Леонов застонал и открыл глаза. Была ночь, и парень долго соображал, что с ним. Он чувствовал, что его куда-то несут. Высоко в небе висели звезды, качающиеся в такт движению. Они сначала казались расплывшимися в тумане пятнами, но постепенно туман спал, и Леонов увидел, какие они большие и яркие.

«Что со мной? — подумал десантник. — Почему меня несут? Я что, ранен?»

Леонов попытался поднять голову, чтобы увидеть того, кто шел сзади, но от сильной боли он снова потерял сознание. А когда оно возвратилось, то Леонов увидел через какую-то нишу дневной свет. Сильно болела голова, подташнивало. Он тихо застонал и еле слышно прошептал:

— Пить.

В стороне послышался шорох, и Леонов увидел над собой чье-то лицо. Усы, борода и… чалма. Антон то ли у себя, то ли у незнакомца растерянно спросил:

— Где я? Позови командира.

Лицо незнакомца изобразило подобие улыбки, и Леонов услышал чужую речь. — «Постой, так это же душман?!» — встрепенулся Леонов и попытался подняться, но все тело пронзила острая боль. Все вокруг поплыло, и он обессиленно отбросил голову назад. Глаза увидели каменные своды. Он осторожно, чтобы не причинить себе боль и от этого не потерять сознание, повернул голову налево. В полумраке копошились какие-то люди, был слышен негромкий разговор, но стоявшие в голове звон и шум мешали разобраться, на каком языке они говорят.

Леонов осторожно повернул голову направо: в темноте что-то шевелилось, вздыхало. Напрягая зрение, Антон долго всматривался в полумрак прежде чем понял, что там копо-. шатся животные.

«Ишаки, — догадался он. — Выходит, я действительно оказался в плену у душманов. Что же случилось со мной?»

Десантник положил голову прямо — так она болела меньше — и, упершись взглядом в неровный свод пещеры, напрягая все свои силы, попытался восстановить в памяти, что же с ним произошло. Он вместе со своей ротой находился на «блоке»: прикрывал подступы к дороге, ведущей из Хайратона в Кабул. По шоссе беспрерывным потоком шли длинные автоколонны. Они везли цемент, стекло, стройматериалы, продовольствие, горючее, станки. Только в последний день роте пришлось трижды подавлять минометно-пулеметные позиции душманов, которые пытались обстрелять медленно ползущие по запруженному шоссе автомашины.

Леонов вспомнил, как с наступлением темноты рота перешла на засадные действия, как их отделение заняло позицию на скалистой высотке. Хорошо помнится и то, как мимо них попыталась проскользнуть к дороге небольшая группа душманов. Десантники по команде Шувалова неожиданным огнем отогнали бандитов. Те, бросив безоткатное орудие и гранатометы, а также убитых и раненых, бежали. Позиция отделения находилась на небольшом выступе, прилепившемся на склоне огромной скалы. Ниже змейкой извивалась узкая тропа. Ее хорошо было видно при свете яркой луны. Шувалов, недавно возвратившийся из госпиталя, приказал четверым солдатам вести наблюдение, а остальные отдыхали. Леонов хорошо помнил, как он с удовольствием растянулся на плоском камне, прямо на краю обрыва. День прошел в постоянном движении, натруженно гудели ноги, усталость сковывала все тело. В таких ситуациях приказ отдыхать — самая желанная команда.

Леонов уснул сразу же. Но что же было дальше? Как он оказался в плену? «Позор! — думал с отчаянием Антон. Я в плену у душманов!» Им овладела только одна мысль — бежать. Сию же минуту вскочить на ноги, броситься к светлевшему невдалеке входу в пещеру, сбить на землю первого же попавшегося на пути душмана, отобрать оружие!

Это решение придало ему силы, и Леонов попытался приподняться, но тут же острая боль в правой ключице, сильнейшее головокружение заставили его застонать и бессильно опуститься на каменный пол. Но мысль о том, что он в плену, не давала покоя, легла его сердце. Чувство стыда перед товарищами, родными смешалось с физической болью, и трудно было сказать, какая боль была сильнее.

Антону вспомнился родной дом, проводы в армию. Его отец — торжественный и взволнованный — стоит рядом с сыном, что-то говорит ему, Антону, а он пытается отвести глаза от заплаканного лица матери, смущенно и растерянно улыбается сестре Марине, переводит взгляд на свою бывшую одноклассницу Катю. Ему почему-то в тот момент хотелось, чтобы поскорее прозвучала команда «становись». С детства он мечтал о службе в армии и где-то в глубине души надеялся, что доведется побывать в Афганистане, в этой загадочной, бедной стране, где народ решил сразу же перешагнуть через века. Антон читал все публикации об Афганистане, о советских воинах-интерна-ционалистах, представлял себя в бою с душманами.

Задумавшись, Антон от неожиданности вздрогнул. Каменные своды пещеры закрыл человек в тюрбане, с давно не бритым лицом явно европейского типа. Он деловито осмотрел Леонова, деланно улыбнулся и, страшно коверкая слова, сказал:

— Здрастуй, совеский! Ты кто?

Леонов молчал. Он попытался отвернуться от еще ближе наклонившегося незнакомца, но боль в шее остановила его. Антон закрыл глаза. «Они не знают моего имени. Это хорошо. Пусть убьют меня, но не трепят мою фамилию. — Но вдруг его пронзила мысль. — Стоп! А где же мой военный билет?! Нужно проверить, на месте ли он!» Он хорошо помнил, что военный билет лежал в нагрудном кармане гимнастерки. Антон чуть приоткрыл глаза. Противная физиономия над ним уже не висела. Прежде чем убедиться, на месте ли билет, превозмогая боль, он повернул голову налево и увидел несколько человек. «Нельзя тянуться к карману, заметят, гады! Надо собраться с силами, а потом бежать!» Он снова положил голову в удобное положение и постарался думать о доме. Но мысли смешались, расплылись в каком-то красном дыму, и десантник снова впал в беспамятство, а когда пришел в себя, в пещере уже было почти темно. Двое душманов, зло переговариваясь, подняли его и поставили на ноги. Леонов зашатался и чуть не упал. Его поддержали и вывели из пещеры. Голова закружилась, и Антон опустился на еще сохранивший дневное тепло каменистый грунт. Его стошнило. Он слышал разговор душманов, различил слово «шурави» и понял, что речь идет о нем. Антон увидел чьи-то ноги в высоких горных ботинках. Подняв голову, он встретился взглядом с афганцем. Одет тот был как все: широкие шаровары, заправленные в ботинки, пиджак, а из-под него виднелась длинная национальная рубаха. Лицо заросшее, на голове — плоская круглая шапочка...

Это был главарь банды, которая и захватила Леонова. Главарь что-то сказал. По его тону Антон понял, что тот обращается к нему.

«Если это вопрос, — подумал Леонов, — то нетрудно догадаться, что он интересуется, могу ли я идти. Если скажу нет, то, наверно, убьют. А черт с ними, пусть убивают!» И Леонов осторожно покачал головой, от этого несложного движения ему стало еще хуже и его снова стошнило.

Главарь отдал какую-то команду, и к Леонову подвели ишака. Те же двое душманов посадили его на животное и двинулись в путь.

Леонов сидел на ишаке, сильно наклонившись вперед и держась обеими руками за маленькую холку животного: так меньше трясло. Еще не совсем стемнело, и Антон слева от себя видел высоченную отвесную стену, справа — глубокую, уже покрытую черным покрывалом ночи, пропасть. Банда двигалась по карнизу — узкой тропе, как бы врезанной в отвесную каменную стену. Головокружение и слабость не притупляли остроту сознания. «Убегу, как только представится возможность!» — мысленно твердил Леонов.

Вскоре карниз кончился и пропасть отдалилась, а путь банды пролегал вверх по крутой тропе.

Леонов в Афганистане служил второй год, научился хорошо ориентироваться на местности и сразу понял, что они идут к перевалу. Огромная луна освещала безжизненные, лишенные растительности горы. Леонов смог определить приблизительную численность банды. Все шли по одному. Впереди двигалось человек двадцать, а когда Леонов оказался на крутом повороте, то он увидел идущих сзади. Их было человек пятьдесят. Итак, в банде было не менее семидесяти человек.

Леонову стало легче. Прохладный воздух освежал тело, дыхание выравнялось, меньше чувствовалась боль. Антон приободрился. «Если будет привал, постараюсь бежать». Он начал, насколько было возможно, запоминать дорогу, наметил несколько звезд, по которым можно будет определить, по какому пути двигаться обратно. Однако колонна перевалила хребет и, не останавливаясь, пошла дальше.

Леонов уже давно убедился, что нет военного билета. Выпасть он не мог, значит, душманы забрали документ. Не было на руке и часов. Десантник посмотрел на небо, уже явно было за полночь. Хотелось пить, жажда становилась нестерпимой. Рядом шли его охранники — двое молчаливых душманов. Леонов сначала хотел попросить у них воды, но тут же решительно прогнал эту мысль: «Размазня! Готов уже к врагам обращаться за милостыней!»

Чтобы больше не думать о воде, Антон стал вспоминать; товарищей: «Ребята, дорогие мои друзья, вы, конечно, не верите, что я дезертировал, сдался врагу! Юра, Коля, — думал он о командире отделения и Коблике, — мы же с вами побывали в разных переделках. Вы же знаете, что я не продамся душманам».

И он один за другим перебирал в памяти эпизоды, в которых не дрогнул перед опасностью. Взять хотя бы бой, который произошел год назад. Так случилось, что Леонов с двумя солдатами были отрезаны душманами от своих. Почти целый день без воды, не говоря уже о пище, экономя каждый патрон, вели они бой с наседавшими с трех сторон душманами. Отступить было некуда. Сзади стояла высоченная, совершенно отвесная, уходящая в небо каменная стена. Командование группой взял на себя он, тогда еще рядовой Леонов. Приказал: огонь вести одиночными и только по цели. Что ни делали душманы: кричали «Шурави, сдавайся! Все равно погибнете!» — пытались атаковать одновременно — с трех сторон, но не дрогнули десантники. Они были уверены, что помощь придет, и она пришла. Более десятка убитых душманов осталось лежать вблизи позиции Леонова и его товарищей.

Леонов грустно улыбнулся: «Командир роты представил меня к медали, а я? Попал в плен, да еще не знаю даже как!»

Идущие впереди остановились.

«Привал, — догадался Леонов. — Ну что, Антон, не зевай!»

Он, несмотря на сильную боль во всем теле, обернулся. Это движение не ускользнуло от внимания охранников. Один из них больно ткнул кулаком в бок.

Вскоре Леонова сняли с ишака, и он прилег у небольшого камня. Оба охранника расположились рядом. Но вот. один из них куда-то удалился. Леонов стал молить судьбу, чтобы второй охранник уснул. Но оказалось, что охранник ходил за главарем. Тот остановился напротив десантника и что-то сказал. Леонов молча смотрел на него. Главарь наклонился к нему, внимательно посмотрел в лицо, выпрямился и, зло бросив всего лишь одно слово, удалился.

О чем он сказал, Леонов понял чуть позже. Охранники достали из рюкзака длинный кусок веревки и крепко связали пленника.

Вскоре банда опять двинулась в путь. Теперь Леонов со связанными руками шел вслед за животным. Он был привязан к ишаку, на спине которого покоился какой-то груз. Идти было тяжело. Спускаться всегда труднее, чем двигаться в гору. К счастью, рассвет приближался стремительно, а вместе с ним желанный отдых. Леонов дышал тяжело, громко, глаза застилал пот, кружилась голова. Казалось, вот-вот, обессилев, он упадет. Но шли минута за минутой, прошло немало времени, как они начали спуск, а Антон держался. Постепенно тропа становилась все более пологой. Вскоре они оказались в долине. Шли сначала по сыпучей каменистой почве, затем вышли на дорогу, пролегшую у кромки большого фруктового сада. Потом дорога резко свернула в глубь сада. Прошли ажурный полукруглый каменный мост, поднялись на небольшую возвышенность, и тут Леонов увидел, что бандиты один за другим входят в большой проем, проделанный в высоченном дувале. Ввели туда и Антона. Они оказались в огромном дворе, в центре которого было несколько вскопанных грядок и колодец.

Леонова посадили недалеко от стены дома, охранники уселись по сторонам.

Сильно болели затекшие руки. Леонов откинулся назад и, не мигая, смотрел в сине-голубое, без единого облачка, небо. Будет обычный знойный день.

Леонов знал, что душманы днем, как правило, прячутся, значит, это время они проведут здесь.

«Да, отсюда не рванешь, — подумал Антон, переведя тоскливый взгляд на окружавший дувал. — Поди, метра четыре высотой, если не выше».

Из дома вышла группа людей. Несмотря на то, что все они были одеты по-восточному, Леонов сразу же определил, что двое из них иностранцы. Европейский тип лица, подтянутые фигуры свидетельствовали о том, что они привыкли носить военную форму, а не эти широченные шаровары, рубашки навыпуск с безрукавками и на голове мусульманскую чалму.

Эти двое подошли к Леонову и бесцеремонно стали его рассматривать. И вот уже в руках одного из них появился фотоаппарат, а у второго — кинокамера. Леонов отчетливо прочитал сверху объектива: «Кэнон».

Оба, постоянно перемещаясь вокруг Леонова, начали снимать его на фото- и кинопленку. Один из них, более высокого роста, даже лег на землю, чтобы снять советского десантника снизу, на фоне дувалов.

Леонов пытался отворачиваться от объективов, насколько это было возможно со связанными руками.

Вдруг тот, который был с фотоаппаратом, что-то громко сказал. «По-английски шпарит, — подумал Леонов, — значит, англичанин или американец».

От группы отделился мужчина с бородой и, показывая пальцем на Леонова, что-то приказал его охранникам. Те тут. же развязали его и поставили на ноги. Леонов начал разминать затекшие руки. Один из тех, кто снимал, встал рядом с Леоновым, а его товарищ защелкал затвором фотоаппарата. Затем они поменялись местами. Тот, который был пониже, даже попытался обнять Леонова за плечи, но Антон решительно смахнул его руку. Этот тип не обиделся. Он, улыбаясь во весь рот, с трудом подбирая слова, произнес по-русски:

— Ты — русский, я — американец. Мы буйдет дру-жиба.

«Итак, они — американцы, — понял Леонов. — Интересно, где я нахожусь? Неужели я в Пакистане?» — И Антон неожиданно для себя показал пальцем на землю и спросил у американца:

— Это Пакистан?

Американец понял смысл вопроса и, будучи рад, что русский впервые заговорил, с готовностью ответил:

— Ноу, Эфген.

«Афганистан, — понял его Леонов. — Но я же где-то видел этого типа!» Леонов напрягал сознание и вдруг вспомнил: он видел эти глаза в пещере. Американец тогда наклонялся над ним.

«Значит, американцы находятся в банде. Ясно, что душманские советники». Леонов демонстративно отвернулся от продолжавшего стоять рядом американца.

Тот, о чем-то переговариваясь со своим товарищем, направился в дом.

Леонов лег на спину, но его тут же подняли. Душманы принесли поесть. На пластмассовой тарелке лежало несколько ложек риса, а в старой, с отбитой эмалью кружке был чай без сахара.

Леонов жадно припал к кружке, но чай был горячим. Однако это его не остановило. Очень хотелось пить, и он стал пить маленькими глотками.

Быстро осушив кружку, Антон положил в рот маленькую щепотку риса, с трудом проглотил его. Больше есть не хотелось.

«Попить бы холодненькой водички!» — мечтательно думал он, но просить об этом душманов не стал.

Потом вдруг почувствовал, что впадает в какое-то странное состояние, словно выпил спиртное, все стало безразличным, мысли путались. Только много дней спустя поймет Леонов, что душманы подмешивали в его пишу и воду сильно действующие наркотики. А сейчас он оказался во власти дурмана и, закрыв глаза, лежал на обжигаемой палящим солнцем афганской земле. Со стороны казалось: спит уставший солдат…