Дуэли на ножах в США

Первые свидетельства о дуэлях на ножах, проходивших на территории, где сегодня располагаются Соединённые Штаты Америки, датируются XVI веком. В 1500-х на берегах Гудзона в поединках у таверн сходились разгорячённые возлияниями голландские переселенцы. Но вскоре стараниями легендарного губернатора Нового Амстердама Петера Стайвесанта, который вёл непримиримую борьбу с этой пагубной традицией, был принят ряд жёстких законов как против поединков на ножах, так и против питейных заведений, служивших рассадником этих дуэлей. В результате суровых мер, предпринятых местными властями, традиция далёкой родины вскоре канула в Лету, не оставив какого-либо значимого следа в истории голландских поселений в Новом Свете.

Поэтому отсчёт дуэлей на ножах я бы начал вести с поединка, состоявшегося в городе Плимут в штате Массачусетс 18 июня 1621 года. В этот день двое слуг, Эдвард Доти и Эдвард Лейчестер, встретились на дуэльной площадке с кинжалами в руках. До смертоубийства не дошло, хотя оба они были ранены — один в шею, а другой в ногу. Так как симпатии жителей городка были на их стороне, оба отделались символическим наказанием — соперников связали вместе и оставили лежать в таком виде на двадцать четыре часа. Но благодаря заступничеству их хозяев и мольбам самих незадачливых дуэлянтов даже и этот мягкий приговор был отменён уже через час. Их развязали, и они пообещали больше никогда не совершать столь пагубных поступков.

За исключением поселившиеся на Манхэттене голландцев, переселенцы из Европы — особенно приплывшие на «Мэйфлауэре» английские пуритане — за ножи хвататься не стремились и в приверженности дуэльным традициям замечены не были. Таким образом, ранний период истории Соединённых Штатов особого интереса для изучения культуры чести и традиции поединков не представляет. Поэтому мы спокойно уожем перенестись на несколько веков вперёд, в начало XIX столетия, на старый добрый американский Юг, знакомый нам по книгам Майн Рида, Марка Твена и Маргарет Митчелл. Именно здесь, на берегах Миссисипи, на холмах Озарка и у заболоченных байу Луизианы, более столетия процветала традиция решать столь волнующие гордых южан вопросы чести в поединках на ножах. Большинство исследователей сходится во мнении, что ножевая культура, как и культура чести, попали в Новый Свет на кораблях европейских переселенцев и что корни этой традиции надо искать на родине многих дуэльных культур — в Средиземноморье. Но принадлежала ли пальма первенства испанским мастерам навахи, мрачным сицилийским бригантам или куртуазным французским фехтовальщикам, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Слишком много культур и народов смешалось в этом огромном котле.

В начале XVI столетия в местах, где позже был возведён Новый Орлеан, высадились испанские мореплаватели. Принято считать, что первым появившимся на Миссисипи европейцем стал в 1540 году испанец Эрнандо де Сото. Но ещё задолго до него здесь побывали и другие его соотечественники. В числе предшественников де Сото можно назвать экспедицию Альвареса де Пинеда 1519 года, Панфило де Нарваэса и Альваро Нуньеса Кабеса де Вака, появившихся в этих местах в 1528 году, и, наконец, Луиса де Москосо, высадившегося на Миссисипи в 1640-х. Но всего через сорок лет после Москосо, в 1680 году, на этой территории уже безраздельно хозяйничали французы, проводившие колонизацию долины Миссисипи и объявившие эти земли собственностью французской короны.

7 мая 1718 года французская Миссисипская компания основала поселение, получившее название Да Нувель Орлеан, или Новый Орлеан. Об этих временах напоминает Французский квартал, расположенный в историческом центре Орлеана. В 1763 году, вскоре после окончания колониальной войны, известной как Семилетняя, которую Уинстон Черчилль как-то назвал «первой мировой», Новый Орлеан, согласно Парижскому договору, перешёл под юрисдикцию испанской короны.

Во время войны за независимость 1775–1783 годов испанский Новый Орлеан представлял собой стратегически важный порт, через который по Миссисипи шли тайные поставки помощи и вооружения повстанцам. В 1779 году граф Бернардо де Гальвес и Мадрид организовал в городе антианглийскую кампанию. Под испанским контролем город оставался до 1801 года, когда он снова стал французским. В 1803 году Наполеон провернул сделку, вошедшую в историю как «Vente de la Louisiane» — «Луизианская покупка», и продал территории Луизианы вместе с Новым Орлеаном Соединённым Штатам.

В быстро растущий портовый город в поисках лучшей жизни устремились эмигранты со всего мира, среди которых было и немало испанцев. Кроме переселенцев из континентальной Иберии сюда прибывали пилигримы и из более отдалённых владений испанской короны. Так, например, в конце 1778 года у пристани Нового Орлеана пришвартовалось испанское судно «Santis-simo Sacramento» с переселенцами с Канар. Всего с этих принадлежавших Испании островов в Луизиану перебралось около двух тысяч человек. Кроме Канар экспатриантов поставляли и другие испанские территории, такие как Балеарские острова. Именно с Балеар на одном из судов тогда ещё совсем зелёным юнгой приплыл в Новый Орлеан будущий легендарный фехтовальщик и бретёр дон Хосе, или, как его ещё называли друзья, Пепе, Юуйя, уроженец Порт Махон — столицы Менорки, одного из Балеарских островов.

Говорили, что никто в Новом Орлеане не владел палашом и саблей лучше, чем он. Со шпагой и рапирой он был неуязвим, а с винтовкой прослыл виртуозом. Из пистолета он мог выбивать монетки у друзей из пальцев или сбивать яйца с головы своего сына на дистанции в тридцать шагов. Этот самый выдающийся дуэлянт в городе мог сражаться с кем угодно и на любых условиях. Сохранились свидетельства о том, что он дрался на ножах боуи, когда соперники держались за противоположные концы шейного платка и не отпускали, пока один из них не падал мёртвым. При этом лучшей тактикой было позволить противнику вогнать нож в ваше левое плечо и затем потрошить его.

Так как в жилах Пепе текла испанская кровь, он, как и многие из его земляков, обладал врождённой способностью к владению ножом. Он мог сражаться на кинжалах в тёмной комнате или стоя рядом с соперником на большой бочке. Однажды дон Хосе заявил, что может убить своего противника, проткнув его на выбор в любую пуговицу жилета. Что он и сделал первым же ударом. Хотя те, кого Юуйя вызывал на бой, часто демонстрировали крайнюю предусмотрительность, мгновенно предлагая ему любые извинения на выбор, но, тем не менее, список его жертв был достаточно длинным.

Рис. 1. Хосе Юуйя.

Рис. 2. Дуэльные дубы в Новом Орлеане. Именно здесь проходила большая часть дуэлей, 1910 г.

Надо сказать, что упомянутые выше поединки на ножах в тёмной комнате, определённо пользовались на Юге популярностью. Одна из самых известных дуэлей произошла 13 ноября 1888 года в Алабаме в местечке Монтевайо. Конфликт возник между двумя молодыми, но, тем не менее, успешными и известными в городе джентльменами — доктором Робертом Нейборсом и адвокатом В.В. Шортриджем. Драться было решено в тёмной комнате, а в качестве оружия они выбрали ножи боуи. Дуэлянты сняли пальто, обувь и заперли за собой дверь. Схватка продолжалась около десяти минут. Этот поединок стал одним из самых драматичных и кровавых за всю историю Алабамы. Соперники кромсали друг друга ножами как мясники скот на бойне. Вся комната была забрызгана кровью. Вскоре шум схватки привлёк внимание находившихся в здании людей. Когда им наконец удалось выломать дверь, из комнаты выскочил Нейборс, весь покрытый кровью из многочисленных ран на лице и груди. Не произнеся ни слова, он бросился вниз по лестнице, продолжая сжимать в руке окровавленный нож. В комнате на полу лежало бездыханное тело Шортриджа. У адвоката была жутко изрублена голова, перебиты шейные артерии, выколот глаз, а руки были так изрезаны, что пальцы держались только на сухожилиях.

Согласно свидетельствам очевидцев, обезумевший от боли Нейборс выскочил из здания и в неистовстве помчался по улице. По дороге он забежал в какой-то магазинчик, где набросился с ножом на его чернокожего владельца. Защищаясь, хозяин лавки убил доктора. Резюмируя, газета с целью повышения безопасности третьих лиц предлагала ужесточить правила проведения дуэлей в тёмных помещениях. Что свидетельствует о том, что эта разновидность поединков не являлась ничем необычным.

Также и сэр Эдвард Салливэн в 1852 году вспоминал, как в Сент-Луисе некий бретёр и задира оскорбил одного молодого человека и вызвал его на поединок. Новичок принял вызов, но только с условием, что бой будет проходить в совершенно тёмном помещении, на что его противник дал согласие. Вооружившись ножами боуи и револьверами, они вошли в тёмную комнату. Секундантам было запрещено открывать двери в течение получаса. По истечении этого времени они вошли внутрь и в одном конце комнаты обнаружили молодого человека сидящим на полу и невозмутимо покуривающим трубку. В противоположном углу лежало тело его противника с головой, полностью отделённой от туловища и поставленной так, чтобы лицо смотрело на дверь. Юноша рассказал поражённым этим зрелищем секундантам, что после начала схватки некоторое время они неотступно следовали в темноте друг за другом. Затем он спрятался в углу, прижался к стене и, когда по шуму дыхания понял, что противник приближается, нанёс удар ножом и убил его на месте. Правда, для чего этот милый юноша отрезал своему недругу голову и совершил с ней такие странные манипуляции, Салливэн не уточняет.

Рис. 3. Братья Читвуд из 23 пехотного полка Джорджии с ножами боуи и револьверами Кольта,31 августа 1861 г.

Бен Томпсон, известный на Диком Западе середины XIX столетия бретёр и игрок, любил вспоминать историю о том, как он в Новом Орлеане сцепился с неким французом, оскорбившим девушку. Кульминацией их ссоры стал вызов на дуэль. Томпсон предложил французу стреляться из пистолетов с десяти шагов до тех пор, пока один из них не будет убит или не сможет продолжать бой. Но этот вид дуэли был отклонён как «варварский». Бен, в свою очередь, отверг предложение француза драться на шпагах. В результате они пришли к компромиссу, что это будет бой на смерть на кинжалах в тёмной комнате. На том и остановились. Хотя Бен убил француза в честном поединке, но когда он вышел из комнаты один, родственники убитого подняли крик, называя его убийцей. В результате ему пришлось укрыться в сицилийском квартале и, переодевшись сицилийцем, покинуть город. После чего Томпсон направился в техасский Хьюстон, а затем и домой, в Остин.

Могу предположить, что моду на поединки в тёмной комнате ввели в Новом Орлеане и других городах американского Юга итальянские иммигранты — возможно, эти дуэли являлись аллюзией на традиционные римские «чиччиаты». Хотя в первые годы своего существования Новый Орлеан заселялся французами, а позже испанцами, к середине XIX столетия он стал настоящей Меккой для итальянских иммигрантов. Согласно данным Бюро переписи населения США, в период с 1850 по 1870 год выходцев с юга Италии, особенно сицилийцев, в Новом Орлеане было больше, чем в любом другом американском городе. Так, например, 80 % жителей легендарного Французского квартала составляли не французы, как это можно было бы предположить, а итальянцы.

Рис. 4. Лафкадио Хирн (1850–1904).

И сегодня итальянская диаспора Нового Орлеана составляет около 250 000 человек и является самой большой и влиятельной этнической группой в городе.

В те годы в городе как грибы появлялись фехтовальные школы, преподававшие всем желающим основы владения клинком. Гремели имена эльзасца Монтиаса, ветерана наполеоновских войн бордосца Газереса, братьев Росье из Марселя. Славились такие мастера, как свободный негр Чёрный Остин, обучавший флерету, мулат Роберт Северин, позже убитый в Мексике, и Базиль Кроке, также мулат, один из лучших фехтовальщиков города. Но лучшим из лучших несомненно считался маэстро Л'Алуэт. Занятия в фехтовальной школе маэстро посещал и будущий неистовый дуэлянт Пепе Юуйя. Л'Алуэт заметил талантливого юношу, и Юуйя стал его правой рукой.

Журналист и писатель Лафкадио Хирн, живший в Новом Орлеане с 1877 по 1887 год и лично знавший дона Хосе, писал, что вскоре Л'Алуэт и его ученик стали близкими друзьями. Только один раз их дружба подверглась испытанию, и произошло это в результате несчастного случая. В то время, когда нож боуи ещё был в Новом Орлеане в новинку, Л'Алуэт настоял на проведении публичного поединка с Пепе. В качестве оружие использовались ножи, вырезанные из древесины гикори, американской разновидности орешника. Так как в обращении с любым ножом Пепе не было равных, Л'Алуэт, получив несколько попаданий, перестал владеть собой и отчаянно атаковал молодого испанца. Юуйя, отражая нападение маэстро, защищался так яростно, что мастер фехтования рухнул на пол без сознания с двумя сломанными рёбрами. Но вскоре дружба их возобновилась и длилась ещё несколько лет, вплоть до смерти Л'Алуэта.

Рис. 5. Надгробная плита Хосе Юуйя на кладбище Сайт Винсен де Поль.

Вопреки расхожему мнению, Юуйя не обучал владению ножом, хотя часто демонстрировал своё мастерство в обращении с боуи. Однажды некоему джентльмену, хорошо владевшему оружием, удалось уговорить Пепе провести с ним тренировочный поединок на деревянных ножах. Практически первым же движением Пепе нанёс своему противнику укол прямо в яремную ямку, после чего ударил его в это же место ещё пять или шесть раз подряд. Ни один из серьёзных поединков Юуйя не длился больше пары минут — в большинстве случаев он выводил противника из строя в самом начале боя. Историк дуэлей Пол Кирхнер отвёл дону Хосе целую главу в своей работе «The Deadliest Men: The World's Deadliest Combatants Throughout the Ages», посвящённой самым опасным бойцам всех времён и народов, а его восковая фигура стоит в городском музее Нового Орлеана. Ещё при жизни Юуйи ходили слухи, что убитых в поединках противников у него накопилось на персональное кладбище. Очевидно, в данном случае это не являлось фигурой речи, так как в 1857 году Хосе Юуйя и в самом деле приобрёл основанное в 1832 году орлеанское кладбище Сант Винсен де Поль. На этом кладбище был похоронен и сам грозный Пепе, скончавшийся 6 марта 1888 года в возрасте семидесяти трёх лет. Всю жизнь дон Хосе оставался патриотом Испании и даже как-то раз, чтобы защитить честь далёкой родины, вызвал на бой до смерти всех кубинцев в Новом Орлеане. Власти Испании высоко оценили заслуги Пепе, наградив его орденом Карлоса III.

Рис. 6. Свидетельство о смерти Хосе Юуйя (фрагмент). Новый Орлеан, 7 марта 1888 г.

Но дрались на ножах не только в Новом Орлеане. Раймонд Торп писал, что, когда на Юге мужчины хотели научиться искусству владения ножом, они шли в фехтовальные школы, предлагавшие свои услуги во всех крупных городах Юго-Запада, от Нового Орлеана до Сент-Луиса. Так, некий Амос, бравший уроки владения ножом в одной из фехтовальных школ Сент-Луиса, как-то раз стал свидетелем получасового поединка двух французов на ножах боуи. Бой закончился, когда у одного из дуэлянтов был начисто отрублен мизинец, а у другого откушен большой палец — очевидно, в отместку за мизине.

«Нью-Йорк таймс» рассказала о дуэли, проходившей в техасском городке Александрия в октябре 1870 года. Как-то вечером, перед закатом, двое молодых людей решили уладить возникшее между ними недоразумение традиционным способом. Они вооружились ножами, скинули куртки и начали сражаться согласно правилам, принятым в Западном Техасе. После длительной схватки, в течение которой оба были изрезаны и изрублены до удовлетворившего их состояния, друзья растащили соперников и отнесли к хирургам для обработки ран. Ни один из противников при этом не был ранен смертельно. Нередко дуэлянты были настолько искусны во владении ножом, что могли сражаться часами, безуспешно стараясь поразить жизненно важные части тела противни.

Говоря об известных дуэлянтах и бойцах Юга, конечно же, нельзя не вспомнить ещё одного прославленного уроженца Луизианы, героя американского фронтира, легенду Дикого Запада и отца самого известного ножа Америки Джима Боуи. Авантюрист, политик и бизнесмен, полковник Джеймс Боуи пал в бою вместе с другими героями американского приграничья, Дэвидом Крокеттом и Вильямом Барретом Тревисом, в марте 1836 года, защищая техасский форт Аламо от войск регулярной армии под командованием мексиканского президента Антонио Лопеса де Санта Анны. О жизни Джима Боуи написаны сотни, если не тысячи монографий. Он превратился в такую же культовую фигуру-бренд эпохи Дикого Запада, как и известный стрелок и шоумен Буффало Билл, или бандит Билли Кид. Без ножей боуи, ставших таким же романтическим символом фронтира, как ружья Кентукки или трапперские меховые шапки с лисьим хвостом, не обходится ни один приличный голливудский вестерн.

Джеймс Боуи родился в Кентукки, в округе Логан, весной 1796 года. В 1803 году его семья перебралась в Луизиану, тогда ещё находившуюся под властью испанской короны, благодаря чему и сам Джеймс, и его брат Резин свободно изъяснялись на французском и испанском. Большую часть жизни Джеймс провёл в Луизиане, занимаясь торговлей рабами и спекулируя землёй, как и большинство людей его круга и положения. Но прославился Боуи отнюдь не благодаря своей предпринимательской деятельности и окружавшим его имя скандалам, связанным с земельными аферами. Всё изменилось в один судьбоносный день, 19 сентября 1827 года, когда Джеймс Боуи случайно оказался втянутым в дуэль, в которой участвовал один из его приятелей. Именно тогда Джеймс из никому не известного земельного спекулянта и предпринимателя средней руки, коих на Юге было великое множество, превратился в человека-легенду. Молодое американское государство катастрофически нуждалось в культовых героях, и мифотворчество началось.

Рис. 7. Нож конфедератов найденный на месте битвы при Перривиле (Кентукки, 8 окт. 1862 г).

Так что же послужило причиной этой повальной моды на ножи боуи, более напоминавшей массовый психоз? Для этого необходимо выяснить, что же в действительности произошло тем далёким сентябрьским днём в Луизиане, на косе у местечка Видалиа, напротив Натчеса.

На самом деле легендарная дуэль, или, точнее сказать, драка с участием Боуи была не сиюминутной вспышкой страстей, а кульминацией долгой вражды, тянувшейся на протяжении нескольких лет между двумя группировками из местечка Ред Ривер, что в приходе Рэпидс в Луизиане. Главными действующими лицами этого конфликта были доктор Томас Харрис Мэддокс, шериф Репидс, майор Норрис Райт, братья Кэри и Альфред Бланшары с одной стороны и генерал Сэмюэль Кани, Уэлш и Боуи — с другой. Формальным поводом для дуэли стало оскорбление доктором Томасом Мэддоксом сестры Сэмюэля Леви Уэлша — Мэри Сибли.

Доктор Мэддокс и Сэмюэль Уэлш обменялись вызовами, и местом для проведения дуэли был выбран участок берега напротив Натчеса. 19 сентября 1827 года состоялась дуэль. Дуэльная площадка находилась на большой отмели, а друзья обоих соперников стояли на её противоположной стороне. Смертельная вражда также существовала и между секундантом Мэддокса полковником Крэйном, Джеймсом Боуи и генералом Кани — за несколько месяцев до этой дуэли генерал Кани подстрелил полковника Крэйна у байу Рэпидс, повредив ему руку. Пожалуй, в этом поединке между друзьями дуэлянтов существовала большая непрязнь, чем между самими Мэддоксом и Уэлшем.

Вот вкратце преамбула инцидента, который вознёс Боуи на исторический Олимп. Далее с помощью свидетельств очевидцев и самих участников дуэли мы попытаемся восстановить события того рокового дня. Одно из аутентичных описаний этой драмы было опубликовано в ноябре 1827 года в новоорлеанской газете «Аргус», а затем под заголовком «Ужасная дуэль» перепечатано в известном и популярном национальном еженедельнике «Nile's Register». К судьбоносной роли этого еженедельника в создании и тиражировании мифа «Боуи» мы ещё вернёмся.

Со слов одного из очевидцев, доктор Мэддокс предложил Сэмюэлю Уэлшу встретиться за границами штата Луизиана, и 17-го числа Уэлш прибыл в Натчес. 18 сентября Мэддокс отправил Уэлшу вызов на дуэль. Согласно достигнутой договорённости, поединок был назначен на 19-е число, и в качестве места дуэли был выбран песчаный пляж на берегу Миссисипи, повыше Натчеса. Они сошлись, обменялись двумя безрезультатными выстрелами и помирились. После того, как дуэлянты и секунданты обеих сторон покинули место поединка, Уэлш пригласил Мэддокса, его приятелей — полковника Крэйна и хирурга, доктора Дэнни, прогуляться в лес, где друзья Уэлша, не принимавшие участия в вышеописанных событиях, остановились на пикник.

Крэйн отказался от приглашения, обосновав это тем, что не желал бы встречаться с неким человеком, присутствовавшим на пикнике. После этого Уэлш согласился проследовать к друзьям доктора Меддокса, также остановившимся в лесу и не принимавшим участия в дуэли. На половине пути они встретили друзей Уэлша — майора Джеймса Боуи, генерала Кани и Т. Дж. Уэлша. При встрече генерал Кани, обратившись к полковнику Крэйну, заметил, что наступил удачный момент покончить с их разногласиями. Крэйн в каждой руке нёс по пистолету. Увидев, что Боуи вытаскивает свой пистолет, он моментально встал в защитную позицию и выстрелил в него первым, потом повернулся кругом и выстрелил в Кани. Боуи остался стоять, а Кани рухнул на землю и примерно через пятнадцать минут скончался. «Крэйн, ты подстрелил меня! — воскликнул Боуи. — И если я смогу, то убью тебя». Они выстрелили одновременно, и Боуи промахнулся. После этого он достал большой мясницкий нож и попытался выполнить свою угрозу, но противник остановил его ударом рукоятки пистолета по голове. Оглушенный Боуи рухнул на колени, и, прежде чем он пришёл в себя, Крэйн был уже вне его досягаемости. Тут взгляд Боуи упал на майора Норриса Райта, вышедшего из леса в сопровождении братьев Бланшаров. «Стреляй, негодяй!» — крикнул Боуи Райту. На что Райт ответил, что не боится его, и вскинул пистолет — выстрелы прогремели одновременно. Пуля Боуи попала Райту в правую часть корпуса и прошла навылет. Райт промахнулся и задел корягу за спиной Боуи. Выстрелив, они бросились друг на друга: Райт с тростью-шпагой, а Боуи — с большим мясницким ножом. Боуи проткнул Райту руку в двух местах, потом бросил его и направился с Альфреду Бланшару, которому нанёс три удара ножом, один из которых пришёлся в левую часть груди. Затем он оставил Бланшара, вернулся к Райту и также ударил его ножом в грудь — удар попал в сердце, и Райт умер мгновенно.

В этой схватке Боуи получил два огнестрельных ранения — одно от Кэри Бланшара, когда дрался с Райтом, второе — в перестрелке с Альфредом. Блан-шаром. Одна из пуль попала ему в бедро и опрокинула на землю недалеко от Райта. Единственными последствиями драки с Райтом были одна-две неглубокие раны от трости-шпаги. Автор этой истории, представившийся очевидцем драмы, заявил, что взяться за перо его побудили лживые спекуляции вокруг дуэли, и уверял, что подтвердить каждое его слово могут несколько уважаемых граждан Натчеса.

Хотя существует и другая интерпретация событий, описанная Робертом Бэлдиком. По версии второго свидетеля этой драмы, все действующие лица приближались к месту, выбранному для поединка, с разных сторон. После того, как были оговорены необходимые детали, дуэлянты заняли свои места и обменялись двумя выстрелами. Боуи в это время находился на краю леса вместе с Уэлшем и Кани, вооружёнными пистолетами. Сам же Боуи был вооружён огромным ножом. Когда участники поединка начали покидать место дуэли, Боуи со своей компанией вышел им навстречу. Увидев это, друзья Мэддокса и Крэйна, находившиеся достаточно далеко, на другой стороне отмели, перешли на бег, чтобы застать уходящих дуэлянтов. Первым дуэльной площадки достиг генерал Кани, сразу следом за ним — Боуи. Кани тут же направился к полковнику Крэйну и, доставая пистолет, заметил: «Полковник Крэйн, мне кажется, что это подходящий момент для решения наших противоречий». Пистолет достал и Боуи. Крэйн был вооружён парой дуэльных пистолетов и был готов к нападению Кани.

В этот момент вмешался брат Кани и уговорил его не лезть в ссору. Боуи и Крэйн выстрелили друг в друга, но безрезультатно. Но кое-кто утверждал, что Боуи был ранен. Это вполне вероятно, так как Боуи остановился, ощупал своё бедро, а затем, достав нож, прихрамывая направился к Крейну, наблюдавшему за генералом Кани. Кани приближался, освободившись из объятий брата. В этот момент Крэйн перепрыгнул через небольшой овраг, прорезанный в песке дождевой водой, стекавшей вниз по склону, и, оперев пистолет на раненую руку, выстрелил в Кани. Ранение оказалось смертельным, и он упал. Крэйн после выстрела остался стоять с разряженным пистолетом в руке, и Боуи атаковал его, но тот увернулся от ножа, Лерехватил пистолет за ствол и, ударив Боуи по голове, свалил его на землю. Потом отступил на шаг, а его приятель, майор Райт, бросился на Боуи с длинной тонкой шпагой, которую достал из прогулочной трости. Боуи попытался парировать удар ножом, но неуспешно. Спасло его то, что шпага была изготовлена из незакалённой стали и, ударившись о грудину, согнулась и прошла вдоль ребра. В этот момент Боуи схватил Райта, упал на землю и потянул его с собой. При этом он оказался сверху, крепко удерживая своего противника. Райт был человеком худощавым и далеко не атлетического сложения, поэтому он оказался совершенно беспомощным в руках Боуи. Джеймс хладнокровно сказал ему: «А вот теперь, майор, вы умрёте», — и воткнул нож в сердце Райта, от чего тот мгновенно скончался.

Очевидец утверждал, что этот нож был изготовлен братом Джеймса, Рези-ном Боуи, из кузнечного рашпиля или большого напильника и являлся тем самым оружием, которое вскоре легло в основу легенды о «знаменитом ноже боуи». Когда Джеймс Боуи получил его от брата, тот сказал ему: «Это крепкий нож и хорошей закалки. В руках сильного мужчины он надёжнее пистолета, так как не даст осечки. Крэйн и Райт твои враги; оба они из Мериленда, земли наших предков, и они так же храбры, как и ты, но не так хладнокровны. Они оба уступают тебе в силе, а следовательно, не могут сравниться с тобой в рукопашном бою. Оба они опасны, особенно Райт. Всегда носи этот нож с собой. Он будет тебе другом и последним шансом и может спасти твою жизнь».

Между Боуи и Крэйном так и не произошло примирения, хотя Крэйн и помогал Боуи подняться с земли. Боуи поблагодарил его и произнёс: «Полковник Крэйн, я считаю, что в сложившихся обстоятельствах вам не следовало стрелять в меня». Сразу же после нападения Кани на Крэйна драка между их друзьями переросла в массовое сражение, после которого осталось пятнадцать раненых и шесть убитых, среди которых были Кани и Райт. Как следовало из свидетельства очевидца, все участники этого ужасного происшествия были людьми богатыми и занимали высокое общественное положение.

Какую бы версию этого эпохального события мы ни рассматривали и как бы внимательно ни изучали все подробности этой стычки, тем не менее одно остаётся загадкой. Что же необычного было в этом заурядном конфликте, которые в южных штатах, где горячие плантаторы хватались за оружие по каждому поводу, исчислялись сотнями? Как мы видим из описания этого инцидента, какого-то экстраординарного мастерства во владении ножом, достойного занесения во всемирную галерею славы боевых искусств, Джим Боуи не продемонстрировал, ну а хладнокровие и железные нервы были типичной чертой большинства мужчин фронтира той эпохи. Так где же зарыта собака?

А вот теперь мы вернёмся к уже упомянутому еженедельнику «Nil's Register». В «Niles' National Register», крайне популярной национальной еженедельной газете тех лет, в 1836–1838 годах был опубликован ряд статей, которые быстро сформировали в общественном сознании американцев образ или даже скорее архетип ножа боуи как смертоносного оружия, от которого нет спасения, и предназначенного исключительно для убийства. Именно этому популярному еженедельнику и принадлежит честь создания мифа о лихом и непобедимом поножовщике Боуи и его уникальном смертоносном ноже.

Таким образом, в основу этого мифа легли вовсе не искусность Джима в фехтовании на ножах и не уникальность его оружия, а журналистский талант и богатая фантазия сотрудников «Nil's Register», а также большие тиражи, популярность и репутация этого издания. Этот журнал в лучших традициях жёлтой прессы создал шумиху вокруг имени Боуи и его ножа и поддерживал общенациональный ажиотаж, периодически подкармливая публику очередными кровавыми историями и легендами из жизни Джима. Вскоре колоритную сказку об ухаре Боуи перепечатали и другие издания, и, в конце концов, как это частенько бывает, легенда зажила своей собственной параллельной жизнью, совершенно не связанной с реальной биографией Боуи.

Возможно, даже сами журналисты «Nil's Register» не подозревали, какой успех ожидает созданный ими бренд. Страну охватил настоящий Боуи-бум. В июне 1836 года газета «Рэд Ривер Геральд» города Начиточес в штате Луизиана с сарказмом писала: «Казалось, что вся сталь в стране мгновенно превратилась в ножи боуи». Оружием, которое больше всего внушало страх в 1830-х, уже были не ружья и не пистолеты, а «ужасные ножи боуи». Этим именем стали называть все большие ножи, имевшие хождение на американском рынке, независимо от их размеров, конструкции и дизайна. Некоторым образом это напоминает советскую оружейную классификацию, когда определение финского ножа, или финки, в УК СССР было не менее условным и размытым. Кстати, как и в СССР, когда ножи, классифицированные как финка, автоматически приобретали статус некоего особого сакрального оружия, априори предназначенного для использования исключительно в преступных целях, так и в США ножи, получившие статус «боуи», рассматривались американскими судами как специфическое оружие убийц со всеми вытекающими последствиями.

Прекрасной иллюстрацией, демонстрирующей отношение судов к ножам боуи и страха, который они внушали, является следующий отрывок из решения Высшего суда Техаса по делу «Кокрум против штата» от 1859 года: «Это чрезвычайно смертоносное оружие. Сложно защититься от него, несмотря на храбрость и умение. Пистолет и ружьё могут допустить промах, а когда они разряжены, то лишаются своей смертоносности, или, по крайней мере, она уменьшается. Шпагу можно парировать. Нож боуи отличается от них и конструкцией, и способом применения. Это почти всегда орудие гарантированной смерти. Тот, кто носит подобное оружие для законной самообороны, угрожает этим правам других лиц в большей степени, чем если бы он носил менее опасное оружие».

Спишем эмоциональность и красочность этих метафор на литературный талант и повышенную впечатлительность техасских законодателей, но нельзя не признать, что жертвы ножей боуи и в самом деле нередко выглядели пропущенными через мясорубку. Достаточно взглянуть на последствия этнических межплеменных конфликтов на Чёрном континенте, с отрубленными ударом мачете конечностями и изувеченными телами, чтобы понять, чем руководствовались суды Техаса при вынесении подобных резюме 150 лет назад. Ведь повреждения, нанесённые ножами боуи, часто достигавшими 50 сантиметров в длину и веса более чем в килограмм, напоминали последствия от удара мачете, тесака или короткого меча, подобного, скажем, античным гладиусу или ксифосу.

Так, например, Торп приводит отрывок статьи из нью-орлеанской газеты, описывающий жуткую бойню, в которой использовался нож боуи 58 сантиметров в длину и весом более двух килограммов. Конфликт начался с того, что некий человек по имени Браун отпустил колкость в адрес стоявших неподалёку дам, а присутствовавшие при этом мужчины, возмущённые дерзостью наглеца, набросились на него. Защищаясь, Браун выхватил свой огромный боуи и ударил первого нападавшего, второму разрубил плечо почти до лопатки, а третьему так распорол руку, что её пришлось ампутироват.

Миф об этом чудесном оружии — вундерваффе оказался на удивление живуч и неудержимо продолжал своё победоносное шествие. Так, на состоявшемся в 1849 году конституционном собрании штата Кентукки во время обсуждения антидуэльной статьи один из противников этого проекта заметил: «Позвольте поинтересоваться, джентльмены, что принесло больше горя и несчастий в Кентукки — дуэли или нож боуи? И где, позвольте также спросить, пролилось больше крови — в честном и справедливом поединке или под ножом убийцы?».

Дополнительный романтический флёр окружил фигуру Боуи в связи с его участием в Техасской революции. Революция началась 2 октября 1835 года сражением при Гонсалесе, а уже 22 октября в армию повстанцев добровольцем вступил Джеймс Боуи, которому было присвоено звание полковника. Менее чем через полгода, 6 марта 1836 года, Боуи вместе со своими, не менее легендарными товарищами, Крокеттом и Тревисом, погиб во время штурма обороняемого ими форта Аламо мексиканской армией. Командующий мексиканскими войсками генерал Санта-Анна отдал специальное распоряжение об идентификации их тел, с тем, чтобы за храбрость они были похоронены с воинскими почестями. Но по закону жанра, версий о смерти Боуи существует не меньше, чем мифов о его жизни и деяниях. По свидетельству одного из мексиканских солдат, когда они ворвались в форт, Джим был ещё жив и осыпал мексиканского офицера ругательствами на прекрасном испанском. Взбешённый офицер приказал вырезать язык у ещё живого Боуи, а самого его бросить на погребальный костёр. Согласно легенде, мать Боуи, получив известие о гибели сына, хладнокровно заметила: «Могу поспорить, что он не получил ни одного ранения в спину». Хотя, учитывая характер и нрав этих джентльменов, а также их суровое воспитание, я могу предположить, что как раз эта часть биографии Боуи не является ни мифом, ни лубочной агиткой.

Рис. 8. Мальчики с ножами. Истпорт, Мэйн. фот. Льюис Уикс Хайн, 1911 г.

О том, как росли дети в штатах Юго-Запада, можно узнать из путевых заметок Генри Роу Скулкрафта. В 1819 году, в приграничном Озарке его занесло в небольшой посёлок, в котором проживали всего два семейства. Позже Скулкрафт вспоминал «достойный сожаления» уровень нравственности местных жителей и описывал, как в детских спорах мальчики нередко наносили друг другу ранения ножами. Только за те две недели, что он провёл в посёлке, произошло два подобных инцидента. Скулкрафт с негодованием отмечал, что участников этих поножовщин не только не постигло наказание, но более того — в посёлке подобные акты насилия среди мальчиков одобрялись и поощрялись.

В 1820-х Арканзас просто тонул в дуэлях, на которых дела чести решали суровые местные кабальеро. Скорая на ярлыки пресса поспешила дать этим бретёрам имя, окружённое романтическим флёром рыцарских девизов, — «дес-перадо», «отчаянный». В 1850 году в формирование романтического образа этих поножовщиков свою лепту внёс и популярный журнал «The American Whig Review». Согласно журналистской риторике, десперадо представляли собой «совершенно новый человеческий типаж, характерный для американского фронтира, подобного которому было не найти среди самых необузданных форм дикой жизни, ни в одном из варварских мест Старого Света». В их трактовке десперадо не являлись заурядными убийцами, поскольку «они были слишком отчаянны, слишком смелы и полны слепой отваги». Хотя надо признать, что определённая доля истины в этом была. Десперадо никогда не нападали из засады, никогда не закалывали врага тайком в темноте, никогда не набрасывались на безоружного противника и не пытались застать его врасплох. А также никогда не прибегали к хитрости, чтобы получить преимущество в бою.

Даже в том случае, когда такой джентльмен сталкивался со своим заклятым врагом — человеком, убившим его отца, надругавшимся над сестрой или унизившим его самого, прежде чем взвести курок пистолета или достать нож боуи, он всегда задавал традиционный формальный вопрос: «Ты готов?» Если в ответ он слышал: «Нет, я безоружен», то говорил противнику: «Так иди и хорошенько вооружись, ибо один из нас должен умереть».

Также десперадо никогда не выступал в роли наёмного убийцы. Человек, предложивший ему взяться за подобную работу, скорее всего сам стал бы жертвой его ножа. Более того, десперадо настолько ненавидели все виды мошенничества, что нередко брали справедливость в собственные руки и совершали самосуд без всяких формальностей. Десперадо считали бесчестным обижать слабых и заискивать перед власть имущими. Всех окружающих людей они делили на два вида — на «бойцов» и «гражданских» и никогда не нападали на представителей второй категории, так как считали, что те по определению не могут ни оскорбить их, ни унизить. Им, с другой стороны, достаточно было лишь одного насмешливого слова или надменного взгляда «бойца» — и десперадо впадали в ярость. Как и все «народные» дуэлянты, десперадо не соблюдали отсрочек, характерных для формальных дуэлей, и дрались сразу после оскорбления, на горячую голову. Аристократы обычно выбирали пистолеты, джентльменскую шпагу или в крайнем случае — особенно если присутствовал врач с инструментами — ружьё. Но только не десперадо! Как писали газеты: «Он будет сражаться на ножах, топорах, карабинах, или пушках — нет, он даже может сжимать в руке раскалённый докрасна метеорит, командуя артиллерией бурь, и когда он заканчивает, доктору там делать нечего, это работа для могильщика».

Рис. 9. Дуэль. Ножи привязаны к рукам платками, 1865 г.

Кроме этого, в кодексе чести десперадо существовало чёткое разделение оскорблений на простительные и непростительные. Количество обид заслуживающих снисхождения являлось довольно большим и не было чётко определено. А вот плевок в лицо, удар хлыстом, обвинение во лжи, сомнение в мужественности, убийство члена семьи и соблазнение подруги десперадо являлись в этой системе ценностей каноническими, непростительными грехами, которые смывались только кровью. В других же аспектах жизни десперадо совершенно необязательно должен был быть опасным или недружелюбным членом общества. Он мог быть любящим отцом, хорошим сыном и любезным соседом. Как правило, десперадо был вежлив, часто добр и редко негостеприимен. Короче говоря, два, и только два, ключевых фактора служили основными чертами его характера: полное бесстрашие и непоколебимая решимость наказать за любое оскорбление.

Иллюстрацией к этой оде южному благородству может служить газетная заметка о дуэли на ножах, произошедшей в Ричмонде, штат Вирджиния, так и озаглавленная — «Благородные дуэлянты на ножах боуи»: «Доктор Дэвид Флорни, который в 1854 году участвовал в известной дуэли на ножах боуи с Эдгаром Гартом в Вирджинском университете, скончался этим вечером. Стычка, в которой оба участника были ранены, являлась результатом разногласий между доктором Томасом Карингтоном, родственником Флорни, и Гартом, фермером из Албемарла».

Согласно свидетельствам очевидцев, дуэлянты заранее оговорили все условия поединка и, хотя у них не было секундантов, строго соблюдали все правила честного боя и требования кодекса чести. Оба они были мужественными и опытными бойцами, и поединок закончился только после того, как Гарт упал, ослабев от потери крови. Отец Гарта, несмотря на тяжёлое ранение сына и его безнадёжное состояние, стал поручителем Флорни, чем спас его от тюрьмы. Через 24 часа после этой кровавой схватки умирающий Гарт послал за Флорни и у своего смертного ложа представил его своей матери и семье. Этот случай получил широкий резонанс и стал одним из самых известных на всём Юге.

Дуэлянты на ножах не только демонстрировали благородство и верность рыцарским идеалам, но и соблюдали все ритуалы формальных дуэлей. Так, когда 22 апреля 1860 года в Ричмонде, штат Вирджиния, двое мужчин, Джордж Блумер и Джосай Трампор, решили встретиться на дуэли с ножами в руке, они предварительно отправили друг другу формальные письменные вызовы. В поединке, состоявшемся у старой костемольной фабрики, оба дуэлянта получили по нескольку ранений. Легко раненному Блумеру пришлось предстать перед мэром, чтобы ответить за «вооружённое нападение», а прикованный к постели Трампор избежал ареста в связи с тяжёлым состоянием.

Всё вышесказанное прекрасно дополняет портрет ещё одного легендарного южанина. 19 октября 1810 года у богатого владельца плантации Клермон в округе Мэдисон, расположенном в штате Кентукки, родился мальчик, которому предстояло повлиять на многие события мировой истории. Этот типичный аристократ-южанин прославился как яростный сторонник освобождения чёрных рабов, хитрый и жёсткий политик и неистовый дуэлянт. Он носил прозвище Лев Уайтхолла, и в его честь был назван один из самых известных чёрных боксёров XX столетия. Этим неординарным человеком был не кто иной, как Кассиус Марселлус Клэй.

Как и боксёр, позже носивший его имя, Кассиус с детства был драчуном и лез в драку с любым, кто задел его честь или встал у него на пути. За свою долгую жизнь он прославился в разных ипостасях — как аболиционист, политик, издатель, боец на ножах, посол, дуэлянт и ценитель женщин. Некоторые мужчины созданы быть любовниками, но не бойцами, но Клэй был огненной смесью обоих. Всю свою жизнь он отчаянно увлекался женщинами, что вызывало множество сплетен и спекуляций. Добавьте к этому расчётливый ум, вспыльчивость, стальные нервы в бою — и вы получите полное представление о личности Клэя. Даже будучи стариком, он, к большому возмущению общественности, жил с молодыми девицами. Как-то раз с помощью настоящей пушки он держал на расстоянии полицию, пытавшуюся забрать одну такую девицу из его дома.

И в своей первой дуэли Клэй, естественно, участвовал из-за дамы — его возлюбленной по колледжу Мэри Джейн Уорфилд. Пока эта парочка планировала свадьбу, другой претендент на руку Мэри Джейн по имени Джон. П. Дэклери послал матери Джейн письмо, в котором раскритиковал Клэя как совершенно неподходящего зятя. Узнав о письме, Клэй вместе с лучшим другом отправился искать Дэклери. Обнаружив доктора, он выволок его на улицу и избил палкой так, что тот не мог встать. Приятель Клэя в это время держал разных «добрых самаритян» на расстоянии с помощью пистолета. Затем Клэй сообщил своему избитому сопернику, где тот его может найти, и ушёл, ожидая от него формального вызова на дуэль. Вызов последовал, но в день дуэли произошла сумятица. Из-за целого ряда событий и происшествий дуэли, запланированной на день свадьбы Клэя, не произошло.

Не получив сатисфакции за оскорбление, нанесённое его чести избиением, доктор Дэклери написал несколько открытых писем, в которых называл Клэя за отказ сражаться с ним трусом. Клэй старался игнорировать эти письма, но наконец не выдержал публичного унижения и отправился на встречу с доктором, чтобы договориться о повторной дуэли. Однако, увидев Клэя, доктор Дэклери побледнел и вернулся в свой отель. Клэй пытался найти своего противника в течение нескольких дней, ожидая вызова, но никто так и не появился. Как выяснилось позже, доктор вернулся в комнату и покончил с собой, вскрыв вены.

Хотя семья Клэя владела рабами, сам он полагал, что рабство изначально порочно. Хотя по его работам особо не заметно, чтобы он считал негров равными белым, но при этом Кассиус, несомненно, испытывал к ним сострадание. Клэй полагал, что они должны получать образование, и считал рабство безнравственным, поэтому после смерти отца освободил всех рабов, принадлежавших его семье, хотя они и стоили целое состояние. В период подъёма аболиционистского движения, в 1840-х, он стал его ярым приверженцем и готов быть дискутировать на эту тему в любом общественном месте. В 1840 году Клэй дрался на дуэли с неким Робертом Уиклифом из-за комментариев отца Уиклифа по поводу идей аболиционизма.

Клэй был хорошим стрелком и постоянно практиковался в дни, предшествовавшие дуэли. Один из его друзей даже засвидетельствовал, что Клэй метким выстрелом из пистолета перерубил свисавшую верёвку. Однако на дуэли никто не погиб, хотя оба дуэлянта, пока секунданты не остановили поединок, произвели по три выстрела. И после этой дуэли Клэй продолжал испытывать к противнику такую же враждебность. «Мы покинули место дуэли такими же врагами, какими и пришли туда», — сказал он. Когда позже друзья спросили его, почему он был так меток во время тренировок и промахнулся с десяти шагов на дуэли, Клэй спокойно ответил: «У этой чёртовой верёвки в руке не было пистолета».

Рис. 10. Кассиус М. Клэй [1810–1903).

В том же году во время выборов он был вовлечён в конфликт, спровоцированный политическим вышибалой по имени Сэмюэль Браун, которого специально привели, чтобы разобраться с выскочкой Клэем. Во время политического митинга в местечке Рассел Кейв Браун орал, чтобы Клэй убирался, называл его проклятым лжецом и даже ударил тростью. Клэй, ожидавший этой драки, вытащил свой нож боуи, но толпа, симпатизировавшая Брауну, удержала его и растащила противников в разные стороны. В этот момент Клэй заметил, как один из приятелей Брауна сунул тому пистолет. «Расступитесь и дайте мне убить этого проклятого негодяя!» — кричал Браун, пытаясь прицелиться в Клэя. Клэй вырвался из рук державших его мужчин и бросился к Брауну. При этом он поднял левую руку, чтобы схватить Брауна и хоть как-то закрыться от выстрела. Браун прицелился и, когда Клэй выл уже почти рядом, выстрелил. Пуля попала в Клэя, но он успел ударить Брауна по голове своим ножом боуи.

По словам самого Клэя «это был сокрушительный удар, который мог бы расколоть обычный череп, но череп Брауна был массивным, как у африканца». Удар ножа оставил на его черепе 8-сантиметровую вмятину, но не повредил при этом мозг. Не успел Клэй добить своего контуженного противника, как несколько человек из окружения Брауна снова схватили его за руки. Клэй отчаянно сопротивлялся, но двигать мог только предплечьями. В этот момент к нему направился пришедший в себя Браун, и Клэй попытался дотянуться до него ножом, который так и не выпустил из руки. Нож был длинным и массивным, поэтому даже несильные удары наносили впечатляющие ранения, и в течение нескольких секунд сверкающее лезвие выбило Брауну правый глаз, отрезало левое ухо и рассекло пополам нос. Браун рухнул на землю, потеряв сознание. Клэй высоко поднял окровавленный нож и вызвал любого, кто назовёт его лжецом, на бой. Но никто не вышел. По крайней мере, так звучала эта история из уст самого Клэя. Некоторые очевидцы утверждали, что после победы Клэй поднял полумёртвое тело и перекинул через невысокую стену вниз с холма.

Клэй был доставлен в ближайший дом, где осмотрели его пулевое ранение в живот. Такое ранение, учитывая уровень развития медицины тех лет, считалось смертельным и скорее всего убило бы Клэя, но, ко всеобщему удивлению, выяснилось, что пуля попала в ножны его боуи и в них застряла. У Клэя на память об этой схватке остался лишь кровоподтёк, доказывающий, что стреляли в упор. Хотя Клэй и чувствовал, что Господь спас его не просто так, тем не менее, не передоверяя всё только Богу, с этого момента он всегда стал носить с собой свой нож боуи. Как показала жизнь, судьба ещё неоднократно предоставляла Кассиусу возможность пустить его в ход.

В 1849 году на одном из митингов произносивший речь Клэй снова был атакован бандой головорезов. Шестеро членов семейства Тёрнер, присутствовавшие на митинге, стали громко обзывать его «проклятым лжецом». Когда Клэй спрыгнул со сцены с ножом в руке, чтобы встретиться с обидчиками лицом к лицу, один из них неожиданно вырвал у него оружие и ударил им Кассиуса в левую часть груди. Другой член семейства Тёрнеров достал пистолет и в упор выстрелил Клэю в лицо. Но, как и в случае с инцидентом в Рассел Кейв, удача снова не оставила Клэя, и пистолет четыре раза щёлкнул вхолостую. Пока все пребывали в смятении, Клэй схватил свой нож за лезвие и выкрутил его из рук нападавшего. Хотя сам он при этом серьёзно порезался, это не помешало ему убить одного из нападавших — Сайруса Тёрнера и разогнать остальных головорезов.

Клэй стал настолько популярен, что, хотя и не баллотировался в вицепрезиденты, тем не менее, он был одним из самых вероятных кандидатов на выборах в 1860 году. В 1861–1862 и в 1863–1869 годах это неординарный политик выполнял обязанности посла США в России. Некоторые книги по истории упоминают Клэя только как человека, ответственного за получение США Аляски в 1867 году, хотя в действительности не это было главной причиной его назначения. Президент Линкольн послал его в Россию для переговоров о заключении тайного соглашения с Александром Вторым, которое, как он надеялся, смогло бы предотвратить участие Англии и Франции в гражданской войне на стороне Конфедерации. Клэй понимал всю важность своей миссии, так как в случае провала задания Федерация получила бы сокрушительный удар, от которого она никогда не смогла бы оправиться. С помощью проамериканских сил в России Клэю удалось убедить царя в необходимости союза с Америкой. Несмотря на угрозы Англии и Франции, поддержка Россией Федерации и лояльность к ней остались неизменны. Когда англичане прямо спросили Александра, присоединится ли Россия к их планам признания Конфедерации, в ответ царь отправил русскую эскадру в гавани Нью-Йорка и Сан-Франциско как символ братства между двумя великими нациями… и как последнее предупреждение Англии — не вмешиваться во внутренние дела американцев.

Рис. 11. Ножи Кассиуса Клэя из коллекции У. Таунсенда. Складной нож и парадный боуи.

В течение семи месяцев русская эскадра под командованием контр-адмирала Степана Степановича Лесовского находилась в этих городах в качестве почётных гостей. В русской эскадре было пять кораблей: два фрегата — 51-пушечный «Александр Невский» и 51-пушечный «Пересвет», два корвета — 17-пушечный «Варяг» и 9-пушечный «Витязь», а также 6-пушечный клипер «Алмаз» Позднее к эскадре должен был присоединиться пришедший из Средиземного моря 51-пушечный фрегат «Ослябя». В один из моментов девятилетней службы Клэя в России, ходили слухи, что он дрался в лесу на дуэли с неким «принцем Орлофф», что, возможно, было всего лишь сплетней. Точно известно одно: во время пребывания там ему подарили изготовленный на заказ нож боуи. У ножа были перламутровая рукоятка, оправленная в серебро, и острый, крепкий клинок. Клэй называл его «мой парадный боуи» и повсюду носил с собой.

Некоторые исследователи утверждают, что по возвращении в Америку в 1869 году Клэй приступил к работе над небольшой книжкой под названием «Техники боя на ножах боуи». Но неизвестно, закончил ли он этот труд и существовала ли книга на самом деле. Хотелось бы отметить, что в своей автобиографии Клэй нигде не упоминает о работе над «Техниками боя на ножах боуи» хотя все остальные события своей жизни он описывал достаточно подробно, не уклоняясь от обсуждения многочисленных поединков, в которых принимал участие. За все годы исследований материалов о ножах боуи была обнаружена всего лишь одна ссылка на эту таинственную книгу, в которой имеется прямое цитирование и упоминается не только название. Во «Льве Уайтхолла» — краткой стенограмме лекции, прочитанной Уильямом X. Таунсендом в 1952 году, есть следующий пассаж, приписываемый Клэю: «Первое, что вы должны сделать, это взять голову вашего противника левой рукой в замок, а затем нанести ему сильный удар ножом за левую ключицу и таким образом перебить яремную вену. Но часто вам придётся встретить сообразительного противника, который помешает этому маневру. Ни в коем случае вы не должны атаковать грудную клетку, как это делал я, пока не набрался опыта. Слишком велик риск наткнуться на ребро. Что вы должны сделать, если вам помешали выполнить прекрасный тактический маневр, описанный ранее, так это нанести ножом мощный удар на уровне пупка. По моему опыту, это вызывает сильный шок и почти всегда заканчивает бой».

Было ли всё это в самом деле написано Клэем и сохранилось ли ещё что-то, к сожалению, неизвестно. Эти советы выглядят толковыми, и хотелось бы верить, что они и в самом деле принадлежат его перу, но без дополнительных свидетельств из надёжных источников это так и останется тайной. Возможно, эти черновики и сегодня лежат где-нибудь в музее, в коробке с его бумагами, где их и обнаружил Таунсенд. А может быть, Таунсенд услышал эти рекомендации от кого-то другого и сочинил небылицу. Без дополнительных доказательств мы не можем сказать наверняка. Скорее всего, если Клэй и работал над трактатом такого рода, то он не закончил его, иначе обязательно упомянул бы об этом в своей автобиографии. Если эта работа всё же существует, то по крайней мере она не каталогизирована, и её нет в списках его книг и архивных материалов, которые до сих пор удалось обнаружить. Но опять же, это могло произойти потому, что было всего лишь несколько страниц текста, или наброски в блокноте, затерявшиеся среди других записей.

Уже в возрасте девяноста двух лет Клэй вступил в схватку с тремя злоумышленниками, ворвавшимися ночью к нему в дом. Он встретил их в гостиной, вооружённый ножом боуи и револьвером. Одного из налётчиков он подстрелил, другого распотрошил описанным выше способом, а третьего, которому удалось сбежать, ранил. И хотя в этом поединке сам Клэй был только легко ранен, тем не менее это подорвало его здоровье. Он умер летом 1903 года в ночь, когда над городом пронёсся торнадо, уничтожавший дома на много миль вокруг, срывавший крыши с амбаров и ломавший шпили церквей. До последнего вздоха Клэя его знаменитый боуи с перламутровой ручкой был рядом и лежал под подушкой, готовый защищать своего владельца.

Надо отметить, что Клэй был далеко не единственным политиком, имевшим привычку хвататься за нож. Многие его южные коллеги были темпераментны, вспыльчивы, драчливы и горды, и практически у каждого во внутреннем кармане жилета лежал смертоносный боуи. Так, декабрьским вечером 1861 года некие Стюарт и Уайт встретились перед отелем «Сент-Чарльз», и Уайт потребовал от Стюарта объяснений по поводу его выпадов в адрес аболиционизма. Ответ Стюарта не удовлетворил Уайта, и они взялись за оружие: Уайт вытащил револьвер системы «Дин-Адамс», а Стюарт — сицилийский нож. В результате этой схватки Стюарт получил два пулевых ранения: одно чуть ниже левого глаза, а второе в плечо. У Уайта были жутко изрезаны голова и руки. При этом удары ножом наносились с такой силой, что лезвие сломалось о челюсть. Оба были перевезены в госпиталь. Стюарт прожил после дуэли всего несколько часов, но и Уайту врачи не оставляли много шансов.

Одна из самых известных и нашумевших дуэлей политиков на ножах боуи произошла в штате Арканзас, в печально известном городке Литтл-Рок, 4 декабря 1837 года, во время одной из первых законодательных сессий палаты представителей штата. Спикером был избран Джон Уилсон, богатый плантатор и президент скандально известного в городе Банка недвижимости. Предметом обсуждения являлись премии, выплачиваемые за волчьи скальпы. Десять долларов за штуку были приличной суммой, и не так давно некий аферист, которого описывали как «недавно прибывшего янки», был пойман на коммерческом разведении волков. Чтобы избежать мошенничества в будущем, конгрессмен Браун С. Робертс предложил, «чтобы каждое свидетельство о подлинности волчьего скальпа удостоверяли не менее четырёх судей и один окружной судья». Майор Джозеф Дж. Энтони, представитель графства Рэндольф, встал и выкрикнул: «А также президент Банка недвижимости!».

Это ироничное замечание, относившееся к чрезмерной сложности законопроекта, вызвало общий смех, и Уилсон воспринял это как намёк на запятнанную репутацию банка. Он приказал Энтони сесть, но тот отказался. «Садитесь!» — повторил Уилсон. «Я имею право высказаться и не откажусь от него», — ответил Энтони. «Я заставлю вас сесть», — сказал Уилсон, вынул 23-сантиметровый нож боуи и направился к Энтони. Тот тоже достал из жилета свой нож длиной 30 сантиметров. Около шестидесяти представителей и более сотни зрителей сидели, скованные ужасом при виде этого зрелища.

Рис. 12. Дуэль Джозефа Энтони и Джона Уилсона, 4 декабря Рис. 13. Грендисон Д. Ройстон.1837 г., рис. Джон Стиринг.

Энтони был несколько выше Уилсона с его 170 см и имел преимущество в длине рук. Он ударил дважды. Второй удар попал Уилсону в предплечье и нанёс серьёзное рассечение. Уилсон перекинул нож в левую руку и сделал несколько шагов назад, как будто прекратив бой. И тут Энтони совершил роковую ошибку — он бросил нож в противника. Уилсон присел, и оружие загремело по полу. После этого Уилсон молниеносно бросился вперёд. Энтони швырнул в Уилсона стулом и схватил другой, которым собирался парировать удары. Конгрессмен Грэндисон Ройстон попытался растащить дуэлянтов, но его попытка не увенчалась успехом. Уилсон нырнул под стул, которым защищался его соперник, и ударом ножа распорол Энтони от таза до грудины. «Я убит», — произнес Энтони, подобрал руками выпавшие внутренности, и рухнул на пол. Один из очевидцев вспоминал, что, перед тем как вернуться к месту спикера, Уилсон, стоя над телом поверженного противника, спокойно заметил: «Это не первый случай, когда он меня оскорбил». Другой очевидец отметил, что Уилсон, даже ослабев от потери крови, тем не менее сохранил достаточное присутствие духа, чтобы вытереть свой окровавленный нож об одежду жертвы. Весь поединок длился не более двадцати секунд. Уилсон был арестован и исключён из палаты представителей. Новым спикером был избран Ройстон, пытавшийся остановить эту драку. В мае 1838 года Уилсон предстал перед судом, но был оправдан с формулировкой «убийство при самообороне». Услышав приговор, Уилсон встал и пригласил всех выпить. Вскоре он снова был избран в палату представителей, но уже от другого региона.

Рис. 14. Нож, подаренный Резином Боуи Джессу Перкинсу в 1831 году.

Собственное мнение о «западном десперадо», несколько отличное от растиражированного газетами идеализированного образа, составила англичанка Матильда Шарлотта Хьюстон, путешествовавшая по Миссисипи в 1850-х. В своих путевых заметках мисс Хьюстон, как и приличествовало настоящей викторианской даме, для начала заклеймила Арканзас, или, как его называли на местный манер, Аркансо, как «прибежище и штаб-квартиру бездельников и преступников всех мастей». Самих же местных десперадо гостья с Альбиона описала как «бестолковых, немытых мужчин с лицами цвета глины», чьим главным талантом являлась искусность во владении ножом. Поскольку сия дама путешествовало на речном пароходике в непосредственной близости от этих «немытых мужчин», она не преминула добавить к их портрету ещё несколько штрихов. Так, пышущая негодованием леди сообщила, что десперадо избегали респектабельной части общества и постоянно сидели в носовой части судна в окружении «атмосферы порока, отбросов и вырождения», жуя сигару или кусок жевательного табака и ковыряя в зубах ножом боуи.

Но ковырялись ножами эти колоритные арканзасские джентльмены не только в зубах, но и в бренных телах несчастных земляков, чем-то вызвавших их праведный гнев. Газеты изобиловали жуткими подробностями подобных инцидентов. В штатах Юга, как и в Испании, каждый мужчина, независимо от возраста, достатка и социального положения, считал себя аристократом духа и в любой момент был готов заставить любого обидчика заплатить за оскорбление, часто гипотетическое, кровью. Среди этих отчаянных дуэлянтов можно было встретить и богатых плантаторов, и высокопоставленных политиков, и трапперов, и пеонов с плантаций. Перефразируя хрестоматийную поговорку, можно сказать, что на Юге всех уровнял не «кольт», а нож боуи.

Однажды, всё в том же Литтл-Роке, двое местных лудильщиков — «Уилл» Бёрнс и «Том» Рэй, влюблённые в одну и ту же девушку, решили внести ясность в этот треугольник согласно кодексу чести, то есть в поединке на ножах. Один из них вооружился кинжалом, а другой — мясницким ножом. Уже через пять минут после начала схватки они воткнули ножи друг другу в животы и рванули их вверх. Оба, естественно, не выжил. А в октябре 1885-го «Нью-Йорк таймс» сообщила об очередной дуэли в Литтл-Рок: «Подробности дуэли на ножах дошли до нас из графства Кларк. Похоже, двое юношей, Чарльз Райт и Джозеф Оуэнс, поссорились во время работы на хлопковом поле. Молодые люди вытащили ножи, сделали пару выпадов в сторону друг друга, и началась жуткая резня. Оба получили по нескольку ранений. Дуэль закончилась в тот момент, когда Райт воткнул свой нож в бок противника по рукоятку, и тот рухнул, смертельно раненный. Райт добровольно сдался, утверждая, что действовал в самообороне. У него тут хорошие связи, так как он является сыном Альфреда Райта, уважаемого гражданина графства Кларк».

12 сентября 1888 года всё в том же Арканзасе, и, естественно, снова в Литтл-Рок, из-за дела чести сошлись учитель и подросток. Преамбула была такова. Учитель школы, расположенной неподалёку от Перривиля, некий Уильям Клинтон, за какую-то провинность отстегал маленьким прутиком одну из учениц, четырнадцатилетнюю девочку. Брат девочки счёл, что этим учитель оскорбил честь его сестры, а следовательно, и семьи, и передал учителю, что поймает его на школьном дворе и отхлещет так же, как тот отхлестал сестру. Утром 11 сентября этот юноша вошёл в класс, чтобы осуществить свою угрозу. Увидев его, Клинтон достал нож, то же самое сделал и молодой человек. Они сражались как дьяволы, кромсая друг друга ножами. В поединок вмешались старшие ученики, которым удалось растащить дуэлянтов. Но к этому моменту оба противника уже успели получить смертельные ранения.

Достаточно нетипичный поединок на ножах был зарегистрирован в июне 1887 года. В один летний денёк Пит Хэйнли и Джон О'Брайен, заключённые тюрьмы Сан-Квентин, поспорили по какому-то чепуховому поводу и решили драться на дуэли, выбрав в качестве оружия ножи. Каждый из них раздобыл нож, и, выбрав безлюдное местечко между новыми зданиями, они взялись за дело. О'Брайен целился в лицо Хейнли, в то время как последний старался дотянуться до тела О'Брайена. Кто-то из заключённых поднял тревогу, и когда подоспела охрана, то обнаружила дуэлянтов израненными и покрытыми кровью. Врачебный осмотр показал, что О'Брайен получил ранение живота, а кроме этого, его правая ладонь была искалечена порезом от большого пальца к запястью, как если бы он пытался вырвать нож за лезвие. Также нож пронзил его левую руку пониже локтя и был повёрнут в ране, оставив жуткое отверстие. Ранения Хэйнли были относительно лёгкими и располагались исключительно на лице. Хэйнли был тут же связан и получил двадцать пять плетей, после чего его посадили в карцер. О'Брайена перевезли в тюремную больницу, и его раны были зашиты дежурным врачом.

Не менее курьёзный случай приводит историк Чарльз Леланд Зонихсен, когда 19 июля 1893 года на Конгресс-стрит в Тасконе около девяти часов вечера состоялась дуэль на ножах между двумя полицейским.

В сентябре 1880 года «Santa Fe New Mexican» опубликовала отчёт о поединке между индейцами юта и навахо. На дуэли присутствовали приятели индейцев. Юта был убит, а навахо серьёзно ранен. В качестве оружия использовались ножи, а причиной дуэли стала девушка, на которой хотели жениться оба индейца.

Поединки на ножах между белыми и индейцами были достаточно редким явлением. Судя по свидетельствам некоторых исследователей, индейцы, вопреки распространённому мнению, не отличались особым мастерством во владении ножом. Видимо, это было обусловлено тем, что их основным оружием ближнего боя традиционно являлись палицы и боевые топоры. Дуглас Мид в своём исследовании истории команчей писал, что универсальный нож этих индейцев имел широкое массивное лезвие длиной от 15 до 30 см с односторонней заточкой и скорее был предназначен для свежевания бизонов, чем для поединка. Он также отметил, что в ближнем бою команчи, как и большинство индейцев, предпочитали томагавк или тяжёлую боевую палицу. Мид писал, что команчи никогда не изучали сложное искусство ножевого боя — они предпочитали держать нож обратным хватом и из этой позиции наносить неуклюжие удары. В редких случаях, когда воин команчей участвовал в поединке на ножах с техасцем, владеющим ножом боуи, то согласно точке зрения Мида, жил он недолго и мучительно.

Хотя, существуют и другие свидетельства, опровергающие это утверждение. Так, Эмерсон Хаф в работе «The story of outlaw» приводит историю из биографии героя Дикого Запада, стрелка и игрока Джеймса Батлера Хикока, более известного как Дикий Билл. Согласно Хафу, Биллу как-то пришлось драться на ножах с легендарным воином сиу по кличке Мато Ваюхи — Побеждающий Медведь. В результате этого честного и отчаянного поединка Билл был настолько изрезан, что находился между жизнью и смертью. Одно из самых тяжёлых ранений было нанесено в руку, распоротую ударом ножа от локтя и до плеча. А уж такого известного бретёра, как Хикок, вряд ли можно обвинить в неумении обращаться с ножом.

Кроме озабоченных вопросами чести южных обывателей, гордых плантаторов и описанных мисс Хьюстон десперадо существовала ещё одна социальная группа, традиционно решавшая спорные вопросы с оружием в руках. Военные. Нередко, в газетных заметках, описывающих поединки на ножах, перед именами погибших или выживших дуэлянтов, мы встречаем воинские звания. Так, например, в 1852 году во Флориде в дуэли на ножах сошлись майор Джоунс и полковник Гронард. Этот поединок закончился смертью Джоунса. А о другом инциденте с участием офицеров сообщила «Нью-Йорк таймс». Согласно заметке, 28 февраля 1866 года личные разногласия привели к дуэли на ножах бывших офицеров армии Конфедерации, майора Неда Бернса и полковника Тваймена. Местом для дуэли они избрали Пойнт Чико, укромное местечко на берегу Миссисипи. В качестве оружия были выбраны ножи боуи, а сама дуэль, по словам автора заметки, была «не чем иным, как варварской резнёй». В ходе поединка майор Бернс получил ранение в руку, а полковник Тваймен — три ранения в корпус. Кроме этого, у него был полностью отрублен нос и тяжело пострадал один глаз. Секундант полковника, очевидно, вмешавшийся в ход поединка или пытавшийся разнять дуэлянтов, был легко ранен ножом майора Бернса.

Особо прославились привычкой решать дела чести в поединках на ножах подчинённые легендарного генерала армии Конфедерации Джозефа Орвила Шелби. Джозеф, или, как его чаще называли, Джо Шелби, покрыл себя славой на полях сражений Гражданской войны и сделал блестящую военную карьеру, пройдя путь от капитана до бригадного генерала. 9 апреля 1865 года у Аппоматтокса в Вирджинии остатки разбитой армии Конфедерации под командованием генерала Роберта Ли сдались войскам генерала Гранта. 10 мая Конфедерация прекратила своё существование. Но несмотря на это, генерал Шелби, известный своими архаичными представлениями о чести, капитулировать отказался. В июне 1865 года так и не сдавшийся генерал продолжил свою личную войну и с тысячей оставшихся верными ему людей ушёл в Мексику. Благодаря этому поступку подразделение Шелби осталось в народной памяти как «непобеждённые». Согласно свидетельствам очевидцев событий, по дороге Шелби приказал утопить боевое знамя в реке Рио-Гранде, у техасского местечка Игл Пасс, чтобы оно не попало в руки войск Федерации.

В 1865 году люди Шелби с его согласия и благословения ввели в Миссури моду на поединки на ножах, известные как «миссурские дуэли». Условия поединка были просты. Оба соперника раздевались до пояса, вооружались девятидюймовыми ножами боуи, и каждый из них зажимал в зубах конец красного платка — банданы. Тот, кто отпустил платок первым, считался проигравшим. Согласно газете «Канзас-Сити таймс», официально не было зарегистрировано ни одного случая, чтобы кто-то из бойцов выпустил бандану. Платки эти, как правило, вытаскивали из судорожно сжатых зубов мёртвых противников. Также газета отметила, что генерал Шелби одобрял дуэли на ножах, «так как это отвечало его представлениям о чести.

Несмотря на то, что в армии Техасской республики дуэли были строжайше запрещены, её главнокомандующий Альберт Сидни Джонстон однажды сам показал дурной пример, когда в виде выполнения «общественного долга» принял вызов от вспыльчивого, но популярного генерала Феликса Хьюстона. Хьюстон пришёл в ярость, когда узнал, что Джонстон назначен его командиром. 5 февраля 1837 года они дрались на дуэли, в результате которой Джонстон, будущий генерал Конфедерации, получил пулю в бедро и несколько дней балансировал на краю смерти. Неорганизованная армия Техаса объединилась в надежде на его выздоровление, и, как писал техасский историк Уильям Рэнсон Хоган, «возможно, в данных обстоятельствах это был наилучший результат».

Рис. 15. Легендарный бой Билла Хикока против банды братьев МакКэндлас 16 декабря 1861 г, в котором он один расправился с восемью противниками.

Немало миролюбивых людей под предлогом соблюдения кодекса чести было вовлечено в дуэли на ножах бретёрами и профессиональными убийцами. Некоторые техасцы презирали поединки. Так, президент Сэм Хьюстон как-то раз вернул вызов на дуэль, заметив: «Это номер двадцать четыре. Разгневанному господину придётся подождать, пока до него дойдёт очередь». Когда бывший президент Дэвид Д. Барнет вызвал старого Сэма, Хьюстон отклонил вызов, заметив: «Никогда не сражался в преклонном возрасте и не собираюсь начинать.

Некоторые южные штаты, особенно Техас, славились не только дуэлями, но и кровавыми многолетними вендеттами. Следствием одной из подобных вендетт стала дуэль, произошедшая в 1842 году. Некий Генри Стрикленд, известный как Тенахский Задира, дрался на дуэли на ножах боуи с Джимом Форсайтом по прозвищу Распарыватель. Вот как описывал этот поединок один из очевидцев из Форт Уорс по имени Эф Эггет: «Форсайт был очень твёрдым человеком. Он вышел на площадку с Генри Стриклендом, и у обоих были ножи. Их спросили, готовы ли они, и оба ответили: «Готовы». «Тогда за дело», — прозвучала команда, и никто не отступил. Форсайт угодил Стрикленду в правую руку, чуть выше костяшек, до кости срезав мясо с четырёх пальцев. Стрикленд выронил нож и полностью оказался во власти Форсайта, который рубил предплечья Стрикленда, рассекая плоть до локтей на обеих руках. Он бил его по рукам сверху вниз, называя это «мраморной отделкой». Стрикленд повернулся и побежал, но Форсайт догнал его и разрубил пополам лопатку. После этого он отпустил несчастного, заявив, что Генри в достаточно приличном состоянии, чтобы раскаяться в своих неблаговидных делах. Я думаю, это был крайне великодушный поступок со стороны Форсайта… Форсайт сказал мне, что мог бы убить его, но решил ограничиться увечьями, чтобы из негодяя, паразита, конокрада и нарушителя спокойствия сделать благочестивого человека».

Когда я впервые столкнулся с описанием этой дуэли, то был совершенно уверен, что это один из сотен подобных заурядных поединков, являвшихся следствием не менее банальных ссор за карточным столом или конфликтов из-за женщин. Но, как оказалось, это лишь внешняя часть айсберга, и дуэль стала кульминацией многолетней вендетты, вошедшей в историю Техаса как Война регуляторов и модераторов, а оба фигуранта дуэли, как и их семьи, принимали в этом конфликте самое активное участие. Открылось всё совершенно случайно. Изучая свидетельства о вендеттах, бушевавших в Техасе в первой половине XIX столетия, я наткнулся на фамилию Стрикленд, относящуюся к местечку Тенаха, что сразу напомнило мне об одном из участников той злополучной дуэли. И вот что удалось выяснить.

В начале 1840-х годов в техасском графстве Шелби началась война между двумя группировками, или скорее между семейными кланами, и легенды об этой войне живы до сих пор. Война регуляторов с модераторами велась в этом округе с 1841 по 1844 год. За этот период произошло несколько стычек между враждующими семьями, в которых гибли люди и уничтожалось имущество. В конце концов по поручению президента Сэма Хьюстона войска Техасской республики под командованием генерала Джеймса Смита навели порядок. И хотя мир был постепенно восстановлен, но вражда ещё долго не затихала. Потомки людей, принимавших участие в конфликте, даже сегодня помнят, на чьей стороне сражались их предки. Хотя в основном эта война велась на территории округа Шелби, в неё также оказались втянуты и соседние округа — Панола, Сан Августин, Харрисон и Сабин.

Чарльз Леланд Зонихсен упоминал четырёх братьев Стрикленд из Тенахи: Джима, Амоса, Дейва и Генри, отметив, что худшим из них был Джим Стрикленд по кличке Тигр. Зонихсен также писал, что Генри Стрикленд был изрезан в каком-то поединке, после чего перебрался в округ Хант. Это подтверждает моё предположение, что речь идёт именно о том самом Стрикленде, участнике дуэли с Форсайтом. Вскоре после переезда он был убит. Согласно утверждению Клода Дугласа, автора работы «Прославленные Техасские вендетты», неизвестный, называвший себя полковником Шумейкером, выбил Генри Стрикленду мозги в бакалейной лавке, где тот запугивал хозяина и «со звериным рёвом повсюду разбрасывал виски».

Я предположил, что, возможно, и второй участник дуэли, Джим Распары-ватель Форсайт, был каким-то образом замешан в конфликте модераторов с регуляторами. И в самом деле, в работе Фрэнка Джонсона по истории Техаса я обнаружил, что некий Джеймс Форсайт, уроженец Кентукки 1789 года рождения, в 1819 году поселился в местечке, позже получившем название Шелби. Любопытно, что в дуэли на ножах с Тенахским Задирой он участвовал в возрасте пятидесяти трёх лет, что совершенно не помешало ему с лёгкостью одержать верх над Стриклендом, который, по свидетельствам знавших его людей, был известным в Шелби головорезом, участвовавшим во множестве поножовщин. Вот как некий врач, уроженец Восточного Техаса, описывал свою встречу со Стриклендом после одного из подобных поединков: «Я получил возможность проверить на этом человеке свои хирургические навыки. Хэнс-форд Хикс вогнал Стрикленду в правую часть груди старый ржавый кинжал, и когда я добрался до него, он был в горячке и откашливал кровавые сгустки. Я достал из своего медицинского чемоданчика ревень и квасцы, завернул в бинт, затолкал всё это в раневой канал, обернул его тело компрессом из листьев вяза и привёл в порядок его кишечник, установив режим питания. Я готовил ему еду, ухаживал за ним десять дней и в результате поставил на ноги. Более благодарного человека я никогда не встречал».

Кстати, родившийся в 1840 году, за два года до памятной дуэли, сын Джима Распарывателя, также названный Джеймсом в честь отца, участвовал в Гражданской войне на стороне Конфедерации. После войны он в течение восемнадцати лет занимал пост шерифа и стал самым известным гражданином округа Панола.

Впрочем, манера выяснять отношения на ножах не была, как это может показаться, монополией белых гринго. Гордые мексиканские потомки конкистадоров ревниво хранили традиции далёкой Испании и свято придерживались архаичных кодексов чести древних кастильских «Партид». Так, весной 1855 года мужчина по имени Фостер был убит мексиканцем. За несколько дней до этого они поругались, и хотя Форестер выстрелил в мексиканца из пистолета, тот мгновенно ринулся на стрелка и убил его ударом ножа. После поединка мексиканец исчез, но ходили слухи, что он был пойман и убит друзьями Фостера.

А в 1883 году в техасском Сан-Антонио двое мексиканцев, свояки Видал и Канти, поругались из-за семейных дел и подрались в субботу, когда отмечали День независимости. Чтобы не нарушать торжество, они решили вооружиться ножами и встретиться в уединённом месте для сведения счётов. План удался, и они сошлись в поединке. Видал действовал энергичней и вывел Канти из строя, ударив его стилетом повыше глаза и порезав спину. Раненого Канти в тяжёлом состоянии перевезли в семейную резиденцию, а Видал был заключён в тюрьму.

Вот что о мексиканской традиции поединков писал в 1828 году Джеймс Мойес: «В Сент-Луисе пульке продают на каждом углу, и это сразу видно по местным жителям. Изобилие этого и других алкогольных напитков служит частой причиной ссор в городе и множества убийств, как правило, совершаемых выходцами из низших классов, каждый из которых носит нож, спрятанный под серапе, несмотря на то, что официально это запрещено законом. Для того, чтобы один мужчина зарезал другого, достаточно малейшего повода, и лишь в течение одного дня моего пребывания в Сент-Луисе произошло два таких убийства. Убийцу обычно задерживают всего лишь на пару дней, а затем выпускают на свободу для совершения очередных гнусностей. Изредка его приговаривают к паре лет в Веракрусе».

Так как в описываемый период всё ещё происходило перекраивание территории, понятие границы между Мексикой и США было довольно размытым, условным и эфемерным. Таким образом, сложно провести чёткий водораздел между дуэлями, происходившими в Мексике, и теми, что случались в приграничных с ней районах США. Поэтому я решил не выделять Мексику в отдельную главу, тем более что независимо от того, по какую сторону границы происходили эти поединки, ни этнический состав участников дуэлей, ни используемое оружие, ни манера боя не имели кардинальных отличий, которые бы заслуживали отдельного упоминания.

Так, например, по обе стороны границы в зависимости от причин драки или степени вины оскорбившей стороны различные типы ранений имели разную символику и несли разную смысловую нагрузку. Например, размашистые секущие удары обычно использовались в ситуации, когда противники столкнулись на равных и убедились, что могут проверить друг друга на мужество. В этом случае часто применялся так называемый метод «apunada» — то есть порезы, наносимые лезвием, зажатым между пальцами как продолжение кисти. Для этого нередко использовались сапожные ножи. Мексиканцы, как и испанцы, старались избегать колющих ударов и предпочитали порезы — «de rasgoncito». Если распарывающий удар был направлен в область желудка, он назывался «sacar el redaño», или «dar un vacio» — «выпустить кишки». Эффект от такого ранения производил шокирующее впечатление. Мексиканская газета «El Emparcial» описывала настенную роспись в одной из пулькерий, на которой был изображён «бандит… с поднятым ножом, шляпой, служащей ему щитом, которой он прикрывает лицо… следящий за своим противником, только что рухнувшим на пол с выпущенными кишками.

Рис. 16. Владелец ранчо в Мексике, 1854 г.

Колотые ранения — «picar» наносились в ситуации, когда эмоции, разогретые яростью или алкоголем, брали верх над разумом. Очевидцы вспоминали, что когда в драке перед пулькерией некий Лино Калдерон получил фатальное колотое ранение, он кричал вслед убегавшему противнику: «Ты не должен был так бить!».

«Charrasquear» обозначало «порезать лицо» — многие уличные поединки часто заканчивались ранами на лице. В Мексике, как и во многих других культурах, голова являлась символом личной чести, а шрамы на лице воспринимались как признак склонности к насилию. Так как априори предполагалось, что шрамы на лице мужчины могли быть оставлены только ножом, они служили неоспоримым свидетельством агрессивного поведения их владельца и всегда регистрировались в полицейских и тюремных документах. Но это правило относилось только к мужчинам. Подобные шрамы на лице женщины служили не символом храбрости, а лишь демонстрацией доминирования её мужчины.

В Мексике, как и во всех странах с развитой культурой личной чести, дуэльные правила исключали участие женщин в дуэ лях. Когда некий Карлос Моралес дрался в поединке на ножах, его жена, Магдалена Гевара, влезла между бойцами и получила случайное ранение. По возвращении домой, когда Гевара обвинила в своих ранениях мужа, разъярённый Моралес спросил её, какого чёрта она полезла не в своё дело.

Женщины частенько становились яблоком раздора и основным поводом для дуэлей мексиканских кабальерос. В январе 1892 года в мексиканской Кордове на дуэли на ножах за сердце девушки сошлись некий Антонио Гомес и его приятель. Дуэль проходила на площади перед собором Святой Девы Гваделупской, где в это время шла служба. Площадь была ярко освещена разноцветными лампами, и в богослужении участвовало более тысячи людей. Хотя за этим поединком наблюдало около двухсот зрителей, никто из них не вмешался, чтобы разнять дуэлянтов. В результате дуэли оба молодых человека получили тяжёлые ранения. Один из них протянул ещё пару дней и умер в жуткой агоний.

Вскоре после трагедии в Кордове другая «ла фемме фатал» снова стала причиной кровавой драмы, произошедшей в мае 1893 года в местечке Фреснильо. «Нью-Йорк таймс» донесла до нас подробности этого поединка. На этот раз на дуэли встретились граф Джакобо Вальдес, известный и состоятельный молодой торговец, и Плутархо Маргро, подающий надежды адвокат. Оба молодых человека в течение нескольких месяцев были претендентами на руку одной дамы из этого городка. Несмотря на то, что юношей объединяла долгая дружба, любовная драма перевесила чашу весов.

Было решено разобраться традиционным мексиканским способом. Маргро предложил дуэль до смерти, и его вызов был немедленно принят. В качестве оружия они предпочли ножи с 10-сантиметровыми клинками. Парни выбрали секундантов и, как стемнело, направились в уединённое место за городом. Была отмерена трёхметровая площадка, и дуэлянты кинулись друг на друга. Они отчаянно сражались в темноте около двадцати минут. В ходе схватки Вальдес убил Маргро ударом в сердце, но и сам при этом был изрезан и настолько ослабел от потери крови, что был привезён с поля боя без сознания. Позже выяснилось, что полученные им раны оказались смертельными. Секунданты этого поединка были арестованы.

Одна из самых отчаянных дуэлей произошла 7 августа 1883 года в лагере на реке Пекос, в Нью-Мехико, между мексиканским ковбоем по имени Хезус Гарсиа и молодым филадельфийцем Гасом Дэвисом. Их шеи надёжно соединили цепью длиной около 80 сантиметров, на концы которой повесили замок. Каждый из дуэлянтов получил мексиканский кинжал — обоюдоострый нож с 16-сантиметровым клинком. Затем товарищи спустили их в ущелье глубиной 75 футов, где они должны были сражаться до тех пор, пока один из них не умрёт. Оба получили ключи от замка, и никто не имел права вмешиваться в ход схватки. После чего ковбои вернулись к работе, как будто ничего и не случилось. В течение нескольких дней о судьбе дуэлянтов ничего не было известно. Наконец вернулся Дэвис, ослабевший и изнурённый, волоча на себе безжизненное тело Хезуса Гарсиа.

Дэвис рассказал товарищам следующую историю. Схватка началась, как только соперники достигли дна ущелья. Так как они были скованы вместе, каждый находился в пределах досягаемости ножа другого. За те несколько мгновений, что они спускались вниз, Дэвис решил, что, если первый же полученный им удар не окажется смертельным, это даст ему шанс выжить. Поэтому он позволил мексиканцу ударить первым, и тот вогнал ему нож в бок. Как только Дэвис увидел, что противник вытянул вперёд руку, он мгновенно перерезал мышцы на его правой руке у плеча. Мексиканец тут же выронил нож. Пока он нагибался, чтобы поднять оружие, Дэвис ударил его в спину. Но до того, как он успел нанести ещё один удар, Гарсиа поднял нож и перерезал ему связки на руках, лишив возможности держать оружие. Несколько мгновений они стояли неподвижно, пока Дэвис не увидел, что его удар поразил мексиканца точно в сердце. Вскоре тело Гарсиа рухнуло на землю в предсмертных судорогах. Цепь была так коротка, что он потянул Дэвиса с собой на землю. Через несколько минут мексиканец был уже мёртв, а Дэвис так ослабел от потери крови, что не мог подняться и лежал на земле рядом с ним. Так они лежали бок о бок пять дней и ночей, пока голод не заставил Дэвиса сделать последнюю попытку выбраться. Несмотря на ранение, ему удалось вскарабкался по стенам ущелья и добраться до лагеря, таща мёртвого Гарсиа на спине.

В 1857 году, в игорном доме в Хорнитос, в Калифорнии, мексиканец и чилиец поссорились за картами, обменялись оскорблениями, и вышли на улицу. Там они встали друг напротив друга, на левую руку каждый из них намотал рубашку, а в правую взял длинный и острый нож. Один из очевидцев описал эту схватку следующим образом:

«Каждый из бойцов сделал несколько обманных движений, и нанёс пару ударов, целясь в горло противника. Клинок соперника распорол лицо чилийца по диагонали через щёку и нос, от подбородка до брови. Раненый отчаянно взмахнул ножом, погрузив клинок в плечо мексиканца. Оба гладиатора, страдавшие от сильной боли, яростно бросились вперёд, кромсая друг друга. Наконец, израненные и ослабевшие от потери крови, они сошлись в смертельных объятиях, и каждый из них пытался удержать руку противника, в которой был зажат нож. Вдруг чилиец ослабил хватку и отскочил назад, а его противник, поскользнувшись на покрытом кровью дёрне, упал вперёд на остриё клинка, пробившее его грудь. Чилиец издал торжествующий богохульный выкрик, и, пошатываясь, направился в бар, где он выпил полный стакан бренди, и весь покрытый ранами и кровью снова сел за игорный стол, чтобы продолжить игру. Однако его ранения, на которые он не обратил внимания, как вскоре выяснилось, оказались смертельными, и двух гладиаторов похоронили бок о бок в Ущелье Мертвеца».

У мексиканцев, как и у их далёких предков с Иберийского полуострова, ножи являлись органичной частью мужской культуры и символом самоидентификации. Мексиканские омбрес, как и испанцы, соблюдали все канонические нормы и требования дуэльного кодекса, включая использование дуэлянтами равноценного оружия. Хотя в уличных драках мексиканцы также использовали камни и палки, но всё же наиболее распространённым оружием, которое уже само по себе обеспечивало равенство противников, был нож.

Рис. 17. Мексиканские кабальеро, 1850 г.

Независимо от размера или назначения, ножи в первую очередь были не оружием, а хозяйственно-бытовыми инструментами, а следовательно легитимными и легкодоступными. Ножи были настолько популярны, что использовались даже для самоубийств. Пока в Мехико-Сити не ворвалась мексиканская революция, использование в конфликтах пистолетов было крайне редким явлением. В 1903 году некий Фаустино Гарсиа напал с ножом на полицейского Карлоса Риваса. И несмотря на то, что Ривас получил несколько порезов лица, он использовал свой служебный пистолет лишь для того, чтобы колотить им Гарсиа как дубинкой, а стрелял исключительно в воздух, для вызова подмоги.

Ношение и использование ножей являлось в Мексике неотъемлемым элементом личной репутации. Некоторые забияки даже носили по два ножа. Франциско Герреро, прославленный насильник и убийца, известный как El Chalequero — «Швец», в момент ареста в 1881 году имел при себе нож и ножницы. Одной из своих жертв он сообщил, что никогда не выходит без оружия. Проститутка Мария Вилла показала на суде, что она всегда носила с собой складной нож, хотя и не умела им пользоваться. Некая Элпидия Н. делала из мужа посмешище, публично заявляя, что он «росо hombre» — «не мужик», так как «даже не носит нож». Ножи в мексиканской культуре являлись ключевыми объектами, символизирующими насилие. Например, осуждённая за убийство Мария Вилла, известная как La Chiquita — «Малышка», верила, что, если нож упал на пол, наверняка предстоит драка.

В Мексике использование ножа в драке ни для кого не являлось неожиданностью или подлостью. Не считалось это и какой-то уникальной традицией преступного мира — нож был традиционным и совершенно легитимным способом защиты личной чести и репутации внутри сообщества. В августе 1898 года именно таким «законным» способом решили защитить честь и достоинство «компадрес» из местечка Кампо Флорида. Согласно «Mexican Herald», двое старых друзей — Франциско Айспурос и Энрике Арана — вследствие интриг их приятелей серьёзно поссорились. Конфликт тянулся месяц. В конце концов они встретились и после взаимных оскорблений решили покончить с разногласиями в поединке на ножах. Условия этой дуэли были крайне просты: никто из участников не имел права покинуть «поле чести», пока один из них не будет убит.

В условленное время оба дуэлянта прибыли на место поединка. Уже вскоре после начала схватки Арана получил удар ножом в левую часть груди и упал в предсмертной агонии. Айспурос попытался скрыться, но был схвачен жандармом номер 1180 по имени Рейес Трухильо, узнавшим о случившемся от одного из очевидцев дуэли. Айспурос был взят под стражу, доставлен в полицейский участок, а Арану перевезли на носилках в больницу Хуарес. Осмотрев его, врачи пришли к выводу, что полученные ранения несовместимы с жизнью.

Далеко не всегда поводы для вызова на дуэль были такими романтическими, как соперничество в любви или задетая честь семьи. Нередко причиной конфликта служили самые заурядные оскорбления или ругательства, обычно классифицируемые исследователями культуры народных поединков как «дуэльные слова». Под этим термином понимался определённый набор слов и выражений, являвшийся частью дуэльного ритуала и элементом провокационного поведения, предшествовавшего вызову на поединок. Как правило, брошенные в ссоре «дуэльные слова» становились точкой невозврата. Самыми распространёнными оскорблениями были «puta», «cornudo», «alcahuete», «са-bron» — «шлюха», «рогоносец», «сводник», «козёл». У мексиканцев неиндейского происхождения встречались такие традиционные испанские оскорбления, как «регго» — «пёс» и «borracho» — «пьяница». Популярной была также фраза, и сегодня считающаяся культовой у гопников всего постсоветского пространства: «Рог que venis a mi barrio?» — «Ты чего припёрся в мой район?».

Использовались оскорбления с гомосексуальным подтекстом, например, «joto» — «женоподобный». В ходу были «pendejo» — «придурок», «hijo de puta» — «сын шлюхи», «carajo» — «член». Типично испанское оскорбление «hijo de puta» широко использовалось крестьянами Центральной Мексики. А вот популярное в сегодняшней Мексике ругательство «hijo de la chingada» — «сукин сын» не встречается в источниках колониального периода. Тридцать пять из восьмидесяти существовавших оскорблений несли сильную мачистскую окраску: «Если ты мужик, выходи и сражайся», «Остановись, если ты мужик», «Ты не мужик», «Здесь собрались одни овцы, и я собираюсь их всех отлупить», «Вы — стадо придурков», «Здесь только я мужик» или наиболее частое: «Теперь мы увидим, кто здесь настоящий мужик». Один индеец как-то заявил: «Soy mucho hombre» («Я настоящий мужик»). В Центральной Мексике использовали традиционные испанские оскорбления «регго», «hijo de puta», «borracho», «pu-егсо» — «боров», «mierda» — «дерьмо», а также выпады в отношении цвета кожи: «negro», «mulato». В ходу были такие оскорбления, как «сплетник», «вор», «насильник», и богохульства, например, «Ave Maria Diablos».

А иногда причиной дуэли становились уж совершенно ничтожные и абсурдные поводы, как, например в инциденте, свидетелем которому в 1849 году стал офицер флота США Генри Вайс. Некий леперо — мексиканский собрат римских лаццароне — случайно уронил на землю только что купленную плитку шоколада. Другой леперо, оказавшийся рядом, видимо, счёл шоколад своей законной добычей, поднял его и откусил большой кусок. Законный владелец лакомства тут же взмахнул тяжёлыми стальными шпорами, которые держал в руке, целясь в голову наглеца. В следующее мгновение оба выхватили ножи и намотали на левые руки накидки-серапе. Вайс заметил, что клинки их ножей были неодинаковы — у одного около 20 сантиметров в длину, у другого короче 10. Оба леперо производили впечатление искусных бойцов. Минуту или две они следили друг за другом, как готовые к броску дикие кошки, осторожно двигаясь то в одну, то в другую сторону, отвлекая внимание ложными выпадами защищённой руки или топнув ногой. Неожиданно оба сделали несколько молниеносных выпадов. На шее владельца шоколада появилась длинная рана, а его противник, получив удар коротким ножом, рухнул на землю. Когда всё закончилось, Вайс подошёл к убитому взглянуть на причину его смерти и обнаружил две раны от ножа в области сердца. Никто из присутствующих даже не попытался задержать убийцу, и вскоре он спокойно покинул место драмь.

Арсенал мексиканских бретёров отличался большим разнообразием. Так, например, нередко в руках дуэлянтов можно было увидеть популярные в Мексике ножи, известные как «хвост скорпиона», которые иногда ещё называют «мексиканские боуи». Это оружие имело слегка изогнутый клинок типа «lengua de vaca» — коровий язык, со «щучкой» на обухе, иногда начинавшейся от середины клинка, развитое перекрестье и конические так называемые «напильниковые» рукоятки. Лезвия часто украшались патриотическими девизами в стиле «Да здравствует Мексика» или стилизованными изображениями мексиканского гербового орла. Кроме «хвостов скорпиона» у мексиканских задир пользовались успехом большие складные садовые ножи с серпообразным клинком и традиционным для навах храповым фиксатором, называемые в Мексике «сака трипас», что можно перевести как «кишкодёр» или «потрошитель».

Рис. 20. На этой карикатуре кандидат в президенты от демократической партии Джеймс Полк держит в руке классический бельдюк. Нью Йорк, 1884 г.

Не менее популярны были классические испанские навахи и кинжалы производства Толедо, Альбасете и местных фабрик, или большие собратья аргентинских факонов, ножи бельдюк. По обе стороны границы также были в ходу наводящие ужас «арканзасские зубочистки», представлявшие собой большие обоюдоострые кинжалы с массивным перекрестьем, и, разумеется, самое массовое холодное оружие обеих Америк, легендарный нож боуи. Как я уже упоминал, боуи не являлся каким-либо определённым типом оружия, отличающегося характерными, специфическими и только ему присущими конструктивными особенностями или уникальным дизайном. Это был общий термин, использовавшийся с момента дуэли Джима Боуи для классификации практически всех больших ножей, имевших хождение на рынке США.

Хотя в европейском оружиеведении принято считать, что каноническим для боуи дизайном являются «скимитарный» клинок с выемкой на обухе, большое перекрестье и рукоятка, стилизованная в форме «гробика», но у брендинга и мифотворчества свои суровые законы. В музее Нового Орлеана хранится аутентичный нож боуи, который в феврале 1829 года Джеймс Боуи подарил своему близкому другу, известному актёру Эдвину Форесту. Это простой и лаконичный, типично европейский нож длиной 43 сантиметра, с деревянной рукояткой на заклёпках, ровным обухом без выемки, в оправленных в серебро ножнах. Больше всего он напоминает самый заурядный большой «кухонник» и не имеет абсолютно ничего общего с канонической «американской легендой». Многие исследователи ножей боуи и биографы Джеймса сходятся во мнении, что именно такой нож полковник Боуи использовал в конфликте у Миссисипи, который лёг в основу этого мифа. Об этом пишет и известный коллекционер ножей боуи Эдмондсон: «Оригинальный нож боуи выглядел как мясницкий нож, без каких-либо серебряных украшений. И участники драки, и свидетели в письмах и интервью описывали «большой мясницкий нож», что и положило начало легенде».

В 1828 году, через пару месяцев после судьбоносной дуэли на песчаной отмели, Джеймс Боуи совершил поездку на восток. В Филадельфии он поручил свой нож заботам оружейного мастера Генри Шифли, основателя известного в городе семейного предприятия, производившего хирургические инструменты. Брат Джима Резин также заказал себе нож, повторявший форму прототипа и оправленный в серебро. Резин носил этот нож несколько лет, и его инициалы Р. П. Б. были выгравированы на поммеле. В 1831 году он отдал этот нож своему приятелю Джесси Перкинсу из Джексона, штат Миссисипи. Резин Боуи купался в лучах славы, окружавших его брата Джеймса и его нож. Он постоянно носил с собой несколько оправленных в серебро ножей, которые время от времени преподносил в качестве подарка влиятельным друзьям. Среди этих ножей было несколько экземпляров, изготовленных в 1830-х оружейником Даниэлем Сёлсом из Батон-Руж, штат Луизиана. Так, например, нож работы Сёлса Резин преподнёс некоему Генри Уокеру Фаулеру, драгунскому офицеру армии США, чьё имя было выгравировано на ножнах. Копию этого ножа сегодня можно увидеть в экспозиции мемориального музея Аламо.

Рис. 21. Нож боуи, 1830-е.

Рис. 22. Оправленный в серебро нож работы Дэниэла Сёлса, подаренный Резином Боуи драгунскому офицеру Г. У Фаулеру.

Как уже говорилось, ранние ножи боуи совершенно не походили на канонический образ этого оружия со «скимитарным» клинком — так называемым «клип-пойнт» — и большим перекрестьем для защиты руки. Первые образцы имели массивный клинок, формой повторяющий классический мясницкий нож — с прямым обухом и без крестовины. Длина клинка с односторонней заточкой колебалась от 8 до 12 дюймов, а деревянные накладки на рукояти были закреплены серебряными штифтами и шайбами. Ножи Сёлса, произведённые им в 1830-х, имели накладки из массивного эбонита и были украшены маленькими серебряными гвоздиками. В таком стиле украшалось большинство кустарных ножей боуи, и, кроме этого, кузнецы начали добавлять своим изделиям крестовины, предохранявшие руку от соскальзывания на лезвие. Со временем эти крестовины стали увеличивать, но хозяева ножей часто находили их топорными и обрезали. Особо популярной стала форма клинка со «щучкой» на обухе, известная в американской оружейной традиции как «клип-пойнт». Скошенный обух часто затачивали, чтобы им также можно было нанести серьёзные ранения. Вторым самым распространённым типом клинка боуи был «спеар-пойнт» — кинжалообразный нож с двусторонней заточкой. Боуи кустарной работы, как правило, были простыми, грубыми, с железными или латунными украшениями и рукояткой из твёрдого дерева, рога или кости.

Этот нож для жителей приграничья был и охотничьим оружием, и инструментом. С его помощью можно было Срубить деревце, выкопать яму и разделать крупную дичь. При осаде Бексара в 1835 году техасцы использовали свои ножи боуи и в качестве шанцевого инструмента для подкопов под стены, и как смертоносное оружие ближнего боя в рукопашных схватках с мексиканцами. Хотя этот большой нож не был предназначен и сбалансирован для метания, но на журнальной иллюстрации от 31 августа 1861 года мы можем увидеть солдат Конфедерации, тренирующихся в метании ножей боуи.

С приходом моды на боуи южане заменили этими ножами свои традиционные шпаги-трости и занялись поисками искусных оружейников, способных изготавливать качественные клинки. Большинство оружейников в крупных городах, как, например, тот же Шифли, специализировались на изготовлении хирургического и стоматологического инструмента. Многие из них клеймили свои работы. Питер Роус и Джон Д. Шевалье были известны в Нью-Йорке, Инглиш и Хубер, Кларенбах и Хердер — в Филадельфии, Рейнхарт — в Балтиморе, Томас Лэмб — в Вашингтоне, Дюфильо — в Новом Орлеане, Альфред Хантер — в Ньюарке, Маркс и Рииз — в Цинциннати, Даниел Сёлс — в Батон-Руж и Рииз Фитцпатрик — в Натчесе.

Английские оружейники из Шеффилда и Бирмингема, доминировавшие на американском ножевом рынке с колониальных времён, чутко реагировали на любые рыночные изменения и мгновенно воспользовались повальной модой на ножи боуи. В своих маркетинговых кампаниях англичане обыгрывали красочные газетные репортажи об убийствах и увечьях с использованием этого оружия. Хотя ручеёк ножей боуи начала 1830-х перед Гражданской войной превратился в поток, коллекционеры отмечают, что только один из десяти этих ножей был произведён в Америке. Английские оружейники находчиво использовали сюжеты гравировок на клинках, отвечавшие вкусу американцев и их патриотическому духу. Популярны были такие мотто, как «Американский нож боуи», «Нож техасского рейнджера», «Арканзасская зубочистка», «Защитник патриота», «Смерть аболиции», «Смерть предателям», «Американцы никогда не сдаются», «Бивачный нож Рио-Гранде», «Я настоящий потрошитель». Рукоятка и крестовина также несли на себе символику и слоганы с патриотическими мотивами.

Рис. 23. Солдаты Конфедерации тренируются в метании ножей боуи. Harper’s Weekly от 31 августа 1861 г.

Оружейники использовали в материале рукояток слоновую кость, перламутр, черепаховую кость, рог серого буйвола и индийского оленя, а также ценные породы дерева. Помели изготавливали из нейзильбера и придавали им форму конской головы, раковины или геометрических фигур. Большинство клинков несли клейма производителя. К началу войны с Мексикой в 1846 году нож боуи уже был самым популярным оружием в Техасе. Техасские рейнджеры под командованием Джека Хайеса и Бена Маккалока шли в бой с ножами боуи и драгунскими револьверами Кольта. Появились ножи со штампованной, травленной и гравированной символикой на тему Мексиканской войны. Любимым сюжетом стало изображение генерала Захарии Тейлора. Гравировки с его портретом подписывали: «Старый Зак», «Генерал Тейлор никогда не сдаётся», «Пало Альто» и «Буэна Виста». Поммель изготавливался в виде бюста Тейлора с патриотическим слоганом.

Рис. 24. Рядовой Томас Ф. Бэйтс из 6 Техасского пехотного полка с ножом боуи. Между 1861 и 1865 гг.

Рис. 25. Рядовой Дэйвид Колберт из 46 Вирджинского пехотного полка с ножом боуи. Между 1861 и 1865 гг.

Уже в 1830-х встревоженная общественность нескольких южных штатов потребовала законодательно ограничить неконтролируемое использование ножей — «закон ножа боуи». В январе 1838 года законодательное собрание Теннеси приняло «Закон о пресечении продажи и использования ножа боуи и «арканзасской зубочистки» в этом штате». Но несмотря на это, продажи ножей продолжали расти, достигнув пика после Гражданской войны. Во время войны топорные ремесленные версии боуи были популярны у солдат Конфедерации. Ножи конфедератов имели длинные и широкие клинки, напоминавшие артиллерийские тесаки, и на них редко ставились клейма. В первые месяцы войны конфедераты рассматривали боуи как необходимую часть снаряжения, но позже его заменили штыком. На эти солдатские ножи монтировались рукоятки из ореха или лиственницы, ставился кованый железный декор, и их носили в тяжёлых кожаных ножнах с устьем и оковкой из олова, железа или латуни. На клинках были процарапаны или вытравлены кислотой слоганы: «Солнечный Юг», «Защитник штата Конфедератов», «Смерть янки». В основном эти боуи конфедератов были грубыми и топорными, хотя некоторые кустарные изделия были изготовлены опытными оружейниками и демонстрируют высокий уровень мастерства.

Рис. 26. Солдат армии Конфедерации И. Ф. Пауэлл, с ножом боуи. Между 1861 и 1865 гг.

Рис. 27. Лейтенант Хайрам Л. Хендли из девятого кавалерийского батальона Теннесси. Между 1861 и 1865 гг.

Одним из самых популярных элементов украшения ножей боуи, несомненно, являлось изображение мифического персонажа американского Запада — полуконя, полукрокодила. Столкнувшись с этим символом впервые, я решил, что изображения крокодила на боуи связано с тем, что иногда большие ножи использовались в охоте на этих рептилий. Так, например, Бенедикт Ревойл писал в 1865 году, что подобное оружие применялся для охоты на аллигаторов у техасского озера Сабине. Некий охотник по имени Аллен, живший на реке Анголина, приезжал туда для ловли этих хищников каждый год с ноября по апрель. Охотника всегда сопровождал компаньон из племени болаксис по имени Джим. Джим был более удачливым охотником, чем его хозяин, так как для того, чтобы поймать лучшего аллигатора, ему было достаточно лассо и ножа боуи. Увидев аллигатора, он осторожно подползал, накидывал на него лассо, после чего добивал большим ножом.

Но, как оказалось, происхождение этого образа связано не с конями и не с крокодилами, а с Миссисипи и жившими на ней людьми. Ещё в 1808 году Кристиан Шульц, Томас Боллинг Робертсон и другие путешественники использовали это выражение как метафору для описания характера жителей низовьев Миссисипи. В вышедших около 1820 года «Кентуккийских охотниках» песенник Сэмюэль Вудворт описал западного ополченца Андрю Джексона, участвовавшего в битве при Новом Орлеане, фразой: «Каждый из них был полуконём, полуаллигатором». Вскоре газетные юмористы перенесли образ Коня-Аллигатора в фольклорные байки о Дэвиде Крокете и в другие эпические сказания о Диком Западе, известные как «Кентуккийские истории». Эти персонажи были пьяницами, стрелками, грубиянами, свирепыми бойцами и плевали на законы, но при всём этом каким-то загадочным способом оставались неотразимыми и романтичными.

Правда, плевать на законы им удавалось лишь до определённого момента, так как длинная рука Фемиды дотянулась и до этих диких мест с их вендеттами, дуэлями и круговой порукой. Хотя у калифорнийских пастухов — вакерос с картин Джеймса Уокера за голенищем сапога всё ещё торчат рукоятки верных ножей бельдюк, но уже 1 января 1804 года в Калифорнии был принят закон, запрещавший ношение этих ножей в подручных местах — то есть в сапоге и за поясом. Пример Калифорнии, очевидно, вдохновил законодателей других штатов, и запретительные законы посыпались как из рога изобилия.

Рис. 28. Нож боуи конфедератов. Из коллекции Джона Д. Хаммера (© Harold L. Peterson).

Рис. 29. Охота на крокодила с ножом.

Следующим на очереди оказался штат Кентукки, который 3 февраля 1813 года утвердил «Постановление о предотвращении ношения скрытого оружия гражданами этого штата, за исключением некоторых случаев», гласившее, что любое лицо в этом штате, которое в дальнейшем будет носить карманный пистолет, кинжал, большой нож или шпагу-трость в качестве скрытого оружия, при этом не путешествуя и не находясь в поездке, будет оштрафовано на любую сумму, но не более 100 долларов. Сумма эта могла быть взыскана любым судом, обладавшим юрисдикцией на взыскание такой суммы, иском о взыскании долга или по заключениию коллегии присяжных — и прокурор в таком заявлении не требовался. Одна половина этого штрафа поступала осведомителю, а вторая шла на нужды штата.

Следующей обуздать своих воинственных сограждан решила Индиана. 14 января 1820 года этот штат издал «Постановление о запрете ношения скрытого оружия», из которого следовало, что любое лицо, носящее кинжал, пистолет, трость-шпагу или другое незаконное скрытое оружие, считалось виновным в совершении правонарушения и, будучи признано таковым, наказывалось штрафом на любую сумму, но не превышающую 100 долларов. Штраф поступал на нужды школ графства. Очевидно, законники Индианы сочли, что этого недостаточно, так как в 1831 году добавили к вышесказанному, что каждое лицо, не являющееся путешественником, которое будет носить или перевозить любой кинжал, пистолет, трость-шпагу или любое другое опасное оружие скрытого ношения, освобождается после признания вины и штрафуется на сумму, не превышающую 100 долларов.

В 1837 году драконовским законом против ножей боуи разродилась Алабама, постановившая, что если любое лицо, носящее нож или оружие, известное как нож боуи, «арканзасская зубочистка», или любой другой нож или оружие, своим внешним видом, формой или размером подобные ножу боуи или «арканзасской зубочистке», во внезапной стычке порежет или ударит кого-либо таким ножом, в результате чего кто-либо умрёт, то это будет признано убийством, и преступник понесёт такое же наказание, как за умышленное убийство.

Рис. 30. Текст песни «Кентукийские охотники, или Полуконь, Полуаллигатор». Написана в 1821 г.

В том же 1837 году решила навести порядок и соседняя Джорджия, выпустившая «Постановление о защите и охране граждан этого штата от недопустимого и слишком распространённого применения смертоносного оружия». Постановление гласило, что за ношение ножей боуи, кинжалов и «арканзасских зубочисток» нарушитель закона может быть наказан штрафом в размере не менее 200 долларов, но не более 500, или же назначается наказание в виде тюремного заключения на срок не менее 3 месяцев, но не более 6. Того, кто выхватил или пытался выхватить нож боуи, «арканзасскую зубочистку» с целью ударить или порезать другое лицо, признавали виновным в тяжком преступлении и приговаривали к заключению в тюрьме или исправительном заведении штата на срок не менее 3 лет, но не более 5. Лицо, носившее нож боуи, «арканзасскую зубочистку» или любой другой нож или оружие подобного вида, формы и размера, которое в драке порезало или ударило ножом другое лицо, признавали виновным в совершении тяжкого преступления и приговаривали к заключению в тюрьме или исправительном заведении штата на срок не менее 3 и не более 15 лет.

Через год, в 1838 году, даже дикий Арканзас попытался приструнить своих десперадо, сообщив, что любое лицо, не находящееся в поездке и носящее такое скрытое оружие, как пистолет, кинжал, мясницкий или любой другой большой нож, признаётся виновным в совершении правонарушения и подвергается штрафу на любую сумму, но не менее 25 и не более 100 долларов. Одна половина этой суммы поступала в казну графства, вторую получал осведомитель. Также виновный мог быть приговорён к лишению свободы на срок не менее 1, но не более 6 месяцев. В этом же году к «Аркансо» присоединилась и Вирджиния со своим «Постановлением о предотвращении ношения скрытого оружия» от 2 февраля 1838 года, гласившим, что любое лицо, хранящее или носящее с собой любой пистолет, нож боуи, кинжал или другой вид скрытого оружия, использование которого может привести к смерти другого лица, будет осуждено и приговорено к штрафу на сумму не менее 50, но не более 500 долларов, или к заключению в общей тюрьме на срок не менее 1, но не более 6 месяцев.

Рис. 31. Нож в сапоге (фрагмент). Жан Батист Дебре (1768–1848).

Рис. 32. Нож в сапоге (фрагмент). Жан Батист Дебре, 1834–1839 гг.

Но вскоре алабамские законодатели выяснили, что меры, предпринятые ими против боуи в 1837 году, недостаточны, и в 1839 году внесли поправку в этот закон. Из расширенной редакции «Постановления о пресечении порочной практики скрытого ношения оружия» следовало, что если какое-либо лицо будет скрытно носить любые виды огнестрельного оружия, ножи боуи, «арканзасские зубочистки», любые другие ножи, кинжалы и другое смертоносное оружие, то оно будет признано виновным в правонарушении, и любой суд, имеющий достаточную юрисдикцию, наложит на него штраф в размере не менее 50 и не более 500 долларов, что будет решаться присяжными при рассмотрении дела. А также виновного приговаривали к тюремному заключению на срок, не превышающий 3 месяца, что оставляли на усмотрение суда.

И тем не менее, несмотря на кары небесные в виде высоких штрафов и тюремных сроков, эффективность этих законов оставалась удручающе низкой. И, как и во многих других странах, объяснялось это крайне банальной и старой как мир причиной — нежеланием или неспособностью исполнительной власти обеспечить соблюдение законов. Ричард Хоптон писал, что к середине столетия многие, если не большинство американских штатов, провели через законодательные органы юридические постановления, приравнивающие дуэльную практику к криминальным деяниям. Сложность же заключалась в отсутствии достаточных для достижения результата усилий в проведении теории в жизнь. Проблема эта отравляла существование королям и правительствам по всей Европе начиная с XVI века. «В данном случае» — писал Хоптон — «мы имеем дело с прецедентом, когда о неё же споткнулась республиканская Америка, тоже бессильная до поры до времени в своих попытках искоренить дуэли».

Некоторые авторы отмечали, что судьи в большинстве своём демонстрировали нежелание поддерживать законы, которые, как они считали, могли серьёзным образом нарушить личную свободу джентльмена. Вероятно, первым прецедентом, когда участник дуэли на ножах предстал перед судом и был приговорён к реальному тюремному сроку, можно считать нашумевший поединок Хуана Пагеса и Педро Тастра, проходивший в Новом Орлеане в 1852 году. Историк дуэлей Лоренцо Сабин писал об этой схватке: «Это был поединок, или скорее гладиаторский бой, в самой варварской форме. На дуэли присутствовало несколько человек, которые не предприняли ни малейшей попытки остановить этот кошмар».

Согласно судебным материалам, участники драки, являвшиеся поставщиками одного из рыбных рынков Сан-Франциско, поссорились при решении каких-то торговых вопросов. Ближе к вечеру, обменявшись формальными вызовами, они отправились на берег озера Пончартрейн, чтобы покончить со всеми разногласиями в дуэли на ножах. Ещё перед началом боя Тастра заявил, что нож его противника лучше, и Пагес немедленно согласился поменяться с ним оружием. В результате обмена Пагесу достался складной нож с длинным клинком, а Тастре — тяжёлый боуи с фальшлезвием, В ходе боя оба дуэлянта получили множество ранений. После удара, пробившего ему лёгкое, Тастра схватился за пистолет, но был уже слишком обессилен, чтобы выстрелить, и вскоре, весь покрытый ранами и с перебитой сонной артерией, он упал и больше уже не поднялся. Пагес был арестован и обвинён в непредумышленном убийстве, но присяжные рекомендовали применить к нему губернаторское помилование.

«New Orleans Delta», комментируя дуэль, заметила, что это был первый случай за всю историю штата, когда в подобном деле было предъявлено обвинение. В течение долгого времени общественное мнение оправдывало дуэли как способ решения личных проблем. Несколько раз предпринимались попытки призвать к ответственности участников дуэлей — и самих главных виновников, и их секундантов, но они ни к чему не приводили. Дуэль, в которой участвовал Пагес, была охарактеризована как беспрецедентный случай благородства и порядочности. Бой проходил на ножах, оба участника были одинаково развиты физически, а когда одного из дуэлянтов не устроил нож другого, тот не колеблясь согласился обменяться ножами и убил своего противника его же оружием. Но несмотря на все эти факты и доводы защиты, Пагес был признан виновным.

«Это обвинение, отражающее высокое доверие генеральному прокурору Морсу и районному прокурору Таппану, открывает новую эру в настроениях и обычаях нашего народа. Отныне в дополнение к поражению в гражданских правах лица, которые собираются решать личные проблемы на дуэли, будут подвергаться судебному преследованию и приговариваться к тюремным срокам», — триумфально заметила «New Orleans Delta».

2 февраля 1855 года и в «Нью-Йорк таймс» вышла статья, посвящённая этой дуэли и выражающая удовлетворение созданием подобного прецедента: «Это первый случай в истории Луизианы, когда имело место обвинение за участие в дуэли. Мы приветствуем этот вердикт как важный юридический прецедент, а также как свидетельство здорового государства и здорового общественного мнения».

Странно только, что газета в качестве пострадавшего вместо Педро Тастры упоминает некоего Хуана Пастера. Конечно, можно предположить, что это была новая жертва благополучно амнистированного губернатором Пагеса, но, учитывая, что больше нигде, кроме этой заметки, каких-либо упоминаний о Пастере мне найти не удалось, скорее всего в материал «Нью-Йорк таймс» вкралась опечатка.

Но не всегда в этих поединках лилась кровь и оставались лежать бездыханные тела. Так, мне посчастливилось найти репортаж со спортивного чемпионата по бою на ножах, состоявшегося в Нью-Йорке зимой 1885 года, доказывающий, что всё новое — это хорошо забытое старое. Полагаю, что описание деталей чемпионата почти полуторавековой давности могло бы быть интересно поклонникам этого вида спорта, поэтому приведу эту любопытную заметку полностью.

Итак, в феврале 1885-го до сведения спортивного сообщества Нью-Йорка была доведена новость о том, что в Кларендон-Холл, на Восточной Тринадцатой улице, было решено провести соревнования по ножевым спаррингам. Были заявлены два участника: чемпион Европы капитан Карл Энгельбрехт из Дании и чемпион Сицилии Марк Сан-Антониус. Оба мужчины были широко известны как эксперты в этом виде фехтования. Энгельбрехт выиграл 14 поединков с чемпионами Европы, а его оппонент считался почти непобедимым, выиграв все поединки в многочисленных соревнованиях на Сицилии и на Сардинии, где спарринги на ножах были крайне популярны.

В зале, где организаторы установили помост, собралось около 300–400 зрителей. Энгельбрехт был сухощав, поджар и производил впечатление тренированного спортсмена. Его противник был тяжелее и явно сильнее. Лицо Сан-Антониуса украшала пышная тёмная борода, а блестящие глаза выдавали в нём типичного итальянца. Энгельбрехт был блондином и старшим из двоих. Оба были одеты в стандартные фехтовальные костюмы с той лишь разницей, что у сицилийца была синяя куртка, а у датчанина белая. Их нагрудники были массивней, чем обычно используемые фехтовальщиками, и кроме этого, для отражения ударов бойцы держали в руках небольшие кулачные щиты типа баклера размером с тарелку. На левой стороне груди у каждого был прикреплён маленький эластичный мешочек, наполненный краской индиго. По договорённости бой длился пять раундов. Схватка проходила по сицилийским правилам, которые выглядели следующим образом:

— нож использовался только для уколов, а не для порезов;

— целью являлся мешочек, расположенный на груди участников у сердца, и каждый его прокол давал одно очко;

— раунд шёл 5 минут или заканчивался с заработанным очком;

— победителем становился боец, набравший больше очков;

— укол не засчитывался, если кто-то из участников дотронулся до земли коленом, рукой или же уронил нож;

— очко, полученное во время клинча и борьбы, считалось фолом и приносило победу противнику.

Ножи участников напоминали мясницкие, только с кинжальными рукоятками. Острия ножей были закрыты замшей, туго сшитой в шар, размером со стеклянный шарик для детской игры в марбл. Рефери «Нед» Маллахен подал сигнал к началу соревнований около 9 часов. Противники обменивались диагональными, восходящими и нисходящими ударами, но никому не удалось задеть мешочек с синим наполнителем. Оба работали с огоньком. Шум лезвий, ударявшихся о латунные щиты, был слышен по всему залу, и зрители, затаив дыхание, ожидали появления струи «крови» из маленьких мешочков у сердца спортсменов, но их ожидания не сбывались. Дуэлянты совершали опасные выпады в область сердца, но их искусное владение щитами защищал о желанную цель от сверкающих лезвий.

Пару раз датчанин коснулся нагрудника чернобородого сицилийца в нескольких сантиметрах от мешочка. Поскольку схватка затянулась, они утомились. Пот стекал по лицам, а их дыхание было слышно даже вдалеке от помоста. По сигналу рефери Маллахена они остановились. «Пять минут истекли, — сказал он, — а цель не повреждена». После пятиминутного отдыха участники надели маски и рукавицы и снова затанцевали по сцене. Энгельбрехт работал в обороне, сериями нанося уколы в левую часть груди Сан-Антониуса. Время от времени последний отвечал своему более лёгкому противнику прекрасными атаками. Однако капитан был ловок, как кошка. Он мягко отшагнул в сторону, и два удара итальянца миновали цель. После двух минут спарринга они стали осторожней. Оба экономили силы и, казалось, выжидали. Каждый раз, когда Энгельбрехт пытался провести финт, Сан-Антониус отвечал. Сам он при этом не открывался, и к концу второго раунда оба мешочка всё ещё были не тронуты. Рефери подошёл к краю помоста и сообщил об этом факте. «Время вышло, — отметил он с сожалением, — а мешочки целы».

Третий раунд был копией первых двух, только на этот раз противники решили побороться. Начал датчанин, но когда он обнаружил, что оппонент физически сильнее его, то изменил тактику и отскочил от противника. Затем в пылу схватки Сан-Антониус уронил свой нож на середине ринга, и его соперник ждал, пока он снова вооружится, чтобы продолжить бой. Энгельбрехт также был один раз разоружён, и в этом случае благородство продемонстрировал итальянец. «Время снова вышло, — мрачно сообщил рефери после окончания третьего раунда, — и мешочки пока целы». В четвёртом раунде Энгельбрехт пытался «раздёргать» своего оппонента. Он танцевал вокруг него, совершая обманные движения. Через три минуты спарринга гибкий датчанин заставил сицилийца открыться и энергичным нисходящим уколом в левую часть груди наконец пробил мешочек у сердца Сан-Антониуса. Синяя краска вытекла, и грудь была измазана индиго. Капитан явно был доволен и ликующе повторял: «Вот так, вот так». «Наконец он пробил мешочек», — радостно сообщил рефери, и толпа одобрительно завопила. Капитан подошёл к краю сцены и отсалютовал зрителям ножом на военный манер.

Пятый раунд был очень интересен. Первое время капитан работал в обороне, пока итальянец использовал все свои возможности. Он резал, колол и рубил своего соперника. Тем не менее это не дало результата, и когда по истечении пяти минут мешочек Энгельбрехта оставался нетронутым, датчанин был объявлен победителем состязания.

12 апреля 1861 года с обстрела форта Самтере началась самая кровопролитная война в истории США. Гражданская война, также известная как Война Севера и Юга, бушевала с 1861 по 1865 год. В двух тысячах сражений погибло больше американцев, чем в любой из войн, в которых когда-либо принимали участие Соединённые Штаты Америки. Потери северян — войск Федерации — составили около 360 тысяч убитыми и умершими от ран и более 275 тысяч человек ранеными. Конфедераты же потеряли убитыми 258 тысяч, и около 137 тысяч человек ранеными. Учитывая, что на тот период население США составляло всего около 30 миллионов, потери были просто огромными.

Известный американский историк Эдвард Линн Айерс предположил, что Гражданская война произвела в Соединённых Штатах тот же эффект, что и Первая мировая в Европе, то есть вызвала антипатию к насилию и положила конец дуэлям на Юге. Другим решающим фактором в исчезновении дуэлей, с его точки зрения, стало распространение и утверждение евангелистской церкви и духа буржуазного предпринимательства с Севера на Юг, что привело к упадку значения чести среди аристократии. Ведь как раз эти тринадцать штатов, составлявших разбитую Конфедерацию: Южная Каролина, Миссисипи, Флорида, Алабама, Джорджия, Луизиана, Техас, Вирджиния, Арканзас, Северная Каролина, Теннеси, Миссури, Кентукки — и являлись последним оплотом вошедшей в легенду «южной гордости» и хранителями архаичного испанского кодекса чести. Так это или нет, но после Гражданской войны дуэли и в самом деле пошли на убыль — в пуританском обществе победившего Севера с его рационализмом, протестантской этикой и новой капиталистической моралью не было места южным архаичным представлениям о чести, а следовательно, отпала необходимость защищать её с оружием в руках.