты затрудняют также подготовку материальной части, но наши ребята уже привыкли, приспособились, и, прежде чем разорвется первый снаряд, машины уже заправлены горючим, обеспечены боекомплектами.

Но при всем том положение наше незавидное. В штабе оборонительного района был поставлен вопрос о дальнейшей работе истребительного полка. Передислоцироваться нам некуда, но и летать дальше в таких условиях нет возможности: едва взлетаешь с аэродрома, как сразу же попадаешь под зенитный обстрел.

Надо было уничтожить фашистскую дальнобойную батарею, не дававшую нам дышать. Шестаков вызвал нас с Шиловым.

— Вот что, хлопцы мои дорогие, есть интересное и сложное задание. Беретесь выполнить?

Мы согласно кивнули головами.

— Тогда приступим к делу… — Шестаков разложил карту, и мы стали обсуждать план действий.

Район расположения батареи известен; безымянная высота на южной окраине Ильинки. Враг потеснил здесь наши части и сразу же установил дальнобойные орудия, чтобы парализовать аэродром.

Задача ясна, и мы, гордые оказанным доверием, даем клятву любой ценой уничтожить вражеские пушки. Самолеты подготовлены. Техники Филиппов и Подгорецкий с подчеркнутой вежливостью и вниманием относились к малейшей нашей просьбе — «Есть!», «Слушаюсь!», «Сейчас будет сделано!» — видимо, знали, на какое задание мы шли.

Я с самого начала предупредил Шилова, чтобы не отрывался: наверняка встретим «мессеров», придется отбиваться.

Но, к удивлению, в воздухе все было спокойно. У высоты южнее хутора мы ничего не обнаружили. Гладкие скаты, редкий кустарник, на пригорке щиплют траву две коровы… Еще и еще разворачиваемся, идем на снижение. Где-то же должна быть эта проклятая батарея! Злое упрямство овладевает мной. Делаю новый заход, снижаюсь… Похоже, сверкнул солнечный «зайчик»… Внимание, это может быть отблеск от бинокля или стереотрубы… Да вот же она, батарея! Ничего не скажешь, хорошо замаскировались пушкари! Даже кустарник насадили вокруг, сетями прикрылись, дерном обложили дорожки… Ну, держись, проклятый захватчик!

Нам никто не мешал, и мы точно в цель сбросили бомбы, со второго захода дали залп из пушек.

Шестаков был доволен:

— Мастерская работа! Жаль, конечно, коров, пострадали, можно сказать, невинно! Но ничего не попишешь! Зато относительно спокойную жизнь мы теперь себе обеспечили.

Как и следовало ожидать, через несколько часов над нами появилось более десятка бомбовозов. Пролетели над аэродромом, но не смогли его выявить и развернулись в сторону станции Одесса-Товарная. Станцию охраняла первая эскадрилья капитана Асташкина. В это время часть машин находилась в воздухе, остальные были тщательно замаскированы.

Сделав круг на большой высоте, «Юнкерсы» начали в беспорядке сбрасывать груз. Бомбы посылались на железнодорожную станцию, некоторые угодили в деревянные склады. Вспыхнул пожар. А рядом находились эшелоны с боеприпасами. Тревожно загудели паровозы, взывая о помощи, десятки людей, которые находились поблизости, бросились спасать военное снаряжение.

Техник звена Николай Григорьевич Нагайченко, механики и мотористы Керекеза, Буланчук и Пеньковский поспешили на станцию. Под разрывами бомб, в сплошном дыму они расталкивали вагоны, отгоняя их подальше от огня. Один паровоз уже стоял под парами, но машиниста почему-то не было на месте. Его заменил сержант Керекеза.

Проявил находчивость и Виктор Сусанин. Ему попеременно пришлось быть и сцепщиком, и стрелочником, расчищать пути от бревен и обломков.

Вражеские самолеты улетели. Но на Товарной еще долго клубился дым, лязгали буферами вагоны, перекликались паровозные гудки.

Подвиг наших ребят из первой эскадрильи стал известен всей Одессе. О нем узнали в обкоме партии, в штабе оборонительного района. Контр-адмирал Жуков потребовал от Шестакова подробного доклада об участии авиаторов в спасении воинских эшелонов. Отличившиеся были представлены к наградам. Агитаторы рассказывали о них в беседах, газеты поместили статьи о подвиге летчиков.