Лесное озеро и в самом деле было прекрасным. Круглой формы, окольцованное крутыми берегами, оно лежало в сонной летней дреме. Вековые ветлы, намертво сковавшие плотину корнями, ниспускали ветви к воде. На выступах берегов клонились березы, готовые ухнуть в озеро вместе с подмытыми корнями. Позади них темнел вековой лес с шапками лиственниц посередине. Рыболов в колпаке из газеты на противоположном берегу озера клевал носом. На водосбросе колокольчиком била струя, отыскавшая в заслоне щель.

Искупавшись, Колешко и Степаненко лежали под лучами солнца на полоске желтого песка под обрывом.

— Хорошо здесь, да?

— Природа здесь изумительная, — согласился Степаненко.

— Это Горбаха. Собственно, так называется бор вон на той горке. Здесь все располагает к медитации. Я иногда чувствую, что природа мне здесь словно говорит: я тебя вырастила, я тебя научила понимать и любить прекрасное, я — твоя колыбель. Лучшее, что ты видел и слышал во вселенной, дала тебе я, природа…

— Что-то у тебя философское настроение, — проговорил Степаненко.

— Философское? — переспросил Колешко. — Да нет. Слушай, если бы ты знал, какого я дурака свалял в жизни!

Степаненко насторожился. Прежде всего его интересовало происхождение денег в рюкзаке. Неужели Колешко расколется и расскажет все.

— Вот мне говорят: у тебя прелестная жена, милые дети. Да и сам ты семьянин, какому позавидовать. Думают, что и я, и жена моя счастливы…

— Разве это не так?

— Совершенно не так, — сказал Колешко, — скажу по секрету: моя внешне счастливая жизнь — сплошное и печальное недоразумение.

Лицо Колешки исказила саркастическая улыбка.

— Как-никак ты мой друг, Макс, и тебе я могу довериться. Кому как не другу излить свою печаль. Знай, что женился я и странно, и глупо.

У Степаненко стало портиться настроение. Да, в школьные годы Ира, нынешняя жена Колешко, нравилась ему. Он был влюблен в нее по-юношески страстно, скучал по ней, когда долго не видал. Много позже не раз вспоминал Иру, и его воображение рисовало красивую и изящную женщину, которая могла быть его женой. Но увы! Она стала женой друга. Когда она звонила, ему было приятно слышать ее голос, и в то же время он давал себе отчет, что она принадлежит другому.

И вот теперь эти откровения Колешки.

— Ты не знаешь, что я, когда ухаживал за Ирой, предлагал ей выйти замуж раз десять. Она отказывала мне, потому что была ко мне… совершенно равнодушна. Да, в ее отказах фигурировал и ты… Она не раз повторяла мне, что ты ей гораздо интересен. Ну что ж, я в угаре любви ползал перед ней на коленях и просил руки, как милостыни. В конце концов крепость пала. Она так и сказала мне: «Я не знаю, люблю ли я тебя, но буду тебе верна…» Я, как дурак, принял это условие как дар небес. Вот и все.

— Что значит «вот и все»?

— А то, что я к ней отношусь, как и прежде, а Она тоже по-прежнему равнодушна. Да что тут говорить! Она рада, когда я уезжаю из дому или засиживаюсь допоздна в лаборатории. Я не знаю наверное, любит она меня или нет, но ведь мы толчемся под одной крышей, спим, имеем детей… Мне все это осточертело! Ненавижу то ее, то себя… Иной раз кажется, бросить все к чертовой матери, уехать куда глаза глядят, в Америку, в Австралию, в Новую Зеландию… На край света… Но как бросить женщину с двумя детьми в нынешние времена? Как она выживет? А тут еще этот кавардак, что не знаю, как выпутаться! — Колешко в сердцах ударил кулаком в песок.

— Скажи честно, твоей жизни угрожает опасность? — напрямую спросил Степаненко, опираясь на локоть. — Какой кавардак ты имеешь в виду?

Колешко перевернулся на живот и криво улыбнулся:

— Да ну, какая опасность. До опасности пока дело не дошло.

И сразу же они оба услышали истошный женский крик, почти визг:

— Алеша! Дети! Дети!

Колешко вскочил, выбежал вверх на обрыв. Последовал за ним и Максим. Едва взглянув на дорогу, он почувствовал: ужас внезапно охватил все его существо. То, что он увидел, совпало с его самыми дурными предчувствиями. Такое могло разве что присниться в кошмарном сне. На дороге стоял темно-зеленый «Фольксваген», а какой-то мужчина крепко держал одну девочку, которая с криком пыталась вырваться из его цепких рук. Другая же девочка добровольно садилась в машину. Это были его дети!

Степаненко схватил одежду и быстро побежал к машине. Следом за ним, забыв об одежде, бежал Колешко. Они бухнулись в машину. Степаненко никак не мог попасть ключом в замок. Но и здесь Максим обратил внимание, что Колешко сразу бросился к своему рюкзаку, словно в нем находились по крайней мере три пуда необработанных алмазов.

Когда двигатель взревел, Степаненко выжал из машины все, на что был способен двигатель. Щепки и шишки вековых сосен полетели из-под колес. Взвывая и натужно ревя, машина выскочила на гравейку, но сразу же заглохла. Степаненко попытался завести ее, но не тут-то было.

— Запомни, запиши номера! — прокричал он Колешке, возясь с замком зажигания. Впрочем, заводить машину не стоило — развязка наступила неожиданная.

«Фольксваген», не проехав и сотню метров, остановился, дверца распахнулась и из машины вышли обе девочки — целые и невредимые. «Фольксваген» запылил по гравейке и исчез за поворотом.

— Да заводись ты! — крикнул Степаненко, ударив кулаком по рулю. И машина, словно послушавшись его приказа, завелась.

Девочки шли по дороге навстречу машине.

— Выходи! — сказал Степаненко, резко тормозя. — Ты успокой детей и жену, а я их перехвачу. Ведь, как я понимаю, та дорога, по которой мы приехали сюда, намного короче объездной, по которой убрались эти негодяи?

— Да, — кивнул Колешко. — Только я с тобой.

— Нет, — категорическим тоном сказал Степаненко. — Я поеду один. Ты иди к детям, успокой их.

— Т-ты не знаешь д-дороги… — белый, как мел, бормотал Колешко.

— Знаю, запомнил. — И мотор бешено заревел.

Захлебываясь и урча, машина быстро преодолевала лесную дорогу, Степаненко выжимал из нее все силы, но в некоторых местах дороги приходилось сбрасывать скорость почти до минимума. Одно дело — ехать по ямам и выбоинам не спеша, другое — спешить, чтобы если не захватить, то во всяком случае взглянуть на «педофилов», как мысленно окрестил Степаненко непонятных «дядей», которые пытались увезти дочерей Колешки.

У Степаненко все меньше оставалось уверенности в том, что ему удастся настичь похитителей. Но вот наконец среди сосен показался просвет и пошел ровный участок дороги. Степаненко выжал педаль газа до упора.

Те негодяи в «Фольксвагене» семь километров объездной, но хорошей дороги, одолели за несколько минут, но все же Степаненко повезло, и он выскочил им наперерез.

Его машину вынесло на подсыпанную гравей-ку, он резко затормозил, выкрутил руль и бросил свою машину прямо навстречу «Фольксвагену». Его рука стала нащупывать в ворохе одежды пистолет.

Но тут случилось неожиданное. «Фольксваген» неожиданно затормозил, остановился, правая дверца отворилась, вначале показалась голова какого-то небритого субъекта в солнцезащитных очках, затем в руках этого субъекта появился какой-то предмет.

Да это же автомат!

Степаненко ударил по тормозам. В предмете в руках негодяя трудно не узнать оружие. Самое распространенное среди людей, которые могли отважиться на похищение детей, — автомат Калашникова.

Машина еще не остановилась, как гулкая автоматная очередь разрезала воздух и несколько пуль фонтанчиками вспороли пыль и гравий перед самым капотом его машины.

«Мимо! Ага, пугают только! — обрадовался Степаненко. — Нет, стрелять в меня, на поражение вообще вы, сволочи, не осмелитесь!»

Он быстро переключил скорость и сдал назад. Степаненко рулил, оборачиваясь, чтобы посмотреть дорогу, лишь изредка. Такому приему вождения его научили еще давно. Главное — все его внимание было устремлено вперед. Он уже нащупал пистолет и загнал в патронник патрон. Но тягаться со своим «Макаровым» против «Калашникова» не собирался. Как любил говорить инструктор по стрельбе: «никаких песен безумству храбрых»…

Если бы он только выстрелил, то от «Фольксвагена» ударила бы такая очередь, да не под колеса, а прямо в лобовое стекло, что от него клочья полетели. Прошили бы насквозь.

По статистике Степаненко знал, что больше всего стреляют и убивают от испуга, из трусости, реже — от звериной жестокости и совсем мало — из расчета. Поэтому стрелять из «Макарова» не стал — зачем провоцировать?!

Увидев, что предпринявший попытку лобовой атаки ретируется, седоки «Фольксвагена» успокоились, стали ждать, когда дорога освободится.

Вот Степаненко съехал на лесную дорогу, углубился на десяток метров в лес. «Фольксваген» взревел и вихрем пронесся мимо.

Каким бы острым зрением не обладал Степаненко, номер машины разобрать не удалось. Мешала клубившаяся пыль. Да это было и ни к чему — скорее всего номера были поддельные. Но все же майору ФСБ хорошо запомнилась эта темно-зеленая иномарочка.

Он с досадой ударил ладошкой по баранке и вышел из салона. Бандитов и след простыл. Степаненко взглянул на часы. Все произошедшее: от криков жены Колешки, то есть с момента появления «Фольксвагена», и его исчезновения прошло чуть более десятка минут. Несмотря на то что эти минуты пронеслись в стремительном темпе, казалось, что прошла целая вечность.

Он вспомнил, в каком безмятежном состоянии духа был буквально десяток минут назад, когда решил окунуться в изумительной красоты озеро.

Степаненко развернулся и поехал к даче друга. Нет, тут что-то нечисто. И всему виной — деньги. Довольно солидная сумма. Около двух сотен тысяч, если не больше. Да… Нет не зависть, просто любопытство разъедает, откуда они у него? Работал над военным проектом… Неужели толкнул какую-нибудь секретную документацию на Запад? Вероятно, что-то стоящее, если дали такую сумму. Впрочем, за это можно и сесть.

Степаненко выехал к озеру, проехал по дороге, идущей вдоль живописного берега. Рыболов в шапке из газеты продолжал клевать носом. Для него ровным счетом ничего не произошло.

Скорее всего, Колешко попросит у него защиты. Захочет, чтобы он, Степаненко, обезопасил его таинственный и такой прибыльный бизнес. Возможно, предложит войти в долю. Странно, однако, почему он не сделал этого до сих пор?! Почему выжидает? Не доверяет? Боится?

Впереди показался дачный поселок. Но на дороге и у крайних дач никого не было. Степаненко не знал, какая именно дача принадлежит его другу. Все они были однотипные, потому что служебные.

Степаненко выбрал наугад один из домов, остановил машину. Садовая калитка дачи была открыта. Едва Максим вошел туда, на тропинке возникла поджарая немецкая овчарка и глухо заурчала. Рыжие подпалины ходили ходуном. Торчком нацелила на него уши… Умный взгляд маленьких желтых глаз не обещал ничего хорошего. Отступать было некуда.

«Неужели у Алексея есть собака?» — подумалось Максиму. Он пошел прямо на собаку. Ноздри зверя, хотя и домашнего, подрожали, и вдруг она, опустив голову, дружелюбно махнула волчьим хвостом.

Дача была двухэтажная, состоящая по фасаду из застекленных рам. На крыше примостилась на стальном добротном кронштейне тарелка спутниковой телеантенны.

«Ничего себе дачка, — оценил Степаненко. — Для ученого, который вечно жалуется на нехватку денег, вполне прилично. Интересно, откуда средства?»

Как ни крути, а опять и опять возникли нехорошие мысли, что Колешко уже давно имеет деньги, и деньги немалые. И связаны эти деньги с военными секретами, с которыми он имел дело по прежней работе.

«А если честно заработал? Ночным извозом занимался в свое время… Много не выручишь… Может, жена стала зарабатывать, родственники? Нет, ни по линии родителей самого Колешки, ни его жены вроде ни заокеанского наследства, ни больших прибылей не намечалось…»

Степаненко прекрасно знал родителей Иры — не могло быть у стариков таких денег. Поражало и то, что дача была ухоженной, всюду цвели экзотические растения, дорожки были посыпаны гравием, даже в горшках цвели цветы. Это было вовсе странным — не мог же Алексей Колешко собственными руками наводить здесь марафет. И не мог содержать садовника. Впрочем, кто его знает. Алексей был очень скрытным человеком.

Впрочем, что тут думать. Вероятнее всего — дача не его собственная. Он ее или снимает, арендует, а впрочем, кто его знает…

Из одного из раскрытых окон доносился стук ножей, доносились соблазнительные запахи. Максим направился туда, постучал в двери, которые, вероятно, вели на кухню. Это и впрямь оказалась кухня. На ней майор обнаружил тучную женщину, которая оглянулась и удостоила его кивком головы. Одним взглядом оценив приготовления на кухне, Степаненко подумал, что, вероятно, он все-таки не туда попал — продуктов и посуды хватило бы на прокорм целого научно-исследовательского института, а не семьи безденежного ученого.

Его догадку подтвердило следующее обстоятельство. Дверь, ведущая из кухни в комнаты внезапно распахнулась, и показалась еще одна женщина. Не обращая внимания на Максима, она требовательным тоном спросила у кухонной работницы:

— Варвара, почему китайский кисло-сладкий соус такой соленый?

— Какой привезли из ресторана, — отрезала тучная женщина и без подобострастия взглянула на хозяйку.

— Маша?! — обрадованно произнес Степаненко, узнавая в женщину партнерше по одному из давних дел.

Женщина взглянула на Максима, слабо вскрикнула. На ее лице скорее выразился испуг, нежели радость. Она замерла. Максим не ошибся. Это была та самая его первая завербованная из валютных проституток девица, с которой он так удачно провернул не одно дело.

Маша, так ее звали, никак не ожидая увидеть работника федеральной службы безопасности на кухне дачи, изумилась, но не подала виду. Это было в ее стиле.

— Боже мой, — шепотом произнесла она и выставила вперед ладони, точно просила ее не пугать. — Максим! Какая неожиданность!

— Да, как видишь, я, — сказал Степаненко.

— Вижу, что ты, но не могу поверить собственным глазам.

У Степаненко сладко замерло сердце. Маша относилась к тому разряду женщин, побыв с которыми, одни мужчины теряют голову, а другие как минимум не в силах забыть.

— Я здесь по делу, — беря инициативу на себя, сказал Степаненко. — А ты какими судьбами?

Маша схватилась за голову, не щадя прически. Тоненькие выщипанные брови выразили испуг — она умела двигать ими, как ей заблагорассудится. От природы обладала артистическим даром. Растерянная улыбка не сходила с ее лица.

— Как ты прошел садом? Я не слышала, чтобы Байкал лаял. Он должен был разорвать тебя в клочья.

— Я умею ладить не только с женщинами, но и с животными, — пошутил Степаненко.

Маша вдруг серьезно всмотрелась в Максима. В глазах у нее выразилась озабоченность.

— Ах да, я и забыла, ведь ты умеешь… Вас учат. Впрочем, все это ерунда. А ты ничего выглядишь, красавец, как и прежде.

Она засмеялась на ласковой ноте, откровенно любуясь им, но Максим знал, что, будучи красавицей, Маша всегда напрашивалась на комплименты. Чем больше она их получала, тем больше они ей требовались. И все превращалось в игру. Уже при первом знакомстве, давным-давно, эта игра возбуждала Максима, но теперь… Он чувствовал, что непринужденность, с которой держится Маша, стоит ей изрядных усилий.

— Что же ты так смотришь на меня? — спросила Маша, довольная, что с нее не сводят глаз. — Неужели я так подурнела?

Максим глядел на нее и лихорадочно соображал — почему их дороги могли перекреститься? Почему Маша здесь, на даче Колешки, его школьного товарища.

Маша угадала его мысли:

— Вижу, у тебя на языке один вопрос, дома ли Алексей?!

— Да, Мария Никоноровна. Мне надо к нему.

— Ты знаешь что? Ты ошибся адресом. Дача Алексея рядом, но я тебя не отпущу.

— Это почему?

— Дело в том, что на соседнем дворе нет его автомобиля, а значит, нет дома и его хозяина. Это во-первых, а во-вторых, у моего мужа день рождения. Я тебя никуда не отпущу…

Степаненко с трудом сдержался, чтобы не хмыкнуть. Маша вышла замуж?! Вот это новость!

— Что же мы стоим на кухне, идем в комнаты, — пригласила его девушка.

— Как-нибудь в другой раз, — отказался Степаненко.