Пришла весна, близились майские праздники. Жители города выходили на субботники. Вера Федоровна вместе со своими сотрудниками садила кустарник. Погода стояла теплая, солнечная. Повсюду слышались веселые голоса, шутки и смех. Вдруг женщина, находившаяся рядом, тихо сказала:
— Смотрите, Вера Федоровна!
Коблик посмотрела в ту сторону, куда она показала кивком головы. Мимо уже посаженных кустов с лопатой в одной руке и с палочкой в другой, чуть прихрамывая, шел седой мужчина. Ему было больше шестидесяти, лицо усталое и напряженное.
— У него в Афганистане погиб сын. Видите, хромает, это у него протез. Ногу на войне потерял, а сын у него один-единственный был, — несвязно пояснила сотрудница.
Не зная, зачем она это делает, Вера Федоровна воткнула лопату в землю и неожиданно пошла наперерез мужчине.
— Здравствуйте, извините меня, — начала она скороговоркой. — Я — Коблик Вера Федоровна. Мой сын служит в Афганистане, на душе у меня неспокойно. Я знаю, у вас большое горе, я только что узнала и решила подойти к вам.
Мужчина остановился, и Вера Федоровна увидела, какие у него печальные глаза. Он негромко поздоровался и спросил:
— В каких войсках ваш сынок служит?
— В десантных.
— Мой тоже там служил. Напишите своему сыночку, чтобы был осторожным, пусть бережет себя, никто его там не убережет, если он сам не будет помнить об этом. А где часть его стоит?
— На окраине Кабула.
— А мой сынок служил в Кандагаре. Это на юге Афганистана. Прошила его пулеметная очередь, и остались мы с женой одинокими. Чего теперь ждать от жизни?
У Веры Федоровны сжалось сердце, она никак не могла найти нужных слов сострадания. В этот момент совсем близко кто-то громко крикнул:
— Конец работы, товарищи. Не забудьте лопаты отнести к грузовику!
Вера Федоровна видела, что ее лопату взяла напарница, и протянула руку к мужчине.
— Давайте, я понесу вашу лопату.
Мужчина не возражал, и они пошли рядом. Он представился:
— Меня зовут Иваном Леонидовичем Лемеховым, я вас часто вижу, когда вы, очевидно, на работу идете мимо моего дома.
Они забросили лопату в кузов грузовика и направились в сторону улицы Горького. Шли медленно. Лемехов часто останавливался и отдыхал. Вера Федоровна спросила:
— Иван Леонидович, зачем вы вышли на субботник, ведь вам даже идти тяжело?
— Еще тяжелее быть дома, — вздохнул Лемехов. — Жена заболела, в больнице лежит. Вот и пошел к людям. А ваш сын пишет?
— Пишет. Почти каждую неделю получаю от него письма.
— Это хорошо.
Лемехов остановился и палкой показал в сторону девятиэтажного дома:
— Вот здесь я и живу.
Вере Федоровне хотелось сказать этому человеку что-либо ободряющее, теплое, но она понимала, что горе его безмерно и только время может притупить его боль, и промолчала. Простившись, они разошлись.
В этот момент Вера Федоровна даже не могла представить, что пройдет немного времени и их судьбы станут во многом схожими.
В подъезде Вера Федоровна в первую очередь заглянула в почтовый ящик: что-то есть. Вместе с газетами лежало и письмо. Убедившись, что почерк сына, она поднялась в квартиру. Не снимая пальто, торопливо стала читать.
«Здравствуйте, мои дорогие мама и Сергей! Я жив, здоров. Многому здесь научился. За два месяца нахождения в Афганистане узнал столько, что в учебке, может, и двух лет мало было бы. Друзья у меня здесь — что надо! Но больше всего я подружился с Антоном Леоновым, Кольцовым Костей и Павлом Чайкиным. У нас во взводе и в роте все ребята — надежные люди, в бою не подведут, но Леонов и Кольцов — особенные хлопцы. В первое время они меня опекали как маленького, даже в бою держались рядом, следили за тем, чтобы я правильно маскировался, окапывался.
Вчера ночью вернулись с очередного задания. Наш взвод перехватил три каравана с оружием и вместе с подразделениями афганской армии участвовал в боях. Ты, мама, не волнуйся за меня. Леонов говорит, что у меня особый нюх, как от пули уберечься. Только не подумайте, что я трушу и прячусь за других. Просто я стараюсь воевать так, как меня учат здесь мои командиры и более опытные товарищи.
Живут здесь в Афганистане трудолюбивые и бедные люди. Кругом глиняные домишки, часто окна без стекол. Стекло — большой дефицит. В домах почти никакой мебели. Спят прямо на полу. Те, кто побогаче, спят на циновках или охапках соломы. Люди одеваются просто и бедно. Основная еда — рис и лепешка, чай без сахара. Мясо для бедняка стоит очень дорого. Люди приветливы, особенно дети, которые, если увидят русского, то сразу же протягивают руки и говорят: «Рафик, бакшиш» или же это произносят по-русски: «Товарищ, дай бакшиш». Рассказывают, что душманы уговаривают пацанов, чтобы они подкладывали мины в автомашины во время стоянки…»
В дверях раздался звонок. Вера Федоровна отложила письмо и направилась в прихожую. Возле двери увидела работника милиции. Он представился:
— Я участковый инспектор, старший лейтенант Мурадов.
«На афганца похож», — почему-то подумала Вера Федоровна о чернявом госте.
Старший лейтенант при виде натертого паркетного пола в нерешительности остановился у порога.
— Проходите, проходите, пожалуйста.
Вера Федоровна легонько подтолкнула его в спину, приглашая в зал. Участковый присел на предложенный стул и вытащил из сумки большой блокнот.
— Скажите, пожалуйста, Вера Федоровна, где работает Ваш старший сын?
— Сережа? Он работает в автобусном парке водителем.
— А в чем дело?
— Он дома?
— Нет, на работе.
— А какие запчасти он принес домой?
— Запчасти? Первый раз слышу!
— От автомашин и мотоциклов.
— Да вы что! Зачем нам запчасти?
Старший лейтенант был явно смущен. Поколебавшись, он вытащил из сумки письмо.
— Понимаете, мне начальник отделения поручил проверить вот эту анонимку. Я знаю хорошо и Колю, и Сергея, ребята они хорошие…
— И что в этой анонимке?
Участковый нахмурился. Было видно, что ему неприятно заниматься проверкой анонимки.
— Служба есть служба. — Старший лейтенант протянул письмо. — Прочтите сами, Вера Федоровна.
Вера Федоровна взяла двумя пальцами листок бумаги. На нем четким почерком было написано: «Товарищ начальник милиции! Сообщаем вам, что Коблик Сергей ежедневно похищает со своей работы различные детали и колеса от автомашин и мотоциклов. Можете проверить: сейчас у него на балконе хранятся запчасти, которых хватило бы не на один мотоцикл. Предупреждаем, если вы не разоблачите этого жулика, то о вас станет известно в Москве.
Честные люди».
Вера Федоровна ошеломленно смотрела на участкового. Лицо ее пылало.
— Боже мой, как это подло. Пойдемте за мной. — Она решительно направилась к балкону и открыла дверь. — Вот посмотрите, здесь стоит разобранный мотоцикл.
Она рассказала, почему мотоцикл оказался на балконе. Когда старший лейтенант узнал, что ранее были сигналы о мотоцикле в домоуправление, сказал:
— Ясно, что кто-то пишет из соседей. Я сейчас зайду в домоуправление и наведу там справки. Попробую найти того, кто написал клевету.
Он извинился и ушел.
Настроение было испорчено вконец. Она села на диван и, увидев письмо, стала читать дальше: «…Мама, звонит ли Света? Я ей уже две недели не писал писем. Был очень занят, успел только вам коротенькое письмо написать. Мамочка, ты ей позвони, пожалуйста, и все объясни. Через десять минут мне в караул, надо подготовиться. Целую вас. Коля».
Вера Федоровна грустно улыбнулась: «Сынок мой! Какой же, в сущности, ты еще ребенок». Потом ее мысли вернулись к визиту участкового. Вера Федоровна нервно ходила по комнате и перебирала в памяти все случаи, которые могли бы побудить кого-либо писать анонимки… На работе и у нее, и у Сергея врагов нет, у Коли тоже. С соседями ровные, хорошие отношения.
От чувства своего бессилия и беспомощности она чуть не расплакалась. Дома сидеть не хотелось. Вера Федоровна решила пройтись по улице.
Она быстро оделась и вышла во двор. Прошла арку и на тротуаре столкнулась с участковым инспектором. Хотела пройти молча, но он остановил.
— Я взял в домоуправлении анонимку. Даже без заключения почерковедческой экспертизы хорошо видно, что писал их один и тот же человек.
— Это не человек, — сухо сказала Коблик, — это подонок и негодяй. Если я узнаю, кто он, то я просто плюну ему в рожу. Мой сынок в Афганистане, и мотоцикл его для нас священная реликвия, а тут находится какая-то гадина, которая позорит нас.
— Вы правы, Вера Федоровна, — мягко прервал ее Мурадов. — Вы не подумайте, что я подозреваю в чем-то Сергея. Я сразу знал, что это клевета, да и начальник мой такого же мнения.
— Если вы такого мнения, — сердито сказала Коблик, — так зачем же возиться с этой грязью да еще и регистрируете такую чепуху или вам больше нечем заниматься? — Вера Федоровна не прощаясь пошла дальше.