Первую неделю Коблик по ночам спал очень плохо. Душманы под покровом темноты приближались к городу и вели ракетный огонь. Гулко и резко отвечала, расположенная недалеко от батальона, афганская артиллерия. Были непривычными для слуха и довольно частые пулеметные и автоматные очереди. Бередила сознание, тревожила молодого воина мысль, что вот в эту минуту где-то рядом идет перестрелка и, возможно, кто-то гибнет, прощается с жизнью, а он, молодой, здоровый, должен спокойно спать. Но шли полные напряженной учебы дни, и он постепенно привыкал. Да и примером служили бывалые солдаты, которые спали, казалось, мертвым сном.

Утро очередного дня начиналось как обычно. Подъем, физзарядка, завтрак… А потом второй взвод старшего лейтенанта Медведева получил команду провести учебные стрельбы. Впервые Коблик с автоматом и при полном снаряжении сел на боевую машину пехоты. Он волновался и напряженно прислушивался к командирам, внимательно следил за действиями своих товарищей. Последовала команда, и боевые машины с ревом и лязгом двинулись вперед. Николая удивили скорость и мягкость хода БМП. Машина словно по воздуху преодолевала ямы и другие препятствия и легко мчалась дальше. Очень поразила Коблика пыль. Мелкая, как мука, белесая, она, казалось, стоит стеной и неизвестно когда осядет. Вскоре все потонуло в этом тумане из пыли. Пыль не только окутала Коблика, она не давала дышать, и, что еще хуже, он потерял ориентировку. Удивляясь, как может управлять машиной механик-водитель, Николай лихорадочно ухватился за скобу, прикрепленную к башне. Но тут же услышал голос Леонова:

— Коля, будь внимательным, скоро БМП поведет огонь из орудия, башня будет поворачиваться.

Коблик молча кивнул головой.

И действительно, башня зашевелилась, и тут же загрохотали орудийные выстрелы. Впереди и сзади тоже велся огонь. Коблик хотел спросить у Леонова, как оператор видит цель в такой пыли, но не успел. Боевая машина пехоты стала, и тут же послышалась команда спешиться. Коблик старался быть поближе к Леонову и Кольцову. Все, что делалось здесь, отличалось от действий в учебном центре. Отличалось в первую очередь своей «скорострельностью», после команды исполнение происходило немедленно, без пауз.

Увидев поднявшуюся мишень, Коблик поймал ее в прицел и нажал на спусковой крючок. Фонтанчики пыли возникли левее цели. Только прицелился поточнее, а мишени пропали. Леонов же успел не только поразить свою цель, но и увидеть результаты стрельбы Коблика.

— Николай, целься прямо в центр мишени и не спеши, не забудь затаить дыхание.

Вот снова появилась мишень, и Николай, прицеливаясь, заставил себя сделать паузу и нажал на крючок. Цель пропала — значит, попал. Вдали показались другие цели, и опять ударили автоматы. После стрельбы по мишеням началась стрельба из подствольных гранатометов, затем метание гранат, стрельба из автоматических гранатометов, потом последовала команда занять места внутри боевых машин пехоты. Машины понеслись вдоль шеренги мишеней, и солдаты вели огонь из амбразур.

Три часа занятий пролетели словно три минуты. Усталые, оглохшие от непрерывной стрельбы и взрывов солдаты прибыли в свой городок.

Медведев построил взвод, сделал короткий разбор стрельб, похвалил новичков и особенно отметил Попова.

— Имеете разряд по стрельбе? — спросил у него старший лейтенант.

— Так точно, первый взрослый.

— Я так и подумал. Назначаю вас снайпером в первое отделение старшего сержанта Шувалова.

Леонов, стоявший рядом с Кобликом, тихонько пояснил:

— У нас почти месяц назад погиб снайпер.

Старший лейтенант Медведев взглянул на часы и сказал:

— Двадцать минут на то, чтобы умыться, привести себя в порядок и подготовиться к занятиям по рукопашному бою. Разойдись!

Коблик в душе надеялся на то, что в рукопашном бою он себя покажет. Ведь там, в Ферудахе, он считался одним из лучших. Но когда перед началом занятий по приказу командира взвода Леонов и Кольцов специально для новичков провели между собой учебный бой, то Николай понял, что хвастать ему нечем. Они продемонстрировали каскад приемов, как маги, владели саперной лопатой, кинжалом, а после боя запросто кулаком пробили дощатый щит, ребром ладони разбивали сразу четыре кирпича, сложенных один на другой. Коблик понял, что и здесь многое ему надо познавать.

Занятия окончились через полтора часа. Командир взвода объявил, что после обеда в гости к ним придет командир афганского батальона царандоя майор Ашраф.

Когда направлялись к душевой, Коблик спросил у Леонова:

— А чем знаменит этот командир батальона царандоя?

— А у них царандой наравне с армейскими подразделениями ведет боевые действия. Мы с этим батальоном уже не раз участвовали в операциях. Недавно взвод нашей саперной роты во главе с капитаном Фоменко целый месяц с этим батальоном воевал в Черных Горах. Ты, конечно, не слышал об этих Черных Горах?

— Нет.

— Услышишь. Запомни их название, впрочем, как и Хост, Кандагар. Именно в этих местах чаще всего проходят тяжелые бои.

— Ты участвовал?

— И тебе придется.

После обеда все собрались в солдатском клубе — большом, сделанном из гофрированного алюминия строении без окон. На сцену поднялись подполковник Бунцев, майор Шукалин и афганский майор Ашраф, который не произвел на Коблика впечатления: небольшого роста, худощавый.

Замполит батальона майор Шукалин подошел к микрофону.

— Товарищи! Сегодня у нас в гостях наш старый знакомый и друг — командир батальона царандоя товарищ Ахтар Ашраф. Мы его попросили рассказать о последней операции в районе Черных: Гор. В этой операции батальон под его командованием отличился не только тем, что уничтожил больше других подразделений душманских банд, захватил больше трофеев, но еще и тем, что смог пробиться к душманской тюрьме и спасти от смерти несколько сот пленников, в том числе группу советских солдат и гражданских лиц из числа советских специалистов.

Мы попросили товарища Ашрафа рассказать нам не только об этой операции, но и о тактике действий душманов. Думаю, это будет не лишним для нашего пополнения. Затем товарищ Ашраф ответит на ваши вопросы.

Оказалось, что Ашраф неплохо говорит по-русски. Он поблагодарил капитана Фоменко и его саперов за большую помощь во время операции, а затем подробно рассказал, как его батальону удалось узнать замысел мятежников, суть которого сводилась к тому, чтобы захватить небольшую территорию в труднодоступном горном районе, прилегающем к Пакистану, объявить о создании «исламского правительства», получить признание от западных стран и официальную, в том числе и вооруженную, помощь. После этого комбат подробно рассказал о ходе самой операции, каким образом они узнали о душманской тюрьме и как удалось освободить из нее пленников. Коблик и Попов не сводили с Ашрафа глаз.

Когда Ашраф перешел к рассказу о тактике действий душманов во время боев в Черных Горах, Коблик даже пожалел, что с собой нет блокнота, чтобы кое-что записать.

После выступления майора Ашрафа возле клуба окружила большая группа солдат. Ефрейтор Попов протиснулся вперед и, преодолевая смущение, спросил:

— Товарищ майор, а правда, что афганцы не едят свинину?

— Не только афганцы, — улыбнулся Ашраф, — но и мусульмане вообще. Но сейчас все больше людей, в том числе и я, едят любое мясо.

— Да, религия у вас — это главная сила, — сказал кто-то из солдат.

— Что поделаешь, большинство населения страны неграмотно. Горы разобщают людей, сейчас у нас идет 1366 год, и, надо сказать, многие дехкане и живут в четырнадцатом веке и мыслят категориями того времени.

— А почему у вас новый год начинается не с первого января?

— В Афганистане официальным государственным календарем является календарь солнечной хиджры, отсчет которого идет с 622 года, когда, согласно преданию, первые мусульмане во главе с пророком Мохаммадом, спасаясь от преследований, переселились из Мекки в Медину, куда их пригласила верхушка арабских племен. Впоследствии влияние ислама стало стремительно возрастать, и мекканская знать, до этого выступавшая против ислама, изменила свое отношение к нему и признала Мохаммада пророком и главой Аравии.

— А что означает «ислам»?

— Покорность. Слова «мусульманство» произошло от арабского слова «муслим» — покорный, преданный.

— А когда начинается у вас новый год? — спросил Попов.

— Он наступает 1 хамаля или 21 марта по европейскому календарю. Афганцы стремятся встретить его в кругу семьи и с близкими друзьями.

— Ну а какие-нибудь обряды в этот день совершаются? -

— Да. Первого хамаля большое количество дервишей-поломников из Пакистана, Ирана, других мусульманских стран стекается в город Мазари-Шариф, к его центральной мечети, в которой по преданию захоронен святой Али, зять пророка Мохаммада. Церемония открывается поднятием у гробницы Али религиозного флага «джанда». Затем под проповедь настоятеля мечети проходят различные манифестации с музыкой и стрельбой, проводятся соревнования по борьбе, поднятию тяжестей, гонкам на верблюдах, быках и даже петушиные бои. Религиозный флаг водружается также и в Кабуле у мечети Картэ-Сахи, где якобы тоже бывал Али. Через сорок дней, 9 саура, оба флага и в Мазари-Шарифе и в Кабуле торжественно опускаются.

Ашраф улыбнулся светловолосому сероглазому солдату, который стоял ближе других и внимательно слушал.

— Священнослужители утверждают, что в момент поднятия и спуска флага слепые, хромые, глухие, другие больные излечиваются от своих недугов, но лично я, все мои родственники и знакомые еще такого чуда не видели.

Попов спросил:

— Значит, в ближайшие годы не стоит ожидать, что вы перейдете на григорианский календарь.

— Да, пожалуй, ты прав, хотя, что и говорить, наш календарь создает нам немало помех.

Светловолосый солдат попросил рассказать о рузе.

— Итак, о рузе… — Ашраф собирался с мыслями. — Она тоже относится к мусульманским обычаям. Я знаю, что у вас в России был такой обычай, который называется «постить». Мусульманский пост, или руза, соблюдается с 1 по 30 число месяца рамазана. Начало поста первого рамазана объявляет Верховный Совет Саудовской Аравии. Вам, конечно, это надо знать, тем более что наши люди реагируют на неуважение к этим обычаям очень болезненно.

Солдаты дружно поддержали Ашрафа:

— Поэтому и просим вас рассказать об этом. Никто из нас не хочет ненароком, по незнанию, нарушить обычай афганского народа.

— Я понимаю и поэтому стараюсь рассказать как можно подробнее. Мусульманин, который держит рузу, не имеет права курить, пить, есть в дневное время, сожительствовать с женщиной. Даже если человек случайно проглотит пыль, песок, дым, он за каждое такое мелкое нарушение должен соблюдать лишний день поста. В то же время от соблюдения поста освобождаются дети, старики, больные, кормящие матери, люди, путешествующие более трех суток, и мусульмане, находящиеся на войне. Особенно важными являются последние дни рамазана. По преданию в ночь на 27-е рамазана архангел Джабраил, выполняя волю аллаха, перенес Коран из-под престола господа на ближайшее к Земле седьмое небо, откуда содержание священной книги передавалось в течение двадцати двух с лишним лет пророку Мохаммаду, и он доводил божественные послания в виде проповедей и поучений до своих последователей. В эту и последующие ночи ожидаются чудеса, знамения, поэтому ночь с 26-го на 27-е рамазана считается ночью предопределения и называется лейлят-аль-кадр — ночью уважения. Я понимаю, товарищи, что все это выглядит в глазах грамотных, образованных людей смешным, далее лишенным смысла чудачеством, но афганцы очень верят таким преданиям, поверьям, строго придерживаются обычаев. Мы знаем, с каким уважением и тактом относятся наши советские друзья к обычаям жизни афганского народа. Но может случиться, что кто-либо из советских людей, не зная обычаев, поступит неправильно…

— Ты прав, рафик, — мягко сказал подошедший замполит батальона майор Шукалин. — Мы всегда это говорим нашим солдатам, особенно новичкам. А теперь расскажи о веселых праздниках, которые пришли к вам из глубины веков.

— С удовольствием. Только сначала закончу о рузе. Она приводит к тому, что люди истощаются, становятся легко возбудимыми, вспыльчивыми, угрюмыми, они не терпят чрезмерного веселья, откровенного разглядывания женщин, вида обнаженного тела и так далее. Сразу же по окончании месяца рамазана проводится праздник разговения. Он длится три дня. Интересно, что те, кто нарушил рузу, продолжают поститься, а остальные делают подношения продуктами, деньгами, натурой духовенству. В эти дни организовываются обильные угощения, активизируется торговля. Все торжества проходят под знаком прославления пророка Мохаммада, так как по преданию ранее руза длилась всю жизнь, потом шесть месяцев в году, потом три месяца, и только по просьбе Мохаммада аллах сократил пост до одного месяца.

Ашраф сделал паузу, а затем продолжил:

— Говоря об обычаях, я хочу рассказать вам и еще об одном из самых почитаемых старинных праздников у мусульман. Называется он ид-э-Курбан, или Праздник жертвоприношения. Легенда об этом празднике гласит: «Давным-давно аллах решил испытать одного из пророков Ибрагима Халилуле и приказал ему принести в жертву своего сына Исмаила. Однако потом аллах пожалел Исмаила. Он поставил перед Ибрагимом, стоявшим с завязанными глазами, барашка. И вот, когда Ибрагим увидел, что отрезал голову не сыну, а барану, в знак благодарности аллаху возвел Дом богов в Мекке, который впоследствии был назван храмом Кааба. В дни праздника мусульмане по квоте, определяемой правительством Саудовской Аравии, прибывают в Мекку. От афганцев, например, прибывает до семи тысяч человек.

Солдаты не отпускали Ашрафа, но майор Шукалин протестующе поднял руку.

— Хватит вам, товарищи, эксплуатировать нашего друга. Оставьте вопросы до следующего раза. Кстати, через два дня к нам еще придут представители афганской армии. Вот тогда удовлетворите свое любопытство. Пойдем, дорогой Ашраф, отобедай с нами.

А на следующий день комбат приказал первой и второй ротам сменить подразделение на постах и заставах по дороге на Хайратон. Инструктаж проводил начальник штаба батальона майор Мисник. Он был крепко сложен, несколько угловат, нетороплив и рассудителен. Майор стоял с указкой у карты и громко говорил:

— Достался вам не сладкий участок. Видите: долина, по которой проходит дорога, с двух сторон зажата горами. Там душманы, они достают эту дорогу «эресами». И еще, вдоль дороги сплошная кишлачная зона. Те, которые ближе к горам, заняты противником. По «зеленке» и каризам банды приближаются к шоссе и нападают на автоколонны. Наши посты и заставы днем и ночью в постоянном напряжении. Нередки случаи обстрелов и нападений на них. Какие-либо передвижения наших людей за пределами постов и застав исключены. Воду, дрова и продовольствие будем доставлять вертолетами или бронегруппами. Предупредите своих подчиненных не превращать себя в движущиеся мишени. Хорошенько разберитесь с системой минирования подходов к своим позициям. Где надо, дополнительно установите мины и малозаметные проволочные заграждения, определите секторы для ведения огня. Не забудьте, товарищи, о взаимодействии между своими точками. Кроме радио договоритесь о световых и других наблюдаемых сигналах. Будьте готовы к ведению боя в условиях полного окружения. Круговая оборона должна быть везде надежной.

Майор Мисник неторопливо ходил по кабинету и смотрел на командиров.

— Помните, в ротах немало новичков, уделите им особое внимание. С собой возьмите по десять боекомплектов, пойдете на «броне»; таскать на себе не будете. Не забудьте о емкостях для воды. И еще, об особенностях вашего участка. Вот два огромных кишлака Дакой Пайн и Дакой Боло. На языке дари это Верхний Пайн и Нижний Пайн. Они прилегают к шоссе с западной стороны. Видите, от них до гор сплошная «зеленка», испещренная реками и большими арыками. Вся территория пронизана сотнями каризов — подземными водными артериями. Они служат для скрытого передвижения душманов. По данным афганской разведки душманы оборудовали в каризах склады с боеприпасами и продовольствием. Жителей в кишлаках нет, а вот буквально через дорогу расположены кишлаки с верным правительственным населением. В них есть отряды самообороны. Об этом следует помнить, и ни один выстрел с вашей стороны не должен быть произведен в сторону этих кишлаков. Генерал-майор Щербак приказал, чтобы на каждой точке ежедневно бывали политработники и чтобы каждой роте были приданы по взводу саперов. Работы для «кротов» — так между собой офицеры называли саперов — там по горло. Часто и местные жители обращаются за помощью. Отказывать не следует, только безопасность саперов надо обеспечивать со всей серьезностью. Дорога огибает кишлачную зону по дуге. Смотрите, чтобы при ведении огня не попали по своим.

Ровно в двенадцать часов дня колонна вышла из военного городка и направилась к выходу из города. Проехали мимо советского госпиталя. Солдаты, весело махали медсестрам, советским девушкам, которые при виде колонны останавливались и смотрели ей вслед. Девчата хорошо понимали, чем часто заканчивается боевое задание солдат…

Отделению старшего сержанта Шувалова досталась застава номер семь. Равнина, много деревьев и кустов да еще и заброшенная виноградная плантация, по которой можно незаметно подойти к посту. К этому следует добавить еще и не менее десятка полуразрушенных строений.

 Командир взвода старший лейтенант Медведев сказал Шувалову:

— Ваша застава, товарищ старший сержант, находится, пожалуй, на самом опасном направлении. Нередко душманы ночью близко приближаются к ней, обстреливают из гранатометов и стрелкового оружия и мгновенно отходят. Вам особенно надо быть внимательными. Душманы наверняка сейчас наблюдают смену личного состава заставы и могут попытаться воспользоваться этим.

— А если нам увеличить радиус минного поля?

— Нельзя. Здесь нередко бегают дети, бродит скот.

— Ну а если поставить сигнальные мины?

— Они тоже могут изувечить ребенка, оставить его без глаз.

— Понятно… — грустно сказал Шувалов.

Стоявший недалеко и слышавший этот разговор младший сержант Леонов неожиданно предложил:

— А если применить метод солдат Великой Отечественной войны и увеличить зону безопасности вокруг заставы? Разместить малозаметные проволочные заграждения, на которые подвесить пустые консервные банки?

Шувалов и Медведев весело переглянулись.

— А что, это идея! — воскликнул командир взвода. — Действуйте, мужики! Я иду к следующему посту. Видите его на той высотке? Там и будет мой КП.

Шувалов приказал Леонову с ручным пулеметом занять позицию напротив «зеленки», а снайперу Попову взять под прицел развалины. Остальные солдаты собирали камни, укрепляли бруствер и огневые точки. Отделению были приданы два сапера — рядовой Тюкачев и вожатый миннорозыскной собаки младший сержант Полин. Им Шувалов приказал заняться МЗП — малозаметными проволочными препятствиями.

Полин, обычно веселый и разговорчивый, был хмурым и молчаливым. Все знали причину и с пониманием отнеслись к случившемуся. Он привез на заставу своего верного Джима и должен оставить его на заставе навсегда. Обычно собаки помогают саперам обнаруживать мины четыре-пять лет, а затем теряют нюх, становятся нервными, их охватывает апатия и вялость. Во время Великой Отечественной войны таких собак отстреливали: таков жестокий закон фронта. Но в Афганистане такое отношение к животному, привезенному с Родины, не подходит. Вряд ли нашелся бы человек, который смог бы нажать на спусковой крючок автомата. Таких собак, как правило, стали переправлять на сторожевые заставы. Это оправдало себя. Собака на заставе лучше всякого наблюдателя чувствует приближение противника, особенно ночью. Поэтому в них целятся в первую очередь душманские снайперы.

Джим посматривает на возню солдат с философским спокойствием. Главное, что хозяин с ним. И невдомек этому седому, величавому псу, что его саперная жизнь кончилась и что ждет его самое страшное: в ближайшее время его разлучат с хозяином. Младший сержант Полин получит молодую Альфу, которая уже прибыла в часть и находится в вольере

Тюкачев и Полин принялись складывать в большой брезентовый мешок, в котором обычно возят на БМП или БТР колотые дрова, пустые консервные банки. Джим, получивший команду: «Сидеть!», удивленно следил за действиями саперов. Он за свою длинную, по собачьим меркам, жизнь видел многое, но чтобы пустые жестяные банки вдруг понадобились саперам, наблюдал впервые. А саперы кончили работу на одной стороне и тронули МЗП. Банки сразу же зазвенели, и довольные своей работой парни перешли к новому участку.

К концу дня солдаты закончили работу. Командир лично еще раз осмотрел каждую огневую точку, влез в БМП, подвигал башней: хорошо ли будет оператору наблюдать цели, вылез наружу и приказал:

— Всем обедать. О распорядке на ночь скажу потом.

В дальнем углу разожгли небольшой костер, достали концентраты, мясные консервы, нацедили из огромной резиновой груши, установленной на корме саперного БТРа, воды и начали варить суп, а на второе разогрели выпотрошенную из консервных банок гречневую кашу. С краю костра на горячем угле примостили большой чайник.

Леонов сидел рядом с Кобликом и, наблюдая, как тот набивает кашей полный рот, весело сказал:

— А что, мужики, по-моему, Коблику доверять нести службу ночью опасно.

— Это почему же? — поинтересовался Шувалов.

— А потому что после такого обеда он всю ночь преспокойно проспит.

— Отстань, Антон, от парня. Он же поработал не в пример тебе. — Шувалов подмигнул Коблику; — Ешь, Коля, ешь на здоровье!

— А Джима накормили? — спросил Коблик, видя, что в кастрюле осталось еще немного каши.

— Конечно, — улыбнулся Полин. — Я его в первую очередь подзарядил.

Шувалов, принявший заставу от командира отделения, которое они сменили, успел выяснить, что людей не следует устраивать на ночлег в одном месте. Даже случайное попадание одной мины может привести к большой беде.

Поэтому солдат следует размещать практически по всей территории. Шувалов приказал, чтобы каждый солдат обложил место своего отдыха большими камнями. Эти индивидуальные дувальчики хорошо защищали парней от осколков.

Коблику, Леонову и Кольцову выпало заступать на дежурство ровно в полночь.

Полин успел своего Джима познакомить со всем отделением и проинструктировал солдат, какие их команды Джим будет выполнять.

— Он у меня сознательный и ночью не уснет. Если духа почует, лаять и бросаться к нему без команды не будет. Он только негромко зарычит. В такой момент лучше всего позвать меня.

— Если возникнет такой момент, — заметил старший сержант Шувалов, — то необходимо доложить мне.

— Командир роты вызывает, — позвал Шувалова радист, передавая наушники и микрофон.

— Я — Челнок, — сказал старший сержант и тут же услышал голос капитана Бочарова. Шувалов доложил о готовности отделения к действиям, ответил на вопросы командира роты и, протягивая наушники и микрофон радисту, приказал: — Будь на связи постоянно. В двадцать четыре часа тебя сменят.

Радист уныло взглянул на часы. Только люди его профессии знают, что такое почти пять часов быть в постоянном внимании. Но что поделаешь? В отделении слишком мало людей, чтобы позволить себе такую роскошь — находиться у рации по несколько человек.

Коблик удобно устроился в своем спальнике. Ночь и тишина царили вокруг. Не верилось, что он находится в стране, где идет война, и, может быть, в этот момент кто-то крадется в кромешной темноте сюда, чтобы забросать их гранатами, прошить огненными очередями.

Хорошо, что рядом находятся опытные, много повидавшие в свои двадцать лет его боевые товарищи.

Коблик взглянул на светящийся циферблат часов: всего только девятый час вечера, а кажется, что уже глубокая ночь.

Коблик зябко повел плечами, сейчас бы застегнуть спальник до самого подбородка, согреться бы. Но его мучила мысль, а вдруг нападение? Тогда каждая секунда будет дорога. Он нащупал лежавший справа автомат. Металл уже остыл, да так, что хотелось одернуть руку, а вот деревянные части еще хранили дневное тепло. Вздохнув, он вспомнил о доме…

Сколько Николай пролежал, перебирая в памяти прожитое, трудно сказать. Он решил посмотреть на часы, но не успел. Мимо мелькнула тень, и Коблик тут же услышал чей-то голос:

— Товарищ старший сержант, а, товарищ старший сержант! Что-то Джим учуял и рычит, да и банки брынькают, может, духи?

Шувалов поспешил за солдатом к каменным завалам. А через минуту застава была поднята по тревоге. Только оператору-наводчику из БМП Шувалов приказал пока в машину не залазить, чтобы лишнего шума не было. Ночь по-прежнему хранила тишину. Коблик лежал в двух метрах от Леонова и напряженно всматривался через амбразуру в сторону «зеленки». Его сектор ведения огня начинался от угла разрушенного сарайчика и тянулся до высокого дерева по форме своей похожего на кипарис. Метров двадцать сплошных кустов и маленьких деревьев. Когда было светло, он постарался запомнить каждую деталь, но оказывается, что ночью все равно ничего не видно. Помогли только камушки — указатели цели. Это перед наступлением темноты Кольцов посоветовал положить камни в начале и в конце сектора огня.

В кустах что-то ярко вспыхнуло, послышался резкий свист и раздался взрыв. За ним последовало еще несколько взрывов. Застава дружно ответила огнем. Коблику казалось, что он только успел нажать на спусковой крючок, как автомат замолчал. Понял, что кончились патроны. Лихорадочно начал расстегивать подсумок с запасными магазинами. «Идиот, — ругал он себя, — неужели трудно сообразить, что во время боя каждая секунда дорога». Вставил новый магазин, а стрельба кончилась. Только боевая машина пехоты сделала еще по «зеленке» серию выстрелов да прогрохотал бронетранспортер.

Стало тихо, и хорошо было слышно, как Шувалов докладывал по радиостанции о происшествии.

Леонов присел у продолжавшего лежать Коблика.

— Все… Больше не сунутся, попробовали на зуб, и хватит.

— А мы их атаковать не будем? — спросил Коблик.

— Бесполезно искать их в «зеленке». В темноте можно на мину напороться. Здесь, брат, другие законы войны. Ну что, пошли заступать на дежурство. Наше время подошло.

Коблик взглянул на часы: без пяти двенадцать.

Подошел Кольцов.

— Привет, мужики. Готовитесь?

— Слушай, Кольцов, — Леонов прищурился: — Ты, говорят, даже не проснулся.

— А чего горячку пороть, когда ты за двоих стараешься, — парировал Кольцов и сказал куда-то в темноту: — Командир, мы готовы.

Шувалов четко проинструктировал наряд, и вскоре рядовой Николай Коблик нес свое первое боевое дежурство.