Не все спят ночью

Пустынные улицы. Темные окна домов. Город спит спокойным сном, отдыхая после напряженного рабочего дня. Пара влюбленных, словно завороженные ночной тишиной, в обнимку стоят у подъезда большого дома. Стоят уже долго, и по их виду можно догадаться, что расставаться они не намерены. Неожиданно из-за угла дома вышел человек. Остановился и настороженно оглянулся. Молодые люди скрыты от него в тени подъезда, и он их не видит. Девушка сняла со своих плеч руки друга и кивнула головой в сторону прохожего, который в этот момент двигался к их дому. Парень молча потянул за руку девушку в открытую дверь темного подъезда. Незнакомец, не заметив их, прошел мимо.

Девушка прошептала:

— Чудной какой-то. Ночью с чемоданом по городу шатается.

Парень посмотрел вслед прохожему:

— Не говори! На улице теплынь, а он в перчатках…

Прохожий их не слышал. Он перебежал улицу и ловко перелез через двухметровый кирпичный забор. Невдалеке, чуть освещенное уличными фонарями, стояло недостроенное здание. Мужчина уверенно направился к нему и обогнув его, приблизился к трехэтажному дому, остановился у дерева, прижался к еще хранившему дневное тепло стволу и стал наблюдать. Настороженные глаза долго смотрели на входную дверь, тускло освещенную висящей над ней лампочкой. Затем он перевел взгляд на окна и внимательно, словно стараясь разгадать, что скрыто за темными стеклами, ощупывал каждое из них глазами.

Тишина. И, словно поверив только одной ей, мужчина двинулся к зданию. Он медленно прошелся вдоль ряда окон и остановился у последнего. За стеклом размытым силуэтом мелькнула чья-то голова. Мужчина сделал знак рукой. Почти сразу же отворилось окно, и в нем показалась лестница, которую опускал вниз другой мужчина. В этот момент его фигуру едва можно было различить в темноте. Высунувшись из окна почти наполовину, он поставил лестницу на землю. Первый мужчина передал своему напарнику плоский чемодан и по лестнице быстро взобрался в комнату. Они осторожно подняли лестницу обратно и закрыли окно. Тот, который ожидал прихода своего друга, злобно прошептал:

— Где тебя черти носят?! Думал, уже не придешь.

— Где-где! На улице светло как днем. Попробуй пройди незаметно…

— Ладно, хватит трепаться. Пошли!

И они двинулись к выходу из комнаты. Неслышно открыли дверь и оказались в длинном темном коридоре. В руках одного из них мелькнуло лезвие ножа. Он на цыпочках шел впереди, следом, держа в левой руке чемодан, а в правой — невключенный фонарик, двигался другой. Они прошли мимо одной двери, второй, третьей. Четвертая была открыта, и через нее вырывался в коридор довольно яркий свет. Первый ночной визитер подождал второго и подал ему знак поставить чемодан на пол. Затем они заглянули в комнату: в углу на составленных стульях спал старик сторож. Пришельцы молча переглянулись и двинулись дальше. В конце коридора они наткнулись на лестницу и начали медленно подниматься вверх. Прошли второй, затем третий этаж. Первый спрятал нож в карман пиджака, взял из руки напарника фонарик и начал осторожно продвигаться по ступенькам еще выше. Через два пролета они уперлись в обитую жестью дверь. Это был ход на чердак. Боясь, что дверь заскрипит, открывали ее медленно, сантиметр за сантиметром. Когда дверь отошла достаточно, они друг за другом прошли внутрь, тут же затворили ее за собой и прислушались.

На чердаке стояла черная, мертвая тишина. Все таило в себе неизвестность. Один из ночных визитеров не выдержал и тихо сказал:

— Включай фонарь! Чего ждать?!

Яркий узкий луч света пронзил весь чердак и уперся в противоположный угол крыши.

— Куда нам? — спросил все тот же голос.

— Возьми рулетку и от дверей отмерь четырнадцать метров.

— Отмерил. Что дальше?

— Теперь от этой точки пройди четыре с половиной метра вглубь, — скомандовал тот, который был с фонарем. Его напарник отмерил и это расстояние, возвратился за чемоданом и поставил его возле лежащей рулетки:

— Здесь? Ты уверен, что мы не ошиблись?

— Будь спок! Сейчас мы стоим как раз над самым центром кассы.

И работа началась. Осторожно совком, взятым из чемодана, они сняли слой шлака. Показались доски. Дом был старый, строился, когда для перекрытия применялись деревянные доски. В руках появились фомка, ножовка и другие инструменты, которыми они проделали дыру. Тот, который пришел с чемоданом, достал моток веревки, один конец привязал за стропила, другой — к чемодану и спустил его вниз. Затем друг за другом они спустились по веревке сами. Один из них повернулся к напарнику:

— Жора, глянь в окошко.

Тот подошел к окну и внимательно осмотрел двор. Все было спокойно.

— Порядок. Я больше боялся, что сторож не спит. Не хотелось на мокруху идти. Можешь начинать.

— А если там ни хрена нет?

— Что ты, Мужик! Я сам видел днем: тысяч шесть, не меньше, осталось. Давай, Степа, начинай.

Но Степан медлил, и это разожгло Жору:

— Ну, что резину тянешь?! Может, дрейфишь?

— Иди ты… Это на твой куриный ум — бери сверло и крути. Здесь подумать надо.

Он положил чемодан на пол и, поочередно щелкнув замками, поднял крышку. Сверху лежали медицинские резиновые перчатки. Степан снял с руки кожаные и натянул эти — из чемодана. Затем, подсвечивая себе тоненьким лучиком фонарика, тщательно начал осматривать громадный сейф. Наконец он нашел то, что искал: еле заметный тоненький проводок тянулся к плинтусу.

— Возьми в чемодане плоскогубцы и кусочек провода, — вполголоса приказал он Жоре.

Но тот, вытянув шею, замер у окна.

— Ты что — оглох? Не слышишь?!

Жора молча, с напряжением смотрел в окно. Степан выключил фонарик и подошел к нему:

— Увидел что-нибудь?

Жора повернул голову:

— Степа, милиция! Ей-богу, милиция! Я видел, как двое ко входу пошли, а трое — к стене. Давай рвать когти!

Они молча бросились к чемодану и начали собирать инструмент. В коридоре послышались шаги, и они, отталкивая друг друга, бросились к веревке. Степану мешали резиновые перчатки. Он никак не мог двигаться вслед за Жорой. Соскользнув вниз, на пол, он лихорадочно содрал с рук перчатки, начал быстро забираться на чердак…

 

Кража

— Товарищ майор?

— Да, я.

— Здравствуйте, докладывает помощник дежурного Басалай. Полковник Севидов приказал позвонить вам.

— Что случилось? — спросил Ветров, постепенно приходя в себя после сна.

— На кирпичном заводе неизвестные проникли через чердак в помещение кассы.

— Взяли что-нибудь?

— Пока неизвестно. Там сейчас наша оперативная группа.

— Выслали машину за мной?

— Да. Через несколько минут будет у вас.

— Хорошо. Выезжаю.

Ветров наскоро сполоснул лицо холодной водой и, одеваясь, посмотрел на часы — три двадцать. Вскоре милицейский «газик», повизгивая шинами на поворотах, мчался к месту происшествия.

У здания заводоуправления стоял другой автомобиль, на котором обычно оперативные группы прибывают по сигналу к месту преступления. Ветров молча прошел мимо стоящих у входа милиционеров и на первом этаже, в коридоре, столкнулся с начальником уголовного розыска Севидовым:

— Опять тот же почерк?

— Одни и те же сволочи!

— В сейф проникли?

— Не успели.

— Сигнализация сработала?

— Нет! Парень позвонил по «ноль-два». Он с девушкой стоял у дома напротив завода. Увидели, что какой-то тип с чемоданом на территорию завода через забор перелез. Показался подозрительным, вот и позвонили на наше счастье, а то шесть тысяч с лишним не стало бы.

Разговаривая, они вошли в помещение небольшой комнаты. В потолке, прямо на середине, зияла большая дыра, в углу комнаты стоял массивный металлический сейф, около него лежал раскрытый чемодан, доверху набитый различным слесарным инструментом.

— Смотрите, как подготовились, черти! — сказал Ветров и склонился над чемоданом. — Ножовки, ручная дрель, набор сверл, молоток, отвертки. Час нужен, чтобы осмотреть. Но как же они вошли? — спросил он у следователя Савича, который внимательно осматривал сейф.

— Да вот гляжу и голову ломаю. Сторож спал, ничего не слышал. Двери, запоры на окнах в порядке. Остается предположить, что один из них притаился на ночь внутри и впустил напарника через одно из окон, так как ключ от входной двери был у сторожа.

В комнату заглянул инспектор:

— Товарищ полковник! Они скорее всего попали в здание через окно крайнего кабинета. Там и лестницу нашли. Сторож говорит, что она раньше хранилась между дверями запасного выхода. Ключом они замыкают только внешнюю дверь, так что затащить ее в этот кабинет труда никакого не составляло.

Полковник предложил:

— Давайте посмотрим, что на чердаке делается.

Чердак был освещен мощными переносными электролампами, что позволяло детально обследовать его. Повсюду валялся хлам — великое множество различных железяк, поломанной мебели, тряпок.

Ветров подошел к эксперту.

— Ну, что нашел?

— Ничего толкового, — ответил молодой капитан. — След от веревки на стропиле. По ней и спустились в комнату…

— И драпу дали с ее помощью…

— Естественно…

— Естественно-то естественно. Вот только не пойму, почему они ее с собой прихватили? А вот инструменты… Постой, постой, а на крыше вы были?

— На крыше? Нет еще! Здесь под самую завязку работы.

— Тогда заканчивай здесь, а я с твоим помощником посмотрю. — Он повернулся к Савичу: — Владимир Николаевич, пойдем со мной.

— Иди пока один. Я буду продолжать осмотр внутри, а потом и к тебе подойду. Только осторожно. Не наследите там.

Ветров вместе с лейтенантом Борозным поднялись на крышу и вскоре обнаружили веревку. Один конец ее был привязан за арматуру ограждения края крыши, другой спускался вдоль угла дома и оканчивался на уровне второго этажа.

— Прыгали, черти! — глядя вниз, сказал Ветров и спросил стоявшего недалеко от здания кинолога: — А куда твой Мухтар довел?

— До ручья, товарищ майор.

— А дальше?

— Так вода же, Игорь Николаевич!

— Вода, вода. Учи, чтоб он и через воду запахи чуял, — шутливо проворчал Ветров. — Я уже и не помню, когда он в последний раз помогал нам.

— Как не помните! — обиделся кинолог. — А на прошлой неделе? Прямо в хату к ворам привел. Вы же сами требовали, чтобы я ему десять кило баранины купил.

— Какие там воры! Тоже выдумал. Киоск взяли пацаны, так ты уже и в герои своего пса произвел. Вот если бы он этих зацепил, так я бы ему на ползарплаты мяса купил.

Майор повернулся и, отряхиваясь, пошел к лазу, через который преступники поднялись на крышу.

 

Чьи же это инструменты?

— Алло! Владимир Афанасьевич?

— Да, я.

— Как там, вещдоки не заговорили?

— Нет еще.

— Ты понимаешь, Севидов предложил мне возглавить работу по раскрытию всех этих краж из сейфов…

— Поздравляю…

— Издеваешься? Ну ничего, ничего. Я и тебе эти поздравления передаю — ты тоже в опергруппе, так что слушай и запоминай. К шестнадцати часам подготовь эти вещдоки к тщательному осмотру. Мы с Савичем приведем несколько спецов, вместе и посоветуемся.

— Хорошо, к шестнадцати ноль-ноль все будет готово.

— Спасибо. Пока.

Ветров положил трубку и задумался. Обстановка в последнее время в городе осложнилась. В течение года опытные преступники совершили семь краж из сейфов. И вот восьмая. Правда, для воров она не была удачной. Но даже и этот случай говорит об их необыкновенной хитрости, осторожности, предусмотрительности. Кража затевалась в ночь с пятницы на субботу. Не будь она обнаружена, прошло бы более суток. А как ловко ушли! Не через окно или дверь, а через крышу, и именно в том месте, где нет окон. Рассчитывали, что если милиция и будет окружать дом, то все сотрудники станут у окон и дверей, а глухой угол сторожить незачем. Но ничего, теперь и для нас есть след. Чемодан и инструменты должны о многом рассказать.

Ровно в шестнадцать Ветров и Савич вошли в кабинет эксперта. Вместе с ними пришли трое пожилых мужчин. Градов двоих сразу же узнал. Один из них — худой, длинный как жердь, с манерой громко и резко разговаривать — это старший эксперт оперативно-технического отдела МВД подполковник Лядов. Второй — тоже высокий и худощавый — работает мастером в Госбанке. В его обязанности входят ремонт сейфов, а также изготовление ключей к ним. Фамилию его Градов помнил — Козловский, а вот имя, отчество забыл. Третьего капитан не знал. Он был среднего роста. Его несколько одутловатое лицо выражало растерянность и смущение. Большие с татуировкой руки были неспокойны.

Ветров тоже видел смущение третьего и, пригласив всех присесть, обратился к нему:

— Федор Андреевич, придвигайтесь поближе.

Когда все сели, Ветров коротко рассказал, что за чемодан стоит перед ними и где он был обнаружен. После этого приступили к осмотру. Лядов, не прикасаясь к чемодану, спросил у Градова:

— Пальцев не нашли?

— Нет. Наверняка в перчатках работали, даже собственные инструменты боялись брать голыми руками.

Лядов взял в руки чемодан.

— Тяжелый! Вы знаете, — он посмотрел на Ветрова, — этот чемодан изготовлен не в промышленных условиях. Скорее всего его кто-то смастерил по спецзаказу или же, на худой конец, преступник сам делал. — Он открыл чемодан и присвистнул: — Да, ничего не скажешь. Смотрите, как все рационально подготовлено. Первое отделение — медицинские перчатки — две пары, финский нож кустарного изготовления. — Он повертел его в руках и положил обратно. — Посмотрите, что они сделали из фонаря!

Все увидели обыкновенный длинный фонарик, но к нему вместо обычного стекла был прикреплен фотообъектив. В этот момент в кабинет вошел инспектор уголовного розыска Майский. Он спросил:

— Для чего они объектив от фотоаппарата к фонарю приспособили?

— Ясно для чего, — ответил Ветров. — Диафрагмой они регулировали толщину луча. Вот, посмотри. — И он включил фонарь. — При «работе» ночью это для них удобно. Регулируя толщину луча, они освещают только тот участок сейфа, где ведется работа. Свет же обычного фонарика был бы заметен с улицы.

Затем они долго осматривали отвертки, стамески. Их эбонитовые черные ручки были сточены и отшлифованы.

— Это для того сделано, — пояснил подполковник, — чтобы о ребристую поверхность не порвать медицинские перчатки.

Долго рассматривали плоскогубцы, кусачки, дрель и набор сверл к ней. Но ничего существенного, что могло помочь следствию, эксперты найти не смогли.

Федор Андреевич, до этого, как казалось, ко всему безучастный, оживился, когда начался осмотр отмычек, ключей и заготовок к ним. Он долго вертел каждый предмет в руках, рассматривал его, поднося близко к глазам. Держа в руке заготовку ключа, он проговорил:

— Ишь ты, отпущена!

— Как отпущена? — спросил Майский.

— На огне отпущена, чтобы металл мягче стал. Тогда этими штучками, — он взял в руки коробочку с надфилями, — можно легко изготовить нужный ключик.

Козловский взял у него заготовку и, рассматривая ее, сказал:

— Такие ключи могут быть подобраны к замкам сейфов, выпускаемых на заводе «Металлобытремонт». А вот отмычки, скажу я вам, сделаны классно, с большим знанием дела и умения. Ими, пожалуй, можно открыть многие замки.

— Ну, а где они могли быть изготовлены? — спросил Ветров.

— Трудно сказать. Но такие вещи сделать можно только в условиях серьезного производства.

Подполковник Лядов отложил в сторону небольшие тиски и взял в руки несколько полотен ножовки.

— Новые… Впрочем, этим они уже пользовались. Постойте, постойте! — и он начал ковыряться в чемодане, вытащил веревку. — Нет, не от нее.

— Что вас заинтересовало? — спросил Градов.

— Вот, видите, — нитка на этом полотне. Скорее всего полотна были завернуты в кусок льняного материала белого цвета. Полотна — в масле, и не мог хозяин этого чемодана, отличающийся аккуратностью, положить их, не завернув в бумагу или тряпку. Надо еще раз осмотреть место происшествия.

— Вы правы, товарищ Лядов, — проговорил задумчиво Савич. — Эту тряпочку есть смысл поискать. В помещении кассы мы все хорошо осмотрели, а вот на чердаке, где они вскрывали перекрытие…

— Да, но там столько различных тряпок… — засомневался Майский. Но его перебил Ветров:

— Вот и хорошо. Значит, есть где искать. Сейчас же и приступай к делу.

— Хорошо, Игорь Николаевич.

Хотя Майский ответил с готовностью, но по его голосу Ветров понял, что тот не осознал важности задачи, и поэтому, как бы рассуждая вслух, произнес:

— Для нас каждая мелочь, любая тряпочка может оказаться открытием, и сейчас важно собрать все крупицы, имеющие хоть какое-то отношение к делу. Ну что, продолжим?

Они еще долго рассматривали и обсуждали каждый предмет, взятый из чемодана…

Когда уходили, Ветров, поблагодарив экспертов, задержал руку Федора Андреевича:

— Не затруднит ли вас зайти ко мне на несколько минут?

— С удовольствием, Игорь Николаевич.

Когда они оказались в кабинете, Ветров произнес:

— Федор Андреевич, я уже много раз обращался к вам за помощью, и ваши советы не раз выручали меня. Надеюсь на вас и сейчас.

— Для вас, Игорь Николаевич, для вас постараюсь сделать все, что смогу… — смущенно ответил Федор Андреевич и продолжил: — Мне кажется, что такой чемодан могли изготовить где-то в Прибалтике.

— А отмычки?

— Я знаю несколько человек, которые могут такими штучками пользоваться. Возьмите хотя бы Прупаса или Сашку Горелова. Они любили поковыряться в ящиках, а замки брали именно такими железками. Но я скажу вам, что ни один из них сделать отмычку не мог. Они их выпрашивали у кого только могли.

— А не знаете, кто изготовлял их?

— Я знаю, что у Прупаса на инструментальном заводе был знакомый, который кое-что делал для него.

— Федор Андреевич, вы не слышали, кто сейчас может пойти на кассу?

— Вы же знаете, что я, благодаря вам, завязал. Об этом знают все. Кто же после этого будет делиться со мной своими мыслями? Если прослышу что-либо, то вас сразу же найду. А вот посмотреть Прупаса и Горелова советую.

Ветров, поблагодарив собеседника, распрощался с ним и направился к заместителю начальника уголовного розыска. Ковалевский был у себя. Протянул Ветрову руку:

— Хорошо, что зашел. Я просил приготовить списки лиц, ранее совершивших кражи из сейфов. Их только что принесли, — и он протянул майору несколько отпечатанных листов бумаги.

Ветров с Ковалевским был знаком не один год. Работать с ним было легко. Подполковник прекрасно знал свое дело. Вместе им приходилось попадать в различные, самые сложные ситуации. Ковалевский всегда оставался спокойным, рассудительным. Вот и сейчас, по горло загруженный раскрытием серии ограблений, совершенных за последние месяцы в городе, он нашел время, чтобы помочь своему подчиненному.

Когда они были только вдвоем, то переходили на «ты». Сейчас им никто не мешал обстоятельно и откровенно побеседовать. Ковалевский отложил в сторону ручку и спросил:

— Что думаешь по этому делу?

Ветров пожал плечами:

— Пока трудно сказать что-либо определенное. До этого случая они действовали как тени. Делали свое дело и исчезали, не оставляя никаких зацепок.

— Зато сегодня целый ворох оставили, — улыбнулся подполковник и добавил: — И для тебя это более чем достаточно. Я по горло занят этими грабежами и, честно говоря, ни в какие подробности не вдавался. Севидов заболел. У него тридцать девять, а полез на место происшествия. Меня, видишь ли, не хотел беспокоить. Говорит, знал, что все равно ему придется ложиться в постель, и хотел, чтобы я вышел на работу с ясной головой. Кроме списков я дал указание собрать к вечеру все нераскрытые дела по кражам из сейфов, которые были совершены в последние два года, и договорился с начальником следственного отдела, чтобы эти дела принял к производству один опытный следователь.

— Спасибо, именно об этом я и хотел тебя попросить. Сегодня же необходимо назначить экспертизу, чтобы выяснить, этими ли инструментами пользовались преступники на прежних местах краж. — Ветров задумался, затем подтянул к себе чистый листок бумаги и начал что-то чертить. — Понимаешь, в одном я уверен: мы имеем дело с очень опытной и необычной группой. Я бы сказал, — это настоящие виртуозы. Ты посмотрел бы на их орудия «производства». Все продумано до мелочей. Каждая отмычка, каждый предмет сделан с любовью, искусно и очень практично. В чемодане все разложено так, что в любую секунду можно воспользоваться любой вещью: будь то нож, отмычка или отвертка. Так может действовать тип уравновешенный и педантичный.

— Что еще можно сказать о хозяине чемодана? — задумчиво спросил сам себя Ветров. — Он неплохо разбирается в электротехнике. Вспомни хотя бы, как он легко справлялся с охранной сигнализацией. Об этом же говорят и многие предметы, находящиеся в чемодане. Да что тут толковать! Необычные это преступники. С такими, пожалуй, интересно и поработать, — добавил Ветров, вставая…

 

Прупас отпадает

— Здравствуйте, я из уголовного розыска, вот мое удостоверение.

— Здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста.

Уже немолодой, но по-юношески подтянутый директор авторемонтных мастерских вслух прочитал удостоверение:

— Майор милиции Ветров Игорь Николаевич. — И, возвращая документ, улыбнулся: — Раз уголовный розыск заинтересовался нашими мастерскими, значит, жди, директор, неприятностей.

— Ну что вы, Алексей Архипович! У меня всего лишь несколько вопросов об одном вашем работнике. Хотелось бы только попросить вас оставить этот разговор без комментариев вне нашего круга.

— Я понимаю, товарищ майор.

— У вас работает Прупас Григорий Иванович. Я хотел бы знать ваше мнение о нем.

Директор задумался на мгновение и ответил:

— Знаю его. Его прошлое нам известно. Сам рассказывал. Но сейчас он на правильном пути. В прошлом году женился на дочери нашего бригадира Моисеева. Недавно квартиру получили. Мне Моисеев признался как-то: мол, когда узнал, что Прупас трижды в тюрьме побывал, то был против женитьбы. Однако время показало, что человек, если захочет, может взять себя в руки и изменить свою жизнь. У Григория так и получилось. Не знаю, то ли любовь сыграла решающую роль, то ли он сам, хоть и с опозданием, но одумался. Одно теперь ясно, что крепко на ноги человек встал. Когда он с женой квартиру получил, то пригласил меня на новоселье. Я, знаете, не любитель застолья, да и здоровье подводит. И все же решил не огорчать человека — пошел. Он в тот вечер разоткровенничался. Говорит: «Думал, что не придете. А когда увидел у себя — понял, что доверяете мне».

— А с кем он дружит?

— По-моему, дружбы большой ни с кем он не водит. Со всеми приветлив. Если кто попросит помочь — не отказывается. И, что приятно, пить бросил. Вы можете с его женой Галей побеседовать. Она толковая женщина и врать не будет.

Ветрову понравилось, что директор так тепло отзывается о ранее судимом человеке. Майор знал случаи, когда отдельные руководители как огня боятся брать на работу однажды оступившихся людей. Какой же горький осадок остается в их сознании от такого отношения! Не это ли толкало некоторых из них на новые преступления?! И сейчас, сидя напротив умного, по-житейски рассудительного человека, он подумал: «Побольше бы таких руководителей, и коллектив поставил бы на ноги не одного Прупаса». Еще раньше Ветров беседовал о нем с участковым инспектором. Тот тоже придерживался твердого мнения: Прупасом уголовный розыск может не интересоваться. Но не в правилах майора было бросать дело на полпути. Уж если исключать человека из поля зрения, то так, чтобы потом не возвращаться к нему, чтобы и тени сомнения не оставалось в душе. Он спросил:

— Алексей Архипович, не знаете, где он был в субботу и воскресенье?

— В субботу был рабочий день, и я видел его сам. Вместе с Кардышевым он делал срочный ремонт. А вот где он был в воскресенье — я не знаю.

— Скажите, а он не носит с собой инструменты? — И, увидев, как директор удивленно посмотрел на него, добавил: — Ну, скажем, когда ремонт надо делать вне мастерских или, может, частнику какому-нибудь помочь?

— Такое бывает редко. Естественно, он тогда берет с собой инструменты, но я скажу вам, что в одиночку на ремонт вне мастерской Прупас не ходит. Если машина стала где-нибудь на линии и ей требуется мелкий ремонт, мы посылаем двух-трех человек. Инструменты они кладут в ящик и отвозят к месту назначения.

Вскоре Ветров, поблагодарив директора и пожав на прощание ему руку, ушел. К вечеру майор вычеркнул из своей записной книжки фамилию Прупаса и вписал Горелова.

«Завтра начну с него», — решил майор…

 

Визит к Горелову

— Горелов? Александр Юрьевич?

— Да, я. Что вам угодно?

— Я из милиции, вот мое удостоверение.

Высокий, худощавый Горелов внимательно посмотрел на документ, пригласил Ветрова в квартиру. Майор сделал несколько шагов по небольшому, узкому коридорчику и оказался в комнате. Здесь царил полный беспорядок: на диване — смятая постель, подушка валялась на полу, из-под нее выглядывали коричневые полуботинки. В углу, на сиденье стула, лежали скомканные пиджак, брюки, рубашка. На столе стояли пустые из-под водки и вина бутылки, остатки пищи. Ветров понял, что здесь вчера была попойка. Он повернулся к стоящему у двери Горелову:

— Что же вы так и стоите в трусах? Одевайтесь.

— А что я плохое сделал?

Майор улыбнулся:

— Чтобы быть одетым, по-моему, не обязательно делать что-либо плохое.

Горелов сел на диван, пододвинул к себе стул с одеждой. Ветров молча рассматривал комнату. Пытался определить, сколько же человек участвовало в пирушке. У стола стояло три стула, четвертый хозяин мог использовать для одежды. К тому же положение трех стульев говорило, что четвертый тоже стоял у стола. На столе — шесть стаканов. Но судить по ним, сколько человек бражничало здесь накануне, — нельзя. Увидев, что Горелов наконец оделся, Ветров спросил:

— По какому же это случаю вы вчера пиршествовали?

— Да так, просто собрались выпить, — уклончиво ответил хозяин квартиры.

Майор хорошо видел, как тот мучительно искал ответ на вопрос, с какой целью пришел к нему работник милиции. Решив не открываться, он задал Горелову следующий вопрос:

— И с кем это вы так просто собрались выпить.

— С друзьями.

— С какими друзьями?

— Да я их по фамилии и не знаю. Встречаемся здесь у пивного ларька, и все.

— И все — говорите? А вот, по-моему, не все. Называете их друзьями, а кто они — не знаете. А почему вы не работаете?

Горелов беспокойно заерзал на диване:

— В прошлом месяце болел почти целую неделю…

— Вы уже почти полгода не работаете. Так что не следует оправдываться недельной болезнью. Вас участковый инспектор предупреждал о трудоустройстве?

— Да, два раза. Но я же ничего такого не делаю, товарищ начальник. Спросите хотя бы участкового, он меня чуть ли не каждый день проверяет…

— А я спросил. Почти каждый день пьянствуете. Он материалы собирает, чтобы вас за тунеядство к ответственности привлечь или же направить на лечение от алкоголизма в лечебно-трудовой профилакторий. Однако я к вам по другому вопросу. Скажите, кто у вас был вчера?

Горелов молчал. Ветров взял свободный стул и сел напротив него.

— Так что же вы молчите, Александр Юрьевич? Кто вчера был?

— Я точно не знаю их фамилий. Ей-богу, не знаю.

— А что вы о них знаете?

— Одного Васькой зовут. Он работает на электротехническом. Второй тоже Васька. Грузчик из продовольственного магазина, что на углу. Как зовут третьего — не знаю. Мы его встретили около пивного ларька. Но если хотите, то его можно найти через продавщицу этого ларька. Она знает его.

— Где вы находились в ночь на вчерашний день?

— Дома.

— Неправда. Вас дома не было. Вы позавчера вышли из квартиры в восемь часов вечера и не возвращались.

— Товарищ майор! Честное слово, вас кто-то обманул. Я никуда из дому не выходил. Целый вечер дома просидел, потом спать лег.

— Бросьте, бросьте, Горелов. Даже слушать неприятно. А кого же во Фрунзенском райотделе задерживали? Правда, там вы назвались Левкиным. Думали, что работники милиции не разберутся. Так вот я напоминаю, что вас отпустили в двадцать три часа пятнадцать минут. Куда же вы затем пошли?

Поняв, что Горелов еще колеблется, говорить или не говорить правду, Ветров сказал:

— Не надо только врать. Вас в милиции сфотографировали. Ну, а кто из работников милиции не знает знаменитого Горелова?! Так где же вы были после того, как вас отпустили?

Горелов, взглянув на Ветрова, глухо ответил:

— У Левкина. Попросил, чтобы он не говорил в милиции, что это я прокатился за его счет.

— Ну, а потом чем вы занимались?

— Остался ночевать у него. Раздавили еще одну бутылку на двоих. Я и уснул.

— Кто может подтвердить это?

— Левкин, да и жена его тоже была дома. Она все ругала нас, но когда увидела, что я обалдел, то сама и предложила остаться у них.

Неожиданно в комнату без стука вошел водитель:

— Товарищ майор, вас — к рации.

— Хорошо, сейчас приду, — и повернулся к Горелову: — Погубите вы себя, Горелов, погубите. Неужели вам жить по-человечески не хочется? Одумайтесь, пока не поздно…

— Сам вижу, товарищ майор, что добром это не кончится. Вот только устроиться не могу. Никто не хочет ранее судимого на работу брать.

— Неправда. Вы даже устраиваться на работу идете во хмелю, а кому нужен пьянчужка? Давайте так с вами договоримся: приходите ко мне послезавтра. Я попробую помочь вам трудоустроиться. Но если подведете, то пеняйте на себя.

— Спасибо, товарищ майор! Я приду, честное слово, приду. Не подведу и буду вам благодарен.

— Ну что ж, посмотрим.

Ветров вышел, сел в машину и взял в руки микрофон. Ответил сразу же дежурный по управлению. Он попросил майора приехать на место происшествия, там ожидал его Майский.

 

Удача Майского

Старший лейтенант был расстроен. Задание, которое дал ему Ветров, казалось мелким и бесполезным.

— Кому нужна эта тряпка? — размышлял Майский. — Даже если и найдешь, что толку в ней? Зря только время будет потеряно. Однако делать нечего. Приказ есть приказ. Надо выполнять.

Как не любил Александр работать без должного настроения! Он был уже достаточно опытным работником. Но молодость — это все-таки молодость. Люди в таком возрасте подчас склонны преувеличивать свои силы. Правда, к Майскому это относилось лишь только отчасти. Уж очень нелегко складывалась его судьба.

Однажды, разговаривая с Майским, Ветров сказал:

— Работать, Саша, в уголовном розыске — это значит упорно постигать профессиональную мудрость.

И действительно, прошло не так уж много времени с тех пор, когда он, совсем зеленый лейтенантик, окончил среднюю специальную школу милиции и был направлен в уголовный розыск. А сколько произошло всяких событий! Майский успел многому научиться. Уже не дрожали от волнения руки и не замирало сердце, когда ему приходилось сталкиваться лицом к лицу с опасным преступником. Холодный расчет, быстрые, четкие движения, умение ориентироваться в сложившейся обстановке, быстро принимать нужное решение — все это обретал Майский но мере того, как приобщался к тревожной службе. Однако человек всегда остается человеком. Сколько он живет, столько и учится. Совсем недавно Александр считал, что он накопил достаточно знаний, и очень удивился, когда Севидов однажды спросил его:

— Ты учиться думаешь?

— Учиться? — изумился Майский. — Я же недавно школу окончил.

— То была средняя школа, а тебе нужна высшая.

И Майский сел за учебники, успешно сдал вступительные экзамены и теперь заочно учится в высшей школе МВД. Трудно, конечно, совмещать работу с учебой, но Александр убедился, что занятия в школе раскрывают перед ним новые горизонты.

Сейчас, отправляясь на задание, старший лейтенант успел во всех деталях продумать задание Ветрова и понял, что оно не такое уж мелочное. Впрочем, могут ли быть мелочи в его работе?!

Он пешком добрался до кирпичного завода. Пожилой сторож, видимо, напуганный событиями прошедшей ночи, долго и придирчиво рассматривал удостоверение Майского, а потом учинил ему настоящий допрос.

Александр погасил невольное раздражение и спокойно объяснил старику, зачем ему понадобилось побывать на территории завода.

Наконец сторож, правда, не без некоторого сомнения, разрешил старшему лейтенанту пройти через проходную.

Майский сразу же направился к зданию заводоуправления. Поднявшись на второй этаж, он вошел в приемную директора. Миловидная девушка, в отличие от охранника, без тени подозрительности и сомнения пропустила оперативного работника в кабинет.

Майский коротко рассказал директору о цели своего визита. Тот все понял с полуслова. Вызвал главного энергетика, распорядился осветить чердак и выделить старшему лейтенанту двух помощников.

Вскоре чердак был освещен в достаточной мере, и Майский, мысленно чертыхаясь, начал работу. Он тщательно рассматривал каждую тряпку. «Добра» этого здесь валялось превеликое множество. Однако нужная тряпица никак не попадалась. Шаг за шагом Майский внимательно осматривал все закоулки чердака. Особое внимание он уделил пространству вокруг зиявшей дыры, через которую проникли преступники. Наконец настойчивость была вознаграждена. Он нашел то, что искал. Внимательно осмотрел обрывок полотенца и, сопровождаемый удивленными взглядами своих помощников, чуть ли не бегом направился к чердачной лестнице. Позвонил по телефону и попросил дежурного по управлению внутренних дел срочно разыскать Ветрова.

Майор скоро приехал, и Майский откровенно сказал ему:

— Вы еще раз преподали мне хороший урок, Игорь Николаевич. Честное слово! Когда вы сказали, чтобы я непременно разыскал эту тряпку, думал — пустая трата времени. А когда пришел сюда — еще больше пал духом. На чердаке сам черт поломает ноги! Где уж там искать какую-то тряпку! Но вот поработал и — пожалуйста, — Майский протянул обрывок полотенца. — Видите — следы масла. Наверняка от ножовочных полотен, которые и были завернуты в эту тряпку.

— Ну, а что она даст?

— Что даст, спрашиваете? А вот посмотрите! — Старший лейтенант поднес к свету фонарика конец тряпки. — Это обрывок полотенца, а на конце его, видите, сохранились четыре цифры: восемь, шесть, три и семь.

— Ясно, Александр Сергеевич. Молодец! Это серьезная зацепка. Оформляй протокол обнаружения и приезжай в управление. Будем мозговать. А пока я проверю еще одного человека. — И майор направился к лестнице, ведущей вниз…

 

Вор пойман. Но тот ли?

Ночь. Глухой, заросший сорняком и мелким кустарником пустырь. Его пересекает, крадучись, одинокий человек.

Чуть поодаль виднеется забор, а точнее говоря, высокая бетонированная стена-ограда, сверху подсвеченная электролампами. Ее внешняя сторона отбрасывает густую тень на траву. В этой тени и потонул неизвестный. Остановившись, он посмотрел по сторонам, прислушался к ночной тишине и, не уловив ничего подозрительного, подошел вплотную к стене. Сняв пиджак, человек начал разматывать опутавшую его грудь тонкую, прочную веревку. Через каждые двадцать — тридцать сантиметров на ней был завязан тугой узел. Размотав веревку, он аккуратно сложил ее у ног, снова натянул на плечи пиджак, застегнулся и присел на лежащий рядом булыжник.

Человек кого-то ждал. Это было видно по тому, как он несколько раз порывисто вставал со своего места, немного отходил от стены и, вытянув вперед левую руку, чтобы на нее упал свет электрической лампы, нетерпеливо посматривал на часы. В этот момент можно было заметить, что он молод, высок, длинные светлые волосы падали на плечи. Затем человек возвращался к стене, присаживался на прежнее место.

Минул час или что-то около этого, и острый, настороженный глаз пришельца выхватил из темноты силуэт какого-то субъекта, неслышной походкой приближающегося к ограждению. Судя по его уверенному, решительному шагу, место встречи было заранее оговорено.

Это был тот, которого так томительно ждал белокурый. Он взял в руку веревку и спокойно двинулся навстречу.

— Что так долго?

— Таксист попался уж больно любопытный. Все интересовался, куда, дескать, еду так поздно. Вот и пришлось подальше катануть…

— Ну, ладно. Пошли!

Второй снял с плеча небольшой вещмешок и молча направился за своим товарищем. Он был ниже белокурого чуть ли не на целую голову и почти полностью скрывался от света за его фигурой.

Белокурый точным движением набросил петлю веревки на металлический штырь, что торчал на гребне ограждения. Ловко взобрался на стену и, сидя на ней верхом, стал ожидать своего напарника. Тот привязал вещмешок за лежащий на земле свободный конец веревки и так же быстро поднялся на верх ограды. Высокий тут же начал подтягивать вещмешок.

Наверху было светло, и они торопились. Электричество хорошо освещало мужчину, который прибыл сюда, воспользовавшись услугами таксиста. Это был довольно прочно сбитый коротыш. Маленькая кепчонка каким-то чудом держалась на его голове и лишь слегка прикрывала жесткие, нерасчесанные волосы. Смуглое, скуластое лицо коротыша в этот момент выражало крайнюю степень волнения.

Они опустили вещмешок вниз, на внутреннюю сторону забора, и сюда же соскользнули по веревке сами. Не отвязывая ноши, оба напряженно вслушивались в тишину. Ее ничто не нарушало. И через минуту, низко пригнувшись к земле, они стремительно проскочили через небольшую асфальтированную площадку и замерли в кустах сирени, что буйно разрослась рядом со входом в заводоуправление. Оба, напрягая слух, внимательно смотрели вдоль здания. Успокоенные, подошли к дверям.

Высокий достал из кармана связку ключей и наклонился к замку. Вскоре они осторожно, на ощупь, продвигались по темному, длинному коридору. Им казалось, что каждый их шаг отдает гулким эхом. Вот и дверь, обитая жестью. Чуть просматривается квадрат окошка. На дверях надпись: «Касса». Из принесенного вещмешка взломщики достали различные инструменты, обернутые в куски ткани. Через десяток минут дверь была вскрыта. В маленькой комнате стоял небольшой письменный стол, рядом — громадный сейф. Белокурый приказал коротышу:

— Стань на стремя.

Тот молча направился к выходу. Он вышел во двор и спрятался в кустах сирени. Прошло пять, десять минут. Белокурый кончил колдовать у сейфа, поднялся на ноги. Замки были открыты, но он боялся тянуть за ручку дверки. Вдруг она заблокирована? Подойдя к окну, белокурый выглянул во двор. Все спокойно. Тогда он взял в руки фонарик и, подсвечивая себе, тщательно осмотрел со всех сторон сейф. Кажется, никакой сигнализации нет. И вор открыл дверку сейфа. Не мог он видеть и слышать, как в караульном помещении негромко зазвенел звонок и тревожно замигала красная лампочка: «Тревога!.. Тревога!!» Группа людей появилась перед коротышом неожиданно. Тот считал, что они могут приблизиться с другой стороны. Ему ничего не оставалось, как присесть в кустах и ждать. Когда четверо стрелков с фонариками и револьверами в руках вошли внутрь здания, он бросился бежать к ограде. Надежды на спасение друга не было…

Через несколько минут в дежурной части управления тревожно зазвонил телефон. Дежурный снял трубку и услышал:

— Милиция?

— Да-да, милиция!

— Это говорит начальник заводского караула. Мы только что задержали вора, проникшего в кассу. Он вскрыл сейф. В этот момент его и взяли.

— Понял. Выезжаем, — ответил дежурный и включил микрофон громкой связи:

— Внимание! Оперативная группа, на выезд!

Глянул на часы: два ноль девять. Наклонившись над журналом, он отметил время поступления сигнала. Вошел старший оперативной группы. Дежурный в нескольких словах доложил о сообщении, и через минуту милицейская машина мчалась по улице…

Дежурный позвонил домой Ветрову.

— Игорь Николаевич?

— Я.

— Говорит дежурный Мальков. Я решил вас побеспокоить. Происшествие по вашей части.

Еще не совсем пришедший в себя после сна, Ветров внимательно слушал. Он свободной рукой включил настольную лампу. Часы показывали пятнадцать минут третьего. Майор прервал дежурного:

— Правильно, что позвонил. Машина у вас есть?

— Конечно. Но я могу направить вам из райотдела. Это будет быстрее.

— Я буду ждать у подъезда, — сказал Ветров и начал одеваться. Жена проснулась сразу же, как зазвонил телефон. Выждала, когда он закончит разговор, спросила:

— Что случилось, Игорь?

— Спи, спи, Надюша! На сей раз вызов для меня приятный. Задержали вора. Возможно, он как раз мне и нужен.

Игорь Николаевич наклонился к жене, поцеловал в щеку и вышел в прихожую. Она подождала, когда захлопнется дверь, погасила свет и, набросив на себя легкий халатик, подошла к окну.

Надежда привыкла видеть улицу при дневном свете — многолюдной и шумной. Сейчас улица была пустынной, и фигура мужа, который показался на панели перед их подъездом, представилась ей совсем маленькой и действительно одинокой. Она решила дождаться, пока Игорь уедет.

Облокотившись на подоконник, Надежда подумала, сколько уж было таких вызовов. Казалось, можно бы и привыкнуть. Но каждый его уход в ночь заставлял ее волноваться, переживать. Правда, когда муж снова появлялся дома, она даже вида не подавала, чего ей стоило это ожидание. Она даже не догадывалась, что муж видел и понимал все: он ценил ее сдержанность и эти постоянные, скрываемые переживания за него.

А вот и машина. Ветров открыл дверцу, повернулся к дому, поднял голову и помахал Надежде рукой. Она отпрянула от окна. Видеть ее в этот момент он не мог. Значит, чувствовал, знал, что она не сможет после его ухода сразу же уснуть.

Заводская территория освещена слабо. Свет фар автомашины, на которой приехал Ветров, уперся в забор противоположного конца двора. Майор вошел в караульное помещение. Народу здесь было много. «Наверно, вся охрана собралась», — подумал он и, подозвав к себе начальника караула, попросил его отправить людей на пост. Затем подошел к задержанному. Возле него, справа и слева, сидели два милиционера. Ветров стал напротив:

— Здравствуй, Корявый!

Задержанный вздрогнул и поднял глаза. Он тоже узнал майора. На его лице появилось некое подобие улыбки.

— Здравствуйте, гражданин начальник.

— Решил, что на воле скучно?

— Да как сказать… Я ведь хотел, чтобы было веселее.

В разговор вмешался прибывший из управления молодой оперативник Скалов. Он спросил у Корявого:

— Один был или еще с кем-нибудь?

Ветров видел, как зыркнул на него задержанный, и строго взглянул на молодого оперативника. Если бы тот только знал, какую оплошность он допустил, задав этот вопрос! Ведь если Корявый был не один, то он наверняка мучается вопросом: задержан ли еще кто-нибудь из соучастников?

И вот на тебе! Вопрос лейтенанта — для него неожиданный ответ. Надо было как-то выходить из неловкого положения, и майор, не дожидаясь ответа Корявого, сказал:

— Ну, нам об этом, положим, известно. Ты же буквально на прошлой неделе клялся, что завязал. Опять жену с ребенком оставляешь?

— Так уж получилось. Черт попутал. По пьянке полез.

— Не ври! Ты же трезвый.

— А я только сейчас протрезвел.

— Ладно, — сказал Ветров, отходя в сторону, — поговорим со следующим.

Он заметил, как тревожно метнулся взгляд Корявого. Майор вышел из помещения и завел разговор с теми, кто задерживал Корявого. Они не видели больше никого. Но чем больше Ветров расспрашивал их, тем больше у него росла уверенность, что Корявый был не один. Об этом же свидетельствовало и то, что на месте происшествия, да и у самого Корявого не оказалось ключей, которыми была открыта входная дверь. Тщательно осмотрели забор и нашли свисающую веревку.

— Ясно, — сказал майор, — их было не менее двух. Остальные ушли здесь. — Он повернулся к Скалову: — Дайте задание кинологу — применить собаку. Организуйте ее сопровождение.

Сам он решил еще раз поговорить с Корявым и направился к караульному помещению…

Утро началось с поисков второго участника кражи. Ветров не стал отрывать Майского от проверки прачечных. Тот пытался по цифрам, что сохранились на куске полотенца, установить, кому оно принадлежало. Майор понимал, что, найди Майский хозяина полотенца, и путь к преступникам будет намного короче. Но и розыск напарника Корявого был необходим. Преступников надо было срочно проверять по другим кражам из сейфов. И он решил заняться поиском сам. Снова поговорил с Корявым, который уже находился в КПЗ. Но тот продолжал упорно твердить, что на кражу пошел один. Ветров не исключал, что поздно ночью до места происшествия преступники могли добраться на такси, и позвонил директору таксопарка, попросил его поговорить с шоферами. Но по горькому опыту майор знал, что редко еще встречаются водители такси, которые охотно помогают установить истину. Надо было действовать и в других направлениях. Майор решил съездить домой к Корявому, затем побывать на заводе, где он работал. Необходимо разыскать всех его друзей. На такое «дело» Корявый с первым попавшимся не пойдет. Некоторых его собутыльников майор знал лично, и это облегчало задачу.

При виде Ветрова большие карие глаза жены Корявого наполнились слезами:

— Наверное, опять с Николаем что-то случилось?

Ветров понимал: скрывать, что ее муж арестован, нет никакого смысла, и кивком головы подтвердил ее предположение:

— Да, не устоял. Опять за старое взялся.

Хозяйка молча села на диван. Ветров окинул взглядом комнату. Он здесь был еще тогда, когда Павлин совершил первое преступление. Майор помнил, как бедно выглядела тогда квартира. Но за прошедшее время в ней произошли большие изменения. Цветной телевизор, современная мебель, холодильник, на который он обратил внимание в коридоре. Все добыто трудом вот этой молодой плачущей женщины. Она работала на стройке, зарабатывала неплохо. А муж? Казалось, что ему еще нужно! Оступился в жизни — жена простила, терпеливо ждала его, сына растила. И вот на тебе — снова оставляет ее. Майор и хозяйка квартиры думали об одном и том же. Она, словно продолжая эти рассуждения, спросила:

— Не пойму, чего ему в жизни не хватает? У нас же все есть! Работай только честно, сына воспитывай. Скажите, что он сделал?

— Из заводской кассы пытался деньги украсть.

— Зачем это ему? Я ведь, как только он возвратился, два костюма справила ему, обула, пальто, плащ купила. Деньги — вот, лежат открыто. Бери, сколько надо! — она подошла к серванту, открыла правую дверку. — Вот посмотрите.

И действительно, на полке лежали деньги. Женщина еще сильнее заплакала:

— Я ему никогда не запрещала, только не пей и с друзьями такими, как Шпак, не водись.

— А кто этот Шпак?

— Да вместе они сидели, там и подружились. Первые дни от него отбоя не было. Каждый день пьяный приходил. Да и моего все подбивал на пьянки. Пыталась с ним при Николае поговорить, так он мне: «Не сунься, баба, в мужские дела».

— А с кем Николай еще дружит?

Хозяйка задумалась. Ветров помнил, как еще раньше она откровенно рассказывала ему обо всем, что знала, и был уверен в ее прямоте: не станет эта трудолюбивая женщина и на сей раз кривить душой. И не ошибся. К концу беседы майор знал фамилии пяти друзей Павлина, о которых ранее он ничего не слышал. Минут через двадцать — двадцать пять он попрощался с хозяйкой и вышел на улицу.

Было жарко, Ветров снял пиджак и, набросив его на руку, направился к автобусной остановке. Майор решил сразу же ехать к себе, в управление, и сегодня же организовать проверку друзей Павлина. Те, кто были с ним, наверняка уверены, что Корявый не скажет о них ничего, и, конечно, чувствуют себя в относительной безопасности. Нужно этим воспользоваться и быстрее завершить расследование…

В управлении Ветров в первую очередь встретил Майского и поинтересовался, как идет розыск хозяина полотенца. У Майского ничего утешительного пока не было, и он с огорчением рассказывал:

— Ноги уже гудят, а толку мало. Может, это полотенце в стирку не в нашем городе сдавали?

Ветров улыбнулся:

— Что нос повесил? Ты сначала обработай все свои пункты, а затем и на другие города кивай.

Майский смутился. Он вспомнил, как лет пять назад, проверив группу молодых людей с целью поиска довольно опасного преступника, заявил, что в этой группе его нет, и не хотел проверять оставшихся пять человек. Ветров тогда настоял, чтобы Майский продолжал работу, и именно последний из пяти оказался тем самым преступником.

— Да нет, Игорь Николаевич, я пока не обработаю все прачечные, от дела не отрешусь.

— А сколько их у тебя осталось?

— Мелочь, тридцать семь.

— Ну, ну, давай заканчивай. Возьми список и заодно проверь этих людей. Не принадлежит ли кому-либо из них полотенце? — Ветров протянул Майскому лист бумаги. — Здесь помечен ряд фамилий: Павлина и его друзей. Кто-то из них должен был прошедшей ночью участвовать в краже вместе с Павлином.

— Игорь Николаевич, а не их ли работа и в других местах?

— Не похоже. Павлин возвратился из колонии после того, как эта серия краж уже началась. Но друзей его проверить не помешает…

 

Запоздалое раскаяние

Все оперативные сотрудники были предельно загружены работой, и заместителю начальника уголовного розыска пришлось поломать голову, кому поручить проверку Шпаковского. Ковалевский понимал, что Ветрова надо освободить от Павлина. Его не следовало отвлекать от главного. В городе действовала опытная и хитрая группа преступников. Они могли в любую ночь снова напомнить о себе. Подполковник согласился с Ветровым. Павлин и его напарник или напарники вряд ли имеют отношение к другим кражам. Это стало точно известно после окончания исследования изъятых у Павлина инструментов, беседы с его женой, которая пояснила, что Павлин в те ночи, когда были совершены последние три кражи, находился дома. Нет, здесь действительно оставила следы другая группа. Подполковник попросил Ветрова еще раз попробовать расшевелить Павлина. Майору, как рассчитывал Ковалевский, легче, чем кому-либо другому, удастся склонить Павлина к даче правдивых показаний. Поэтому подполковник сказал:

— Попробуй, Игорь Николаевич, еще раз побеседовать с Павлином, а потом занимайся своим долом. Если он даже и не скажет, кто был с ним, мы на поиски много времени не затратим и доведем это дело до конца. Перед тобой задача стоит более трудная. Пока не поймаешь этих медвежатников, будут они пакостить долго.

— Понимаю. С Павлином я хотел и сам еще разок поговорить. Сейчас я уже знаю, как развязать ему язык.

Вскоре Ветров был в КПЗ. Павлин, увидев его, поднялся со своего места.

— Здравствуй, Николай.

— Здравствуйте, гражданин начальник.

— Ну что, пойдем побеседуем? — спросил майор и, не ожидая ответа, открыл дверь. — Я жду тебя и кабинете следователя.

Павлин натянул на себя пиджак и в сопровождении конвоира пошел вслед. В кабинете было не так душно, как в камере, и Павлин с тоской посмотрел на открытую форточку. Ветров уловил его взгляд:

— Что, уже по воле соскучился?

— Да она мне и надоесть не успела, — буркнул Павлин в ответ и, усаживаясь на привинченный к полу табурет, добавил: — Ни волей не успел надышаться, ни семьей налюбоваться. Жену мою видели?

— И жену видел, и сына видел. А вот сегодня со Шпаком хочу побеседовать.

— Что, уже взяли? — неожиданно спросил Павлин и осекся.

Ветров рассмеялся:

— Вот видишь, если б я не знал, кто был с тобой, то ты сам и сказал бы.

И уже серьезным тоном добавил:

— А ведь для тебя самого ох как нужны правдивые показания. Кражу совершить, ущерб причинить ты не успел, и суд может учесть правдивые показания как смягчающие вину обстоятельства. Ты же неглупый человек и должен хорошо понимать, что и без тебя истина будет установлена быстро, а вот снизить срок на год-полтора, наверное, было бы не лишним.

— Я понимаю. А ваши уже говорили со Шпаком?

— Что, боишься первым правду сказать?

— Сами же понимаете, товарищ, простите, гражданин майор…

— Ты, Николай, не о Шпаках проявляй заботу. О сыне, о жене подумай. Ждали они тебя, ждали, а ты им опять свинью подложил. Ох, парень, пора одуматься.

Павлин опустил голову:

— Жаль мне их… Подонок я, что и говорить…

И он неожиданно заплакал.

Майор нажал кнопку звонка, и через полминуты в кабинет вошел конвоир.

— Отведите его в камеру. Дайте бумагу и карандаш, он сам писать будет. — И спросил у Павлина:

— Правильно я тебя понял, Николай? — Павлин молча кивнул головой и поднялся с табурета…

Майор сразу же направился к Ковалевскому. Подполковник в этот момент тщательно инструктировал Скалова, которому поручалось задержать Шпака.

— Имей в виду, — предупредил Ветров в заключение инструктажа, — Шпаковский второй день дома не ночует. Я думаю, есть смысл побеседовать с женой Павлина. Шпаковский может попытаться что-нибудь выяснить через нее. Она честный человек, с ней можешь быть откровенным. Договорись, чтобы она, в случае его появления, известила нас.

 

На приемном пункте

— Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, как пройти к заведующей?

Пожилая, одетая в светло-голубой халат женщина, не глядя на Майского, ответила:

— Заведующей нет.

— А кто из начальства есть?

— Никого нет, — отрезала приемщица, демонстративно отвернувшись от посетителя, и, уже стоя к нему спиной, добавила: — Завтра приходите.

Майский не хотел уходить. В помещении, кроме этой капризной дамы, никого не было, и он раздумывал, как воспользоваться удобным случаем. Поведение приемщицы раздражало. Из-за таких вот людей и сыплются жалобы. Майский, стараясь быть спокойным, снова обратился к ней:

— Послушайте! Мне кажется, что от вежливости вы не умрете. — И, выждав, когда приемщица повернется к нему, добавил: — На вашем месте с посетителями лучше разговаривать стоя к ним лицом. В противном случае они начнут разговаривать с вами посредством книги жалоб. Я пришел сюда по службе и хотел бы видеть ответственное лицо.

Приемщица несколько поостыла и более вежливо произнесла:

— Я же вам русским языком объяснила, что заведующей нет.

— А я вас русским языком спрашиваю, кто в таком случае из ваших работников может дать нужные мне пояснения? — и Майский предъявил удостоверение.

Приемщица внимательно просмотрела документ и уже совсем спокойно спросила:

— Что вас интересует?

Майский достал найденную на чердаке половину полотенца:

— Посмотрите, пожалуйста, эти цифры. Не ваши?

Женщина взяла в руки полотенце и сверила цифры с записями в журнале.

— Вы знаете, цифры наши, — сказала она задумчиво, — но полотенце сдавалось в прошлом году. Да, да точно! Эти номера в прошлом году проходили.

— Прекрасно! А у кого хранятся прошлогодние журналы?

— У заведующей.

Майский ликовал. Он уже забыл о неприятной встрече. Ему не терпелось довести дело до конца, и он заискивающе спросил:

— Скажите, пожалуйста, а вы не смогли бы сейчас достать эти журналы? Поверьте, очень нужно!

Приемщица подобрела, и в ее сознании завихрилась мысль о детективе. И где?! В этом надоевшем ей до чертиков приемном пункте!

— Подождите здесь, пожалуйста, и покараульте, чтобы никто за барьер не заходил, а я попробую.

— Вот спасибо! — обрадовался Майский и вслед добавил: — За сохранность ценностей не беспокойтесь. Если кто-нибудь руку за барьер протянет, так я тут же стрелять начну.

Женщина улыбнулась и скрылась за дверью. А Майский стоял и думал: кажется, что стоит ей вот так, по-человечески отнестись к посетителю? И сама бы нервы не трепала, и людям настроение не портила.

А вот и она. Женщина подошла к барьеру и протянула Майскому журнал:

— Журнал подскажет, за кем значатся эти номера.

Майский начал листать журнал. Он уже знал, что первые три цифры, которых нет на полотенце, обозначают номер приемного пункта. Поэтому старшего лейтенанта не смутили семизначные цифры. Прошло несколько минут, и Александр со счастливым лицом записывал в своем блокноте адрес человека, которому выдавались эти номера. С улыбкой возвратил журнал:

— Большое спасибо. Вы мне очень помогли.

 

Поиск Шпака

Скалов уже несколько дней провел в поисках Шпаковского, но тот словно в воду канул. Где только не побывал молодой оперработник, перезнакомился с десятками людей, которые хорошо знали этого типа, но никто ему помочь не мог.

Правда, от многих из них Скалов помощи и не ожидал. Это были люди, которых с разыскиваемым роднило темное прошлое. И конечно, им-то и не хотелось, чтобы их дружок оказался в руках следственных органов и правосудия. Плохо было еще и то, что сам Скалов не знал в лицо Шпаковского. Но лейтенант не унывал. Сегодня он направился по адресу, который ему подсказал сосед Шпаковского. Старик утверждал, что видел последнего, когда тот выходил из небольшого деревянного дома. Скалов проверил, кто живет там, и выяснил, что вместе с родителями в этом доме приютился некий Иван Сараев. Дальнейшая проверка дала возможность выяснить, что Сараев вместе со Шпаковским в одном и том же месте отбывали срок наказания.

Скалов решил сегодня понаблюдать за этим домом и продумать план дальнейших действий. Он остановился в небольшом скверике, расположенном наискосок через улицу от дома. Не торопясь огляделся. Все было спокойно. Скалов начал внимательно рассматривать дом. Запоминал каждую деталь, подходы, калитку, высокий частокол. На улицу выходили два окна, во двор — три.

— Нужно будет посмотреть, — рассуждал лейтенант, — сколько окон с других сторон дома: это пригодится, если придется брать его прямо отсюда. Дом небольшой — комнаты четыре будет.

Он попытался представить себе внутреннюю планировку, но не получилось. В таких домах каждый хозяин разгораживал комнаты как ему заблагорассудится.

Внезапно из калитки вышла девушка и направилась в сторону Скалова.

«Странно, — подумал он, отходя на всякий случай в глубь сквера. — Ведь в этом доме никто из девчат не живет».

Девушка, не обращая внимания на Скалова, невдалеке прошла мимо. Лейтенант на всякий случай решил посмотреть, куда она пойдет, и двинулся следом. Незнакомка подошла к остановке и села в подошедший троллейбус. Скалов хотел вскочить в машину следом за ней и бросился бегом к остановке. Но не успел. Троллейбус ушел. Лейтенант огляделся — хотя бы работника милиции увидеть. Но — никого, и лейтенант, понурив голову, пошел обратно к дому. Прошел час, другой. Никто в дом не приходил и не выходил из него. Темнело, и Скалов решил уходить. Неожиданно мимо него прошла та же девушка. Она спокойно вошла в калитку. Лейтенант подождал, пока совсем стемнеет, и направился в штаб дружины. Он решил, не теряя времени, выяснить — кто же эта девушка?

Участкового инспектора Рыбникова Скалов нашел в штабе добровольной народной дружины. Они вместе учились в школе милиции и хорошо знали друг друга. Скалов сразу же перешел к делу:

— Слушай, Сергей! Ты знаешь Сараева?

— Ивана? Конечно. Не дает он мне покоя. Чернилит часто. Да и друзья к нему заходят такие, что ухо востро держи.

— А Шпаковского Андрея Никодимовича не знаешь?

— Это того, который в розыске? Нет, в лицо его не видел.

— Так вот: по моим данным, он может скрываться у Сараева. Я сегодня наблюдал за его домом и обратил внимание, что какая-то девушка вышла со двора, а когда стемнело, возвратилась. Перед нами с тобой стоит задача выяснить, нет ли Шпаковского в доме Сараева, и установить, кто эта девушка. Ты давно был у Сараева?

— На прошлой неделе.

— Не вызовет у них подозрение твое появление вновь?

— Не вызовет. Они ко мне привыкли. Только вот не пойму, кто эта девушка, которую ты видел? Я хорошо знаю, что в этом доме такая не проживает. Ну, ладно, разберемся. Когда мне к ним идти?

— Сейчас, дело не терпит.

— Ну, тогда я пошел.

Рыбников подошел к сейфу, замкнул его и надел фуражку.

— Где встретимся?

— Я тебя буду ждать у себя.

Они вместе вышли из помещения и разошлись в разные стороны.

 

Майский работает

Чем больше Майский узнавал о Сивакове, тем яснее становилось, что этот человек вряд ли мог быть причастен к преступлениям. Скромный, трудолюбивый, хороший семьянин, Анатолий Петрович Сиваков, по всем добытым данным, не мог жить двойной жизнью. Правда, нельзя было забывать других членов семьи: его мать, жену. Но это только из области фантазий. В их жизни Майский не нашел ничего предосудительного. Обе работали в одном и том же научно-исследовательском институте. Жена Сивакова заочно оканчивала институт. «Казалось, чего бы тут проще! — думал Майский. — Повстречайся с семьей Сивакова и выясни — что это за полотенце. Только что из этого выйдет? Внесет ли беседа что-либо определенное во всю эту историю? Скорее всего Сиваковы не знают, каким образом обрывок их полотенца оказался на месте происшествия». И Майский решил: в сложившейся ситуации торопиться нельзя.

Старший лейтенант продолжал осторожно изучать людей, окружающих семью Сиваковых. Вскоре в поле зрения попал знакомый Сивакова некто Труханов. Александр выяснил, что они раньше дружили, но потом какая-то черная кошка перебежала между ними дорогу, и дружба прекратилась. Труханов представлял интерес еще и потому, что ранее был судим за кражу из магазина. Однако прошло несколько дней, и Майский вычеркнул из своего блокнота и его. Оказалось, что поссорились Сиваков и Труханов еще три с половиной года тому назад. А полотенце сдавалось в стирку в прошлом году. К тому же Александр установил, что Труханов в то время, когда в городе были совершены две кражи подряд, был в командировке. И все-таки к кому же попало полотенце Сиваковых? Майский проверил, не было ли кражи у самих Сиваковых и не оказалось ли среди похищенных вещей злополучное полотенце. Но и эта проверка ничего не дала. Александр был удручен: надо же! Такая важная нить в руках, а потянуть за нее никак не удается! «Стоп, а не забыл ли ты, брат, что Сиваковы в этой квартире проживают всего год? Действительно, как же это я не сообразил! Остолоп!» — ругал себя старший лейтенант, а руки уже потянулись к телефону:

— Алло, адресное? Это Майский. Из уголовного розыска. Посмотрите, пожалуйста, где раньше был прописан Сиваков Анатолий Петрович?

Прошло несколько минут, и Александр держал в руке листок бумаги с бывшим адресом Сиваковых. Он не стал мешкать, набросил на плечи пиджак и вышел из кабинета.

Двухэтажный дом, в котором раньше жили Сиваковы, был построен еще до войны. Майский не торопясь прошел мимо, обдумывая, что делать: идти к жильцам или же сначала зайти в домоуправление. Решил, что лучше начать с домоуправления. Зашел в кабину телефона-автомата и позвонил по 02. Назвал дежурному адрес дома и попросил выяснить в жилищном управлении горисполкома адрес домоуправления, к которому относится дом.

Дежурный попросил перезвонить через десять минут. Александр повесил трубку и вышел из кабины. Невдалеке виднелся дом. Майский прикинул: «Квартир двадцать будет. Выберу в домоуправлении жильцов, которые должны знать Сиваковых, и пойду к ним».

Прошло десять минут, и Майский снова позвонил в управление. Вскоре он уже входил в кабинет управляющего домами.

За столом сидел круглолицый, средних лет мужчина. Вооружившись большими портняжными ножницами, он подстригал на руках ногти.

— Здравствуйте! Вы управляющий домами?

Мужчина отложил ножницы в сторону:

— Здравствуйте. У меня сейчас неприемное время.

— Извините. Служебный вопрос.

— Пусть даже служебный, но для решения его отводится соответствующее время.

Старший лейтенант предъявил свое удостоверение.

— Мне действительно некогда ждать, пока вы обрежете ногти. У меня одна просьба: покажите лицевые счета на один дом.

— Милиция, милиция, — ворчал управляющий. — Всегда вам некогда.

Он встал и заглянул в следующую комнату.

— Тимофеевна, дайте этому товарищу лицевые счета на дом, который он назовет, — и, повернувшись к Майскому, сказал: — Пройдите туда, вам дадут счета.

Через полчаса он закончил изучать лицевые счета и сразу же направился к дому. Время уже подходило к шести вечера, и жильцы вскоре после работы соберутся дома. Александр решил побывать в пяти квартирах.

 

Итоги пока неутешительные

Севидову было о чем думать. Уже который день оперативная группа бьется над раскрытием краж из сейфов, а приблизиться к цели все не удается. Полковник не выдержал и, встав с постели, вышел на работу. На совещании он был черней тучи. Молча выслушивал своих подчиненных, иногда делал немногословные замечания. Оперативные работники хорошо знали полковника и старались во время доклада говорить только суть.

Докладывал Скалов.

— В доме Сараева, — говорил он, держа в руке блокнот, — Шпаковского нет. Вместе с участковым инспектором Рыбниковым под предлогом проверки, как соблюдается паспортный режим, мы побывали у него дома. Встретили нас спокойно. Там сейчас проживает девушка Воробьева. Ей двадцать один год. Работает на тонкосуконном комбинате, секретарь комсомольской организации цеха.

— А где сейчас Сараев? — спросил Севидов.

— Сараев, как говорят родители, уехал на несколько дней в деревню.

— Может, он туда и Шпаковского повез?

— Это мы еще не проверили.

Молчавший до этого Ветров заметил:

— Мы хотим попытаться поговорить с Воробьевой. По всем данным, — это честный человек. Если ей что-либо известно, она расскажет нам.

— А если с родителями поговорить? — спросил Ковалевский.

— Мы не знаем, играет ли здесь какую-нибудь роль Сараев, — возразил Ветров. — Если он не причастен к делу, тогда хорошо построенная беседа с ними будет небесполезной. Ну, а если причастен, то…

Севидов его перебил:

— Это, конечно, так. Но я не сомневаюсь в том, что если даже Сараев и причастен к преступлениям, то родители наверняка ничего не знают. Однако следует иметь в виду, что любая беседа с ними может насторожить их, а это повлечет за собой объяснение с сыном. Я считаю, что пока надо поговорить только с Воробьевой.

Севидов помолчал, обдумывая предложение Ветрова, а затем спросил:

— Кому поручим разговор? Скалову?

Ветров молча кивнул головой. Севидов повернулся к Майскому:

— А как у вас идут дела?

Майский встал:

— На прежнем месте жительства я переговорил с соседями Сиваковых, но, увы, ничего утешительного.

— А не могли они оставить это полотенце на старой квартире, и кто-либо из бывших соседей взял его?

— Нет, исключается, — заметил Ветров. — Это полотенце сдавалось в стирку, когда Сиваковы переехали в новую квартиру.

— Вы побывали в отделе кадров по месту работы Сивакова? — спросил Севидов у Ветрова.

— Да, выписал все прежние места работы Сивакова. Думаю завтра же начать их проверку.

— Да, пока похвастать нечем, — задумчиво протянул Севидов. — И зацепку имеем, а даже шагу вперед не сделали. А нас уже торопит начальник управления. Вчера ему из министерства звонили.

Затем Севидов еще раз повторил, кому что делать на следующий день, и закончил совещание…

 

Шпак в клетке

На стук в дверь Ветров сразу же ответил:

— Войдите.

В кабинет вошел Федор Андреевич.

Ветрова удивило появление этого человека. Но он виду не подал. Как-то уж повелось в их отношениях, что если нужен был Федор Андреевич, то майор сам и находил его.

Наблюдая, как не спеша устраивается гость, Ветров невольно вспомнил события десятилетней давности. Сколько тогда потребовалось усилий, чтобы изобличить этого человека! Но, видно, впрок пошли многочасовые беседы, подчас резкие, а порой и задушевные. Смог тогда еще молодой работник уголовного розыска заглянуть в глубь души этого человека, пробудить в нем добрые чувства, стремления, убедил-таки Федора в бесперспективности жизни преступника.

Ветров хорошо помнит, как однажды во время допроса Федор сказал:

— Много думал о наших беседах и, знаете, гражданин следователь, решил послушать вас. Попробую жить по-новому. Вот отсижу срок и опять приду к вам. Поможете?

— Помогу! — ответил Ветров. — А сейчас давайте все начистоту.

Многое рассказал тогда Федор: и как он пошел на кражу, и как попал под арест, и с кем совершил другие преступления, о причастности к которым работники угрозыска его и не подозревали. Ветров хорошо помнил, сколько труда ему стоило, чтобы поверили человеку — и начальство, и суд. Даже в колонию несколько раз съездил. Тронуло Федора Андреевича это внимание, и когда он освободился, то сразу же пришел к Ветрову. Тот помог ему найти подходящую работу, и человек действительно «завязал».

— Вы чем-то встревожены, Федор Андреевич? — спросил Ветров.

И в самом деле, вид его, движения рук выдавали сильное возбуждение.

— Часа полтора назад приходят ко мне два кента. Одного я хорошо знаю — это Шпаковский. Вместе срок тянули, когда я последний раз сидел. Приходят и предлагают мне дельце…

Ветров улыбнулся:

— И вы так разволновались?

— Не говорите! Отвык я от таких штучек… Спешил сюда проходными дворами да подъездами.

— Что же они предлагают?

— Сегодня на галантерейной фабрике зарплата. Все деньги за один день там никогда выдать не успевают. Большая часть остается на ночь. Вот и зовут в компанию — сейф взять.

— А почему они решили пригласить вас?

— Боятся… не смогут сигнализацию отключить.

— И до чего договорились?

— До кражи, естественно.

— Согласились?

— Да.

— Плохо!

— Это почему ж? Мы пойдем… А вы и встретите.

— И будем вас тоже привлекать — как соучастника? Где вы договорились встретиться?

— Сказали, что зайдут за мной около часа ночи.

— Кто второй?

— Я его не знаю, Игорь Николаевич. Раньше никогда не видал.

Ветров задумался. Вторым должен быть Сараев. Он позвонил Скалову и попросил принести фото Сараева.

И через несколько минут догадка Ветрова подтвердилась: Федор Андреевич опознал в Сараеве друга Шпаковского. Ветров задумался. Конечно, брать их у Федора Андреевича нельзя. Притом где гарантия, что придут они вдвоем? Он посмотрел на сидевшего напротив Федора Андреевича.

— Давайте сделаем так…

Ветров проинструктировал гостя и, когда тот ушел, начал готовить план операции по задержанию преступников…

Шпаковский был осторожен и за Федором Андреевичем направил Сараева. Они вышли со двора, и тут у ворот неожиданно остановилось такси. Из машины вышла женщина. Увидев Федора Андреевича, она обрадовалась:

— Федя, здравствуй! А я еду и все волнуюсь — дома ли ты?

Женщина говорила беспрерывно:

— Представилась возможность тебя навестить. Ездила к Степану, а на обратном пути и решила: повидаю-ка и второго братца. Чай, не выгонит. Не так ли? Примешь сестрицу на денек-другой?

— Что ты, Аня! Молодец, что приехала. Проходи в дом.

Федор Андреевич подхватил чемодан и, пропуская сестру вперед, чуть слышно проговорил:

— Придется отложить, видишь… сестра приехала.

Сараев все понимал и, кивнув головой, ушел. Недалеко на углу его ждал Шпаковский. Увидев Сараева, спросил:

— Ну что, идет старик?

— Не может он.

Шпаковский встревожился.

— Что случилось?

— Ничего не случилось. Вышли мы из хаты, а тут такси. Сестра его подкатывает. Проездом решила братика любимого повидать… Карга старая! Куда уж тут на дело идти. Предложил отложить…

— Куда откладывать! Завтра последние деньги раздадут. Откладывай после этого. Черт с ним! Без него обойдемся. Нам больше достанется. Пошли!

— А может, не надо горячку пороть? Вдруг сигнализация… Или замки не откроем.

— Ты что? Сдрейфил?

— Брось ты! Сдрейфил, сдрейфил… Я просто так. Если хочешь — пошли!

Они молча направились к галантерейной фабрике…

 

Шпаковский тоже отпадает

Ветров около двух часов затратил на разговор со Шпаковским. Тот пока отрицал свое участие в краже, совершенной вместе с Павлином. Но это сейчас мало волновало Игоря Николаевича. Доказать Шпаковскому, что он преступник, было несложно. Взять хотя бы квартирантку Сараева — Воробьеву. Девушка сообщала, что она недавно совершенно случайно услышала, как откровенничал Шпаковский. Хвастаясь перед Сараевым, он рассказывал, как с Павлином они пытались вскрыть сейф в заводской бухгалтерии. Какое-то особое чутье подсказывало майору, что за Шпаковским есть и другие грешки. Одно то, что Шпаковский не ночевал дома в те ночи, когда подряд были обворованы два магазина, и что при задержании этого типа работники милиции изъяли связку ключей, которая при странных обстоятельствах пропала в одном универмаге, говорило о многом. Но Ветров окончательно убедился и в другом: Шпаковский, впрочем как и Сараев, не причастен к преступлениям, которые предстояло раскрыть ему со своей группой.

Игорь Николаевич подробно доложил Севидову об этих соображениях и попросил, чтобы дальнейшую работу с задержанными повели другие оперативные работники. Севидов согласился.

И вот майор опять ломает голову над этим злополучным обрывком полотенца.

В кабинет вошел Майский.

— Ты был на заводе, где раньше работал Сиваков?

— Да, я только оттуда. Толкового мало. Сивакова помнят хорошо. Мнение — прекрасное.

— С кем дружил?

— Говорят, что ни с кем.

— Александр, а что, если с Сиваковым поговорить? Человек он, как мы уже знаем, честный. Чего нам таиться?

— Я тоже об этом думал, Игорь Николаевич. Тем более что есть подходящий момент.

— Какой?

— Сиваков завтра уезжает в командировку. Значит, шансы, что он сболтнет кому-либо что-то лишнее, уменьшаются.

— Хорошо, — хлопнул ладонью по столу майор, — завтра и поговорим…

Ветров и Майский застали Сивакова в институте, когда он уже собирался уходить.

Его не удивило появление работников милиции. На вопрос Игоря Николаевича, как он располагает временем, Сиваков улыбнулся:

— Здесь уместно задать этот вопрос мне. Ведь когда вызывают в милицию, то твое время — уже не твое.

— Ну что вы, Анатолий Петрович! Мы, во-первых, не вызываем вас, а приглашаем. Во-вторых, если у вас действительно цейтнот, то можно поговорить и здесь.

— Тогда давайте здесь. Я сегодня в командировку уезжаю, и, честно говоря, времени в обрез.

Они прошли в следующую комнату, заставленную кульманами, письменными столами. Людей здесь не было. Сиваков пояснил:

— Сейчас обеденный перерыв. Все разошлись кто куда. Одни отправились прогуляться, другие в пинг-понг играют.

Ветрову понравился Сиваков: открытое, приятное лицо, большие серые глаза смотрели на собеседника спокойно и внимательно.

— Скажите, Анатолий Петрович, до института где вы раньше работали?

— На инструментальном заводе. Одновременно учился на вечернем отделении. Когда окончил институт, предложили перейти сюда. — Сиваков улыбнулся. — Нашли, что во мне отлично сочетаются практика и наука.

— Насколько нам известно, здесь никто ошибки не допустил, — улыбкой на улыбку ответил Ветров, и лицо его стало сразу же серьезным. — Анатолий Петрович, мы по очень серьезному делу. Скажите, — майор кивнул Майскому, и тот достал из небольшого портфеля злополучный обрывок полотенца, — вам это ни о чем не говорит?

Сиваков удивленно посмотрел на обрывок.

— Мне? Нет, ни о чем не говорит. А собственно, к чему этот вопрос? Что значит эта тряпка?

— Видите ли, Анатолий Петрович, эту тряпку мы нашли на месте происшествия, а на ней вот… можете посмотреть, сохранились цифры. Они-то и подтверждают, что тряпка была когда-то частью полотенца, принадлежавшего вам.

— Черт знает что! — воскликнул Сиваков и взял в руки улику. — А вы с женой не говорили? Знаете, женщины в таких вещах лучше разбираются.

— Видите ли, мы не хотели никого из вашей семьи беспокоить. Нам сразу стало ясно, что ни вы, ни кто-либо из ваших родственников к преступлению не причастны. Поэтому и не беспокоили. Но, как говорится, обстоятельства сильнее нас. Вот и обратились к вам.

— Я-с-н-о, — протянул Сиваков и неожиданно предложил: — Знаете, что? Поехали ко мне домой. В связи с моим отъездом жена отпросилась с работы и сейчас, должно быть, собирает вещи в дорогу. Вместе и подумаем.

Майский, до этого сидевший молча, глядя на Ветрова, проговорил:

— Но тогда круг лиц, знающих о полотенце, расширится.

— Не волнуйтесь! — успокоил Сиваков. — Жена умеет держать язык за зубами.

Ветров решительно поднялся:

— Решено, едем.

В квартире Сиваковых их встретила молодая симпатичная женщина, одетая по-домашнему. Предположение Анатолия Петровича подтвердилось. Она готовила мужа к отъезду. Прямо на полу, посередине комнаты, стоял раскрытый чемодан. Хозяйка укладывала в него вещи.

— Вера! Это товарищи из милиции.

— Из милиции? А что случилось?

— Ничего, ничего, дорогая. Не волнуйся. Ничего не случилось. Я их пригласил, чтобы вместо с тобой подумать, как могло наше полотенце оказаться у жуликов?

— У каких жуликов? Какое полотенце?

Женщина явно разволновалась, и Ветров вмешался в разговор, объяснив ей суть дела. Хозяйка долго рассматривала обрывок полотенца.

— Полотенце наше. Лет пять назад я купила таких штук шесть. Постойте, постойте. Толя! А ведь ты в прошлом году старые полотенца на завод брал. Для ветоши. Помнишь?

— Да, действительно, я вспомнил. — Он повернулся к Ветрову. — Я брал это старье, чтобы руки вытирать, да и станок протирать тоже неплохо.

— Кто-либо из работающих с вами не мог воспользоваться этим полотенцем?

Сиваков задумался.

— Право, даже не знаю. Скажите, а вместе с полотенцем вы больше ничего не находили?

Теперь уже задумался Ветров. «Скорее всего концы надо искать на заводе, где раньше работал Сиваков, — рассуждал майор. — Следовательно, почему бы не показать ему инструменты…»

— Анатолий Петрович. А если мы еще полчаса-часок потеряем и подъедем к нам — в управление? Мы покажем вам кое-какие предметы.

— Я согласен. Поехали. — И Сиваков повернулся к супруге: — Ты, Верочка, собирай вещицы, а я — быстренько.

В управлении Ветров показал Анатолию Петровичу обнаруженный на месте происшествия чемодан.

— Видели у кого-нибудь такой?

— Нет, не видел, — ответил Сиваков и приподнял его за ручку. — Тяжелый!

— Давайте посмотрим, отчего он такой тяжелый, — улыбнулся Ветров и открыл чемодан. — Посмотрите, а эти предметы вам ни о чем не говорят?

Сиваков было протянул к чемодану руки. Но тут же отдернул их.

— А трогать можно?

— Пожалуйста.

Сиваков внимательно рассматривал каждый предмет.

— Ловко сделано, ловко! А это что? Ах да, отмычки, заготовки ключей.

Ветров спросил:

— Что — не знакомо?

— Вы знаете, нет.

— А вот этот фонарь? — спросил Майский. — Он приметный. Ни у кого не видели?

— Нет. Впрочем, постойте-постойте. Вспоминаю, как ручку для отвертки обтачивали на наждаке. Когда же это было?.. Вот не помню… Я еще сказал тогда, что на круглом наждаке точить это нежелательно.

— А кто точил? — спросил Ветров.

Краем глаза он видел, как Майский весь напрягся.

Сиваков задумался.

— Вот никак не припомню, кто же это был… стоп! Фонарик я видел в столе — у Николаева. Только не уверен, что именно этот. Но я хорошо помню, что фонарь был без отражателя, а рядом лежал фотообъектив. Я даже хотел у него как-то спросить, зачем он эти предметы держит на работе…

— И спросили? — не выдержал Майский.

— Нет, не спросил.

— А кто он, этот Николаев? — задал вопрос Ветров.

— Слесарь-инструментальщик. Мне довелось поработать с ним с полгода, а потом я перешел в институт.

В кабинет вошел Савич. Он протянул руку Сивакову:

— Здравствуйте! Я — следователь Савич. Мне сказали, что вы торопитесь. Хочу попросить вас уделить нам еще несколько минут. Домой вас подвезут на нашей машине. Не возражаете?

— Коль надо, так надо, — согласился Сиваков и попросил: — Только побыстрее, пожалуйста.

— Договорились, — ответил Савич и сразу же сел заполнять бланк протокола.

Пока шел допрос, Ветров еще раз осмотрел чемодан и его содержимое. Неожиданно он подумал о тех перипетиях, которые сблизили его с Савичем. Тот еще совсем недавно работал в прокуратуре. То ли дружба с Ветровым, то ли пришлась ему по душе милицейская служба, а скорее всего и то и другое, но решил Владимир Николаевич перейти работать в милицию. Ветров вспомнил, какие страсти разгорелись вокруг этого перехода. Запротестовало начальство Савича. Прокурор города даже кулаком погрозил майору: переманил, мол, хорошего работника, смотри у меня!

Однако против желания Владимира Николаевича никто не смог выдвинуть каких-либо веских доводов. Ведь и в милиции он продолжал то же дело. Его профессиональная подготовка, богатый опыт, умение расположить к себе человека по достоинству были оценены в новом коллективе.

Руководство управления знало о дружбе Савича с Ветровым, и не случайно они оказались вместе в одной и той же оперативной группе. Сотрудники были уверены: раз они взялись за дело — толк будет.

Вскоре допрос закончился, и Ветров попросил Сивакова еще раз тщательно осмотреть содержимое чемодана. Однако сколько Сиваков ни вглядывался в каждый предмет, ничего нового сказать он не мог. Но для работников милиции и сказанного было больше чем достаточно. Они тепло поблагодарили Анатолия Петровича, и тот сразу же уехал домой…

 

Опять кража

Утро началось с неприятного сообщения. Ночью кто-то забрал деньги из сейфа в одном проектном институте. Похищено свыше пяти тысяч рублей. Почерк был один и тот же, и Ветров не сомневался, что это работа все тех же преступников. На сей раз им никто не мешал и ничто не могло их остановить. Сигнализации в кассе не было. Сторож-женщина в полночь ушла спать домой и появилась на работе только после шести утра. Она даже не заметила следов преступников, и о краже стало известно только после прихода на службу работников бухгалтерии. Здесь люди настолько беспечно относились к сохранности денег, что, загляни воры в выдвинутый ящик стола кассира, они даже не стали бы тратить время на отмычки. Ключ от сейфа лежал на виду.

Участковый инспектор, под надзором которого находился институт, чуть не плакал:

— Сколько раз просил директора — поставьте на окна бухгалтерии решетки, оборудуйте сейф сигнализацией! Только в нынешнем году раз пять лично был у него. Дважды представления писал, а он все отмахивался: «Кто к нам полезет?! Сделаем как-нибудь твою сигнализацию». Вот и сделали…

Сколько ни бились следователь Савич, Ветров и эксперты оперативно-технического отдела над поиском следов, достичь они смогли только малого. Как обычно, медвежатники действовали чисто. Единственным утешением была нитка, обнаруженная на рамке форточки. Очевидно, один из них через незакрытую форточку дотянулся до шпингалетов и открыл окно в бухгалтерию, расположенную на первом этаже.

С места происшествия Ветров сразу же поехал в управление. Что выяснит Майский? Кто же он, Николаев?..

Майский с самого утра, как и договорились с Ветровым, поехал на завод, где раньше работал Николаев. В отделе кадров он собрал о нем необходимые сведения и пригласил на беседу начальника цеха. Но тот мало чем мог помочь.

Низкого роста, худощавый, с усталым лицом, начальник цеха не был расположен к беседе. Что-то не ладилось в цехе, и ему было не до Майского. Стараясь побыстрее отделаться от оперативного работника, он сказал:

— Что о нем рассказать? Работал на «тройку», брака не допускал, друзей у него не было, замкнут, имел за год три опоздания. Уволился по собственному желанию. Вот, пожалуй, и все.

— Не замечали, посторонними делами не занимался он? Например, нож изготовить или ключ?

— Нет, — односложно ответил начальник цеха и поднялся со стула, давая тем самым понять, что разговор окончен. Но тут в беседу вмешался начальник отдела кадров, до этого молча наблюдавший за разговором:

— Ты, Юрий Владимирович, не гони лошадей. Что ты ведешь себя, как ребенок! Думаешь, только у тебя работа, а товарищ просто так, от нечего делать, отрывает нас от дела? На его месте я бы повестку тебе в зубы и — в кабинет. Скажи спасибо, что он экономит твое время. Понимать должен: старший лейтенант выполняет государственную работу. Причем не менее важную, чем твоя. Так что не ерепенься, а подумай, чем помочь товарищу.

Майский с благодарностью смотрел на начальника отдела кадров, а тот продолжал:

— Вот ты, Юрий Владимирович, говоришь, что Николаев ни в чем предосудительном замечен не был. А я помню, как ты сам жаловался на этого Николаева, что дружки к нему посторонние повадились ходить. Ты еще удивлялся, как они на территорию завода попадали.

Слова начальника отдела кадров подействовали. Юрий Владимирович даже слегка покраснел. Теперь он уже как-то по-иному взглянул на старшего лейтенанта и, переменив тон, будто извиняясь, пояснил:

— Понимаете, в цехе ждут меня. — Он повернулся к начальнику отдела кадров. — Вы же сами знаете, Владимир Иванович, — кровь из носу, а заказ завтра должен быть выполнен.

— Брось, Юрий Владимирович! Тебя послушаешь, так выходит исполнение заказа срывается из-за их прихода.

— А что за друзья приходили к нему? — спросил Майский у начальника цеха.

— Я их не знаю. Но стал замечать, что около Николаева частенько какие-то подозрительные типы увиваются. Завод наш небольшой, и я даже из другого цеха и отделов почти всех людей в лицо знаю. А тех никогда не видел. Спросил как-то у Николаева: кто такие? Отвечает: из другого цеха. А я возьми однажды и останови одного. Спрашиваю, где работает. Смотрю — мнется. Вызвал охрану, разобрались. Оказывается, совсем посторонний. Через забор лазил. Дали тогда Николаеву взбучку, и сразу же посещения прекратились.

— Вот вы, товарищ старший лейтенант, спрашивали, не изготовлял ли Николаев посторонние предметы. Знаете, он мастер великолепный. Любую деталь, любой предмет сделает превосходно.

— Юрий Владимирович, а сколько человек к нему ходило?

— Из посторонних?

— Да.

— Трое. Они только поочередно бывали здесь.

— Скажите, а того парня, которого вы задержали, по фамилии не помните?

— Не поинтересовался тогда. Передал его охране, а сам в цех пошел. Николаева отчитал, предупредил, чтобы это было в последний раз.

Майский спросил у начальника отдела кадров:

— Владимир Иванович, а с охраной мне поговорить можно?

— Конечно, можно. Юрий Владимирович, а кому из работников охраны ты передал его?

— Петрову. Он предложил ему сразу же к начальнику охраны пройти.

— Ну, хорошо. Ты иди в цех, а дальше мы сами разберемся.

Майский поблагодарил начальника цеха и попросил никому не рассказывать об их беседе.

Вскоре в кабинет вошел начальник заводской охраны. Он сразу же вспомнил тот случай.

Когда Майский уходил с завода, в его записной была новая пометка. Теперь он знал фамилию друга Николаева…

Ветров ломал голову, как установить остальных подручных Николаева. «Сложилась какая-то противоречивая ситуация, — рассуждал майор. — С одной стороны, получилось вроде и неплохо: начальник цеха задержал одного из дружков Николаева. После этого никто из посторонних людей в цех не заходил. Но, с другой стороны, не сделай он этого, дружки заглядывали бы сюда по-прежнему, по-прежнему находились бы у всех на виду и теперь, разумеется, найти ответ на вопрос, кто есть кто, можно было бы без особого труда».

Игорь Николаевич поручил Майскому собирать сведения о Николаеве, выяснить все, что могло пригодиться сотрудникам уголовного розыска. Сам же занялся человеком, задержанным на заводе. К этому понуждало одно немаловажное обстоятельство: повидавший виды майор был озадачен, что задержанным оказался Горелов, тот самый Горелов, которого советовал проверить Федор Андреевич.

Ветров еще не забыл своего обещания и, когда после их встречи Горелов пришел на следующий день к Игорю Николаевичу, помог тому устроиться на работу. Горелов был вполне доволен своим нынешним положением, заходил к майору и рассыпался перед ним в благодарностях. Участковый инспектор несколько раз докладывал, что в поведении Горелова чего-либо предосудительного не наблюдается. И вот на тебе! Снова попал в поле зрения уголовного розыска!

Если Горелов в какой-то мере и причастен к кражам, то непосредственно сам находился в стороне от подобных предприятий. Об этом свидетельствовали материалы оперативных проверок. Но вместе с тем очевидно и другое: Горелов играл какую-то роль в расследуемом деле. А вот какую — надо разобраться. Ветров все больше склонялся к мысли встретиться с Гореловым, обстоятельно побеседовать с ним. Но как построить беседу? Как заставить этого тертого-перетертого калача сказать правду и не навредить сотрудникам милиции?

Сложно, ох как сложно найти общий язык с душевно шатким человеком! Как трудно вызвать его на искренний разговор!

Жизнь, прожитая впустую, бессмысленно, накладывает на психологию такого человека особый отпечаток. Он оправдывает в собственных глазах и антиобщественные проступки, и тяжкие уголовные деяния, находя поддержку среди таких же, как и он сам, субъектов. Майор прекрасно понимал, что убедить в чем-либо Горелова, склонить к даче правдивых показаний будет даже сложнее, чем поймать его на месте преступления.

Игорь Николаевич запросил из архива уголовные дела, по которым в свое время привлекался к ответственности Горелов. И вот сейчас внимательно изучает их. Неожиданно в кабинет вошли Майский и Скалов.

— Игорь Николаевич! А может, пригласить сюда Николаева? — спросил Майский. — Скажем, что нам стало известно о людях, которые посещали его на заводе, потребуем объяснений.

— Рано, Александр, рано.

— А почему рано, Игорь Николаенич? — удивился Скалов. — Ведь мы уже многое знаем, чтобы развязать ему язык.

Ветров улыбнулся:

— Нет, дорогой товарищ детектив Скалов, знаем мы пока очень мало! Хочешь убедиться в этом?

— Хочу! — упрямо мотнул головой Скалов.

— Тогда давай сделаем так: ты — есть ты, то есть лейтенант Скалов, инспектор уголовного розыска, а я — Николаев. А вот Майский будет судьей. Согласен?

— Хорошо! — весело согласился Скалов и сел на стул, который освободил ему Ветров. Он немножко выждал, придал лицу серьезное выражение и начал допрос:

— Как долго вы работаете на заводе?

— Полгода.

— Где вы раньше работали?

— На опытно-экспериментальном.

— Скажите, товарищ Николаев, почему приходили к вам люди, которые на заводе не работали?

— Да что вы, товарищ Скалов! Я никогда никого не приглашал. Был, правда, один случай. Пришел ко мне мой знакомый Сашка Горелов, так его же сам начальник цеха выгнал. Спросите у нашего начальника. Он подтвердит.

— А кто еще к вам в цех приходил?

— Больше никого не было.

— Бросьте, товарищ Николаев! Прежде чем пригласить сюда, мы хорошо познакомились с вами. Так что давайте будем откровенными. Если мы говорим, что к вам еще приходили люди, значит, точно приходили.

— Ну что вы, товарищ Скалов, какой резон мне врать. Конечно, люди приходили, но это все рабочие завода.

— Назовите их.

— Фамилий не знаю. Помню, один спрашивал, нет ли у меня сверла «победит», второй на наждаке, он рядом с моим станком стоит, шлифанул какую-то деталь.

— А что же Горелов шлифовал?

— Ничего не шлифовал. Он забежал ко мне взять взаймы денег.

— И одолжили вы деньги?

— Нет. Я на работу беру только на обед.

— А сколько он просил?

— Тридцать рублей.

— Товарищ Николаев, вспомните: в прошлом году Сиваков спрашивал, он потом уводился с вашего завода, зачем вы эбонитовую ручку отвертки на круглом наждаке обтачиваете, зачем это понадобилось?

— Ручку отвертки? Нет, что-то не припомню такого. Может, я свою отвертку затачивал, так это каждый слесарь делает регулярно.

— Ну, хорошо. Забыли так забыли. А для чего в вашем столе лежали фонарик и фотообъектив? Или тоже не помните? Так я напомню… — и Скалов по-хозяйски выдвинул ящик из стола Ветрова, демонстративно достал оттуда линейку, которая имитировала фонарик, поднял ее перед воображаемым Николаевым. — Узнаете?!

— Что? Фонарик? Впервые вижу. На работе у меня действительно был похожий… но его украли.

— А фотообъектив?

— Тоже украли. Там еще лежали две кассеты для фотопленки. Их тоже не стало.

— И кто же их украл?

— Не знаю.

— А кому вы говорили о краже?

— Буду я из-за такой мелочи шум поднимать?

Чем больше Скалов задавал вопросов мнимому Николаеву, тем больше заходил он в тупик. Наконец лейтенант сник совсем. Ветров заметил это, улыбнулся и повернулся к Майскому:

— Как, товарищ судья?

— А что сам Скалов скажет?

— А почему вы решили, Игорь Николаевич, что Николаев не умолчит о визите к нему Горелова?

— А что он, дурак? Я уверен, как только Горелов был отпущен заводской охраной, он сразу же нашел Николаева, и они все эти вопросы оговорили. А ты плохо к допросу подготовился, — кивнул Ветров в сторону Скалова.

— Это почему же? — покраснел лейтенант.

— Говоришь, что хорошо изучил Николаева, а сам задаешь вопрос, где он раньше работал… Так как же, будем вызывать Николаева?

— Выходит, что не будем. А за урок спасибо.

— И тебе спасибо, — серьезным тоном поблагодарил Ветров и, прочитав удивление на лице Скалова, пояснил: — Я тут до вашего прихода тоже подумывал, чтобы пригласить одного человека для подобной откровенной беседы. Но теперь решил, что делать это не следует. Здесь нужно что-то другое. Так что устраивайтесь поудобнее и давайте подумаем, как быть дальше…

 

Знакомство в магазине

Горелов недалеко от гастронома встретил старого знакомого — Федора. Разница в годах была большой, но Горелов всегда чувствовал к этому пожилому человеку уважение. В молодости он умел воровать, делал это на редкость чисто, а затем «завязал», и сколько раз прежние дружки ни пытались втянуть его снова в «дело», все заканчивалось безрезультатно. Многих Федор сам смог переубедить, и те начинали жить по-новому.

Горелову нравился спокойный, рассудительный характер Федора, и когда он увидел его, тут же подошел:

— Здорово, дед! Как ты держишься?

— А, Саша! Здоров, здоров! Держусь потихоньку. И, как там в песне поется, «я не буду больше молодым». Ну а ты как? Смотрю, вроде бы выше стал да тоньше. Не женился?

— Да где там. Ты вот говоришь, что больше не будешь молодым, а я женатым не буду. Так что, старик, мы с тобой, как говорится, квиты. Пойдем по случаю встречи бутылку раздавим.

— Ты знаешь, Саша, тороплюсь. Я, может, в следующий раз.

— Брось ты, Федор! Тороплюсь, тороплюсь! Так и жизнь пройдет незаметно. Да и когда мы снова с тобой увидимся? Пошли!

— Может, ты и прав. Айда!

И они направились в магазин. По дороге прикинули, сколько у обоих осталось денег. Оказалось, что на бутылку водки и закуску хватит. Оба друг перед другом оправдывались. Идут, мол, с работы, поэтому плохо с деньгами. Взяли пол-литра водки, закуску и начали выходить из магазина. Федор протянул Горелову водку:

— Подержи, а я пива на остальную мелочь прихвачу.

Не успел Горелов бутылку в руки взять, как его толкнул какой-то молодой мужчина. На бетонном полу зазвенело стекло. Вокруг тонкой лужей растеклась водка. Стоит Горелов и, чуть не плача, говорит:

— Что же ты, гад, чужую водку бьешь! Да ведь тебе, зараза, веснушки на твоей харе перетасовать нужно!

Мужчина тоже растерялся. В одной руке чемодан держит, а другой за рукав Горелова тянет:

— Извини, кореш, спешил тоже бутылку прихватить… На вокзал тороплюсь, хочу на поезд успеть.

— На поезд успеть… — вмешался Федор, — иди и бери бутылку за свои башни, раз чужую разбил, а там катись на все четыре стороны.

— Правильно, батя! Светлая у тебя голова. — Незнакомец повернулся к Горелову: — Сейчас все исправим. Покарауль.

Он поставил у ног еще не пришедшего в себя Горелова чемодан и бросился к прилавку. Через минуту с двумя поллитровками в руках он возвратился к ним, протянул одну бутылку Горелову:

— На! А то уже сразу: веснушки перетасовать! Это дело больше по мне. Только что откинулся. Два с половиной года за такие хохмочки отсидел. Так что и тебе не советую сразу морду бить…

Они вышли из магазина и остановились. По Горелову хорошо было видно, что он остыл и незнакомец его заинтересовал. А вид бутылки у того в руках, которую он должен распить один, подсказал решение:

— Слушай! Идем с нами. Где-нибудь в тихом месте и раздавим обе… Закусон есть.

Незнакомец поколебался немного, раздумывая, идти ему с ними или нет. Но когда Горелов повторил приглашение, махнул рукой:

— Ладно, пошли! Все равно где-то отовариться надо. А с вами будет веселее.

Они прошли за угол магазина и направились к видневшейся вдали лужайке. Расположились на берегу небольшого ручейка. Стакан был один, но это не помешало им быстро осушить одну бутылку и приняться за другую. Беседа завязалась сама собой. Незнакомец назвался Славкой и рассказал, что живет на Украине, близ Запорожья. Едет домой после отбытия срока. Горелов спросил:

— На какой ты поезд торопишься?

— На харьковский.

— Билет есть?

— Нет. Я не думал, может, достану.

— А чего в нашем городе остановился?

— Друг здесь жил. Вместе срок тянули. Он в прошлом году освободился. Адресок дал, приглашал.

— Ну и как? Нашел его?

— Где там! Два месяца назад опять сел.

— За что?

— За карманку, — Славка сплюнул. — Всегда брал квартиры, магазины, а пошел резину гонять. Тоже нашелся фрайер! А мне теперь куда деваться? Знакомых здесь больше — никого. Попробовал в гостиницу устроиться — везде табличка на дверях: «Мест нет», «Мест нет». Что тут у вас в городе? Медом помазано?

— Летом много народу приезжает, — авторитетно заявил Горелов и неожиданно предложил: — Если тебе спешить некуда, то остановись у меня. Я живу один. Вот дед соврать не даст. Город посмотришь. Люди здесь свои. Вот и я, и дед тоже срок тянули… Причем не раз. Захочешь, и тебе занятия найдем.

Молчавший до этого Федор проговорил:

— Что ты, Саша, к нему пристал! Едет человек своей дорогой и пусть едет.

Но Горелова уже развезло, и он загорелся собственной идеей: мне понравился, поэтому и приглашаю погостить…

— Ну, смотри, это твое дело, — сказал, вставая, Федор. — Пойду я. Надо успеть еще кое-что сделать.

Горелов и Слава остались вдвоем. Они допили водку и затем пошли домой — к Горелову…

Прежде чем начать эту операцию, Севидов, его заместитель и Ветров долго инструктировали молодого сотрудника Скалова. Тщательно проигрывались возможные ситуации, которые, по их мнению, могли возникнуть в тех или иных случаях, со скрупулезной точностью подбирались одежда, вещи, различные предметы, что должны были лежать в чемодане.

Лейтенанту пришлось срочно изучить блатной жаргон, повадки рецидивистов. Он приложил немало старания к тому, чтобы свободно и непринужденно владеть этим жаргоном, естественно держаться, если потребуется, в воровском окружении. С ним занимались поначалу Севидов и Ветров, а затем Федор Андреевич. Последний буквально загонял Скалова, добиваясь от него безупречного знания быта в исправительно-трудовых колониях, особенностей взаимоотношения осужденных между собой и начальством. Лейтенанту понадобилось даже съездить в исправительно-трудовую колонию, чтобы своими глазами увидеть все то, о чем ему толковали старшие товарищи. А затем состоялась «генеральная репетиция». Федор Андреевич играл роль Горелова, а Скалов — незнакомца.

За игрой внимательно следили Севидов, Ковалевский и Ветров.

— По-моему, дело идет неплохо, — улыбнулся Севидов. — Скалова хоть сейчас отправляй в колонию.

— Если не справится, — подхватил шутку Ветров, — то сразу же и отправим.

— Справлюсь! — твердо заверил Скалов.

И действительно, «знакомство» было разыграно великолепно. Правда, молодцом был и Федор Андреевич, который тонко подыграл молодому оперативнику. Горелов поверил Скалову сразу же. Лейтенанту даже не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы остаться на квартире Горелова. Тот сам уговорил его погостить, обещал познакомить с «нужными» людьми. А когда Скалов пожаловался, что деньги на исходе, то пообещал скоро организовать «дело».

При встрече с Ветровым лейтенант не скрывал своей удачи:

— Принял он меня как родного.

— Еще бы! С таким опытом, как у тебя, любой, не только Горелов, примет, — улыбнулся майор. — Квартиру его никто не посещал?

— Приходили трое. Но все они обыкновенные забулдыжки и интереса для нас не представляют.

— А какое «дело» намечает Горелов?

— Пока не выяснил.

— Тебе надо поскорее расшифровать его замыслы и особенно всех его друзей. Может, видел у него какие-нибудь инструменты, отмычки и прочие орудия «труда»?

— Нет. Ничего подобного не встречалось.

— Может, прячет где-нибудь?

— Вряд ли. Я, кажется, уже всюду посмотрел. Игорь Николаевич, а как ведет себя Николаев?

— Пока спокойно. С работы — домой. Из дому — на работу. Никаких увлечений и отвлечений. Ты лицо его хорошо запомнил?

— Конечно. Рост сто семьдесят пять, волосы черные, нос широкий, губы прямые. — И, улыбнувшись, добавил: — Часа два его фотографию изучал. Увижу — как родного опознаю, лишь бы пришел.

— Смотри, поосторожней с ними! Не переигрывай.

— Хорошо, Игорь Николаевич. Я об этом постоянно помню. Вчера вечером Горелов бутылку вина притащил, выпить предложил. А вино такое прескверное! Одним словом, «чернила». От одного его вида в озноб бросает. А здесь пить надо. Ужас!

— Чем закусывал? — улыбнулся Ветров.

— Ничем. Я попросил Горелова, чтобы он воды принес. Пока на кухню ходил, я свой стакан в вазон вылил. Теперь растение наверняка погибнет!

— Ничего не поделаешь, брат. Такая у нас работа. Нужно до поры до времени терпеть эту мразь, улыбаться каждому и даже, как видишь, пить с ними. Терпи, казак, — атаманом будешь!

— Терплю, Игорь Николаевич. Терплю и надежды не теряю, что скоро потянем за эту ниточку.

— Потянем, Василий, обязательно потянем. Давай только эту ниточку тянуть наверняка.

— А как вообще обстановка в городе?

— Как всегда. Вчера ночью Майский отличился. Он был в составе дежурной оперативной группы. В полночь в универмаге сигнализация сработала. Выехали, осмотрели все вокруг — двери, окна целы. Многие уже начали сомневаться, думали, что ложная сработка произошла, а Александр сообразил. Поднялся на крышу, смотрит, а к металлическому ограждению веревка привязана.

Хитер оказался преступник: спустился по веревке до четвертого этажа и через открытую фрамугу залез в торговый зал, взломал в ювелирном отделе прилавок, набрал драгоценностей и отнес килограмма полтора в отдел верхней мужской одежды. Там подобрал по своей фигуре пальто, рассовал краденое по карманам, а сам пошел в отдел, где подушками и одеялами торгуют, устроил себе мягкую постель и завалился спать. Оригинал, как видишь. Утром он намеревался спрятаться где-нибудь на первом этаже, дождаться, когда начнут впускать покупателей, смешаться с ними, пойти в отдел и купить отобранное ночью пальто. Тонко рассчитал, даже веревку, по которой спускался, в черный цвет покрасил, чтобы снизу видна не была.

— Ну, а как его взяли?

— Пригласили работников универмага, открыли дверь, обыскали все помещение и, в конце концов, нашли его.

— Сопротивлялся?

— Где там! Майский вместе с коммерческим директором смотрят на него, прохвоста, а он сладко посапывает на подушках. Даже слюну пустил. Его, конечно, вежливо разбудили и надели наручники.

— Хорошо, что так получилось. Подбросил бы он работы!

— От безделья, Вася, мы и так не умрем.

— Не говорите… Ну, я пошел?

— Давай, до встречи!

Они разошлись, совершенно не догадываясь, что в первую же ночь снова придется встретиться…

 

Что сказала Николаева

Майскому сопутствовала удача. Он выяснил, что Николаев почти год назад расторгнул брак с женой. О том, что он был женат, и о причинах развода Николаев никому не говорил. Майский, узнав об этом, решил разыскать жену Николаева и поговорить с ней. Сделать это оказалось нелегко. В адресном бюро среди жителей города она не числилась, и старший лейтенант вынужден был проверить архивы народных судов. Затем Майский решил сделать обход учреждений загса, и в первом же бюро ему повезло. Оказалось, что супруги Николаевы, не имея детей и имущественных претензий друг к другу, оформили расторжение брака через загс.

Много времени потратил Александр, чтобы найти Татьяну Мироновну. В конце концов он выяснил, что живет она совсем в другом городе. Майский спросил разрешения у руководства и сразу же уехал туда. Там с помощью своих коллег быстро выяснил, где она работает, разыскал ее адрес. Татьяна Мироновна, как сказали ему, примерно месяц назад получила однокомнатную квартиру.

Александр не торопясь прогуливался по спокойной, залитой солнцем улочке. Было тихо и жарко. Редкие прохожие старались держаться теневой стороны улицы. Майский хотел было сбросить рубашку и устроиться на небольшой зеленой лужайке, где, невзирая на жару, стайка ребятишек гоняла мяч. Но от этого пришлось отказаться: сегодня Николаева заканчивает работу в три часа, а это значит, что она вот-вот должна появиться у дома. Фотографии Татьяны Мироновны у Александра не было. Он мог полагаться только на чутье оперативника, надеялся опознать ее. И это ему удалось. Еще издали старший лейтенант заметал молодую женщину, которая, держась в тени деревьев, направлялась к двухэтажному дому. Майский внимательно рассматривал ее. Средний рост, короткая стрижка, голубое платье, светлые босоножки. Идет не торопясь. Майский подошел к дому и, когда женщина повернула на тропинку, ведущую к подъезду, окликнул ее:

— Татьяна Мироновна?

Женщина приостановилась и с удивлением поглядела на незнакомца.

— Да, я.

— Извините, что я обращаюсь к вам прямо на улице, — старший лейтенант протянул свое удостоверение.

— А что случилось?

— Мне надо с вами побеседовать. Где это будет удобней?

— Можно у меня дома. Я здесь живу…

— А может, пройдемся по улице?

— Как вам угодно, — ответила Татьяна Мироновна, и они направились в сторону лужайки.

Теперь Майскому пришлось подумать о другом: он встретился с человеком, который может дать очень многое для раскрытия преступления, и сейчас требовалось как-то завоевать расположение этой женщины, вызвать ее на откровенность. Александр сразу же перешел к главному:

— Татьяна Мироновна, я приехал поговорить о вашем бывшем муже. Я прекрасно понимаю, что этот разговор будет не из приятных, но надеюсь, что вы кое в чем сможете нам помочь.

— В чем помочь?

— Татьяна Мироновна, работники загса говорили, что основная причина развода — это то, что ваш бывший муж дома не ночевал, изменял вам и не желал что-либо предпринимать для сохранения семьи. Как вы думаете, где он находился в те ночи, когда не был дома?

— Кто его знает! Мне было известно, что он встречался с другими женщинами. Троих из них я знаю. Поймите меня, товарищ старший лейтенант, когда женщина решается на такой шаг, как развод, то для этого всегда есть весомые причины. Не каждой женщине легко бывает снова выйти замуж. В загсе или в суде обо всем этом ничего не скажешь. Перед разводом мы договорились, что обойдемся без каких-либо взаимных обвинений. Я оставила ему квартиру, взяла только свои личные вещи, уехала сюда и, ей-богу, нисколько не жалею. У меня интересная работа. В этом году, совсем недавно, получила квартиру и считаю, что в жизни еще не все потеряно.

— И правильно считаете. Вы молоды. Главное — видеть перед собой серьезную цель.

— Я тоже так думаю, — согласилась Николаева и спросила: — А почему вы заинтересовались им?

Майский засмеялся:

— Сейчас ответить, товарищ следователь, или можно позднее? — И уже серьезно добавил: — Мы, Татьяна Мироновна, проверяем некоторые детали, связанные, с одним преступлением. И он попал под подозрение. Поэтому необходимо разобраться — случайность это или нет.

Николаева задумалась.

— Знаете, я много раз замечала, что с ним творится что-то неладное… Нет, нет, имеются в виду не его любовные интрижки.

— А что?

— Например, у него всегда было много денег. По пьянке, несколько раз хвастаясь, он даже говорил мне, что если захочет, то может купить что угодно.

— Что же он покупал?

— В дом?

— Да.

— Ничего! Деньги больше тратил на рестораны, на женщин. — И не то с горечью, не то с иронией добавила: — Меня в черном теле держал.

— Татьяна Мироновна, а с кем он дружил?

Женщина задумалась, и Майский, желая ей помочь найти правильный ответ, подсказал:

— Меня интересуют не вообще его друзья, а только те, кто мог отрицательно влиять на него.

— Трудно мне говорить о таких. Я не знаю, кто и как на него влияет. Но вот таких, как Горелов Саша, а второго по кличке Краб — можно назвать. Других, пожалуй, я не припомню…

Майский, стараясь скрыть волнение, как можно безразличнее спросил:

— И все же что это за люди?

— Я их плохо знаю. Но Горелов раз пять приходил к нам. Краб тоже раза два-три… Бывший муж часто эту кличку называл.

— А как его фамилия?

— Не знаю, да и Леонид не знает.

— Почему вы так думаете?

— Однажды по пьянке он проболтался. Хитрый, говорит, этот Краб! Никому не раскрывается, никто его настоящей фамилии не знает.

— А как он выглядит?

— Страшный такой, с бородой, заросший весь. Мне даже трудно описать его. Запомнила львиную гриву. Глаза у него… страшные. Правда, зубы заговаривать мастер, язык подвешен неплохо.

— Да, немного, — проговорил Майский. А про себя подумал: «Молодец, Татьяна Мироновна. Спасибо тебе и за это». — Скажите, может, они на квартиру приносили что-нибудь подозрительное? Я имею в виду различные предметы, чемоданы, инструменты.

— Нет, не замечала.

— А Краб работает?

— Не знаю. Об этом даже и разговора не было. Может, он электротехник?

— Почему вы так думаете?

— Я вспомнила, как однажды ночью этот Краб и еще один мужчина приходили к нам и просили Николаева что-то им сделать или отремонтировать. Разговор шел о каких-то оголенных проводах… Переключении или отключении. Я уже хорошо и не помню…

Майский напряженно ждал продолжения рассказа, по женщина замолчала, и он спросил:

— А кто этот ночной друг Краба?

— Я его видела впервые и больше никогда не встречала.

— Вы могли бы узнать его?

— Конечно.

— Татьяна Мироновна, ваш бывший муж фотографией не занимался?

— Нет, он совершенно не умеет фотографировать.

— Не помните, фонарик у него был?

— Фонарик? Кажется… нет, а впрочем, даже точно — был.

— Какой формы?

— Плоский такой, с большим стеклом.

— А длинного и круглого фонарика у него не было?

— Нет, не видела.

— Татьяна Мироновна, у него чемоданчика плоского, типа «дипломат», не было?

— Нет. У нас были обычные чемоданы.

— Вот вы говорили, что Краб приходил на вашу квартиру со своим другом…

— Да, приходил. Знаете… я вспомнила, что однажды видела его, как он вошел в подъезд одного дома. Это недалеко от книжного магазина по улице Волгоградской. Не знаю, живет ли он там, но видеть видела.

Майский достал из кармана блокнот и внес туда еще несколько записей. После этого он поблагодарил Николаеву и распрощался с ней…

 

Знакомство по расчету

Молодая особа лет двадцати пяти быстро шла по улице в сторону трамвайной остановки. Неожиданно ее догнал мужчина — стройный, высокого роста, одетый элегантно, с большим вкусом.

— Куда вы так торопитесь? — спросил он, улыбаясь.

Девушка хотела отмахнуться от незнакомца, но, взглянув на него, тоже улыбнулась:

— Что вы! Я не тороплюсь, я просто опаздываю.

— Какое странное совпадение! Я тоже не тороплюсь, но чувствую, что могу опоздать.

— И только поэтому заговорили со мной?

— Нет, что вы! Мне просто нельзя опаздывать: я должен проводить вас…

— Меня? А не кажется ли вам, что у меня уже есть провожатый?

— И кто же он?

— Например, муж.

— Муж! Это, конечно, серьезно. Но не так уж и опасно.

— А если к этому добавить, что он мастер спорта или боксер?

— Ничего! Тоже не страшно. Я ведь мастер спорта по бегу.

Девушка улыбнулась.

— На какие же дистанции вы бегаете?

— Пока не поймают.

— Ого! Так вы, значит, стайер? — рассмеялась незнакомка.

Они подошли к трамвайной остановке. Мужчина достал из кармана замшевой куртки ключ от зажигания и предложил:

— Видите, на противоположной стороне машина? Ее владелец, то есть я, с большим удовольствием доставит вас по любому адресу. Если возражений нет, то прошу, — и он сделал галантный жест рукой.

Девушка действительно торопилась, и прокатиться в «Жигулях» с этим симпатичным человеком и в то же время не опоздать на работу было заманчиво. Для видимости она немного поколебалась, а потом махнула рукой:

— Ладно, подбросьте. Я, кроме шуток, боюсь опоздать на работу.

По дороге они познакомились. Он назвался Георгием, она — Людмилой. Договорились, что он встретит ее после работы. Она вышла из машины и направилась к проходной завода. А мужчина сидел за рулем и, улыбаясь, смотрел ей вслед. Крокет, он же Краб, был доволен. Он уже давно выслеживал эту молодую одинокую женщину. Борзова работала кассиром на крупном предприятии. Это как раз то, на что рассчитывал Крокет. К тому же она была недурна собой, имела отдельную однокомнатную кооперативную квартиру. Оставалось только реализовать задуманный план…

 

Знакомство с Крабом

Скалов уже устраивался спать, когда в дверях раздался звонок. Василий взглянул на Горелова:

— Кого там еще черти носят?

— Может, участковый? — проговорил Горелов и направился к дверям. — Если он — говори, что приехал сегодня, только на одну ночь.

Щелкнул ключ, и Скалов увидел в дверях незнакомца. Его броская внешность отнюдь не отличалась благородством и привлекательностью: длинные волосы перепутанной паклей свисали на плечи, всклоченная борода, жестко-пронзающий взгляд, казалось, вряд ли могли предвещать что-либо хорошее. Незнакомец был облачен в повидавшую виды болоньевую куртку. Ноги его плотно облегали старые, небрежно залатанные джинсы. Взглянув на ночного визитера, Горелов подобострастно улыбнулся:

— А-а, это ты! Привет, старик! Давненько тебя не видел. Проходи, проходи.

Пришелец молча пожал хозяину руку, пошел в комнату и, мельком взглянув на сидевшего на диване Скалова, бросил:

— Привет! Ты Славка?

— Привет. А ты кто?

Пришелец с секунду помолчал, думая, что ответить, потом кивнул в сторону Горелова:

— А я его друг. Он о тебе рассказывал. Говорил, что свой кореш. Вот и пришел убедиться в этом.

Он уселся на уже приготовленную постель и молча осмотрел комнату. Закурил. Попыхивая сигаретой, спросил:

— Мне сказали, что ты смелый парень и можешь сгодиться для «дела». — И неожиданно спросил: — За что срок тянул?

— За хулиганку.

— Не моя стихия. На магазины не ходил?

— Еще не приходилось.

Пришелец достал из кармана поллитровку.

— Сашка, дай что-нибудь зажрать.

При виде водки лицо Горелова засветилось:

— Молодец, что прихватил бутылку, а то я уже решил, что спать придется на сухой желудок.

Он быстро принес из кухни три стакана, хлеб, колбасу. Водку разлили и сразу выпили. Несколько минут молча закусывали. Затем снова заговорил пришелец. Он обратился к Скалову:

— Так, говоришь, пошутить любишь, морду набить?

— Видишь ли, я человек справедливый. Не люблю, когда детей обижают.

— Каких детей?

— Да когда мне хочется кому-нибудь влупить по чердаку, так я сам себя ребенком чувствую. Ребенок живет во мне. Понимаешь?.. И руки чешутся. Так как же не заступиться за невинное существо!

— Ишь ты! У тебя уже свои приемы выработались?

— А у тебя что — нет?

— Да вроде тоже есть.

Пришелец снова взялся за колбасу, и разговор прервался. Скалов сидел, играя полное безразличие, а в голове — волнующий вопрос: «Кто этот длинноволосый? Не зря же он приперся ночью сюда. Горелов относятся к нему с большим уважением. Значит, это не простой забулдыга, пришедший распить бутылку водки. Да и вопрос, который он задал, тоже свидетельствует, что неспроста эта патлатая образина появилась здесь. А что, если он хочет меня на "дело" взять? Как мне тогда с нашими связаться?»

Пришелец опять первым прервал затянувшееся молчание. Он посмотрел на Скалова, затем на Горелова.

— Ну вот что, братва, дело есть. Если хотите, то через три-четыре часа здесь будет как в раю.

— Конечно, хотим! — радостно воскликнул Горелов и спросил: — А что для этого надо?

— Ничего, натянуть шкары, взять потемнее рубашки и пойти со мной.

— Куда? — спросил Скалов.

— Есть у меня на примете магазинчик один. Час ходу до него. Час на работу и час назад. Итого три часа, и мы можем месяц красиво жить.

— А что за магазин? — деловито поинтересовался Василий.

— Продовольственный. Пару косых там найдем, да выпить и закусон прихватим. Так что если нет возражений, то в путь.

Скалов был в трудном положении. С одной стороны, он прекрасно понимал, что сейчас пришелец его проверяет и отказаться от предложения, значит, сразу же подорвать к себе доверие. Но, с другой стороны, не выходить же ему с этой шайкой на воровство. Василий решил, что надо идти. По дороге попробует позвонить по «ноль-два» и предупредить оперативных работников. Затягивая потуже шнурки на ботинках, он спросил:

— В магазине сигнализация или сторож?

— Старик с дубальтовкой. Спит, как хорек. Вот ты и покажешь, какой у тебя кулак. Дашь ему по чердаку, чтоб ставни захлопнулись, и все тут.

Затем Горелов и с ним ночной гость начали собираться в дорогу, вскоре они уже шли по улице. Василий попытался на минуту отстать от своих попутчиков. Но не тут-то было! Стоило ему приостановиться вроде бы по своим делам за углом — недалеко от телефона-автомата, как ушедшие вперед Горелов и его знакомый сразу же возвратились. Скалову ничего не оставалось как продолжать путь. В голове роем пронеслись тревожные мысли: «Скоро уже магазин, что делать?» Скалов мысленно перебрал десятки вариантов, как сообщить своим, но выхода из создавшегося положения не находил. Единственное, что он твердо решил, — это ни при каких обстоятельствах не допустить кражи. Вскоре они остановились. Незнакомец кивнул на освещенное ночным фонарем небольшое каменное здание и вполголоса проговорил:

— Вот! Видишь? Сторож сидит с той стороны, за углом, рядом с телефонной будкой. Если дождь идет — прячется в нее. — И, выждав немного, он продолжил: — Ты, Славка, иди первым, мы — за тобой. Старайся не шуметь. Сторож наверняка спит. Как подойдешь, сразу бей вот этим, — и он протянул Скалову фомку. «Обрушить бы на головы этих дегенератов подобную штучку!» — подумал Василий. Он почему-то вспомнил когда-то прочитанное в «Крокодиле» выражение: «Если руки чешутся — это к родительскому собранию».

— Постойте здесь! А я пройдусь, посмотрю, как он там, да заодно и сориентируюсь.

— Чего ориентироваться! — возразил Горелов. — Завернешь за угол, а он там, как куропатка, спит…

— Завернешь, завернешь! — резко перебил Скалов. — А если он не спит или в будке сидит? Видишь, дождь вот-вот пойдет? Пока я замахнусь, он в меня из двух стволов лупанет… Постойте здесь. Я сейчас. — И Василий, не ожидая ответа, пошел в сторону магазина.

Он шел по противоположной стороне и, скосив глаза, искал сторожа. За углом магазина никого не было. Наконец Скалов увидел, кого искал. Сторож, укрываясь от накрапывающего дождика, спрятался в телефонную кабину. Его позиция была удобной. Прежде чем добраться до старика, надо открыть дверцу кабины. Скалов вздохнул с облегчением. Он прошел до следующего угла, повернул налево и бегом бросился к стоявшим невдалеке будкам телефонов-автоматов. Быстро набрал номер квартирного телефона Ветрова. Не прошло и минуты, как лейтенант возвращался обратно. «Друзья» были в напряжении.

— Ну что? — спросил Горелов.

— Хреново! Старик сидит в телефонной будке. Попробуй — подойди. Надо подождать, пока выйдет. Давайте обойдем квартал. Оттуда хорошо видно.

Они быстро сделали крюк и вскоре заняли позицию на другом углу. Было хорошо видно, как сторож сидел в телефонной кабине и курил.

— Не спит, гад! — проворчал Горелов. — Сколько он там сидеть будет?

— Пока дождь не кончится, — ответил Скалов и поднял воротник куртки.

И действительно, по листьям деревьев уже зашумел дождь. Неожиданно к магазину подъехала милицейская автомашина. Из нее вышли два милиционера и начали разговаривать со сторожем.

— Да, лопнуло дело, — тихо проговорил друг Горелова. — Невезучка. Надо сматываться. Не хватало, чтобы нас засекли здесь.

Они молча прошли несколько кварталов. Скалов спросил у своего нового знакомого:

— Слушай, как тебя зовут?

— Зови Крабом.

— Краб так Краб. Что делать будем дальше?

— Завтра повторим, — ответил Краб и, помолчав, добавил: — А сейчас, братва, давай разойдемся. Нечего кодлой шляться, первая же патрулька остановится.

 

Он выходил из этого подъезда

Майский пригласил Николаеву к семнадцати часам. Но она явилась с большим опозданием и, извинившись, объяснила причину:

— Только села в трамвай на привокзальной площади, как тут же подошел Николаев. Мне даже страшно стало. Не знает ли он, что вы приезжали ко мне?

— О чем он спрашивал?

— Спросил, чего в город приехала. Я ответила, что по делам службы. Начал набиваться в провожатые… Еле-еле отцепилась.

— Как же это вам удалось?

— К черту послала! Пересела в другой трамвай и уехала.

— Татьяна Мироновна, я хочу просить вас помочь найти друга Краба. Помните, вы рассказывали, что видели, как он входил в дом по улице Волгоградской?

— Конечно, помню. Я даже могу показать этот дом. И подъезд тоже.

— Великолепно! Я как раз и хотел попросить об этом.

Они вышли из помещения. У подъезда их уже ждала выпрошенная Майским у Севидова «Волга». Улица Волгоградская сравнительно небольшая, и Николаева быстро нашла нужный дом.

— Вот он. А вот подъезд — второй справа. Сюда и входил.

Майский заранее навел справки, какое домоуправление обслуживает эту улицу, и назвал шоферу адрес. Когда машина остановилась у здания, где размещалось домоуправление, он попросил Николаеву подождать, а сам направился внутрь. Управляющий домами быстро нашел книгу, где имелись сведения о жильцах заинтересовавшего Майского дома. Через несколько минут Александр держал список всех молодых мужчин, проживающих во втором подъезде. Его беспокоило только одно: а что, если этот человек там не проживает? Николаева могла его видеть, когда он шел к кому-либо из своих знакомых. Тогда поиск намного усложнится.

Старший лейтенант возвратился к машине и, пока они ехали обратно к тому дому, предложил Николаевой свой план действий. Он был прост: Татьяне Мироновне требовалось побыть недалеко от подъезда, понаблюдать за людьми, входящими в подъезд. А вдруг появится и он. Николаева не возражала. Майский набросал Ветрову записку и, вручив ее шоферу, отпустил машину. Они прошлись вдоль дома и повернули обратно. И тут Николаева впилась глазами в мужчину, переходившего улицу:

— Это он! Смотрите, через дорогу шагает.

Майский взял Николаеву под руку и остановился.

— Не ошибаетесь, Татьяна Мироновна?

— Нет, что вы! Я его хорошо запомнила.

— Вы подождите меня за углом. Я скоро приду.

Майский не торопясь направился за мужчиной. Тот вошел во второй подъезд. Майский — за ним. Мужчина поднялся на третий этаж и своим ключом открыл дверь. Оперативнику не составило большого труда пройти на этаж выше и по дороге взглянуть на номер квартиры…

Через несколько минут Майский уже подходил к Николаевой.

— Все в порядке, Татьяна Мироновна. Нам остается решить еще один вопрос.

— Я не против, — улыбнулась молодая женщина.

Они подошли к стоянке такси и минут через двадцать были уже в управлении. В кабинете Майский пригласил Николаеву присесть, а сам зашел в кабинет Ветрова.

— Игорь Николаевич! Друг Краба установлен.

— Кто он?

— А вот кто. Мужлин Степан Михайлович, двадцати девяти лет. Записал его адрес. Пожалуйста!

Ветров, разглядывая запись в протянутом листке, задумчиво проговорил:

— Думаю, через него сможем выйти на этого Краба. Где Николаева?

— У меня в кабинете. Я хочу показать ей изъятые с места происшествия чемодан и инструменты. Как вы на это смотрите?

— А что? Пожалуй, ты прав. Возьми ключ, открой шкаф. Я тоже зайду к тебе, только Савича позову.

Николаева долго рассматривала содержимое чемодана. При виде финского ножа невольно содрогнулась.

— Бандиты! Не для забавы носят.

— Татьяна Мироновна, — попросил Савич, — посмотрите внимательно. Нет ли среди этих предметов знакомых вам? — и заметив ее удивленный взгляд, уточнил: — Может, вы что-либо из этого видели у своего бывшего мужа или его друзей?

Николаева внимательно рассматривала все, что лежало в чемодане.

— Нет, таких штучек у него не видела. Вот только…

Женщина замолчала, словно не решаясь говорить дальше. Эта заминка не прошла мимо внимания Савича, Ветрова и Майского. Савич спросил:

— Что вас смущает, Татьяна Мироновна?

— Знаете, глядя вот на эту штуку, — она взяла в руки фонарь с фотообъективом, — я вспомнила, что как-то сестра Николаева при мне спросила у него, почему он разобрал фотоаппарат и объектив забрал. Он рассмеялся и ответил: фотоаппарат уже на свалку надо выбросить, а объектив ему еще послужит для доброго дела. Но, может, не надо тот разговор связывать с этим фонарем?..

— Спасибо, Татьяна Мироновна, — поблагодарил Ветров. — Мы на всякий случай, не обижая человека — его сестру, проверим.

Больше молодая женщина помочь работникам уголовного розыска ничем не могла, и те распрощались с ней.

Майский проводил Николаеву и возвратился в кабинет. Ветров сказал ему:

— Ты установи, где проживает сестра Николаева. Как мне помнится, она замужем и живет отдельно. А я побываю у него на работе, постараюсь выяснить, как о нем отзываются там.

 

Убийство вора

Мерно покачивается на ветру фонарь. Его отдаленный свет падает на здание заводоуправления. Неожиданно из зарослей сирени выглянул человек. Внимательно оглянувшись, он вышел на присыпанную свежим песком дорожку. Все было спокойно, и человек чуть слышно подал команду:

— Порядок. Пошли!

Из тех же зарослей вышел второй. В руках он держал небольшой саквояж. Оба, поминутно оглядываясь, направились к зданию. Подошли к дверям. Первый наклонился к ним и внимательно что-то начал рассматривать, затем выпрямился.

— Порядок, Мужик, все закрыто. Пошли! — И они двинулись вдоль здания, завернули за угол, затем — за другой и оказались на противоположной стороне заводоуправления. У пятого окна остановились. Первый тихонько приказал:

— Давай бумагу, клей!

Второй, названный Мужиком, быстро открыл поставленный у ног саквояж, достал оттуда лист бумаги и полиэтиленовый пузырек. Его напарник выдавил содержимое на стекло и ловко наклеил лист бумаги. Бумага была темной и в ночной тени почти не отличалась от стекол. Они отошли в сторону и сели на траву. Чувствовалось, пришельцы хорошо изучили местность и даже в темноте ориентировались превосходно. Мужик спросил:

— Краб, у тебя закурить ничего нет?

— Ты что, сдурел? Засекут же! Закурим тогда.

— Да я потихоньку, в рукав, а то ждать, пока бумага присохнет, мочи нет.

— Ничего, Мужик, потерпи. То, что нас там ждет, окупит с лихвой любое терпенье.

Больше они не разговаривали. Каждый думал о своем.

Прошло некоторое время. Первым поднялся Краб:

— Пошли! Наверняка уже готово.

Они подошли к окну, и Краб, сняв с себя куртку, надавил ею на стекло. Чуть звякнув, оно почти целиком выдавилось из рамы. Вытащить стекло наружу большого труда не представило. В дело опять пошли бумага, клей. Вскоре и второе стекло так же бесшумно было удалено из рамы. Они быстро залезли внутрь здания. Это был коридор. Постояли с минуту, прислушались. Кругом было спокойно. Поднялись на второй этаж и остановились у обитой жестью двери. Краб осмотрел ее, слегка потрогал сургучную печать и молча потянул своего напарника за рукав. Они подошли ко второй двери. Мужик достал из саквояжа два металлических предмета, вставил их в расщелину и крепко надавил на створку. Раздался негромкий треск, и дверь распахнулась. Прежде чем войти в комнату, они с минуту прислушивались. По-прежнему было тихо. В комнате прошли в дальний угол и остановились у стены, за которой, в смежном помещении, стоял сейф, а в нем, как сообщал накануне Краб своему компаньону, даже по самым скромным подсчетам, лежало тысяч тридцать денег.

Мужик достал ручную дрель и стал на колено:

— Здесь сверлить?

— Да, пожалуй, здесь. Начинай, я потом тебя сменю.

Мужик принялся за дело. Сверло легко входило в гипсовую перегородку. Краб подошел к окну и открыл его. Затем опять снял с себя куртку, обмотал ею голову и тихонько выглянул на улицу. Окно выходило на ту сторону, где находилась входная дверь, и свет далекого фонаря плохо, но освещал эту часть здания. Дорожка, посыпанная песком, уходила вдаль. Краб знал, что опасность надо ждать оттуда, где горел фонарь. Там находилось караульное помещение. Сегодня должно пройти все нормально. Не зря же он в прошлом году проработал на этом заводе почти два месяца, высматривая и вынюхивая всю систему охраны заводской кассы.

Чуть слышно шуршала дрель. Мужик сопел, и просверленные отверстия одно за другим постепенно образовывали квадрат. Краб отошел от окна:

— Иди посмотри за двором, а я покручу. Куртку на голову набрось — морда светится в окне.

Прошло не более тридцати минут, а в стене уже зияла большая дыра.

— Готово, — сказал, подымаясь и вытирая рукавом пот, Краб.

Он нагнулся, сунул в дыру саквояж и распорядился:

— Лезь! Начинай работать, а я посмотрю за двором.

Степан полез в дыру. Краб, нагнувшись, видел, как он проник в соседнюю комнату, взял саквояж и подошел к сейфу. Достал из кармана фонарь и, приглушивая свет рукой, начал осматривать замок.

— Что ты смотришь, как баран на новые ворота! — прошипел Краб. — Начинай работу.

— Подожди ты! Не пори горячку. Сам же говорил, что кассир ключ в столе прячет. Замок просто так не возьмешь.

Краб поостыл и уже спокойно предложил:

— Ладно, не ворчи. Посмотри в крайнем столе, в ящике слева. Ключ обычно там лежит.

Мужик подошел к столу, сел на стул, мгновенно с помощью финки открыл замок и радостно воскликнул:

— Есть! Ну, Маруся, или там Аня! Спасибо, подружка! Помогла нам, бедным. Поди, часа три сэкономила.

Краб улыбнулся:

— Слышала бы она твою благодарность, ночная рубашка взмокла бы. Давай открывай быстрее!

Мужик начал ковыряться в замке, а Краб снова стал возле окна. Но через минуту не выдержал и через дыру пролез в кассу.

— Что здесь у тебя? Почему не открываешь?

— А вдруг сигнализация?

— Да нету ее. Нет! Сам убедился.

— Так это же было в прошлом году. Могли и установить.

— Иди ты… — не сдержался Краб и, выхватив из рук Мужика ключ, сунул его в замочную скважину.

Послышался щелчок, и дверка сейфа распахнулась. Мужик посветил фонариком и радостно воскликнул:

— Есть! Смотри сколько! Живем, Краб!

— Складывай все в саквояж. Я буду на шухере стоять. — Он было шагнул к окну, хотел открыть его, однако передумал: «А вдруг заблокировано. Пойду лучше в ту комнату».

Он подошел к столу, взял финку, которую оставил Мужик, машинально притронулся пальцем к лезвию и, согнувшись, вылез обратно в смежную комнату. Приблизившись к окну, Краб охнул и присел. По дорожке к дому бежала группа людей. Краб лихорадочно натянул на голову куртку и осторожно выглянул в окно. Люди приближались к зданию. Несколько человек скрылись за углом, а остальные подбежали к дверям. Крабу хотелось подозвать друга, но, оглянувшись, он увидел, что тот уже протискивается через дыру:

— Быстрей! Видно, сигнализация сработала. Сюда бегут! Пошли!

Первым бросился к дверям Мужик. Краб — за ним. Краб увидел, что Мужик направился к лестнице.

— Не туда! Они уже в окне, через которое мы залезли. Дуй за мной!

И он бросился бежать в противоположный конец коридора. Там тоже есть лестница, ведущая на первый этаж. Краб лихорадочно искал выхода: «Охрана, конечно, обнаружит окно с вынутыми стеклами и будет ждать их там, а вторая группа наверняка бросится к кассе. Единственная надежда — выскользнуть из здания через крайнее окно противоположного конца здания». А вот и дверь, за ней лестница, ведущая вниз. Краб рванул дверь: «О! Черт возьми! Закрыта!! Что делать?! Бежать назад поздно».

— Нельзя резину тянуть, — повернулся он к Мужику. — Давай к окну! Прыгаем.

— Со второго этажа, в темноте? Шею свернуть?

— Не хнычь! Голова дороже. Иди сюда, — и Краб за руку потащил Мужика к окну. Быстро открыл его, вырвал из рук Мужика саквояж и бросил в окно:

— Прыгай!

Тот не решался, и Краб, грязно ругаясь, изо всей силы толкнул его вниз. Затем сам влез на подоконник, крепко держась за него руками, спустился пониже и разжал руки. Тело тяжело плюхнулось на землю. Рядом стонал Мужик. Краб быстро нащупал руками саквояж с деньгами, прохрипел:

— Пошли! — и бросился к кустам. Сзади послышался голос напарника:

— Краб, Жора, помоги! я не могу… нога

Краб возвратился к Мужику.

— Что ты, как баба! Что с тобой?

— Жора, друг, я, кажется, ногу сломал… встать не могу.

Краб приподнял его и, подхватив под мышки, помог доковылять до кустов. Впереди высился бетонный забор. Степан громко стонал и сквозь зубы проговорил:

— Жора… больше не могу. Не смогу через забор…

— Заткнись, стерва! Погореть хочешь?! Там тебя быстро вылечат.

Но Мужик не слушал. Он сел на траву и застонал еще сильнее.

— Болит, зараза. Ой, как болит! Не могу больше.

Краб достал из саквояжа фонарь и, прикрывая свет рукой, посветил на ногу.

— Давай посмотрю, что там, — он приподнял штанину и разразился площадной бранью. Вся нога была в крови, а из кожи торчала острая кость — открытый перелом. Мужик при виде всего этого взвыл и откинулся на спину.

«Что делать? — лихорадочно думал Краб. — Через забор не перетяну. Да и лягавые вот-вот появятся. Собака быстро доведет. Бросать тоже нельзя, сразу расколется».

Краб еще продолжал думать и искать выход, а правая рука уже машинально сжала нож. Взмах — и лезвие но самую рукоятку вонзилось в грудь Мужика. Тот вздрогнул и сразу же замер. Краб, не вынимая ножа из груди своего напарника, того самого, кому неоднократно клялся в вечной дружбе, схватил саквояж и бросился к забору. Но в этот момент сзади послышался шум. Оглянулся — и чуть не обмер. Сзади его настигал огромный пес. Краб швырнул в сторону саквояж и, напрягая все силы, бросился к забору. Только поднялся наверх, как подскочила собака и громко залаяла. Краб понимал, что псу почти трехметровое препятствие не преодолеть. Спустившись на противоположную сторону, он устремился к ручью, который был совсем рядом. Минут десять, громко расплескивая воду, бежал вниз по течению, потом выбрался на берег и через пустырь направился к ближайшим домам. Повернул налево. Вот и школа. Во дворе еще вчера он поставил машину. Краб быстро открыл ключом дверку и сел за руль: «Порядок! Теперь вперед!» Машина осторожно выехала со двора и, набирая скорость, понеслась по ночной улице…

 

О Николаеве существуют два мнения

Ветров постучался и открыл обитую черной драпировкой дверь. В кабинете за старомодным письменным столом сидел пожилой, с обильной сединой, мужчина.

— Здравствуйте! Я из уголовного розыска, — представился майор, протягивая хозяину кабинета служебное удостоверение. — Это я звонил вам.

— Здравствуйте, товарищ Ветров! — ответил начальник отдела кадров и возвратил Игорю Николаевичу удостоверение. — Я к вашим услугам.

— Николай Иванович, я хочу побеседовать о слесаре Николаеве. Не помните его?

— Николаев? Почему же, помню. Он у нас около года работает. Непонятный человек.

— Это почему же?

— Начальник цеха в нем души не чает, а товарищи по бригаде обратного мнения. Вы знаете, только что закончилась смена. В цехе теперь собрание идет. Там, насколько мне известно, и о Николаеве разговор пойдет. Если хотите, давайте сходим, послушаем.

Они вышли из заводоуправления и пошли но узкой, заросшей с двух сторон, аллейке. Игорь Николаевич задумчиво произнес:

— Осень скоро. Деревья в городе это чувствуют особенно: быстро желтеют. — И неожиданно спросил: — Не можете ли вы сказать, почему об одном и том же человеке два мнения появились?

— Трудно ответить. Мне кажется, что рабочие правы. Николаев умеет начальству пыль в глаза пустить. Там, где его заметит начальство, — трудится, там, где нет, — хоть кол на голове теши. Начальство не всегда все видит, а вот кто рядом работает — всегда.

— О чем говорят сегодня на собрании?

— О рабочей совести. Интересный разговор, наверное, идет. Я ожидал вас — не пошел. А очень хотел послушать.

Они подошли к двухэтажному корпусу и направились внутрь. Прошли по гулкому длинному коридору и вскоре оказались в небольшом помещении, на дверях которого Ветров прочитал надпись: «Красный уголок». На составленных в ряды стульях сидело человек сто. За столом президиума заняли места пять человек. Выступал пожилой рабочий. Ветров наклонился к начальнику отдела кадров и спросил:

— Кто он?

— Андреев, токарь. Уже около двадцати лет у нас работает. В этом году «Знак Почета» получил.

В этот момент оратор закончил речь, и на смену ему вышел другой. Он снял с головы берет и, сжимая его в руке, обратился к собранию:

— Мне кажется, что если мы сегодня поведем откровенный разговор, то от этого выиграет не только каждый здесь присутствующий, но и весь коллектив. Вот вы, Александр Михайлович, все говорите — прогресс, прогресс! А как он достигается у нас?

— Кто это? — тихо спросил Ветров.

— Щербаков. Немного резковат, но справедлив. Послушайте его. Это он начальника цеха задирает, — пояснил начальник отдела кадров.

А Щербаков после некоторой паузы продолжал:

— Мы уже сколько говорим, что таскать на руках детали из нашего цеха в сборочный тяжело и по времени накладно. А как таскали на своем горбу или на носилках, так и таскаем! Уже на всех крупных предприятиях города, даже в некоторых мастерских электрокары есть. А у нас? Мне кажется, что и вам, Александр Михайлович, пора перед администрацией завода вопрос ребром поставить. Это просто нерадивость со стороны некоторых наших руководителей мешает прогрессу, — Щербаков, выдержав еще одну небольшую паузу, повел речь дальше: — Конечно, главное, товарищи, зависит от нас. Но я не могу согласиться с тем, как мы понимаем подчас прогресс.

Из зала кто-то выкрикнул:

— А как понимаем?

— Прогресс в нашем цехе достигается так: сначала шумят, потом кричат, затем бьют невиновных, а потом, как говорится, награждают непричастных.

В зале раздался хохот, и Щербаков, стараясь перевести беседу в более серьезное русло, повысил голос:

— А разве не так? Вспомните, когда начальник цеха встретил Лойку на проходной. Выругал его, лентяем обозвал, премии лишил. А человек две нормы выполнил и хотел уйти с работы на десять минут раньше. Отца на вокзале нужно было встретить. А вот Николаев премию получил. А за что? За то, что перед начальством из кожи вон лезет, усердие свое показывает. Стоит уйти начальству, так он или в курилке часами пропадает, или какие-то свои дела в других цехах решает. Да, да! Ты не прячься, Николаев! Совести рабочей у тебя нету. Поэтому так себя и ведешь. Лентяй ты, и все тут! А лень всегда была матерью всех пороков.

Из зала раздался голос:

— Уважать каждую мать — наша обязанность.

Все опять рассмеялись. Щербаков сурово бросил:

— А вот ты уважаешь всякую, но не каждую.

— Где этот Николаев? — спросил Ветров.

— А вот — в третьем ряду. Второй справа сидит. Это он и выкрикнул. Видите, как голову за спину соседа спрятал?

— Как бы мне поговорить со Щербаковым?

— После собрания я приглашу его в кабинет. Там и поговорите.

— Хорошо, — согласился Ветров. — Давайте послушаем, о чем дальше разговор пойдет…

После собрания Щербаков пришел в кабинет начальника отдела кадров. Он очень удивился, когда узнал, что сотрудник уголовного розыска хочет с ним побеседовать. Ветров выждал, пока Щербаков устроится на жестком, скрипучем стуле.

— Я случайно оказался на собрании и слышал ваше выступление. Скажите, за что вы Николаева так критиковали?

— За дело. Я ведь стопроцентную правду сказал. Он действительно не тот человек, за которого себя выдает.

— Почему вы так считаете?

— На работе я это своими глазами вижу. Лентяй он и последний филон. После работы ресторанный завсегдатай. Вот только откуда у него деньги берутся? Со ста семидесяти рублей сильно не разгуляешься! Но дело, пожалуй, не в этом. Вижу, что он за человек.

— А откуда вы знаете, что Николаев часто в ресторанах бывает?

— Моя сестра в ресторане «Лето» работает администратором. Однажды со своим мужем она пришла в конце смены повидаться со мной. Я вышел из проходной. В этот момент появился и Николаев. Смотрю — сестра как-то подозрительно приглядывается к нему. Спрашиваю: «Что в нем заметила? Это наш рабочий». А она отвечает:

— У вас он рабочий, а у нас — мешок с деньгами. Почти ежедневно в ресторане кутежи устраивает, червонцы да двадцатипятирублевки оркестрантам швыряет, музыку заказывает. Женщин, как перчатки, меняет. Каждый раз с новой приходит.

— Вы не говорили об этом с Николаевым?

— Нет.

— Скажите, товарищ Щербаков, вы не замечали, чтобы к нему кто-то из посторонних приходил?

— Нет, не замечал. Да и зачем кому-то ходить? Он сам из цеха то и дело выскакивает. В курилке пропадает. Там с кем хочешь можно встретиться, и никто на это внимания не обратит.

— Может, ножи или, скажем, отмычки изготовлял?

— Нет, и такого не замечал.

Ветров протянул Щербакову небольшой листок бумаги:

— Андрей Викторович, я хочу вас попросить: заметите что-нибудь подозрительное в поведении Николаева, позвоните, пожалуйста, по этому телефону.

— Он что — жулик?

— Не исключено, — ответил майор. — Не дадите ли вы мне координаты вашей сестры?

— О чем речь! Пожалуйста. Она — чем может, обязательно поможет.

Ветров поблагодарил собеседника и распрощался с ним…

 

Краб дает задание

Скалов только вышел из подъезда «своего» дома, как навстречу — Краб.

— Где Сашка?

— Дрыхнет! А что?

— Пошли в квартиру. Дело есть.

В квартире Краб бесцеремонно толкнул в бок Горелова:

— Вставай! Работа есть.

Горелов, растирая лицо руками, проворчал.

— На кой хрен мне работа! Ты лучше опохмелиться дай, голова разваливается, — он заглянул в стоявшую на столе бутылку от вина. — Хоть бы глоток остался!

Краб сел на диван и положил ноги на стул.

— Хочу вам обоим задание дать. Выполните — получите полсотни, а через пару недель возьму на большое дело.

— А деньги когда дашь? — спросил Горелов.

— Сегодня, когда сделаете одну штукенцию.

— А что надо? — поинтересовался Скалов.

— Мелочь. Вот вам ключи от автомашины «Жигули», номер 99-17, цвет машины — зеленый. Ваша задача — ровно в шесть вечера быть у кладбища по Московскому шоссе. Туда на этой машине приедет молодой мужчина с одной кадрой. Машину он закроет на замок, а бабец уведет на кладбище. Вы должны своими ключами открыть машину. На сиденье увидите дамскую сумку. Оттуда достанете ключи — от сейфа и входной двери. Их всего три штуки. Сделаете отпечатки вот на этом пластилине. Ключи аккуратно положите на место. После этого закройте машину и сматывайтесь. Вечером я приду сюда. Вы мне пластилин, я вам — деньги. Идет?

— Х-ха! Х-ха! Он еще спрашивает! — воскликнул Горелов. — Конечно, идет!

— Тогда поторапливайтесь. Уже скоро надо быть на месте.

Вскоре Краб, что-то мурлыча себе под нос, вышел во двор, оглянулся и быстро скрылся за углом дома.

Его машина стояла невдалеке. Если бы Скалов и Горелов увидели дальнейшие действия Краба, то они бы очень удивились. А тот развернул машину, въехал на пустынный двор школы, остановился и, оглянувшись, снял с головы волосы, затем отцепил бороду, усы. Взглянул в зеркало. На него смотрел симпатичный молодой человек. Он подмигнул сам себе и включил зажигание.

Минут через десять Краб подъехал к проходной завода, где работала Борзова, остановил машину в стороне и стал ждать. А вот и Люда. Она буквально выскочила из заводской проходной и завертела головой. «Ишь ты! Ищет», — усмехнулся Краб и легонько нажал на сигнал. Борзова быстрым шагом подошла к автомобилю и открыла дверку:

— Привет! Давно ждешь?

— Привет. Почти час. Что сегодня делать будем?

— Сам решай. Ты же знаешь: с тобой — хоть на край света.

— Давай съездим на кладбище.

— Куда, куда?!

— На кладбище.

— Уж не собираешься ли похоронить меня? — рассмеялась Борзова.

— Нет. Считаю, что немного рановато, — улыбнулся Краб и уже серьезно добавил: — Хочу показать тебе могилу родителей. А потом прокатимся за город. Ночевать хочу у тебя. Не возражаешь?

— Нет, что ты!

— Ну, тогда поехали.

Болтая о чем попало, они немного прокатились по улицам, зашли на несколько минут в гастроном. После этого Краб повел машину к выезду из города. У входа на территорию кладбища находилась небольшая заасфальтированная площадка. На ней и поставил машину Краб. Деловито защелкнул задние дверки на замки и предложил:

— Сумку оставь здесь, машину замкну. А мы польем цветы на могиле.

Люда молча кивнула головой, положила на сиденье сумочку и вышла из машины. Она не видела, как минуту спустя к машине подошел Горелов, открыл своим ключом дверку и сел на заднее сиденье. Он спокойно раскрыл сумку и начал в ней рыться. Рука непроизвольно вытащила две десятки. Огромным усилием воли Горелов заставил себя положить деньги на место. А вот и ключи. Он не спеша начал отпечатывать каждый из них на пластилине. Затем положил ключи на место, достал из кармана деревянную коробку и осторожно вложил в нее прямоугольные кусочки пластилина. Вышел из машины и, закрыв ее на ключ, спокойно направился к ждущему невдалеке Скалову. Они тут же поехали домой ожидать Краба…

 

Кто он — Краб?

Генерал Романов хмурился. Он поочередно поглядывал на подчиненных и, казалось, чего-то ждал. Его заместитель Матвеев стоял у окна и курил. На стульях сидели Севидов, Савич и Ветров. Они только что закончили докладывать о ходе раскрытия преступления, и по их виду хорошо было видно, что результат работы их тоже не удовлетворяет. Генерал молча потянулся за зажигалкой, открыл выдвижной ящик стола и достал сигарету.

«Опять курит! — подумал Матвеев, неодобрительно глядя, как Романов, мягко пошевеливая пальцами, разминал "Золотое руно". — Недавно же из госпиталя». Майор знал, что врачи строго-настрого запретили генералу курить. «Надо будет его жене подсказать. Она быстро найдет управу», — мысленно заключил офицер.

Романов закурил и с нотками озабоченности проговорил:

— Да, положение серьезное. К вскрытию сейфов добавилось и убийство.

— Друг друга, сволочи, убивают, — бросил замечание Савич и добавил: — А для нас все равно какое убийство — раскрывай, и все тут.

Генерал прошелся по кабинету и остановился рядом с Ветровым.

— Давайте посмотрим, чем мы сегодня располагаем: по Николаеву — прямых данных о его наскоках на кассы мы пока не добыли. Правда, косвенные доказательства есть. Это и обрывок полотенца, найденный на месте происшествия. Это и тот факт, что он взял у сестры фотоаппарат, и то, что Сиваков видел в его рабочем столе фонарь и фотообъектив, которые Николаев, очевидно, и соединил. И опять же — массу денег транжирит. К сказанному можно добавить и некоторые другие сведения. В частности, мы кое-что знаем о нем как о человеке. По своему характеру он вполне склонен к преступлениям. — Генерал заглянул в свои записи, загасил в пепельнице сигарету и заговорил снова: — Какими же сведениями располагаем мы о преступнике по кличке Краб? Нам хорошо известно, что он тесно связан с Николаевым. Однако никак не можем установить его настоящую фамилию. И посмотрите, товарищи, Краб появляется то у Николаева, то у Горелова. Раньше он был связан с Мужлиным, и скорее всего убийство этого человека — дело его рук. Действует он, надо отдать ему должное, с умом, хитро. Продумывает каждый свой шаг, и надеяться, что при задержании он сразу же признается во всем, не следует. Поэтому брать его надо с поличным.

В ближайшее время нам необходимо установить его фамилию. Для этого у нас появилась возможность. Это могила, куда приводил друг Краба свою девушку. Скалову удалось проследить, где он находился в тот момент, когда Горелов делал слепки с ключей. Известен номер его автомашины. Скалову надо дать задание попытаться добыть отпечатки пальцев и фотографию Краба. Он наверняка ранее судимый. Кроме того, Анатолий Семенович и Владимир Михайлович, надо срочно установить, кто же та девушка. Раз Краб захотел заполучить слепки ключей от сейфа, значит, он готовит новое преступление. Меня беспокоит и судьба этой молодой особы. Она может стать жертвой Краба.

Генерал взглянул на Ветрова:

— Игорь Николаевич, получил ли Краб слепки?

— Так точно, товарищ генерал. Скалову удалось внести некоторые изменения в слепки, и теперь мы на сто процентов уверены, что ключи не подойдут к сейфу.

— Установили, кому принадлежит след ноги, оставленный на заводе в момент убийства Мужлина?

— Да, — ответил Савич, — этот след оставил напарник Мужлина. Слепок получился прекрасным. Мы, Виктор Алексеевич, уже имеем заключение оперативно-технического отдела и по нитке, обнаруженной на краю подоконника, через который прыгали преступники, установлено, что она оторвана от одежды напарника Мужлина.

— На саквояже следов рук не обнаружено?

— Нет, к сожалению. Как всегда, у них были перчатки.

 

В такси

Дело шло к осени. Все чаще на город набегали темные тучи, и холодный дождь хлестал по домам, сбивал с деревьев желтые листья. Но и лето не желало сдавать свои позиции. Еще много тепла излучало солнце и выпадало немало дней по-летнему жарких и ясных. Именно таким днем Скалов, соблюдая осторожность, прошмыгнул через несколько дворов, сел в проходившее мимо такси. Водитель, ни слова не говоря, резко увеличил скорость и только тогда сказал:

— Привет, Василий! Ну как ты там? Не спился?

— Времени нет. Все планы составляем, как у Майского «Волгу» спереть.

— Ишь ты! — улыбнулся Майский. — Что вам, ворюгам несчастным, проку от такси?

— Нам лишь бы нервы потрепать конторе.

— Нахватался.

— А что? С кем поведешься…

— Что — на кладбище?

— Ага, туда.

Пока ехали, Майский передал Скалову приказ генерала постараться добыть фото и отпечатки пальцев Краба. Вскоре они подъехали к кладбищу. Вышли. Впереди пошел Скалов, за ним — Майский. В рабочий день людей на кладбище обычно мало, а сейчас на аллеях и вовсе было пустынно.

Майский догнал товарища.

— Хорошо — людей совсем нет.

— Это — как сказать! Посмотри, сколько их, — и Скалов махнул рукой в сторону могил.

Александр неожиданно улыбнулся:

— Хочешь, рассмешу?

— Каким образом?

— Расскажу, как однажды на этом кладбище злоумышленника ловили. Понимаешь, похоронили здесь бывшего директора одной базы. Прошло некоторое время, и в милицию обратились его родственники: кто-то ночью развалил всю могилу. Мы, разумеется, как могли, успокоили родственников, и они отправились по домам. Не прошло и недели — повторяется та же история. Потом еще один раз, — что делать? Поступает команда: поймать хулиганов. Устроили засаду и первой же ночью видим: подходит к могиле старичок, залазит на нее и давай пританцовывать. Подходим этак незаметно к нему, наблюдаем и спрашиваем: «И что же это вы, дедушка, отплясываете — "Кадриль" или "Гопак"?» Старичок так смутился, что и остановиться не может, продолжает танцевать и мычит что-то совершенно невнятное. Остановили мы его, помогли с могилы сойти, привели в милицию. Когда узнали, кто он, удивлению нашему не было предела. Оказывается, — это бывший бухгалтер той же базы, где раньше покойник работал. Не мог старичок простить своему почившему в Бозе директору каких-то мелочных обид и мстил ему вот таким оригинальным способом.

Скалов рассмеялся:

— Ничего себе месть!

В этот момент они остановились у давно не крашенной ограды. За ней виднелся черный гранитный камень.

— Сюда он приводил ее тогда.

— Хорошо, Вася, иди к машине, я сейчас.

Майский зафиксировал в блокноте надпись на памятнике и внимательно осмотрел его. Памятник как памятник. Ничего особенного. Было хорошо видно, что к нему и заросшей жухлой травой могиле давно не прикасалась человеческая рука. Надпись на памятнике говорила о том, что здесь покоятся супруги Рогальские. «Что же ты, голубчик, о памяти родителей не заботишься?» — подумал о Крабе Майский и направился к выходу.

Он подвез немного Скалова — близко к дому нельзя — и поехал в госавтоинспекцию. Там его ждало полное разочарование. Номер, который заметил Скалов на машине Краба, был похищен два года назад. Расстроенный Майский приехал в управление и немедленно направился в кабинет Ветрова.

— Номер с номерами не прошел, — доложил Александр, входя в кабинет, и горько усмехнулся.

— Почему?

— Этим номерным знакам еще два года назад ноги приделали.

— Да, неважны наши дела, — помрачнел майор, выходя из-за стола. Он прошелся по кабинету. — Хитрый, черт! Все предусматривает. А как с кладбищем?

— Буду проверять. Может, и здесь «липа».

— А как ты думаешь проверять?

— Позвоню в похоронное бюро. Установлю, где проживали родители Краба до дня смерти. Поговорю с соседями.

— В адресном бюро смотрел?

— Зачем?

— Как зачем? — удивился Игорь Николаевич и улыбнулся: — Учишь тебя, учишь, а ты по-гусиному иногда мыслишь. А может, их дети там числятся?

— Не подумал об этом, — простодушно признался Майский. — Я сбегаю сейчас.

— Подожди-подожди! Давай вместе проверим эту версию. Я только домой позвоню.

Ветров взял в руки трубку и набрал номер.

— Алло! Надюша? Как дела?.. Я хочу у тебя отпроситься… Сходи в кино без меня. С Сашей Майским одно дельце хотим провернуть. Не ворчи, не ворчи! Ты же понимаешь. Ну, вот — умница. Пока!

Ветров положил трубку и посмотрел на Майского.

— Уже два месяца в кино не были. Хотели сегодня. Вдруг ты подвернулся.

— Не горюйте! Надя найдет партнера на второй билет, — пошутил Майский.

— Не беспокойся, она — не ты, — усмехнулся майор и добавил: — Не хочет без меня идти. Вот таких жен выбирать надо!

— А может, не вы — она выбирала? — не сдавался Александр.

— Значит, и я неплохой, — отпарировал майор, натягивая на себя дождевик. — Ты что? Без плаща?

— Не думал, что дождь пойдет.

— Осень, брат, на дворе. Небо продырявилось. Пошли. — Они заглянули в соседнее здание, где размещалось адресное бюро, и минут через пять появились на улице.

Им немного повезло. Как только вышли из подъезда, столкнулись с начальником уголовного розыска.

— Владимир Михайлович! — обратился к нему Ветров. — Пожалейте подчиненных! Разрешите на вашей машине съездить.

Майский, польщенный тем, что отправляется на задание с Ветровым, добавил:

— Или на такси поедем, или простудимся на всякий случай, а потом на недельку-другую заболеем.

— Я вам заболею! Сначала раскройте преступление, а тогда можете малость и поболеть. Такси же не извольте трогать. Оно не для таких целей. Кстати, в гараж поставили?

— Да. Я поставил, — ответил Майский.

Севидов махнул рукой в сторону стоявшей у подъезда «Волги»:

— Берите Мишу и езжайте. Потом отпустите его. Сегодня он мне не нужен. Я — на партком.

Майский пробежал открытое место и сел в машину. Ветров поплотнее запахнулся в плащ, шагнул под дождь. Шофер приоткрыл дверку машины:

— Здравия желаю, товарищ майор! Я — с вами?

— Здравствуй, Миша! Прокатимся с тобой, а то дождь отбил охоту у сыщика Майского…

Ехать пришлось долго. Кончался рабочий день, начинался час «пик». Ветров обернулся к Майскому:

— Александр Сергеевич! Не забудь пригласить завтра всех, кто видел в лицо этого Краба. Будет художник, подготовит словесный портрет.

— Я же передал Скалову фотоаппарат.

— Это хорошо. Но ждать, пока ему представится возможность фотографировать, не можем. Сам видишь, что Краб — не простая фигура.

— Да, интересный тип. Жаль, что в адресном бюро данных о детях Рогальских нет.

— Ничего. Зато они долго жили по этому адресу. Соседи должны помнить их и многое рассказать.

Неожиданно заговорила рация:

— Пятьсот десятый! Пятьсот десятый! Я «Алтай»! Как слышите? Прием.

Водитель взял в правую руку микрофон и ответил дежурному управления:

— «Алтай»! Я пятьсот десятый! Слышу вас хорошо. Прием.

— Пятьсот десятый! Вам необходимо прибыть на бульвар Шевченко, дом восемь. В квартиру номер сто восемьдесят семь проникли воры. Звонили соседи. Квартира расположена в последнем подъезде на пятом этаже. Предполагаемое количество преступников — двое. К месту происшествия направляем оперативную группу из райотдела. Как поняли? Прием!

Водитель видел, как Ветров записывал адрес в свой блокнот, и сразу же ответил:

— Вас понял. Выполняем.

Он положил микрофон на место и взглянул на Ветрова:

— С ветерком?

— Даже с бурей, — подмигнул майор и повернулся к Майскому: — Отвлечемся немного. Ты, наверное, уже забыл, как живые воры выглядят.

— Забудешь их! Они мне по ночам снятся. Мы же вчера с Тростником и Коневым группу Синякова сняли. Сами нас хвалили: хорошие, мол, парни в отделе собрались. Между прочим, в тот момент вы и меня, кажется, имели в виду, — хитро отпарировал в заключение Майский.

В этот момент машина круто повернула во двор дома номер восемь. Неожиданно из-за угла, почти прямо на них выскочили два субъекта. Каждый в руках держал по чемодану и сумке.

— Ух ты! — удивился Майский. — Так это же Фрайман и Яша Томильчик.

Шофер начал тормозить, но Ветров приказал:

— Не останавливайся, проезжай!

Старший лейтенант воскликнул:

— Игорь Николаевич! Так это же он! Неужели вы не узнали?

— Узнал, Саша, узнал. Но только посуди сам: если не успели их взять в квартире, то теперь торопиться нет смысла. Посмотрим, куда они, голубчики, краденое занесут. Стой, Миша! Мы пока ножками потопаем. А ты развернись и потихоньку за нами. Сообщи дежурному, чтобы оперативная группа осмотрела место происшествия, а к нам пусть человека три на машине подбросят. Информируй их о нашем продвижении! — майор открыл дверку. — Пошли, Саша!

Они быстро вышли со двора и тут же увидели удаляющиеся фигуры воров. Как ни торопились они, но тяжелая ноша не давала возможности быстро продвигаться. Ветров и Майский перебежали на другую сторону улицы и не спеша пошли за ними. Майский оглянулся. Их «Волга» медленно двигалась сзади.

Фрайман и Томильчик через небольшую площадь направились к стоянке такси. Машин там не было, и они пристроились к небольшой очереди.

Оперативные работники перешли улицу и сели в остановившуюся машину. Миша доложил:

— Все в порядке. Подмогу выслали. Опергруппа — на месте происшествия. Спрашивал дежурный: есть ли у вас оружие?

— Ответь, что есть, — сказал майор и обратился к Майскому: — Их машина будет пятой. Возможно, здесь и дождемся своих. Смотри ты! И месяца, сволочи, не прожили на свободе. Опять за свое взялись. Нет, этих двоих вряд ли удастся поставить на честный путь. Я с Фрайманом беседовал недавно. Говорит: «Завязал, гражданин начальник, завязал!» Я его поправляю: «Не гражданин, а товарищ». А он посмотрел на меня и отвечает: «Мне так привычней и, в случае чего, отвыкать не придется». Один раз правду только и сказал.

В этот момент к стоянке почти одновременно подъехали четыре такси.

— Следующие — они, — сказал Ветров и попросил водителя: — Михаил, позови-ка наших. Где они находятся?

Водитель взял в руки микрофон и начал вызывать дежурного. Но вместо того ответил пятьсот двадцатый.

— Мы рядом стоим — за вами.

Все оглянулись. Метрах в сорока увидели черную «Волгу». Ветров взял в руки микрофон и коротко сообщил ситуацию. Заканчивая разговор по рации, он сказал:

— Брать будем, когда привезут нас к своей базе.

Наконец подошла очередь Фраймана и Томильчика.

Они сели в такси, которое направилось в сторону улицы Горького. Две милицейские машины, ничем не отличающиеся от десятков других, соблюдая дистанцию, шли следом. Ехали долго. И вот такси остановилось около девятиэтажного дома. Фрайман и Томильчик начали выгружаться. Машины работников милиции остановились невдалеке.

Ветров еще раз по радио проинструктировал своих сотрудников, приказал выходить всем из машин и следовать за преступниками, а водителя попросил:

— Миша! Запиши номер такси.

Оба вора прошмыгнули во двор девятиэтажного дома. В этом здании был только один подъезд, и они направились к нему. Ветров взял с собой Майского и еще одного сотрудника. Все трое двинулись за преступниками. Сложность состояла в том, что и тот и другой знали в лицо оперативников. Приходилось все время держаться на расстоянии. Воры исчезли в подъезде. Группа Ветрова, с минуту выждав, вошла туда же. Фрайман и Томильчик в этот момент сели в лифт. Ветров коротко бросил Майскому:

— Позови наших. Поставьте пост у выхода. Остальные пусть поднимаются к нам, — а сам вместе с другими сотрудниками побежал вверх.

Было слышно, что лифт еще продолжает двигаться, и работники милиции изо всех сил бежали вверх по ступенькам лестницы. Сейчас главное — засечь, на каком этаже выйдут преступники из лифта. Лифт остановился на седьмом этаже. Пока преступники выходили из него, Ветров и Майский успели добраться до площадки между шестым и седьмым этажами. Они слышали, как Фрайман и Томильчик вышли из лифта и тихонько зашагали по коридорчику. Ветров подал шепотом команду:

— Пошли!

Они поднялись на седьмой этаж и у входа в коридорчик, ведущий к дверям квартир, замерли. Кто-то из преступников сказал:

— Звони!

И тогда Ветров, а вслед за ним Майский двинулись вперед. Преступники не успели опомниться, как оперативники были тут как тут. Ветров отдернул руку Томильчика от кнопки звонка:

— Не надо, Томильчик, звонить. В квартиру входить не придется.

Подбежали еще трое работников. Майор передал им задержанных:

— Отведите в машину. А к нам пусть поднимутся остальные товарищи. Понятых найдите.

Через несколько минут к Ветрову и Майскому присоединились еще двое сотрудников. Старик-дворник и женщина, проживающая в квартире на первом этаже, немного поотстав, преодолевали последние ступеньки. Только теперь майор нажал на кнопку. Послышались шаркающие шаги, звякнул ключ. В распахнутых дверях стояла женщина. Ветров предъявил ей удостоверение. С первого взгляда можно было убедиться, что в этой квартире воры оборудовали склад для похищенного имущества. Обыск и допрос хозяйки занял много времени. Когда Ветров и Майский вышли на улицу, уже надвигались вечерние сумерки. Они решили, что откладывать проверку на следующий день не следует.

— Полковник сегодня дал машину, а завтра, возможно, придется пешком шлепать, — заметил Ветров.

Они сели в машину. Майский назвал водителю адрес.

— Игорь Николаевич! Сегодня, кажется, пяток краж из квартир мы с вами зацепили?

— Да, пожалуй, последняя серия пойдет. Меня беспокоит еще и серия, связанная с хищением ковров из квартир. Смотри, сколько времени прошло, а на ворюг, которые успели совершить уже три кражи, так и не вышли.

— Необычные кражи, — поддержал Майский. — В каждой квартире взяли ковры — всего четырнадцать — и как в воду!

Вскоре машина свернула на тихую улицу, остановилась возле дома, на углу которого виднелась цифра восемь. Ветров попросил проехать чуть дальше и пояснил:

— Сначала пройдем по соседям. Улица старая, люди должны знать друг о друге многое.

Они вошли в небольшой деревянный дом под номером десять. В уютной, чистенькой комнате за столом сидел старик. Он оторвался от газеты и поверх очков взглянул на вошедших.

— Добрый вечер! — поздоровался Ветров. — Мы постучались, но вы, очевидно, не слышали?

— Здравствуйте! Проходите, присаживайтесь.

Ветров и Майский прошли в комнату. Майор достал удостоверение и предъявил хозяину квартиры.

— Мы из милиции.

— Ого! — воскликнул старик, имитируя голос театрального трагика. — Какие грехи мои тяжкие на склоне лет намерена раскрыть уважаемая милиция?

— А вот сейчас узнаем, — поддержал шутку Ветров. — Вы давно здесь живете?

— С сорок пятого. Как пришел с фронта, так и живу. Детей вместе с женой в этом доме вырастили.

— А где сейчас дети?

— Свои уже квартиры и семьи имеют. Вот только мать в прошлом году похоронили. Живу сейчас один. Правда, дети не забывают старика, навещают.

Было ясно, что хозяин рад приходу людей и настроен поговорить. Ветров понимал, что сейчас очень важно направить разговор в нужное русло. Это ему, кажется, удалось. Как бы между прочим Игорь Николаевич спросил о Рогальских.

— Как же, как же! — оживился старик. — Хорошо знал их. Чудеснейшие люди были и Андрей Иванович, и Елена Петровна. Жили душа в душу. Да вы можете спросить у любого соседа.

Старик призадумался и, будто вспомнив что-то неприятное, добавил:

— Впрочем, нет. Не у любого. Не надо спрашивать у Крокета.

— А кто это Крокет?

— Родственник их. Он во второй половине дома проживал с ними. Все недоволен был: то ему огорода мало, то они ему худшую часть жилья отдали. А ведь дом-то Рогальские сами построили. Крокет в сорок восьмом в город приехал. Тогда у него ни кола ни двора не было. А они пожалели бедненького родственничка, поделили дом поровну, вторую половину ему отдали — на свою голову. Прожил с ними год, женился, а потом и началось. Господи! Что он выкомаривал! Бывало, даже с топором гонялся. Померла Лена — за Андрея взялся. Тот и так от горя на ладан дышал. Помог бедному человеку в могилу сойти. Не успели мы похоронить его, а он уже стену сломал и весь дом занял.

— Дети у Рогальских были?

— Дети были: двое сыновей на фронте погибли, а дочку в сорок втором похоронили. Не повезло людям. Ох как не повезло!

Хозяин замолчал и, подавленный воспоминаниями, низко опустил голову. Его большие натруженные руки нервно подрагивали на коленях.

Ветров поднялся со стула:

— Спасибо вам. Извините за неожиданное вторжение.

— Да чего уж! — махнул рукой хозяин. — Вы извините старика… Разнюнился.

Ветров и Майский вышли на улицу.

— Все ясно, Игорь Николаевич. Можем дальше и не ходить. Детей у Рогальских нет. Тот хлюст сына лейтенанта Шмидта сыграл.

— Знаешь, Саша, давай зайдем и к Крокету.

— На кой ляд он, Игорь Николаевич! Мало ли мы всякой дряни повидали?

— Дряни, говоришь? Нет, Александр, мы с тобой чаще видели испорченных людей, а дрянь надо тщательно изучать. Мне просто необходимо поговорить с этим Крокетом… Заглянуть поглубже в его нутро.

— Уйдя на пенсию, хотите мемуарами заняться?

— Молодец! Идею подсказал.

Они направились к дому номер восемь. Калитка была заперта. Майский постучал. Во дворе сиплым басом гавкнула собака.

Через минуту послышались шаги, и мужской старческий голос спросил:

— Кто там?

— Милиция, откройте!

— Что случилось?

— Да вы сначала откройте, тогда и побеседуем.

Какое-то время за калиткой слышалось невнятное бормотанье. Казалось, что калитка так и не откроется. Но вот послышался лязг металла, отодвинулся один засов, второй. Калитка, отворилась. Перед оперативными работниками стоял высохший, костлявый старик. Напрягая зрение, он пытался рассмотреть незнакомых ему людей. Майский достал из кармана фонарик и осветил свое удостоверение.

— Мы из милиции. Разрешите войти?

— Да, да. Входите, пожалуйста.

Вошли в большую комнату. Красивая хрустальная люстра заливала мягким светом все это уютное помещение. За столом сидела дряхленькая, подслеповатая старушка. Она с таким любопытством смотрела на вошедших, что даже не сразу ответила на их приветствие. Поведение хозяина выдавало, что приход работников милиции его взволновал. Старик суетливо передвигался по комнате.

Майский и Ветров присели на предложенные стулья и, выжидая, когда хозяин успокоится, рассматривали комнату. Все здесь говорило о достатке.

— Сколько в доме комнат? — спросил Ветров.

— Семь, — ответил хозяин, пододвигая под себя стул.

— Сколько человек здесь проживает?

— Вот мы со старухой. Раньше родственники проживали, а когда умерли — остались одни.

— Квартирантов имеете?

Старик смутился:

— Жалко стало нам молодых-то… Вот и пустили несколько студентов.

— И сколько же их?

— Да немного…

— А все-таки?

— Человек шесть-семь…

— Покажите, пожалуйста, домовую книгу.

Хозяин поднялся со стула и, подойдя к шкафу, достал истрепанную домовую книгу, подал ее Ветрову. Перелистав ее, майор заметил:

— Странное дело: у вас никто не прописан?

— Так ведь временно живут…

— Сколько же вы берете с них?

— Что с них можно взять? По пятерке. Студенты…

— По пятерке, говорите? Скажите, у Рогальских дети были?

— Нет, не было… Собственно, были, конечно… умерли…

— Умерли, говорите. Причина смерти?

— Не знаем. Наверное… от болезней.

— Что же вы — родственники, а не знаете?

— Как-то не интересовались.

— Ну что же, — сказал Ветров, поднимаясь со стула. — Покажите свой дом.

И они втроем направились на другую половину. Старуха осталась сидеть за столом.

Зашли в одну комнату, во вторую, третью. В каждой стояло по три-четыре кровати. В последней комнате застали трех девушек. Одна из них гладила платье, вторая читала, третья складывала в чемодан какие-то вещи. Поздоровались. Девушки с любопытством смотрели на вошедших. Неожиданно Ветров спросил, обращаясь к той, которая занималась утюжкой:

— Скажите, сколько вы платите за квартиру?

— Двадцать рублей.

— Это втроем — за комнату?

— Нет, каждая — по двадцать за кровать, — ответила девушка, с укором посмотрев в сторону старика. — Хозяин считает, что мало с нас берет, так еще дрова заставляет пилить и колоть. Вот, Таня уходить собралась, и мы скоро уйдем. Найдем более подходящее жилье и уйдем. Где это видано, чтобы в наше время такую обдираловку можно было устраивать.

— Не нравится — уходите, — не выдержал хозяин. — Силком вас не держу!

— Уйдем, дедушка, уйдем. Только стыдно с людьми так обходиться.

— Как же прикажете с вами обходиться? — злобно бросил хозяин. — Сам из-за вас терплю, во всем ущемляю себя, а ты стыдить меня собралась, соплячка.

— Пусть соплячка. А вы, дедушка, — живодер. Вот кто! И мы уйдем от вас. Найдем место лучше…

Ветров спросил у девушки:

— Сколько вас здесь живет?

— Двенадцать человек. В малюсенькой комнатке по три-четыре человека ютятся. А он сегодня объявил, что еще троих парней берет.

— Хорошо, — сказал Ветров, — мы поручим участковому инспектору разобраться и принять необходимые меры.

Ветров и Майский попрощались с квартирантками и возвратились в комнату, где по-прежнему сидела за столом хозяйка. Хозяин вошел следом, плотно закрыв за собой дверь:

— Возмущаются… Не нравится — пусть уходят. Людям добро делаешь, а они…

— Они все прекрасно понимают, — перебил старика Ветров. — Вы же, попросту говоря, занимаетесь незаконным обогащением.

— Каким обогащением? Товарищ начальник! Хочу копейку собрать… родственникам бедным памятник поставить.

— Каким родственникам?

— Лене и Андрею Рогальским. Они в этом доме жили…

Ветров перебил его:

— Не надо врать! Не дождутся они памятника. Вы, пожалуй, забыли, где их могила находится. А памятник там стоит. Соседи поставили. Скажите лучше, кто из молодых мужчин на этой квартире проживал?

— Что вы! Никого не было и не будет. Я откажу и тем хлопцам… которым пообещал.

Ветров коротко простился с хозяевами и, пропустив впереди себя Майского, вышел из дома.

На улице оба вздохнули с облегчением. Шли молча. И только когда сели в машину, Игорь Николаевич проговорил:

— Не помню, кто сказал: «Прожили два человека свои жизни. И за это им на кладбище поставили памятники. Одному — на добрую память, что он жил, другому — для сведения, что умер». Не трудно догадаться, какой памятник поставят этому хозяину.

Машина неслась по темным, умытым дождем улицам.

 

Хватит! Отбегался

Скалов сидел за столом рядом с Гореловым и делал вид, что пьет наравне со всеми. Напротив сидели трое — молодые мужчины, рядом с ними — совсем окосевший Батурин. По материалам уголовного розыска Скалов знал, что Батурин «специалист» по очистке квартир. И то, что сегодня случай свел оперативного работника с этим вором, было неплохо.

Батурин подозревался в нескольких крупных квартирных кражах. Скалов хорошо помнил, как чертыхался Тростник, когда рассказывал о Батурине. Тростнику удалось выяснить, что последний причастен к этим кражам. Брать его без достаточных улик не было никакого смысла. Добиться от него правдивых показаний просто невозможно. Тростник более десяти дней пытался установить, с кем Батурин ворует и где прячет краденое. Казалось, все места возможного сбыта похищенного уже удалось выявить. Но поймать преступников оказалось делом нелегким.

Тростнику доставалось и от начальства. И действительно, среди похищенного имущества наряду с мелкими предметами и ценностями были крупные вещи, особенно ковры, сбыть которые почти на виду у работников милиции было невозможно. Сколько ни бился Тростник над разгадкой, где воры устроили тайник, ничего утешительного добыть не мог. И вот Батурин сидит вместе со своими друзьями за одним столом с оперативником и, не зная того, упивается хвастливыми речами:

— Что мне деньги?! Вчера в ресторане червонцем дал прикурить Сане.

Сидевший напротив, уже изрядно пьяный, Саня подтвердил:

— Точно-о… Официантка от удивления ч-чуть ноги не оп-опшпарила.

Скалов постепенно все больше и больше накапливал сведений о друзьях Батурина. Маленький магнитофон во внутреннем кармане пиджака Скалова четко фиксировал весь разговор. Нужно только умело направлять ход воровской беседы. Скалов вспомнил о спрятанных коврах и решил попытаться выяснить, где их укрыли Батурин и его друзья.

Лейтенант придвинулся к Батурину и заплетающимся языком сказал:

— Ты, кореш, молодец! Был у меня друг — копия ты. С таким — готов куда угодно. Жаль — погорел. И, главное, обидно: заделал квартиру, золотишко, хрусталец, башни взял. Я помог ему красиво сбыть. А его, фрайера, опять на ту же хату потянуло. Вспомнил, что уж больно красивый ковер имеется. Отговаривал его, отговаривал, а он мне: «Ничего… никто не рассчитывает, что я опять в ту же квартиру пойду. Понимать надо… психология». Ну и пошел. Взял коврик — и в комиссионку. А оказалось, что, как только он из квартиры с ковриком вышел, тут же и хозяин пришел. Кипиш поднялся. Контора приехала. Пустили собаку, а она, сволочь ушастая, прямо к комиссионке и приперла. А там кореш мой уже коврик какой-то мадам загоняет. Так, бедняга, и погорел.

Батурин засмеялся:

— Мы делаем иначе. От ковров тоже не отказываемся. Но только загонять их не спешим. Нашли, так сказать, великолепное место для временного хранения, — он достал из кармана пиджака паспорт и вынул из него несколько квитанций. — Вот они — коврики мои. Видишь? В кармане помещаются. Ни один барбос своим носом не учует.

Скалов увидел, что это квитанции о сдаче ковров в химчистку. «Так вот оно что! — удивился лейтенант. — Оказывается, они "прячут" ворованные вещи. Сразу же после кражи ковры сдают в химчистку, вроде как в камеру хранения. Ловко!»

— По своим ксивам сдаешь?

— Что я — фрайер?

— Ксивы — не проблема. Если тебе надо — скажи, на любую фамилию сделаю.

Скалов понимал, что квитанции и фальшивый паспорт, будь задержан Батурин, — неопровержимые доказательства его вины. Оперативник начал искать выход из создавшегося положения. Неожиданно раздался звонок. Все замерли. Горелов направился в прихожую. Наступила напряженная тишина. Скалов видел, как Батурин вытащил из кармана паспорт с квитанциями и сунул его в сапог, что лежал у дивана. Но это была не милиция. В дверях стоял Краб.

— Привет компании! — бросил он как-то безразлично и повернулся к Горелову. — Пойдем поговорим.

И они направились на кухню. Скалов тоже поднялся и пошел за ними. Краб со злостью проговорил:

— Что же вы, гады, туфту мне суете?

— Какую туфту? — удивился Горелов.

— Кто отпечатки от ключей делал?

— Я. А что такое?

— Что такое! Что такое! Ты же совсем другие отпечатки дал.

— Брось мозги заливать! — вспылил Горелов и кивнул в сторону Скалова. — Он видел, как я садился в машину, когда фрайер бабу на кладбище повел.

Скалов подтвердил слова Горелова.

Краб громко сказал:

— Ну вас к… Больше моей ноги здесь не будет. Мы друг друга не знаем.

И он сразу же направился к выходу. Скалов мгновенно сориентировался:

— Я догоню. Поговорю с ним, — успокоил он стоящего в растерянности Горелова и пошел за Крабом.

Скалов, как только оказался в подъезде, перестал торопиться. Не спеша он спустился вниз и выглянул из подъезда. Краб в этот момент выходил со двора. Подождав, пока Краб скроется за углом, лейтенант бросился в противоположный конец двора. Там, с обратной стороны дома, есть телефон-автомат. Он быстро набрал номер домашнего телефона Ветрова, прислушался к гудкам. «Дома или нет?» — волновала его мысль. В трубке щелкнуло, и Скалов услышал голос Ветрова. Василий коротко доложил о сложившейся ситуации. Ветров спросил:

— Что ты предлагаешь?

— Игорь Николаевич, я считаю, что находиться у Горелова смысла нет. Краб больше у него не появится. А если сейчас снять Батурина, Горелова и его дружков, то они, узнав, кто я на самом деле, сразу же расколются.

Ветров с минуту помолчал, потом решительно сказал:

— Сделаем так: Горелова во что бы то ни стало оставь дома, а сам с Батуриным и его дружками выходи на улицу. Обязательно проведи их мимо кинотеатра. Там и задержим. Но выходите не раньше как через сорок минут.

Скалов вернулся в квартиру, подошел к Горелову, похлопал его по плечу:

— Не волнуйся, все будет хорошо. Он уже отошел и сказал, что где-то через час заглянет, если успеет какое-то дело оформить.

Скалов сел за стол и начал разливать водку по стаканам. Все были пьяными, и отсутствие лейтенанта никаких подозрений не вызвало. Прошло полчаса. Скалов встал из-за стола:

— Ну что? Завязываем?

— Да, пора отваливать, — согласился Батурин и, нагнувшись к сапогу, взял паспорт, положил его в карман:

— Пошли!

Все встали и направились к выходу. Скалов тронул Горелова за рукав:

— А Краб? Он же обещал прийти. Ты подожди его. А я пройдусь с ними.

Через минуту компания вышла во двор. Скалов, не давая никому опомниться, взял под руку Батурина и повел его в нужную сторону. Остальные направились за ними. Все получилось превосходно. Даже Скалов, как ни старался, не смог заметить своих. Они появились как из-под земли. Батурин, кажется, единственным из тех, кого задерживали, среагировал на облаву. Он вырвался из рук державшего его работника милиции и попытался бежать. Но Скалов подставил ногу и, когда тот хотел подняться, схватил его за шиворот:

— Спокойно, Батурин! Хватит, отбегался…

Ехали все в одном милицейском автобусе. Батурин повернулся к сидящему сзади Скалову и заметил:

— Здорово ты нас! Ох, как здорово!

Один из друзей Батурина мрачно съязвил:

— А по внешности вроде свой кореш…

— Внешность бывает обманчивой… сказал еж, слезая с половой щетки… кореш… свой кореш… — бормотал про себя Батурин, тупо уставившись в окно. На ночных пустынных улицах лил дождь. Город спал…

 

В лесу

Березы! Ни с чем не сравнимое, чарующее зрелище. Одетые в золото осени, в эти дни они особенно выразительно обозначались на темно-зеленом фоне хвойного леса.

День выдался на редкость солнечный, ласковый. Было воскресенье — одно из немногих, когда Ветров и Тростник смогли остаться в узком домашнем кругу, со своими семьями. Рано утром собрались вместе и небольшой группой отправились на вокзал. Электричка минут за сорок домчала до нужной остановки. На платформу высыпала пестрая оживленная компания грибников. Поезд отправился дальше, и вскоре все разбрелись по лесу.

Было уже далеко за полдень, когда Ветров и Тростник, их жены и дети собрались на небольшой поляне. Рядом стояли кошелки и корзины, а то и просто целлофановые мешочки, доверху наполненные грибами. Дети еще не успели утихомириться. С визгом носились они друг за другом, кувыркались, барахтались, как медвежата. Началась подготовка к обеду. Всем было весело и хорошо. На разостланной льняной скатерти появилась снедь.

Ветров и Тростник в сторонке сидели на плащ-палатке, довольные тем, что так удачно проходит выходной день. Разговор невольно зашел о работе. Тростник, откусив длинную травинку и задумчиво глядя на верхушки деревьев, заметил:

— Ты был прав. Хозяин дома действительно… Я сразу же начал проверку. И знаешь, что удалось выяснить?

— Не тяни, Володя, а то скоро позовут. Видишь — стол уже готов.

— Понимаешь, старик, оказывается, второй раз женился.

— Ну и что?

— Да ничего. Только от первого брака сын у него есть — Крокет Георгий Васильевич. Он раньше тоже в этом доме проживал.

— Как же тогда соседи его не видели?

— Не успели. Этот отпрыск трижды судим был. Один раз за убийство, второй — за грабеж, третий — за кражи из магазинов. Его отпуска в виде краткого пребывания на свободе после отбытия наказания были слишком малы. Где уж там с соседями знакомиться!

— Как ты узнал?

— Ты же сам сказал — поработать.

— Да-а. Это интересно. Где этот сынок сейчас?

— В том-то и дело, что пропал.

— Как пропал?

— А вот так. Освободился в последний раз почти два года назад — и как в воду канул.

— Что отец? Искал его?

— Искал. Я сделал запрос по месту его последней отсидки. Вчера вечером ответ пришел. Полтора года назад администрация колонии письмо от Крокета-старшего получала. Просил сообщить, где находится сын. Ответили, что так, мол, и так — сынок освобожден, поехал домой, к вам…

— Что же старший? Больше не искал?

— Нет. Видимо, получил весточку и успокоился.

— Это интересно. Очень интересно! — повторил Ветров. — Вполне возможно, что тот, который приводил женщину на кладбище, и Крокет-младший — одно и то же лицо. Знаешь, когда я познакомился со стариком, то, уходя, подумал: не может такой человек честно жизнь прожить. Слишком никчемная, прямо скажу, гадкая душонка.

— Я же тебе еще не все рассказал, — перебил друга Тростник. — Крокет-старший тоже судим.

— За что?

— За истязание первой жены. Год ему давали, а жена вскоре умерла. Отбыл срок и в первые же дни на другой женился.

— Надо немедленно заняться этими Крокетами…

Закончить разговор им не удалось; жены не позволили. Потихоньку подкравшись сзади, они дружно навалились на увлекшихся собеседников. Дети с превеликим удовольствием помогали матерям создавать «кучу малу». Вволю побарахтавшись, все наконец угомонились. Расселись вокруг скатерти. Жены с нарочито серьезными интонациями укоряли мужей:

— Вы хотя бы здесь о делах не говорили. Отдыхать приехали.

— Правильно, правильно! — поддержал их Тростник. — Один великий ученый создал довольно оригинальную формулу человеческого счастья: тридцать процентов своего времени мы должны отдавать работе, тридцать — общению с людьми. Так вот, наш разговор с Игорем и шел за счет времени, отведенного на общение с людьми.

— Ладно уж, великий ученый! — легонько ткнула Тростника в бок жена. — Лучше вино открой…

Всех радовал лес. Обед удался на славу. Прибрав скатерть, все решили сделать еще один заход по грибы. Женщины с детьми остались вблизи поляны. Мужья разошлись в разные стороны испытать счастья.

Ветрову крупно повезло. Углубившись в лес, он набрел на одно чудесное местечко, где, как в сказке, один около одного сидели молоденькие красноголовики. Буквально за несколько минут Игорь Николаевич наполнил корзину и, мысленно представив, с каким удивлением посмотрят на нее женщины и дети, направился в обратный путь. Неожиданно он увидел небольшую поляну, посреди которой стояли «Жигули». Рядом на развернутом одеяле, в обнимку, сидели мужчина и женщина. Увидев Ветрова, они отстранились друг от друга и настороженно смотрели на него. Майор, немного смутившись, стараясь не смотреть на эту парочку, ускорил шаг. И чем дальше он отходил от места случайной встречи, тем больше какая-то смутная тревога охватывала его. «В чем дело? — думал майор. — Наскочил ненароком на уединившихся любовников. Не извиняться же мне перед ними! Не в квартиру вошел».

Но тревога нарастала. Ветров-грибник пытался рассеять свое беспокойство, а Ветров-оперативник искал причину этого беспокойства. И вдруг — о, чудо! Майор как вкопанный остановился у белоствольной березы. Номер машины, мимо которой он только что прошел, — вот она причина тревоги! «Автомашина с этим номером остановилась возле кладбища», — вспомнил Ветров. Он повернулся и торопливым шагом двинулся назад, к месту встречи. Однако Ветров-оперативник остановил его: «Стой, куда же ты? А если у них оружие? Надо позвать Тростника!»

И майор, не обращая внимания на падающих из корзины красавцев красноголовиков, побежал к своим.

Ориентироваться в этом лесу было несложно: веселые детские крики далеко разносились окрест. А вот и знакомая поляна. Игорь Николаевич, не переводя дыхания, спросил:

— Где Володя?

Жена Тростника встревоженно посмотрела на Игоря Николаевича:

— Что случилось?

— Ничего. Не волнуйся. Он очень нужен. Зовите его.

И все дружно стали звать Тростника. Тот не откликался. Ветров сунул два пальца в рот и сильно свистнул. Дочка даже присела на корточки и с восхищением посмотрела на отца. Сыну это тоже очень понравилось, и он подскочил к отцу:

— Папа, научи!

— Потом, сынуля, потом, — пообещал майор и подошел к лежащей на траве куртке Тростника. Ощупал карманы и понял, что и он оружия с собой не брал. Наконец вдали послышался голос Тростника. Прошло еще минут пять, пока он появился на поляне:

— Что вы тут вдруг раскудахтались?

— Пошли! По дороге расскажу, — бросил Ветров и повернулся к женщинам: — А вы пока собирайтесь. Мы скоро будем.

Они бежали рядом, и Ветров коротко вводил друга в курс событий. Вот и дорога. Осталось еще шагов триста, и покажется та поляна. Вдруг с противоположной стороны, прямо из лесу, на дорогу выкатили «Жигули». Ветров схватил Тростника за руку.

— Смотри! Вот она!

Машина находилась от них метрах в сорока, ее номер был четко виден. «Жигули» повернули налево и стали удаляться. Ветров стоял, стиснув кулаки:

— Ушел, гад!

— Что сделаешь? Крыльев у нас нет, не догоним. Ну, ничего. Это для нас кое-что значит. Раз ездит с этими номерами, то факт — поймаем. Пошли к нашим, успокоим.

И они, уже не спеша, направились к семьям. Солнце клонилось все ниже. Надо было возвращаться в город.

 

Страх пришел во сне

Крокету не спалось. Он лежал на диване, забросив руки за голову, и думал. В последнее время его все сильнее начало одолевать беспокойство. Кто-кто, а уж Жора Крокет кое-что в жизни повидал, да и дел натворил столько, что и самому подчас невмоготу становится. Он научился жить осторожно. Следил за каждым своим шагом и, прежде чем что-либо предпринимать, старательно все взвешивал, обдумывал. Поэтому и удавалось ему много раз выходить сухим из воды. Но вот уже несколько месяцев что-то беспощадно глодало его, особенно после убийства Мужлина.

«Что поделаешь? — думал он. — У меня другого выхода не было. Если бы взяли Мужика, то я сейчас жил бы в муках и гаданьях: расколется или нет». Но какой-то внутренний голос, ранее не знакомый Крабу, укорял: «Он же был твоим лучшим другом. Ты сам говорил, что за тебя, дескать, я спокоен, не заложишь».

Нет, не жалость к другу беспокоила Краба. Его начинал преследовать страх. Раньше при виде работника милиции он спокойно проходил мимо, мог даже заговорить с ним. Теперь Крабу казалось, что первый же встречный милиционер поймет, кто прячется под париком и фальшивой бородой. И еще он до слез жалел деньги, оставленные возле трупа Мужлина. Много их там было. Ох как много! Надолго хватило бы.

Краб тяжело вздохнул и повернулся на бок. Жора привык жить на широкую ногу. «Надо быстрее решать, что делать с Борзовой, — размышлял он. — Через нее можно, конечно, взять заводскую кассу. А дальше? Как быть с Людкой дальше? Надо будет смываться. А она — сразу же в милицию. "Так, мол, и так, дорогие товарищи. Был у меня женишок. Только после кражи быстренько исчез". Правда, искать меня будет трудненько. Я ведь сейчас вне подозрений. Фамилии моей контора не знает. Да и Крокет, если на то пошло, сейчас находится, как любят они выражаться, в местах, не столь отдаленных».

Краб начал вспоминать операцию, которую он провел, чтобы запутать следы, уйти из поля зрения милиции. Сразу же после своего последнего освобождения с помощью Толика Пудова он украл документы у одного геолога, зазевавшегося в очереди возле киоска с прохладительными напитками. Все было исполнено очень тонко и расчетливо. Геолог, видимо, ехал к своей семье и лишился документов буквально минут за пятнадцать — двадцать до отправления поезда. Пропажа могла обнаружиться только в дороге или после прибытия пассажира домой.

Крокет был доволен. У него на руках настоящий паспорт. Правда, с переклеенной фотографией. Но сделано это достаточно искусно. В паспорте стоит штамп постоянной прописки, есть отметка, что его владелец — геолог. Так что Краб уже не рецидивист Крокет, а геолог Клешнев. Толик Пудов здорово помог. К тому же у него имеются документы на право владения легковым автомобилем, принадлежащим старику Крокету. Оформлены тоже на имя Клешнева.

После освобождения Краб удачно вскрыл сейф в одной колхозной кассе. Решил обзавестись машиной. Пришел к отцу: так, мол, и так. Того долго уговаривать не понадобилось. Получив кругленькую сумму на дорогую покупку да еще тысячу целковых в придачу, старик бросился по инстанциям. Просил, умолял, жаловался. В конце концов добился своего: «Жигули» выколотил без всякой очереди. Через неделю Крокет-старший передал автомобиль по доверенности своему чаду, лжегеологу Клешневу.

Краб самодовольно ухмылялся, вспомнив, как Толик Пудов подрабатывал технический паспорт на автомобильные номера, которые добыл Николаев, и удостоверение на право управления автомобилем на имя Фролова. Ох и шельмец этот Толик! Кто-кто, а он своим ремеслом владел безукоризненно. Новоиспеченный владелец «Жигулей» смог убедиться в этом довольно скоро — при первой же встрече с сотрудником госавтоинспекции. Случилось это при совсем непредвиденных обстоятельствах. Краб отправился на «дело», поставил на машину похищенные номера и на время стал Фроловым. Рейс предстоял неблизкий. Уже на первых километрах за городом он был остановлен возле поста ГАИ. Тут же собралось еще несколько машин частных владельцев. Шла обычная проверка документов. Лейтенант бегло взглянул на водительские права и технический паспорт, предъявленные Крабом, ничего подозрительного в них не заметил, разрешил двигаться дальше. С тех пор Краб окончательно уверовал в надежность «липовых» изделий Толика Пудова и сидел за рулем смело, даже с некоторой бравадой, как бы демонстрируя всем своим видом невозмутимость и спокойствие.

— Нет, что ни говори, — думал он, — пока мне везет. Взять хотя бы квартиру. Хозяева уехали на два года куда-то на Север. Заплатил им за весь срок, и сейчас, по сути дела, я полный хозяин этого жилья. Здорово получилось и с документами!

В воображении Краба вновь возникли застольные встречи, когда он передал свои документы старому другу. Это был многоопытный карманный вор. И Краб договорился с ним, чтобы тот не носил при себе собственные документы, а держал паспорт и справку об освобождении Краба. Крокет хорошо знал, что сколько карманник будет жить на свободе, столько он будет и воровать. А ведь веревочка вьется… наступает конец. Так оно и случилось. Друг попался с поличным и сел на скамью подсудимых под фамилией Крокет.

Эти воспоминания немного успокоили Краба. Он незаметно уснул. Но и во сне его одолевали тревожные видения. Они нагромождались одно на другое. Мелькали знакомые и незнакомые лица. Слышались какие-то страшные, загадочные реплики. Вдруг бесшумно подкатила машина, беззвучно открылась и закрылась дверца, и Краб проскользнул на заднее сиденье между Мужлиным и Людой. Машина будто поплыла по широкой асфальтированной дороге. Мимо быстро мелькали деревья, дома. Ехали на «дело». Вот только Краб никак не мог понять, зачем они взяли с собой Борзову. Неужели она знает, чем он занимается.

Неожиданно из призрачного пространства вынырнуло кладбище. Машина помчалась между могилами. Краб никак не может понять, почему они оказались именно здесь. Спросил у Мужлина, но голоса его не расслышал. Вдруг показалась могила родственников. Однажды он приводил сюда Люду. Это тогда, когда Горелов Саша со своим другом делали слепки ключей, которые Борзова оставила в машине. Краб хочет повергнуть руль машины, но ничего не получается, руки беспомощно скользят но баранке, совершенно не двигая ее. Борзова молча улыбается и тут же поворачивается к Мужлину, обнимает его. Краб хочет остановить машину, но — не тут-то было! Руль не слушается. А Борзова страстно прижимает Мужлина к себе, смеется и показывает исподтишка ключ — тот самый ключ от сейфа. Люда внезапно отшатнулась от Мужлина и начала душить Краба. Сильные цепкие пальцы все сильнее впиваются в кадык. Отчетливо видно, как его друг протягивает Люде нож. Краб узнает нож. Он убил им Мужика. Краб теряет самообладание. Он хочет освободиться от Борзовой и выскочить из машины, но не хватает сил. Тяжело дышать. Он изо всех сил отталкивается ногами от чего-то очень твердого. Проснулся от ушиба об пол — свалился с кровати вместе с подушкой. Сидя на полу, Краб почувствовал, что его тело покрылось липким, холодным потом. Все еще находясь под впечатлением от кошмарных сновидений, он так и замер в странной позе. Постепенно придя в себя, приподнялся и сел на диван. Закурил.

— Хреновина какая-то… К чему бы все это? — проворчал он. — И чего пугаться?! Мужика нет в живых. Кто докажет, что именно я убил?

Мало-помалу Краб успокаивался. Его мысли приобрели некоторую стройность, и он начал размышлять дальше:

— Отца надо предупредить. А то еще проболтается, что машину по доверенности передал.

Краб прикидывал, как жить дальше. Нет, угрызения совести его не мучили. Он думал, как тоньше и хитрее действовать, чтобы не попасть впросак…

 

Николаев готовит ключ

Ветров решил еще раз побеседовать со стариком, который жил в доме Рогальских. Предупредил Севидова и спустился вниз. Но у входа его окликнул постовой:

— Товарищ майор! К вам гражданин.

Ветров взглянул на стоявшего рядом с постовым мужчину и сразу же вспомнил Щербакова, который работал вместе с Николаевым. Тот тоже узнал Игоря Николаевича.

— Я к вам, товарищ Ветров.

Ветров пожал ему руку и пригласил в кабинет. Майору показалось, что Щербаков пришел с каким то важным сообщением о Николаеве. Так оно и получилось. Лишь только они вошли в кабинет, Щербаков, волнуясь, начал рассказывать:

— Понимаете, смотрю, Николаев тайком что-то мастерит. Заметит — кто-то приближается — сразу все в стол прячет. Как-то в обеденный перерыв поглядел, что там лежит. Смотрю — ключ. Скорее всего от сейфа.

— Николаеву вы ничего не говорили?

— Нет. О таких вещах лучше помолчать.

— Это вы правильно решили, Николаев закончил работу?

— Да.

— Не знаете, кому передал?

— Нет, не знаю.

Ветров задумался: «Опять Николаев! Неужели он сам и крадет? Вдруг это и есть Краб? Но по приметам совсем не похож».

На прощание Ветров попросил Щербакова сообщать ему немедленно, если заметит в действиях Николаева что-либо подозрительное.

У майора не выходил из головы Крокет. Игорь Николаевич поехал к нему.

Машина быстро неслась по осенним улицам. Майор задумчиво смотрел в ветровое стекло. Прошло уже немало времени, как это дело было поручено ему. Много уже сделано, и он не сомневался, что преступникам недолго ходить на свободе. Но пока кое-что остается неизвестным. Кто он — Краб? Какова роль Николаева? Кто еще входит в эту группу?

А время бежит. Каждый день может принести новое преступление. Надо все сделать, чтобы этого не случилось. Но как?..

Машина подъехала к дому Крокета. Все было, как и в тот раз, когда Ветров приходил сюда с Майским: так же заперта калитка, так же хозяин не открывал ее. Но вот, наконец, и старик.

Игорь Николаевич поздоровался. Было видно, что Крокет при дневном освещении не узнает майора. Пришлось напомнить. Хозяин сразу же сник и начал объяснять, что квартирантов больше не держит. Но Ветров перебил его:

— Вы можете их держать. Только делать это надо так, как велит закон. Я хочу задать вам несколько вопросов. Приглашайте в дом.

— Да, да! Входите, пожалуйста.

Они вошли в ту же комнату, где Ветров побывал в предыдущий раз. Майор, увидев все ту же старушку, поприветствовал ее. Она молча кивнула головой и с любопытством посмотрела на гостя.

«Странно, — подумал Игорь Николаевич. — Немая она, что ли?»

Хозяин словно прочитал его мысли:

— Вы не удивляйтесь, что она молчит. Уже три года, как онемела. Садитесь, пожалуйста, — и он суетливо придвинул к Ветрову стул.

Игорь Николаевич сразу же перешел к делу:

— Василий Рафаилович, а где сейчас ваш сын?

Старик смутился, но, быстро овладев собой, вспылил:

— А что вас, собственно говоря, интересует? И почему вы спрашиваете меня? Он уже давно взрослый человек и пусть сам отвечает за себя.

— Вы же отец, — перебил его Ветров, — и должны знать, где он находится.

— Не извольте беспокоиться — знаю.

— И где же?

— Опять сел. Где ему еще быть!

— Как сел? За что?

— Откуда я могу знать. Написал, что арестовали в Литве, и больше — ни слова. Теперь он вообще не интересует меня. Не хочет жить честно — как хочет.

Такой поворот дела для майора оказался неожиданным. Он спросил:

— Давно арестован?

— Наверно, уже полгода, как я письмо получил.

— Василий Рафаилович, нам известно, что вы купили машину. Где она сейчас?

— Где, где, — проворчал старик. — В деревне, у родственников.

— У каких родственников?

— А вам-то что? — вопросом на вопрос ответил старик. — Моя машина. Куда хочу, туда и ставлю. Или, скажете, — нельзя?

— Нет, почему же. На техосмотр представляли?

— Конечно. Весной, как и все. А сейчас зима приближается, вот и отогнал в деревню к родственникам. Зимой все равно ездить не буду.

Ветров нутром чуял, что не искренен старик. Ох как не искренен! Однако спорить с ним бесполезно: правду не скажет. И Игорь Николаевич решил переменить тему разговора:

— Скажите, к вам от сына никто не приходил?

— Нет, не приходил. Да и какой он мне сын. Только по документам. Он себе живет, я — себе. Друг другом не интересуемся.

— Где он отбывает наказание?

— Уже и не помню. Письмо, которое он прислал, я выбросил. Больше не писал.

— Ну, ладно, — сказал Ветров вставая, — мне, кажется, все ясно.

— Почему вы заинтересовались моим сыном?

— Из исправительно-трудовой колонии, где он ранее отбывал наказание, нам сообщили, что вы интересовались его судьбой. Мы и решили, что человек пропал. Но теперь будем знать, где он.

Ветров видел, что такое пояснение успокоило старика. Майор попрощался и вышел из дома. Сел в машину, а в душе — тревога. Нет, нельзя верить этому вертлявому старику. Нельзя. Он вспомнил, что хотел съездить в Вильнюс и попытаться найти мастера, который изготовил чемодан, обнаруженный на месте происшествия. «Заодно и с Крокетом побеседую», — решил Игорь Николаевич.

В этот момент машина подъехала к управлению…

 

Командировка

Вильнюс. Прекрасный старинный город, сохранивший свою национальную культуру. Широко и вольно разбросаны его дома и улицы на холмистых берегах двух рек. Ветров любил приезжать сюда.

Приехав в город, он прямо из гостиницы позвонил начальнику уголовного розыска. Телефон долго не отвечал, и Ветров уже хотел положить трубку, как вдруг послышался щелчок. Ответил знакомый голос:

— Лисаускас слушает.

— Привет, Станислав. Узнаешь, кто нарушил твой покой?

— Нет, не узнаю. Постой, постой! Неужто Ветрова некие могучие вихри занесли наш город?

— Точно, узнал.

— А где ты?

— Естественно, в гостинице.

— Все скромничаешь, бессовестный! Почему ко мне не заехал?

— Но волнуйся, дружище. Я еще успею надоесть тебе. Работы привез для всего городского розыска. И если найдешь машину, чтобы меня доставить к себе, то я готов быть вашим работодателем.

— Я сам еду. Ты где остановился?

Ветров сообщил другу, в каком номере его искать, и начал быстро приводить себя в порядок. Лисаускас не любил заставлять кого-либо подолгу ждать себя. Так оно и получилось. Не прошло и полчаса, как они приехали в управление внутренних дел. Лисаускас пригласил в кабинет своего заместителя. Ветров начал рассказывать:

— В нашем городе идут серийные кражи. На одной из них преступник, не желая оставлять на месте происшествия своего напарника, который прыгнул со второго этажа и сломал ногу, убил его. А еще раньше они пытались совершить кражу из кассы одного завода. Кража, правда, не состоялась. Воры вынуждены были бежать и оставили вот этот чемодан, — Ветров положил на стол «дипломат». — В нем преступники переносила целый набор инструментов, подготовленных для вскрытия сейфов, — нож, перчатки и фонарик. Наши эксперты склонились к выводу, что этот чемодан изготовлен по специальному заказу. Уверяют, что мастера находятся в вашем городе. Так что, уважаемые соседи, помогите.

Лисаускас и его заместитель осмотрели чемодан и молча переглянулись. Лисаускас неожиданно пошутил:

— Видишь, какие у нас виртуозы есть. Даже ваше ворье оценило.

— Погоди, погоди! Может, не только виртуозы ваши, но и ворье тоже, — отпарировал Ветров.

После этого они составили план действий. Было решено, что местные оперативные работники возьмут на себя розыски специалиста по изготовлению чемоданов, а Ветров, после того как выяснится местонахождение Крокета, встретится с ним.

Лисаускас остался верен себе. Как всегда, он действовал быстро и решительно. Только Ветров закончил инструктаж сотрудников, которым была поручена проверка мастеров по изготовлению чемоданов, как Лисаускас дал ему сведения, где находится Крокет. Время было уже за полдень, и Игорь Николаевич решил, что поедет к нему на следующий день утром…

 

Встреча с Крокетом

В кабинет, отведенный майору для беседы с Крокетом, конвоир ввел невысокого стриженого человека. Игорь Николаевич обратил внимание на его худощавое в угрях лицо, настороженный, злой и в то же время испуганный взгляд. Он тихим голосом поздоровался и остановился у дверей.

— Здравствуйте, Крокет. Присаживайтесь…

Крокет прошел в глубь кабинета и осторожно присел на привинченный к полу табурет. Конвоир повернулся и вышел. Ветров и Крокет остались наедине. Наступила тишина. Каждый думал о своем.

— За что вас осудили? — спросил майор.

— За карманную кражу.

— Сколько раз вы были ранее судимы?

Ветров заметил, что этот вопрос смутил Крокета, и тот, немного помедлив, как-то неуверенно ответил:

— Дважды.

— А не трижды? Вы знакомились с обвинительным заключением? Там указано, что трижды.

— А какое это имеет значение? Дважды или трижды — один черт!

— Кто у вас из родственников есть?

— Никого у меня нет.

— Как так нет? Насколько мне известно, есть отец. Разве вы не писали ему письма?

— Нет у меня отца, — глухо ответил Крокет и, помолчав, добавил: — Никого у меня нет.

«Что за чертовщина?! — думал Ветров. — Или он не желает говорить об отце, или ожесточился и не хочет никого признавать. А может, с психикой не ладится?»

— Где вы отбывали последний срок наказания?

Крокет молчал.

— Почему вы молчите, Георгий?

Крокет опять как-то по-особому взглянул на Ветрова и спросил:

— Гражданин начальник, вы специально из-за меня приехали сюда?

Ветров сначала хотел сказать, что приехал в Вильнюс по другому делу, но что-то подсказывало ему воздержаться от этого ответа, и майор подтвердил:

— Да, да. Именно из-за вас. Мне кажется, что вы должны мне что-то сообщить. Вы же понимаете — ехать сюда без серьезного дела нет никакого смысла.

— Да, это так, — чуть слышно проговорил Крокет и неожиданно выпалил: — Наверное, Крокета взяли?

Ветрову потребовалось мобилизовать всю свою выдержку, чтобы не вскочить со стула от этих слов. Спокойным голосом он предложил:

— Ну, так как? Поговорим?

— Чего уж там ломаться — поговорим! Я же не убил, не украл его документы. Он сам ксивы свои дал. Говорил: «Если погоришь, садись по моим документам». Что мне — жалко, что ли?

— Как же на следствии не уличили вас?

— Повезло! Следователь однажды сравнивал фотографию в паспорте и сказал, что я не похож. Но убедил его. А там и взаправду фото, где Крокет лысый. У меня уже шевелюра приличная была. Не то, что сейчас, — и он погладил себя по голове. — Молодой работник… неопытный. Вот и удалось надуть…

Ветров оказался в трудном положении. Он видел: сидящий напротив человек считает, что майору все известно. Выяснять сейчас его подлинную фамилию неуместно. Ветрову ничего иного не оставалось, как вести осторожный, разведывательный опрос.

— А где ваши настоящие документы?

— Здесь же, в Вильнюсе. У одного знакомого.

— У какого знакомого? — задал вопрос Ветров и, не дожидаясь ответа, предложил: — Давайте сделаем проще. Я скажу, чтобы вам дали бумагу, ручку, а вы сами все и опишите. Договорились?

— Давайте, — махнул «Крокет» рукой. — Все равно уже все ясно…

Прошел день. Местные работники уголовного розыска потрудились предостаточно. Они обошли все мастерские, установили и опросили всех лиц, которые могли изготовить этот чемодан.

Как только Ветров вошел в кабинет Лисаускаса, тот с огорчением проговорил:

— Знаешь, места себе не нахожу после твоего вчерашнего звонка. Надо же такой ляпсус допустить! Но что поделаешь: следователь молодой. Документы усыпили его бдительность. Вот что значит нарушить предписания, которые положено выполнять при задержании преступника. Ох и влетело ему от начальника управления.

Лисаускас достал из стола исписанный лист бумаги:

— На. Его повинная.

— Настоящую фамилию установили?

— Чеховский Андрей Иванович. Ранее дважды судимый за карманные кражи.

— Не забудьте теперь проверить, действительно ли он Чеховский?

— Считай, что это сделано. Уже запросы направили куда следует и документы его изъяли. Видишь: он пишет, у кого их оставил. Получим ответы на наши запросы и сообщим нарсуду. Надо же соответствующие изменения вносить в документы.

Ветров, стоя у окна, внимательно прочитал показания Чеховского и задумался.

— Где же все-таки настоящий Крокет? — обратился он к Лисаускасу. — Не верил я его отцу. Не верил! Видно, что человек говорит одно, а думает совершенно о другом. Приеду — возьмемся за него. Вполне возможно, что сынок всю погоду и строит. Ну а как мастера? Ничего утешительного?

— Обработали вчера всех. Нашли четверых, которые в разное время изготавливали чемоданы типа этого. Пригласили сюда. Хотим предъявить на опознание чемодан.

— Хорошо. А когда они будут?

Лисаускас, не отвечая, поднял трубку прямого телефона и, спросив об этом у кого-то из своих сотрудников, коротко сказал:

— Все здесь. Ждут тебя.

— Что ж, тогда пошли.

Ветров в душе сомневался, что удастся найти мастера, и, пока шел вместе с Лисаускасом, думал о Крокете. Каково же было изумление майора, когда первый же человек, приглашенный на опознание, взял в руки чемодан, стоящий в одном ряду с четырьмя другими, и заявил:

— Вот этот я делал.

То был чемодан, который Ветров привез с собой.

— Не ошибаетесь? — спросил Игорь Николаевич.

— Нет, не ошибаюсь, — твердо сказал мастер и пояснил: — «Дипломатов» штук пять сделал, когда на них только мода пошла. Потом появились в магазинах, и заказывать никто не стал. Этот — с несколькими отделениями — я изготовил только один. Помню даже заказчика… молодой человек.

— Фамилию его не знаете? — спросил Лисаускас.

— Надо поднять журнал регистрации.

— Когда он заказывал этот чемодан? — задал вопрос Ветров.

— Да уж, считайте, где-то около двух лет прошло.

Ветров быстро оформил протокол опознания и коротко допросил мастера. Затем группа из четырех человек на машине Лисаускаса отправилась в мастерскую. По дороге Игорь Николаевич обменивался короткими фразами с молодым оперативником Манюлисом. Шофер лишь изредка вставлял одно-другое слово в общую беседу. Мастер, пожилой человек, видимо, давно уже отвык удивляться и задавать лишние вопросы. Всю дорогу он молчал и только по приезде в мастерскую предложил Ветрову и Манюлису подождать его в маленьком зальчике-комнатке, а сам исчез в боковой двери. Прошло пять, десять минут. Мастер не появлялся. Ветров спросил у Манюлиса:

— Давно работаете в розыске?

— Первый год.

— Нравится?

— Очень. У меня отец тоже работал в уголовном розыске. В прошлом году на пенсию ушел. Так что не подумайте, будто я только романтикой движимый пришел на эту работу.

— А я и не подумал, — улыбнулся Ветров. — Сейчас, брат, молодые люди получают столько информации, что у них есть полная возможность определить, сколько в той или иной профессии и романтики, и сложности. И коль скоро вы пошли на эту работу, значит, взвесили все «за» и «против». Тем более пример отца — налицо…

В этот момент появился мастер. Он нес в руках объемистый журнал.

— Нашел, — мастер открыл журнал. — Вот этот человек заказывал чемодан.

Ветров взял в руки журнал и вполголоса прочитал:

— Шубак Антон Алексеевич. — И про себя подумал: «Наконец то, что надо».

Майор записал все имеющиеся в журнале данные об этом заказчике и, тепло поблагодарив мастера, пожал ему руку. Манюлису кивнул:

— Ну что? В путь?

 

Опять к Горелову

Севидов советовался с Матвеевым:

— Понимаете, Анатолий Семенович, я думаю, что Ветров сейчас наступил им на хвост. И мы можем пойти на некоторый риск.

— Что вы имеете в виду?

— Горелов приходил на завод к Николаеву. Тогда его задержал начальник цеха и передал охране. Я хочу поручить Скалову снова пойти на контакт с Гореловым и попытаться выяснить, что у него общего с Николаевым.

— Вы уверены, что Горелов ничего не знает о той роли, какую сыграл Скалов при задержании квартирных воров?

— Уверен. Горелов в тот вечер остался ждать Краба и, конечно, не знает обстоятельств их задержания. Сейчас все они арестованы. А пока идет следствие, переписка запрещена. Для Скалова подготовлена соответствующая легенда.

— Возможно, возможно, — задумался Матвеев. — Возможно, в этом есть определенный смысл. Как Скалов? Согласен?

— Я с ним говорил. Ждет команды.

— Пригласите его ко мне.

Севидов поднял телефонную трубку, набрал номер Скалова. Через минуту-другую лейтенант был уже в кабинете.

Матвеев хорошо понимал, на какой риск идет Скалов. Узнай что-либо Горелов — и жди чего угодно. Поэтому к инструктажу этого молодого сотрудника заместитель начальника управления отнесся со всей строгостью. Он долго и тщательно готовил Скалова, проигрывая всевозможные ситуации, которые могут возникнуть, при встрече с Гореловым.

Скалов, не теряя времени, направился на новое задание. Он забежал домой, накинул на себя одежду, в которой был, когда уходил от Горелова.

Вскоре он входил в квартиру Горелова. Тот был дома. Увидев Скалова, обрадовался:

— Привет! Где пропадал? Я уж решил, что с тобой что-нибудь приключилось.

— А ты угадал. Когда вышел с теми орлами, то не успели мы поравняться с кинотеатром, как нас каждого под ручку и — в машину. Я пытался протестовать. Так где там! С конторой — это бесполезно. Привезли в милицию и — на допрос. Только там я понял, что они караулили и этих хлопцев, и меня. Все заставляли сознаться в квартирных кражах. Но ты же сам знаешь, мне нетрудно было доказать, что непричастен. Все равно пришлось в КПЗ поскучать, пока они запросы делали и ответы получали.

— Спрашивали, где остановился?

— Да. И сколько еще раз! Сказал, что ночевал на вокзале.

— А про твои вещи?

— Конечно. Объяснил, что чемодан в дороге украли. А как ты? К тебе не заявлялись?

— Нет. Кроме участкового пока никто не приходил.

— Участковый про меня ничего не говорил? — подозрительно глядя на Горелова, спросил Скалов.

— Нет, что ты. Он даже и не догадывается о тебе.

— Это хорошо. Ну, давай по маленькой. Бутылку прихватил.

Горелов обрадовался:

— Давай! А то пришел с работы и думал, что придется «Чары Нила» пить. А водочка — это ничего! — приговаривал Горелов, расставляя стаканы.

Скалов подождал, пока хмель ударит в голову Горелова, и заговорил:

— Ты знаешь, со мной в КПЗ сидел один мужик… свой человек. Его за хаты взяли. Дал мне пару хороших наколок. Ему уже не воспользоваться ими. Вот и сделал мне подарок. Есть шикарная квартира. Хозяева выехали за границу.

— А вторая наколка?

— Сейф в конторе колхоза. Нужны только ключи, отмычки. Не знаешь, где достать? Может, мастер есть толковый? Или давай Краба в дело возьмем.

— Краба? Ни за что! — запротестовал Горелов. — Он специально от нас отделался, чтобы в долю не брать. А ты его — на наше дело! Без него обойдемся. Мастер есть. Правда, он и Краба хорошо знает. Но ничего. Предложим пойти с нами. Он — с удовольствием. Я его хорошо знаю. Любит башни… Даже жену на них променял.

— Как променял? — с замиранием сердца спросил Скалов.

— Да так. Когда она потребовала, чтобы по ночам не пропадал, так он ей сразу по боку — и баста. Разошлись как в море корабли.

— А как он — железный человек?

— О чем ты говоришь? Славка! Да ему пасть порви — не заложит. Свой в доску. Берем его.

— Где он живет?

— Здесь — в городе. Я знаю, где он работает. Помнишь, когда слепки делали для Краба?

— Конечно, помню.

— Так вот, я уверен, что ключи ему делал только Ленька. Больше Краб никому не доверяет.

— Я смотрю — и тебе не доверяет, — с деланным опьянением хмыкнул Скалов. — Ты даже фамилии его не знаешь.

— Я не знаю?! — возмутился Горелов и тут же сник. — А ведь правда — не знаю. Не называл, гад, своей фамилии. Хитер, падла. Ну и хрен с ним. Мы с тобой без него обойдемся.

— Ладно… черт с ним — с Крабом! — прервал Скалов совсем окосевшего Горелова. — Давай ложиться спать. Завтра сходим к твоему.

 

Снова оборотень

Резко зазвонил телефон. Владимир Григорьевич поднял трубку:

— Тростник слушает!

— Владимир Григорьевич, — услышал он голос Севидова, — я тороплюсь на совещание в министерство, а ты побеседуй с инспектором ГАИ, который сейчас зайдет к тебе. Когда приеду, поговорим.

Через несколько минут в кабинет вошел сотрудник госавтоинспекции и четко представился:

— Инспектор ГАИ младший лейтенант Ефремов!

— Здравствуйте, товарищ Ефремов! Присаживайтесь.

Младший лейтенант сел и начал рассказывать:

— Ночью, вместе с сержантом Ивановым, я нес службу в районе улицы Октябрьской. В ноль часов сорок минут Иванов пошел в общежитие, чтобы позвонить дежурному, а я остался. Смотрю — по улице с явным превышением скорости мчится легковая машина. Подал сигнал остановиться. Машина остановилась. Это были «Жигули». За рулем сидел мужчина. Вид его был какой-то отталкивающий: лохматая голова, грязная, нерасчесанная бородища, большие усы. Рядом с ним сидел молодой мужчина, одетый в светлую куртку. Я попросил документы. Водитель предъявил удостоверение на право управления автомобилем. Подсвечиваю удостоверение карманным фонариком. Читаю — Фролов. Подлинность этого документа вызвала у меня некоторое сомнение. Прошу предъявить технический паспорт. Смотрю — подпись начальника ГАИ уж больно заковыристая. Во всяком случае, товарищ Хролович так не расписывается. Требую паспорт водителя. Он нервно отвечает, что при себе нет, дома, мол, оставил. Я, конечно, держу в руках его документы, подхожу к заднему номерному знаку, чтобы сверить с номерами, указанными в техническом паспорте. В это время машина неожиданно сорвалась с места и понеслась в сторону железнодорожного переезда. Я остановил проезжавший мимо автомобиль и начал преследовать «Жигули». Они проскочили через железнодорожный переезд и повернули налево. Замечаю — мчатся по улице, которая на ремонте и упирается в тупик, говорю водителю, чтобы старался держаться ближе к «Жигулям». Однако парень оказался не из опытных, да и машина «Волга» старая, мотор еле тянет. Правда, в одном месте мы могли нагнать беглецов. «Жигуль» на полном ходу влетел в небольшую ямку и остановился. Но когда мы приблизились метров на пятнадцать, успел тронуться, и расстояние между нами стало снова увеличиваться. Вскоре они уперлись в тупик. Ну, думаю, сейчас возьмем. Смотрю, «Жигуль» начинает разворачиваться, а из него выскочил тот, что в светлой куртке, и бросился во двор. Я кричу своему водителю, чтобы машину на пути «Жигуля» поставил, а он растерялся и, наоборот, вправо принял. «Жигуль» мимо нас и проскочил. А у нашей «Волги» к тому же и двигатель заглох. Вижу, что «Жигули» нам уже не догнать, и я принял решение бежать за тем, который бросился во двор. Побежал, а там темнота — хоть глаз выколи. Включил фонарик, давай осматриваться. Двор высоким забором обнесен. За забором — механический завод. Стою, оглядываюсь и соображаю, куда мог беглец деться. Вдруг слышу — что-то треснуло вверху. Посветил на дерево, а там человек сидит. Приказываю: «А ну — слазь!» Он молчит и делает вид, что команда его не касается. В этот момент во двор водитель «Волги» забежал. Вместе и стащили нашего «верхолаза», в отдел милиции доставили. Когда начали разбираться с документами, которые я изъял у владельца «Жигулей», оказалось, что машина с этими номерами разыскивается уголовным розыском. Вот меня утром и направили в управление.

— Какие номера стояли на машине? Не заметили? — спросил Тростник.

— Почему не заметил? Заметил. Ведь сзади номер был освещен. Вот, — он протянул рапорт, — здесь все написано.

Тростник положил перед собой исписанный лист бумаги и продолжал беседу:

— Задержанный кем назвался?

— Молчал. Был изрядно пьян. В отделе оставили.

Майор поблагодарил инспектора и сразу же начал собираться в райотдел, где находился задержанный. На ходу он дал кое-какие указания Майскому.

Сообщение младшего лейтенанта не могло не взволновать Тростника. Судя по всему, за рулем «Жигулей» сидел Краб. Это еще раз подтверждает, что он знаком с владельцем «Жигулей», на которых стоят похищенные номера. «Но кого же удалось задержать?» — этот вопрос не давал покоя Тростнику, когда он ехал в райотдел.

Появившись в отделе, Владимир Григорьевич прежде всего заглянул в кабинет начальника уголовного розыска. Вскоре туда привели задержанного. Это был тип лет двадцати пяти, среднего роста, с небритым и помятым лицом. Он молча остановился у двери.

— Присаживайтесь, — пригласил его Тростник и, выждав, пока тот сядет на стул, стоявший у приставного столика, спросил: — Ваша фамилия?

Задержанный молчал, и Тростник заметил:

— Уж не считаете ли вы, что если будете молчать, то вас тут же и отпустят?

Задержанный злобно ответил:

— А что вы сделаете? Я никого не убивал, ничего не украл, буду молчать и вся недолга. Вам некуда деваться — отпустите. Законы знаю не хуже вас.

Тростник, улыбаясь, посматривал на этого человека. Тот начал беспокойно поеживаться.

— И нечего на меня так смотреть, я не девица красная.

— В этом еще убедиться надо.

— Как это — убедиться? — удивился задержанный.

— Вот так: убедиться, и все тут. Ведь имени своего называть вы не хотите. А то, что на вас брюки одеты, так это еще ни о чем не говорит. Сейчас женщины их тоже носят. Что же касается законов, то вам только кажется, будто вы их знаете.

— Это почему же?

— Во-первых, потому, что вас задержали как подозреваемого в совершении преступления, во-вторых, если вы не назовете себя, мы имеем право водворить вас в приемник-распределитель и там содержать до полного установления вашей личности. Так что, как видите, нет смысла упрямиться. Ведите себя посолиднее.

Тростник неожиданно переменил тему разговора и спросил:

— Где вы взяли эту куртку?

Задержанный машинально ответил:

— Мать купила.

— Когда и где?

— Недавно, недели две тому назад, в ЦУМе.

— Где вы работаете?

— Работал в управлении механизации, а на прошлой неделе уволился.

— Почему?

— Хотел на станкостроительный устроиться, но отказали. Узнали, что когда-то был судим.

Тростник видел, как постепенно начинает разговариваться этот человек, и не спешил переходить к главному. Как бы мимоходом он спросил:

— Кто отказал в приеме на работу?

— Начальник отдела кадров. Я раньше у него был, советовался. Сказал, что токари нужны. Даже торопил с переходом. А когда уволился, пришел к нему, подал заявление и все прочие документы, он увидел, что я отбывал наказание в колонии, сразу же отказал. У них, оказывается, своих таких хватает.

— Где вы вчера выпивали?

— Сначала один. Взял бутылку этой самой… Как ее? «Стервецкой»… Тьфу-ты!.. «Стрелецкой». Зашел в пивной бар и с досады раздушил. Потом встретил знакомых. С ними тяпнул. Затем попался этот бородатый, пригласил покататься. Смотрю — «Жигули» у него. Сел, значит, поехали. Расспросил, кто я, откуда и так далее. Предложил переночевать у него, обещал помочь с деньгами. Едем, а здесь — милиция. Кореш мой подал документы младшему лейтенанту. Тот включил фонарик, почитал-почитал и пошел к багажнику. Наверно, хотел номер машины посмотреть. В этот момент хозяин машины включил скорость и давай рвать когти. Я кричу: «Что ты делаешь?!» Он в ответ: «Заткнись! Ксивы поддельные». А машина прет напропалую. И тут — тупик. А сзади — машина с милицией приближается. Кореш орет, чтоб я выскакивал и делал ноги. Очевидно, рассчитывал, что милиционеры за мной погонятся, а он уйдет. Я, конечно, выскочил — и ходу во двор. Там, откуда ни возьмись, — забор. Куда мне? Залез на дерево. Думал, в темноте не заметят. Но не вышло. Сняли меня и — сюда привели.

— Почему фамилию не назвали?

— Сначала по пьянке, а потом просто так, — он помолчал и добавил: — Из-за упрямства.

Тростник видел, что задержанный говорит правду. Его показания представляли определенный интерес. Прикинув в уме, как быть с этим парнем дальше, Владимир Григорьевич на прощание кивнул головой начальнику угрозыска и поехал в управление. Войдя в свой кабинет, он тут же снял телефонную трубку.

— Андрей Васильевич, этот парень еще у тебя? — спросил майор, обращаясь к начальнику угрозыска. На другом конце провода последовал утвердительный ответ. — Постарайся внимательно отнестись к его показаниям. Все тщательно проверь. И еще одно поручение: нужно подготовить повестку, пусть он явится ко мне в девятнадцать ноль-ноль.

Тростник положил трубку и подумал: «Надо обязательно помочь человеку. Придется переговорить с директором станкостроительного. Пусть со своими кадровиками разберется». Он сел за стол, открыл папку с деловыми бумагами, несколько из них отобрал, положил перед собой. Но мысль майора все время кружилась вокруг последних событий. «Запутанная история получается с этой машиной, — рассуждал Владимир Григорьевич. — То на ней ездит некий молодой мужчина, то Фролов, по всем приметам похожий на Краба».

Набрав нужный номер телефона, Тростник услышал голос Майского.

— По Фролову ты выяснил?

— Да, Владимир Григорьевич. Технический паспорт и удостоверение на право управления автомобилем на имя Фролова поддельные. В городе прописано тридцать девять Фроловых. Ни один нам не подходит.

— По машине повторную ориентировку дал?

— Дал, только что.

Владимир Григорьевич положил трубку на аппарат и снова задумался. В который раз его мозг назойливо сверлил каверзный вопрос: «Где же скрывается этот Краб? Связан, ли он с Крокетом? Вполне возможно, — рассуждал далее он, — что Краб имел документы на имя Фролова. Откуда у него этот автомобиль? Наверняка краденый. Да, видимо, надо по-настоящему браться за Пудова».

 

Где Шубак?

Когда Лисаускас узнал фамилию человека, который заказывал чемоданчик, то, еле сдерживая восторг, воскликнул:

— Шубак, говоришь?! Мы же его разыскиваем!

— За что?

— За кражу оружия. Познакомился с женщиной — начальником почтового вагона, украл у нее наган и — дай бог ноги — скрылся. Сколько нам трудов потребовалось, пока не удалось установить, что это Шубак. Он же ей представился под другим именем. Та развесила уши, поверила. К себе — в вагон — пригласила. Два раза в рейс брала. А он выбрал момент и спер оружие.

— Где же он сейчас находится?

— Где-то здесь. Дважды ему на хвост наступали, но выскальзывал, — Лисаускас немного помолчал и добавил: — Самое опасное, что, по нашим данным, Шубак готовит вооруженное нападение на инкассатора. На какого именно инкассатора и где — пока не знаем. Известно только, что женщина по имени Лариса прячет его на своей даче. Так что давай вместе высчитывать, где его искать.

Лисаускас заметил, что Ветров чему-то улыбается, и удивленно спросил:

— Ты чего улыбаешься?

— Вспомнил одну детскую считалочку. — И, видя, как недоуменно смотрит на него друг, пояснил: — Иду сегодня сюда, смотрю — недалеко от гостиницы дети играют. Одна девочка — годика четыре ей — считает: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, царь велел меня повесить, а царица не дала и повесила царя. Царь висел, висел и в помойку полетел. А в помойке жил Борис — председатель дохлых крыс, а жена его Лариса — замечательная крыса». Вот только не запомнил, что дальше.

— Ну тебя! Дурачишься, а у меня голова кругом идет. Замолотит Шубак мокруху, будет тогда считалочка! А тут еще и ты на мою голову. Нет бы взять жену, детей да прикатить сюда отдохнуть на пару деньков. А то только работу подкидываешь да еще считалочками занимаешься. — И неожиданно передразнил Ветрова: — «А жена его Лариса — замечательная крыса». Между прочим, установить бы эту Ларису, тогда Шубака взять нетрудно.

— А что вы предприняли?

— Запросили списки владельцев дач и проверяем их. Ищем и оперативным путем, но пока — увы!..

— Ладно уж прибедняться. Если ты взялся за это дело, то сомнений нет — найдешь. Я тоже боюсь: если не возьмем Краба — жди новой беды. Надо полагать, что замышляет он не прогулку на катере.

Ветров помолчал с минуту, потом спросил:

— Передали для моих по телетайпу записку о Крокете?

— Конечно, еще вчера.

— Интересно, что старик теперь скажет о сыне?

 

Чужой — к родному отцу

Старик Крокет не спал. После того как майор побывал у него и поинтересовался сыном, он потерял покой и сон. Крокет прожил на свете немало. И обмануть его было трудно. Нутром чуял, что над сыном сгущаются тучи. Нет, не за судьбу Георгия волновался он. Боялся за себя. Хотя сын никогда ему о своих делах не рассказывал, но он хорошо видел, что тот живет не как все. Старый Крокет не вмешивался в его дела: пусть живет, как знает. Но эта история с машиной? А вдруг и его на старости лет возьмут? Он узнал однажды, какая жизнь уготована уголовникам, и сейчас, на склоне лет, ему не хотелось снова пробовать те харчи, что ел когда-то на протяжении целого года. Через несколько дней старик сходил на почтамт и отправил короткое письмо на имя Клешнева: просил сына приехать на побывку.

«Интересно, — думал старик, — где он взял документы Клешнева? А вдруг убил?!» — От этой мысли Крокета забил озноб, и он, кряхтя и громко сопя, начал подыматься с постели.

В этот момент что-то ударилось об оконное стекло. Старик замер. В стекло опять что-то стукнуло.

«Наверное, он», — подумал хозяин и, натянув на ноги резиновые боты и набросив на плечи пальто, вышел во двор. Громко залаяла собака, и старик, прикрикнув на нее, приблизился к калитке.

— Кто там?

— Я. Открой.

Старик узнал голос сына и дрожащими руками начал быстра отодвигать запоры. Наконец калитка распахнулась, и в свете уличного фонаря возникла фигура незнакомого мужчины. Вид его был страшен, и Крокет с испугом воскликнул:

— Кто вы?

— Да я, батька. Не бойся! Я просто переоделся.

Голос действительно был сына, и хозяин глухо выдохнул:

— Проходи. Напугал меня. Что за леший, думаю, ночью приперся. Чего ты так нарядился?

— Чего, чего! Не маленький — сам можешь догадаться. Кто у тебя дома?

— Никого. Старуха одна спит. Иди в хату.

Краб вошел в дом, подождал, пока отец, заперев калитку, войдет следом, и спросил:

— Где мы поговорим?

— Идем на ту половину. Квартирантов уже нет. Там и поговорим.

Они прошли в дальнюю комнату. Старик щелкнул выключателем и испуганно уставился на незнакомое чудище: сын это или не сын?

— Я специально оделся так. Если у тебя спросят, кому машину дал по доверенности, скажи — Клешневу. Дескать, познакомился с ним и он тебе понравился. Уехал, мол, на моей машине в экспедицию. Возвратится — машину пригонит.

— Я тебе по делу послал письмо. Милиция про тебя спрашивала.

— Когда? — вскочил со стула Краб.

— Несколько дней назад.

— Чем интересовались?

— Меня это как раз и волнует. Спрашивали, где машина, где ты.

— Ты ответил?

— Сказал, что ты сидишь, а машина — в деревне.

— Не спрашивали, в какой?

— Спрашивали. Ответил, что не могу сказать. Так и так, говорю: стыдно будет перед родственниками, если начнут у них интересоваться мною и моей машиной.

— Молодец! Это ты хорошо придумал. А что еще спрашивали?

Старик задумался:

— Больше, кажется, ничего. Ну, а ты как?

— Нормально, — усмехнулся сын. — Живу, не скучаю.

— И веселого, видать, мало?

— А почему же?

— Так, как ты живешь, — это все время в страхе жить, в поту спать. — И старик неожиданно для самого себя спросил: — Жора, ты людей убиваешь?

Страшен был вопрос. В большой, полуосвещенной комнате он прозвучал как-то по-особому зловеще. Но не смутил он Крокета-младшего.

— Людей? Зачем их убивать? — кисло улыбнулся он. — Сами подохнут. — Немного помолчав, ночной гость добавил: — Хотя нож в тело человеческое, как в масло, входит и сделать это совсем нетрудно. — Крокет снова вспомнил Мужлина. В воображении вспыхнул момент, когда он осветил фонариком сломанную ногу. Краб скрипнул зубами и зло взглянул на отца: — Чего ты вдруг на эту тему разговор завел? Гляди у меня, старик! Продашь — не посмотрю, что батька…

— Что ты! Что ты, Жора! Да разве я хотел! Я просто так. Чует мое сердце — не оставил свое ремесло… За тебя переживаю.

— За меня переживать не надо. Я давно — не сосунок. Сам выбрал дорогу. Сам по ней и пойду, пока не остановят.

Отец смотрел на сына, словно впервые видел его. Кто знает, может, парик, грим, странная одежда заставили Крокета-старшего по-другому посмотреть на свое создание.

Было видно, что старика уже давно мучает роковой вопрос, и он не выдержал:

— Скажи, Жора, почему ты стал таким?

Сын измерил его с ног до головы презрительным взглядом и бросил в упор:

— Каким воспитал, таким и стал.

Старик потупил голову и, преодолев смущение, задал еще один вопрос:

— Помню, была у тебя девушка. Где она сейчас?

— Не знаю. Не нужен был ей, когда отсидел первый срок.

Неожиданно Краб сам спросил:

— Вот ты, отец, спрашиваешь, почему я таким стал. Так вспомни, каким ты был раньше. Разве забыл, как мать бил? Это ты загнал ее в могилу. Мы с тобой, как видишь, люди одинаковые. Ну да ладно уж. В общем — держи язык за зубами. Всего!

Отец провел его до калитки…

 

Встреча с Николаевым

Николаева они дождались на улице, когда тот шел после работы домой.

Горелов подошел к нему сбоку и окликнул. Николаев остановился и, увидев друга, заулыбался:

— А, Саша? Привет!

— Знакомься. Кореш мой. Пойдем в сторонку — поговорить надо.

Они прошли к небольшому скверику и присели на садовую скамейку.

Разговор вел Горелов:

— Давно видел Краба?

— В последние дни что-то не появлялся.

— Он тебя просил по пластилиновому слепку ключ сделать?

— А ты почему интересуешься?

— Да ты не дрейфь! Этот слепок мы вот с ним делали, поэтому и спрашиваем. Краб как в воду канул. А мы на мели сидим. Башни нужны.

— Ну, я сделал ключ. А что?

— Да ничего. Мы тебя хотим в долю взять.

— А Краб?

— Без него обойдемся. Хитрый он больно! О нас все знает, а мы — что о нем? Вот то-то! Даже фамилию темнит.

— Это ты верно сказал, — согласился Николаев. — Мы о нем ничего не знаем. Я с ним вон уже сколько соли съел. Сколько ключей, отмычек сделал. Даже на «дело» с ним и Мужиком ходил, а веры ко мне все равно нет у него. Конечно, я бы тоже согласился, чтобы обо мне никто ничего не знал: ни фамилии настоящей, ни адреса. Тогда и спать можно спокойно.

— А ты что? Спишь неспокойно? — спросил Скалов.

— А ты как думал? Разве будешь спокойным, когда тебя в любой момент за мягкое место схватить могут. Ты сам-то не местный?

— Нет — проездом. Вот у друга остановился.

— Тебе легче. Замолотишь пару краж и — бывайте здоровы. А нам здесь каждый день живи и бойся. Ну, ладно. Так какое дело ко мне?

Горелов ответил:

— Надо пару ключей да набор отмычек сделать. Есть у нас одна квартира. Хозяева уехали, а она, бедненькая, ждет нас не дождется. И касса колхозная тоже умоляет, чтобы в гости пришли.

— Сделать, конечно, можно… Время надо. Тяжело сейчас на заводе этим делом заниматься. Вокруг глаза, чуть что — сразу замечают.

— А из старых запасов ничего не осталось? — спросил Скалов.

— Нет. Сделал Крабу и Мужику один набор — пальчики оближешь. Так потеряли где-то.

— Набор?

— Все, что надо для сейфов любой конструкции, — хвастливо заявил «мастер».

Скалов видел, что Николаева, измученного долгим безделием, начало изрядно заносить. В пылу безудержного бахвальства он готов был во все тяжкие пуститься. Лейтенант продолжал осторожно вытягивать из него нужные сведения.

Николаев рассказал, что длинный фонарик и надетый на его верхнюю часть фотообъектив позволяют регулировать толщину луча света и не дают ему распыляться, быть видимым с улицы.

— Молодец! — похвалил его Скалов. — А какой ты объектив ставишь?

— В принципе можно почти любой. Крабу поставил «Гелиос». У сестры валялся старый фотоаппарат, и я продлил жизнь этому объективу.

Горелову не сиделось. Он был не против такой беседы, но если бы к ней еще и бутылочку.

— Слушайте, огольцы! А что, если продолжить этот разговор где-нибудь в другом месте? Захватим пару бутылок.

— Брось ты! Бутылок, бутылок! — перебил его Скалов. — Поздно, в магазинах водка уже не продается.

— А зачем водка? Возьмем пару «фаустов» — это не хуже.

— Хреновину порешь, Сашка! — проговорил, вставая, Николаев. — Жить надо уметь. Вот для тебя пара «фаустов» — и вся услада жизни. Возьми меня. Чем я лучше тебя? Ничем. Но меня на «чернило» не тянет. Другое дело — ресторан, девочки, музыка, коньячок. Понимаешь? Когда это все есть, чувствуешь себя человеком. Поэтому, если хотите, пошли в ресторан. Там найдем что надо и вечер проведем красиво.

Такая перспектива Скалову не улыбалась. Не хватало еще, чтобы к приезжему человеку подошел кто-либо из знающих его людей.

— Нет, в ресторан идти сегодня не стоит, — возразил Василий. — Ты лучше подумай над нашими предложениями. Если согласишься, то готовь инструменты. На днях мы тебя встретим на том же месте.

Они попрощались и разошлись…

 

Дома у Шубака

Во все эти дни Ветрову пришлось активно поработать. В вильнюсском архиве он изучал уголовное дело, по которому привлекался к ответственности Шубак. Вместе с местными оперативными работниками участвовал в проверках его связей. Несколько раз беседовал с Чеховским. Сейчас он направлялся к родителям Шубака. Было решено, что Игорь Николаевич под видом знакомого побеседует с ними и попытается собрать дополнительные сведения.

Старики Шубаки жили на окраине города в уютном доме, окруженном высоким дощатым забором. В глаза бросалась прикрепленная шурупами к калитке металлическая пластина. На ней гравер искусно изобразил оскаленную песью морду, а рядом — руку, указательный палец которой протянулся к кнопке электрического звонка. Ветров позвонил и стал ждать.

Прошла минута, другая. Никто не появлялся. Игорь Николаевич снова нажал на кнопку. Прошло еще какое-то время, и наконец во дворе послышались шаркающие шаги. Звякнул запор, и калитка распахнулась. Перед Ветровым стоял пожилой мужчина.

— Здравствуйте! Здесь проживает Шубак?

— Здравствуйте! — ответил хозяин. — Проживает здесь. Проходите, пожалуйста.

Ветров, подходя к высокому крыльцу, обратил внимание на идеальный порядок во дворе. Все было расставлено по своим местам. Под навесом виднелась аккуратно сложенная поленница. Вошли в дом. Хозяин предложил раздеться. Майор снял плащ и следом за хозяином прошел в большую, светлую комнату. Здесь все говорило о достатке. Из боковой двери вышла сухонькая старушка. Игорь Николаевич поздоровался. Она вежливо ответила и пригласила присаживаться.

— А Антон дома?

— Антон? — Ветров заметил, как смутился хозяин.

— Так вы к нему?

— Да, к нему. Я, правда, уже давно в Вильнюсе не был. Может, с ним что случилось? Вас удивил мой приход?

— Нет, нет, — поспешно ответил хозяин. — Я подумал, что вы ко мне. Антона дома нет. Он уехал.

— Надолго?

— Кто его знает. Нам он ничего не сказал… Взял и уехал.

— Странно. А он работает?

— Да где там! — махнула рукой хозяйка, но муж прикрикнул на нее:

— Да подожди ты! А вы, простите, кто будете?

— Я? Просто знакомый. Мы знаем друг друга с прошлого года, когда я был здесь в командировке. Он мне дал свой адрес. Приглашал, когда буду в Вильнюсе, заходить. Вот и зашел. У него тогда затруднения были с работой. Он устроился?

— Устроился, а через месяц бросил, — с огорчением произнес хозяин. — И чего мы только не делали, чтобы он наконец человеком стал. Да разве он послушает! Друзья — на первом плане.

— Да, друзья у него довольно странные, — подтвердил Ветров. — Я тогда ему тоже об этом сказал. Одни имена чего стоят — Краб, Мужик…

— Да, это так, — тяжело вздохнула хозяйка. — Наши слова не идут ему впрок. Сейчас спутался с этой… трудно даже женщиной назвать.

— А кто она?

— На соседней улице живет. С мужем разошлась. Вернее, он не выдержал ее выкрутасов и сам ушел. Теперь как бешеная на мужиков бросается. Нашего дурака окрутила. А он бросил хорошую девушку. Думали, что уж женится, остепенится. И вот как головой в омут. Потянулся за этой, извините, потаскухой…

— Странно, странно. Однако чем-то взяла его! — заметил Игорь Николаевич.

— Да не она нужна ему, а машина ее. Он же всю жизнь о машине мечтает. Работать не хочет, а пофорсить за рулем — хлебом не корми.

— Он что — к ней переехал?

— Ходили мы к ней. Спрашивали. Говорит, что знать не знает, где он. А по глазам видно, что врет.

— А может, с ним несчастье какое? В милицию заявляли?

— В милиции знают. Уже сами несколько раз к нам приходили.

— Вы о женщине этой говорили?

— Не хотели мы раньше о ней говорить. Стыдно было. Но теперь решили: участковому все расскажем.

— Извините. Помнится — у него еще друзья были. Один такой весь заросший, на обезьяну похожий. Вот только имя его забыл. Но видно, что гусь. Нехороший человек.

Старики переглянулись между собой, и хозяин сказал:

— Это, наверное, тот, что ночевал у нас. Действительно, на зверя похож. Но он приезжий. Две ночи переночевал и уехал.

Хозяйка дополнила:

— А через два дня и наш сказал, что едет к другу. И тоже уехал. Возвратился только через неделю. Потом, наверное, месяц в загуле был. Пил беспробудно.

— Куда же это он ездил?

— Да наверняка к тому — с львиной гривой, — ответил хозяин. — Старуха, когда они прощались, слышала, что наш обещал скоро быть у него.

— А где живет тот — с львиной гривой?

— Не знаем. Спрашивал как-то Антона, но он рявкнул: «Не твое дело!» Стукнул дверью и на улицу.

— Тот больше не приезжал?

— Нет, не появлялся. Если бы и появился, то показали бы ему где бог, а где порог.

— Может, вам надо в милицию сходить, посоветоваться? Я вот слушаю и чую: здесь что-то не чисто. Может, ворует Антон? Чтобы пить, деньги нужны. А он не работает…

— Ой, не говорите, дорогой человек, — перебил его старик. — Мы тоже так подумали. И знаете, почему? Старуха однажды взяла его брюки — почистить да погладить. Кладет под утюг — карман оттопыривается. Думает, что там такое? И вдруг достает целую пачку денег. Прямо в банковской упаковке. В милицию хотели заявить. Но ведь сын как-никак.

— Сын, говорите? А если он живет за счет других? Может, грабит или убивает… Мой совет — не тяните. Сходите в милицию, — сказал Ветров вставая. — Поймите, сколько бы веревочка ни вилась, а конец наступит. Может столько наворочать… Вижу теперь, что это за человек. Мне такой не нужен. А вы подумайте. Не мучайте себя на старости лет…

Игорь Николаевич попрощался со стариками Шубаками и ушел. По дороге в управление его мысли были заняты этими людьми. Хорошая, трудовая супружеская чета. А сын? В кого такой удался? Почему еще встречаются такие типы? Нет, здесь на пережиток прошлого не сошлешься. Здесь мы, взрослые, сами где-то допускаем ошибки в воспитании. И эти ошибки порой бывают непоправимыми.

В управлении майор сразу же зашел к Лисаускасу, рассказал ему о беседе с родителями Шубака и предложил:

— Давай направим под каким-нибудь предлогом к ним участкового. Пусть попытается по душам поговорить. Уверен — они ему все расскажут. Кстати, надо участкового спросить, кто эта женщина. Он наверняка знает.

Лисаускас поднял трубку телефона и попросил дежурного пригласить к нему участкового инспектора.

Вскоре в кабинет вошел молодой подтянутый лейтенант. Ветров рассказал ему все, что удалось узнать о той женщине. Этих сведений оказалось достаточно. Участковый, чувствовалось, хорошо знал свою территорию и людей, проживающих на ней.

— Так это же Лариса Орехова! — воскликнул он. — Действительно, муж поймал ее с другим. И, точно, ушел. Она осталась одна. Правильно, у нее — машина.

— А где ее дача находится? — спросил Лисаускас.

— Вот этого не знаю, но я мигом…

— Нет, нет, спасибо, товарищ лейтенант, — не надо. Пока не трогай ее. Мы это сделаем иначе. Зайди ты лучше к родителям Шубака и, не показывая какого-либо интереса к их сыну, побеседуй по душам.

Участковый ушел. А Лисаускас не скрывал своей радости. Наконец-то установлена женщина, которая прячет Шубака!

Сейчас нужно выяснить, где находится ее дача, и приступать к операции по задержанию преступника. Было известно, что Шубак человек по натуре очень жестокий и с придурью. Наверняка, имея оружие, он применит его и попытается скрыться.

Лисаускас пригласил к себе группу оперативных работников и поручил им не спускать глаз с Ореховой, установить, где ее дача, сообщить, когда она поедет туда. Затем он отпустил их и повернулся к Ветрову. Игорь Николаевич стоял у окна, и, что-то мурлыча себе под нос, улыбался.

— Ты что улыбаешься?

— Считалочку вспомнил.

— Какую?

— Про Бориса и Ларису.

— А ну тебя! — махнул рукой Лисаускас. — Опять эта чепуха!

— Нет, дорогой, не чепуха! Это дети, наверное, сочинили. А они часто мудрые вещи придумывают. Лично меня эта считалочка успокаивает. Хочешь, научу?

Оба расхохотались…

 

Сходи в ресторан

Майский при очередной встрече со Скаловым передал ему приказ Матвеева: постараться попасть вместе с Николаевым в ресторан.

— Понимаешь, — разъяснял Александр, — приказ заместителя начальника управления. Такое решение принято на совещании у генерала. Конечно, риск некоторый есть. В ресторане ты можешь встретить кого-либо из знакомых. Но, с другой стороны, и без риска не обойдешься. Ты сможешь познакомиться с его дружками. Это нам сейчас крайне необходимо. Так что, Вася, иди в ресторан, гуляй. А мы подстрахуем. Имей в виду: администратор ресторана — надежный человек, можешь к ней обратиться. Она хорошо знает в лицо Николаева. Ну, пока!

Они разошлись. Скалов, решив, что он может обойтись и без помощи Горелова, направился к проходной завода, где работал Николаев. Было около семнадцати. Значит, Николаев скоро появится. И действительно, ровно в семнадцать он вышел. Скалов перебрался на другую сторону улицы и двигался с ним параллельно. Через два квартала Василий ускорил шаг, обогнал Николаева, снова перешел на противоположную сторону улицы и двинулся навстречу ему.

— А, Леня! Привет! Откуда так прешь? — разыграл Скалов неожиданную встречу.

— Привет! С работы иду. Иду и думаю о тебе. Хотел зайти к Сашке. Понимаешь, у нас суббота будет рабочей, и у меня нет возможности сделать кое-какие штучки.

— Хорошо. А чем ты сегодня занимаешься?

— Пойду домой, переоденусь, а затем на «стрелку». Договорился с одной чувихой время в ресторане провести. Потом домой попробую затащить. Чего там зря башни на нее тратить! — усмехнулся он.

— Это ты прав. А вот я не знаю, куда себя деть. Плохо, когда никого нет.

— Слушай… Айда со мной! Посидим в ресторане, отдохнем, время красиво проведем. — И, заметив смущение Скалова, добавил: — Тебя деньги смущают? Не беспокойся. Я — плачу. Потом рассчитаемся.

— А чувиха?

— Не беспокойся! Я возьму еще одну, и получится неплохая компания.

— Дело говоришь. Все равно нечем заняться. Пошли!

Они договорились увидеться ровно в восемь часов вечера и разошлись…

Скалов по телефону связался с Севидовым и сообщил о состоявшейся встрече.

Ровно в восемь Василий был возле ресторана. Но Николаев пришел раньше. Рядом с ним стояли две ярко размалеванные девицы. Одна из них картинно держала сигарету. Скалов подошел, поздоровался. Николаев глянул на часы.

— Ого! Какая точность! По тебе хоть время сверяй.

— Сверяй-то сверяй, а как подошел туда… Смотри, что творится!

Скалов скосил глаза на вход в ресторан. Там действительно толпилось человек двадцать, и все, не обращая внимания на висящую за стеклом дверей дощечку «Свободных мест нет», умоляли швейцара впустить их.

Николаев пренебрежительно махнул рукой:

— Чепуха. Здесь у меня все свои. Этому швейцару я регулярно даю по червонцу на сигареты. Как ты думаешь: будет он меня после этого замечать? Сейчас убедимся. Пошли!

Они протолкнулись к двери, и швейцар, увидев Николаева, заулыбался, тут же открыл дверь, закланялся:

— Проходите! Пожалуйста… — Толпа загудела, и он громко сказал: — Тише, граждане, тише! Этим товарищам заказан столик. А вы расходитесь: видите — мест нет, — он закрыл на ключ дверь, опять улыбнулся Николаеву: — А я уж начал волноваться. Не случилось ли чего, думаю, не заболели ли вы, не дай бог.

— Здоров я, батя, здоров. Держи на сигареты, или, если хочешь, на девочек.

— Гы-гы-гы, — оскалился швейцар, — куда уж мне девочки. Давно уже не волнуют. Слава богу, хоть рюмочку можно…

Они прошли в зал. В углу стоял приготовленный свободный столик. Сели. Налили. Выпили. Скалов осторожно оглядел зал. Знакомых за ближайшими столиками, кажется, нет. Неожиданно мелькнула озорная мысль: «Вот если бы Таня увидела меня здесь — в компании с этими подругами!»

В ресторане у Николаева оказалось много знакомых. Одним он снисходительно кивал головой, с другими отходил от столика и о чем-то беседовал. После одного такого разговора Василий подождал, пока тот сядет, наклонился к нему и спросил:

— Леня! Кто это? По-моему, я видел его с Крабом.

— Он играет здесь в оркестре. Краба он, конечно, знает.

— Слушай… смотрю: ты здесь прямо-таки король. Все тебя знают, ты тоже всех. Разве в другие места не ходишь?

— Нельзя ходить по всем ресторанам. Погореть можно. А здесь ко мне привыкли… своим считают. Никого не удивляет, откуда у меня башни водятся.

— Леня! У тебя — замах. Только деньги и на черный день могли бы пригодиться.

— А на кой они? Черный день для нас с тобой — это тюрьма. А там — что за деньги купишь? Так что… копить не хочу. Что украду — пропью, прогуляю. Живу полнокровной жизнью… — Николаев неожиданно оборвал себя на полуслове и изменил тему разговора: — Смотри! Вон — за крайним столиком — мужика лысого рядом с блондинкой в красной кофте видишь?

— Ну, вижу.

— С этим мужиком не мешало бы познакомиться. Любые ксивы может сделать.

— Подожди, подожди. Это не о нем Батурин говорил, что паспорт сделал?

— Наверняка о нем. Классный специалист и язык всегда держит за зубами. Сколько раз он нашему брату помог — самому богу известно. Хочешь — познакомлю?

— Если его к нашему столику пригласить? Пойдет?

— Если я приглашу — за честь сочтет, — хвастливо ответил Николаев и неверной походкой направился к лысому.

Скалов незаметно обвел глазами зал: «Где же наши? Ага, вот они!» Он увидел в следующем ряду Тростника и Майского. Они поняли, что лейтенант ищет их. Майский встал и пошел к выходу. Скалов тоже приподнялся из-за стола, извинился перед своими дамами, пообещал через минуту возвратиться и направился к дверям.

Скалов нашел Майского в туалете:

— Установите лысого мужчину. Он сидит за одним столом с блондинкой, одетой в красную кофточку. Николаев обещал его пригласить к нам за столик.

— Чем интересен этот кучерявый?

— Подделывает документы.

— Понял. Иди обратно. Не упустим, проводим к самому дому.

Василий направился в зал. И очень кстати. Николаев уже шел к столику вместе с лысым. Скалов сел на свой стул. Одна из девушек с наигранной обидой сказала:

— Что же вы нас одних бросили! Так и украсть могут.

Василий схватил со стола нож и сделал страшные глаза:

— Пусть только попробуют! — А про себя подумал: «Какой черт вас возьмет!»

Подошел Николаев.

— Знакомьтесь. Это мой друг, — представил он лысого, средней комплекции человека. — Уговорил к нашему столику присесть.

Пока шли взаимные представления, рукопожатия, Николаев подал рукой знак официантке, и она принесла еще один стул.

Лысый назвался Анатолием. На вид ему можно было дать более сорока. Одетый в превосходный серый костюм, с бабочкой, он вызывал к себе какое-то особое расположение. Собеседников, возможно, подкупали его непринужденная манера держаться, озорное настроение.

Анатолий сразу же обратился к женщинам:

— Что же вы не танцуете? — И не дожидаясь ответа, достал из кармана пачку сигарет. — Закуривайте.

— О! «Мальборро»!

Все с удовольствием закурили. Анатолий повернулся к Николаеву:

— Что же это ты? Звать — звал, а не угощаешь!

Николаев схватил бутылку с коньяком и разлил.

Лысый поднял рюмку:

— За милых, но прекрасных дам!

— А почему «но прекрасных»? — капризно надула ярко накрашенные губки одна из собеседниц.

— Мне так нравится, — рассмеялся Анатолий, и все дружно выпили.

Николаев уже изрядно окосел. Он наклонился к соседу и сказал:

— Толя, этот парень недавно откинулся, и твоя помощь, возможно, понадобится. Понимаешь?

— А кому я отказывал и когда? Сейчас не надо об этом. Позвони на работу — встретимся, поговорим.

Затем они пили за любовь, за успехи в любви и еще дьявол только знает за что.

Скалова никак не устраивала перспектива провожать одну из этих девиц. Улучив удобный момент, когда Анатолий пошел к своему столику, он вызвал в фойе Николаева:

— Слушай, Леня! Ты на меня не обидишься, если я смоюсь? Понимаешь, Краб должен прийти сегодня к Сашке. Я обещал, что буду.

Николаев был в хорошем настроении.

— Если надо, то о чем речь? Иди! Я возьму такси. Одну подругу подброшу домой, вторую — к себе поведу. А когда встретимся?

— Давай уж после воскресенья. Ты к тому времени что-либо подготовишь…

 

Пора его остановить

Генерал Романов вызвал к себе своего заместителя, Севидова и Ковалевского. Они коротко доложили о проводимой операции и плане дальнейших действий.

Генерал спросил:

— Батурина допрашивали?

— Мы решили пока этого не делать по тактическим соображениям, — ответил Матвеев. — Дело в том, что нам не был известен человек, который подделывает документы. А рассчитывать на откровенность Батурина не приходится. Но сейчас, благодаря Майскому, мы установили этого человека. Им оказался Пудов Анатолий Сергеевич. Работает в типографии.

— Его не задерживали?

— Нет, Виктор Алексеевич.

Начальник уголовного розыска пояснил:

— И задерживать пока нельзя. Видите ли, раз Ветров выяснил, что Крокет не арестован, а его документами пользуется другой человек, то из этого следует сделать вывод, что Крокету это выгодно. Скорее всего он скрывается под фальшивыми документами, изготовленными на другую фамилию. Об этом может знать Пудов. Но к Пудову надо приступать только при наличии доказательств его вины. Следовательно, надо получить правдивые показания от Батурина, допросить друга Краба — Шубака. Его возьмет сегодня ночью Ветров вместе с вильнюсскими товарищами. Там тоже есть своя сложность. Шубак вооружен и скрывается на даче сожительницы.

Далее. Мы считаем, что, пока Скалов работает с Николаевым и Гореловым, задерживать кого-либо из этих субъектов не стоит, тем более что лейтенанту, очевидно, удастся выйти на Краба.

— Кстати, а что отец Крокета? Чем он может мотивировать свое вранье относительно сына?

— Мы решили и здесь не торопиться, — ответил Севидов. — Беседа с ним вряд ли даст что-либо полезное. Вы помните, товарищ генерал, когда Горелов сделал оттиск ключа от сейфа?

— Да, конечно, помню.

— Пока так и не удалось установить, кто же владелец этой автомашины и кто женщина, которая была с ним. Номера, что были на этой машине ранее, похищены. Но здесь интересно и другое: автомобиль, с которого сняты номерные знаки, когда-то принадлежал… Николаеву. Сейчас мы проверяем версию, что машина, на которой приезжал неизвестный на кладбище, и машина, принадлежащая Крокету, — одна и та же. По крайней мере цвет у них один и тот же.

— Да, запутанная история, — улыбнулся Романов. — Смотрите, чтобы сами не опростоволосились. Скалову дайте задание заняться Николаевым и, если сможет, — Пудовым. Нам надо знать, какие документы подделал Пудов, а также какой «липой» располагает Краб. К слову сказать, и эта история с номерными знаками, очевидно, хорошо знакома Николаеву. Только учтите: нам нужно торопиться. Краб не должен больше резвиться. Пора его остановить…

 

Ночью на даче

Мало чего приятного сулит человеку осенняя, дождливая ночь, тем более если он окажется под открытым небом. Особенно неприятна такая ночь за городом, когда кромешная тьма, смешанная с холодным, проникающим под одежду дождем, окутывает все живое.

Не видно ни зги. Фонарик включать нельзя. Ветров уже основательно продрог, и его бил озноб. Но делать нечего. Именно сегодняшней субботней ночью решено взять Шубака.

Орехова, купив несколько бутылок спиртного, вечером приехала на дачу. Оперативные работники, в том числе и Ветров, видели, как Шубак долго не открывал дверь, выглядывая в каждое окно: не видно ли кого-нибудь постороннего. И только после этого впустил хозяйку.

Было решено, что лучше дождаться, когда Шубак уснет, приняв изрядную дозу горячительного. Все знали, что он пьет жадно и основательно. Проникнуть на дачу можно будет через крайнее окно, потихоньку выставив одно из стекол.

В операции участвовало шесть человек. К Ветрову приблизился капитан Станкус и вполголоса предложил:

— Что, Игорь Николаевич, начнем? Наверняка уже спят.

— Начинаем, — согласился Ветров и первым двинулся к крайнему окну. Рядом с ним шли Станкус и Манюлис. Остальным требовалось занять позиции вокруг дома. Надо было преодолеть всего лишь несколько десятков метров. Но время тянулось томительно долго. Шли буквально на ощупь. Наконец достигли дома и двинулись вдоль стены. Вот оно — крайнее окно. Станкус достал из кармана нож и осторожно начал отгибать гвоздики, которые держали стекло в раме. А дождь полил еще сильнее. Станкус, казалось, не торопился. Он медленно отгибал один гвоздик, затем осторожно вел пальцем но краю стекла, нащупывал следующий и принимался за него.

«Сколько же здесь гвоздей понатыкано! — подумал Ветров. — Как бы одежду не порвать».

Он наклонился к Манюлису и шепотом спросил:

— Где ящик?

— У меня, возле ноги.

Этот ящик перед наступлением темноты они нашли у забора соседней дачи и притащили с собой: удобнее будет лезть в окно. Но вот Станкус закончил работу. Он молча сунул в руку Ветрова нож и, вынув стекло, аккуратно поставил его в сторонке, прислонив к стене. Ветров вернул ему нож, нащупал возле ноги Манюлиса ящик-подставку, пододвинул его под самое окошко. Майор поднялся на это нехитрое сооружение и просунул руку в раму. Он нашел верхнюю защелку и открыл ее, затем проделал то же самое с нижней. Теперь нужно было медленно, сантиметр за сантиметром, открывать окно. Готово. Манюлис тронул Ветрова за рукав и шепотом предложил:

— Давайте — я первым.

Ветров, не отвечая, потихоньку влез на подоконник. Нащупал ногой пол и оказался в комнате. С его помощью ту же самую операцию проделали Манюлис и Станкус. Прислушались. В доме тишина. Медленно двинулись в другую комнату, где, по их предположению, спал Шубак. Майор нащупал дверную ручку и потихоньку потянул ее на себя. Что такое? Закрыто? Этого еще не хватало! Он попробовал толкнуть дверь в обратную сторону. Порядок: открылась! Из глубины комнаты доносился сочный, ритмичный храп. Игорь Николаевич сориентировался с какой стороны кровати спит Шубак. В кромешной темноте недалеко от постели нашел стул. На нем висел пиджак. Майор ощупал карманы. Так и есть! В боковом кармане пистолет. Переложил его к себе в карман и спокойно сказал:

— Зажгите свет.

Манюлис включил фонарик и осветил стену комнаты. Яркий луч уперся в черный выключатель. Станкус пальцем нажал на кнопку. Яркий электрический свет залил комнату. Шубак и Орехова безмятежно спали. Ветров, не скрывая иронии, кивнул на незадачливую пару:

— Умаялись, бедненькие! Так спят, что и будить не хочется…

— Может, до утра подождем? — поддержал шутку Станкус. — Сами тем временем пообсохнем, — и тронул Шубака за плечо: — Антон! А Антон! Проснись! Удели нам минутку.

Шубак что-то пробурчал во сне и повернулся к капитану спиной. Это и вовсе развеселило оперативников. Станкус еще раз потряс спящего.

— Да проснись же, Антошка, ненаглядный! Тебе хорошо, тепло, а нам, мокрым, каково?

Шубак начал просыпаться. Сначала он поморщился, будто ощутив неприятное прикосновение назойливой мухи, потом попробовал открыть глаза, но они смыкались, точно на веки и на ресницы попала какая-то клейкая масса. Мало-помалу разоспавшийся ночлежник стал приходить в себя. Он увидел оголенную спину Ореховой и несколько секунд соображал что к чему, потом повернулся к свету и непонимающе уставился на незнакомцев.

— Что смотришь, Шубак? Живых милиционеров никогда не видел? — спросил Манюлис. — Вставай! Натяни штаны, — и он подал растерянному Шубаку брюки.

Проснулась и Орехова:

— Что вам здесь надо? Кто вы такие? Я сейчас милицию позову.

— Успокойтесь, Орехова! — прервал ее Станкус. — Мы и есть милиция. Предвидели, что захотите позвать нас, вот и явились.

Орехова попыталась шуметь.

— Ладно, заткнись, стерва! — прикрикнул на нее Шубак. — Успокаивала все: «Не найдут тебя здесь, не найдут». Нашли! Говорил тебе, зануда македонская, — давай другое место подыщем, так лень было!

— Черт знает что творится! Врываются ночью в чужую квартиру, хамят, оскорбляют, — проворчала хозяйка и накрылась одеялом с головой. Шубак надел штаны, обулся и взял со стула пиджак. Оперативники видели, как он рукой притронулся к карману.

— Уже нашли?!

— Естественно, — подтвердил Станкус и достал наручники. — Руки!..

 

Вам остается говорить только правду

Ветров не стал тянуть время и утром сразу же направился в КПЗ. Шубак очень удивился, узнав, что майор не местный работник.

— Что? Приехали вильнюсскому уголовному розыску помогать?

— Нет, вильнюсский уголовный розыск и без моей помощи обойдется. Я приехал по своим делам.

— Это по каким же? — насторожился Шубак.

— Например, поговорить о краже из сейфов, о Крабе.

Шубак схватился за голову:

— Ох, как трещит голова! Лишнего вчера хватил. Вот бы опохмелиться. А кто такой Краб? Да и о кражах из сейфов впервые слышу. По крайней мере, докажите мне это, а потом можем и поговорить.

— А зачем же откладывать? Да и доказывать не вам будем, а суду. Вы же неглупый человек и должны понимать, почему я участвовал в задержании. Впрочем, судите сами: я называю такие факты, как кражи из сейфов. Задайтесь вопросом: откуда я знаю об этих кражах, о Крабе? В конце концов о чемодане, в котором вы и Краб хранили инструменты. Если хотите, я напомню, где и когда вы лично заказывали этот чемодан. И, чтобы у вас, Антон Алексеевич, больше не оставалось никаких сомнений, в заключение могу добавить: мы знаем, поймите, не с ваших слов, что Краб ночевал у вас дома. Хватит этого или продолжать?

Шубак сидел, обхватив голову руками.

— Скажите, гражданин майор, а здесь, в КПЗ, опохмеляться дают?

Ветров улыбнулся:

— Если будете вести себя разумно, то дам… рассолу огуречного или пошлю за кефиром.

— А еще говорят, что здесь не пытают. Изверги! Схватили человека, не подумав, что с ним будет назавтра. — И неожиданно спросил: — Что, Краба взяли?

— Вы давно его видели?

— Давно. После моей последней кражи. Больше мы не встречались. Поссорились. Он наверняка и назвал меня, чего я и опасался.

— Из-за чего вы поссорились?

— Горлохват он. С такими не могу дружить. Я ему об этом сказал и уехал. Он же, сволочь, ближнего и то хочет обмануть.

Ветров видел, что Шубака можно разговорить. Уловил, что он обижен на Краба. Надо этим воспользоваться.

— Как вы познакомились?

Шубак помолчал немного, а потом нехотя ответил:

— Мужик познакомил.

— А с Мужлиным как познакомились?

— Ого! И Степана знаете?

— Конечно.

— Срок тянули вместе. Вместе и освобождались. Ну, как положено в таких случаях, обещали друг друга не забывать, писать и прочее. И вдруг однажды приезжает ко мне и этого самого Краба привозит. Вот так и познакомились.

— Лично вы Крабу никогда не писали и от него писем не получали?

— Нет, не писал, и он мне тоже приветов не передавал.

— Что так?

— Зачем это нам нужно? Тем более Краб своей фамилии никому не называл. Мужик мне как-то под пьяную руку говорил, что на кражу Краб старается брать человека из другого города. Поставит с ним один-два сейфа и расстается навсегда. Нет, Жора себя бережет. В этом ему не откажешь.

— С Крокетом вы не знакомы?

— Нет, о таком не слышал.

Ветров смог расположить к себе Шубака, и тот немало поведал о своих похождениях, о Крабе, Николаеве, Мужлине.

— Антон Алексеевич, вы знаете человека, который подделывал документы Крабу и другим?

— Видел однажды в ресторане. Краб и Николаев разговаривали с ним, а я стоял в сторонке.

— Фамилия его, имя?

— Не знаю, ей-богу, не знаю.

— Опишите его.

— Как описать?

— Ну, как он выглядит?

— Кругломордый такой, с лысиной.

— Рост?

— Средний.

— Почему вы решили, что именно он подделывает документы?

— Николаев рассказывал. Говорил, что этот человек, как волшебник, — может какие хочешь ксивы изготовить.

— Крабу что-либо делал?

— По-моему, да. Но что именно — не знаю. Я правду говорю, гражданин начальник. Ей-богу!

— Расскажите, где и когда вы заказывали чемодан.

Этот вопрос был контрольным. Ветров проверял, правду ли говорит Шубак. Тот давал правдивые показания. Игорь Николаевич достал из ящика стола чистый бланк протокола допроса и начал заполнять его…

 

Что у нас есть?

Горелов с утра был не в духе. Трещала голова, а надо было идти на работу. Кряхтя и громко сопя, он оделся и, уходя, напомнил Скалову:

— Не забудь — ты же договорился с Ленькой сегодня встретиться.

— А ты пойдешь?

— Я, наверное, не успею. Встреть его сам, договаривайся. Потом скажешь.

Скалов быстро оделся и вышел на улицу. Было прохладно, приближалась зима. Лейтенант прошел через дворы к следующей улице. Сел в трамвай, затем через несколько остановок вышел, остановил проходящее мимо такси и приехал в управление. Там его уже ждали. Увидев Ветрова, Василий обрадовался:

— Ну как? Взяли Шубака?

— Да, позавчера. Идем к Севидову — ждет.

В кабинете находилась группа оперативных работников. Полковник пожал Скалову руку и сразу же перешел к делу:

— Давайте помозгуем, что дальше делать будем. Если не возражаете, то посмотрим, какие у нас есть сведения по каждому из известных нам подозреваемых. — Севидов сделал небольшую паузу. — Итак, тот, кого мы знаем под кличкой Краб. Пожалуйста, Игорь Николаевич.

Ветров встал, но Севидов предложил:

— Сидите, сидите!

Майор начал докладывать:

— Первое — это то, что Краба зовут Георгием. У нас есть его приметы. Знаем, что у него поддельные документы. Из доказательств вины мы располагаем следующими: убийство Мужлина, нитка, оставленная на гвозде в окне, через которое он вместе с Мужлиным выпрыгивал, одни и те же следы ног, обнаруженные на местах происшествий, показания Шубака о том, что он вместе с подозреваемым Крабом совершил в нашем городе две кражи, показания жены Николаева. Можно добавить, что он давал задание Николаеву изготовить ключ к сейфу. Вот, пожалуй, и все.

— Что еще можно добыть об этом Крабе?

— Допросить Пудова, который подделывал ему документы. Многое могут дать показания Николаева, Горелова, мужчины, который вместе с женщиной приезжал на кладбище. Но последнего надо установить.

— Что у нас есть о Николаеве?

Докладывать начал Майский:

— Инструменты, ключи и отмычки, изготовленные им, фонарик с фотообъективом, принадлежащим его сестре. Но ее, до задержания Николаева, допрашивать нельзя. Бесспорный интерес представляют показания Шубака, жены Николаева, Сивакова, который раньше работал с ним. Кроме того, Николаев сам о себе многое рассказал Скалову. При изобличении этого преступника следует иметь в виду и Горелова, которого задерживали на заводе, и, возможно, Пудова.

— Что еще следует предпринять?

— Я считаю, что Николаева можно задерживать и сразу же допрашивать его сестру в связи с фотообъективом, фигурирующим в деле. Необходимо делать очные ставки с Сиваковым.

— Разрешите, Владимир Михайлович? — обратился к полковнику Ветров.

— Да, пожалуйста, Игорь Николаевич.

— Я думаю, что нельзя торопиться с задержанием Николаева. Мы забываем, что номерные знаки, которые обнаружены на машине неизвестного, ранее принадлежали машине Николаева. Поэтому Скалов должен продолжать игру с ним. Тем более, как мне сказал Тростник, ему удалось выбить Николаева из колеи на весь субботний день. Тот не смог изготовить ни отмычек, ни каких-либо других инструментов для кражи. А это значит, — улыбнулся Игорь Николаевич, — Скалову не придется вместе с ним совершать преступление. Это — во-первых. Во-вторых, мне кажется, если Краб и пойдет на встречу с неизвестными нам подозреваемыми, то только с Николаевым. И мы не должны терять этот шанс.

Севидов с минуту поразмышлял и, как бы резюмируя предложения, высказанные Ветровым, заключил:

— Решено. С Николаевым продолжаем работать. Что есть по Пудову?

Докладывать начал Тростник:

— Нам известно, что Пудов подделал паспорт Батурину. Паспорт изъят. Батурина допросил следователь Савич. Тот сказал правду и подтвердил, что паспорт — фальсификация Пудова.

— Надо иметь в виду, — вмешался Савич, — что о Пудове говорят и Николаев, и Шубак. И тому и другому надо будет представить Пудова для опознания.

— Что еще есть по этому человеку? — спросил Севидов.

Тростник продолжал:

— По имеющимся оперативным сведениям, он изготовил какие-то документы. Но какие именно — мы пока не знаем.

— Хорошо, — сказал полковник. — На очереди Крокет. Что есть у вас, Игорь Николаевич?

— Первое: Крокет находится на нелегальном положении. Второе: мы не исключаем, что он связан с Крабом и приезжал на кладбище, где похоронены Рогальские. Тогда непонятно, почему он приводил свою спутницу к памятнику супругов Рогальских. Крокет, судя но всему, живет под чужой фамилией. Нам необходимо допросить его отца, установить, где находится его машина. Не знаю, как у вас, товарищи, но чует мое сердце, что Крокет не последняя фигура, и, повторяю, я уверен, что он связан с Крабом.

В этот момент Ветров подумал: не поделиться ли сейчас с сотрудниками тем, о чем он размышляет? Майор уже давно начал догадываться, что Краб и Крокет одно и то же лицо, но доказательств у него пока никаких не было. Прежде чем высказать свое мнение, он всегда взвешивал все «за» и «против». Так было и на сей раз. Подумал, подумал и решил, что говорить о догадке без убедительных доводов — это только вызвать снисходительные улыбки у присутствующих. А коль таких доводов нет — лучше помолчать.

Севидов спросил:

— Что будем делать с Гореловым?

— Я полагаю, что этого пьянчужку еще можно заставить вести нормальный образ жизни. Его необходимо держать под постоянным контролем, и участковый обязан это сделать. Краб вряд ли у него больше появится.

Севидов обратился к следователю Савичу:

— Владимир Николаевич! Какая вам нужна помощь?

— Пока я работал только над экспертизами и допросами потерпевших и второстепенных свидетелей. Теперь вижу, что работы прибавится. Сегодня мне надо передопросить Батурина, а завтра — Шубака. Единственное, что я хотел попросить, — это подключать меня к делу в любое время суток, если сотрудники будут задерживать кого-либо из подозреваемых. Постановления на производство обысков в квартирах Николаева, Крокета, Пудова и Горелова мною заготовлены и санкции прокурора получены.

— Хорошо. Что еще у присутствующих есть?

Все молчали. Тогда заговорил полковник…

 

Кто дал Крокету номерные знаки

Скалов встретился с Николаевым, как и договаривались. Леонид после работы вышел из проходной. Поздоровались.

— Как дела? — спросил Скалов.

— Хреново. Понимаешь, ничего сделать не смог. Все время около меня то мастер, то начальник цеха крутились. Не будешь же у них на глазах отмычки делать.

— Конечно. Но ничего, не рискуй. Когда будет возможность, тогда и сделаешь. Я все-таки надеюсь, что Краб появится. С ним легче было бы. Горелов как-то мне говорил, что Краб может машину достать.

Николаев усмехнулся:

— Конечно, может. Я ему номерные знаки сварганил. Он мне рассказывал, что у него кореш один машину имеет, но не хочет под своими номерами на дело ездить.

— Ты что — сам сделал?

— Нет. Понимаешь, раньше был у меня «Москвичок». Надоело с ним возиться, и я продал мужику одному. Однажды иду вечером, а моя бывшая колымага у соседнего дома стоит. Вспомнил, что Краб просил добыть номера. Я достал из кармана плоскогубцы и снял их.

— Леня, куда Краб пропал? В последний раз он немного поспорил с Сашкой, обвинил его, что плохо слепок сделал, и исчез. К тебе не приходил?

— Да не беспокойся ты о нем. Когда ему что-то надо, то сам, кого захочешь, под землей найдет.

Они решили поужинать в ресторане. Когда Николаев пропустил уже несколько рюмок, Скалов спросил:

— Не понимаю, почему Краба все боятся? А сколько гонору! Будто перед ним пацаны сопливые. Никто даже не знает его настоящей фамилии, каждому не доверяет.

— Знаешь, я тоже об этом задумываюсь. Вот, возьми меня. Я же от души — все, что мог, делал.

— Говорят, — перебил его Василий, — что он старается обмануть даже тех, с кем кассы берет.

— Это я на себе прочувствовал, — ухмыльнулся Николаев. — Мужик тоже как-то жаловался.

— Леня, а куда он делся?

— Краб, что ли? Черт его знает. Не волнуйся — появится. Я уверен, что скоро придет. А может, послать его подальше?

— Я тоже об этом думаю, но нам машина нужна. А машина, как видишь, — у Краба. Он еще может пригодиться. На дело вместе выедем. Но одурачить себя не дадим. Когда к тебе придет, ты с ним ни о чем не балакай. Договорись о встрече на следующий день, а сам найди меня у Горелова. Вместе с ним поговорим. И если он согласится все поделить поровну, то берем его. Не согласится — сами придумаем что-нибудь.

На этом они и расстались.

 

Где машина?

Майскому было поручено найти, где же на самом деле находятся «Жигули», которые купил себе старый Крокет. Александру пришлось потрудиться в поте лица. Он объездил все деревни, где проживали родственники Крокета, опросил десятки людей, но злополучная машина — как в воду канула. Конечно, Майский мог бы пойти к самому Крокету и спросить, где хранятся «Жигули». Но тогда приход Майского предупредил бы старика: не трудно было бы понять, что работники милиции о чем-то догадываются, и если сын использует машину в преступных целях, то почему бы не предпринять защитные меры, чтобы уйти от ответственности.

Да и Крокету-старшему легко будет отделаться от непрошеного посетителя: моя, мол, вещь — кому хочу, тому и даю. И ничего ему не сделаешь.

«Нет, — рассуждал старший лейтенант, — здесь надо придумать что-то другое. А что, если…»

У Майского появилась идея. Он поехал в ГАИ, и вскоре госавтоинспектор Сухоцкий появился у дома Крокета. Старик, как всегда, долго не открывал калитку. Сухоцкий решил, что приехал понапрасну, хотел было отправляться обратно ни с чем, как во дворе показался хозяин. Не торопясь он подошел к калитке и открыл ее.

Сухоцкий представился и спросил, почему машина не прошла технический осмотр.

Крокет растерялся:

— Я ведь думал, что это можно и позже сделать.

— Позже, позже, — проворчал старший лейтенант, — мы же вам две открытки прислали, а вы не являетесь. Нехорошо так, гражданин Крокет. Сегодня пятница. День представления вашей машины на техосмотр — следующий четверг, и не заставляйте меня, пожалуйста, приезжать к вам снова.

Сухоцкий козырнул, сел на мотоцикл, лихо развернулся и укатил. Прошло около часа, и Майский, который издалека наблюдал за домом Крокета, увидел, как последний вышел со двора и направился вдоль улицы. На углу он подошел к висевшему на стене небольшого магазина почтовому ящику и опустил в него письмо. Майский подождал, пока он уйдет, и, приблизившись к ящику, прочитал, когда производится выемка писем. Получалось, что надо ждать полтора часа.

И Александр, купив в магазине триста граммов пряников, стал ждать. Прошло ровно полтора часа, и у почтового ящика остановился «Москвич»-пикап. Водитель, молодая девушка, взяла большую сумку и подошла к ящику. Майский был тут как тут. Он подскочил к девушке, представился и попросил:

— Мы сможем взглянуть на адреса писем, которые вы заберете из этого ящика?

— Если я скажу нет, — улыбнулась девушка, — вы все равно посмотрите.

В ящике оказалось всего три письма. Майский нашел то, на котором стоял обратный адрес Крокета, записал, кому оно адресовано, повертел в руках конверт. Как хотелось ему заглянуть внутрь! Отсюда, конечно, можно извлечь такие факты и фактики, что при других условиях на это и года не хватит. Но что поделаешь! Тайна переписки охраняется законом, и он нехотя бросил письмо в мешок, который держала в руках девушка…

 

Краб готовится к решительным действиям

Краб понимал, что надо торопиться. Игра в любовь с Борзовой не могла продолжаться долго. Правда, со многими ее странностями можно было до поры до времени мириться. Но вот закавыка! Вдобавок ко всему она оказалась еще и ревнивой. Стала следить за ним, интересовалась каждым его шагом. Попробуй пожить в такой обстановке спокойно, без тревог!

Жора прекрасно видел и разумел, что Люда своей будущей жизни не представляет без него. То ли чувства ее обострились до предела, но в характере своего возлюбленного она стала замечать некую фальшь, отсутствие искренности. Мимо ее внимания не проскользнуло и то немаловажное обстоятельство, что он живет странной, двойной жизнью. И чем чаще Борзова интересовалась, где работает Краб, где живет, с кем водит компанию, кто его родители, тем труднее становилось ему лгать, изворачиваться, ловчить. А в последнее время его сильно волновало и другое: не привык многоопытный потрошитель несгораемых шкафов видеть, чтобы после «дела» следы оставались. Теперь он не сомневался, что стоит ему после кражи, как обычно, смыться, и Людка поднимет такой кипиш, что не возрадуешься — сама в милицию побежит. Здесь надо что-то придумать, рассуждал Краб, нужно пошевелить мозгами. И такое придумать, чтобы сама Борзова на всех перекрестках, если понадобится, вопила, что ее любимый не причастен ни к каким уголовным деяниям.

Сейчас он направился на почтамт. Такие прогулки Краб совершал довольно часто. На почтамте он спокойно предъявлял паспорт на имя Георгия Михайловича Плетнева и изредка получал письма от отца. Больше ни от кого весточек Жора Краб и не ожидал.

Мнимый Клешнев нырнул в здание почтамта и через несколько минут вышел обратно, на ходу заталкивая во внутренний карман пиджака конверт с письмом. Недалеко был центральный стадион города. К нему и зашагал Краб. Вот он уже сидит на скамье в уютном уголке стадионного парка. В эти вечерние часы здесь было совсем тихо: футбольный матч между местной командой высшей лиги и динамовцами Москвы назначался, как гласили афиши, на послезавтрашний день.

Жора осмотрелся по сторонам. Только кое-где на скамьях сидели одинокие посетители парка.

Письмо было от отца. «Вчера отправил, — мысленно заключил Краб, взглянув на почтовый штемпель. — Надо предупредить старика, чтобы не писал на конверте обратный адрес и свою фамилию».

Он вскрыл конверт, достал из него сложенный вдвое листок бумаги и начал читать: «Дорогой сын, здравствуй! Ты уж извиняй, что я тебе пишу, но ты сам мне сказал, если что, то напиши. Не знаю, может, это и мелочь, но чует мое стариковское сердце, что не к добру все это идет. Сегодня ко мне приезжал на мотоцикле работник милиции, сказал, что он из ГАИ. И очень сильно ругался за то, что машину на техосмотр не представил. Сказал, чтобы на следующей неделе, в четверг, машину пригнал на осмотр. Вот я и решил сообщить тебе и посоветоваться, что делать. Жора, мне кажется, что милиция что-то заподозрила, поэтому про машину спрашивали у меня уже несколько раз. Так что ты подумай и скажи, что делать. Если хочешь, зайди или напиши, как тебе будет удобнее. На этом кончаю. До свидания. Жду ответа. Твой отец».

«Да, дела! — подумал Краб. — Час от часу не легче. Что же делать? А может, старик за машину беспокоится? Хочет убедиться, цела ли она. Он не дурак. Знает, если сяду, то машина останется ему. А если отец не врет? Тогда надо решать, что делать. Постой, постой! Да ведь он же сам рассказывал, как объяснял конторе, что машина — в деревне. Пусть и держится этой версии».

Краб достал из кармана блокнот и вырвал из него два листка. На одном написал: «Начальнику ГАИ от гражданина Крокета Василия Рафаиловича. Заявление. В связи с тем, что принадлежащая мне машина до приезда ко мне сына — Крокета Георгия Васильевича — будет находиться в законсервированном состоянии, прошу вашего разрешения в текущем году ее на технический осмотр не предъявлять. С уважением пенсионер Крокет». Затем Краб взял второй листок и написал: «Батя! Не волнуйся. Все будет в порядке. Перепиши своей рукой текст заявления в ГАИ. Всем, кто будет интересоваться машиной, говори, что она в деревне. О доверенности молчи. Жора».

После этого Крокет вышел из парка, купил в киоске конверт и, подписав его, опустил в почтовый ящик…

 

Клешнева в городе нет

— Адресное? Здравствуйте, девушка! Это Майский из уголовного розыска. Посмотрите, пожалуйста, по картотеке Клешнев Георгий Михайлович. Что? Хорошо, хорошо! Я подожду.

Пока работница адресного бюро проверяла, прописан ли в городе Клешнев, Майский продолжал разговор с Ветровым.

— Клешнев — это, наверное, друг младшего Крокета. Только не пойму, зачем этому Крокету скрываться?

— Ничего, скоро поймешь. В том-то, по-моему, вся суть и заключается.

Майский схватил карандаш:

— Да, да. Я слушаю вас. — И он стал записывать, поставил точку. — Спасибо девушка, дай бог вам жениха, вроде меня.

В ответ невидимая собеседница, очевидно, сказала такое, что Майский положил трубку и смущенно пробормотал:

— Откуда ей известно, какой я жених?

Ветров расхохотался:

— Что? Получил? Будешь знать, как лишнее болтать. — И, уже серьезно, спросил: — Прописан?

— Да. Вот его адрес. Сейчас же еду туда.

— Не еду, а едем, — ворчливо заметил майор и стал надевать плащ. — Пусти тебя одного, так наворотишь.

— Так уж и наворочу! — возразил Александр и тоже начал одеваться.

По его виду нетрудно было догадаться, что он рад возможности побыть вместе с Игорем Николаевичем. Минут сорок спустя они были в домоуправлении. Быстро перелистав домовую книгу, нашли фамилию Клешнева.

Оказалось, что тот жил один. Но бухгалтер, пожилая женщина, огорчила их:

— Вы знаете, — сказала она, — этот человек здесь не проживает.

— Как не проживает? — в один голос удивились Ветров и Майский.

— Он находится в длительной командировке. Срок истекает только через полтора года.

— А кто сейчас живет в его квартире? — спросил Ветров.

— По-моему, никто.

Оперативные работники покинули помещение. Посоветовавшись между собой, они решили поговорить с соседями. Клешнев жил в сорок третьей квартире. Зашли в сорок вторую. Открыла пожилая женщина. Игорь Николаевич попросил разрешения войти.

— Скажите, пожалуйста, в сорок третьей квартире кто-нибудь сейчас проживает?

— Никого нет. Хозяин — геолог. Находится где-то на Севере. Он здесь жил один.

— И никто сюда не приходит?

— Нет. Я знаю, что он сдал квартиру под сигнализацию и она охраняется милицией.

Затем Ветров и Майский зашли в сорок четвертую. В этот момент там находилась только одна девочка лет пятнадцати. Она повторила примерно то же самое, что сказала женщина из сорок второй квартиры.

Майор и старший лейтенант, разочарованные и немного расстроенные, захлопнули дверь подъезда. Шли долго, не разговаривая. Каждый думал об одном и том же: что делать дальше? Даже Ветров, этот бывалый оперативный работник, был озадачен.

Майский, который в мыслях уже видел конец операции, был по-настоящему раздосадован. Не подымая головы, он спросил:

— А может, Краб связан с этим Клешневым и оба находятся на нелегальном положении?

— Вот это и надо проверить. — Майор хлопнул старшего лейтенанта но плечу: — Ничего, не горюй, Саша! Скоро распутаем этот клубок. Главное — настойчивость и терпение. Готовь запросы во все организации, которые могли направить геолога работать на Север, а я займусь Пудовым.

— Что? Решили брать?

— Да, пора.

— А Николаева?

— Нет. Пусть еще погуляет. Я думаю, что к нему еще Краб обратится. А за старым Крокетом контроль надо усилить.

В душе Крокета росла какая-то смутная тревога. Уже давно не было у него такого скверного самочувствия. Отличаясь предельной осторожностью, он, казалось, обдумывал каждый свой поступок, каждый шаг, строго придерживался выработанного им самим правила: на «дело» всегда ходил в обличье Краба, к Борзовой — Клешнева. Крокет также старался маскировать и машину, на «дело» выезжая под номерами, добытыми с помощью Николаева. Вот только Пудов малость подкачал. Оказывается, не такой уж он вездесущий волшебник. Документы, сфабрикованные им на имя Фролова, вызвали подозрение у сотрудника госавтоинспекции. Пришлось оставить в его руках «липу» и смываться как можно быстрее. Правда, милиция практически ничего о нем не знала. Поэтому серьезных оснований для беспокойства вроде бы и не было, а тревога все нарастала и нарастала.

Крокет сожалел, что потерял парня, который подсел в его машину. Зорким, наметанным глазом он сразу же уловил странное настроение своего «пассажира». «Должно быть, у чувака что-то не склеилось, — предположил Жора. — Поддал что надо, а вот, видишь, настроение совсем поганое. Надо его приласкать».

Да, Крокету до зарезу нужен был надежный помощник. И случайно встреченного парня он прочил на эту роль. Только чудом тому удалось избежать расставляемых сетей.

«Какой карась сорвался! — досадовал Жора. — Черт бы побрал этого мильтона! Прицепился как банный лист… в мешок загнал. Ноги едва унес. В следующий раз надо быть более осторожным. Под этими номерами ездить буду только в крайнем случае».

Краб попытался выяснить причину своего тревожного состояния. Он мысленно перебрал всех своих знакомых. «От кого ждать подвоха? — гадал он. — От Пудова? Вряд ли — железный мужик. От Николаева? Тоже свой в доску. От кого еще? Горелов? Нет, не заложит. Правда, но пьянке может сболтнуть лишнее. Людка? Что она знает обо мне?! Ослеплена любовью…»

Так и не смог Краб разобраться в терзавших его сомнениях. Он направлялся к заводу, где работала Борзова.

 

Здравствуй, Пудов!

Следователь Савич, еще раз посоветовавшись со своим старым другом Ветровым, поставил перед руководством вопрос о задержании Пудова. Начальник управления, прежде чем дать «добро», как всегда, взвесил все «за» и «против». Генерал лично поговорил с Ветровым, Ковалевским и Севидовым. Все они поддержали доводы Савича: собранных материалов достаточно, чтобы арестовать Пудова. Ветров был уверен, что временное пребывание на свободе этого человека работникам уголовного розыска уже не поможет.

— Посмотрите, пожалуйста, товарищ генерал! — убеждал он Романова. — Если верить Николаеву и Шубаку, Краб уже воспользовался помощью Пудова и имеет поддельные документы. Была у него «липа» и на имя Фролова. А из этого следует, что к Пудову в ближайшее время он не будет обращаться, и, значит, сейчас отвлекаться на него нет никакого смысла. В то же время у меня есть полная уверенность, что нам удастся развязать ему язык. Доказательств его вины достаточно: у Батурина мы изъяли поддельный паспорт. Если мы заставим Пудова говорить правду, то сможем получить выход на Краба.

К концу дня генерал сказал «Да». Было решено, что Пудова задержат Ветров и Тростник в тот момент, когда он будет возвращаться домой с работы. Савичу, Майскому и участковому инспектору Рыбникову поручалось произвести в его квартире обыск.

Игорь Николаевич дождался Тростника в машине. Тот выбежал из здания управления и уселся на заднее сиденье.

— Поехали, Миша, — сказал Ветров и повернулся к Тростнику: — О связи с дежурным договорился?

— Да, все в порядке.

Дальше они ехали молча. Вот и типография. Здесь работает Пудов. Ветров приказал шоферу ждать их поодаль, по ходу движения Пудова, и кивнул Тростнику:

— Пошли.

Ждать пришлось долго. Ветров уже намеревался проверить — на месте ли Пудов. Но в этот момент тот вышел из проходной. Подходить к нему не торопились. Требовалось удостовериться, не встретится ли он с кем-нибудь по пути. Пудов прошел один, затем второй квартал. Никто к нему не подходил. Ветров по карманной радиостанции передал приказ водителю подъезжать ближе, а сам ускорил шаг. Они догнали Пудова и пошли рядом с ним: Ветров справа, Тростник слева. И, когда рядом остановилась машина, Ветров тронул Пудова за рукав:

— Гражданин Пудов?

— Да, я. Что вам надо?

— Мы из милиции, — в руках майора мелькнуло удостоверение в красной обложке. — Вам придется проехать с нами. Прошу в машину.

Лицо Пудова побелело как снег, мгновенно покрылось холодной испариной. Ни слова не говоря, он направился к машине. Пока все рассаживались по своим местам, шофер сообщил по радио дежурному по управлению, что Пудов задержан. Это послужило сигналом для Савича и Майского: можно отправляться на квартиру Пудова. Работники милиции знали, что в это время его жена должна быть уже дома.

Вскоре машина подъехала к управлению. Тростник предложил Пудову выходить. Они прошли в дежурную часть. Началось обязательное в таких случаях документальное оформление факта задержания подозреваемого лица.

Ветров поднялся на второй этаж, в кабинет Севидова, и доложил о выполнении задания. Было решено, что до окончания обыска Пудова допрашивать не следует. Стали ждать приезда Савича, Майского и Рыбникова.

Прошло более двух часов, пока приехал Савич. Он тут же прошел в кабинет Севидова, где уже находились Матвеев, Ковалевский и Ветров. Савич поставил на приставной столик тяжелую сумку и облегченно вздохнул:

— Думал, что в типографию попал. И чего там только нет! Шрифты, печати, бланки различных документов. Вот! Посмотрите! — Следователь положил на стол чистые бланки паспортов на автомашину и удостоверений на право управления автомототранспортом. — А это — записная книжка. В ней помечена фамилия Клешнева и Фролова.

— Хорошо! — удовлетворенно сказал Севидов. — Владимир Николаевич, вы приступайте к допросу. Ветров поможет. А потом решим, что будем делать дальше…

Пудов уже немного пришел в себя. Встретившись с Савичем и Ветровым, он попытался протестовать:

— Кто скажет, на каком основании меня арестовали?

— Я скажу, — ответил Савич. — Но для начала представлюсь: старший следователь по особо важным делам управления внутренних дел майор милиции Савич. Уточняю, что вас не арестовали, а задержали как лицо, подозреваемое в преступлении.

— Это что же? Я подозреваюсь в преступлении!? — Пудов сделал удивленное лицо. — Чушь какая!

— Нет, не чушь, Анатолий Сергеевич. Я уверен — вы это сами прекрасно понимаете. Вас только гложет сомнение, знаем ли мы все ваши трюки. Поэтому, чтобы развеять всякие сомнения, мы кое-что напомним. — И Савич обратился к Ветрову: — Как, Игорь Николаевич, напомним?

— А как желает Анатолий Сергеевич?

Пудов молчал. Тогда Савич спросил:

— Так что же, Анатолий Сергеевич? Напомнить вам?

— Слушаю вас, — глухо ответил Пудов.

Савич взглянул на Ветрова:

— С чего начнем?

— Да безразлично. Поговорим хотя бы о Крабе, Николаеве, Батурине. Вот этот паспорт покажем.

Ветров положил перед Пудовым поддельный документ.

— Анатолий Сергеевич, эту оригинальную вещицу вы изготовили для Батурина, а эту, — он положил на стол технический паспорт и права на имя Фролова, — для Краба. Но это — между прочим. Сообщаем, что в вашей квартире произведен обыск. Это позволило нам обнаружить и изъять многие вещественные доказательства. Теперь, надеюсь, вы не будете противоречить. Правдивыми показаниями, хотя бы в какой-то степени, вы сможете облегчить свою участь.

Пудов окончательно сник. С дрожью в голосе он спросил:

— Скажите, жена была, когда делали обыск?

— Да, была, — ответил Савич.

— Как она перенесла это! Ведь ни разу в жизни не сталкивалась с милицией.

— Что вам сказать? Конечно, наше появление радости ей не принесло… Ну как? Начнем говорить?

Пудов сидел опустив голову. Он колебался: с одной стороны, думал он, вроде бы все ясно — работники милиции имеют столько сведений, что упираться бессмысленно, но, с другой стороны, не подведет ли он Краба?

Ветров сел напротив Пудова:

— Анатолий Сергеевич, мы знаем, что за вами, кроме подделки документов, других преступлений не числится. А вот те, кто воспользовался вашими услугами, совершили более тяжкие и опасные преступления, в том числе и убийство. Поэтому выслушайте добрый совет: не испытывайте судьбу, не отягчайте свою вину.

Пудов после таких аргументов и столь категорического предупреждения отбросил в сторону все колебания:

— Хорошо, я скажу всю правду. Сам вижу, что некуда деваться. Брать на свою душу дополнительный грех не буду.

— Скажите, какие документы вы изготовили Крабу?

— Он как-то пришел ко мне домой и попросил переклеить фотографию на паспорте. Я это и сделал. Тогда Краб попросил подработать на ту же фамилию, что была записана в паспорте, технический паспорт на автомашину и удостоверение на право управления автомобилем. Я оформил и это.

— Сколько он заплатил?

— Пятьсот рублей.

— На какую фамилию изготовлены документы? — спросил Ветров и внутренне сжался: «Скажет или не скажет?»

— Что-то не припомню. Эту фамилию я занес в записную книжку. Лежит в кармане пиджака… в шкафу.

Савич встал, подошел к сумке, стоящей в углу, и вытащил записную книжку:

— Эта?

— Да. Разрешите — найду фамилию?

Савич подал книжку. Пудов перелистал несколько страниц:

— Вот — Клешнев Георгий Михайлович.

Ветров и Савич молча переглянулись. Савич тут же задал еще один вопрос:

— А самого Клешнева видели?

— Нет.

— Краб говорил, где он взял паспорт Клешнева?

— Нет, — односложно ответил Пудов.

Ветров написал на листке бумаги: «А что, если ему предъявить на опознание фото Крокета?» — и передал записку Савичу. Тот прочитал и спокойно ответил:

— Готовь. Я пока запишу показания.

Ветров вышел из кабинета и нашел Майского:

— Саша! Принеси мне, пожалуйста, фотографию Крокета-младшего и несколько аналогичных фотографий других лиц.

— Что? Решили предъявить Пудову на опознание?

— Конечно. Кстати, ты запрос в Красноярск о Клешневе сделал?

— Сразу же, как только узнал, что он туда выехал. Я просил наших коллег ответ дать по телетайпу.

— Скорей бы, — вздохнул Ветров и поторопил: — Ну, давай фото…

Ветров не ошибся. Пудов сразу же уверенно указал на фотографию Крокета и пояснил:

— Фотографию этого человека я приклеил в паспорте Клешнева…

Игорь Николаевич пододвинул к Пудову технический талон и удостоверение на право управления автомобилем на имя Фролова:

— Это ваша работа?

Пудов, взяв документы, повертел их в руках и, очевидно, решившись, сказал:

— Да, моя.

— Когда это было?

— Несколько месяцев назад. Краб встретил меня после работы. Зашли в парк. Там он попросил изготовить на эту фамилию техпаспорт и права.

— Зачем они понадобились?

— Он сказал, что часто ездит на машине с другими номерными знаками. Боюсь, говорит, погореть. Нужны, говорит, еще одни ксивы.

— Сколько он вам заплатил?

— Пятьсот.

— Деньги сразу дал?

— Нет. Когда я выполнил работу.

— Какие еще документы вы изготовили?

— Я? Больше никаких.

«Врешь, голубчик, — подумал Ветров. — Художества твои получат заслуженную оценку. Но это впереди. Сейчас важно поднять на поверхность все то, что имеет отношение к Крабу».

Вскоре Савич закончил записывать показания задержанного и вызвал конвой.

Пудова увели.

Следователь взглянул на оперативного работника:

— Как считаешь, он все рассказал?

— Что касается Краба, думаю, все, в отношении самого себя — скромничает. Но ничего, посидит в следственном изоляторе, подумает на досуге и начнет говорить, — заключил Ветров. — Да, вот что, Володя: ты допросил парня, который ночью с Крабом ехал?

— Это Красина? Допросил. Но, к сожалению, он мало чего нам даст.

— Самое главное Красин уже дал: не совершил преступления. Парню нужна помощь. Тростник связался с заводом, куда он хотел пойти работать. Его возьмут. Кстати, от Красина мы все-таки кое-что получили. Ты забываешь, что у нас появился снимок Краба.

— Фотография, что наклеена в правах на имя Фролова?

— Конечно. Мы ее увеличили, размножили и раздали нашим работникам.

— Это хорошо, — заметил Савич и добавил: — Ну а я предъявлю это фото Пудову для опознания, чтобы процессуально привязать Краба к машине с похищенными знаками. — Он помолчал с минуту и, перелистывая запись показаний Пудова, задумчиво сказал: — Откуда берутся такие типы? И семьи у них, и живут в достатке, а вот на преступление тянет.

— Ты имеешь в виду таких, как Пудов?

— Разумеется. Допустим, Краб, Николаев, да и Горелов — это подонки, которых нелегко переубедить. Они морально готовы пойти на подлость.

Ветров подошел к окну и взглянул на улицу. Начал накрапывать дождь. Асфальт, постепенно намокая, становился темным и скользким. «Вот так и с человеком подчас бывает, — подумал майор, — стоит ему подмочить свою репутацию один раз, второй, третий, глядишь, и потемнела его совесть, уподобилась скользкому асфальту». И, повернувшись к Савичу, сказал:

— Ничего, Владимир Николаевич. Таких людей становится все меньше. А чтоб их вовсе не было, на то и мы поставлены. Давай прикинем, что будем делать дальше.

И они склонились над материалами уголовного дела…

 

В поле зрения — Краб

Ветров по личному опыту знал, что как бы рецидивист ни заметал следы, как бы ни прятался, каким бы хитрым ни был, если действия оперативных работников хорошо продуманы, четко спланированы, то преступление всегда будет раскрыто. Порой человек, не посвященный во все детали работы сотрудников уголовного розыска, скептически машет рукой: тоже мне — задержали преступника, раскрыли криминал. Случайность помогла!

Ветрову, конечно, были известны примеры и такого случайного раскрытия порой даже опасных и сложных преступлений. Но и подобные случайности, как ни странно, тоже имеют под собой закономерность, если правильно ведется работа со стороны милиции. Игорь Николаевич подумал об этом, как только ему позвонил Щербаков, рабочий цеха, где работал Николаев. Он рассказал майору, что вчера утром, когда шел на работу, увидел у проходной Николаева. Последний разговаривал с каким-то заросшим типом, похожим, как выразился Щербаков, на обезьяну. Как раз в этот момент незнакомец что-то передал Николаеву. И вот сегодня во время обеденного перерыва Щербаков выяснил, что Николаев изготовляет ключ от сейфа. Ветров поблагодарил своего добровольного помощника и, положив телефонную трубку, вызвал Майского. Тот появился сразу же.

— Как раз к вам собрался. Пришел ответ из Красноярска. Клешнев жив, здоров, чего и нам желает. Пропажу паспорта он обнаружил после отпуска, когда возвратился домой из нашего города.

— Вот видишь: еще одна деталь прояснилась. Только сейчас, Александр, не до этого. Найди Тростника и заходите в кабинет Севидова. Есть срочная работа…

Минут через пять Ветров рассказывал сотрудникам, собравшимся в кабинете начальника уголовного розыска, о телефонном звонке Щербакова.

— По всей вероятности, — говорил майор, — Краб завтра или послезавтра придет к Николаеву за ключом. Из этого следует вывод, что у него все готово для новой кражи. Я предлагаю, товарищ полковник, организовать за Николаевым непрерывное наблюдение. После того как он встретится с Крабом, необходимо переключиться на последнего, а Николаева задержать. Правда, меня интересует, будет ли Николаев встречаться со Скаловым. Ведь у них договоренность: если Краб придет к Николаеву, то тут же об этом будет знать лейтенант. По идее, Краб должен нанести визит сегодня. Скалова необходимо предупредить, чтобы он не отпускал из квартиры Горелова.

Никто не возражал против плана, предложенного Ветровым. Севидов распределил роли между сотрудниками, и машина завертелась. А вечером в квартире Матвеева раздался телефонный звонок. Звонил Скалов:

— Анатолий Семенович! Только что приходил Николаев. Объявился Краб. Он принес Николаеву слепок и попросил изготовить ключ от сейфа. Сказал, что на одном из заводов на этих днях будет выдаваться зарплата, и предложил принять участие в краже.

— Как ведет себя Николаев?

— Нормально. Доверяет мне.

— А Крабу он сказал, что вы затеваете?

— Нет. Николаев подговаривает меня, чтобы Краба на наше «дело» не брать.

— Когда Краб встретится с Николаевым?

— Завтра придет к нему за ключом. Поэтому я и беспокою вас.

— Хорошо, товарищ лейтенант. Как только задержим Николаева, сразу же вам сообщим. На этом вы закончите свою преступную жизнь. Так что — до завтра…

Ветров вздрогнул от резкого телефонного звонка: «Ох и аппарат! Сколько ни просил связистов заменить — никакого толку. Мертвого разбудить можно!» — Майор поднял трубку.

— Ветров слушает.

— Товарищ майор, докладывает постовой. Здесь к вам просится товарищ Красин, говорит, что по важному делу.

Ветров начал припоминать: «Красин, Красин… Кто же это? Ах да! Тот, который с Крабом ехал. Чего ему надо? Наверное, работа не понравилась» — и сказал постовому:

— Пропустите.

Через несколько минут в дверь робко постучал и вошел в кабинет Красин. Одет аккуратно, пострижен.

— Здравствуйте, товарищ Ветров.

— Здравствуйте, товарищ Красин. Присаживайтесь.

Красин присел на краешек стула и смущенно замолчал. Ветров, видя его смущение, спросил:

— Как работается?

— Хорошо. Спасибо за помощь. Честно говоря, раньше я считал, что в милиции работают люди, для которых самое главное — посадить человека. Теперь вижу — это не так. У меня все перевернулось в душе, когда понял, что вы поверили мне, поддержали, на работу устроили. Но я пришел не только поблагодарить. Сегодня видел человека, с которым ехал в ту ночь.

— Где видели?

— Возле кладбища. Я ехал в автобусе. Смотрю — он через ворота входит прямо туда. Рядом остановка. Я выскочил из автобуса и потихоньку тоже в ворота. Глядь — он по центральной аллее идет. Я — за ним. Он повернул направо и пошел между могилами. Я — не отстаю, по параллельному проходу крадусь. Он подошел к одной могиле, достал из саквояжа какие-то свертки, отодвинул от памятника плиту и положил их туда, плиту поставил на место и пошел к выходу.

— Вас не видел? — спросил Ветров.

— Нет. Я укрылся за куст, а когда он отошел подальше, двинулся следом. Однако, понимаете, аллея была безлюдной, и мне пришлось держаться подальше. Он прошел через калитку и повернул к автобусной остановке. Когда я вышел с кладбища, его уже не было. Видать, сел в автобус.

— А что он спрятал под плиту? Не смотрели?

— Нет. Вспомнил вас и вот приехал.

— Спасибо. Сможете показать эту могилу?

— Конечно.

Ветров позвонил Майскому, а затем Тростнику и попросил их заглянуть к нему. Через несколько минут оба сотрудника вошли в его кабинет. Ветров коротко сообщил о визите Красина и предложил съездить на кладбище.

Вскоре дежурный «газик» мчался по улицам города. Ехали молча, и только когда машина приблизилась к кладбищу, Ветров, сидевший впереди, повернулся к Майскому:

— Приметы Краба знаешь?

— Знаю.

— Останешься у входа. Может, появится.

Ветров, Тростник и Красин направились по аллее в глубь кладбища. Они вскоре остановились у давно заброшенной могилы. Ветров без особого труда определил, что захоронение Рогальских находится рядом. Красин отодвинул плиту:

— Вот, смотрите.

В образовавшейся нише действительно лежали какие-то свертки. Игорь Николаевич достал один и развернул тряпку. В ней оказались фомка и большие плоскогубцы. Вытащил второй — молоток и отвертки. В дальнем углу стояла небольшая деревянная коробка. Ветров извлек и ее. Открыл. Приподнял лежавшую сверху бумагу и ахнул. В коробке ровными стопками лежали деньги. Игорь Николаевич сложил все обратно в тайник, поставил на место плиту и, отряхнув пыль с брюк, повернулся к Красину:

— Славненький тайничок вы показали! Спасибо!

Посоветовавшись с Тростником, Ветров вместе с Красиным направился к выходу. Там он подозвал Майского и отправил его к Тростнику. До прибытия смены оба должны были следить за тайником. С этого момента заброшенную могилу брали под наблюдение и охрану сотрудники уголовного розыска…

 

Краб на поводке

Ветров, Тростник, Майский и Скалов сидели молча и ждали. Все другие участники операции находились на отведенных им местах и тоже ждали. Скалов неожиданно воскликнул:

— Смотрите — Краб! Вон, правее проходной, у киоска стоит.

Все увидели, как тот протянул деньги продавщице и получил пачку сигарет. «Ну вот и встретились», — подумал Ветров и, обращаясь к оперативникам, вполголоса заметил:

— Действительно — образина. — Майор повернулся к Тростнику и отдал распоряжение: — Володя, ты со своими — за ним. Посмотрите, куда пойдет, с кем встретится. Помни, пока не узнаем, где Крокет и кто та женщина, его не брать.

Тростник кивнул головой, вышел из машины и направился к своим помощникам, которые ждали его недалеко за углом. Ветров отпустил и Скалова:

— Ты нам пока не нужен. Следи за нами. Как только возьмем Николаева, езжай в управление — поможешь его колоть.

Скалов молча покинул машину. Ветров смотрел ему вслед и с теплотой думал: «Славный парень! Отличный оперативник будет. Чем-то на Мишу Осипова похож», — майор вспомнил погибшего при исполнении задания товарища. А вот и Николаев. Он подошел к Крабу, поздоровался, затем что-то достал из кармана и передал ему. Тот, отвернувшись от проходящей публики, посмотрел на переданную вещь и улыбнулся. Затем они попрощались и разошлись в разные стороны. Ветров взял в руки микрофон:

— Пятьдесят седьмой, вы все видите?

Игорь Николаевич сразу же услышал голос Тростника:

— Да, видим, направляемся за своим.

— А мы — за своим, — ответил майор и повернулся к Майскому: — Ну что, Саша? К концу идет?

— Да! Скоро смогу поздороваться с этой обезьяной.

Они не торопились задерживать Николаева и взяли только тогда, когда убедились, что он идет к себе — домой.

 

Кто ты, Краб?

Тростник считал, что Краб не доставит ни ему, ни его товарищам никаких хлопот. Сложное ли дело проследить за человеком, посмотреть, где он живет, и спокойно удалиться! Но все оказалось гораздо сложнее. Краб после встречи с Николаевым прошел всего лишь один квартал. Неожиданно он повернул в пустынный двор небольшого двухэтажного здания. Тростник кивнул Рыбникову, тот пошел следом, но моментально возвратился и подбежал к Тростнику:

— Товарищ майор! Он сел в машину. Сейчас выедет со двора.

— Номер заметил?

— Да. «Жигули» зеленого цвета. Госномер 99-17.

Только успел Тростник передать по карманной радиостанции приказ водителю машины, как со двора выехали зеленые «Жигули».

— Вот он! — чуть не вскрикнул Рыбников. — Как бы не ушел?!

— Спокойно, Рыбников, спокойно. Никуда не уйдет. Пошли на ту сторону, наши подъезжают.

Они сели в подошедшую черную «Волгу», и Тростник приказал водителю:

— Жми за зелеными «Жигулями»!

Ехали долго. Наконец Краб остановился у небольшого хозяйственного магазина. Закрыл машину на ключ и вошел в магазин. Следом за ним Тростник послал другого оперативника. Минут через пять он вышел из магазина и сел в машину:

— Покупает плоский фонарик и еще какую-то мелочь. Я не стал задерживаться. В магазине покупателей почти нет — может засечь.

— Правильно сделал, — похвалил оперативника Тростник и приказал водителю: — Дай задом вот в этот переулок и жди. — А сам вышел из машины и начал наблюдать. Краб показался в дверях магазина, быстро спустился вниз по бетонированным ступенькам и сед в автомобиль. Он резко рванул машину с места и помчался по улице.

«Носится как угорелый! Людей еще подавит!» — с тревогой подумал майор, садясь в «Волгу», которая тотчас понеслась следом. Через два-три квартала Краб снова остановился и заглянул в аптеку. На сей раз наблюдение за ним взял на себя Тростник. Он очень удивился, когда услышал, что Краб просит самое сильное снотворное. Майор вышел к своим.

— Бессонницей, что ли, страдает наш пациент? — проворчал он, усаживаясь рядом с водителем. — Будь повнимательней. Движение сильное, а он прет как сумасшедший. Собственно, он такой и есть. Внимание! Краб выполз!

И опять, соблюдая дистанцию, оперативники неслись за зелеными «Жигулями». Следующей остановкой был универмаг. Краб затормозил машину у обочины, вышел, закрыл ее на ключ и вошел в торговый зал. За ним двинулся Рыбников. Народу в универмаге было много, и лейтенант старался держаться ближе к Крабу. Тот подошел к прилавку ювелирного отдела и попросил подобрать подешевле, но красивые серьги. Получив покупку, вошел в боковую дверь с надписью: «Служебный вход». Рыбников с секунду помедлил и двинулся следом. Краб поднялся на этаж выше и вошел в туалет. Рыбников видел, что этот туалет предназначен для работников универмага. Зайти туда — значит обратить на себя внимание Краба. И Рыбников решил подождать его в коридоре.

Прошло минут пять. Из туалета вышел молодой мужчина. Не спеша прошел мимо Рыбникова, а Краба все не было. Но лейтенант был спокоен: «Наверное, переволновался, бедняга. Запором страдает. Да, нелегкая жизнь у медвежатника».

Знал бы Рыбников, что в обличье молодого человека мимо него только что прошел Краб, то наверняка сам бы схватился за живот. Но он все еще оставался в полном неведении и продолжал стоять…

Те, кто остались в машине, были ошарашены: к «Жигулям» Краба подошел молодой, совершенно неизвестный мужчина. Он открыл своим ключом дверку, завел двигатель и поехал.

— Что за чертовщина?! — воскликнул Тростник. — А где же Краб? Где Рыбников? Езжайте за этим, а я буду ждать лейтенанта.

Он выскочил из машины, и она тут же рванула за «Жигулями».

Долго стоял Тростник. В конце концов иссякла вся его выдержка, и он пошел искать своего подчиненного. Искал, искал и нашел: как часовой-новобранец, лейтенант терпеливо стоял у туалета.

— Где Краб?

— Все в порядке. У него запор.

— Что, что?

— Запор, говорю, товарищ майор! Уже полчаса, как в туалете сидит.

— Слушай, а не мотанул ли он от тебя?

— Что вы, товарищ майор! У меня здесь и мышь не проскочит, не то что Краб. Туалет только для работников универмага предназначен, так что людей туда мало входит. Давайте подождем, скоро появится.

Они стали ждать. Прошло еще минут десять, и Тростник вскипел:

— Нет, здесь что-то не так. Пошли!

Они вошли в туалет, а там — пусто. Тростник гневно глянул на Рыбникова:

— Ну, что скажешь, сторож?!

Рыбников и слова не смог вымолвить. Тростника взорвало:

— Запор, говоришь? Это у тебя, по всем признакам, — запор! Шляпа!!! — и майор бросился вниз…

А Крокет, он же Клешнев, тем временем побывал в своей квартире, потом нанес визит Борзовой. По замыслу Жоры Краба, подарок — «золотые» серьги — должен был в какой-то мере укрепить благорасположение к нему Люды. К тому же этим чисто психологическим ходом он намеревался начать подготовку к более серьезной авантюристической акции. Сейф, до отказа наполненный деньгами, назойливо маячил в его воображении. Жора уже рисовал свою будущность в самых радужных цветах. Только не знал, что тучи над ним начали сгущаться, что круг, в который он попал, вот-вот замкнется. Работники милиции вышли на верный след…

 

Допрос Николаева

Игорь Николаевич хорошо помнил, как однажды пришлось ему выступить в роли воображаемого Николаева. Но не забыл и всех деталей игры Скалова, который пытался изображать его самого, майора Ветрова. Тогда старший лейтенант настаивал на задержании этого преступника. Однако в ходе игры молодой оперативный работник смог наглядно убедиться, что его решение слишком преждевременно. Таким образом, игра в тот раз позволила Скалову извлечь для себя некоторые теоретические выводы. И вот теперь представился редкий случай подкрепить теорию практическим делом. Игорь Николаевич, разумеется, никак не мог упустить такую возможность. Поэтому сегодня он решил провести допрос в присутствии Скалова. В подобном решении заключался совершенно определенный смысл. Ведь Николаев, увидев своего недавнего «кореша» и узнав, кто он в действительности, наверняка не станет упираться.

Своими соображениями майор поделился с Савичем. Тот поддержал идею, и допрос Николаева был отложен до появления Скалова. Старший лейтенант не заставил себя долго ждать. Он тут же вошел в кабинет Ветрова. Игорь Николаевич, взглянув на сослуживца, заметил, что тот чем-то озабочен.

— Вы что-то хотели сказать, товарищ Скалов?

— Как Николаев? Не упирался, когда задерживали?

— Нет. Правда, грозил жалобу написать.

— Допрашивали?

— Пока нет. Тебя ждали, — ответил Игорь Николаевич, лукаво посмотрев на Скалова.

— Раз меня, так за мной дело не станет. Можно начинать?

— Не торопись. Мы с Савичем посадим его спиной к двери, а ты зайди минуту спустя. Послушаем, как он будет заливать.

Дальнейшая процедура начала развиваться по этому плану.

Николаев успел уже немного прийти в себя. Войдя в кабинет, он сразу же перешел в атаку:

— Нет, я этого так не оставлю! Хватаете человека прямо на улице, тащите в милицейскую машину на виду у людей и, главное, — за что? Требую немедленно дать мне возможность встретиться с начальником. Я сегодня же заявлю прокурору, напишу в газету. Что за издевательство над человеком?!

Было видно, что Николаев идет ва-банк, считая, что лучшая защита — нападение.

Савич перебил его:

— Успокойтесь, гражданин Николаев. Присядьте.

— Вот видите, я уже гражданин! Кто вы такой, чтобы оскорблять меня?!

Савич усмехнулся:

— Простите, но вы же не даете сказать. Ведь не я в кабинете у вас, а вы — у меня. А теперь давайте знакомиться: старший следователь по особо важным делам майор милиции Савич. С товарищем Ветровым, как я понял, вы уже знакомы. Теперь дальше. Никто вас в машину не тащил. Вас пригласили — вы и сели. И людей, как вы утверждаете, на улице в момент задержания не было. Наши сотрудники специально выбрали такой момент. Это сделано для того, чтобы ваши соучастники, если они еще не все задержаны, не знали, что вы находитесь у нас.

Теперь отвечаю на вопрос, за что вас «схватили». Вы, кажется, так выразились? Так вот: мы не схватили, а задержали вас за кражу денежных средств. Вы удовлетворены ответом? — Николаев молча кивнул головой. — Теперь перейдем к нашим вопросам. Скажите, вы согласны давать правдивые показания? Я имею в виду ряд преступлений, совершенных лично вами и вашими друзьями.

Спокойный, уверенный тон подействовал. Николаев не стал больше кричать, сидел бледный и молча бросал осторожные взгляды то на Савича, то на Ветрова. Он старался понять, что каждому из них известно о его похождениях. Но лица оперативных работников, чуть тронутые улыбкой, ничего ему не говорили. В голове у Николаева роем носились мысли: «Что они знают? Может, взяли Краба? Нет, не может быть! Я же недавно видел его. Да и Краб не такой человек, чтобы за считанные минуты расколоться. Надо держаться и ни в чем не признаваться. Пусть доказывают». И он ответил:

— Мне не в чем признаваться. Никаких преступлений не совершал, и нет у меня никаких друзей среди жуликов. А если вам кто-либо об этом сказал, то знайте: тот человек клеветник. Он просто оговаривает меня.

Николаев не видел и не слышал, как в кабинет вошел Скалов. Он потихоньку присел на стоящий у дверей стул и молча следил за допросом.

Савич достал из выдвижного ящика стола фонарик с фотообъективом и положил его перед Николаевым.

— Узнаете? Ваш?

Столь неожиданный поворот допроса обескуражил Николаева. Он, конечно, сразу узнал фонарик. «Как он оказался у работников милиции?» — этот вопрос с беспощадным ожесточением сверлил его мозг. Но Николаев, преодолев минутную растерянность, стоял на своем:

— Впервые вижу.

— Странно. А вот ваша сестра опознала и даже вспомнила, как вы разобрали фотоаппарат. Помните — вы говорили, что можно на свалку выбросить? Большой шутник вы, гражданин Николаев. На свалку не бросили. Сивакова Анатолия Петровича знаете? Он работал вместе с вами.

— Да, кажется, знаю.

— Он-то хорошо запомнил, как вы приделывали фотообъектив к фонарику. Что скажете по этому поводу? Будете говорить правду?

— Да что вы, гражданин следователь? Я и так говорю только правду. Действительно, это мой фонарик. Надо же забыть! Когда вы напомнили, я сразу признал и, видите, — не скрываю. Могу только пояснить: фонарик был в цехе. Кто-то украл.

Ветров взглянул на Скалова. Тот сидел красный как рак. Он тоже вспомнил ту игру, когда Игорь Николаевич преподал ему достаточно поучительный урок. Как был прав тогда майор! Вот сейчас в их руках Николаев, и не подготовь они как следует этот допрос, все пошло бы прахом.

Савич выжидательно смотрел на Николаева. Долгое молчание и умный проницательный взгляд смутили допрашиваемого.

— Что вы так смотрите?

— Смотрю и думаю, как низко может пасть человек, до какого цинизма он может докатиться, если забудет, для чего он на свете живет.

— Это к чему, гражданин следователь? Я — как и все. Живу честно, и не верьте, если кто-то на меня клепает. Значит, кому-то дорогу перешел…

— Хватит, Николаев, хватит! Скажите, Мужлин, Шубак, те же Краб, Горелов, Пудов, в конце концов, ваша родная сестра или Сиваков вам тоже дорогу перешли? Николаев, мы знаем очень много. Вы даже не представляете, сколько мы знаем о ваших темных делах. Даже об инструментах. Игорь Николаевич! Может, покажем его изделия?

— Разве только ради него, — пошутил Ветров, взял чемодан и раскрыл его. — Смотрите, Николаев. Вот творения ваших рук. В этот обрывок полотенца вы заворачивали этот шикарный набор.

Николаев был потрясен. Внутренне он всегда готовился к такому допросу, представлял, как ответит следователю и все подвергнет отрицанию. Но вот сегодня он не знает, что и говорить. Отрицать? Наверно, бессмысленно. А что признавать? Этак и расколоться можно. Что делать? Что делать? Как узнать, что им действительно известно?

— Ну что ты, Леня, мучаешься! — неожиданно услышал он за своей спиной знакомый голос.

Николаев повернулся и обалдел от удивления. Сзади стоял улыбающийся друг Саши Горелова. Ошеломленный, Николаев даже имени не смог вспомнить. «Гляди ты! Даже этого взяли», — подумал он. Леньку затрясло в ознобе.

А Скалов, улыбаясь, предложил:

— Брось ты изворачиваться! Неужели не ясно, что ваша карта бита? Ты же неглупый человек и должен соображать. Есть же в конце концов всему предел. Даже лжи.

— Что? Всех взяли? — непроизвольно вырвалось у Николаева.

Савич улыбнулся:

— Нет, пока не всех. Краб готовит новое преступление. Он ведь не зря сегодня ключ получил. Вот мы его с поличным и возьмем. Остальные — все у нас.

— А Шубак? Он же не здесь живет?

— Правильно. Шубак в Вильнюсе. Но теперь сидит здесь — в следственном изоляторе. Теперь все ясно?

— Кажется, все, — уныло буркнул Николаев. — Что вам надо?

— Правду. Одну лишь правду.

Николаев был подавлен: «Все! Конец! Выхода нет. Надо спасать себя».

— Я все расскажу… Лучше дайте мне бумагу… сам напишу…

— Хорошо. Мы предоставляем эту возможность, — сказал Ветров. — Но прежде ответьте на вопрос: где Краб хочет совершить кражу?

— Он сказал, что на одном заводе будут выдавать зарплату. В первый день всю не выдадут. Мы должны с ним взять остаток.

— Он не называл завод?

— Нет. Краб никогда о таких вещах не говорит до последнего момента. Я несколько раз ходил с ним на «дело» и до того момента, пока он приведет меня к месту, не знал, куда идем.

— Вы знаете, где он живет?

— Нет. Ни адреса, ни фамилии он не называет никому.

— Когда он должен прийти к вам и куда?

— Сказал, что седьмого придет на завод и встретит у проходной. Кражу хочет заделать в ночь на восьмое.

— Как вы думаете, если вдруг вас не окажется на месте, пойдет он сам на кражу?

— Может пойти один. Конечно, мое отсутствие обязательно насторожит его. Захочет выяснить, где я, почему сорвал встречу.

Ветров и Савич переглянулись. «Что делать? — мелькнула мысль у Владимира Николаевича. — Взять Краба не проблема. Но где Крокет? Кто та женщина, у которой Горелов брал ключи и снимал слепки?»

— Вы знаете, с кем из женщин встречается Краб? — спросил Ветров.

— Нет, не знаю.

— Скажите, Николаев, а если мы дадим вам возможность несколько облегчить свою судьбу? Только заранее хочу предупредить: вы все равно будете арестованы. Но если поведете себя правильно и правдиво, будем ходатайствовать перед судом, чтобы это обстоятельство учитывалось при определении меры наказания.

— Я согласен. Сделаю все, что скажете.

— Что же, — сказал Савич, — вот бумага, ручка. Идите в камеру и пишите. Потом потолкуем.

Николаев вышел, а Савич взглянул на Ветрова:

— Ты хочешь, чтобы он?..

— Надо рискнуть!..

 

Финал Краба

Обычное осеннее утро. Дождя нет, но плотные низкие облака закрыли небо и могут в любой момент омыть землю.

Генерал Романов любил в воскресный день поработать один. Не было обычной круговерти, ежеминутных телефонных звонков, не отрывали от дела сотрудники.

В такие дни генерал обычно просматривал почту: нет ли чего срочного, знакомился с поступившей за неделю литературой, обзорами передового опыта.

Но сегодня он изменил своей привычке и, просмотрев почту, позвонил Севидову:

— Владимир Михайлович! Доброе утро! Чем занимаетесь?

Севидов в этот момент вместе с Савичем и Ветровым уточнял план задержания Краба. Он сказал об этом генералу, и тот предложил:

— Заходите втроем ко мне, вместе и подумаем.

Романов был в курсе всех событий, и время на доклады терять не потребовалось.

Генерал спросил у Ветрова:

— Установили, что за квартиры посещал мужчина, который уехал на машине Краба?

— Так точно, товарищ генерал. В одной он сам живет. Хозяева уехали на несколько лет за границу, и он снял у них это жилье. А другая квартира, где он остался на ночь, принадлежит Борзовой Людмиле Ивановне. Работает кассиром-бухгалтером на каком-то заводе. На каком — пока не знаем, так как в домоуправлении сведений не оказалось. В адресном бюро данные устарели — она числится студенткой института народного хозяйства. Я думаю, Виктор Алексеевич, что эта Борзова и есть объект внимания Краба. Ее и этого мужчину мы хотели сегодня утром издали показать Скалову, но старший лейтенант не уверен, что кого-либо опознает.

— Разрешите, товарищ генерал? — в дверях стоял Тростник.

— Входите, майор.

— Товарищ генерал! Мне было поручено установить фамилию неизвестного, который от универмага уехал на машине Краба.

— Ну и как?

— Все в порядке. Поэтому я и решил зайти к вам. Дежурный сказал, что полковник Севидов у вас.

— Кто он? — спросил Севидов.

— Крокет Георгий Васильевич.

— Та-ак, — протянул Романов. — Для чего же им понадобился этот фокус с передачей друг другу машины?

— Будем выяснять, Виктор Алексеевич, — ответил Севидов.

— Краб не мог засечь наших, когда они ехали следом?

— Не должен, товарищ генерал, — заверил Тростник. — Здесь что-то другое.

Ветров задумчиво чертил на листке бумаги замысловатые фигурки. Его опять мучила давно возникшая смутная догадка: «А что, если это действительно так? Поэтому становится ясным, почему не удалось выявить ни одного человека, который бы видел Краба и Крокета одновременно». Однако Ветров и на сей раз промолчал.

— А что думает Савич? — спросил Романов.

— Я вчера был в прокуратуре. Со следователем, который ведет дело об убийстве Мужлина, договорился о взаимодействии. Как бы нам ни хотелось не допускать кражи, видимо, придется пойти на некоторый компромисс. Краба надо брать с поличными. Я думаю, что и Крокет будет с ним. Сразу и поставим точку.

— По крайней мере, — начал рассуждать генерал, — брать пока не будем. Однако допускать, чтобы он совершил кражу, тоже нельзя. Вот из этого, — заключил Романов, — и исходите. Кстати, где сейчас Крокет?

— Дома, — ответил Севидов. — Спит перед атакой.

— Краб в поле зрения не появился?

— Нет, Виктор Алексеевич. Но мы не беспокоимся. Он придет к Николаеву…

Крокет уже в который раз обдумывал план предстоящего «дела». Он все обстоятельно взвесил, все уточнил до малейших подробностей. Наконец можно приступать к решительным действиям…

А в это время работники милиции стояли перед своей дилеммой. За Крокетом вели неустанное наблюдение Тростник и четыре оперативника. Трудно сказать, сколько еще пришлось бы им быть при этом малоинтересном занятии. Но ситуация вдруг круто изменилась: из квартиры Крокета вышел Краб. Он спустился вниз и сел в зеленые «Жигули», что стояли во дворе. Работники уголовного розыска разделились на две группы: двое остались наблюдать за квартирой Крокета, а трое на автомашине последовали за Крабом. Тот вел машину уверенно и ловко. «Волга» с оперативниками еле успевала за ним. Вот и кладбище. Краб остановил машину, закрыл ее на замок и направился к воротам. Двое сотрудников, соблюдая дистанцию и осторожность, двинулись за ним. Краб подошел к могиле, оглянулся. Вокруг, казалось, было полное безлюдье. Он подошел к памятнику и отставил плиту. Достал из тайника свертки, сложил их в саквояж, поставил на место плиту и, оглядываясь почти на каждом шагу, направился к машине. Вскоре «Жигули» мчались по направлению к заводу, где работал Николаев. Вот и площадка, где обычно стоит личный транспорт работников этого предприятия. Здесь и остановился Краб. Он сразу увидел Николаева, который стоял у проходной и нетерпеливо вертел головой. «Ишь ты! Не терпится, — подумал Краб. — Даже раньше времени с работы дал драпа». Но Николаев огорошил его:

— Жду тебя почти час. Боялся, что опоздаешь и не смогу предупредить.

— О чем предупредить? — насторожился Краб.

— Понимаешь, меня с другими работягами гонят на уборку картофеля в подшефном колхозе. Сколько ни отбрыкивался, и слышать не пожелали. Видишь — уже все на машине.

Краб оглянулся и увидел крытый брезентом грузовик. В нем сидело человек пятнадцать. Один из них крикнул:

— Николаев! Сколько тебя ждать?! Поехали!

Краб махнул рукой:

— Ничего не поделаешь. Езжай, как-нибудь забегу.

— Ты что — сам пойдешь?

— Посмотрим… Пока!..

Краб пешком сходил в магазин, купил две бутылки коньяка и поехал к дому, где жила Борзова. Он быстро поднялся на лестничную площадку и своим ключом открыл дверь квартиры.

Тростник и четыре сотрудника неотступно следовали за ним, поддерживая связь с Севидовым по радио. Тот запросил, где сейчас находится Борзова. Тростник нашел Майского, который вместе с Рыбниковым наблюдал за ее квартирой. Лейтенант пояснил, что Борзова еще не пришла с работы. Тростник тут же сообщил об этом Севидову. Полковник теребил подбородок:

— Так, так, так. Значит, Крокет остался дома, а Краб пришел к Борзовой. Интересно, что же они будут дальше делать? Наверно, Краб и Крокет решили на пару идти.

Ветров улыбнулся:

— На пару-то на пару. Только в единственном лице.

— То есть как в единственном?

— Владимир Михайлович, вам никогда не приходила в голову мысль, почему Краба и Крокета никто не видел вместе? Это — во-первых. Во-вторых, почему все знают только Краба, но ни разу не видели Крокета?

— Об этом я, кажется, не думал. Но здесь есть и объяснение: Крокет действует через Краба, который держится у него на положении марионетки.

— Нет, Владимир Михайлович! Мне это представляется в другом плане. Посмотрите: в кражах участвует только Краб, Крокет — всегда в стороне. Готовит преступление только Краб. Он же имеет и соучастников, ведет с ними переговоры. Спрашивается, чем тогда занимается Крокет? Выходит — ничем! В таком случае зачем Крабу напарник, от которого проку, что с козла молока? А в том, что Крокет совершает преступления, — я не сомневаюсь.

— Ну, не тяни, не тяни! Вижу, что задумка есть. Делись, — проворчал полковник.

— Я полагаю, Владимир Михайлович, что Краб и Крокет одно и то же лицо. Просто человек исполняет две роли в спектакле, который для него имеет свое название — «Сладкая жизнь».

— Ты так считаешь? — изумленно спросил Севидов и задумался…

Краб, как только вошел в квартиру Борзовой, сразу же стал превращаться в Крокета. Снял парик, усы, бороду, умылся, причесался. Взглянул в зеркало и самодовольно ухмыльнулся. На него смотрел вполне симпатичный молодой человек. Правда, серые глаза глядели зло и настороженно. Огромным усилием воли Крокет снял напряжение с лица. Теперь взгляд его был веселым, даже привлекательным. Когда он вот так смотрит на Людку, та балдеет от счастья и готова идти за ним хоть в огонь, хоть в воду.

Крокет, аккуратно сложив в саквояж свои маскарадные принадлежности и щелкнув замком, взглянул на настенные часы с кукушкой. До окончания работы у Борзовой оставался еще добрый час. От нечего делать он подошел к мягкому креслу и, лениво развалившись в нем, взял в руки тонкую стопку журналов «Советский экран». Его скучающий взор скользил по иллюстрированным страницам. Но этого занятия хватило ненадолго.

Крокет оставил кресло, бросил флегматичный взгляд в окно и снова открыл саквояж. Часть содержимого он выложил на стол. Чего тут только не было! — плоскогубцы, одна маленькая и одна большая отвертки, две связки различных ключей, небольшая фомка, электрический фонарик, нож, ключ от сейфа, два мотка проволоки, веревка, маленькая пилочка для металла и еще всякая всячина.

Он положил в карман только ключ от сейфа, фонарь и нож. Затем все металлические предметы завернул в тряпки и сунул обратно в саквояж. Сверху положил связки ключей, резиновые перчатки, бороду, усы и парик. Всю эту поклажу Крокет поставил возле двери, немного прошелся по комнате. Что-то прикинув в уме, он поднял с пола две бутылки с коньяком, втолкнул их в холодильник. Потом, посмотрев на часы, шагнул к вешалке, перекинул через руку плащ, взял саквояж и вышел из квартиры.

У Тростника и Майского глаза полезли на лоб, когда они увидели, что к машине подходит Крокет.

— Что за чертовщина? — проворчал майор. — Я же своими глазами видел, что Крокет остался дома, а в эту квартиру зашел Краб.

Он тут же из кармана достал радиостанцию:

— «Ромашка», «Ромашка»! Я двадцать третий, я двадцать третий. Как меня слышите? Прием!

И тут же прозвучал ответ «Ромашки»:

— Я — «Ромашка». Слышу вас хорошо. Прием!

— «Ромашка»! Где находится ваш?

— Дома. Пока не выходил.

Крокет в это время положил в багажник саквояж, сел в машину и завел двигатель. Тростник и Майский бегом бросились к своей машине и двинулись следом.

Пока ехали за Крокетом, Тростник, угнетенный и подавленный непонятными фокусами Краба и Крокета, связался с управлением, коротко сообщил об увиденном. Он тут же услышал голос Ветрова:

— Двадцать третий, двадцать третий! Все так и должно быть. Не удивляйтесь. Объясню позже. Продолжайте наблюдение.

Тростник изумленно повертел головой:

— Что за хохмачество? Не пойму! Цирк на дроте — и все тут!

Крокет остановился недалеко от проходной, и Тростник почти тотчас увидел своих. «Наверное, здесь работает Борзова?» — предположил майор и по радиостанции сообщил, где он находится. Ветров сразу же спросил:

— Наших, которые работают с Борзовой, видите?

— Да, видим.

— Хорошо, продолжайте действовать…

Крокет занервничал — что-то Борзова задерживается. На нее это не похоже. Всегда была аккуратной. Жора глянул на часы: «О-го-го! Уже лишних двадцать минут торчу здесь. Что случилось?»

И в этот момент показалась Борзова. Села в машину и облегченно вздохнула:

— Ух ты! Еле вырвалась. Зарплата сегодня — дел невпроворот. Поехали.

Он, не отвечая, включил скорость, и машина сначала медленно поехала мимо выходящих из проходной людей, а затем, быстро набирая скорость, понеслась по улице. Жора спокойно разговаривал с «любимой» и, конечно, не видел, как за ним, соблюдая необходимую дистанцию, повторяя его маневры, шли две машины.

Вскоре «влюбленные» приехали к дому Борзовой. Закрыли машину и поднялись на третий этаж в ее квартиру…

Тростник услышал по радио, как центр вызвал «Ромашку» и приказал снять наблюдение за квартирой Крокета. Это еще больше смутило майора, и он начал искать причину столь неожиданной метаморфозы. Однако загадка так и осталась для него загадкой. Правда, в данном случае никакой вины за ним не было.

Ветров был в курсе всех событий, и поэтому только ему одному и удалось раскусить все хитросплетения, к каким прибегнул опасный преступник…

 

В ресторан… на прощание

Крокет взглянул на часы. Ровно семь часов вечера. Впереди еще уйма времени. И он предложил:

— Люда, может, сходим в ресторан?

Она взглянула на него и удивленно спросила:

— Георгий! Откуда у тебя столько денег? — И уже шутливо добавила: — Уж не воруешь ли, а?

— Нет, дорогая! Я — не вор. Слава богу, что мои драгоценнейшие родители в моем лице, а точнее говоря, в лице сидящего перед тобой страстно влюбленного поклонника, имели только одного-единственного сына. Постоянно думая о своем ненаглядном чадушке, они сберегли некоторую сумму, что позволяет теперь выпить чашечку кофе в приличном ресторане — и мне, и тебе, бесценное мое сокровище, — Крокет легонько прикоснулся губами к раскрытой ладони Борзовой.

Людмила засмеялась и повисла у него на шее:

— Наконец ты нашел возможность тратить собранные твоими родителями деньги. Скажи, сколько любимых может обеспечить эта сумма?

— Ох и ревнивая ты! Ну, собирайся! А то в ресторан не попадем.

Людмила начала собираться. Крокет подошел к окну и, глядя на стоящую во дворе машину, задумался. «А если старик копыта на сторону отбросит? Что с машиной будет? — рассуждал он. — Может, зря отдал документы Чеховскому? Сейчас можно было бы постараться переоформить машину на меня».

Неожиданно Крокет припомнил последние встречи с отцом. «Странно как-то вел себя. Уж больно за машину беспокоился. Как бы не заложил меня, старый хрыч! — беспокойные мысли роем носились в его голове. — Кто я ему? Сын? Только по документам числюсь. Странно, но я не помню его, когда был ребенком. Что я от него получил? Помню только пьяные драки. Мать бил, меня тоже не щадил. Однажды так поддел, что мигом под кровать сыграл».

Крокет поморщился, будто ощутил боль в боку от удара подкованным отцовским сапогом. «Нет, верить нельзя. Нужно заставить старика, чтобы завещание на машину было оформлено на меня. Правда, это может насторожить его, подумает, что укокошить хочу, в милицию ринется. Лучше пока отложить это дело. Черт с ним! Годика два-три можно подождать. Откинется Чеховский, возьму свои ксивы и составим дарственную. Надо только узнать, сколько ему сидеть осталось…»

Голос Борзовой вывел Крокета из задумчивости:

— Я готова. Пошли?

Они спустились вниз, вышли из подъезда, пешком направились в центр города и вскоре сели за столик в ресторане.

Тростник воспользовался паузой и позвонил Ветрову:

— Слушай, Игорь! Не похоже, что он ночью будет выступать. Привел свою подругу в ресторан и гуляет на всю ивановскую.

— Все правильно, Володя. К вам поехала смена. Передай им Краба, а сам приезжай сюда.

— Понял, еду…

Ветров был у себя. Когда Тростник вошел в кабинет, майор по телефону разговаривал с женой:

— Ты не волнуйся. Сегодня немножко задержусь, — успокаивал он Надю. Тростник не выдержал, вырвал трубку из рук друга и прокричал:

— Надя, привет! Ты не верь… Он, кажется, собрался трудиться налево, — и не дожидаясь ответа, передал Ветрову трубку. Игорь Николаевич молча слушал жену.

— Понимаешь, Надюша, этот наглец даже не успел разобраться до конца что к чему и отдал мне трубку. Ты, может, повторишь, что я слышал? — И повернулся к Тростнику: — Ну, что? Хочешь послушать?

Тростник засмеялся и, отчаянно махнув рукой, отказался взять трубку.

Ветров закончил телефонный разговор и выразил сочувствие своему сослуживцу:

— Что? Набегался?

— А ты что думал? Шлепая по следам, не очень-то отдохнешь!

— Ах, ах! Умаялся, бедненький! — подзадорил майор Тростника. — Ты лучше мне другое скажи: как он ведет себя? Вы могли насторожить его, вызвать излишние подозрения.

— Нет. Это исключается. Мы работали чисто… Слушай, Игорь, что это за фокусы? Мы ждем Краба — выходит Крокет… Завели в квартиру Крокета — выползает Краб.

— Старик, ничего здесь странного нет. Краб и Крокет — одно и то же лицо. Крокет думал вокруг пальца нас обвести.

— Вот это фокус! А я-то голову ломаю. Что за мистика, думаю: прямо на глазах Краб в Крокета, а Крокет в Краба превращаются! Зря только Рыбникова обругал. Ведь сам мог пустой клазет до петухов караулить. Да, но как же Краб? Не будет же он вместе с Борзовой кражу совершать! Насколько мне известно, она его знает как Крокета.

— В том-то и дело, что она и как Крокета не знает его. Он для нее — Клешнев, и больше никто.

В кабинет вошел Майский:

— Как я понимаю, сегодня ночью спать не будем.

— Естественно. Впрочем, ты уже забыл, как ночь выглядит.

— Помню. Не забыл. Теплой выглядит, Игорь Николаевич. — И тут же спросила: — А почему он повел Борзову в ресторан?

— Думаю, что для того же, для чего и снотворное купил.

— Игорь Николаевич, ей ничего не угрожает?

— Как тебе сказать? — Ветров на какой-то момент задумался. — Честно говоря, я и сам тревожусь. Если он своего лучшего друга не пожалел, то что ему стоит какая-то случайная женщина. Однако, как мне кажется, можно предполагать и другое. Скажем, нужно ли ему убивать Борзову? Тем более что копия ключа у него уже есть. А снотворное? А коньяк? Видимо, события развернутся так: она выпьет снотворное, разбавленное коньяком, а он пойдет на «дело». Вернется к утру, а Борзова и знать ничего не будет. Даже если бы он и попал под подозрение, то она первая начнет горло драть и доказывать, что ночью сей рыцарь дальше ее постели никуда не уходил.

Тростник подошел к столу и снял трубку прямого телефона. Ответил дежурный.

— Это Тростник. Меня никто не спрашивал? Да, да… понял вас… Спасибо… Я позвоню ей.

Ветров улыбнулся:

— Давай я позвоню. Поговорю, как ты с моей.

— Не хватало еще! — буркнул Тростник. — Моя таких шуток не любит.

— Что? Отлуп будет?

— Да ну тебя, — отмахнулся Тростник и направился к двери. — Пойду звякну, чтобы не беспокоилась.

Майский спросил:

— Игорь Николаевич, а кто на заводе знает о готовящейся краже?

— Директор, секретарь парткома и начальник охраны. Все будут ночью на заводе. Директор просил, чтобы и его взяли на операцию. Еле отговорил. Решили, что начальник охраны возьмет с собой лишь одного подчиненного, и хватит. Нас тоже будет немало…

Прошло около трех часов. Ветров получил сигнал, что Крокет и Борзова вышли из ресторана и направились в сторону ее дома. Майор позвонил Тростнику:

— Пора и нам. Бери ребят, встретимся внизу.

Через несколько минут два милицейских «козла» быстро неслись по вечерним улицам города…

Краб не спеша вел под руку Людмилу, развлекал ее анекдотами. Борзова была не в настроении, думала о чем-то своем, и болтливость спутника ее раздражала:

— Хочешь, я расскажу анекдот?

— О, давай! — и Краб, куражась, добавил: — Только не соленый.

— Бог придумал умных и дураков, решил их расселить на земле. А как расселить? Думал он, думал и решил: умных посадить в один мешок, дураков — в другой. Раскрутил оба мешка над головой и бросил их с огромной высоты на землю. Вот летят умные в своем мешке и поют: «А мы — умненькие, а мы — умненькие». — И неожиданно спросила Георгия:

— Слыхал, небось?

Георгий замотал головой:

— Нет, что-то не слыхал.

— Тогда ты в другом мешке летел.

Краб громко расхохотался:

— Ну и купила! Ну и купила! Молодец! Постой, постой… Выходит, что я дурак?

— Нет, ты просто в другом мешке летел.

Дальше они шагали молча. Пришли домой.

Борзова спросила:

— У меня будешь ночевать?

— Конечно. Мы с тобой еще по рюмочке сделаем.

Он подошел к холодильнику, открыл дверку и взял бутылку коньяку.

— Садись, выпьем.

— Сейчас. Переоденусь только.

Она потянула лежащий в кресле халат и начала переодеваться. Краб вышел на кухню, быстро достал таблетку снотворного, подумал и взял еще одну, выхватил из столика две столовые ложки, растер таблетки. Вытащил из кухонного буфета рюмки и, высыпав в одну из них порошок, быстро направился в комнату. Краб разлил в рюмки коньяк и стал ждать, пока она подойдет к столу. Когда Борзова подняла рюмку, он сказал:

— У тебя, кажется, настроение испортилось?

— Немного, — односложно ответила Борзова и посмотрела через рюмку на люстру. Крабу стало не по себе: «Нет, видеть она не могла».

Он достал из кармана коробочку с серьгами и протянул Людмиле:

— А это тебе.

Она взяла коробочку и, открыв ее, удивленно спросила:

— Мне?! В честь чего?

— Просто так, — Краб скромно опустил глаза, — хотел сделать приятное. Давай — за здоровье!

— Давай. А за подарок спасибо.

Он первым глотнул напиток. Борзова отпила половину и поставила рюмку на стол.

— Э-э, нет! — запротестовал Краб. — До дна! До дна!

— Ты меня споить хочешь? — спросила Люда. — Может, задушить решил?

Приняв игриво-сценическую позу, Краб зло засмеялся:

— Не выпьешь — задушу!

— Не буду рисковать, — улыбнулась Борзова и выпила. — Пойду постелю…

 

Последние шаги

Краб выскользнул из дома около часа ночи. Подошел к машине, сел за руль и поехал. Остановился поблизости от завода, выждал несколько минут, развернулся и въехал во двор большого дома. Недалеко от стоящих машин поставил свою, замкнул дверку, вытащил из багажника саквояж, извлек оттуда принадлежности для гримировки. Напялив парик, прицепив бороду, усы, Краб направился к заводу. Он долго ходил с саквояжем в руке вдоль забора. Прислушивался, оглядывался, словно предчувствуя опасность. Наконец решил действовать. Подошел к штабелю стеклотары возле небольшого магазинчика, постоял, подумал, затем поднес два ящика к забору. Осмотревшись внимательно еще раз, Краб перенес еще несколько ящиков, соорудил из них небольшую пирамиду и взобрался на забор, чтобы осмотреть внутреннюю часть заводской территории. Все было спокойно. Тогда Краб достал моток веревки, привязал один конец к торчащему на вершине стены металлическому штырю, а другой — к саквояжу. Несколько ловких движений — и все его имущество оказалось на земле с обратной стороны забора. После этого и сам он спустился по веревке вниз. С минуту стоял. По-прежнему кругом было тихо. Краб отвязал саквояж, взял его в руку и быстро направился к зданию заводоуправления. Подошел к крайнему окну. В руках появились все тот же клей и лист плотной темной бумаги. Чтобы выдавить стекло, времени много не понадобилось. Вскоре Краб уже находился в туалете. Натянул на руки медицинские перчатки, дернул за ручку дверь — открыта. Вышел в длинный темный коридор. Пробрался мимо ряда дверей и, остановившись у одной из них, достал связки ключей, начал ковыряться в замке. Отомкнул. Прежде чем потянуть на себя дверь, достал из кармана нож, раскрыл его. Попробовал, хорошо ли зафиксировано лезвие, и только тогда вошел в бухгалтерию.

Большая комната была заставлена канцелярскими столами, книжными шкафами. Краб осмотрелся и направился к обитой жестью двери. Включил фонарик, тщательно осмотрел ее. Признаков сигнализации, кажется, никаких нет. Достал связки ключей и начал колдовать над замком. Щелчок, второй щелчок — дверь распахнулась. Краб оказался в маленькой комнате. Слева в стене — квадрат окошка, возле него — стол и стул. «Наверное, здесь сидит Людка?» — подумал Краб, направляясь в противоположный угол, где горой возвышался громадный сейф. Поставил саквояж на пол, достал из кармана ключ. С минуту держал его в руке и словно читал про себя какое-то волшебное заклинание, наконец вставил ключ в замочную скважину. Повернул раз, другой, и дверь с легким скрипом раскрылась. Краб включил фонарик. Вспыхнул яркий свет. Нет! Не свет фонарика. Загорелась электрическая лампа под потолком. Сзади послышался какой-то шум. Еще ничего не понимающий Краб обернулся. В комнату входила группа людей, среди них двое в форме милиции.

— Спокойно, гражданин Крокет! — приказал оперативный работник.

Все было, как во сне. Краб не успел опомниться, как на запястьях замкнулись наручники!

— Отбегался, отбегался, Крокет.

Майский поправил:

— Не Крокет, товарищ майор, а Краб.

— Нет, товарищ старший лейтенант, именно Крокет, он же Клешнев, он же Фролов, — Ветров, подойдя к Крабу, сорвал с него парик, бороду и усы. — Теперь видишь — кто это?!

Только сейчас понял Крокет, что капкан сработал. С его уст сорвался хриплый возглас:

— Кто?

— Что — кто? — не понял Ветров.

— Я понимаю… мне — вышка… Кто заложил меня?

Майор улыбнулся:

— Мы.

— Кто «мы»? — переспросил он.

Тот спокойным голосом уточнил:

— Уголовный розыск…

Раннее утро. Дождя нет. Ветров решил пройтись пешком. Когда он входил в квартиру, домашние уже не спали. Дочка бросилась к нему и повисла на шее:

— Папа пришел! Папа пришел!

Игорь Николаевич подхватил ее на руки и спросил:

— Хочешь, научу считалочке?

— Хочу! Хочу!

— Тогда слушай: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Царь велел меня повесить. Но царица не дала и повесила царя. Царь висел, висел и в помойку полетел…